Guenther_Klemm (KAZAKI) все записи автора Одним из самых бесстыдных покушений на русскую культуру можно не колеблясь назвать историю с так называемым творчеством «художника» Левитана. Не буду ходить вокруг да около и расскажу как оно всё на самом деле было.
А было так – ещё во время обучения в Академии художеств бесталанный, но сообразительный и состоятельный Исаак Левитан познакомился со студентом той же Академии Агафоном Богоявленским. Талант Агафона бросился в глаза завистливому Левитану. Однако превзойти Богоявленского, скромного юношу из семьи сельского священника, тщеславному еврею было не по силам. И тогда он разработал дьявольский план – подружился с доверчивым Агафоном, стал приглашать его не вечеринки и посиделки...
Не прошло и нескольких месяцев как неиспорченный молодой человек с периферии пристрастился к спиртному и стал помаленьку спиваться. Вскоре его исключили из Академии. Левитан мог торжествовать. Но тут ему пришла в голову, без сомнения, гениальная идея. Он поселил Агафона на чердаке одного доходного дома на Мойке, снабжал его в изобилии водкой, но также и холстами, красками, кистями. В состоянии похмельного синдрома Агафон, мучимый раскаянием и тоскою по дому, писал ностальгические пейзажи, полные душераздирающей тоски. Как нетрудно сообразить, именно эти пейзажи и вошли в историю русской живописи под псевдонимом левитановских.
Богоявленский ничего не знал об этой афере. Он практически не выходил из дому (Левитан унёс его сапоги под предлогом починки, да так никогда и не вернул!), не читал газет, никого не видел, ни с кем не общался. Рано умерший Богоявленский оставил после себя огромное количество полотен, которых Левитану хватило почти на всю жизнь. Но всё же в конце концов запас законченных полотен истощился, Левитану пришлось кое-как доводить наброски и эскизы Агафона до ума. Разительный «упадок таланта» Левитана в конце жизненного пути не остался незамеченным ценителями искусства, но, разумеется, об истиных его причинах тогда никто ещё не догадывался.
Теперь же пришло время открыть истинное имя творца замечательных картин – Агафона Антоновича Богоявленского, уроженца села Колёсные Горки Торжокского уезда Тверской губернии.

Еврейский гений русского пейзажа?

Исаак Ильич Левитан (1860—1900) — русский (?) художник, мастер пейзажа.
Родился 30 августа 1860 в местечке Кибарты (Ковенская губерния, ныне Литва) в образованной, но бедной еврейской семье. Его отец, сын раввина, закончил иешиву и занимался самообразованием. В Ковно он преподавал французский и немецкий языки, а затем работал переводчиком во время постройки железнодорожного моста, которой занималась французская компания.
В начале 1870-х семья переехала в Москву, и в 1873 Исаак поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, куда ранее (в 1871) поступил его старший брат Авель...
Окончил училище Левитан в 1885 г.
Обучение в училище длилось 12 лет? Вообще в его биографии действитель много странных мест, никто не копался особенно, а надо - бы.
Вообще, легче всего прочитав эту версию, сказать - "а-а-а, брехня антисемитская".
Но , принимая во внимание, менталитет "избранного" народа - хуцпоносителя, а так-же тотальное засилье оного в искусствоведческих и художественных областях, и уже столетнее внимательное сопровождение этого "гения" еврейского происхождения по отечественному искусству, начинают выпукло просматриваться явные нестыковки.

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Возрождение казачества: надежды и опасения

Татьяна Таболина
Казаки в "неказачьих" регионах

В наши дни казачество нарождается не только в регионах исторических войск, существовавших перед Октябрьской революцией, но и в тех городах и сельских местностях, где раньше никогда объединений казаков не было.
Поскольку информация о возникновении казачьих структур в исторически нетрадиционных местах проживания зачастую недостаточна и остается на уровне констатации, представляется целесообразным подробнее остановиться на объединениях казаков, созданных в некоторых из таких регионов.
Москва
Поздней осенью 1989 г. в Москве на Варварке в помещении Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры собрались выходцы из разных казачьих земель, различные по убеждениям, интересам, возрасту, социальному положению. Но всех их заботило одно - объединить и поднять казаков 1. Постепенно сформировалось инициативное ядро, и 5 января 1990 г. произошло организационное оформление движения. На первом круге Московского землячества, собравшем 70 человек, был принят устав, избрано первое правление: А. Жигайлов, Г. Кокунько, В. Латынин, Е. Лосев, В. Скунцев, П. Ткаченко. Атаманом стал Г. Немченко.
Казаки начали каждую среду собираться в Братском корпусе на Варварке. На этих встречах звучали воспоминания, разгорались споры, отшлифовывались первые конструктивные предложения. Организовали Шолоховский вечер, это эмоционально зажгло, придало сил. И тогда занялись обсуждением реальных возможностей проведения Учредительного круга. В апреле в доме Мострансагентства на ул. Кирова, 45 собрался организационный комитет, на который приехали представители от восьми исторических войск. Возможность проведения круга казаков стала превращаться в реальность.
