Sapfir_t все записи автора


Перевод Юлии Сирош - спасибо!

ЭПИЛОГ: Любовь, утрата, ложь.

После ухода Майкла мой опыт взаимодействия с ним сводится к трем граням: любовь, утрата и ложь. Любовь и утрата живут внутри, и 25 июня 2009 года из первого возникло второе, и оба переплелись. Ложь, однако, существует вне меня и представляет собой непрерывную атаку на правду, которая для меня священна – правду о том, кем он был, чистоту его души и всё, что он подарил миру.

В 1980-х кожа Майкла стала заметно светлее, и немногие могли объяснить, почему это случилось, что породило сплетню, ложь, будто бы он отбеливал свою кожу. В 1993 году во время интервью с Опрой Уинфри Майкл впервые рассказал о заболевании, уничтожающем кожный пигмент – витилиго. Это подтвердили и его дерматолог Арнольд Кляйн, и его визажистка Карен Фей, и многие другие врачи, партнёры и друзья. Об этом даже сказано в отчёте о вскрытии. Я и сама видела светлые пятна на его коже, симптомы этой болезни – и всё же, невзирая на все факты и доказательства, первоначальная ложь живёт до сих пор.

Аналогично живёт и другая ложь, самая грандиозная и ужасная из всех – что Майкл развращал детей. И это несмотря на многочисленные доказательства обратного, несмотря на обвинения в 1992 году, возникшие из провалившейся попытки вымогательства; несмотря на то, что Майкл прошёл суд в 2005 году, и с него были сняты все обвинения; несмотря на отчёт ФБР, состоящий из более чем 300 страниц и выпущенный в декабре 2009 года, через 6 месяцев после его смерти – там сказано, что ФБР провело несколько расследований за период с 1993 по 2005 гг. и не обнаружило ни единого доказательства того, в чем его обвиняли. Ни единого.

Подруга Майкла Элизабет Тейлор однажды сказала о нём: «Да он скорей вскроет себе вены, чем причинит вред ребёнку». Множество людей, проведших с ним куда больше времени, чем его обвинители-оппортунисты – Маколей Калкин и Фрэнк Касио, проведшие с ним всё своё детство и общавшиеся с ним до самой его смерти; Грейс Руарамба, поначалу бывшая его секретаршей, а позднее – няней его детей; и многие другие, кто не раз открыто заявлял о том, что ни разу не видели и не испытывали ничего, что могло бы подтвердить эти ужасающие обвинения. Майкл был просто не способен на такое.

Тем не менее, ложь всё ещё живёт и теперь увековечена в омерзительном документальном фильме о двух мужчинах, ранее заявлявших то же самое под присягой: что Майкл никогда не делал ничего плохого. Ничего. Никогда. Один из них, Уэйд Робсон, дважды заявлял об этом на суде – ребёнком в 1993 году и взрослым в 2005. Я сидела в зале суда в Санта-Марии, и сама слышала, как он категорически отрицал любое неподобающее поведение со стороны Майкла. После целого шквала вопросов от прокурора Рона Зонена, неоднократно пытавшегося исказить правду о дружбе Робсона с Майклом, явно расстроенный Робсон заявил: «Я же сказал, ничего не было!».

Робсон не получил роль в трибьют-шоу, посвящённом его предполагаемому «насильнику». Не смог извлечь и какой-либо другой выгоды от своей дружбы с Майклом. Через несколько лет после смерти Майкла Робсон и его подручный Джимми Сейфчак, не добившись никаких «бонусов», изменили свои истории и попытались засудить фонд наследия Майкла, требуя 1 млрд долларов, а затем ещё и снялись в фильме «Покидая Неверленд». Я слышала об этом фильме достаточно, чтобы никогда его не смотреть.

Кто бы что ни говорил, это не значит, что это правда. И даже если человек может доказать, что проводил время с Майклом (а этой привилегии были удостоены многие, включая меня), это не значит, что все рассказы – чистая правда, особенно если они противоречат тому, что этот человек говорил ранее, и тому, что говорили другие, кто присутствовал там же. Особенно если у этих россказней есть финансовый мотив.

