все записи автора Нисей молчит уже вторые сутки и, кажется, намерен продолжать игру в молчанку до скончания времен. Сеймей притворяется, что не ощущает грустного взгляда на своей спине стоит ему только отвернуться. Чувство вины должно было бы уже прийти, но оно все медлит, и Аояги прекрасно знает - если совесть не укусила сейчас, значит и в дальнейшем не ухватит за палец.
А Нисей придет в себя, надо только подождать.
- Не нужно, - нарушает собственный обет молчание Акаме, когда на прикроватный столик опускается стакан воды. Голос у Бойца тихий, надтреснутый, как при простуде. Сеймей чувствует чужую жажду, как свою собственную, чувствует, как она перетягивает шею Бойца удушающей петлей.
- Желаешь умереть от обезвоживания?
- Ничего не желаю.
- Еще хуже.
Сеймей ставит воду поближе к краю, чтобы Нисею не пришлось слишком напрягаться, ежели здравый смысл все-таки пересилит детскую гордость. Что ж, если Акаме так сильно желает поиздеваться над собственным организмом, Сеймей препятствовать не станет.
- Ты меня бросил, - слова настигают Жертву у самой двери.
Ничего неожиданного в произнесенном нет, эта претензия - пик сложившейся ситуации и максимум, что может сделать Боец. Нисей не в состоянии даже разозлиться как полагается - привязанность к Жертве перекрывает всё, делая его безоружным и открытым перед любым поступком Сеймея.
- Не бросил. Иначе тебя бы здесь не было, Нисей, - Аояги разворачивается к Бойцу лицом и смотрит тому прямо в глаза. Кто бы мог подумать, что Нисей может так смотреть... Так сердито и вместе с тем умоляюще. Он никогда не потребует у Сеймея извинений, никогда не бросит обвинений ему в лицо. Все, что остается - выпрашивать хотя бы иллюзию раскаяния ради успокоения растоптанной гордости.
- Ты не пришёл, когда я валялся в отключке на полу. Вот тебе и Связь...
- Не ты ли говорил, что все это пустые слова?
- Я был прав, - Нисей отворачивается к стенке и укрывается одеялом почти с головой. Ребенок он и есть ребенок. Акаме не подает признаков жизни даже когда кровать проминается под весом Жертвы.
- Повернись ко мне, - приказа невозможно ослушаться. Особенно если сам всей душой желаешь его выполнить.
- Что?..
- Пей, - в ослабевших неловких пальцах Бойца оказывается стакан с водой. Нисей здорово извел себя в последние дни. А еще говорят, что неприятные мысли сил не отбирают. Они не просто отбирают, а вытягивают их со страшной силой в несметных количествах.
Боец пьет не спеша, маленькими глотками, словно боится обжечь водой язык и пересохшее горло. И чуть не закашливается, когда рука Жертвы опускается на иссиня-черные волосы и начинает гладить. Сколько раз он рисовал это в своих мечтах - осторожные пальцы, бережно перебирающие спутанные пряди, легкие, но такие желанные прикосновения…
- Лучше? - слышится глухой удар домашних тапок об пол, и Сеймей закидывает ноги на кровать, устраиваясь рядом с Бойцом. Нет, он не будет извиняться - совесть все еще покорно молчит и только несмело скребется коготками в двери души. Но и этого оказывается вполне достаточно.
- Да... - секундная заминка, - спасибо, - Нисей аккуратно подставляется под прикосновения, не желая "спугнуть" Жертву. Как уличный кот несмело тянется к рукам, неуверенный: погладят его или ударят.
- Не за что, - Аояги не собирается прекращать - не для того он забрался в ногами на кровать, чтобы через минуту оттуда слезть. Раз уж все так сложилось, то можно и побаловать Бойца. Для разнообразия. Пальцы скользят сквозь прохладные пряди, расчесывая их. Нисей придвигается ближе, забыв, чем чревата такая вольность и впитывая прикосновения Жертвы, как изголодавшийся по теплу цветок жадно впитывает первые солнечные лучи. А «солнце» все гладит и гладит…
И Нисей прощает Сеймея. Просто не может не простить.


- Нисей, что это?
- Где?
- На карнавал собрался?
- Нет, на свидание, - Акаме пропутешествовал к зеркалу и довольно уставился на собственное отражение. Пушистые ушки на ободке игрушечно-розового цвета смотрелись не просто дико - Сеймей с трудом удержался от откровенного хохота. Единственное, что помогло ему сохранить серьезное выражение лица, - выработанная годами привычка проявлять хладнокровие. Хотя бы внешне.