Учредительный съезд (круг) Союза казаков проходил в Москве 28-30 июня 1990 г. в клубе завода "Серп и молот". Приехали 263 делегата от 80 тыс. потомков казаков и более 450 гостей. Председатель Верховного совета РСФСР Б. Ельцин на телеграмму-приглашение от подготовительного комитета по проведению круга не откликнулся. Правила ведения круга воссоздавали по историческим документам и воспоминаниям стариков. Священник Михаил Дронов благословил круг, дежурным есаульцем избрали Б. Алмазова (впоследствии - атаман землячества "Невская станица"). Все вопросы согласовывались с советом стариков. На круге шли споры о том, с чего начинать. С просветительской деятельности - переиздавать литературу по истории казачества, издавать "Энциклопедию казачества", "Историю казачьих войск", выпускать газеты и журналы? Создавать военно-патриотические клубы, продолжать работу в уже существующих или начать с решения экономических вопросов?
Среди приоритетных задач выделялась необходимость обращения к духовным и культурным ценностям - восстанавливать храмы, казачьи святыни, кладбища, создавать музеи, вести архивную работу. В экономической сфере - начать развитие хозяйственных структур. И при этом помнить о восстановлении традиционной казачьей экологической культуры.
Было высказано также отношение к политической деятельности: "...и с другими существующими и вновь создающимися партиями и движениями Союз казаков должен поддерживать самые тесные отношения и со всеми искать точки соприкосновения в деле возрождения народных традиций, поднятия экономики" 2.
Объединение потомков казаков в единый союз объяснялось уже тогда желанием сохранить разваливающуюся страну. Поэтому правление как исполнительный орган (выполняющий решения круга и совета атаманов) решили разместить в Москве для взаимодействия с руководством страны, различными организациями, для оперативной координационной деятельности с казачьими областями. В этом вопросе на круге единодушия не было. Первоначально Московское землячество казаков не считало необходимым размещать атаманское правление в столице. Об этом говорили на совещании по созданию оргкомитета и три дня спорили на круге. Все же делегаты единогласно проголосовали за размещение штаб-квартиры Союза казаков и атаманского правления в Москве.
Конечно, круг представлял собой в какой-то степени ритуальное действо. Но основы были заложены: создана структура, заявлена программа деятельности, избраны правление, совет атаманов, суд чести, посольский круг, т. е. названы люди, пришедшие к руководству движением. Также была сформулирована задача - необходимость создания региональных структур, объединения их, выработка скоординированной программы действий 3.
А за кулисами шла борьба за статусные позиции, и на глянце благих намерений начали появляться еле заметные морщины, превратившиеся затем в трещины и разломы. Все это привело к поляризации позиций лидеров. Затем различные политические силы: компартия, "ДемРоссия", НТС стали вносить свою лепту в разъединение казаков. И, казалось бы, ставшее уже тривиальным разделение казаков на "белых" и "красных" сыграло не последнюю роль. И тогда прошел еще один Учредительный круг - Союза казачьих войск России (СКВР).
На круге (съезде) представителей казачьих объединений России, состоявшемся 20-21 июля 1991 г. в Знаменском соборе в Москве, 65 делегатов от 25 организаций казаков объявили о воссоздании Союза казачьих войск России. Избрали штаб, начальника штаба Е. Ефремова, его заместителя Г. Кокунько. В принятом на круге "Обращении к казакам России" декларировались цели возрождения казачества, в целом схожие с заявленными Союзом казаков. Отмечалось, что "возрождающееся казачество пытаются поставить на службу коммунистических и прочих партийных интересов" 4. Таким образом, СКВР отмежевывался от Союза казаков как организации, исторически не существовавшей, к созданию которой причастны коммунисты, "красные". Лидеры СКВР заявили о своей организации как преемнице Союза казачьих войск 5.
Интересно, что, поднимаясь на общих патриотических идеях сохранения и защиты отечества, казаки сразу же раскололись. В действительности же реальной неустранимой причины для решительного размежевания не было. Все разногласия были преодолимы. Демократическая власть в борьбе за самоутверждение приняла на вооружение идеологию раскола на всех уровнях. Оказались втянуты в нее и казаки. Потомки продолжают политику, погубившую предков. Похоже, только трагедия может излечить от болезни самоуничтожения. В казачестве - социально-политической системе, которая самодостаточно уравновешивает свои полюса противопоставления и противостояния, - парадоксально сочетаются дезинтеграция и интеграция.
В 1996 г. в Москве было уже зарегистрировано 38 общественных организаций казаков, к началу 1998 г. - более 40. В их числе землячества, станицы, созданные потомками тех или иных казачьих войск (Донская, Кубанская), заставы, фонды, детские казачьи центры и т. д. Организации, имеющие статус городских, регистрируются Управлением юстиции Москвы. В то же время в столице расположены штабы (представительства) четырех казачьих организаций, имеющих международный статус, и двух общероссийских (зарегистрированы Минюстом).
По федеральному закону "Об общественных объединениях", принятому Государственной думой 14 апреля 1995 г. и утвержденному президентом 19 мая 1995 г., общероссийские и международные общественные объединения теперь регистрируются Минюстом, межрегиональные - "органами юстиции по месту нахождения постоянно действующего руководящего органа", региональные и местные - "органами юстиции соответствующих субъектов Российской Федерации" (ст. 21). В соответствии с этим законом должна быть проведена государственная перерегистрация общественных объединений не позднее 1 июля 1999 г.
