Maximeliane_Rufus все записи автора Название: "Из-за Эмми или Cauer and other troubles of my life"
Автор: Topsyatina
Персонажи: Том/Билл (основной)
Рейтинг: NC-17
Жанр: romance, AU, BDSM, Angst, Lemon, Hurt/comfort, POV Bill...
Категория: Slash
Размер: макси (очень большое макси)
Статус: в процессе
Краткое содержание: Билл, молодой человек, приехавший в Дрезден. Учится на психолога в колледже. У него есть друзья, но жизнь кажется пресной. Её разбавляет новое знакомство - некий Томас Кауэр. Как жить после знакомства с таким человеком? Что делать с желанием поцеловать парня? Как признаться себе в пагубной привязанности? Как хранить чужие тайны? А самое главное: как соблазнить натурала, когда уже принципы умерли под натиском душащих желаний?
Предупреждение: ненормативная лексика, откровенные описания постельных сцен, неадекватные реакции/мысли персонажей, смерть персонажа (второстепенного)...
Благодарность: хочу выразить гигантское СПАСИБО Norka K. (Noriko) и Nokia. Я благодарна вам за труд, за то, что вы верите в мою идею и ни разу не усомнились в ней. Спасибо за помощь, за поддержку и то время, что вы на меня тратите. p.s. люблю вас сильно ^___^
От автора: здесь столько всего... что передать в 2-х словах сложно... Максимально жизненная история, по вине которой многие сходят с ума...
Размещение: За копирование, публикацию на других ресурсах и прочей ерунды - на кол посажу, обоссу и сожгу!:diablo:

*- Новый год

Пару дней до и после Сильвестра* я протусовался с Ником. Он позвонил мне, и мы целыми днями зависали у меня. В основном разговаривали, пили, ели, ходили куда-то, бесцельно бродили. Когда пробило двенадцать, мы отпили немного пива из наших бутылок и заулыбались. Проводили всё время вместе, вновь почувствовав ту старую дружбу, которая осталась дорога. Я не чувствовал никакого стеснения. Как будто всё так и должно быть. Друг лишь один раз заикнулся о Бри. Я сжалился и рассказал, что знаю. Николас не собирался появляться на пороге его квартиры, но, думаю, ему хотелось. Идея была глупой. Третьего числа я посадил его на поезд до Штутгарта, пообещав, что приеду, как только смогу.
До Кауэра не мог дозвониться практически сутки. Это настораживало. Тогда я набрал Юджину. Парень показался мне каким-то взбаламученным.
- Вы там все праздники курите? – недовольно спрашиваю.
- Вообще-то нет, - ворчит, - мы сторожим.
- Что?
- Кого. Мелкого. И Тома. Он присосался к стеклу и не отходит, всё смотрит.
- Погоди, - обмираю, - Роксана родила?
- Да, тридцатого числа. Да что я распинаюсь, приезжай и сам убедишься.
Где-то в сознании закралась мысль, что это опрометчиво, но я попёрся, не выдержав порыва любопытства. Вирт сидел и что-то проверял в телефоне. Он был один.
- Привет, - сажусь рядом, - где все?
- А всех нет. Эм дома, а этот псих в коридоре трётся у детской комнаты.
Мне дали халат. Я решил, что раз приехал, то хоть одним глазом должен посмотреть на ребёнка. Экстремал действительно стоял в одиночестве, положив одну руку на прозрачное окно. Сейчас он казался каким-то скрюченным, согнутым, но мягким. Весь святился, в прямом смысле. Лицо особо ничего не выражало, а вот глаза орали. От удовольствия, от счастья. Я подошёл и положил ему ладонь на плечо. Он перехватил, взял мои пальцы и погладил, не сводя глаз с одного из малышей. Я слышал, как сильно бьётся его сердце. Губы были изогнуты в чувствительной улыбке.
- Смотри, - шепчет, - третий слева. Это мой малыш.
Я идиот, просто придурок, но в этот момент испытал укол ревности. Чёрт, это я твой малыш. Я всегда им был! Но ребёнок, такой долгожданный и желанный, естественно, в этом споре в передовиках. Куда мне до него?!
Этот сморщенный розовый ком лежал спокойно, спал. Я увидел на табличке фамилию Тома. Он переплёл наши пальцы, вздохнув. Это было резко, приятно и болезненно хорошо. Я не мог сказать, на кого мальчик был похож, но мне хватало того, что Кауэр держит меня за руку и в данный момент абсолютно открыт. Посмотрев на него, захотелось улыбаться. Вся нежность, на которую он способен, сейчас прорисовывалась в этих дорогих мне чертах. Я прекрасно знал, как он хотел сына, как грезил этим. И ведь парень достоин. Не знаю уж, о чём он думал, но сейчас я просто стоял, поглядывая то на люльку, то на фотографа и испытывал колкое блаженство. Нельзя было расслабляться, но момент располагающий. Вот и находился в подвешенном состоянии, впитывая настроение друга.
- Поздравляю, - тянусь и чмокаю его в висок.
- Спасибо, - проникновенно шепчет, впервые посмотрев на меня.
