Ostreuss все записи автора

6.1. Жаркий день, дом на отшибе деревни. Авинея в легком платьице, обмахиваясь соломенной шляпой, звонит. В конце концов дверь отворяет мрачный мужчина.

«Чего?»

«Этот дом до войны был домом господина Кляккерштаккена, и его сын хочет приехать, посмотреть на места предков, - не давая слова вставить, тараторит Авинея, - А мы – фирма, в которую он обратился. Ещё ему интересен тот прудик, наверное, который за вашей оградой. Сможет ли он там искупаться?»

«Там мёртвая вода» - говорит мужчина с проблесками удивления.

«Но господин Кляккерштаксен не собирается её пить! Там всё загажено, полно железяк? Или шин?»

«Зачем ему там купаться?»

«Он помнит, что в детстве они играли, его окунали в воду, и понарошку посвящали в рыцари. Мы хорошо заплатим, что бы Вы показали дом и очистили заход в пруд для господина Кляккерштаккена… Могу я посмотреть дом?» - она бесцеремонно врывается. Но крепко схвачена за руку.

«Нет», - говорит мужик.

«Почему?»

«Да я там как раз девушку варю на обед,» - ухмыляется он недобро.

«Ваш обед меня не интересует, - говорит Авинея, но вырваться не удаётся. - Хорошо, а озеро?»

«Ну пойдём.»

«Я и одна могу. А то ваша девушка там переварится…»

«Нет уж, голубушка…»

6.2. На берегу Авинея высоко задирает платье и собирается зайти в воду. Мужик хватает её:

«Нельзя. Я же сказал – мертвая вода».

«Зато холодная,» - она пытается вырваться.

«Говорят, тут один пацан глазик промыл водичкой. Так загноился — и нет глазика! Давно ещё. Теперь врачом большим в Кёниге стал.»

«Ну ведь жарко!»

« Ах, жарко? Охладись!» - он зачерпывает воду и плещет в вырез платья.

«Ну вот, не умерла же!» - говорит Авинея; грудь ясно читается под мокрой тканью.

«А я соврал. Это не мертвая вода. Это живая вода»

«Так её пить надо?»

«Туда кислоту с авиационных аккумуляторов сливали. Глаз помазать — загниёт, а помазать самолёт — оживёт тот самолёт!»

Авентина взвизгивает.

«Да не боись, из моих рук – полезная» - мужик зачерпывает и залазит мокрой рукой в лиф.

«Правда, приятно?»

«Да, - говорит Авинея с глуповатым выражением. - Действительно приятно»….

…

6.3.Комната, очевидно – в доме мужчины. Окно закрыто, солнце проникает через щель в ставнях.

«Не виноватый я, - мрачно говорит мужик. Его руки за спиной, скованы наручниками. - Она сама далась…»

«Знаем,» - ласково говорит Нардвег с пистолетом в руке. Платонас снимает отпечатки пальцев.

«А Вы и отпечатки умеете?» - спрашивает Авинея.

«С трупов, с живых – какая разница? Для него, очень скоро, - вообще никакой...» - отвечает Платонас. Поворачивается к мужику:

«И голова-то - вот она. Та, иль не та?» - Платонас пинает ногой большую деревянную конскую голову.

Мужик смотрит подозрительно. Потом начинает что-то подозревать:

«Так вы… бля… кто вы?» – кричит он, пытаясь вывернуть пальцы.

«Смотри-ка, доходит, - усмехается Платонас. - А колдовать здесь буду я. У тебя-то и силёнки, может нет…»

«Да Вы знаете, с кем связались?» - кричит мужчина, кивая в сторону Платонаса.

«Конечно, знаем, - Авинея снимает с шеи пулю-амулет и протягивает Платонасу. - С патологоанатомом.»

Платонас начинает раскачивать её перед глазами пленника.

«Имя?»

«Анатолий… я»

«Настоящее!»

Анатолий сопротивляется, но всё же впадает в транс.

«Ана.. Анто… Афо… Таллуф»

«Таллуф, приказываю тебе. Назови имена. Приказываю»

«Я…не… знаю… никого…истинных…мало…»

«Кого ты знаешь. Назови. »

«Бенацир»

«Хорошо. Ещё?»

«Оксуимос»

«Ещё?»

«Бенацир».

«Ещё?»

«Оксуимос».