- Не завидую твоей пассии.
- А что тебе не нравится? - Боец любовно пригладил шерстку на накладном атрибуте невинности. - Ушки как ушки. Очень даже натуральные. Кроличьи.
- Лично отрывал?
- Нет, позаимствовал для вполне определенных целей. Ты же знаешь, для чего одалживают такие вещи, Сеймей?
- Для детских утренников, - Аояги удобно расселся в кресле и развернул газету. День выдался на редкость насыщенным встречами и переговорами, и единственное, о чем грезилось - тихий домашний вечер за чашкой чая и интересной книгой. И никаких розовоухих Бойцов в поле зрения.
- А вот и не угадал! - Акаме оторвался от созерцания своей персоны и принялся возиться с какой-то одеждой, разложенной на диване. Сеймей наблюдал за ним боковым зрением, отчитывая секунды до момента, когда это розовоухое нечто пойдет преподносить "сюрприз" своему новому кавалеру. Аояги даже проникся уважением и сочувствием к этому человеку - чтобы отгулять свиданку с Нисеем и так нужно ангельское терпение, а тут еще и такой "сюрприз". Определенно, «счастливчику» потребуются стальные нервы.
- Я это переживу.
- Никуда не уходи, - зачем-то выдал Нисей и скрылся в прихожей, только пятки сверкали. Сеймей отогнал от себя неизвестно откуда взявшееся дурное предчувствие и снова погрузился в чтение. В коридоре что-то упало, Боец разразился тихой руганью. Судя по всему, "что-то" упало прямо на него...
- Дурдом, - поставил диагноз происходящему Аояги. Нисей вообще обладал невиданным даром переворачивать все вверх дном.
Вернулся Боец не с пустыми руками - темным ураганом пронесся по комнате и опустился у ног Жертвы. Сеймей даже сообразить ничего не успел, как с него уже стащили мягкие домашние тапочки и принялись заботливо обувать в ботинки.
Градус сумасшествия в комнате все повышался и повышался.
- Акаме, что ты вытворяешь?
- Ну, не пойдешь же ты на свидание босяком...
Сеймей, наконец-то, оторвался от газеты и воззрился на Бойца сверху вниз.
- Очень смешно.
- Именно, - Акаме одарил Жертву лучезарной улыбкой и завязал на ботинке аккуратный бантик. Сеймею такие мать в детстве завязывала, когда в детский сад снаряжала. - Никаких свиданий босяком, хороший мой, - в дело пошел второй ботинок.
- Нисей, я серьезно.
- Я тоже. Это же наше первое свидание. Как я могу шутить по такому поводу?
- Никаких свиданий, Акаме. Я же тебе уже говорил, - газета легла на подлокотник кресла, и Сеймей принялся развязывать шнурки. Нисей озадаченно замер, после чего вцепился в руку Жертвы, не позволяя ей разрушить плоды своих трудов.
- Говорил. А еще говорил, что не пойдешь на свидание с безухим. У меня, между прочим, даже доказательства есть, - Боец осторожно отвел руки от ног Возлюбленного, словно Сеймей только и ждал подходящего момента, чтобы продолжить снимание ботинок. - Вот, слушай, - перед носом Возлюбленного оказался новенький черный мобильник. Из динамиков доносился голос Сеймея, заявляющего, что если он когда-нибудь и пойдет на свидание, то только с человек, у которого есть ушки. Запись немного фонила, но не узнать собственной голос Аояги не мог.
Дурдом вышел на новый круг развития.
- Акаме, это абсурд. И ты прекрасно это понимаешь. Я ни на какие свидания с тобой не пойду.
- Не сдержишь собственного слова?
- Не давал я никакого слова.
- Сеймей, пойдем. Ты же обещал... я же выполнил условие, - Боец демонстративно поправил ободок. - Всего одно свидание.
- Акаме, я тебе ничего не обещал.
- Обещал-обещал, - еще одна улыбка, только огоньки в глазах заметно померкли. - Я же немного прошу, Сеймей. Всего-то провести со мной вечер... - худые плечи заметно поникли, ладони легли на колени Жертвы. - Ну что еще мне сделать? Не нравятся уши - я их сниму.
Нисею стыдно и горько. Сеймей чувствует это всем существом, видит в каждом движении. Акаме готов сорвать с головы проклятые кусочки розового меха и зашвырнуть их подальше, словно все происходящее - только их вина.
