Если вдруг здесь еще есть люди, которые, как и я, спланировали себе ленивые каникулы, сплошь состоящие из книжек, домашней буженины и мандаринов, то идите скорее сюда, дело есть.
Недавно - в реальной жизни - зашел разговор о книжках, от которых нельзя оторваться. Просили посоветовать вот такую как раз книжку и я как-то ощутимо затормозилась на этом моменте (вероятно, свою роль тут сыграл и третий (третий?) бокал красного), потому что все книги, которые мне приходили на ум, с другой стороны были настолько "моими" и только моими, что, может быть, это только я и не могла от них оторваться, а другим людям вообще будет сложно к ним приклеиться даже сантиметриком своей души.
Поэтому, если вам не сложно, назовите, пожалуйста, книжку (можно одну, можно тысячу), от которой было сложно оторваться именно вам. Сразу поясню, что "невозможно оторваться" - это единственный критерий отбора. Нужна такая книжка, ради которой вы на пару часов или дней перестали есть, мыться и кормить кота, просто потому что патриа о муэрте, увидеть Париж и дочитать, неважно были ли это труды Шлейермахера или ну, допустим, двадцать третья часть скотологической додекаэдрологии "Воины Меча и Ча-ча-ча" - "Последний клинок: был не ок". Как человек, который в свое время за один присест прочел сразу два тома "Голодных игр" и не жалеет об этом, я вас только пойму.
Поэтому мне, с одной стороны, хотелось бы подтвердить свою гипотезу - у каждого есть своя, заветная книжка, от которой невозможно оторваться и советовать ее кому-то другому, ну это отчасти как советовать кому-то свой любовно переваренный ужин - жест, несомненно, интимный и доверительный, но, как бы это сказать, - бесполезный. С другой стороны, а вдруг у нас у всех обнаружится какой-то общий гарри поттер.



Мой список (совершенно неполный и навскидку):
1. "Гарри Поттер и дары смерти" Дж.К. Роулинг,
2. "Историк" Элизабет Костовой,
3. "Обладать" А.С. Байетт,
4. "Маленький друг" Донны Тартт,
5. "Пятый персонаж" Робертсона Дэвиса,
6. "Волхв" Фаулза,
7. "Холодный дом" Диккенса,
8. "Бесы" Достоевского,
9. "Алиенист" Калеба Карра,
10. еще сто тыщ книг, которых я сейчас не вспомню.

http://peggotty.livejournal.com/369293.html

День 13 - stocking filler/начинка для носка с подарками

Раз уж это должна быть очень маленькая книжечка, то я, простите, воспользуюсь своим положением вечного пиарщика Джейн Остен и скажу - пусть это будет Джейн Остен. И дело тут даже не в том, что ее книжки всегда можно найти в милейшего размера изданиях, которые каждая порядочная барышня может использовать вместо носового платка для души, когда все очень плохо и вся гречка скуплена подчистую (вот, кстати, у кого хороший пиарщик - у гречки!). А просто потому, что в ее романах жизненные приключения понятных нам людей удивительно гармонично сочетаются с нужной долей иронии, которая не позволяет нам слишком уж разрыдаться над тем, что Лиззи только что привалило Пемберли и десять тысяч фунтов годового доходу.

День 14 - читала в школе

Я не слишком хорошо помню, что я читала в школе, кроме того, что в какой-то момент наша учительница по литературе съездила на курсы повышения квалификации, где ее научили объяснять все при помощи рисунков. Оно, может быть, было и к лучшему, потому что по-русски она писала с ошибками. Во-вторых, как мне кажется, почти вся школьная программа по литературе, рассчитана на то, чтобы вызвать у учащихся стойкое отвращение к чтению, что в своем смысле логично, потому что в мое время все обучение в школе было основано на принципе: "жизнь-боль". Поэтому назову одну из немногих книг, которая по моему мнению, стоит в программе на своем месте и которую нужно читать именно когда тебе лет этак четырнадцать и ты больше всего на свете хочешь, чтоб у тебя прошли прыщи и все, наконец, увидели, что ты не такой как все.
Это, конечно, "Герой нашего времени" - тень от байронического черного плаща закрывает в ней весь здравый смысл, но в 14 лет так оно и должно быть, потому что только в этом возрасте в ней можно разглядеть то, что глупые и скучные взрослые обычно пропускают - звериную тоску по другой, книжной жизни, которая уже уходит у тебя из-под ног.

