В «Краткой истории о поведении Академической Канцелярии», составленной в 1764 г., Ломоносов писал: «Под смотрением и по расположению Ломоносова построена химическая лаборатория, в которой он, трудясь многими опытами, кроме других исследований, изобрел фарфоровую массу». Для суждения о работах Ломоносова по технологии фарфора сохранились весьма ограниченные материалы, еще более скудные, чем по химии и технологии стекла. В них записаны рецепты его фарфоровых масс и качество получавшегося фарфора после обжига. Часть этих рецептов находится среди его «Лабораторных записей» в разделе под заглавием: «фарфорные пробы»; другая — в его «Лабораторном журнале», упоминавшемся неоднократно ранее.

По всей вероятности, фарфором Ломоносов занимался менее продолжительное время, чем стеклом. Однако и в области технологии фарфора его работы так же вполне оригинальны, как и в области стеклоделия. Объясняется это не только том, что Ломоносов не хотел заимствовать что-либо со стороны в своих исследованиях по фарфору, но и тем, что не смог бы этого сделать. В его время достоверных и надежных знаний по технологии фарфора было так мало, что Ломоносов не мог воспользоваться чем-либо существенным для своих исследований в этой области. То достоверное, что знали на немногих фарфоровых фабриках, было строго засекречено и скрыто от непосвященных. «Китайский секрет», был известен лишь очень немногим современникам Ломоносова.

Фарфор возник впервые в Китае. О времени его появления до сих пор нет вполне надежных сведений. Одни авторы предполагают, что фарфор был известен китайцам задолго до нашей эры; другие относят время его возникновения к VII в. н. э. С 1928 г. по 1937 г. археологической секцией Института истории и филологии Китайской Академии Наук производились раскопки в Аньяне, на севере провинции Хэнань, с целью установить время появления первого фарфора в Китае. Однако они не дали убедительных материалов для решения этого вопроса. Если считаться с китайскими источниками, то изобретение фарфора должно быть отнесено к периоду Хань, т. е. в пределах от 206 г. до н. э. и до 221 года н.э.

Во время посещения Китая и длительного пребывания в нем венецианского купца Марко Поло в конце XIII в. китайские фарфоровые изделия достигли уже высокой степени совершенства и изготовлялись в большом количестве. Марко Поло, а вместе с ним и его современники — европейцы, которым он привез из Китая фарфор, были поражены его изяществом и белизной. Вот восторженный отзыв Марко Поло о китайском фарфоре, впервые увиденном им: «Есть в этой области город Тинуги; делают там большие и маленькие фарфоровые чашки, лучших и не выдумаешь; делаются они только в том городе и отсюда развозятся по свету. Их тут много и они дешевы; за один венецианский грош дают три, да таких красивых, лучше и желать нельзя».

Китайский фарфор понравился европейцам, и с конца XIII в. начинается оживленная торговля фарфоровыми изделиями между Китаем и Европой. Однако через некоторое время у европейцев появляется желание узнать «секрет» изготовления фарфора, чтобы самим организовать его производство у себя в Европе. Спрос на фарфор был большой, ценился он дорого, торговля им шла оживленно. Китайцы ревниво оберегали секреты изготовления его от пытливых европейцев и строго наказывали тех своих земляков, которые» делали попытки выдать эти секреты чужестранцам. Предприимчивые европейцы делали всевозможные ухищрения, чтобы проникнуть на фарфоровое производство в Китае и ознакомиться с его секретами.В конце XVII в. французский патер Д'Антреколл под предлогом миссионерства едет в Китай с целью выведать «китайский секрет». Ему удается кое-что узнать, кое-что подсмотреть. Его наблюдения были опубликованы на французском языке в начале XVIII в. и могли стать достоянием всех образованных людей того времени; нет сомнения в том, что их должен был знать и М. В. Ломоносов.

Известно, в частности, что Д.И.Виноградов был знаком с записками патера Д'Антреколла на французском языке; он упоминает об этих записках {делая ссылку на французское издание) в своем «Обстоятельном описании чистого порцелина». Ознакомление с записками Д'Антреколла убеждает нас в том, что они представляют собой набор всевозможных сумбурных сведений, относящихся к изготовлению китайцами фарфора, и никакой технической или производственной ценности не имеют. По таким данным невозможно было бы не только построить новое производство, но и понять отчетливо, в чем оно заключается. Нет никакой возможности по его запискам представить себе ясно и самое главное: что такое фарфор. Из записок Д'Антреколла можно было сделать лишь одно заключение: для изготовления фарфора китайцы применяют два исходных сырьевых материала: «каолин» и «петунтзе».