Ладонь Жертвы опускается на темноволосую голову, пальцы скользят по макушке, между ушек, задевая пластмассовый обруч. Нисей поднимает озадаченный взгляд и смотрит Жертве прямо в глаза. Будь у него ушки, они бы заинтересованно приподнялись. Но их нет. Есть только дешевые розовые украшения, неспособные создать даже иллюзию невинности. Да и не для того они предназначены...
- Ладно, мы можем прогуляться по городу, Нисей. Только не слишком долго - я устал, - Жертва гладит сильнее, и скользкий ободок почти спадает с головы Бойца. Нисей в последний момент подхватывает его и водружает на место.
- Все-таки свидание? - Акаме не хочет подачек и полусогласий. И его несерьезный взгляд не может обмануть - Нисей добивается именно того, чего желает. Не прогулки по ближайшему парку, а времени, выделенного специально для него.
- Все-таки свидание. Единственное условие.
- Какое?
- Сними, ради всего святого, эти ушки.

Разговор по душам с врагом - игра для экстрималов. Настоящее искусство - высказать наболевшее в лицо сопернику, не обнажив при этом собственных болевых точек.
Опасное занятие, но Нисей так любит экстрим.
От Соби пахнет ненавистью: черной, всепоглощающей и неудержимой. А ведь по внешнему виду и не скажешь, что этот человек может источать подобные эмоции.
В глазах окружающих Агацума Соби - идеальный Боец. Преданный, покорный и легкоранимый. Особенно для Аояги Рицки.
Нисей мог бы рассказать надоедливому мальчишке, что его подопечному не составит труда поднять руку на беззащитного, если потребуется. Рассказать, что Агацума совсем не такой, каким кажется.
Да, возможно он идеальный Боец, этого не отнять. Но это не делает его идеальным человеком.

Перебрасываться короткими фразами, стоя под уличным фонарем в бесконечном водовороте снежинок, - что может быть прозаичнее? Но, с другой стороны, чем это место хуже других? Вполне себе подходит для откровений, которые должны прозвучать и забыться раз и навсегда.
Они ругаются долго и с удовольствием.
Нисей расплывается в ядовитой улыбке, рассказывая Чистому, что Жертва никогда не предпочтет его, пока жив ее природный Боец. Как бы хорош Чистый не был, он – лишь замена.
О, сколько лет Акаме мечтал бросить это в ненавистное лицо...
Соби выслушивает молча, глядя на Нисея как на надоедливую дворняжку.
Ну еще бы, будет он разговаривать с Акаме как с равным. Идеальным Чистым это не к лицу.
Оскорбления и претензии заканчиваются, и наступает очередь Нисея глотать горькую "правду". Соби бьет умело - хорошо его этот... какой-то там… сенсей натаскал.
Все правильно - Аояги лучший, и Боец должен быть ему под стать. А что может он, Нисей, предложить такой сильной Жертве? Даже ушек для него не сохранил...
Они лаются, как два диких пса, разделенные сеткой вольера.
Приказы Жертв нерушимы - говорить говорите, а друг другу в глотки не вцепляйтесь.
Под конец Нисей уже почти не слышит режущих острее лезвий слов, лимит оскорблений исчерпан. Акаме ловит последние фразы вполуха, и именно они врезаются в память глубже, чем все предыдущее.
"Я боюсь наступающего холода", - говорит Агацума и замолкает, раскуривая тонкую сигарету.
Оба стоят, опершись о поручень моста, и портят себе легкие, глядя на танцующие в свете фонаря снежинки.
Нисей думал, что станет легче, когда он выскажет все, что в душе накипело. Но нет, не стало. Все та же колючая обида, ненависть и какая-то ломаная зависть к отобравшему того, кто по праву рождения принадлежит ему. Пусть даже всего на три года. Нет, на целых три года.
"Я боюсь наступающего холода".
Нисей улыбается и бросает наполовину скуренную сигарету на снег. Он никогда не сможет простить, но одно знает наверняка: Агацуме тоже жизнь медом не кажется.
Каким бы идеальным он не был, их связь с Аояги Рицкой идеальной не станет никогда - так и останется цепью, которой нужна постоянная подпитка. Такая связь - не более чем способ передачи энергии. Вне поле боя она бесполезна и неполноценна.
У Соби есть его идеальность и способность прогибаться под обстоятельства. То, чего нет и никогда не будет у Акаме. Зато у Нисея есть нечто куда более ценное - человек, с которым он связан самой судьбой. Есть тот, кто сможет согреть его. И никакой холод не страшен.