Платонас обращается к остальным:

«Пошел по кругу. Он знает всего двух».

«Зачем нам их колдовские имена? – удивлена Авинея – Нужны же официальные!»

« Официальное – бросил и убежал. А от истинного не убежишь!» – криво улыбается Платонас.

…

«Кольцо немки, - Нардвег бросает на стол продолговатый предмет - Вместе с высушенным пол-пальцем. Больше ничего не нашёл».

Авинея отшатывается.

Платонас ходит кругами вокруг застывшего, слегка покачивающегося Таллуфа-Анатолия. Вдруг он перетаскивает его на луч света.

«Так я и думал. Две тени.»

Действительно, в противоположную сторону от резкой солнечной тени идёт другая, бледная.

«Что это значит?»

Платонас, не отвечая, подходит, приподнимает полузакрытое веко.

«Ага, и отражение в зрачке перевёрнуто».

Он молчит, достаёт сигарету.

«Простецки, по рабоче-крестьянски — колдун. Бывает в «том» мире. Есть явь, где живут живые, и навь — где души. Кто бывал в нави, у того такие приметы.»

«Прусские жрецы бывали», - говорит Авинея.

«Они ни при чем, - кивает Платонас. - У них были тулишоны, были лигасоны, и они следили за погребением. Огонь пожирал тело, и они видели, как душа отделялась и подхватывалась богами. Но каннибализмом-то не занимались...»

«А какие-нибудь особенные жрецы? Или не жрецы?».

«Я догадываюсь - говорит Авинея. - Ну да! Конечно! Смотрите...»

Платонас и Нардвег разом смотрят на неё.

Она задумалась. Продолжает:

«Стоп, стоп... по порядку…- Пауза. -  Во всех сказках мира переход в мир мертвых очень труден. Шаман, жрец, могут там быть — но лишь в виде духа. Как мертвые здесь.»

«Были и герои, которые действительно попадали в «загробье». Орфей, Гильгамеш... Иванушка-дурачок...»

«Да. Герой приходит к границе миров, там - ворота в загробное царство. Избушка-на-курьих-ножках. Её нельзя обойти, только повернуть. Она ртом к миру мертвых. Надо пролезть через эту избушку, символически умереть.»

«Ртом?» - переспрашивает Нардвег.

«Возможно, раньше избушка имела не только лапы, но и «пасть» или «клюв». Короче, попадает в загробье — но от него нестерпимо воняет... для мертвецов. Также, как пахнет мертвечина для нас. Герой должен доказать, что он свой среди мертвых. Он говорит «напои-накорми», хотя еда и пища мертвецов недоступна живым. В более древних вариантах сказки герой не ел по-настоящему, а ронял на пол, или за пазуху. Обманывал.»

«Не понимаю, причем тут каннибализм».

«Древние пруссы имели здесь огромные святилища. Можно сказать, тропа туда была натоптана. Здесь, отсюда. Предположите, что они знали, как действительно стать наполовину живым, наполовину мертвым. Что б поддерживать обе части, нужна пища. И живых, и мертвых...»

«Ты подразумеваешь, что человечина — пища мертвых?» - спрашивает Нардвег.

Платонас крайне возбуждён. Он восклицает:

«Ну конечно! Авинея — вы гений. С меня должок, - И поворачивается к Нардвегу. - В сказаниях масса упоминаний, что мертвецы могут съесть живого человека. А вот другая их еда нигде не упоминается! Кстати, мертвецы ещё и не спят — потому Гильгамешу говорят, мол, - идти тебе там семь дней, а как заснёшь, сразу поймут, что живой, и съедят».

«И именно человечина нам запрещена» - добавляет Авинея.

«То есть, они не могут не есть,» - пораженно заключает Нардвег.

«Ну да, они просто голодные, - кивает Платонас. – Хотя по логике на том свете есть ещё какая-то еда только мертвых. Трупы – не слишком разнообразный рацион».

Он отхлебывает своего квасу.

«Господин Платонас, я вчера ночью встала. Вы сидели в коридоре и читали. Вы когда-нибудь спите?» - спрашивает вдруг Авинея. Платонас молчит.

«А не встанете в луч света?» - продолжает она.

«Я — это другое дело. Мне запрещено осознанно вставать в луч света.»