Я улыбнулся так искренне и добро, как мог. Ему не обязательно знать, что с первой же секунды я начал ревновать его к сыну. Через двадцать минут мальчик проснулся. Пришла медсестра и унесла его в палату к матери.
- Я пойду, - сказал Том, расцепляя пальцы.
Вот и всё. Побыл со мной, а теперь вали, я пошёл дальше пялиться на отпрыска, да? Как же сильно меня прошила злоба. Но я только кивнул, криво улыбаясь. Сжал кулаки и вернулся к Юджину.
- Не разнеси тут всё, - иронично замечает.
- Мне нужен кофе.
Но я продолжал злиться и не мог ответить себе, почему же? Во мне плескалось негодование, отчаяние и ненависть. Чёрт, этому ребёнку всего пять дней, а он уже смог насолить мне только своим появлением. Бл★дство какое-то!
- Нервничаешь? – спросил Вирт, подметив мой отрешённый вид.
- Заметно?
- Да. Я в некоторой степени тебя понимаю. Сейчас он совсем ополоумел. Если бы ты видел его в день родов! – шатен хмыкнул. – Я думал, что от радости он его съест.
Я хохотнул и немного успокоился.
- А где Эмма?
- Здесь, у Рокси. Кстати, ты бы забрал её, а то я тут только ради неё торчу.
- Спешишь?
- Маюсь от безделья. Мой восторг от принятия отцовства уже давно прошёл, поэтому ловить нечего.
- Конечно, - киваю, - иди.
Вирт смылся. Я сидел, точил себя мыслями и ждал девочку. Наверное, сейчас Том ни о чём другом думать не может. В принципе, меня это трогать не должно, но почему-то задело. Особенно «малыш». Не думать, Билл, не стоит оно того!
- Привет, а где Юджин? – Эмми вышла и приветливо улыбнулась.
- Домой поехал. Я за него.
- А, - смотрит по сторонам, - мне надо папе что-нибудь поесть принести, и поедем, ладно?
Киваю. Он ещё и не ел! Девочка предложила мне сходить в палату, поговорить с Роксаной или просто побыть рядом, но я отказался. Нет уж, это как засунуть проволоку через рёбра прямо в сердце. Я хотел бы быть равнодушным, но не могу. Ладно там, Кауэр один и потрахивает тёлок. Эта новая жизнь, иной смысл. Теперь всё будет по-другому. Мне показалось, будто этот ребёнок собой оторвал от Тома кусок, который принадлежал мне. Я эгоист и собственник, я не хочу отдавать то, что мне самому нужно. Да, пусть я сволочь и глупый идиот, раз так рассуждаю, но, по крайней мере, я был экстремалу не безразличен. А сейчас мальчик заполонит всё собой, не оставив места никому в душе Тома, кроме Эммы. Меня не устраивает такое положение вещей. У нас было прошлое, которое невозможно вот так, по щелчку, забыть. Какого хрена тогда творится? Помимо меня у Тома есть родня, поклонники – их тоже в корзину? Внутри меня заговорило чудовище. Не думал, что могу быть таким жадным.
- Пошли? – мелкая подала мне пальто, уже полностью одетая.
- Да.
Два дня я был с ней. Кауэр не отходил от палаты, ночевал там, пока его не выгнали. Весь какой-то побитый, но довольный. Он отсыпался день, встав только рано утром восьмого числа, внезапно вспомнив, что люди же на работу ходят, дети учатся, а у его дочери через два дня день рождения. Как я понял, парень отпросил её, поэтому Эмма была дома.
- Что ты задумал?
- Ничего глобального, - чешет бок, зевая, - так.
Я уставился на его тату, эти строчки на запястье никогда не оставят меня в покое. У самого рука зачесалась в том месте, где набит жетон. У каждого свои секреты. И чего я ждал? Том потёр глаза, улыбаясь, как мудак. По утрам он похож на китайца. Глаза узкие-узкие. Меня это постоянно умиляло. Я до сих пор помню наши утра. Кауэр подал мне тарелку с сосиской и омлетом, вновь начав чесать бок.
- Кстати, где ты купил тот комбинезон, в котором был на ужине?
- В галерее на Альтмаркте, а что?
- Понравился. Такой же хочу.
- Там остался один, и он тебе не подойдёт, ты слишком жирный, - беззаботно пожимаю плечами, отпивая немного кофе. Собеседник хмыкнул.
- Ах ну да, я же забыл, это ты у нас мистер анорексия столетия.
Я прыснул. Том подошёл, оттянул мне прядь волос и захохотал, когда я злобно начал сверлить его взглядом.
- Уймись, - машет рукой, садясь напротив. – Ты можешь забрать торт? Я заказал его для мелкой, но из-за Рокси с малышом у меня не будет времени.
- Без проблем. А как вы назвали его? Ты так и не сказал.
Фотограф улыбается, слегка приподняв одну бровь.
- Неужели Томом? Тогда ты упадёшь в моих глазах!
- Бог миловал, дав мозг. Нет, ну что ты!
- Тогда как?
- Я решил назвать его Вильгельмом.
В честь мамы. Это... так трогательно. В глазах парня проскользнула тёплая грусть, но он не дал ей вылезти наружу.
- Мило, мне нравится. То есть, можно будет называть его Вилли?