Слова сами по себе не являются доказательством. Это просто слова. Мёртвого уже не обесславить, и люди могут говорить о Майкле что угодно, не боясь судебных исков. Они могут зарабатывать на этой лжи, подавая в суд на фонд наследия, снимая ужасающие фильмы или продавая свои истории СМИ, и нет никакого закона, который мог бы их остановить. Нет и закона, позволяющего вывести их на чистую воду и показать всем, кто они на самом деле – именно это и случилось на суде в 2005 году, когда с Майкла сняли все обвинения.

Есть ещё одна ложь о Майкле, о которой я считаю своим долгом говорить, отчасти потому, что её мало кто опровергает (в отличие от предыдущей чудовищной лжи, которую, к счастью, многие опровергают до сих пор). Это мнение, что Майкл был нaркоманом и сам виноват в своей смерти. Подтверждённые на суде факты гласят: Конрад Мюррей убил Майкла инъекцией анестетика под названием «Пропофол» в отсутствие необходимого оборудования для жизнеобеспечения. В 2011 году его осудили за непреднамеренное убийство, но он отсидел за решеткой меньше двух лет. Его действия были смертельными, именно они оборвали жизнь Майкла.

Тем не менее, когда люди пишут или говорят о смерти Майкла, они редко упоминают, что он был убит или стал жертвой убийства. Нет, они говорят, что он умер от передoзировки, так, словно он был нaркоманом, случайно принявшим слишком большую дoзу или принял её нарочно, чтобы покончить с собой. Когда тебя убивают смертельной дозой препарата, это не значит, что ты нaркоман – разумеется, если ты не Майкл Джексон, человек, которому по жизни отказано в презумпции невиновности, и чьи слова и действия (а теперь ещё и вид смерти) постоянно перевирались и искажались, дабы представить его как можно в более плохом свете.

Согласно свидетельствам на криминальном процессе против Конрада Мюррея, когда Мюррей осознал, что Майкл перестал дышать, он не стал звонить в службу спасения 911. Сначала он позвал двенадцатилетнего сына Майкла, Принса, и лишь затем позвонил Майклу Амиру. Когда охранник Альберто Альварез вбежал в комнату, он увидел, как Мюррей пытался одной рукой применить сердечно-лёгочную реанимацию к Майклу, лежавшему на мягкой кровати, хотя это нужно делать двумя руками и на твёрдой поверхности. После этого Мюррей попросил Альберто помочь собрать флаконы из-под лекарств, ведь это были улики, свидетельствовавшие о преступлении. А Майкл в это время лежал позабытый… и не дышал.

После звонка Альберто по 911 примерно в 12:30 прибыли парамедики. По словам парамедика Ричарда Сеннефа, Мюррей сказал им: «Это случилось как раз во время моего звонка». Он также сказал, что применил только успокоительное, лоразепам – эту ложь он позже повторит и в больнице. Мюррей ни слова не сказал о пропофоле, ни единому из врачей, пытавшихся спасти жизнь Майкла в тот день, хотя сомнений не было, что Майкл умер ещё до того, как они приехали. Вероятно, он был мёртв уже несколько часов. Сеннеф также сказал на суде: «Когда я впервые прикоснулся к пациенту, его кожа была холодной, глаза открыты, слизистые сухие, а зрачки расширены. Глянув на экран с кардиограммой, я увидел ровную линию».

Лишь через два дня на первом допросе в полиции Конрад Мюррей сознался, что применил пропофол. Кроме того, он заявил, что делал это каждую ночь в течение шести недель, и эту историю повторяли и дальше, хоть она и вышла из уст проверенного лжеца и была абсолютно бессмысленной. Эта история не поддается никакому логическому объяснению и уж точно не соответствует характеру Майкла. Я отвергаю её.

Да, в 1993 году Майкл открыто признал, что стал зависимым от болеутоляющих препаратов. Эта зависимость развилась в результате болезненной хирургической процедуры и усугубилась из-за нечеловеческого стресса, от которого он страдал в тот период из-за несправедливых обвинений в его адрес. Он сразу же обратился за помощью, прошёл программу в лондонской клинике и вернулся домой здоровым и «чистым». Тем не менее, это признание как грозовая туча висело у него над головой всю его оставшуюся жизнь, а в силу обстоятельств учинённого против него страшнейшего преступления теперь преследует его и после мерти.

