Недавно проследила деятельность одного миссионера в Киеве, которого знала еще очень давно. Та самая "церковь христа", которая вербует людей на улице, и  у которой бизнес-план - к 2050 году подготовить в каждой стране мира как минимум пять человек, способных открыть церковь. Терзают меня смутные сомнения, они этот план уже перевыполнили. Так вот, у меня к этому достопочтенному Крису Лавингуду проснулась ужасная агрессия. Он из года в год внушает новым студентам доктрину о грехе, подкрепляя свои слова, цитатами довольно приятного, на мой взгляд, теолога и фентезиста Клайва Льюиса. И все ему верят по своей юности и неспособности хоть о чем-то задуматься...

В первый день учебы, я спросила у соседки по парте, верит ли она в Бога. И она ответила, что атеистка и не верит ни во что, кроме материи. "А я верю", - сказала я. Что же! Буквально через пару месяцев она кается, через год крестится у этих сектантов, а на сайте Криса Лавингуда написано, что она сделела очень много для церкви...

Однажды одна из их прихожанок решила поселиться со своим любовником и исчезнуть с горизонтов христианской деятельности. «Братья по вере» преследовали ее еще в течение месяца, пытаясь внушить ей, что ее душа погрязла в грехе… Братья приходили к ней домой и вели разъяснительные беседы. Представляю, как это выглядело: темпераментная и эмоциональная дама была вынуждена выслушивать наставления разжиревших миссионеров в белых рубашечках с галстуками.

Даже когда я была христианкой, я никогда не каялась. Я считала, что все, что я делала - угодно Богу, даже если это включало употребление больших количеств водки и так называемый блуд. Я была, в терминологии Джеймса в его "Многообразии религиозного опыта" "психически здоровым человеком", которому неведома глухая меланхолия 
Когда я стала старше, и психика моя немного пошатнулась - я почувствовала и увидела, что во мне есть неисправимая жилка испорченности. Пора, конечно, было заметить - ведь все мои знакомые христиане, которым я немного открывалась, были шокированы и лица их перекашивалось от праведного ужаса...

Теперь уже я занималась самолюбованием, самопрезентацией и лелеяла эту свою греховность, как самым ценное в себе. Мне было по приколу рассказать какой-нибудь христианке историю своей жизни, а потом наблюдать за ее агонией. Я очень любила себя за свой т.н. "изьян".

Когда я была уже близка в своем развитии к противоположному типу Джеймса: меланхолику, я как-то пришла на мессу в католическую церковь. В тот момент, когда прихожане заунывным голосом начали говорить: «Исповедуюсь вам, братья и сестры, что очень я согрешил: словом, делом, мыслью и по ошибке», меня разорвал демонический смех… Я смеялась, а все вокруг смотрели на меня осуждающе… С тех пор меня в церкви больше не видели, а я поняла, что все эти разговоры о грехе и все мои мысли по поводу моей испорченности не стоят и ломаного гроша.