Авинея подскакивает к окну и распахивает ставень. Странное дело — комната почти залита светом, но Платонас почему-то в тени. Он смущенно разводит руками. Свет падает и на Таллуфа, он начинает шевелиться.

«Вы его разбудили,» - с укоризной говорит Платонас.

«Кстати о музыке. А что с ним делать? Улик немного, и его друзья могут наведаться».

«Ничего — отвечает Платонас. - Оставьте колдуна, ему жить — часы. До него сейчас доберутся свои. Колдун слышит, когда произносят его подлинное имя.»

«Стоп, стоп, а следствие? Протокол?»

«Бросьте. Даже если б они оставили его в покое - два года работы и тонны бумаг. Преступник будет гарантированно и жестоко наказан, как раз если его предоставить самому себе. На очереди деревенька Канаш. Поверьте»

« Откуда Вы-то знаете?» - с подозрением спрашивает Нардвег.Он какой-то слегка заторможенный.

«Богатый опыт», - пожимает плечами Платонас.

….

6.4. Они едут на внедорожнике Платонаса. На заднем сиденье уже две деревянных лошадиных головы.

«Моя коллекция начала вдруг бурно расти, - говорит Платонас. - Однако возвращаясь к делу: не были прусские жрецы каннибалами, не были!»

« А может, это и не они? А тот, кто похитил у них знание? - задумчиво вопрошает Авинея - Интересно, как бы отнесся бог подземного царства к таким туристам, шастающим туда-сюда?»

«Как бы отнёсся, как отнёсся, - бурчит Платонас. - Плохо отнёсся! Все загробные боги усердно затыкают дырки и чинят заборы, судя по мифам.»

«Кстати, а как звали бога загробного мира пруссов?» - спрашивает Нардвег.

«Не помню - рассеянно отвечает Авинея. - А что там с лошадьми?"

Платонас кивает.

«Полтораста лет назад местная порода крепких лошадок, наследство тевтонцев, была скрещена с английской. Появился удивительный конь — тракенен. Отдельные экземпляры шли по тридцать тысяч марок! А Велау был знаменитой всегерманской лошадиной ярмаркой.»

«Вас повело в сторону. Нам важнее, что конь - священное животное пруссов. И вы это знаете, ведь ваша тросточка — повторение жезла жреца, найденного в этих землях».

«Не спешите. По легенде, существует дубовая конская голова. Чернёная.Точь-в-точь голова тракенена.»

«Что ж удивительного?»

«Но ей не меньше пятисот лет! И вырезал её вайделот.»

Нардвег задумчиво хмыкает.

«А где она висела?»

«Это тоже вопрос. Говорят, если найти голову, и водрузить её туда, где она висела, должно что-то произойти.»

«Что?» - спрашивают Авинея и Нардвег одновременно. Платонас пожимает плечами. Молчит.

«Денежное дерево в стране дураков», - вдруг произносит он.

Молчание.

«Мне бы прудик поблизости. Около воды я особенно соблазнительна.»

«Там есть прудик».

….

6.5. Авинея раздевается на берегу лесного пруда. Вдруг из кустов выскакивает черная собака, и бросается на неё. Они катаются по берегу. К ним бежит седой мужчина, махая палкой. Пёс убегает.

«Не покусала?»

«Да нет», - отвечает Авинея, едва прикрытая какой-то тряпицей.

«А чего ж она накинулась?»

«Не знаю, может у меня косточки соблазнительные…»

Мужик пристально окидывает её взглядом.

«Что верно, то верно. Твоя тросточка?»

Он поднимает трость Платонаса.

«Не, это, наверно, собачка оставила.»

«Собачка, говоришь?»- седой подходит к ней совсем близко.

«У меня тросточки не было, не. У меня амулетик был – и пропал». Авинея хлопает вокруг себя по траве.

«Да вон же он, на шее!» - Седой касается веревочки.

Авинея деловито обнажает грудь.

«И верно. На месте. Ура, нашла!»

«Странный какой амулетик,» - говорит Седой, и трогает.

«Кто его трогает, говорят – будто жар исходит».

«От тебя от самой жар исходит, - говорит Седой, соскальзывая с амулета на сосок. – Просто прожигает!»

Он валит её на траву.

…..

6.6. Авинея лежит, прикрывшись тряпьём, Седой сидит в трусах и спущенных брюках на траве. Над ними – Платонас и Нардвег. Нардвег:

«Итак, гражданин Кузьмин, не вы ли в четверг покупали десять бутылок дезодоранта в магазине «Париж» пэгэтэ Жилино?»

