Амариллис все записи автора Выдержки из произведения Освальда Шпенглера "Закат Европы". Взято из книги Мамонтова " Антология культорологической мысли"

ЗАКАТ ЕВРОПЫ
Введение
<...> О каждом отдельном организме мы знаем, что темп, образ и продолжительность его жизни, или каждого отдельного проявления жизни, является чем-то определенным. Никто не будет ожидать от тысячелетнего дуба, что именно теперь должно начаться его подлин¬ное развитие. Никто не ожидает от гусеницы, с каждым днем расту¬щей на его глазах, что этот рост может продолжиться еще несколько лет. Каждый в этом случае с полной уверенностью чувствует опреде¬ленную границу, и это чувство является не чем иным, как чувством органической формы. Но по отношению к высшему человечеству в смысле будущего царит безграничный тривиальный оптимизм. Здесь замолкает голос всякого психологического и физиологического опыта, и каждый отыскивает в случайном настоящем "возможности" особенно выдающегося линейнообразного "дальнейшего развития" только потому, что он их желает. Здесь находят место для безгранич¬ных возможностей — но никогда для естественного конца — и из ус¬ловий каждого отдельного момента выводят в высшей степени наивно построенное продолжение.
Но у "человечества" нет никакой цели, никакой идеи, никакого плана, так же как нет цели у вида бабочек или орхидей. "Человечест¬во" __пустое слово. Стоит только исключить этот фантом из круга
проблем исторических форм, и на его месте перед нашими глазами обнаружится неожиданное богатство настоящих форм. Тут необычай¬ное обилие, глубина и разнообразие жизни, скрытые до сих пор фра¬зой, сухой схемой или личными "идеалами". Вместо монотонной кар¬тины линейнообразной всемирной истории, держаться за которую можно, только закрывая глаза на подавляющее количество противо¬речащих ей фактов, я вижу феномен множества мощных культур, с первобытной силой вырастающих из недр породившей их страны, к которой они строго привязаны на всем протяжении своего существо¬вания, и каждая из них налагает на свой материал — человечество — свою собственную форму и у каждой своя собственная идея, собст¬венные страсти, собственная жизнь, желания и чувствования и, нако¬нец, собственная смерть. Вот краски, свет, движение, каких не от¬крывал еще ни один умственный глаз. Есть расцветающие и старею¬щие культуры, народы, языки, истины, боги, страны, как есть моло¬дые и старые дубы и пинии, цветы, ветки и листья, но нет стареюще¬го человечества. У каждой культуры есть свои собственные возмож¬ности, выражения, возникающие, зреющие, вянущие и никогда вновь не повторяющиеся. Есть многочисленные, в самой своей сути друг от друга отличные пластики, живописи, математики, физики, каждая с ограниченной жизненной деятельностью, каждая замкнутая в себе, подобно тому, как у каждого вида растений есть свои собственные цветы и плоды, свой собственный тип роста и смерти. Культуры эти, живые существа высшего порядка, вырастают со своей возвышенной бесцельностью, подобно цветам в поле. Подобно растениям и живот¬ным, они принадлежат к живой природе Гёте, а не к мертвой природе Ньютона. Во всемирной истории я вижу картину вечного образова¬ния и изменения, чудесного становления и умирания органических форм. А присяжный историк видит в ней подобие какого-то ленточ¬ного червя, неутомимо наращивающего эпоху за эпохой. <...>
В других научных областях принято причислять человека к орга¬низмам земной поверхности, и нa это имеется полное основание. Строение его тела, его естественные функции, общий доступный вос¬приятию облик — все это делает его составной частью более обшир¬ного целого. Однако, несмотря на глубоко почувствованное сродство судьбы растительного мира и судьбы человека — постоянный мотив всякой лирики, — несмотря на сходство человеческой истории с ис¬торией любой группы высших живых существ — эту обычную тему бесчисленных сказок, сказаний и басен, — для человека постоянно делают исключение. Вот здесь надо искать сравнений, предоставив миру человеческих культур свободно и глубоко воздействовать на на¬ше воображение, а не втискивая его. в предвзятую схему; надо за словами: юность, развитие, увядание, бывшими до сего времени и теперь более, чем когда-либо, выражением субъективной оценки и чисто личного интереса социального, морального, эстетического характе¬ра, признать, наконец, значение объективного наименования для ор¬ганических состояний; надо сопоставить античную культуру, как за¬конченный в себе феномен, как тело и выражение античной души, наряду с египетской, индийской, вавилонской, китайской и западное¬вропейской культурами, и искать типическое в переменчивых судьбах этих больших индивидуумов, момент необходимого в необузданном изобилии случайностей, — и тогда, наконец, развернется перед нами картина мировой истории, свойственная нам и только нам как людям Западной Европы. <...>
Глава вторая. Проблема мировой истории
<...> Культуры есть организмы. История культуры — их биогра¬фия. Данная нам, как некоторое историческое явление в образе памя¬ти, история китайской или античной культуры морфологически представляет собой полную аналогию с историей отдельного челове¬ка, животного, дерева или цветка. Если мы хотим узнать ее структу¬ру, то сравнительная морфология растений и животных давно уже подготовила соответствующие методы. Феноменами отдельных, сле¬дующих друг за другом, рядом вырастающих, соприкасающихся, зате¬няющих и подавляющих одна другую культур исчерпывается все со¬держание истории. И если предоставить всем ее образам, которые до сего времени слишком основательно были скрыты под поверхностью тривиально протекающей так называемой "истории человечества", свободно проходить перед умственным взором, то, в конце концов, несомненно, удастся открыть тип, первообраз культуры как таковой, освобожденный от всего затемняющего и незначительного и лежа¬щий, как идеал формы, в основе всякой отдельной культуры.