Представляется, что не все организации при перерегистрации смогут хотя бы подтвердить свой статус, так как по прошествии известного времени учредители могли исчезнуть, перегруппироваться, сменить ориентации.
В столице с 17 января 1994 г. введена должность уполномоченного по делам казачества при Правительстве Москвы. Начальник Правового управления мэрии С. Донцов стал первым уполномоченным по казачеству (на общественных началах). Тогда зарождались многие идеи, обсуждались с казаками предложения, которые сегодня воплощаются в реальные дела. С 1997 г. уполномоченным по казачеству стал И. Ченцов 6. Был создан аппарат уполномоченного, сформирован оргкомитет, члены которого осуществляли помощь казакам по оформлению Московского городского казачьего общества (МГКО) и вхождению его в госреестр 7.
В декабре 1996 г. заместитель премьера Правительства Москвы Э. Бакиров провел совещание с руководителями подразделений Правительства Москвы, префектур и общественных казачьих организаций о выполнении указов президента по формированию казачьих обществ и привлечению их членов к государственной и иной службе. Участники совещания сочли целесообразным объединить действующие в Москве официально зарегистрированные казачьи объединения (в то время их было более 30) в единое Московское городское казачье общество с фиксированным списочным составом. Обсудили также условия и порядок использования членов городского казачьего общества в решении важных для жителей города задач. На совещании было поддержано предложение о создании в структуре Правительства Москвы сектора по делам казачества. В 1997 г. руководителем сектора был назначен Г. Кокунько 8.
Московское городское казачье общество взяло на себя обязанности государственной и иной службы в интересах города. Раньше сделать такой шаг мешало нежелание атаманов московских казачьих общественных объединений (в Москве их зарегистрировано более 40) брать на себя какие-либо серьезные обязанности и входить в государственную казачью структуру.
На круге в зале Московской мэрии казаки Москвы и Центральной России, решившие в соответствии с указами президента взять на себя исполнение государственной и иной службы, приняли устав МГКО, предварительно согласованный с ГУВД столицы, Мосгорвоенкоматом. Казаки МГКО приняли решение кроме основных обязанностей государственной службы (подготовки и направления на службу в Вооруженные силы, пограничные и внутренние войска) взять на себя несение охранной службы, а также поставлять в столицу продукты питания и сельскохозяйственное сырье с Кубани, Дона, Ставрополья и из других казачьих регионов. В МГКО вошла в качестве структурного подразделения Московская экологическая застава.
Патриарх Московский и всея Руси Алексий II благословил настоятеля Сретенского монастыря о. Владимира Хорунжего духовно окормлять казаков столицы.
Одна из первых акций МГКО по призыву молодежи в армию - комплектование казаками экипажа подводной лодки "Святой князь Даниил Московский", дислоцированной в Мурманске.
После того, как Устав Московского городского казачьего общества был подписан мэром Москвы Ю. Лужковым, он был передан в ГУКВ на утверждение.
Затем в здании мэрии Москвы 29 ноября 1997 г. прошел круг МГКО. Заместитель начальника ГУКВ И. Агарков вручил членам МГКО свидетельство #35 о регистрации общества. Атаманом МГКО утвердили С. Донцова (избран на круге в 1997 г.).
Члены МГКО взяли на себя обязанности по охране правопорядка, экологической службе. Начато сотрудничество с УВД: член правления МГКО А. Силин сформировал отдельный отряд специального назначения при ГАИ, который действует в двух районах Москвы. Патрульно-постовую службу на улицах несут 45 казаков этого отряда.
В станице Преображенской функционирует отряд по пресечению незаконной торговли в Восточном округе и охране муниципальной собственности.
Достигнута договоренность с военным комиссаром Москвы генералом Сорокиным (кубанским казаком) о службе казаков в конных полках внутренних войск и милиции.
Мурманская область
Первоначально в Мурманске сформировалась инициативная группа из 13 казаков, самому старшему в 1991 г. было 62 года, самому молодому - 34 9. Потом образовался оргкомитет по созданию Союза казаков Мурмана 10 при Мурманском отделении Всероссийского фонда культуры. Были обозначены цели союза: объединение потомков российского казачества, установление связей с казаками страны, изучение истории казачества, путей казаков на Север и каждого оказавшегося на Севере казачьего рода, разработка предложений по реабилитации казачества, строительство сначала Мурманской станицы, а затем других станиц, оказание помощи казакам в возвращении на родину, в первую очередь на Дон, Кубань 11. Затем, как это сформулировано в уставе, принятом на Учредительном круге 12 января 1992 г., "потомками казачьих родов, проживающих на территории Мурманской области" (п. 1.1), было создано землячество казаков Мурманска, которое структурно вошло в Союз казаков.
В соответствии с уставом предусматривалось, что членами организации могут быть с 16 лет потомки казачьих родов - выходцы из традиционных казачьих земель, а также неказаки, "родом интересов и практической деятельностью связанные с казачеством", с правом совещательного голоса на кругах и равным правом с казаками на участие в культурной и хозяйственной деятельности. Декларировалось дистанцирование от политической деятельности (не вступать ни в какие партии), хотя спектр личных политических пристрастий в организации широк - от монархических до коммунистических. В то же время признавалось необходимым участвовать в формировании органов государственной власти и управления (п. 6.1). С самого начала была заявлена специфическая цель организации - выявление вклада казаков "в освоение северных территорий" 12.