«Ты мне голову не морочь – ощуривается Седой. – Я насквозь вижу вашу компанию! У твоего дружка левый глаз – стекляшка!»

«Смотри-ка, разглядел» - отвечает Платонас.

«Я сейчас вашу троицу… по кусочкам собирать будут…»

«Давай, - говорит Платонас. – Ждём откалывания первого кусочка».

Минута проходит в молчании.

«Ну? Три-два-один-ноль…»

Седой поднимает голову:

«Сука... Ведьма???»

«А мы знали, что господин Кузьмин представляет наибольшие сложности…» - вдруг говорит Авинея.

…

6.7. У машины Нардвег отзывает Авинею в сторонку.

«Ради бога… скажите…, - он собирается с духом. – Вы не беременны?»

«Увы – нет. Совершенно точно. Ни на грамм, - уныло отвечает Авинея. - И то была ошибка».

«Господин Нардвег, - говорит Платонас, приближаясь. – У меня слух, как у собаки. Я даже слышу мысли. Вот в Вашей есть маленький пробел: жрецы похоронных обрядов были бесплодны.»

«Откуда Вы это знаете?»

«Я тоже читал некоторые хроники. Мои друзья, пиявки да лягушки... Точнее, Вадим Храппа и Толя Бахтин, насобирали массу материалов. Там даже не всё одолеть».

«Сомнительно, что ещё существуют такие, на которые не обратили бы внимания Шварцман или мои ребята. К тому же, какова достоверность записанного немецким хронистом?»

«А Вы просто поверьте».

«С чего бы это?»

В спор врывается Авинея:

«С того, что у господина Платонаса проблемы с прямым солнечным светом».

«Чепуха».

.....

«Ну что? Тулисон? Лигашон?» - Платонас пинает связанного Седого.

«Для тебя — никакой разницы, - зловеще хрипит «Кузьмин». - Главное, жрец того мира. Помрёшь — вот тогда повеселимся!»

«Рассказывай, - беспечно отмахивается Платонас. - Ты ж не настоящий жрец. Вы - бандюги. Украли их знание...»

Авинея и Нардвег хором издают восклицание. Авинея:

«Надо же! Вот гражданин Кузьмин. А на самом деле — какой-то тулисон. Но на самом деле — не настоящий тулисон! А вот господин Платонас, паталогоанатом... Но на самом деле не судмедик... А, скажем, Кривис-Кривейто. Да вокруг меня никого, кроме доппельгангеров!» - восклицает Авинея.

«Неудивительно, - отвечает Платонас. – Вы же наша Черная Королева. Доппельгангеров!»

«Я???» - возмущена Авинея.

«А что, ещё не поняли?».

«Идиотизм - решительно отсекает девушка. – У меня обычные родители, обычная жизнь»...

«У Иванушки-дурачка тоже. И смотрите: он идёт туда… сюда… У него всё получается. Никто ему ничего не говорит. Напротив, все усложняют, как могут. Знаете, почему?»

Авинея молчит.

«Потому что это очень серьёзное дело. В результате всего этого он получит в руки какую-то силу. Какую-то мощь. Надо что б она досталась тому, кто не применит её во зло, не распылит. Ведь все поддаются соблазнам. У всех свои интересы. Значит, это должен быть человек, не как все. Даже не просто сын короля. И даже, не сын русалки.-

- Платонас закуривает,-

- Боги – и те ограничены. Детерминированы. А ведь Иванушка-Дурачок и их превзойдёт. Поэтому ему и усложняют задачу. В нём есть что-то, что позволит ему самому найти путь любой сложности. Иначе - незачем давать ему эту силу».

«Во мне должна бурлить сила трёх колдунов. Но что-то я ничего не чувствую».

«Вы думаете, это должно проистекать, как в «Горце»? С громом и молниями?»

«Со сказками закончили?» - нервничает Нардвег.

«Что вы! Только начали», - усмехается Платонас.

….

6.8. Вседорожник въезжает в Знаменск.

«Вы уверены, Авинея, что просто войдёте в дом, и всё будет нормально? Там ведь нет озера».