- Нет, - открывает удивлённо рот, - нет и нет. Никаких вот этих огрызков от имени. Вильгельм и точка. Тем более не Билл, не Уилл, не Вим, не Мин, не Вильм, не Хель, упаси Господь!
- А мне моё имя нравится.
- Оно твоё, а он Вильгельм.
- Как знаешь, - поворачиваюсь и ищу глазами сахар.
Причапала сонная Эмма, повиснув на отце, зацеловав его до синяков. Том так забавно изворачивался, но подставлял под поцелуи дочери то щеку, то шею, то лоб. Из их разговора я понял, что Рокси с сыном будет жить отдельно, ни о каком совместном проживании речи не шло. Это порадовало. Значит, Кауэр стоит на своём и не поменял мнения от столь примечательного события. С другой стороны, я уверен, что он будет у них зависать сутками. Тем более, если сейчас работы у него нет, а Эмма уедет учиться, что ему ещё делать, как не убаюкивать сына на руках? Я помотал головой, скинув балласт из мыслей. На фиг всё это! Надоело.
... А десятого числа начался дурдом. С самого утра Кауэр верещал мне в трубку, как потерпевший. Эмма себя плохо чувствует, праздник срывается, и он не знает, что делать. А я прямо волшебник, что ли? Спокойно объяснил ему, что я приеду и постараюсь всё уладить. В квартире творился грёбанный хаос. Солнце не успело взойти, а у них тут смерч прошёлся. Эмми лежала в кровати. Том прыгал рядом, обгладывая себе ногти. Я стукнул его и попросил успокоиться. Это всё не смертельно. На первый взгляд, у девочки было банальное недомогание, граничащее с простудой. Мы спустились вниз, и я начал открывать все полки в поисках нужных мне вещей.
- Что ты делаешь?
- Меня этому мама научила, когда маленький был. Она же с детьми работает, поэтому знает, как маленьких чудовищ поставить на ноги. У тебя водка есть?
- Водка? – вылупляет глаза. – Откуда?
- А виски или что-то такое же крепкое?
- Нет.
- Тогда гони за водкой в магазин.
Том пулей вылетел. Я нашёл в шкафчике много перцовых приправ. Так даже лучше. Взял телефон и позвонил маме.
- Привет, дорогой, я немного занята.
- Привет, ма, я быстро, слушай, у нас Эмму слегка скосило, сегодня день рождения, я решил навести водку с перцем.
- Это лучше всего, и не забудь мёд.
- А сколько ей лежать надо?
- Часа хватит, я думаю, если у неё простуда и начальная стадия.
- Я не знаю.
- Прогрев, милый, в любом случае, – лучшее средство.
- Спасибо.
Сбросив звонок, я набрал Кауэру.
- Том, не забудь купить мёд.
- Мёд, - пыхтит, - где я тебе его тут найду?
- Спроси у консультанта, нужен мёд.
Вообще, в таких случаях лучше обратиться к врачу. Но это займёт много времени, да и денег сожрёт прилично. Парень вернулся, протянув мне бутылку.
- Ты что, собрался поить моего ребёнка водкой? – ошарашенно вопит.
- Нет, придурок. Лучше сделай чёрный чай, пожалуйста.
Я помню хорошо, как меня лечили тем же способом. Рюмка водки, немного перца. Чай с мёдом.
- Нужна убойная доза витамина С. У тебя есть что-нибудь против инфекций, гриппа?
- Да, какая-то хрень в гранулах.
- Тащи.
Эмма выглядела не очень хорошо. Благо, у нас было время. Том трясся, смотря, как я ставлю водку рядом с его дочерью.
- Золотце, тебе надо выпить чай.
Она кивает, принимая у отца чашку, где разведено большое количество мёда. Вкус не очень, зато поможет. Я сажусь у её ног, снимаю носки и начинаю растирать водкой кожу. Кауэр облегчённо выдыхает. Он помогает, взяв у мелкой кружку, повернув на живот. Мы гладили её мокрыми руками, потом замотали в кокон одеяла, дали дозу лекарства от простуды и оставили спать.
- Откуда ты это знаешь? Ну, про водку и перец?
- От мамы. Когда денег не было, сам понимаешь, а я болел, ей приходилось лечить меня домашними методами. У нас соседи снизу русские, милые люди, хоть и хитрожопые, ну не важно, короче, я как-то заболел, сильно кашлял. Кошмар. В шаговой доступности не было аптеки и врача, который бы осмотрел меня, не взяв денег за приём. Мама не знала, что делать, даже апельсинов было не купить. Наталья, наша соседка, пришла к нам, посмотрела на меня и сказала, что у них по большой части используют народные средства, полагаются на таблетки только когда всё запущено. Так как они славяне, то в доме всегда есть водка. Мне растёрли пятки, даже дали выпить рюмку с перцем. Я тогда чуть не задохнулся. Жгло страшно. Потом согрели. Наталья ходила к нам три дня. И на четвёртый я поправился. Ни соплей, ни кашля. Мама взяла на заметку, а сейчас у неё есть целая книга рецептов. Всё же, в садике есть дети из неблагополучных семей, дети эмигрантов, где семь человек живут на одно пособие. Когда я выпустился из школы, самому стало интересно, как другие люди себя лечат и что помогает. Но этот русский рецепт в моём списке пока на первом месте.