В соответствии с намерением казаков помочь стабилизации экономического и внутриполитического положения на Кольском полуострове, вести борьбу с антиобщественными проявлениями устав предусматривал создание собственных формирований для охраны общественного порядка, государственной границы, несения таможенной службы. В прессе Мурманской области появились интервью с лидерами казаков, заявивших, что создается полувоенная общественно-политическая организация. Казаки высказывались в том смысле, что "в политике уважают силу, националист - звучит гордо и надо требовать у Украины возвращения исконных казачьих земель, а если не отдаст - отбить оружием" 13. Это вызвало настороженность и пристальное внимание к организации со стороны общественности и местных властей, что, впрочем, было характерно и для других регионов страны. Тем не менее землячество было зарегистрировано отделом юстиции Мурманского облисполкома 12 февраля 1992 г. как областное объединение. Большой круг, определивший направления деятельности союза, прошел 14 февраля 1992 г. в гарнизонном Доме офицеров Мурманска.
До того, как организация вышла за пределы города, были созданы станицы в трех районах, на которые делится Мурманск. На 16 февраля 1992 г. по всем трем станицам численность по списочному составу была 128 человек. Списочный состав организации на июнь 1994 г. 375 человек. Большинство составляли и составляют потомки донских и кубанских казаков. Вначале численно преобладали донские казаки, в 1994 г. больше стало кубанских.
Представляет интерес механизм самоидентификации казаков по "малой родине" и появляющейся на наших глазах своеобразно конструируемой географической самоидентификации, характерной, по предварительным данным, и для казаков, предки которых оказались в нетрадиционном регионе более двух столетий назад, и для приезжих неказаков. Некоторые потомки казаков, социализировавшиеся в советское время, никогда не задумывались о своих корнях, не поддерживали связей с изначальной родиной предков, не знали, из какой станицы, хутора, войска ведет начало их род. Некоторые вообще не выезжали за пределы Мурманской области. Импульс к мобилизации исторической памяти появился с возникновением казачьих структур в регионе. К этой же категории относят себя и неказаки, прибывшие в регион с волнами экономической миграции советского времени. Они включаются в деятельность казачьих организаций, становятся своего рода "приписными казаками".
В Ростинской станице (Ленинский район) зарегистрировались 45 человек. Из них причислили себя к донским казакам 13, к кубанским - 23, к уральским - 1, к терским - 1, к запорожским - 2, к забайкальским - 1, к сибирским - 1, к мурманским - 1. Вошедшие в станицу 6 женщин отнесли себя к кубанским казачкам. В Георгиевской станице (Октябрьский район) зарегистрировались 40 человек. Из них причислили себя к донским казакам 16, к кубанским - 17, к уральским - 1, к башкирским - 1 (этнический башкир), к терским - 1, к ставропольским - 1 14, к сибирским - 1, к мурманским - 2. Из 9 женщин отнесли себя к донским казачкам 4, к кубанским - 3, к мурманским - 1. В Романовской станице (Первомайский район) зарегистрировались 43 человека. Из них отнесли себя к донским казакам 15, в том числе к хоперским - 1 15, к кубанским - 16, к сибирским - 1, к запорожским - 3, к мурманским - 1, к терским - 4, к волжским - 1, неясно по списку происхождение одного 16.
С расширением за пределы города организация была 25 мая 1993 г. переименована в Войсковой союз казаков Мурмана (ВСКМ). В 1994 г. он состоял из пяти организаций (станиц): три охватывали три района Мурманска, две - региональные станицы в Мурманской области - Кольскую и Североморскую, а также хутор Александровский (Полярный). В каждой станице - по одной казачьей сотне и конвойная сотня при атамане. Планировалось оформление еще двух районных организаций - Полярнинской и Кандалакшской, а также трех городских в Апатитах, Мончегорске, Кировске и одной в рыболовецком поселке Умба.
Специфика ВСКМ, созданного в неказачьем городе, заключается в том, что здесь много "морских казаков" (рыбопромысловиков, военных моряков с подводных лодок, пограничников, военнослужащих), большую часть времени находящихся в плавании. Это затрудняет общение и включает организацию казаков Мурмана в действенное решение социальных проблем. Море зачастую ломает людей. А несменяемость экипажей на наших судах ("человек все выдержит") в отличие, например, от американских, приводит к появлению не устроенных в бытовом плане людей, алкоголиков, бомжей. К этому следует прибавить экстремальные условия приарктической зоны: как гласит местная поговорка, "десять месяцев зима, остальное - лето". Полная акклиматизация людей происходит после третьего поколения, а первое адаптируется только к 60 годам. Старение и смерть наступают раньше из-за электромагнитного поля Приполярья, цинги, других "северных" болезней. Поэтому, по мнению атамана А. Ефремова, главное - укрепление хозяйственной базы казачьей организации Мурманска, чтобы всегда можно было прийти на помощь: "Называем себя братьями. Так надо братьями и стать, а то волками стали" 17.