«Практика подтверждает мои предположения. Они легко... гм... соблазняются. Тем более… двадцатидвухлетний… пылкий. Он же какой-то южанин, судя по имени «Кашефтин». Вряд ли он сильный маг».

«Ну, как знаете».

Они останавливаются перед каким-то домом. Авинея заходит в дом.

……….

6.9. «Кашефтин! Кашефтин!»

С дивана от телевизора испуганно вскакивает тот самый парень, который помог Авинее бежать:

«Кто здесь?»

«Это я. Слушай меня внимательно, и ради бога – не колдуй.»

От стены отделяется Авентина. Парень стоит, разинув рот.

«Многих вас вычислили. И навестили. И «гости» остались целы, заметь.»

«Да, я два дня слышу в голове имена» - заметно, что парень вспотел и в ознобе.

«Им помогала я».

Парень молчит.

«Есть бескрайнее поле, а я иду по тропке. Если я шагну в сторону, я никогда больше её не найду. И я знаю, что ты, сейчас, - должен нам не попасться. Мне ясно, что это моя тропка. Ты можешь применить всё своё колдовство, что бы внезапно сбежать?»

«Да я их… я им…»

«Мои приятели – не дети. Кто из них сильнее, даже не берусь предполагать. «

«Но ведь все наши целы, и пока живы. Я бы слышал. Они сбегут за грань, их никто не найдёт».

«Уже не сбегут. Они узнали истинные имена, и теперь им через «грань» не уйти. Пойми, там уже портретики на каждой заставе!»

« А моё имя?»

«Пока не знают.»

Парня лихорадит.

«Я бегу немедленно. Может, ещё успею».

«Выйти не сможешь».

«Ты хочешь сказать… нет шансов?...»

«Возьми вот это - она надевает на шею амулет, - мы разденемся, будем лежать. Ни в коем случае ничего такого что б и в мыслях не было! Иначе – труп».

«Верю. Не знаю, почему. А! Прижавшись к такой девушке, мне и смерть по колено».

«Сделаешь вид, что внезапно потерял всю свою силу. Выжидай. Можешь ты на них что-нибудь обрушить, что б заморочило?»

«М-м-м… да… сомневаюсь…»

«Поехали!» - Авинея стремительно снимает платье.

……

«Так, господин Кашефтин - зловеще нависает над парнем, завернувшимся в простынь, Платонас, - Авинея, дайте, пожалуйста, амулет».

«Мне пришлось дать его этому… фетишисту», - Авинея лежит рядом.

«Э, постойте, - говорит парень. – Вы пришли меня кушать или только убивать?»

«Мы-то не каннибалы».

«Значит, первое мне не грозит.»

«Да и второе не хотелось бы второпях. Придут твои друзья, они тебя и …»

«Им бы свои шкуры уберечь, - замечает парень. – Но я всё равно чувствую себя, как на эшафоте».

«Может, сам залезешь на табуретку? Скажешь нам по-доброму своё подлинное имя, мы и уйдём. Всего-то.»

«Слушайте, друзья, - говорит парень. – Так всё было хорошо. Такая девушка. Я скажу, но последнее желание?»

«Какое?»

Парень натягивает простынь: под ней «стоит».

Платонас и Нардвег в изумлении.

«Вот это да! Горячий южный мужчина! Быстро же у него снова!» - восклицает Авинея.

«Ты же не можешь отказать от последнего желания?» - обиженно спрашивает парень.

«Видимо, придётся...»

Нардвег и Платонас отворачиваются. Ритмичный шум, пыхтение.

Она начинает постанывать. Крики.

«Эх, молодо-зелено,» - вздыхает Платонас.

«Всё,» - объявляет парень. Он стоит, голый.

«Один лишь момент, - добавляет он. – Мне редко женщины… а хочется. Поэтому я сделал двойника… Двойник – он побойчее… Но как я перейду на ту сторону, двойника здесь… некому… некому… поддерживать…»

Голос его меняется, ездит по диапазону, слабеет. Кашефтин бледнеет, сквозь него проступает комната.

«... пернатый козёл! – вырывается у Платонаса. – Одурачил! Это двойник! Он уже давно на той стороне!»

Со звяканьем падает на пол амулет.

……………….

6.10.Троица покидает комнату. Платонас угрюм.

Посреди пустой комнаты возникает силуэт… уплотняется… это Кашефтин.

«Надо же, поверили, - произносит он. – Срочно меняю работу!»