На слушании по делу о смерти в результате неправомерных действий (Кэтрин Джексон против AEG, 2013 г.) показания давали несколько врачей, лечивших Майкла в разные периоды его жизни. Они нарисовали портрет человека, страдавшего от хронических болей, вызванных многочисленными заболеваниями, в особенности ожогом второй степени на голове, который появился в 1984 году и потребовал неоднократных пожизненных вмешательств; повреждением спины в 1999 году и трещиной в лодыжке два года спустя. Было доказано, что Майкл всеми силами пытался избегать лекарств, которые могли бы вызвать зависимость. Он искал альтернативные методы лечения. Ему даже хирургически имплантировали блокатор oпиоидных прeпаратов, который блокирует ощущение эйфoрии, вызванное некоторыми обезбoливающими срeдствами. Не очень-то похоже на поведение нaркомана, отчаянно жаждущего заполучить «дoзу».

Рецепты и лeкарства, найденные полицией в доме Майкла в Холмби Хиллс после его смерти, показывали, что он не принимал то, что ему выписывали. Вдобавок, среди найденного не было ни oпиoидов, ни других прeпаратов, которые обычно упoтребляют люди с зaвисимостью. По результатам вскрытия у него не было повреждений внутренних органов, которые бывают от упoтребления нaркотиков. Майкл боролся не с зaвисимостью, а с хронической болью и различными проблемами со здоровьем, и при этом принимал минимальное количество лeкарств, причем тех, которые вызывают как можно меньше привыкания.

Я приняла то, что Майкл применял пропофол во время гастролей, чтобы уснуть, и что этот препарат нельзя было использовать вместо снотворного. Но любой человек, страдавший от тяжёлой формы бессонницы, знает, насколько это мучительно – лежать из ночи в ночь, не смыкая глаз, в ожидании облегчения, которое так и не наступает. И это если вам не нужно на следующий день вставать и выступать перед переполненным стадионом.

На слушании против AEG в 2013 году Шерилин Ли, медсестра, специализировавшаяся на нетрадиционной медицине и работавшая у Майкла в последний год его жизни, свидетельствовала, что 19 апреля 2009 года Майкл попросил её найти анестезиолога, который мог бы помочь ему заснуть с помощью пропофола. В тот день они виделись в последний раз. По её словам, Майкл сказал ей: «Со мной всё будет в порядке, мне просто нужен человек с оборудованием, который будет следить за мной, пока я сплю». Он всё повторял ей: «Вы не понимаете. Врачи говорят, что это безопасно, просто я должен быть всё время под надзором».

«Мне нужен кто-то с оборудованием, кто будет следить за мной». Вот условие, при котором Майкл чувствовал себя безопасно под пропофолом. И именно в таких условиях применение пропофола безопасно. Пропофол ежегодно применяют сотням тысяч пациентов, и смертельных случаев очень и очень мало. Возможно (хоть это и не доказано), что Майкл просил Мюррея заказать пропофол, чтобы воспользоваться им позже, в Лондоне, после приобретения соответствующего оборудования. Но, как по мне, он просто не мог просить Мюррея применять этот препарат в домашних условиях, без какого-либо медицинского оборудования. Да ни за что на свете.

Майкл был очень образованным человеком, гением. Он понимал риски применения пропофола без надлежащей техники. Он никогда не подверг бы свою жизнь такой опасности, никогда не рискнул бы оставить своих детей. Эти предположения оскорбляют его имя и память о нём.

Мюррей сказал полиции, что давал Майклу пропофол внутривенно через капельницу, каждую ночь в течение шести недель. Если бы так было, куда делись использованные капельницы с предыдущих ночей? Где были все трубки? Где были открытые бутылочки с пропофолом? В комнате Майкла было полно медицинского оборудования Мюррея, но ни единого доказательства того, что пропофол в ту ночь применяли не впервые.