- Ух ты, не подумал бы. Какие находчивые люди.
- Не то слово. Кстати, мы до сих пор дружим семьями. Их дочь, Светлана, училась в моей школе, мы общаемся в социальных сетях. Между прочим, - я хохотнул, - японцы, например, когда заболевают простудой, то выпивают десять чашек зелёного чая...
- А потом ссутся? – заржал Том.
- Да, видимо, - улыбаюсь. – Греки делают напиток Гиппократа. Это что-то типа глинтвейна, с мёдом, вином и корицей, но в нашем случае нужно было что-то помощнее.
- Я порой поражаюсь тому, сколько ты всего знаешь! – восхищённо говорит.
Я зарделся, опустив глаза. Кауэр погладил мою руку, встал и предложил перекусить.
- А почему когда я заболел, ты меня так не лечил? – немного ревниво спрашивает.
- К тебе приехал врач, у тебя были лекарства.
- Слушай, - садится и смотрит на скатерть, - а про пожары на Руси и молоко ты от Натальи узнал?
- Нет, от Светланы, она историк, а... – осекаюсь. – Ты помнишь?
Он кивает. Я оглядел кухню. Боже, как много времени прошло! Но всё ещё отчётливо могу себе представить те глаза Тома, как сейчас. Пропитанные страхом и надеждой.

Эмма поднялась через полтора часа. Чуть-чуть сопливая, но в целом состояние было нормальное. Она поела, выпила вновь чая с мёдом и стала собираться на праздник. Я поехал домой, подарок для ребёнка был не с собой, переоделся и двинулся обратно, по пути заехав в кондитерскую, чтобы забрать торт по просьбе друга. Экстремал сказал, что все должны быть внутри кафе, которое он выбрал, а они приедут самыми последними. Я пришёл, меня тут же подтянула к себе Эмили.
- Он последний, - сказала девушка и написала смс брату.
Менеджер с ассистентом начали запечатывать двери. В их руках были огромных два пакета, в которых находились воздушные шарики. Они прицепили мешки к дверям, скотчем заклеили щели. Я не понял, зачем это. Народу было умеренно. В основном дети и горстка родителей. А потом я охнул от классной задумки. Эмма открыла двери, пакеты разорвались, и прямо к её ногам посыпались воздушные шарики. Она восторженно смотрела за изобилием цветов, смеясь. Том кротко улыбнулся. Я почувствовал нереально много нежности к ним обоим. Упоение. Они были как два контраста. Малышка, не смотря ни на кого, подозвала друзей, и они стали кидаться шариками. К чёрту программу! В мусорку правила. Организатор скис, видя, что расписание рушится. Кауэр кинул в меня шар, я отбил, засмеявшись. Зелёный надутый пузырь попал прямо в Вирта.
- Ах ты гад! – прогнусавил тот.
Мне пришлось спасаться бегством. Экстремал заржал, но я нарочно зацепил его, когда пробегал мимо. Он упал, став пленником Юджина. Шатен подхватил второй шар и начал лупить друга, зло что-то шепча. Парень закрылся руками, смеялся, брыкался. В зале был Георг, который успел всё это заснять. Представляю, какие получатся изумительные фотографии. Менеджер чуть с ума не сошёл от этого балагана, Эмили успела его заверить, что всё в порядке, и она сообщит, когда будет нужна детская программа. Эмма, видя, что отца бьют, пришла на его защиту. Я думаю, Вирт не ожидал такой атаки от детей. Они все посмотрели на него задорно, говоря, чтобы он не трогал дядю Тома – и напали толпой. Боже, как я смеялся! Здоровый лоб под два метра в свои за тридцать не мог справиться с кучкой малолеток. Кауэр глумился, хохоча. Юджин колупался, старался отстранить их, но дети кидались на него и шлёпали. Хоть его сыновья были слишком маленькими, но они заинтересованно наблюдали. В итоге, из всей толпы не выдержала этого шоу одна Эмили.
- Вы мне мужа покалечите!
Ребята рассосались. Все дышали глубоко и часто. Менеджер поняв, что настало время его сотрудников, пригласил всех к столу. Дети веселились, кушая, а Том разговаривал с каждым родителем. Кто-то предпочёл остаться, кто-то уехал и попросил сообщить об окончании праздника. Мой взгляд привлекла пара мужчин. Они были геями и относились друг к другу тепло, по-семейному. Никого не стесняясь, я подсел к ним.
- Здравствуйте.
- Привет, ты Билл, да? – спросил меня один, что был в паре пассив.
- Да, - слегка теряюсь.
- Нам Эмми рассказывала, - улыбаются оба. – Я Тим, - протягивает руку актив, - а это Цено.
- Какое редкое имя, - изумляюсь, - ты откуда? – обращаюсь ко второму.
- Родился в Баварии, прямо у подножия Альп.
Мы жмём друг другу руки. Кольца на их пальцах сказали мне всё, что я хотел знать.
- У вас кто, мальчик или девочка? – интересуюсь, повернувшись к детскому столу.