День 15 - любимый цвет обложки

Неожиданно, но он есть. Я питаю слабость к синему с золотом, поэтому вот как выглядят две моих любимых книжки. Мне кажется, это идеальное оформление для толстых романов о как будто бы настоящих людях.

http://peggotty.livejournal.com/368641.html

Тема 7-го дня - любимая книга детства.

У меня в детстве не было каких-то специальных детских книг, потому что мы жили в таких местах и в такие времена, когда книги продавались редко, а уж когда продавались, то их брали любыми - детскими, взрослыми, интересными и не очень, словарь Корана в нагрузку за Дюма и давка за Чейзом. Читать я училась по былям Толстого и тогда это никого особенно не беспокоило. У бабушки была целая библиотека неожиданно увлекательных романов про то, как школьники своими силами строили в Сибири электростанции, печатали прокламации и держали под подушкой том "Капитала", и в детстве эти детали воспринимались на одном уровне с кодексом чести Джона-мщу-за-всех и снятыми скальпами бледнолицых. Тут Ленину камлают, тут славят Виннету, у Дюма в роли Ленина всегда бабы и луидоры, но схема-то всегда одна: что-то случилось, Ленину нужна наша помощь, Ленин нас отблагодарит, а на ком-то, быть может, даже и женится или, что еще лучше, подарит собаку.
Поэтому я читала книги про Ленина, мифологический словарь, "Занимательные истории о разных людях" Али Сафи, эскимосские сказки и "Тома Сойера" и все то были любимые книги, потому что в детстве всегда так: можно читать по кругу двадцать книг и все они будут самыми лучшими, потому что в это время ты еще читаешь ради самого удовольствия от чтения, потому что время, когда нужно будет давиться каким-нибудь нобелевским лауреатом только для того, чтобы понять что-то про себя или, еще не пришло, и твой внутренний "список чтения культурного человека" выглядит так: "1."Всадник без головы". 2. Бутерброд с колбасой" - и очень напоминает собой чистое счастье.

Но, как водится, если надо выбрать что-то совсем одно, то это будет Эрих Кестнер. У меня был толстый сборник его повестей, который назывался "Летающий класс", и совсем уж лучше их мало что можно было найти. Это были какие-то удивительные рассказки для детей и подростков без сопливой сентиментальности, но про самое настоящее. Я больше всего любила "Летающий класс", где были совершенно правильные мальчики - малыш Уле, писатель Себастьян, боксер Матц, художник Мартин - и даже один самый настоящий мужчина, доктор Бек. Кстати, это самая рождественская повесть Кестнера. поэтому если ее и читать, то сейчас.

http://peggotty.livejournal.com/367754.html

Вслед за моими любимыми читательницами книг williwaw и verita_veloce решила вписаться в довольно приятный и осмысленный book challenge, смысл которого заключается в том, чтоб до нового года каждый день делиться одной книжкой на заданную тему. Не знаю, надолго ли меня хватит, но sounds like fun.

Вы все, конечно же, присоединяйтесь.

Первый день - это Iconic First Line, то есть нужно назвать книгу с самой запоминающейся (классической, канонической, вошедшей в историю, etc) первой строчкой, такой, которую вы сходу сможете воспроизвести.

Мой выбор будет до очевидного банален (или до банального очевиден), но и эти строки, и сама книга - они не как первая любовь (потому что первая любовь в большинстве случаев потом вспоминается через призму фейспалма), а как первая удачная любовь, когда все вдруг сложилось, и встало на места, и ты понимаешь, что идешь навстречу своему счастью с бритыми ногами, в кружевном белье и с радостью в сердце.

