Lynx_Rufus (The_book_of_fairy_tales) все записи автора
Ainu. Ангел.
В лесной чаще рос цветок по имени Ainu - пять невесомых лепестков нежности в дымке весеннего утра.
- Почему тоскуешь, Ainu? - однажды спросил прилетевший к нему ангел. Колыхнулись травинки от движения крыльев, но цветок хранил молчание.
- Поведай, Ainu, - повторил ангел. Лесной ветерок играл с прядкой, упавшей ему на лоб. Цветок безмолвно клонил лепестки к земле.
-- Не плачь, Ainu, - шелк цвета слоновой кости туманом полился по траве, когда ангел опустился на колени. Изящные пальцы коснулись белых лепестков.
-- Я плачу по тебе, ангел, - ответил Ainu, поднимая мерцающую чашечку. - Этот мир не для тебя. Ведь ты не падший ангел.
Laurealassе. Златолист.
Laurealassе - трава разлук.
День ясный, легкий ветерок, златолист пускает "зайчики". Под ногами шуршит.
Седой Рилья любил гулять в Золотом саду, в саду, где рос Laurealasse.
Однажды он встретил прелестную девушку. Она сидела под самым старым деревом и смотрела на белевшие вдали горы. Янтарные блики от травинок цвета шафрана освещали ее, и она казалась богиней солнца. Невыразимая печаль, смирение и свет, исходившие от нее, очаровали Рилью, и он решил помочь ей.
-- Что случилось с тобой?
-- Ах, не спрашивайте меня, - грустно отвечала она.
После долгих расспросов она сказала, что печалило ее. Девушка была дочерью духов. Когда Рилья услышал это, он невольно сделал отвращающий знак. Девушка заплакала:
-- Вот, даже ты делаешь знак против духов. Никто не хочет быть рядом с их дочерью.
-- Так тебя тревожит это?
-- Нет, это все пустяки. Я тоскую по горам. Моя мечта - пойти в горы. Я всю жизнь мечтала побывать там. Но я никогда там не была, и не буду.
-- Но почему?
Как ни пытался он узнать, но не получил ответа. Девушка упорно молчала и только плакала. Тогда Рилья вызвался довести ее до гор. Она подумала немного и согласилась.
Долго ли, коротко ли, а пришли они к подножию гор и взошли на холм, чтобы увидеть горы. Дочь духов посмотрела на снежную шапку самой высокого пика и снова заплакала, а рыжие волосы ее взлетели, словно от сильного ветра, хотя и легкого бриза не чувствовал Рилья.
-- Отчего ты плачешь теперь? Ведь ты увидела горы!
-- Дочерям духов нельзя приходить на горы, иначе они умрут. Прощай, пусть любят тебя Боги, - она раскинула руки, благословляя Рилью.
-- Не уходи!
Но девушка только покачала головой и растаяла, как и не было ее. Долго горевал Рилья, долго ждал ее. Но видно, даже дочери духов уходят навсегда.
Omentie. Встреча.
Ясными звездочками цвел на подоконнике omentie, цветок внезапного свидания.
Его дарят влюбившиеся с первого взгляда. Нежные соцветия, полыхающие кипенной белизной, сияют, как глаза любимой; трудно найти сравнение взгляду человека, которого любишь. Оmentie помогает без слов дать понять, как сильны чувства.
Его дарят влюбленные, но не любимые. Поникающие цветы беззащитны и грустны, как безответная любовь. Но также это и символ надежды на встречу, на то, что когда-нибудь твоя любовь повернется к тебе и заглянет в душу: "Здесь ты? Не ушел? Я с тобой останусь".
Как сильна надежда безответно влюбленного человека...
Cuivie. Пробуждение.
Cuivie, знак весны, горит факелом в лучах робкого весеннего солнца. Ярко-красные лепестки капельками крови лежат посреди снега. Первоцвет открывает бутоны в весенние заморозки, когда еще лежит снег, и нет журавлей.
- Вот почему в нем такая сила - он способен заживлять раны и ожоги. Он просыпается первым после зимы. Когда мы его видим, мы узнаем, что идет весна, - говорила старая Фине.
Но как заживить ожоги в душе? Как зарастить раны в сердце?
Cuivie здесь не помощник.
Poicanie. Чистая слеза.
Poicanie цветет поздней осенью. Когда все замерло в ожидании зимы, когда поля убраны, и лес стоит сумрачно голый, когда небо начинает наливаться свинцом, тогда распускаются его нежные бутоны, взявшись словно ниоткуда. Ему не страшен холод и морось, он чище белой лилии и мужественнее чертополоха. Он раскрывает лепестки, даже когда выпадает первый снег, и зайцы начинают линять с русого на белый.