- Мальчик. Альберт, он сидит по левую руку от Эммы, в синей рубашке.
Она мне про него говорила, но не упоминала, что он из неординарной семьи.
- Какой милый малыш, но... – притормаживаю.
- Не похож на нас, да? – на меня с мягкой иронией смотрит Цено.
- Да, это всё потому, что мы взяли его из приюта.
- Парни, - к нам подходит Том.
Я просто в шоке. Супруги по очереди встают и обнимаются с Кауэром, пожимают руку и говорят, что давно не виделись. Экстремал сел рядом.
- Вы уже познакомились? – спрашивает, оглядывая нас.
- Билл сам подошёл, - Тим ответил, принимая у официанта салат.
Нас спросили, хотели бы мы чего-нибудь перекусить. Я отрицательно покачал головой.
- Цено и Тим усыновили Берти из приюта, ты в курсе? – спрашивает меня фотограф.
- Да, мы только что затронули эту тему. К слову, - поворачиваюсь к мужчинам, - у вас не возникло проблем?
- В целом, нет, - поясняет актив. – Мы работаем на одном предприятии, социальное положение среднее.
- Я фотографировал их свадьбу, - певуче тянет Кауэр.
- Вот как, - удивляюсь.
- И получилось потрясающе, - улыбается Цено.
- Томас, нам нужно обсудить время подачи торта, - от беседы нас отвлекает организатор.
- Да, хорошо, - обращается парень к нему. – Ребят, я ещё вернусь, - подмигивает и уходит.
- А вы давно с Томом знакомы? – спрашивает Тим.
- Меньше пяти лет. Я пострадал от выходки его поклонницы, а он решил компенсировать причинённый ущерб.
- Наш Берти его просто обожает. Не пропускает ни одного выпуска, прилипает к телевизору и не отходит, а когда видит в школе, то постоянно подбегает и здоровается, хотя мальчик стеснительный.
- А он вместе с Эммой учится?
- Да, они в одном классе.
- То есть, - смотрю на ребёнка, - он чем-то выделяется?
- Верно, - говорит Цено, сев удобнее, - он играет на рояле. Представь себе, пятилетний мальчик с гениальной отточенностью играет весь «Детский уголок» Дебюсси.
Я напряг мозг. Не зря мои родители интеллигенты. Мелодию припомнить я не мог, но кое-какими знаниями обладал по этому поводу.
- Насколько я знаю, сюита не так проста, хоть мне сейчас сложно воспроизвести её в памяти.
- Именно. Я вообще не понимаю, как у сына пальцы двигаются с такой скоростью и не заплетаются, - замечает Тим.
Тут подбегает Эмма и просит помочь ей. Она хочет раскрыть подарки, а я должен быть на подхвате. Прошу прощения у пары и ухожу с девочкой к столу. Мне очень нравится её платье малинового цвета. В принципе, меня не напрягло то, что я подавал коробки, пакеты и кульки, а потом забирал их распакованными, ставя на тот же стол. Кауэр подарил дочери велосипед, о чём все присутствующие узнали, как только малышка начала смотреть презенты. Она сказала, что папа преподнёс ей подарок утром, перед выходом из дома. Я обратил внимание на супругов, которые стояли рядом с Альбертом. Цено поглаживал мальчика по голове, пока тот стоял и волновался, понравится ли подруге его подарок или нет. Эмме понравилось. Там находилась настольная игра, одна из самых новых и недешёвых. Мелкая сказала, что заберёт её в школу и они будут играть, но, если конечно, папочка разрешит. Подавляющее большинство уставилось на экстремала. Под таким давлением он не мог отказать. Мой подарок она раскрывала достаточно неторопливо.
- А что там? – донеслось от гостей.
- Эмми, быстрее.
Я улыбался, не подгонял, следил за её лицом. Было любопытно посмотреть на эмоции. Там лежал фотоаппарат. Небольшой, хороший и на первое время. Учитывая, что отец у неё задрот, то в ближайшем будущем у ребёнка будет дорогая камера, а сейчас и такая пойдёт. Девочка шагнула ко мне, уткнулась куда-то в живот лицом и обняла. Я погладил её, умиляясь.
- Ты такой хороший, - бормочет. – Я тебя так люблю, так люблю!
Отстраняю её и сажусь на корточки. Мы обнимаемся. Целую в лоб, потом в щёку. Она довольна и улыбчива. После нескольких секунд мы отрываемся, и она продолжает смотреть подарки. Я заметил заинтересованный взгляд Тома. Он опирался о косяк, склонив голову, смотрел на меня с какой-то жадностью, но доброй. Это было не лицо маньяка. Когда последний подарок был открыт, дети пошли за двумя сотрудниками раскрашивать себе лица. Взрослые расселись, чтобы поесть. Я надел пальто и ушёл на улицу курить. Здесь дома кучно располагались, затиснув более низкие вглубь, подальше от дороги, поэтому было не слышно машин.

- Ты странный, - раздался за спиной голос Эмили.
- Не лезь мне в душу, - грубо.
- Я тебе не враг, - тушуется.