It is a truth universally acknowledged, that a single man in possession of a good fortune, must be in want of a wife.

Как гласит общепринятая истина, состоятельному холостяку недостает только жены.

Ну и мои runner-ups, пожалуй:

2. The snow in the mountains was melting and Bunny had been dead for several weeks before we came to understand the gravity of our situation. ("Снег в горах начал таять, а Банни не было в живых уже несколько недель, когда мы наконец поняли, в каком сложном положении оказались.")

3. There was no possibility of taking a walk that day. ("В тот день о прогулке и думать было нечего".)

http://peggotty.livejournal.com/366112.html

Раз уж теперь можно, выложу крохотные кусочки из "Щегла", которыми до этого делилась суперфрендзонли. Особенно спойлерного тут ничего нет, порядок отрывков произвольный.


"От стен исходила теплая, матовая дымка роскоши, подлинной спелости старины, но она тотчас же разламывалась на ясность, цвета и чистый северный свет, на портреты, интерьеры, натюрморты – от крошечных до исполинских; дамы с мужьями, дамы с болонками, одинокие красавицы в расшитых платьях и отдельные величественные фигуры торговцев в мехах и драгоценностях. Банкетные столы после пиршеств, заваленные яблочной кожурой и скорлупками грецких орехов, складки тканей и серебро, тромплеи с ползающими насекомыми и полосатыми цветами. Лимоны со снятой цедрой, чуть твердеющей на кромке ножа, зеленоватая тень от пятна плесени. Свет, бьющий в ободок наполовину пустого бокала с вином."

"Судя по твоим описаниям, пустыня – этот безбрежный океан жары – место и ужасное, и прекрасное одновременно. Может, и есть что-то в этой ее пустоте, в этой ее первозданности. Свет ушедших дней сильно разнится со светом дней нынешних и все же, в этом доме каждый уголок напоминает мне о прошлом. Но когда я думаю о тебе, то кажется, будто ты ушел на корабле в море – уплыл в чужестранную яркость, где нет никаких дорог, а есть только звезды и небо".



"С самого моего возвращения в Нью-Йорк я впервые оказался так близко к Саттон-плейс и словно провалился в уютный знакомый сон, в пограничность между прошлым и настоящим – в рябь тротуаров и даже в те же самые трещинки, через которые я перескакивал, когда раскинув руки, мчался домой, воображая, что лечу в самолете, что я - крен самолетных крыльев – иду-иду! – и вот, последний рывок, бреющий полет к дому; и заведения вокруг все те же - продуктовый, греческая таверна, винный магазин, круговерть позабытых местных лиц – цветочник Сэл, и миссис Батталина из итальянского ресторанчика, и Винни из химчистки с портновским метром на шее ползает на коленях, подкалывает мамину юбку. "

"Инвалидное кресло исчезло. Подоконники завалены белыми голышами ледяного града. Но запах был ее, комната еще жила, еще теплилась ею, и я стоял, вбирая ее атмосферу до тех пор, пока не почувствовал, что расплываюсь в счастливой улыбке только потому, что стою тут вместе с ее томиками сказок, с флакончиками ее духов, с переливчатым подносом ее заколок и набором валентинок: бумажное кружево, купидоны и коломбины, прижимают к сердцам букеты роз эдвардианские кавалеры".

"В комнате пахло сыростью, и хоть там было на что посмотреть – пара терракотовых грифонов, викторианские вышивки стеклярусом и даже хрустальный шар – темно-коричневые стены и их глубокая, сухая, будто какао-порошок, гладь до краев пропитали меня памятью о голосе Хоби и еще - о Велти; радушная коричневость, которая просочилась в меня до самого нутра и обращалась ко мне любезным старомодным тоном, так что пока меня носило по свинцовым волнам лихорадки, само их присутствие обволакивало меня, успокаивало, и еще Пиппа – Пиппа отбрасывала собственный переменчивый, разноцветный отсверк, и у себя в голове я мешал рдяные листья со взлетающими во тьму искрами костра и примерял к этому мою картину – как она будет смотреться на таком густом, мрачном, скрадывающем свет фоне. Желтые перья. Вспышки багряного. Блестящие черные глазки".

