Филофоб все записи автора

       Ян Кохановский это очередное светило польской культуры, связанное с радомской землёй.
Он родился в 1530 (?) недалеко Зволени, в деревне Сыцина, 30 км на восток от Радома. Ян Кохановский был сыном Пётра, сандомирского судьи, и Анны Бялачовской. Его братья Миколай и Анджей тоже были поэтами, а племянник Пётр дал польской литературе великолепные переводы „Освобождённого Иерусалима” Тасса и „Неистового Орланда” Ариоста.
     Имя Яна находится в списках студентов Краковской Академии за год 1544, но никакой научной степени он там не получил, в 1547 г. вернулся домой, похоже, из-за болезни отца, который умер в том же году. Учился потом в Кёнигсберге (Ерцгерцог Альбрехт, вероятно, был его меценатом) и в Падуи. Путешествовал по Италии и Франции, в его латинской элегии есть слова „Ронсардум види” (Я видел Ронсара), и в окончательно 1559 вернулся в Польшу, в имение Чарноляс, половина которого досталась ему в наследстве. 

Благодаря краковскому епископу Пётру Мышковскому Кохановский стал королевским секретарём, был им до смерти Зыгмунта Аугуста. Потом был сторонником Анри де Валуа, но после того, как тот убежал во Францию, бросил двор и осел в Чарнолясе. Женился на Дороте Подлёдовской, с которой они родили шесть дочерей и одного сына. Умер от сердечного приступа в 1584 году.

Одна из инсценировок музея в Чарнолясе. Главные фигуры польского Возрождения: сидят король Зыгмунт Аугуст и его мать, старая королева Бона; рядом с королём стоит эпископ Мышковский, меценат поэта. Справа - Кохановский с текстом поэмы „Сатыр” и королевский шут Станчик, который почему-то стал у нас воплощением политической мудрости (см. мой пост про Яна Матейко). Слева - музыкант Бекварк (Балинт Бакфарк, венгер) На дальнем плане сестра короля Анна и жена Барбара из Радзивиллов.

Дочка Кохановского Уршуля умерла рано. Она была его любимым ребёнком поэта, он в ней увидел даже признаки будущей „славянской Сафоны” и посвятил ей своё лучшее произведение „Трены”, 19 плачей. Это было новостью - дети умирали так часто, что их смерть была скорее правилом, чем исключением, поэтому и не слишком по них плакали, особенно мужчины.

  В 20 веке Болеслав Лесьмян написал балладу с „топосом навывырот”: когда Уршуля прибывает „во вышнию”, Бог спрашивает: Что я могу для тебя сделать? „Сделай так, Боже” - отвечает она, - чтобы всё здесь было так как в Чарнолясе”. Вот так и случилось. Тогда Уршуля начинает убирать комнаты и накрывать на стол. „Того и гляди - говорит - придут родители”. Вдруг слышны чьи-то шаги... Сердце бьётся... Нет, это Бог... не они...

Эту балладу поет Уршуля Сипинская (70-ые годы)

   Мы поехали сначала по люблинском шоссе в городок Зволень, где поэта похоронили. Его (предполагаемая) могила - в подземелиях костёла Воздвижения Креста Господня, где он был настоятелем. Тогда шляхта могла священствовать, хотя на месте всем занимался настоящий ксёндз.

  Потом из довольно набитой людьми и машинами Зволени мы повернули на Чарноляс, топос польской поэзии – место, где жил Кохановский.

  Настоящего дома Кохановского давно уже нет - имение Чарноляс быстро пошло по рукам, старый особняк же сгорел в 1720 г. Только с половины 18-ого столетья память поэта старались сохранить очередные владельцы: Яблоновские и Рачинские, или, лучше сказать, женщины из тех семей. В начале XIX столетья Тереза Рачинская построила новую каменную усадьбу в стиле классицизма, а её дочь Магдалена Любомирская – неоготическую часовню, используя останки дома Кохановского. Её дочь, Тереза Яблоновская, окочила постройку часовни и поставила обелиск на месте, где росла любимая липа поэта.
  К сожалению и та усадьба сгорела, сын Терезы ничего нового не построил, зато переделал обелиск, добавляя там бюст, но не Яна, только почему-то племянника - Петра, и символический гроб Уршули - любимой дочери поэта. В конце 19 столетья удалось восстановить усадьбу, в приблизительно таком виде, в каком была построена.
  В 1946 г. Чарноляс стал государственной собственностью, в 1961 открыли здесь музей, сегодня - отделение Музея в Радоме.


 
   Из старой усадьбы остались только: бронзовая дверь и кресло. Итак, вопрос: что показать в музее. Оказалось, всё здесь учреждено как надо, показана жизнь поэта, на стенах - гобелены символически изображающие эту жизнь и надписи - отрывки из его стихов.

  Мир Кохановского - синтетичен, заодно библейский и античный. Он вмещает и християнство (не обязательно католичество), и горациевский стоицизм. Фавны и нимфы Кохановского пляшут в привинслинских лесах.
  Кохановский для меня – главный наш поэт. Любовь к нему я чувствовал уже с пятого класса, когда мы из него кое-что читали; потом - довольно много было в учебнике в восьмом, т.е. первом классе лицея. Когда-то мы ехали с Эльжбетой в машине и я за рулём стал по памяти говорить его песню 7 из второй книги, именно эту про стол в тени липы. Оказалось, что я помню её „без греха”, а ведь в тот учебник не заглядывал.
  Вот и её вспомнил в Чарнолясе. А день был выбран безупречно - стояла жара, цвели липы. Всё как надо.

jerzy_czech