Однако европейцы во времена Ломоносова не знали этих материалов, и названия их были лишены реального значения и смысла. Таково было «открытие», сделанное Д'Антреколлом в Китае; он смог сообщить европейцам лишь то, что сочетание каолина и петунтзе дает фарфор, о котором мечтали правители всех европейских стран того времени. Но Д'Антреколл не мог сказать самого важного: где в Европе можно найти эти материалы и что они собой представляют с химической и физической точки зрения. Таким образом, «китайский секрет» - остался по существу неразгаданным.Насколько недостаточны были знания о каолине и петунтзе в XVIII в., можно судить, например, по запискам русского-академика В. М. Севергина (1765—1826 гг.), обладавшего весьма богатой эрудицией в области минералогии и химии. В согласии с современной наукой, Севергин считал, чти петунтзе и каолин есть разновидности полевого шпата, находящиеся в Китае: «Уверяют, что у китайцев известно две разности оного [т. е. полевого шпата], одна под именем петунтзе, которая есть полевой шпат белый и листоватый, а другая под именем каолин, которая есть полевой шпат разрушенный глинистый. Оба сии вещества употребляют они на делание фарфора».

Д. И. Виноградов, знавший записки Д'Антреколла, как мы говорили об этом раньше, упоминает в своих рукописях о каолине и петунтзе. Всякие его высказывания по поведу фарфора особенно интересны тем, что Д. И. Виноградов был в середине XVIII в. человеком, наиболее знающим фарфоровое дело как со стороны теоретической, так и с прикладной. Он пишет, что петунтзе есть «вещество каменистого вида в гористых местах вырубается», а каолин — глина «мягкая и слизкая». Однако он добавляет, что полностью в этом не уверен. Таково было представление об этих материалах выдающегося русского керамика XVIII в., стоявшего на уровне последних достижений науки и техники того времени.

Независимо от попыток выведать фарфоровый секрет непосредственно у самих китайцев, в XVII в. в Европе делались опыты над получением фарфора самостоятельно. Алхимики стремились с таким же рвением найти способы изготовления фарфора, как и золота. В конце XVII в. французу Морену из Тулона удается получить вещество, похожее на фарфор. Как мы теперь знаем, «фарфор» Морена представлял собок полупрозрачное стекло белого цвета («глухое», как говорят стеклотехники). Этот фарфор называют в настоящее время «реомюровьм», приписывая ошибочно и несправедливо французскому ученому Реомюру изобретение, которое ему не принадлежало. Во время работ Морена Реомюр был слишком молод, чтобы принимать какое-либо участие в них. Когда Морен сообщал Парижской Академии Наук о полученном им фарфороподобном веществе в 1694 г., Реомюру было всего 13 лет. Присвоение мореновскому «фарфору» названия «реомюрова фарфора» объясняется, вероятно, тем, что Реомюр опубликовал в 1727 и 1729 гг. две статьи, содержащие теоретические рассуждения о составе фарфора и о способах его :получения. Он обсуждает в них, в частности, и тот способ получения, который был разработан Мореном и который дает в действительности лишь белое полупрозрачное стекло, принимавшееся в то время за фарфор.

Д.И.Виноградов, отстаивавший понятие «твердого фарфора» («чистого порцелина») подвергал уже в свое время критике этот французский «фарфор». «Во Франции, Пруссии и в немецкой земле, — писал Д. И. Виноградов в «Обстоятельном описании чистого порцелина», — делают так называемую порцелиновую посуду, особливо стаканы и чайные чашки, которые видом тела, разными красками расписаны и прозрачны, но оные ничто иное есть, как тоже ординарное стекло, к которому к массе каких-нибудь животных костей примешивают, отчего оно белизну получает и от горячей воды тотчас лопается, также отменной внутренней материи скорлупы или глазуры на себе не имеет: следовательно, за настоящий фарфор почитаться никак но может».