- Нет, не враг. Но однажды, - поворачиваюсь, зло смотря на девушку, - в мае месяце, я поверил тебе, твоим мольбам и слезам, надломив себя. И ради чего? Чтобы всё вернулось, как бумеранг?
- Ты не можешь меня простить до сих пор?
- А разве можно простить человека, который сломал твою жизнь? Если бы в тот день я остался, если бы не вылезал из постели Тома, и ты бы не пришла, сейчас всё было бы иначе. Но с другой стороны, я благодарен тебе. Та ситуация меня многому научила, потом я полюбил вновь и услышал в ответ, что меня тоже любят. Может, оно и к лучшему, - отворачиваюсь, нервно затянувшись.
- Я считаю, что поступила верно.
- Безусловно, и руководствовалась тогда только мыслями о том, что брату будет хуже, не думая, что возможен и другой вариант.
- Хватит, не делай из себя жертву. Тогда все пострадали.
- Не спорю, но мы больше всех. Но знаешь, - оскаливаюсь, - я не мстил тебе и даже ничего не имею против твоего общества, потому что, - поворачиваюсь и надменно окидываю её взглядом, - он сам пришёл. Тогда, когда я любил, и мне никто не был нужен. Несмотря ни на что, он пришёл и забрал меня с собой. Да, на тот момент прошло полгода, но даже и они не повлияли. И сейчас, если не хочешь обострить наши отношения, отвянь, будь добра.
- Не понимаю твоей злости, если ты больше не любишь его! – рычит.
Эмили ушла. Я гадко ухмыльнулся. Из меня вышел тот яд, который я скопил для неё. Хотя последняя фраза резанула по ушам. Я взялся за вторую сигарету. За стеклянными дверьми показался народ. Я сразу ухватился взглядом за Кауэра. Чего же ты хочешь от нашего общения? Зачем держишь подле себя, когда родился сын, когда ты полностью свободен?! Только сейчас я заметил, что его плечи стали шире, талия уже, волосы были не совсем чёрными, смешивались с родными русым цветом. На нём были серьги, которые подарила сестра в то наше первое совместное Рождество. Одет был как всегда стильно и дорого, но размер тряпок умеренный. Теперь нет того простора толстовок, в которые мы могли завернуться вдвоём. Пуловер, который сейчас был на нём, очень выгодно подчёркивал рельеф мышц, очерчивая собой торс. А под ним должна скрываться моя история разврата! Боже, Билл, ну вот опять?! Сейчас он играл со своими племянниками, подняв одного и прижав к себе (я до сих пор путал мальчиков и не мог сказать сходу имя ребёнка). Даже со всей своей дуростью Том потрясающий... как человек, как личность, как лидер, как отец. Да и как партнёр, собственно, что скрывать, тоже. Что же мне мешало подумать об этом раньше? Наверное, злость. Были свои проблемы, которые казались важнее его внешнего вида, перемен в другом человеке. Мне стало стыдно. Фотограф заметил сразу, что я подстригся, покрасился, сменил гардероб. А я вот не заметил ничего в нём. Не хотел замечать. Оболтус!
Я тосковал. Перекинувшись парой слов с Тимом и Цено, мне захотелось забиться в угол и сидеть, чтобы никто не трогал. По большому счёту, я мог свалить в любой момент. Но присутствие Эммы всё меняло. Не мог я её подвести. Фиг теперь знает, когда мы встретимся. У меня иногда времени нет, чтобы к Бри съездить, не говоря уже о другом городе.
Я притворился счастливым. Вывезли торт, мы его поделили, стали пить чай, общаться. А на моём лице застыла маска беззаботности, только вот я не мог провести лишь одного человека этим. Кауэр подошёл ко мне, легко взяв за локоть, и утащил в сторону.
- Что не так? - шепчет, оглядываясь.
- С чего ты взял? Всё нормально.
- У тебя плохо получается мне врать, Билл, - склоняется ближе. – Что-то случилось, я это чувствую.
- Мы перекинулись парой слов с Эмили.
И больше ничего не надо было говорить. Парень осторожно, чтобы никто не видел, взял моё запястье, погладил большим пальцем ладонь, прошёлся по ней легко и тепло. Я даже глаза прикрыл. В его голосе слышался смех, когда он пытался петь мне шёпотом песенку про школу. Я засмеялся.
- Полегче?
И ему действительно интересно, он волнуется. Киваю, мы возвращаемся к остальным. За оставшееся время я ни разу не подумал о плохом. Том попросил меня загрузить все подарки в мою машину и отвезти Эмму домой. У него было какое-то дело срочное. Я заверил, что без проблем справлюсь. Вручив ключи от квартиры, он заплатил оставшуюся сумму за праздник организатору, со всеми попрощался и смылся. Я терпел полтора часа. Дети собирались очень медленно, никто не хотел уходить, кое-кто даже заныл. Многие из них жили в Майсене, и не у всех были машины. Я пожимал руки, говорил слова прощания и обещания встретиться вновь. Наконец, когда никого не осталось, мы с мелкой всё перетащили в машину и поехали.
- Тебе понравилось? – интересуюсь.
- Очень. После таких праздников и в школу не хочется.
- Понимаю. Слушай, а ты не знаешь, куда папа уехал?