Постепенно "потомки тех, кого так беспощадно раскидала судьба, вырвав с корнем с родных краев" 18, начали находить друг друга. Красноречивы выдержки из писем с просьбами о приеме в организацию казаков, которые передают настроения казаков Кольского полуострова. Капитан "Севрыбхолодфлота" А. Милехин писал, что попал в эти края из Ессентуков, а деды его "...с хоперских хуторов... были в свое время раскулачены и выселены, однако полагаю, что это не может быть помехой для моего желания действенной помощи в возрождении Руси". Капитан отмечал, что когда жил на Северном Кавказе, "имел возможность наблюдать консолидацию кавказских и закавказских народов, чего, к сожалению, нельзя сказать в полной мере о русских... Идет постоянный отток русских. Так, например, станица Суворовская 19 практически превратилась в армяно-греческую...... Кисловодск - в армянский город. Я не расист, однако такое положение вещей не может не тревожить. Поэтому я считаю необходимым всеми возможными способами сплачивать, соединять славянское население в лучшем смысле этого слова" 20.
Люди, много лет прожившие в Мурманске, подписывая письма, указывали свою принадлежность к тому или иному историческому войску, станице: забайкальский казак, казак станицы Урюпинской Хоперского округа войска Донского. Откликнулись и казачки. Так, В. Русанова, работавшая секретарем в школе, прочитав статью в газете "Рыбный Мурман", предложила свою помощь СКМ, "даже если это чисто мужской союз". Она писала, что давно приехала в Мурманск из Ростова, но всегда "оставалась верна нашему казачеству" и, живя в Мурманске, с гордостью говорит, что "она донская казачка" 21.
На мурманской земле живут не только потомки казаков, репрессированных в годы советской власти. Казаков в эти края начали ссылать при Екатерине II: 3 февраля 1775 г. в Колу на вечное поселение были сосланы десять сподвижников Е. Пугачева. Среди них был А. Абеляев, выкравший Е. Пугачева из Казанской тюрьмы, Т. Мясников, командовавший личной гвардией Е. Пугачева. В 1778 г. на поселение в Колу прибыли четыре семьи донских казаков-иконоборцев, затем еще три. Амнистия Александра I не коснулась пугачевцев, и никто из них в родные края не вернулся. Удалось выявить 25 семей из числа потомков сосланных пугачевцев, по сей день проживающих главным образом в Коле, близ Мурманска 22.
С появлением горячих точек в разных регионах СНГ несколько отошел в тень вопрос об интересах России на этом участке северо-западной границы. Напомню, что военно-политическое равновесие сил на Скандинавском полуострове держится на трех составляющих: нейтралитете сильной Швеции, нейтралитете Финляндии (с которой СССР имел договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи 1948 г.), участии Дании, Норвегии, Исландии в НАТО. После второй мировой войны разрабатывалась концепция "северного баланса" в целях безопасности на севере Европы. Отношение к советско-финляндскому договору на Западе было и настороженным, и опасливым, и резко отрицательным до неприятия. В свое время только возникшая вероятность того, что СССР предложит заключить аналогичное соглашение с другими Скандинавскими странами, вызвала шквал дискуссий в Норвегии, Дании, Швеции. США и Великобритания однозначно негативно высказались по поводу подобной возможности.
Организации казаков на Кольском полуострове сразу привлекли внимание в Скандинавских странах. Особый интерес проявили к казакам шведы. Казаки появились в Коле и Калининграде (морская база южнее шведского Карлскруна). А между Колой и Норботтеном не более трех десятков километров. И даже штаб казаков находился в одном доме с кафе "Юность", купленным гражданином Швеции на проспекте Ленина в Мурманске. Пока казаки выразили готовность выступать личной охраной скандинавских коммерсантов, шведы пытались заглянуть в это "временное окно" и сформулировать свое отношение к деятельности казаков, спрогнозировать, как будет работать военный элемент в казачестве. С казаками Мурманска регулярно встречаются журналисты из Скандинавских стран, пытаясь получить ответ на вопрос: "Казаки - угроза Западу?". Так и назвал шведский корреспондент Л. Йюлленхаль одну из своих статей. Повторяя расхожий западный стереотип: казаки - "это так называемые древние русские рыцари, или, другими словами, самураи", он писал, что после того, как "...коммунисты сделали свое "благое" дело для уничтожения казачества, использовав для своих целей сначала "красных" казаков, немногие на Западе предполагали, что казачество сможет воскреснуть... с тем же образом жизни, что и 75 лет назад". И вдруг добровольные казачьи соединения из различных областей России "совершенно спокойно" поддержали русских в войне в Молдавии, "вокруг загадочного города Бендеры, совсем неизвестного шведам". Л. Йюлленхаль размышлял, не играет ли русская армия с огнем, привлекая казаков к службе на границах. И оставил открытым для читателя вопрос: "появились ли кольские "казаки" для того, чтобы их стало больше, или для того, чтобы постоянно иметь доступ к оружию?" 23. Пока пытались разобраться, что представляют собой казаки Кольского полуострова, они начали создавать свои структуры по всей Мурманской области, в которой, по данным ВСКМ, проживает более 3 тыс. казаков.