В 1709 г. в Саксонии, в замке Адьбрехтсбург, в Мейсене возникает первое в Европе производство «твердого», «настоящего» фарфора. Саксонский фарфор появляется в результате работ физика Чирнгауза и его помощника химика Бетгера, которым удается получить фарфоровую массу, весьма близкую по составу и свойствам к китайскому фарфору и весьма отличную от того фарфороподобного стеклообразного вещества, которое было получено незадолго до того во Франции. Новое производство сразу же засекречивается, чтобы воспрепятствовать распространению его в других странах.

Интерес к фарфору в это время не только не ослабевает, а, напротив, нарастает: каждый правитель той или иной страны старается наладить у себя любым путем фарфоровое производство; при этом не гнушаются никакими средствами для этой цели: крадут фарфоровую массу, переманивают к себе мастеров-«арканистов» и т. п. Попытки организовать производство фарфора или фаянса в России начинаются при Петре I. Для этой цели еще в 1718 г. в Россию был выписан голландский мастер Эггебрехт - собственник небольшой фаянсовой фабрики в Дрездене. Эггебрехт пробыл в России недолго и не дал ничего полезного. По поручению Петра I русский заграничный агент Юрий Кологривый пытался выведать секрет фарфорового производства в Мейсене, но потерпел неудачу.

В 1724 г. русский купец Гребенщиков основал в Москве за свой счет фаянсовую фабрику; на ней же велись опыты по изготовлению фарфора из отечественных материалов; опыты эти не получили должного развития. Были также попытки заимствовать фарфоровое производство из Китая. За большую сумму удалось подкупить одного китайского фарфорового мастера, который «выдал» секрет сибиряку Курсину. Хитрый китаец, повидимому, что-то скрыл от Курсина, так как последний не смог получить фарфора, хотя производил опыты по его изготовлению близ Петербурга по высочайшему указу.

После всех упомянутых неудач по налаживанию фарфорового дела в России было решено, наконец, пригласить в Петербург иностранца, который знал бы практически секрет изготовления фарфора и который смог бы на месте организовать его производство. При Елизавете Петровне, в 1744 г. был приглашен в Россию «порцелинного дела мастер» Христоф Конрад Гунгер, уроженец Тюрингии. Живя в Дрездене» он подружился с Бетгером - одним из изобретателей саксонского фарфора, работавшим на Мейсенском фарфоровом заводе. Встречаясь с Бетгором, Гунгер получил от него какие-то сведения о фарфоре и стал выдавать себя за «арканиста» (человека, знающего тайну), знатока фарфорового и фаянсового дела, хотя на самом деле он был посредственным позолотчиком.

Есть сведения о том, что с 1720 по 1724 г. Гунгер работал на фарфоровом заводе в Венеции; работа на заводе велась на массе, украденной Гунгером в Мейсене. Затем он вновь возвращается в Мейсен и живет там до 1729 г. Далее мы встречаем Гунгера в Швеции, в Стокгольме. Из Стокгольма Гунгер' направляется в Россию, где берет на себя обязательство по контракту, подписанному бароном Н. Корфом, «учредить в Санкт-Петербурге маннфактуру для делания голландской посуды також и чистого фарфора так, как оный в Саксонии делается». [Императорский фарфоровый завод (1744-1904гг.). Шарлатан и авантюрист, обладавший к тому же большим самомнением и неуживчивым характером, Гунгер скоро обнаружил свое полное невежество и неспособность к организации «порцелинного дела».

Дмитрий Иванович Виноградов, находившийся на «порцилиновой манифактуре» с момента ее зарождения и наблюдавший Гунгера со времени его приезда в Россию, так отзывается о нем: «К началу оного [порцелина] дал повод некто родом из Саксонии именем X. К. Гунгер, который по многим государствам волочившись - наконец и здесь в России обязался контрактом порцелин в доброте подобной Саксонскому делать, но чрез пять лет напрасно время на то употребивши наконец получил свой абшид за неисполнение своего обещания в деле порцелина». И действительно, 10 ноября 1748 г. был дан указ об отставке Гунгера. В указе говорится: «Объявитель сего, порпелинного дела мастер Христоф Конрад Гунгер, который по контракту обретался в службе ее императорского величества, из оной службы уволен, и дан ему сей апшит из кабинета ее императорского величества, с которым явиться ему в Коллегии Иностранных дел для получения пашпорта».