Я различаю идею культуры, ее внутренние возможности от ее чув¬ственного проявления в картине истории. Это равносильно отноше¬нию души к телу, как к ее проявлению в области протяженного и ставшего. История культуры есть осуществление ее возможностей. Завершение равнозначаще концу. Таково отношение аполлоновскои души, чью идею некоторые из нас, пожалуй, еще раз могут почувст¬вовать и пережить, к ее пространственному раскрытию, к научно доступной "античности", физиогномию которой изучают археолог, филолог, эстетик и историк.
Культура есть прафеномен всякой прошедшей и будущей мировой истории. Глубокая и мало оцененная идея Гёте, открытая им в его жи¬вой природе и постоянно полагавшаяся в основу его морфологичес¬ких исследований, будет применена нами в самом точном смысле ко всем вполне созревшим, умершим в расцвете, полуразвившимся, заглохшим в зародыше образованиям человеческой истории. Здесь го¬ворит не анализирующий рассудок, а непосредственное мирочувствование и созерцание. <...> Прафеномен — это то, в чем идея становле¬ния в чистом виде лежит перед наблюдателем. Гёте ясно усмотрел своим духовным оком идею прарастения в образе каждого отдельно го, случайно возникшего или вообще возможного растения. С пол¬ной ясностью он почувствовал в данном случае смысл становле¬ния. <...>
Прафеномен, как решительно утверждает Гёте, есть чистое созер¬цание идеи, а не познание понятия. Но все историческое описание было до сего времени исключительно неорганическим комбинирова¬нием фактов и наблюдений, выведенным в лучшем случае из познава¬тельного принципа социальной или политической, во всяком случае, причинной формулировки, который, в свою очередь, был заимство¬ван из естествознания и притом материалистического. <...> Задача XX века заключается в том, чтобы вскрыть структуру исторических организмов, отделить морфологически необходимое от случайного, разгадать выражение всех исторических черт и отыскать подлинный смысл немого языка.
Течение истории до сего времени затруднительно для обозрения. Как вполне созревшие образования, каждое из которых, следователь¬но, является телом достигшей своего полного завершения душевной стихии, можно рассматривать китайскую, вавилонскую, египетскую, индийскую, античную, арабскую, западную культуру и культуру Майа. В качестве находящейся в возникновении перед нами культура русская. Число не достигших зрелости культур невелико: персидская, хеттская и культура Кечуа находятся в их числе. Для понимания само¬го прафеномена они не имеют значения. <...>
Культура зарождается в тот момент, когда из первобытно-душевно¬го состояния вечно детского человечества пробуждается и выделяется великая душа, некий образ из безобразного, ограниченное и преходя¬щее из безграничного и пребывающего. Она расцветает на почве строго ограниченной местности, к которой она и остается привязан¬ной, наподобие растения. Культура умирает после того, как эта душа осуществит полную сумму своих возможностей в виде народов, язы¬ков, вероучений, искусств, государств и наук и, таким образом, вновь возвратится в первичную душевную стихию. Ее жизненное существо¬вание, целый ряд великих эпох, в строгих контурах отмечающих по¬стоянное совершенствование, есть глубоко внутренняя, страстная борьба за утверждение идеи против внешних сил хаоса и внутренней бессознательности, где угрожающе затаились эти противоборствую¬щие силы. Не только художник борется с сопротивлением материала и уничтожением идеи внутри себя. Каждая культура находится в глу¬боко символической связи с материей и пространством, в котором и через которое она стремится реализоваться. Когда цель достигнута и идея, т.е. все изобилие внутренних возможностей, завершена и осуще¬ствлена во внешнем, тогда культура вдруг застывает, отмирает, ее кровь свертывается, силы ее надламываются — она становится циви¬лизацией. И она, огромное засохшее дерево в первобытном лесу, еще многие столетия может топорщить свои гнилые сучья. Мы наблюда¬ем это на примерах Египта, Китая, Индии и мусульманского мира. Так, античная цивилизация времен империи необъятно разрасталась с кажущейся юношеской силой и изобилием и отнимала воздух и свет у молодой арабской культуры Востока.