Калининградская область
Хотелось бы привлечь внимание читателя еще к одному неказачьему региону - Калининградской области 24. И не только потому, что здесь создана казачья структура, объединившая потомков всех традиционных казачьих войск. Эта самая маленькая по площади область на крайнем Западе России, шестая с конца по населению (менее 1 млн человек), демонстрирует, какие неожиданные последствия имел распад СССР, к каким непредвиденным результатам может привести непродуманное перекраивание границ и где может возникнуть еще одна "горячая точка". Опасность превращения "Калининградского анклава в новый источник напряженности в Европе" отмечалась и в процессе обсуждений, проходивших в январе - сентябре 1997 г. в рамках Балтийского круглого стола Московского Центра Карнеги 25. Отсеченная от России тремя границами и шестью таможнями, Калининградская область превратилась в эксклав, единственный в стране. Соответственно нет и опыта взаимоотношений с подобным пограничьем без границ. До уникальной анклавной зоны Барле - Нассау - Хертог 26 отсюда ближе, чем до Москвы. Казаки оказались в самом центре Европы. В Калининградской области сложилось неординарное сочетание рыночных настроений и консерватизма. Идет массированное проникновение немецкого капитала: туристические фирмы, совместные предприятия. Калининград расцвечен немецкими вывесками, по телевидению постоянно демонстрируются немецкие фильмы, выходит журнал на немецком языке "Кенигсбергский курьер". В то же время, область чрезвычайно милитаризирована: здесь штаб Балтийского флота, 11-я ударная армия, спецгруппа погранвойск. Тут осталось немало вышедших в отставку офицеров и ушедших на пенсию местных штабных работников. После подписания постановления Правительства России от 25 сентября 1992 г. Калининградская область обладала, пожалуй, наиболее благоприятными условиями для развития свободной экономической зоны ("Янтарь") 27.
Один из участков новой западной границы пролег по бывшей линии административного деления Калининградской области с Литовской ССР. Литва почти сразу установила свои государственные кордоны. Россия начала позже, после создания Краснознаменной Калининградской группы погранвойск 28. Спешно созывали сюда пограничников из Литвы, Латвии, Эстонии - нужно было построить более двух десятков застав и пропускных пунктов. Большинство военнослужащих группы превратились в беженцев на земле, которую они призваны охранять.
С учетом сложившейся ситуации потомки казаков, проживающие в Калининградской области, решили объединить усилия для выживания в сложных экономических условиях. Инициативная группа собралась 11 июля 1992 г. для "создания общественного объединения казаков как базовой основы казачества на самом западном рубеже России". Организация создавалась "как гарант мира и покоя в регионе, экономического благополучия казаков". Предложили считать будущую организацию региональным отделением Союз казачьих войск России 29.
Первый круг Балтийского окружного союза казаков был приурочен ко дню святого Андрея Первозванного и состоялся 12 декабря 1992 г. в гарнизонном Доме офицеров Калининграда. Атаманом избрали майора одной из частей Калининградского гарнизона Л. Локтионова. Казаки Калининградской области заявили, что они "не политическая организация, но для достижения своих задач действуют и политическими методами". Изначально была готовность сотрудничать с политическими структурами: "С другими патриотическими организациями и движениями мы в состоянии на самом деле возродить на данной земле казачество как гарант стабильности и надежности в защите российских интересов на ее самом Западном рубеже" 30.
Несмотря на то что местные власти настороженно отнеслись к объединению казаков и устав долго не регистрировался в отделе юстиции Калининградской области 31, организация начала функционировать, в нее стали вступать казаки: военнослужащие из состава войск, выводимых из ближнего зарубежья, ставшие бездомными или безработными военные, среди которых немало потомков выходцев из традиционных казачьих земель. В обращении ко всем казакам страны было заявлено: "Мы, потомки славных казачьих родов, в ответ на бездумную, а скорее предательскую деятельность далеких от российских интересов чиновников всех мастей... что угодно продающих, грабящих народом нажитое, готовы противопоставить такой казачий Союз, от которого захолонут в страхе поганые сердца стервятников-временщиков" 32. Выступавшие на круге отмечали, что казачество в Калининградской области самоорганизуется в условиях, когда "СССР уже не существует... Правительство за нас наши проблемы решать не будет... Главная задача - создать казачество на первом рубеже"; "казаки появляются там, где тревожно для государства Российского", "казаки там, где Родина не хочет отдать пядь своей земли. А на нашу область много желающих" 33.
Казаки Калининграда сформулировали и конкретные задачи: оказание помощи в становлении низовым организациям и подразделениям (хуторам, фермам, куреням и станицам), решение острых социальных проблем казаков-военнослужащих, составивших основу союза, забота о престарелых и одиноких казаках и казачках, воспитание и обучение молодежи выживанию в экстремальных условиях. Для решения этих задач необходима материальная база. Поэтому казаки намерены максимально использовать возможности, которые дает статус свободной экономической зоны: принимать участие в акционировании морского порта, жилищном строительстве на селе, заниматься сельским хозяйством, коневодством, служебным собаководством, торговлей, туристическим бизнесом, реставрировать памятники истории и культуры. Для реализации подобных программ уже установлены контакты с казаками других регионов, властными, коммерческими и производственными структурами области.
Однако от намерений до реальных дел и результатов путь оказался нелегким. И здесь не обошлось без борьбы и расколов.
В 1997 г. в Калининградской области действовали и были зарегистрированы: объединение казаков Калининградской области "Балтийская станица", объединение казаков города Калининграда, Балтийский казачий союз, Балтийский хутор искусств, Гвардейская станица.