Останавливаясь на деятельности Гунгера в России, мы можем лишь сказать, что «секрета» фарфорового производства он не знал, надлежащего технического образования и опыта не имел и потому оказался совершенно неспособным к организации нового дела в России. Тот же Д. И. Виноградов, касаясь деятельности Гунгера, говорит, что «во всю бытность здесь при манифактуре помянутого мастера Гунгера, от которого я однакож кроме следа надлежащих к делу порцелина материалов и некоторых приемов немного в пользу себе получил; отправлял я все работы своими руками».

Таким образом, попытка организовать в России фарфоровое производство руками иностранцев окончилась неудачей. Приобрести секрет производства фарфора за границей, как упоминалось ранее, также не удалось. Никаких книг, где были бы опубликованы надежные технические данные, не было. Д. И. Виноградов писал об этом в 1752 г.: «В Китае и Саксонии дело порцелина содержат весьма тайно. . . Что же до делания порцелина касается, то поныне еще ни письменных, ни печатных книг, которые о том основательно и верно напоминали, нигде не видать, а что где отчасти хотя и находится упомянуто, то оно только взято с рассказов тех людей, которые при порцелинных фабриках случалось хотя мимоездом бывать и от работных людей, которые сами основательно ничего знать не могут, что нибудь ложное за истинное слышать».

Таким образом, для нахождения состава фарфора и способов его изготовления к середине XVIII в. в России намечался лишь один путь - самостоятельная исследовательская работа без всякой возможности заимствования технического опыта извне, без какой-либо «технической помощи» со стороны специалистов, знающих это производство. Успешно разрешить этот вопрос в России в середине XVIII в. удалось двум русским людям - Дмитрию Ивановичу Виноградову и Михаилу Васильевичу Ломоносову. Первый был назначен правительством, после возвращения из-за границы в 1744 г., специально заниматься организацией «порцелиновой манифактуры» на берегах Невы, на месте теперешнего Государственного фарфорового завода. Второй, насколько нам известно, по собственной инициативе поставил перед собой задачу - разработать состав фарфоровой массы из отечественных сырьевых материалов.

Перед тем как перейти к изложению и оценке работ Ломоносова по фарфору, необходимо рассказать о том, какие представления о фарфоре существовали во времена Ломоносова в научных кругах России и за границей. В протоколе заседания конференции Академии Наук от 14 января 1745 г., на котором в числе прочих присутствовал и адъюнкт Ломоносов, упоминается о диссертации профессора И. Вейтбрехта «О превращении стекла в фарфор». Эта диссертация на латинском языке, написанная мелким убористым почерком в тетради малого формата, была подготовлена автором в 1744 г. и представлена 31 декабря того же года в Академию Наук для ознакомления.

В указанный выше день, 14 января, профессор Делиль (De L'Jsle) вернул эту диссертацию в архив, как сказано в протоколе; очевидно, Делиль познакомился с ней. Профессор И. Вейтбрехт на заседании обещал, что он представит возможно раньше конференции образцы, относящиеся к представленной: им недавно диссертации (о превращении стекла в фарфор) с тем, чтобы они хранились в Академии. Через неделю на очередном заседании конференции Академии Наук, 21 января, где также присутствовал Ломоносов (хотя он и не был записан в протокол), И. Вейтбрехт представил «образцы стекла, превращенного в фарфор», хранившиеся в ящике и имевшие сигнатуры, которые соответствовали пометкам на полях диссертации. На следующем заседании, 28 января, конференция Академии Наук слушала диссертацию Вейтбрехта, которую тот читал уже по чистовому тексту, имеющему заголовок: «De vitro in porcellanam mutando»; на этом же заседании чтение ее былой закончено. Никаких решений по поводу ее в протоколе записано не было.

Каждый из образцов сопровождается указанием веса, в скрупулах, драхмах и гранах. Самый тяжелый из них в переводе на метрическую систему весил 28.68 г, а самый легкий - 3.25 г. Образцы «стекла, превращенного в фарфор» профессором И. Вейтбрехтом, до нас не дошли, но тем не менее мы можем вообразить, что они собой представляли. Это были образцы закристаллизовавшихся под влиянием благоприятной тепловой обработки стекол, которые приобрели благодаря этому белый цвет, весьма похожий на цвет фарфора. Диссертация Вейтбрехта представляет большой интерес как для истории науки, так и для характеристики взглядов на фарфор некоторых ученых того времени. Следует при этом подчеркнуть, что она была написана не случайным и частным лицом, а членом Академии Наук, зачитана на ее заседании и сопровождалась экспериментальными образцами.

