Я не библиотекарь, я филолог по образованию, и, наверное, мне это в чём-то очень помогло. То есть для меня библиотечная карточка, которую я умею хорошо писать и описывать, — это целое библиотечное искусство, даже в электронную эпоху. Но она меня интересует, честно сказать, не очень. Меня интересует то, что интересует такого замечательного писателя как Умберто Эко, — философия, магия библиотеки, и как эта библиотека повторяет всеми своими возможностями жизнь...<...>
Бывают моменты, когда ты понимаешь, что чего-то достигла. У меня есть такой момент, связанный с нашим маленьким читателем. Я его увидела на последнем этаже библиотеки. Думаю, ему было лет пять или чуть больше. И он стоял один. Нарушая все библиотечные правила, он ел огромное яблоко, подвергая, как вы понимаете, опасности сохранность библиотечного фонда (хотя, конечно, это ерунда, потому что у нас есть на это Петр Первый, который приглашал читателей в созданную им библиотеку, как вы знаете, чаркой водки. На самом деле в мире нет ничего нового, все повторяется). И вот я иду по библиотеке, стоит этот малыш, ест это яблоко и одновременно, приподнимаясь на цыпочках, замечательно работает с компьютером, даже лучше, чем я, — он с ним на «ты». Я думаю: «Он, наверное, потерялся в этой библиотеке». Я к нему подошла и говорю: «Скажи, пожалуйста, может быть, ты не знаешь, куда тебе пройти?» Я, естественно, несколько выше, чем он, но у меня было полное ощущение, что он на меня смотрит сверху вниз. И он говорит: «Да я в этой библиотеке десять лет работаю! Я здесь все знаю».<...>
Умберто Эко. Никогда с ним лично я не была знакома – хотя и всегда была внимательным и очень благодарным читателем его книг. Но, пожалуй, заразил меня любовью к библиотекам другой человек, и я с почтением вспоминаю это имя. Это, конечно, Дмитрий Сергеевич Лихачев. Сейчас многие его цитаты о книгах и библиотеках растиражированы и перепеты до неузнаваемости…. ну, что-то типа того, что если в мире все погибнет и останется хотя бы одна библиотека, то мир возродится. Или что последние святые — это люди, работающие в библиотеках и архивах. Вот против последней фразы, выдернутой, конечно, из контекста, я всячески возражаю. Я совершенно не хочу, чтобы люди, работающие в моей библиотеке, были последними святыми на Руси. Я хочу, чтобы это были нормальные люди с нормальной зарплатой, с нормальными возможностями, хорошо выглядящие и так далее, и так далее... <...>
Можно сказать, что библиотека — это такое нормальное место для моего повседневного существования…. Конечно, в нашей замечательной семейной библиотеке нет пяти миллионов книг, как в Библиотеке иностранной литературы. И когда мне задают вопрос: «А на каком количестве языков у нас эти книги?», я даю вот такой ответ: 145 или 147. Потому что 146-й язык — это тот язык, на котором мы собираем переводы литературы — русский язык. А какой же 147-й? Это язык того, что мы сначала как будто потеряли, но уже практически вернули, — русского зарубежья. Это русский язык, но он все равно другой. Когда бабушка говорила по-русски, она на этом языке и говорила. Поэтому 147 языков, 5 миллионов единиц хранения.
Многие фонды существуют на электронных носителях. Но когда мне различные наши высокие чиновники говорят, что у нас в стране теперь все электронное, я всегда им говорю: «Особенно в такой деревне, как Засранск» (которая реально существует в нашей действительности в одной из губерний). Там не то, что электронного, там и печатного толком нет.<...>
Я не буду вам приводить, как заклинание, что у книги есть особый запах, особый аромат. Да, я человек другой культуры, хотя замечательно пользуюсь айфонами, айпэдами — это чрезвычайно удобно и современно. Но книга, особенно если она еще хорошо издана - это величайшее, изысканнейшее удовольствие.
У меня есть любимый пример на тему того, какой должна быть библиотека, - я об этом написала в одной из своих книг. Я очень я хочу, чтоб современная библиотека была похожа на бани Каракаллы. Я не знаю, что там происходит сейчас (думаю, ничего не происходит — это историческое место и исторический памятник), но когда-то там происходило много чего интересного. Туда приходили патриции омыть свои телеса, испить вина (это вообще, по-моему, не возбраняется в библиотеке) и культурно, интеллигентно, извините за это слово, образовательно провести время — послушать философов, поэтов, ученых. Дерзкий пример, но, на самом деле, по-моему, замечательный.<...>
Когда мне задают вопрос, что директору Библиотеки иностранной литературы больше по сердцу, полететь в очередную командировку в Париж, в Великобританию, в Лондон, в Эдинбург и так далее, куда, я, конечно, езжу по долгу службы, или поехать в город Орел? Или в город Ижевск? Или поехать в какое-нибудь село в провинции? И надеюсь, вы мне поверите, отвечаю, что мне больше по сердцу второе. И более того, я убеждена, что если вообще какую-то культурную политику реалистически можно построить, ее можно построить, только понимая, насколько важна наша необъятная территория.<...>
Конечно, библиотека должна быть тем, к чему, я думаю, надо стремиться. Она должна быть центром людского сообщества. Но для того, чтобы быть центром сообщества, надо, чтобы там
что-то было. На самом деле, есть ведь целое определение, какой должна быть современная библиотека. Она должна быть дружелюбной, friendly. Я очень люблю это определение, но для меня его недостаточно. Надеюсь, что меня никто не заподозрит в ненормированной лексике — это в переводе на русский язык ничего непристойного не означает…. она должна быть sexy, в ней должна быть изюминка. А для того, чтобы там была изюминка, там должна быть хотя бы какая-нибудь мало-мальски приличная мебель, чтобы люди хотели туда прийти побыть. Это очень интересная категория:
побыть в библиотеке.
(Фрагменты лекции Екатерины Юрьевны Гениевой, «О культуре, вере и великих спутниках», прочитанной в рамках проекта Катерины Гордеевой «Открытая лекция» в Гоголь-центре в апреле прошлого года)https://jenkers.com/ru#!t=7012027 https://inostranka-lib.livejournal.com/96438.html
