Цитата сообщения ФИЛИНТЕЛЛЕКТ Стихи о Людях с большой буквы редко получаются замечательными, зачастую они банальны. С лёта вспоминается "... и лейтенант Неизвестный Эрнст, идет наступать один...", но вот увидел Галича....

Поэма Галича посвящена памяти великого польского писателя, врача и педагога Якова Гольдшмидта (Януша Корчака), не оставившего своих воспитанников после отправки их из школы-интерната "Дом сирот" в Варшаве в лагерь уничтожения Треблинка и погибшего там вместе с ними. Не правда ли, страшное сходство!

Кадиш — это еврейская поминальная молитва, которую произносит сын в память о покойном отце. Александр Галич

Как я устал повторять бесконечно все то же и то же, падать и вновь на своя возвращаться круги.
Я не умею молиться, прости меня, Господи Боже, я не умею молиться, прости меня и помоги...

А по вечерам все так же,как ни в чем не бывало, играет музыка:
Сан-Луи блюз - ты во мне как боль, как ожог, Сан-Луи блюз - захлебывается рожок! А вы сидите и слушаете,
И с меня не сводите глаз, Вы платите деньги и слушаете И с меня не сводите глаз, Вы жрете, пьете и слушаете,
И с меня не сводите глаз, И поет мой рожок про дерево, На котором я вздерну вас! Да-с, да-с...
"Я никому не желаю зла, не умею, просто не знаю,Как это делается" Януш Корчак. Дневник

Уходят из Варшавы поезда, И все пустее гетто, все темней, глядит в окно чердачная звезда,
Гудят всю ночь, прощаясь, поезда, и я прощаюсь с памятью своей...
Цыган был вор, цыган был врун,но тем милей вдвойне, он трогал семь певучих струн и улыбался мне,
И говорил:"Учись, сынок, учи цыганский счет - семь дней в неделе создал Бог, семь струн в гитаре - черт,
И он ведется неспроста, тот хитрый счет, пойми,ведь даже радуга, и та, из тех же из семи цветов..."

Осенней медью город опален, а я - хранитель всех его чудес, я неразменным одарен рублем,
Мне ровно дважды семь, и я влюблен во всех дурнушек и во всех принцесс!
Осени меня своим крылом, город детства с тайнами неназванными, Счастлив я, что и в беде, и в праздновании
был слугой твоим и королем. я старался сделать все, что мог,Не просил судьбу ни разу: высвободи!
скажу на самой смертной исповеди, если есть на свете детский Бог, всё я, Боже, получил сполна,
Где,в которой расписаться ведомости? Об одном прошу, спаси от ненависти, мне не причитается она.

И вот я врач, и вот военный год, мне семью пять, а веку семью два, в обозе госпитальном кровь и пот,
И кто-то, помню, бредит и поетПечальные и странные слова:
"Гори, гори, моя звезда, звезда любви приветная,
Ты у меня одна заветная, другой не будет..."

Ах, какая в тот день приключилась беда, по дороге затопленной, по лесу,
Чтоб проститься со мною, с чужим, навсегда, ты прошла пограничную полосу.
И могли ль мы понять в том году роковом, что беда обернется пощадою,
Полинявшее знамя пустым рукавом над платформой качалось дощатою.
Наступила внезапно чужая зима, и чужая, и все-таки близкая,
Шла французская фильма в дрянном "синема" барахло торговали австрийское,
Понукали извозчики дохлых коняг, и в кафе, заколоченном наглухо
мы с тобою сидели и пили коньяк, и жевали засохшее яблоко.
И в молчаньи мы знали про нашу беду, и надеждой не тешились гиблою,
И в молчаньи мы пили за эту звезду, что печально горит над могилою:
"Умру ли я, и над могилою, гори, сияй..."

Уходят из Варшавы поезда, и скоро наш черед, как ни крути,
Ну, что ж, гори, гори, моя звезда, моя шестиконечная звезда,
Гори на рукаве и на груди!

Окликнет эхо давним прозвищем, и ляжет снег покровом пряничным,
когда я снова стану маленьким, а мир опять большим и праздничным,
Когда я снова стану облаком, когда я снова стану зябликом,
Когда я снова стану маленьким, и снег опять запахнет яблоком, меня снесут с крылечка, сонного,
И я проснусь от скрипа санного, когда я снова стану маленьким, и мир чудес открою заново.

...Звезда в окне и на груди - звезда, и не поймешь, которая ясней,
Гудят всю ночь, прощаясь, поезда, глядит в окно вечерняя звезда,
А я прощаюсь с памятью моей.