Постановка работы по фарфору именно в 1744 г. была также не случайной: осенью этого года в Россию прибыл иностранный мастер Христоф Конрад Гунгер для налаживания работы «порцилиновой манифактуры»; о его бесславной роли в этом деле уже упоминалось ранее. Осенью того же года бергмейстер Дмитрий Иванович Виноградов был откомандирован из Верг-коллегии на ту же порцелиновую мануфактуру для «присмотру дела порцелина», как он сам писал. Таким образом, 1744 г. надо счигать годом начала работ по получению русского фарфора, если не считать безуспешные попытки в этом же направлении, которые производились в России и ранее. Проф. И. Вейтбрехт, который не мог не знать о приглашении в Россию Гунгера и о назначении Д. Виноградова, осенью 1744 г. сам поторопился получить фарфор независимо от них, произвел опыты и уже доложил о них в начале 1745 г. «Фарфор» Вейтбрехта не имел успеха. Его опыты не получили продолжения в Академии Наук, в то время как работы на порцелиновой мануфактуре благодаря Д. И. Виноградову успешно подвигались. Немного позже там же, в Академии Наук, работы по фарфору были поставлены Ломоносовым, но совсем на иных началах, чем у Вейтбрехта.

Таким образом, идея стеклообразного фарфора, доложенная в Петербургской Академии Наук профессором И. Вейтбрехтом в 1744-45 гг., не получила в ней поддержки. Возникшая во Франции, она стала известной благодаря статьям Реомюра, опубликованным в Трудах Парижской Академии Наук (1727 и 1729 гг.), упоминавшимся нами ранее. Ею воспользовался в своей работе Вейтбрехт, но безуспешно. Идея эта, представлявшая собой некоторое заблуждение в технологии фарфора, не встретила поддержки на русской почве, где получение фарфора было поставлено и развивалось на иных принципах, разработанных и развитых в трудах Виноградова и Ломоносова. В своей диссертации профессор Вейтбрехт ссылается на Реомюра, который изобрел способ изготовлять фарфор, исходя из стекла. Этот способ получения фарфора из стекла, вслед за Реомюром, упоминается в литературе неоднократно, почти до конца XVIII в. Приведем некоторые примеры.

В своей «Минералогии», выпущенной в русском переводе в 1763 г., Иоганн Готшалк Валерий дает характеристику фарфора и делит его на два вида: «настоящий» и «ненастоящий». Про последний он пишет, что «из разного стекла, ежели оное вместе с известью обжигать, фарфор делать можно, который способ описан Реомюром во французских ученых записках». «Сосуд, сделанный из простого зеленого стекла, становится в просторный плавильный горшок и обсыпается весь смесью из песка и алебастра, которая смесь насыпается и во внутренность сосуда, и угнетается колико можно туже, потом покрывается горшок крышкою, обмазывается и становится в обжигальную лечь у горшечников, где должен он все продолжение обжигания у горшков стоять и весь жар вытерпеть. От сего получает сие стекло и все сделанное из него судно вид фарфора, а помянутая смесь песку с алебастром может употребляема быть опять на то же дело: сей фарфор в составе своем кажется так, как бы составлен весь был из шелковых жилок, и не имеет на себя нитяности и ничего на стекло похожего, и притом так тверд, что при биении об огниво производит от себя как от кремня искры».

Приведенный рецепт превращения стекла в «некоторый род фарфора» есть не что иное, как процесс кристаллизации стекла, и, конечно, ничего общего с фарфором не имеет. Несомненно, что образцы «фарфора» Вейтбрехта, полученные им из четырех различных сортов стекла, представляли собой тоже закристаллизовавшееся («зарухшее», по терминологии стеклотехников) стекло. Важно отметить, что Ломоносов знал об этих работах Вейтбрехта и видел образцы его «фарфора». Однако не сохранилось каких-либо архивных или литературных данных, непосредственно характеризующих его отношение к исследованиям Вейтбрехта или им подобным. Но, несмотря на это, можно сказать совершенно определенно, что Ломоносов не разделял этих заблуждений своих современников и, как мы увидим позже, придерживался иных взглядов на этот предмет.