"Это Бориса мне недоставало, этого лихого раздолбая: угрюмого, бесшабашного, взрывного, до ужаса безрассудного. Бориса, бледного и одутловатого, с этими его ворованными яблоками и русскими романами, ногтями, сгрызенными до мяса, и волочащимися по пыли шнурками. Бориса – юного алкоголика, со вкусом ругавшегося на четырех языках – который без разрешения хватал у меня еду с тарелки и, напившись, засыпал на полу с таким красным лицом, будто ему надавали пощечин".

"Но думать о Пиппе было так мучительно, что забыть ее – все равно, что пытаться забыть про больной зуб. Я думал о ней безотчетно, безнадежно, жадно. Годами я просыпался и первым делом думал о ней, с мыслью о ней – засыпал, и в мой день она вторгалась бесцеремонно, надоедливо, вечно – как удар током: который сейчас в Лондоне час? я постоянно прибавлял и вычитал, прикидывал разницу во времени, как одержимый лез в телефон проверить – какая там в Лондоне погода, плюс одиннадцать, 22:12, небольшие осадки; стоя на углу Гринвич и Седьмой Авеню возле заколоченной больницы Святого Винсента, торопясь на встречу с дилером, я все думал о Пиппе, где она? едет в такси, ужинает в ресторане, пьет с людьми, которых я не знаю, спит в кровати, которой я никогда не видел? Мне безумно хотелось взглянуть на снимки ее квартиры, чтобы подбавить столь желанных деталей к моим фантазиям, но просить об этом было стыдно. Я томился мыслями о ее простынях, какие же они, какие, - я воображал их темными, казенного цвета, смятыми, нестиранными – темное студенческое гнездышко, белеет веснушчатая щека на бордовой, багряной наволочке, барабанит за ее окном английский дождь".

"Вся мебель будто вытянулась, привстала на цыпочки в тревожном ожидании. Я слышал, как стучит мое сердце, слышал все щелчки, перестуки и присвисты огромного старого дома, дремавшего вокруг меня. Спали все. Даже звуки клаксонов и громыхание грузовиков, изредка проезжавших по Пятьдесят Седьмой улице, казались еле слышными, нерешительными – редкими, будто неслись с другой планеты.
Я знал, что скоро ночное небо станет темно-синим, в комнату скользнет первый хрупкий, зябкий проблеск апрельского дня. По улице забурчат и загрохочут мусоровозы, в парке застрекочут весенние птицы, по всему городу в спальнях зазвонят будильники. Грузчики, высунувшись из фургонов, будут шмякать толстыми пачками Times и Daily News об асфальт возле газетных киосков. Во всем городе матери и отцы зашаркают по домам с растрепанными волосами, в ночнушках и халатах – поставят вариться кофе, включат тостеры, разбудят детей в школу."