А еще жила в "Доме сирот" девочка Натя. После тяжелой болезни она не могла ходить, но она очень хорошо рисовала и сочиняла песенки - вот одна из них - ПЕСЕНКА ДЕВОЧКИ НАТИ ПРО КОРАБЛИК
Я кораблик клеила из цветной бумаги, из коры и клевера, с клевером на флаге.
Он зеленый, розовый, он в смолистых каплях, клеверный, березовый, славный мой кораблик,
Славный мой кораблик.
А когда забулькают ручейки весенние, дальнею дорогою, синевой морской,
Поплывет кораблик мой к острову Спасения, где ни войн, ни выстрелов, - солнце и покой

Я кораблик ладила, пела, словно зяблик, зря я время тратила, -
сгинул мой кораблик. Не в грозовом отблеске, в буре, урагане -
Попросту при обыске смяли сапогами...Смяли сапогами...
Но когда забулькают ручейки весенние, в облаках приветственно протрубит журавль,
К солнечному берегу, к острову Спасения чей-то обязательно доплывет корабль!

Когда-нибудь, когда вы будете вспоминать имена героев, не забудьте, пожалуйста, я очень прошу вас, не забудьте Петра Залевского, бывшего гренадера, инвалида войны, служившего сторожем у нас в "Доме сирот" и убитого польскими полицаями во дворе осенью 1942 года.

Он убирал наш бедный двор, когда они пришли, и странен был их разговор, как на краю земли,
Как разговор у той черты, где только "нет" и "да" - они ему сказали:"Ты, а ну, иди сюда!"
Они спросили:"Ты поляк?" и он сказал :"Поляк". Они спросили:"Как же так?" и он сказал:" Вот так".
"Но ты ж, культяпый, хочешь жить, зачем же , черт возьми, ты в гетто нянчишься, как жид,
С жидовскими детьми?!
К чему, - сказали, - трам-там-там, к чему такая спесь?! Пойми, - сказали, - Польша там!" А он ответил:"Здесь!
И здесь она и там она, она везде одна - моя несчастная страна, прекрасная страна".
И вновь спросили:"Ты поляк?" И он сказал:"Поляк". "Ну, что ж , - сказали,- Значит, так?". И он ответил:"Так".
"Ну, что ж, - сказали, - Кончен бал!". Скомандовали:"Пли!" И прежде, чем он сам упал, упали костыли,
И прежде, чем пришли покой, и сон, и тишина, он помахать успел рукой глядевшим из окна.
...О, дай мне, Бог, конец такой, всю боль испив до дна, в свой смертный миг махнуть рукой глядящим из окна!

А потом наступил такой день,когда "Дому сирот", детям и воспитателям было приказано явиться с вещами на Умшлягплац Гданьского вокзала (так называлась площадь у Гданьского вокзала при немцах).

Эшелон уходит ровно в полночь, паровоз-балбес пыхтит - Шалом! -
Вдоль перрона строем стала сволочь, сволочь провожает эшелон.
Эшелон уходит ровно в полночь, эшелон уходит прямо в рай,
Как мечтает поскорее сволочь донести, что Польша - "юденфрай".
"Юденфрай" Варшава, Познань, Краков, весь протекторат из края в край
В черной чертовне паучьих знаков, ныне и вовеки - "юденфрай"!
А на Умшлягплаце у вокзала гетто ждет устало - чей черед?
И гремит последняя осанна лаем полицая - "Дом сирот!"
Шевелит губами переводчик, глотка пересохла, грудь в тисках,
Но уже поднялся старый Корчак с девочкою Натей на руках.

Знаменосец, козырек заломом, чубчик вьется, словно завитой, и горит на знамени зеленом
Клевер, клевер, клевер золотой. Два горниста поднимают трубы, Знаменосец, козырек заломом,
Детские обветренные губы ззапевают грозно и легко:
"Наш славный поход начинается просто, от Старого Мяста до Гданьского моста,
И дальше, и с песней, построясь по росту, к варшавским предместьям, по Гданьскому мосту!
По Гданьскому мосту!
По улицам Гданьска, по улицам Гданьска щагают девчонки Марыся и Даська,
А маленький Боля, а рыженький Боля, застыл, потрясенный, у края прибоя,
У края..."
Пахнет морем, теплым и соленым, вечным морем и людской тщетой,
И горит на знамени зеленом клевер, клевер, клевер золотой!