За 15 лет до диссертации Вейтбрехта в Петербургской Академии Наук о превращении стекла в фарфор на русском языке появилась серия анонимных статей, посвященных фарфоровому производству. Они принадлежали И. Г. Гмелину, получившему в 1731 г. звание профессора химии и натуральной истории. Эти статьи, напечатанные в нескольких номерах «Примечаний» к «Санкт-Петербургским ведомостям убыли вообще первыми статьями по химической технологии, опубликованными в изданиях Академии Наук а России. Они содержали литературный обзор тех сведений по фарфору, которыми располагал автор к 30-м годам XVIII в. В частности, в них были изложены записки патера Д'Антреколла об изготовлении фарфора китайцами, а также некоторые теоретические соображения самого автора по вопросу о составе фарфора.

С этими статьями Ломоносов, конечно, был знаком, но они не могли дать ему ничего существенного при его работах по фарфору. Они не содержали конкретных научных или технических данных; статьи имели слишком общий характер, так как ни сам автор, ни его современники не могли располагать какими-либо ценными сведениями по фарфору, представлявшими собой достояние очень немногих людей, изготовлявших фарфор в Китае и в Европе. Таково было вкра.тце состояние знаний в области химии и технологии фарфора к середине XVIII в., когда Ломоносов приступил к исследовательским работам над получением своего фарфора.

Производство его в Китае и в Саксонии было засекречено. Редкие литературные источники, в которых появлялись некоторые сведения о технике получения фарфора и о его свойствах, не содержали сколько-нибудь ценных данных в научном или техническом отношении. Отдельные ученые, как, например, упоминавшийся нами Вейтбрехт, могли считать фарфором закристаллизовавшееся стекло. Только очень немногие представители науки и техники имели правильное представление о фарфоре и отличали его от стекла, с одной стороны, и от керамических изделий, с другой стороны (например от фаянса). Необходимо было вести борьбу за понятие «чистого порцелина», как это делал, например, Д. И. Виноградов, проводивший резкую и отчетливую грань между фарфором, стеклом и фаянсом.

Судя по лабораторным записям, Ломоносов стоял на правильной позиции. Знавший стекло из своего богатого лабораторного опыта, он не мог смешивать его с фарфором и относил последний к продуктам керамической технологии. Он не смешивал его и с современным ему фаянсом, о чем можно судить по его архивным документам. Наступивший 1750 г. застает Ломоносова за исследовательской работой над получением фарфора и стекла. 27 апреля этого года он подает в Канцелярию Академии Наук рапорт, в котором отчитывается о своей работе за первую треть года.

«В нынешней генварьской трети, а особливо минувшего Марта и сего Апреля месяца деланы в химической лаборатории многие пробы для мозаических и других крашенных стекол, так же и для фарфору, на что полученное в оную уголье всё изошло, ибо кули так малы, что в два часа в печи, которая длиною и шириною в поларшина, сгорает по шести и по осьми кулей. . . Ежели Канцелярия Академии Наук заблагорассудит, чтобы я в делании фарфора мог иметь большие успехи, то надлежит в лаборатории построить особливую печку из белого гжельского кирпича, которого на то потребно пять сот кирпичей: сто кирпичей подового, да сто же клинчатого, которых должно требовать от Канцелярии главной артиллерии; а скласть оную печку можно академическими печниками по моему указанию. Того ради Канцелярию Академии Наук прошу помянутые кирпичи и сто кулей уголья приказать поставить в лабораторию. Профессор Михаиле Ломоносов».

Упоминающиеся в ломоносовском рапорте гжельские кирпичи представляли собой в те времена лучший по огнеупорности материал для кладки лабораторных и производственных печей. Они изготовлялись из гжельской глины, выгодно отличавшейся от других глин белизной после обжига и некоторой огнеупорностью. Гжельская глина известна была русским людям уже во времена царя Алексея Михайловича, который в 1663 г. дал указ «во гжельской волости для аптекарских и алхимиских сосудов приискать глины, ... а в иные дела тое глины никуда не давать». Эту глину крестьяне Гжельской волости возили в Москву по мере надобности в ней в Аптекарском приказе. Она же применялась и на первых русских стекольных заводах: Духанинском, Измайловском и Черногсловском, находившихся неподалеку от Москвы. Швед Иоганн Филипп Кильбургер, побывавший в России в 1673-74 гг. и писавший о русской торговле во времена царя Алексея Михайловича, так отзывался о гжельской глине: «Печные камни привозятся за 15 верст оттуда, а кирпичная глина, которая превосходит иностранную в крепости, копается зимою в 50 верстах во Гжели, - и все привозится в названное время на заводы».