- Вроде в офис, - она зевнула, - он вчера предупредил меня.
Пока Эмма готовилась ко сну, я работал носильщиком. Таскал коробки, цветы, шарики. По семейной традиции напротив портрета Шарлотты стояла ваза с белыми розами. Я улыбнулся девушке с фотографии. Прибавился ещё один снимок. Том держал малыша на руках, смотрел на него... и это просто невозможно, - его глаза слезились от счастья. Я так и застыл, как вкопанный. Никогда не видел Кауэра таким. Никогда не видел его увлажнённые глаза. Неужели и такое может быть?
- Правда, мило? – девочка встала рядом. – Папа тут такой забавный.
- Правда.
- А Вильгельм такой кроха. Ну ничего, он будет хорошим мальчиком, подрастёт, окрепнет, - Эмма схватила подаренного медведя. – Я так рада, что у меня теперь есть брат.
Меня это даже удивило. Видимо, один я не рад.
- Не боишься, что Том перестанет тебе конфеты покупать из-за него? – подшучиваю.
- Не-а, - задорно. – Он ещё мелкий очень, ему конфеты не нужны, - философски рассуждает и идёт наверх.
Я не укладывал её спать. Сортировал подарки, ставил цветы в вазы, а когда они кончились, то взял ведро. Том вернулся с коробкой в руках. По первому впечатлению, там была небольшая картина.
- Спит? – спрашивает.
- Вроде да.
- Иди сюда, - подзывает к дивану.
Я сажусь рядом с ним, бедро к бедру. Ставит коробку мне на колени. Она белая, перевязана кремовой лентой.
- Что это?
- Подарок на Рождество. Я был впечатлён тем, что ты потратил на меня деньги, хотя сейчас и не работаешь. Идея у меня появилась давно, но потребовалось много времени.
Я снял ленту, бережно положив её рядом, потом открыл крышку. Передо мной лежал альбом, больше похожий на огромную книгу. Я даже не знаю такого формата. Квадратный. Обложка была сделана из дерева. Я опешил, а потом понял, что это спрессованная стружка. Прямо посередине было выведено: «Билл. Прошлое». Я начал догадываться, что меня ждёт внутри. Полностью избавившись от коробки, взял альбом и погладил. На ощупь очень приятно. Открыл. Страницы были из пробки. Сначала не поверил. Как это? Но да, по виду и по ощущениям, как пробка из-под шампанского. Тонкие листы, а на них были прикреплены фотографии. Одни были маленькие, как будто снимали на полароид, другие больше. И на всех мы: я, Том и Эмма. Одними из первых были мои снимки с мелкой. То я поправлял ей шарф, а она меня дёргала за волосы. Ей четыре года. То спим, обнимая подушку или друг друга. То мы играем в кубики. Были несколько кадров из фотосессии. Видимо, я с накрашенными глазами Кауэру пришёлся по душе. Одно фото меня развеселило: я стоял на столе, вскинув руки, прикрыв глаза, будто пел, а в сторону летели фрукты со стола. Это действительно талантливо и очень интересно. На другой странице я был полностью домашний: ел суп, спал, протирал глаза, хмурился из-за того, что меня снимают. В углу была приклеена целая стопка листов.
- Что это?
- Смотри, - Том взял их и начал перелистывать.
Там были кадры из видео, которое парень снимал. Я смеялся, когда он щекотал меня.
- Классно придумано – мини-фильм на бумаге.
Экстремал мягко улыбнулся. Были и наши мамы, только я даже не помнил, чтобы Том фотографировал. Наш отдых. Я на шезлонге, греюсь под маврикийским солнцем. Наши бермуды на песке. Снимок получился красочным. Мои голубые и его чёрные. Я стою на Елисейских полях, расставив руки в стороны, подставив лицо ветру, а Том сфотографировал меня сзади. Мои волосы подхвачены потоком, и фокус был на них. Как будто Париж был Кауэру тогда не нужен. Мы с Эммой все в шоколаде: рот, щёки, нос. Том посадил дочь на плечи и протянул ко мне руку. Я помню тот момент, снимал на телефон. Он обработал фотографию, даже и не кажется, что качество подкачало. Я стою на сцене в ресторане и пою для него в день двадцатипятилетия. Потом была очень интимная фотография: я лежу лицом в подушку, одеяло прикрывает лишь одну ногу и задницу, но поясница, спина, плечи и руки открыты. Видны пятна. Добротно меня так помяли. Снимок моих роз на день рождения. Улыбка и красивые глаза Тома. Кажется, это перед самым нашим разрывом. Мы улыбаемся в камеру, находясь в больнице. Наши губы красные, зацелованные. Первый учебный день Эммы. Кауэр сидит перед дочерью на корточках. У него сломана рука, поэтому он обнимает девочку лишь одной рукой и довольно неуклюже. Мы сидим с Эмили и Виртом. Какой-то ужин. Эмми тянет меня за ухо, я смеюсь. Том сидит на её кровати, она засыпает, а экстремал читает ей книжку. Снимок моих рук. На пальце кольцо с опалом. Поджимаю губы: как я мог всё это выбросить? Как у меня руки поднялись? Кауэр переворачивает лист, потому что я отвлёкся. Кёльн, музей шоколада, моё уставшее лицо и полный восторг Эммы. Вручение награды. Том на сцене, смотрит на команду. Мы с мелкой сидим на скамейке. Она роется в моём телефоне, я подпираю голову кулаком. Фотография булочек, как я пожираю их глазами. Я на балконе с видом на Майсен. Смотрю в камеру, стоя на теплоходе, улыбаясь, потирая фарфоровое сердце, а сзади – Эльба и изумительный пейзаж. Всё.