Мы проходим по-трое, рядами, сквозь кордон эсэсовских ворон...
Дальше начинается преданье, дальше мы выходим на перрон.
И бежит за мною переводчик, робко прикасается к плечу, -
"Вам разрешено остаться, Корчак",- если верить сказке, я молчу
.К поезду, к чугунному парому, я веду детей, как на урок, надо вдоль вагонов по перрону,
Вдоль, а мы шагаем поперек. Рваными ботинками бряцая, мы идем не вдоль, а поперек,
И берут, смешавшись, полицаи кожаной рукой под козырек.
И стихает плач в аду вагонном, и над всей прощальной маятой -
Пламенем на знамени зеленом - клевер, клевер, клевер золотой

Может, в жизни было по-другому, только эта сказка вам не врет, к своему последнему вагону,
к своему чистилищу-вагону, к пахнущему хлоркою вагону с песнею подходит "Дом сирот":
"По улицам Лодзи, по улицам Лодзи, шагают ужасно почтенные гости,
Шагают мальчишки, шагают девчонки, и дуют в дуделки, и крутят трещотки...
И крутят трещотки!
Ведут нас дороги, и шляхи, и тракты, в снега Закопани, где синие Татры,
На белой вершине - зеленое знамя, и вся наша медная Польша под нами,
Вся Польша..."

...И тут кто-то, не выдержав, дал сигнал к отправлению - и эшелон Варшава - Треблинка задолго до назначенного срока, (случай совершенно невероятный) тронулся в путь...

Вот и кончена песня. Вот и смолкли трещетки. Вот и скорчено небо в переплете решетки.
И державе своей под вагонную тряску сочиняет король угомонную сказку...
Итак, начнем, благословясь... лет сто тому назад в своем дворце неряха-князь
Развел везде такую грязь, что был и сам не рад, и, как-то, очень рассердясь, призвал он маляра.
"А не пора ли, - молвил князь,- закрасить краской эту грязь?" Маляр сказал:"Пора,
Давно пора, вельможный князь,давным-давно пора". и стала грязно-белой грязь,
И стала грязно-желтой грязь и стала грязно-синей грязь под кистью маляра.
А потому что грязь - есть грязь в какой ты цвет ее ни крась.
Нет, некстати была эта сказка, некстати, и молчит моя милая чудо-держава,
А потом неожиданно голосом Нати невпопад говорит:"До свиданья, Варшава!"
И тогда, как стучат колотушкой по шпалам, застучали сердца колотушкой по шпалам,
Загудели сердца:"Мы вернемся в Варшаву! Мы вернемся, вернемся, вернемся в Варшаву!"
По вагонам, подобно лесному пожару, из вагона в вагон, от состава к составу,
Как присяга гремит:"Мы вернемся в Варшаву!
Мы вернемся, вернемся, вернемся в Варшаву!

Пусть мы дымом истаем над адовым пеклом, пусть тела превратятся в горючую лаву,
Но дождем, но травою, но ветром, но пеплом,
Мы вернемся, вернемся, вернемся в Варшаву!"

А мне-то, а мне что делать? И так мое сердце - в клочьях! Я в том же трясусь вагоне,
И в том же горю пожаре, но из года семидесятого я вам кричу:"Пан Корчак! Не возвращайтесь!
Вам страшно будет в этой Варшаве!
Землю отмыли добела, нету ни рвов, ни кочек, гранитные обелиски
Твердят о бессмертной славе, но слезы и кровь забыты,
Поймите это, пан Корчак, И не возвращайтесь, Вам стыдно будет в этой Варшаве!

Дали зрелищ и хлеба, взяли Вислу и Татры, землю, море и небо, всё, мол, наше, а так ли?!
Дня осеннего пряжа с вещим зовом кукушки. Ваша? Врете, не ваша! Это осень Костюшки!
Небо в пепле и саже от фабричного дыма Ваше? Врете, не ваше! Это небо Тувима!
Сосны - гордые стражи там, над Балтикой пенной, Ваши? Врете, не ваши! Это сосны Шопена!

Беды плодятся весело, радость в слезах и корчах, и много ль мы видели радости На маленьком нашем шаре?!
не возвращайтесь в Варшаву, Я очень прошу Вас, пан Корчак, не возвращайтесь, Вам нечего делать в этой Варшаве!
В Вашей родной Варшаве!

Серия сообщений "Стихи и настроение":

Часть 1 - Барды и песни
Часть 2 - .... GIVE A MOVEMENT TO THE AUTHORITY TO ENJOY THE POWER ... Bulat Okudzhava and François Villon
...
Часть 7 - Невезучий Маяковский. Татьяна Яковлева
Часть 8 - Иван Бунин. "Вошла она навсегда в мою жизнь!","....хорошо бы собаку купить"
Часть 9 - Александр Галич "Кадиш", Януш Корчак и его дети по путинской дороге в рай
Часть 10 - Англия. Сто лет со дня окончания первой мировой войны
Часть 11 - Эренбург и Вийон
...
Часть 35 - на небе появились звезды, да крупные и яркие! Мать честная! Я уж забыл как они выглядят"
Часть 36 - Ты у меня одна....Визбор
Часть 37 - Прямо слезы из глаз: Хокку женщины, потерявшей ребенка, и стихи Басё