- Соби-кун, выпей сок, - уже в который раз напомнил Минами Рицу своему подопечному, допивая порядком остывший кофе.
- Он невкусный, - дите состроило страдальческую гримасу и сделало маленький глоток. Такими темпами стакан будет выпит ближе к вечеру...
- Зато полезный.
- Но все равно невкусный! - уперлось ушастое создание и принялось разобижено вилять хвостом-метелкой. Рицу вздохнул и сердито воззрился на Соби.
И за что ему такое наказание? Нет, за что это понятно. Но почему именно ему и именно такое?
- Соби-кун, я же опоздаю на работу. Допивай сок и пойдем.
- А мне можно снова на работу?
- Нет.
Юное дарование в сфере рисования акварелью на всех бумажных изделиях, включая документы и готовые для сдачи отчеты, обиженно засопело и уставилось на стакан морковного сока, как на злейшего врага.
- А почему мне нельзя с тобой?
- Ты еще маленький, Соби-кун, - чашка с кофе окончательно опустела. Стрелки часов перекочевали к критической отметке. Еще пять минут промедления, и Минами Рицу официально опоздает на работу. Или, как вариант, снова будет весь день работать в компании своего воспитанника. Вот Нагиса позабавится...
- Не маленький. Мне уже восемь, Минами-сан, - официальное обращение. Действительно, какой же это ребенок? В восемь лет это уже состоявшийся молодой человек...
- Еще какой маленький.
- Почему?
- Потому что ты ниже меня ростом.
- То есть я стану взрослым, когда перерасту вас? - в синих глазах заискрился азартный живой интерес. Рицу подавил просящуюся на губы улыбку - сценка должна продолжаться.
- Да. Когда перерастешь меня, я признаю тебя взрослым. Но у тебя это вряд ли получится. Тебе не стать выше меня, Соби-кун. Разве что...
- Что? - ушки встали торчком. Ловит каждое слово. Дите...
- Если ты будешь стараться...
- А что для этого нужно? - глаза загорелись еще ярче. У ребенка только что появилась временная цель в жизни.
- Я же тебе уже много раз говорил, Соби, - Минами встал из-за стола и принялся собирать тарелки.
Работа по дому никогда не входила в список любимых занятий Минами Рицу, но за последнюю пару лет пришлось привыкать не только к этому. По сравнению с постоянными детскими "Почему?" и "Зачем?", с робкими просьбами прочитать сказку и нерешительным стуком в дверь среди ночи мытье посуды выглядело не таким уж трудным занятием. - Нужно правильно питаться, пить соки и вовремя ложиться спать. Ты забыл?
- А... Нет, не забыл...
Стоило Рицу отвернуться к раковине, как с ненавистным соком было покончено.
- Вот и хорошо. Иди, собирайся. Я сейчас приду.
- Ага, - Соби бодро спрыгнул со стула и скрылся из виду.

Что ж, одна проблема решена. Зато вместо нее появилась новая - куда прятать пакеты с соками, чтобы юный энтузиаст не перестарался с приемом витаминов?

Сеймей крепко спит, вольно раскинувшись на подушках. Грудь Жертвы мерно вздымается и опадает в такт глубокому дыханию.
Нисей мог бы любоваться на свою вторую половину всю жизнь. Но именно сегодня никак не получится: если Акаме не засветится в школе, то проблем не оберешься. И так с успеваемостью беда…
Нисей осторожно садится на край кровати и убирает волнистую прядь с глаз Жертвы, будто та может ему помешать. Раньше подобные жесты не вызывали ничего кроме ядовитой ухмылки и приступа омерзения, казались театральными и показушными. А теперь стали естественными, как дыхание.
- Я скоро вернусь, - так хочется прикоснуться к Возлюбленному, провести пальцем по щеке. Но нельзя - руки у Нисея холодные, а Сеймей так сладко спит. Разве можно его будить?
На подушку ложится букет белых лилий. На лепестках и листьях цветов все еще сверкают капли - природа решила окатить осенний Токио прохладным утренним дождем. Что, впрочем, не помешало Бойцу встать с утра пораньше и отправиться в цветочный магазин.
Цветы чистоты и невинности рядом с отпавшими ушками Жертвы. Так правильно и так прекрасно.
И нет никаких нестыковок - для Нисея Сеймей всегда будет самым чистым и невинным.