Гжельской глиной пользовались также и во времена Петра I для изготовления огнестойких кирпичей, необходимых для кладки печей. Сохранился интересный указ царя Петра по поводу испытания качества этой глины как материала для изготовления кирпичей. Приводим его полностью. « 1721, сентября в 8 день. По указу великого государя, царя и великого князя Петра Алексеевича, всея Великие и Малые и Белые России самодержца, в Берг-коллегии приговорили к пробе в лаболаторию по модели зделать сорок четыре кирпича из белой гжельской глины, которая ныне глина есть в приеме у пробного мастера Штифта. И оные кирпичи велеть нанять зделать и обжечь капитану Петру Челищеву, а как зделаны будут отдать в лаболаторию с роспискою и о даче тех кирпичей к капитану Челищеву, о об отпуске глины к пробному мастеру Штифту послать указы».

Испытание этих гжельских кирпичей должно было производиться в химической лаборатории, которая существовала в то время в Петербурге (у нынешнего Литейного моста) и которая была открыта в 1720 г. Она предназначена была для контрольных испытаний («проб») всевозможных рудных и нерудных ископаемых. Гжельской глиной пользовались и на фаянсовом заводе Афанасия Гребенщикова в 1724 г. при опытных работах по фарфору и при изготовлении фаянсовой посуды.

Наконец, в конце 1744 г. на гжольское месторождение глин выезжали Д.И.Виноградов и Гунгер с целью отбора подходящего сорта их для изготовления русского фарфора. Гунгер избрал для этого «жировку» - сорт гжельской глины, залегавшей неподалеку от дёр. Жирова; глину «песчанку» он признал пригодной лишь для изготовления кирпичей для обжигательных печей. Виноградов убедился скоро в ошибочности выбора Гунтера и стал применять «песчанку», которая легче поддавалась отмучиванию и имела после обжига белый цвет. С конца 1749 - начала 1750 г. Виноградов стал применять для изготовления своего фарфора также и «черноземку» - сорт гжельской глины, имевшей в природном состоянии черный цвет, а после обжига - белый. Виноградов пробыл в командировке в Москве и на гжельском месторождении с 27 апреля по 13 декабря 1749 г. и добился доставки в Петербург 2246 пудов гжельской глины черноземки; она была доставлена и принята на место назначения 18 декабря 1749 г. Этим была создана солидная сырьевая база для дальнейших работ по фарфору в Петербурге.

Ломоносов также избрал для своих работ по фарфору гжельскую глину, о свойствах которой он знал по опытам других. Значительно позже, когда его «фарфорные пробы» были закончены и когда он уже мог составить мнение о качествах гжельской глины на основе своих собственных экспериментальных работ, он так писал о ней в «Первых основаниях металлургии» (1763 г.): «По всему сему рассуждать должно, что едва ли есть земля самая чистая и без примешания где на свете, кою химики девственницею называют, разве между глинами для фарфору употребляемыми, какова у нас гжельская или еще исетская, которой нигде не видал я белизною превосходнее».

Кварцевые материалы Ломоносов вводит либо горным хрусталем, либо кварцем; он подвергает их той или иной предварительной обработке - обжигу-промывке, отмучиванию и различной степени измельчению. Одна масса составлена с участием мельчайшего обожженного кварцевого песка. Три фарфоровые массы, в отличие от всех остальных 58 масс, содержат жженый и промытый «левкас», т. е. мел. Одна из этих фарфоровых масс содержит три компонента: горный хрусталь, глину («черноземлю») и жженый промытый левкас; эта масса - единственная трехкомпонентная и составляет исключение в системе двухкомпонентных фарфоровых шихт Ломоносова.

Количественное отношение кварцевого материала к глине меняется в массах от 2 до 6 частей на 1 ч. глины, кроме массы № 21, в которой на 4 ч. кварца приходится 6 ч. глины. Отсутствие оценок качества готового фарфора не позволяет нам составить представления о том, к каким выводам мог притти Ломоносов на основании «пробы первой». Часть образцов из этой серии была испорчена при обжиге по вине муфеля, который был изготовлен на стекольном заводе и при нагреве погнулся и лопнул. Образцы были засыпаны пеплом, а найденные в нем куски фарфора «были мелкими ноздрями роздуты», а другие «как шпат слоеваты».