В состав "Балтийской станицы" вошли отделения в городах: Калининграде, Гусеве, Черняховске, Полесске, Гурьевске, Зеленоградске, Балтийске и поселках Корневе и Добровольском. Точная численность казаков неизвестна, ориентировочно - 5 тыс. человек. В объединениях казаков - 330-350 человек.
Казаки создали ансамбли "Играй, гармонь", "Станица", детский казачий ансамбль. Интересно, что именно в Калининграде живет один из самых известных в России автор и исполнитель современных казачьих песен донской казак А. Мелехов.
Своеобразие Калининградской области выразилось и в том, что постановлением главы области от 31 января 1996 г. #58 в областной администрации была создана единственная в своем роде структура - совет атаманов казачества, проживающего на территории Калининградской области при отделе по национальным отношениям (в администрациях других субъектов Федерации имеются комитеты, отделы, ответственные сотрудники по казачеству).
В апреле 1997 г. совет атаманов Калининградской области принял решение объединить казачьи организации области для совместной работы. Теперь ежемесячно проводится совет атаманов в Крестовоздвиженском казачьем соборе. Атаманы председательствуют по очереди. Раз в неделю заседает правление совета атаманов области. По мнению начальника отдела по национальным вопросам и казачеству администрации области В. Трофименко, "это первый шаг к объединению казаков" 34. Казаки области изъявили желание нести государственную и иную службу. В настоящее время идет подготовительная работа по вхождению в государственный реестр. Естественно, при решении этой задачи особое положение области и сопряженный с этим комплекс геополитических, военных, международных проблем стимулирует поиск нестандартных подходов к объединению с казачьими структурами других регионов страны.
Санкт-Петербург
Все больше казачьих организаций возникает в городах: сегодня более 50% казаков - горожане, представляющие интересы различных социальных групп. Они не собираются возвращаться к традиционному казачьему образу жизни, сочетать, как прежде, роли пахаря и воина.
Потомки казаков, проживающие в С.-Петербурге и Ленинградской области, реально ощутили, что и они живут на фронтире. До новообразованной границы с Эстонией 147 км по асфальтированному шоссе, а граница практически оголена. Землячество казаков "Невская станица" возникло на основе военно-патриотического клуба "Лейб-гвардии казачий полк" в 1990 г. еще в Ленинграде, структурно вошло в Союз казаков.
Это была первая общественная организация, которая начала работу по возрождению казачества на Северо-Западе России. Первым атаманом землячества был избран потомок донских казаков Б. Алмазов 35. Целью создания "Невской станицы" было заявлено "возрождение казачества как самобытной социально-этнической формации" 36. Основные направления ее деятельности включали целевые программы культурно-этнического и духовного возрождения казачества по следующим направлениям: "Храм", "Земля", "Становление казака", "Дети", "Милосердие и гостеприимство", "Здоровье", "Казачьи взаимосвязи и взаимоотношения", "Защита и управление" 37. Деятельность землячества планировалось строить с учетом традиций, сложившихся у казаков С.-Петербурга до революции, в частности, имелся в виду клуб "Донской курень" 38. В землячество вошли районные подразделения - "хутора", которые охватывали Центральный, Выборгский, Красносельский, Кировский, Фрунзенский, Московский, Василеостровский, Красногвардейский, Приморский, Пушкинский, Петродворцовый и Петроградский районы.
Творческая натура атамана порой восставала против организационной работы. Возникли неизбежные в начале любого дела трения по поводу целей, задач и путей их реализации. После мучительных споров, борьбы, расколов 13 марта 1993 г. состоялся внеочередной круг казаков, на котором было принято решение о независимости землячества по отношению как к Союзу казаков, так и к Союзу казачьих войск России. Вместо Б. Алмазова атаманом был избран Е. Поляков 39. Тогда в С.-Петербурге существовали Феодоровская станица, Казачий благотворительный фонд, Александро-Невская станица 40.
В то же время казаки ряда объединений начали создавать общественную организацию "Северо-Западный округ Союза казаков", собрание учредителей которой состоялось 16 июня 1993 г. Председателем правления был избран Б. Алмазов. В округ вошли организации казаков С.-Петербурга, Таллина, Пскова, Северодвинска, Мурманска, Луги, Гатчины, Соснового Бора, Республики Коми и Карелии.
Первый совет атаманов Северо-Западного округа Союза казаков прошел в Сыктывкаре 1 декабря 1993 г. Перечислю организации, представители которых приняли участие в этом заседании. Это дает представление о том, как формировался (структурно и регионально) новый округ: Казачье землячество Северодвинска, Псковский казачий союз, Союз казаков Воркуты, казачье землячество Инты, Сосногорское землячество казаков, Смоленский казачий Союз. Были делегат от казаков, проживающих в Латвии, делегат землячества казаков Эстонии, представители организаций Шлиссельбурга и Кировска, посланцы казаков Карелии, казачье землячество Луги, казачье землячество Выборга, Воздвиженская станица "Сосновый Бор", Петроградский хутор "Невской станицы", Усть-Ижерский хутор "Невской станицы", Выборгский хутор "Невской станицы", Приморский хутор "Невской станицы", Люсиновский хутор "Невской станицы", Балтийский союз казаков.