Таков смысл всех падений в истории, к числу которых принадле¬жит наиболее отчетливо рисующееся перед нами "падение античного мира", и мы уже сегодня определенно ощущаем вокруг нас первые признаки того, касающегося нас самих и по течению и длительности вполне тождественного с первым события, которое заполнит первые века ближайшего тысячелетия и которое будет "падением Запада".
Всякая культура переживает возрасты отдельного человека. У каж¬дой имеется свое детство, юность, возмужалость и старость. Юная, робеющая, чреватая предчувствиями душа проявляется на рассвете романской эпохи и готики. <...> Чем более приближается культура к полудню своего существования, тем более мужественным, резким, властным, насыщенным становится ее окончательно утвердившийся язык форм, тем увереннее становится она в ощущении своей силы, тем яснее становятся ее черты. <...> Наконец, при наступлении старо¬сти, начинающейся цивилизации, огонь души угасает. Угасающие си¬лы еще раз делают попытку, с половинным, успехом — в классициз¬ме, родственном всякой умирающей культуре — проявить себя в творчестве большого размаха; душа еще раз с грустью вспоминает в романтике о своем детстве. Наконец, усталая, вялая и остывшая, она теряет радость бытия и стремится — как в римскую эпоху — из тыся¬челетнего света обратно в потемки нерводушевной мистики, назад, в материнское лоно, в могилу. Вот в чем очарование, которым некогда привлекали к себе умирающий Рим культуры Исиды1, Сераписа2, Го¬ра3 и Митры4, те самые культуры, которые вызвала к жизни, как ра¬нее, мечтательное и боязливое выражение своего существования, и наполнила новой искренностью только что пробуждающаяся к жиз¬ни новая душа на Востоке. <...>
Как листья, цветы, ветви и плоды выражают во внешнем виде, фор¬ме и способе произрастания существование растения, так и этические математические, политические и хозяйственные образования играют ту же роль в существовании культуры. <...>
В этом смысле каждое значительное личное существование с внут¬ренней необходимостью повторяет все фазы той культуры, к которой оно принадлежит. В каждом из нас пробуждается внутренняя жизнь в тот решительный момент, когда мы начинаем сознавать, что у нас есть свое "я" — притом с того же самого пункта, где некогда про¬будилась душа целой культуры. Каждый из нас, людей Запада, в своем детстве еще раз переживал свою готику, свои соборы, рыцар¬ские замки и героические сказания, "Dieu le vour" ("Так угодно Гос¬поду") крестовых походов, в снах наяву и в детских играх. Каж¬дый юный грек переживал свою Гомеровскую эпоху и свой Марафон. В Гётевском «Вертере», изображении целой эпохи, которая знакома каждому фаустовскому, но незнакома ни одному античному че¬ловеку, еще раз оживает раннее время Петрарки и Миннезанга6. Когда Гёте создавал план своего пра-Фауста, он был Парсифалем. Когда он закончил первую часть, он был Гамлетом. И только во вто¬рой части он стал космополитом XIX века, понимавшим Байрона. Даже старость античности, те причудливые и бесплодные столетия позднего эллинизма7, то "второе детство" усталой и пресыщенной ин¬теллигентности можно наблюдать у многих великих старцев Греции. <...>

1 Исида (Изида) — в древнеегипетской мифологии супруга и сестра Осириса, оли¬цетворение супружеской верности и материнства; богиня плодородия, воды и ветра, волшебства, мореплавания, охранительница умерших. Изображалась женщиной с го¬ловой или рогами коровы.
2 Серапис (Сарапис) — божество в эллинистическом Египте, культ которого был
введен в IV в. до н.э.
3 Гор — в древнеегипетской мифологии бог солнца, покровитель власти фараона, который считался земным воплощением Гора. Изображался в виде сокола или чело¬века с головой сокола.
4 Митра — в древневосточных религиях бог дневного света и покровитель мирных, доброжелательных отношений между людьми, один из главных индоиранских богов.
5 Петрарка Франческо (1304—1374) — итальянский поэт, родоначальник гумани¬стической культуры Возрождения. Оказал значительное влияние на развитие евро¬пейской поэзии.
6 Миннезанг, миннезингеры — рыцарские поэты-певцы в германских странах средневековой Европы. Миннезанг — пение о любви "складывалось под влиянием ли¬рики провансальских трубадуров" (также певцов о любви).
7 Эллинизм — период в истории стран Восточного Средиземноморья между 323 и 30 гг. до н.э. Культура эллинизма представляла синтез греческой и местных восточ¬ных культур.