Следует отметить, что нелегкое дело подобрать режим обжига фарфора, содержащего глину с значительным количеством органических веществ («черноземка»), было также успешно разрешено Ломоносовым; он получил фарфор белого цвета, «белее саксонского». Нет сомнения в том, что Ломоносов приступил к своим исследованиям по фарфору тогда, когда Виноградов уже решил в основном задачу получения своего фарфора. Это видно из того, что лаборатория Ломоносова начала работать лишь осенью 1748 г., а Виноградов уже в это время изготовлял свой фарфор. Тем не менее Ломоносов вел свои исследования вполне самостоятельно и совсем другим путем, чем Виноградов. Это доказывается прежде всего сравнением фарфоровых масс того и другого. Развитие исследовательской мысли, поиски оптимального состава фарфоровой массы шли разным путем у каждого из этих русских людей. Кроме того, согласно приказу кабинет-секретаря И.А.Черкасова, Виноградов сохранял составы своих масс в секрете, и о них никто ничего знать не мог, в том числе и Ломоносов.

Все, чем мы располагаем в настоящее время, убеждает нас с несомненностью в том, что исследовательские работы Ломоносова и Виноградова но фарфору шли самостоятельно и независимо друг от друга и от каких-либо иных людей, которые занимались фарфором до них. Ранее уже отмечалось, что, по сравнению с ломоносовским фарфором, современная типичная масса твердого фарфора отличается наличием полевого шпата как плавня. Полевой шпат стал применяться в фарфоровой массе после работ Ломоносова и не является совершенно незаменимым компонентом. Его, отсутствие в фарфоровой массе ничего не говорит против качества фарфора. Из-за малых запасов и дефицитности полевого шпата в ближайшем будущем керамики должны будут заменить его другими сырьевыми материалами, способными сообщить фарфору обычные его свойства.

На примере бесполевошпатового («туркменского») фарфора мы показали недавно экспериментально, что фарфор может > быть создан 6ез полевого шпата - путем сочетания сланцевой непластичной огнеупорной глины («джарданакской»), бентонита («джебелита») и пластичной огнеупорной глины тина часовъярки («вандобской»). В этой массе бентонит играет роль не только пластификатора, но главным образом плавня. Возможны, конечно, и иные варианты состава шихты бесполевопшатового фарфора. В жизнеописании М. В. Ломоносова Б. Н. Меншуткин сообщает, что ломоносовские рецепты применялись на фарфоровом заводе, не подтверждая это утверждение никакими ссылками на первоисточники.Это заявление приходится считать ошибочным; никаких архивных доказательств для него не найдено. Кроме того, работа над фарфором на Невской порцелпно-вой мануфактуре в то время шла но виноградовским рецептам. и едва ли необходимо было привлекать рецептуру Ломоносова. Работы по фарфору были начаты Ломоносовым, вероятно, в 1750 г.; описанные выше рецепты относятся к 1751 г. или началу 1752 г.

Л.Н. Виноградов умер 25 августа 1758 г.. и порцелиновая мануфактура стала постепенно приходить в упадок, так как он был душой всего дела. В 1762 г. фабрика находилась в таком состоянии, что требовалось вмешательство извне. В самом начале царствования Петра III, в январе 1762 г. фабрика была передана из ведения кабинета е. и. в. в распоряжение Сената. Последний 29 января 1762 г. вынес решение о назначении Ломоносова директором фабрики. Причины такого назначения совершенно непонятны, так как Ломоносов в то время имел достаточно забот на своей усть-рудицкой «фабрике делания цветных стекол» и был поглощен многими другими делами, среди которых мозаика занимала не последнее место. Не прошло и месяца, как Сенат передал фабрику снова в ведение кабинета е. и. в., о чем состоялось решение 25 февраля 1762 г. Из сохранившихся документов невозможно установить, почему Сенат так быстро отменил свое решение. Так Ломоносов пробыл в 1762 г. директором фарфоровой фабрики менее месяца и был освобожден от этой должности, вероятно, вследствие своего отказа.

http://ceramics-pottery.ru/article/117/?PHPSESSID=4b8701eccea2b785c91741898810dd37