Когда идут дожди, и твоя жизнь затянута белесой пеленой осенних туч, не стоит отчаиваться - помни о poicaniе...
Tumna Rava. Глубокая глушь.
Тиха зима в безветренной долине. И звук не донесется с покрытых снегом гор, не шелохнется веточка в замерзшем лесу. Сугробы, искрящиеся на солнце, хранят в себе глубоко тепло весны, молчат до поры времени. Не добиться и слова; тайны, скрытые под ними, ждут своего часа. А до тех пор - не спрашивай, смертный, ответа не узнаешь.
Среди безмолвия возникает тихонько она - Tumna Rava, Белая Женщина. Снежное платье ее расшито игольчатыми узорами мороза, длинные перчатки не открывают глазами и дюйма кожи. В платиновых волосах словно запутались звезды, а лицо ее покрыто фатой. Густой вуалью, такой, что взгляд не может проникнуть сквозь нее. И как взгляд твой упадет на покрытую жемчугом вуаль, так ты потеряешь сон и аппетит. Ты будешь спрашивать себя каждый день - кто она, эта белая женщина? Что под вуалью? Свадебная ли это фата? Или...похоронная?
А женщина никуда не уходит. Она стоит перед твоим мысленным взглядом, без единого звука, без малейшего вздоха; руки сложены на платье, так маняще покорно, так соблазняюще равнодушно. Ты загоришься желание взять ее за руки, обнять за талию, прижать крепко, и - поднять наконец фату...
И когда ты это сделаешь это, то в ужасе отпрянешь, шарахнешься, захочешь спрятаться, а - негде. Днем и ночью будешь бежать, а сугробы все равно тебя догонят, и окружат немой белизной, и обложат своим молчанием. Ты забудешь, кто ты есть на самом деле, в тщетных поисках спрятаться от самого себя - а белая вуаль никуда не уйдет, так и будет стоять перед тобой, беззащитно сложив руки. И вечно будешь помнить то, что открылось взору - бледное лицо с отчаянными глазами, на котором нет рта...
Имя белой женщины - надежда.
Numen. Запад.
Странной горечи духи проскальзывают легкой паутинкой мимо, и ты готов. Оборачиваешься следом, смотришь на Нее - не просто на нее, а непременно с большой буквы. Ищешь, что же в ней такого-этакого, ведь вроде ничего особенного. Ну, черны ее косы. Ну, загадочен ее небрежный взгляд - но женщины могут из коровы сделать кошку. Так о чем тут думать? Фыркаешь и устремляешься к своим горизонтам...Ан нет.
Зацепила та паутинка, тянет за собой на закат, на догорающие угли, на полночь, на замирающие вздохи. Волей-неволей вспоминаешь черные глаза, чем дольше живешь, тем чаще думаешь о них. Косишься на гусей диких, на запад клином, и сам про себя вздыхаешь - привольно птицам, летят куда хотят, не то, что я...Я же еще молодой, я же столько хочу сделать...В Кению съездить, на сафари...Жене цветы подарить, просто так...Спохватываешься - да куда мне, пню старому! И дальше - по своим делам, бездумный, как жующая гусеница.
Не бойся, глупенький. Встретишься ты с ней. Познакомишься. Близко-близко. От смерти никто еще не убегал.
Rama. Крыло.
Шел однажды по дороге мощеной - однокрылый мальчик. Уродился такой, с лишней конечностью. Всегда мешала она ему, ни одеться нормально не дает, ни за девушками поухаживать. Все пугались - черного чего-то за спиной, машущего некстати, растопыренного. Крыло, понимаешь. Ладно бы два, а тут одно. "Недоангел какой-то", - пожимали девушки плечами и сворачивали на свои тропы путаные, ища принцев на мерседесах - или в корытах, это уж кому как попадалось. Парни дружить с ним не хотели: "Да ну, тормознутый он. С крылом, гы-гы-гы-ы".
Раз обрезал мальчик свое крыло - ох, и кровищи было...Так ведь отросло. Ничего не поделаешь. "Ну и ладно", - плюнул он. - "Зато я такой один".
Так и шел он по жизни, с неудобным довеском и донельзя одинокий. Оттого, что не на кого было смотреть на земле, часто мальчик глядел в небо. Собственно, только небо он и видел, даже если смотрел вниз. Уж такой уродился.
Так до конца жизни и не смог понять мальчик, что люди шарахались не от странного крыла. Мало ли на свете уродцев разных, слепых, глухих, слепонемых? И ничего, живут. А того боялись люди, что даже в самом чернейшем и кровавом аду он видел свет...
Люди этого не понимают.
Полторацкая Александра