- Альбом не закончен, - нарушает тишину Том.
И ни одной фотографии, которая бы раскрывала наши истинные отношения на тот момент. Да, есть намёки, но все скрыты и тщательно замаскированы.
- И не теряй больше воспоминаний. Порой нам остаются лишь они, - смотрит, а взгляд кричит. – В нашем прошлом нет ничего дурного, если отбросить один единственный нюанс. Я не посмел вставлять сюда чисто личные снимки, чтобы не смущать тебя. И пожалуйста, - берёт мою ладонь, поглаживая, - пополняй его.
- Ты решил вернуть мои воспоминания? Но ты же знаешь, что я от всего избавился.
- Поэтому это было важно, показать тебе, что есть вещи, достойные твоей памяти. То, что не навредит. Я убрал нас, оставив только то, что сейчас действительно имеет смысл – Эмма и наша дружба.
В сердце защемило, глаза увлажнились. Я не смог сдержать одинокую слезу, которая скатилась по щеке. Мял губы, не зная, что и сказать. Почувствовал себя таким виноватым, подлым...
- Билл, ответь хоть что-нибудь, прошу, - жалобно.
Я взял его вторую руку, смотря на наши пальцы. Прошлое можно отодвинуть, но воспоминания остаются. А эти, которые мне показал парень, действительно были дороги. Не было ни оттенка пошлости, похабства, страсти.
- Спасибо.
Он улыбнулся. Я не удержался и прильнул к нему, кладя щёку на ключицу. Том обнял, поглаживая. Прикрыв глаза, я слушал, как бьётся его сердце, как он дышит вроде бы спокойно, но общее состояние явно необычное. Обхватываю его, сильнее стискивая.
- Мне было больно, когда я узнал о твоём поступке. Ведь это лично наше, а ты позволил всё уничтожить совершенно чужому человеку, который даже не знал мотивов тех или иных наших поступков.
- Прости меня, я сглупил. Я был в отчаянии, - оправдываюсь, слегка потеревшись об него. – Сейчас мне очень жаль, но тогда я не видел иного выхода.
Он молчит, и я благодарен. Мы посидели так, пока я не успокоился окончательно. Альбом уложил в коробку. Посмотрел на Кауэра и не знал, что сказать или сделать дальше. И как всегда он сделал всё по-своему: приблизившись, коснулся лица пальцами, прислонившись к уголку моих губ своими. И не поцелуй вовсе, а разбудил столько эмоций. Я распахнул глаза шире. Том попятился, я пихнул его обеими руками в грудь, свирепея. Встал, пыхтя. Он смотрел растеряно.
- Какой же ты подонок, а я тебе поверил!
Иду в коридор.
- Нет, подожди, ты не так понял...
- Как пошло и грубо ты сыграл на моих чувствах, Том. У тебя всегда есть козырь в рукаве – это твоя дочь, и ты посмел вновь ею воспользоваться в своих меркантильных интересах. Чего ты хочешь?! – кричу, надевая ботинки.
- Не было никакого скрытого смысла.
- Тогда зачем ты полез ко мне?! – ору, краснея от гнева.
Он спокоен, равнодушно смотрит, как я надеваю пальто. А главное, молчит. Это просто выбешивает. Открываю дверь, выходя из квартиры.
- Погоди, Билл... – пытается ухватить за руку.
Поворачиваюсь и наотмашь бью, дав смачную пощёчину. Кауэр даже не шелохнулся, лишь скривился от боли, не более.
- Не подходи ко мне, - цежу каждое слово. – Не допускай даже мысли, что теперь я поведусь на твои слова. Мы никогда не были друзьями, - бросаю, - нам никогда ими и не стать! Не стоит обманывать себя. И не забудь долечить Эмму.
Спускаюсь, уткнувшись взглядом в ступени. Он стоял, молчал, смотрел мне вслед, я чувствовал. Кутаясь в пальто, я быстро дошёл до машины, сел и резко стартанул, поехав домой. Никого не волнуют мои потрёпанные чувства. Я понимаю его: почему бы не кинуть пробный камень, когда вроде бы я ни с кем не встречаюсь, свободен и практически в норме. Лучше бы он держал всё это при себе.
Зайдя в квартиру, я осел на пол, подтянул к себе колени, уткнувшись в них лицом, и зарыдал. Так сильно и надрывно, как, наверное, очень давно не рыдал. С отчаянием, воплями боли, всхлипами непонимания. С неуёмной жалостью к себе. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я больше не хочу слёз. Не выдержу. Ладонь жгла от удара. Уголок губ помнил подаренный клочок нежности. А мозг говорил, что теперь я должен быть один. По-настоящему один.

Предыдущая часть