http://peggotty.livejournal.com/366032.html

Видите ли, я купила компьютерное кресло.
Не стоило этого делать. Я всегда покупала только книжки.
Вот и не надо было выпендриваться.
Но оказалось, что если переехать в пустую квартиру, то приходится покупать не только книжки. Ну, то есть, выяснилось, что квартира - это не такой большой книжный шкаф, как я раньше думала. Туда нужны самые удивительные вещи, вроде мебели, ложечек, стремянки и электриков. Выяснилось также, что все до этого тщательно и любовно прокачанные тобой скиллы (перевод Донны Тартт через русский язык, умение написать статью о прыщах и знание закона Вернера) совершенно не пригождаются в коммуникации между тобой и сборщиком мебели, который опоздал на полтора часа, поцарапал пол и отломал тебе плинтус. В лучшем случае чувствуешь себя как та толстая тетка из "Жареных помидоров", которая мысленно натягивала синие лосины супермена и ментально убивала все живое бейсбольной битой два раза. И даже в худшем случае сборщик все равно остается жив.
Так вот.
Кресло.
Если честно, я никогда раньше не покупала мебель, кроме икейской тумбочки, но что такое купить икейскую тумбочку - вот в детстве у меня был пластмассовый конструктор, я могла собрать из него подъемный кран и крокодила, теперь у меня есть икейская тумбочка - это просто значит, что детство кончилось. А собираешь-то ее все равно так же, как крокодила.
Но вот кресло.
Ну хорошо, я уже поняла, например, что большую мебель доставляют в разобранном виде (да что там говорить, даже икейская тумбочка см. выше), но почему-то компьютерные кресла всегда виделись мне законченными конструктами. Не знаю, возможно где-то я воображала мангустиновые и петияровые леса, где их нежно срывают с деревьев веселые мужчины в синих комбинезонах, которые при этом обязательно еще поют бодрую песенку, что-нибудь про кресло, кресло, главное, чтоб влезло. Мне искренне казалось, что кресло ко мне прикатят фактически за ручку, а мне останется только сорвать с него обертку и это, главное, чтоб влезло.
Оказалось, что кресло тоже приносят разобранным.
Вам понадобится только крестовая отвертка, утешил меня грузчик, который взял пятьсот девяносто рублей, чтобы поднять кресло (без песен! без комбинезонов!) ко мне на лифте.
Я быстренько в уме сделала проверку. У меня есть тридцать томов Диккенса, половник (нет, ну такое тоже может быть), жесткий диск, айпод, щипчики для бровей (уже теплее), паспорт и карта прививок. Еще что-то в шкафу. И утюг я потеряла.
Нет, крестовой отвертки нигде не обнаружилось.
После того, как грузчик (хуюзчик! ездок на лифте) ушел, оставив меня с расчлененным и упакованным в картон креслом, у меня было два варианта действий:
- заплакать,
- собрать кресло щипчиками для бровей (а вот не смешно, бутылку ими открыть, кстати, можно).

Знаете что, я, конечно, решила, что я разумная и самостоятельная женщина, которой все по плечу.
Поэтому я, конечно, заплакала.
Потом я обнаружила, что самый маленький ключ от почтового ящика где-то похож на крестовую отвертку. Ну как будто его мама была самой обычной отверткой, а папы у него не было. (Диккенс, Диккенс, в дни сомнений, в дни тягостных раздумий, ты один опора мне). Поэтому я достала части кресла из картона и приступила к сборке. А что оставалось делать? У меня были ключи, щипчики и я уже поплакала.



Что сказать? В эти неловкие моменты, когда ты прикручиваешь подлокотник к сиденью почтовым ключом, чувствуешь себя, конечно, героиней романа. Например, Бриджит Джонс. На локейшене не хватало только утягивающих трусов, банки мороженого и Марка Дарси.
А еще лучше, чтоб Марк Дарси был отверткой. На улице Декабристов, кстати, обнаружился целый склад Марков Дарси в их лучшей форме. "Все для дома" называется (очень честно). И знаете, я лично никогда не любила Бриджет Джонс. Положа руку на сердце скажу, мне бы синие лосины супермена и жезл милицейский, чтоб можно было тормозить так, чтоб все боялись.
Поэтому я решила, что я разумная и самостоятельная женщина и что я могу пойти и купить себе Марка Дарси в виде крестовой отвертки номер три, чтобы это ни значило.
В магазине нашлись женщины и мальчик Ваня.
С Ваней у нас состоялось что-то по Чехову.
- Простите, вы не знаете, крестовая отвертка номер три - это что?
- Отвертка, наверное, - застенчиво отвечал Ваня.
- А номер три?
- Наверное, размер, - еще сильнее краснел он.
- Размер чего?
- Наверное, отвертки.
- А вы не знаете, четыре на один семьдесят пять - это не может быть три?
- Наверное.
Из магазина я вышла в общей сложности с 20 отвертками.
Нет, правда, рисковать я не собиралась.