Кроме того, Мюррей утверждал, что Майкл умолял дать ему пропофол. Ну ладно, а где заявление о согласии? Если доктор собирается проводить такую рискованную процедуру по просьбе клиента, он должен хоть как-то обезопасить себя на случай какой-нибудь трагедии. И если он думал, что не делает ничего плохого, почему повёл себя как виноватый, когда Майкл перестал дышать? Сначала пытался спрятать бутылочки на месте преступления, затем солгал парамедикам, а после исчез из больницы, бросив машину припаркованной у дома в Холмби Хиллс?

Патрик Триси, врач из Ирландии, лечил Майкла во время его пребывания в Ирландии в 2006 году. Они подружились. В своей книге Behind the Mask: The Extraordinary Story of the Irishman Who Became Michael Jackson’s Doctor («Под маской: Необычайная история ирландца, ставшего врачом Майкла Джексона») он писал: «По моему опыту, Майкл не был нaркоманом». И это, на минуточку, говорит врач, который его лечил, а не люди, которые видели его заторможенное состояние и решили, что это нaркотики, а не следствие бессонницы и/или «волчаночного тумана». Я ведь и сама наблюдала это состояние у него. Его врач сказал, что Майкл не нaркоман – и это правда.

Доктор Триси также упоминал инцидент, когда Майкл перед болезненной медицинской процедурой попросил не применять анестезию – он не хотел, чтобы ему давали мидaзолам без анeстезиолога. Услыхав слова Мюррея, Триси сказал: «Я никак не мог взять в толк, почему человек, отказавшийся от мидaзолама, раз в палате не было анeстезиолога, согласился бы на применение такого мощного препарата, как пропофол, у себя дома». Он не понимал, с чего вдруг Майкл позволил Мюррею применить пропофол в таких условиях. А других подтверждений, что он просил об этом, нет – только слова убийцы.

Как по мне, абсурдность заявления Мюррея уже понятна, ведь его метод введения пропофола был смертельно опасным. В своей книге Getting Over Going Under: 5 Things You Must Know Before Anesthesia («Пять фактов, которые вы должны знать перед анестезией») доктор Барри Л. Фридберг пишет: «Мюррей не мог бы совершить более безответственный поступок – разве что затащить Джексона в самолёт и вытолкнуть его наружу без парашюта». Другими словами, Мюррей не мог сделать то, что он сделал 25 июня, и не убить Майкла. Если бы он впервые применил к Майклу пропофол тем же способом на шесть недель ранее (как он утверждал), то Майкл бы умер на шесть недель раньше. С таким же успехом Мюррей мог сказать полиции, что каждую ночь в течение шести недель приставлял к голове Майкла полностью заряженный пистолет и нажимал на спусковой крючок, но мозги ему вышиб только при последней попытке. Вот до чего абсурдно звучит его утверждение. Тем не менее, ему продолжают верить, даже многие фаны верят, а это, по моему мнению, разбило бы Майклу сердце.

Я твердо убеждена, что Мюррей впервые ввёл Майклу пропофол, когда тот спал, без его согласия. И это был последний раз. Единственный раз. Я не верю, что Мюррей намеревался убить Майкла. Он хотел, чтобы Майкл уснул, потому что знал, что если тот не будет спать, то отменит тур, и Мюррей останется без работы, которая ему была так отчаянно нужна. По словам прокуроров на суде против Мюррея в 2011 году, у него на тот момент уже были финансовые проблемы и долги на сумму более 1 млн долларов.

В 2013 году на слушании по делу против AEG директор тура Марти Хом свидетельствовал, что Мюррей, получив работу в качестве личного врача Майкла, потребовал у AEG 5 млн долларов в год, но в итоге согласился на 150 000 долларов в месяц. Юристка Кэти Джорри свидетельствовала, что в последние дни жизни Майкла Мюррей интересовался, заплатит ли ему AEG, если тур отменят. Согласно заявлению Мюррея, сделанному в полиции 27 июня 2009 года, он сказал, что дал Майклу дополнительную дозу лорaзепама в то утро, когда тот пригрозил отменить дневную репетицию.

Просто представьте, что Майкл приехал домой в свою последнюю ночь, измотанный очередной репетицией и сказал, что если не сможет спать, то отменит тур. Полагаю, Мюррей совсем отчаялся, ему было очень нужно, чтобы тур продолжался, и он получал деньги и престиж от этой работы. Он до того отчаялся, что был готов применить лорaзепам, чтобы Майкл на время вырубился, и после этого применить пропофол без его согласия – чтобы Майкл мог поспать как следует, и тур продолжался бы по плану.

По моему мнению, Мюррей вёл себя как виноватый, обнаружив, что Майкл перестал дышать, потому что знал: именно он виноват в смерти Майкла, а сам Майкл невиновен. Он пал невинной жертвой ужасного преступления, которое не только отняло у него жизнь, но и продолжало порочить и очернять его и после смерти, прилепив к нему очередной лживый ярлык.

В своём последнем письме к Майклу я писала: «Позволишь ли ты нам помочь тебе нести это бремя, как мы уже не раз делали раньше?». На тот момент я даже представить не могла то бремя потери, которое мне вскоре предстояло понести. Но мы с друзьями годами пытались помочь Майклу нести бремя лжи против него. Мы несём его и сейчас – как и все, кто любит его.

Многие чудесные люди, с которыми я познакомилась благодаря Майклу, не раз открыто выступали против самого чудовищного вранья – например, американка по имени Дженни, она снималась в документальном фильме Square One: Michael Jackson, где говорила о своём посещении Неверленда, когда там были Майкл и Гэвин Арвизо. Или Каролина из Швеции, рассказавшая о своем визите на ранчо в феврале 2003 года в компании трёх других девочек и меня – Гэвин и тогда был там, а его мать позже утверждала, что его держали силой. Очередная мерзкая ложь, которую без суда никто бы и не думал оспорить.

Эта книга – моя личная позиция, мое противостояние цунами вранья, преследовавшего и мучившего Майкла всю его жизнь. Самые отвратительные слухи и обвинения (по его же словам, адресованным Анжелике Хьюстон в 2009 году) стали для него источником «невыносимой боли». Теперь они продолжают мучить тех, кто любит его, портят его репутацию и оскверняют всё, что он подарил миру. Надеюсь, что благодаря историям, которыми я поделилась в этой книге, я смогу открыть правду о том, кем он был на самом деле. Да, я была просто фанаткой, встретившей своего героя, но я также была человеком, познавшим другого человека.

Если хотите знать правду о Майкле, идите прямо к источнику. Именно это я и сделала, когда была подростком, открыв его для себя через его творчество и его слова – спетые, сказанные и написанные. Ни единое моё личное наблюдение или прочий опыт взаимодействия не противоречат моему первому восприятию. Если вы уже знаете правду, если вы видите чистоту его души, верьте в это. Вам нет необходимости знакомиться с ним лично, чтобы знать его, понимать его, чувствовать связь с ним, душа к душе. В глубочайшем смысле, я так же хорошо знала Майкла в начале, как и в конце, и я любила его одинаково, потому что с того самого момента, когда я открыла его для себя впервые, посмотрев Moonwalker, я полюбила его абсолютной любовью, и буду так любить всегда.

Моя история продолжается. Если не принимать во внимание эту величайшую ношу, я живу чудесной жизнью и благодарна мирозданию за миллион прекрасных вещей. Но, как и с первого дня, когда мне было тринадцать, часть меня всегда ждёт момента, когда я отправлюсь к Майклу. Думаю, однажды так и будет. Закрыв глаза в этом мире, я открою их в следующем – и он будет стоять передо мной в самом волшебном своём воплощении. Я увижу его чёрные туфли и носки в блёстках, когда он выйдет из тени. Я подниму взгляд выше, по чёрным брюкам с белыми лампасами, к серебряной сверкающей перчатке на его руке, протянутой ко мне; и ещё выше, к чёрному пиджаку в блестках, а затем ещё выше, где под шляпой, в обрамлении кудрей, будет его лицо, его идеальное лицо с улыбкой, предназначенной мне. Он снова позовёт меня по имени, я упаду в его объятия, и это и будет мой счастливый финал. Ведь каждая сказка заслуживает хэппиэнда.

Талита Линехан "Майкл Джексон и я". Эпилог.

club443.ru