Вы знаете, когда я пришла домой и воспользовалась отверткой по назначению (подошла все равно та, которая была похожа на ключ от почтового ящика, я же говорила), то обнаружилось, что отвертки - это такие замечательные штуки! Они входят в винт, ими можно крутить и сразу все закручивается на свои места, и не надо делать вот этого: даептваюмать и ключами об пол, и я была готова сразу собрать что-нибудь еще, но кресло у меня было только одно, поэтому я собрала мусор.

http://peggotty.livejournal.com/365604.html

Во-первых, «Афиша-Воздух» опубликовала огромное интервью со всеми причастными к появлению «Щегла» на свет в русском оперении. Правда почему-то в разговоре была как-то изначально опущена одна важная часть.
Большую роль в том, что именно меня выбрали переводчиком «Щегла», сыграл «наше римское всё» Виктор Сонькин, который написал ей огромнейшее support letter. В письме В.В. очень подробно объяснил мисс Тартт, что если она не возьмет меня переводчиком, то небеса над Пемберли померкнут, а Россия никогда не встанет с колен. Шучу, конечно, но у В.В лучше, чем у всех остальных получилось объяснить, почему переводчик может быть нормальным, если в резюме у него три с половиной книжки, как переводчики в России не зарабатывают денег и что лучше меня у нее никого никогда не будет. Не знаю, кто больше удивился письму – Тартт или я, потому что на семинарах по переводу я всегда (с нежностью, конечно, но) смотрела на Александра Леонидовну и Виктора Валентиновича как на пару «хороший полицейский – плохой полицейский». А.Л., если вы знаете, человек, который изначально любит студентов, и она несет добро и свет в массы – ну, не знаю, как Гольфстрим теплые потоки куда-нибудь. На моей памяти она никого никогда не ругала, а жестко отчитать у нее – это участливо наклониться к студенту и с искренним интересом спросить: «А вас самого не насторожило, что у вас такая чушь получается?» В основном она всех хвалит, хвалит-хвалит, а В.В. в это время, знаете, так сидит рядом, и вот когда А.Л. заканчивает говорить человеку, как он прекрасен, что правильно перевел хотя бы артикль the из огромного текста (и ты сразу чувствуешь себя как минимум Голышевым), В.В. так немножко отрывается от 2 века до нашей эры и говорит: «Да, но…» и ты немножко внутренне бальзамируешься. Потом он, конечно, тоже хвалил (говорил, например, «очень хорошо»), но в целом мне всегда казалось, что если ты не голова римского барельефа и не занимаешься, например, ацтекской огласовкой сакральных надписей на стельках, и то в целом, он не очень подозревает о твоем существовании. Поэтому, конечно, было невероятно трогательно узнать, что тебя оценили и без стелек.

Вот. Это очень нужно было сказать прямо сейчас.

Далее - традиционный опрос:

Про какую книжку вам написать?

1. Шесть связанных между собой историй (что-то знакомое, правда?), однако при всей нарочитой вторичности замысла, книга оказывается достаточно хорошей, чтобы не утянуть читателя ко дну своей uber-узнаваемостью. То ли все дело в проблесках фэнтези, почти детская, прямолинейная завлекательность которой держит и удерживает читателя, то ли в хорошей повествовательность остального текста, где почти все люди как люди: в поисках потерянного времени и молодильных яблочек.

2. Надрывный роман о мужчине, который теряет всех жен, но находит собаку: читатель ждет уж рифмы вечность, но все укладывается в привычные четыре буквы – боль и тлен.

3. Мне очень жаль, что этот роман я не прочла раньше. Он безусловно, идеально, абсолютно прекрасен. Американский юг, постепенно улетучивающееся детство и страшный дяденька, которого не стоило бояться.

4. Прустоведу и дерридовщику, который бреется налысо, читает Адорно и задорно потрахивает феминистически настроенную литкритикессу подкидывают на неделю ребенка. Все заканчивается отсылками к Бахтину и нормальным человеческим карнавалом.



UPD. Ну ладно, сразу раскрою карты: 3-я, конечно, это To Kill A Mockingbird, а 1-я - The Bone Clocks Дэвида Митчелла.

http://peggotty.livejournal.com/365323.html