По мере роста землячества "Невская станица" некоторые хутора стали самостоятельными общественными организациями. К 1997 г. в С.-Петербурге было зарегистрировано 11 общественных объединений казаков, в Ленинградской области - 5 общественных объединений и 4 станицы.
Для совершенствования структуры управления совет атаманов землячества "Невская станица" принял решение создать единое руководство казачьими организациями Северо-Запада России. Для этого была создана и 3 июня зарегистрирована управлением юстиции Ленинградской области общественная организация "Ленинградский казачий округ" (ЛКО), которая включила в себя зарегистрированные казачьи общественные организации С.-Петербурга, Ленинградской и Псковской областей, а затем Выборга, Волосова, Кингисеппа, Ивангорода. В состав ЛКО вошло и землячество казаков Псковщины. На втором круге ЛКО 23 марта 1996 г. было принято решение переименовать округ в "Невский казачий округ".
У казаков С.-Петербурга есть три фольклорных коллектива: казачий ансамбль песни и пляски, казачий ансамбль "Живая старина", казачий ансамбль "Невская станица", для сохранения казачьих традиций в одежде создан Фонд высокой моды под руководством казачки М. Самариной 41. С 1991 г. периодически издается газета "Невские казачьи ведомости" 42.
По данным атамана Е. Полякова, в С.-Петербурге насчитывалось в 1997 г. от 40 до 60 тыс. потомков казаков. В состав "Невского казачьего округа" входили представители самых разных социальных групп: рабочие, интеллигенция, военнослужащие.
В мае 1995 г. в С.-Петербурге была создана ассоциация "Казачья стража" (атаман С. Свиристелев), которая объединила охранные предприятия "Гром", "Бирич", "Русич", "Л и С". Учредители ассоциации: Октябрьская железная дорога, Казачий благотворительный фонд, Православный центр духовного возрождения, Невский казачий округ, казачья охранная служба "Гром". Ассоциация получила благославление митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна. Организация провозгласила цели: возрождение казачества в России; развитие и поддержка организаций, которые специализируются на охране безопасности личности и предпринимательской деятельности, охране общественного порядка на территории С.-Петербурга и Северо-Запада России. Предприятия - члены ассоциации осуществляют охрану объектов государственной, муниципальной, частной собственности.
Акционерное общество закрытого типа "Гром" было создано еще в феврале 1994 г. Тогда же было определено основное направление деятельности: возрождение охраны железных дорог казаками, конкретно - обеспечение безопасности пассажирских перевозок на поездах Октябрьской железной дороги московского и мурманского направлений. В 1995 г. Министерство путей сообщения передало под охрану "Грома" ряд поездов московского направления и поезд Москва - Хельсинки - Москва. Работа была организована совместно с Управлением внутренних дел на транспорте. Казаки "Грома" ведут охрану вместе с сотрудниками линейных отделений милиции. Эта служба не имеет аналогов в России.
После выхода указа президента России от 9 августа 1995 г. #835 "О государственном реестре казачьих обществ в Российской Федерации" в результате соглашения между Северо-Западным управлением внутренних дел на транспорте (начальник - генерал-майор В. Власов), управлением Октябрьской железной дороги и ассоциацией "Казачья стража" была создана региональная служба обеспечения общественного порядка на поездах в Северо-Западном регионе. Здесь нашли работу офицеры, уволенные в запас из Вооруженных сил и органов МВД. По линии казачьих обществ этот опыт начал продвигаться в регионы: налажено сотрудничество с казачьими обществами Кубани, Дона, Урала, многие из которых являются членами ассоциации. Представительства "Казачьей станицы" открыты в Пскове, Новгороде, Мурманске.
С января 1995 г. казаки охранного предприятия "Гром" охраняли общественный порядок на территории Выборгского района С.-Петербурга. Их поддержал глава районной администрации А. Коган. В сентябре 1995 г. был заключен договор, в соответствии с которым начала работать территориальная дружина "Казачья стража". В начале 1996 г. такая же служба создана в Курортном районе С.-Петербурга.
Сейчас речь идет уже о создании муниципальной казачьей службы общественной безопасности в регионе и привлечении казачьих обществ к государственной службе.
Ассоциация "Казачья стража" использует свой потенциал следующим образом:
• на основе опыта сотрудничества муниципального подразделения ассоциации "Казачья стража" Выборгского района с Выборгским РУВД формируются структуры на территории нескольких регионов города и пригородов;
• в сотрудничестве с Северо-Западным управлением внутренних дел на транспорте создается единая муниципальная служба безопасности на вокзалах города;
• в ночное время казаки специализированного подразделения ассоциации "Казачья стража" на основе договора с государственным предприятием "Транском" ведут работу по охране общественного порядка на пригородных поездах и перронах Октябрьской железной дороги.
"Казачья стража" не только осуществляет охранные функции. На ее попечении детский дом #18, ПТУ #80, учебно-производственное объединение "Аванти". Достигнуто соглашение и о сотрудничестве "Казачьей стражи" с Управлением по охране окружающей среды.
В связи с вхождением в государственный реестр на основе ассоциации было создано Санкт-Петербургское городское казачье общество "Казачья стража".
Псковская область
В Псковской области только два больших города - Псков и Великие Луки и в то же время нет ни одного сельского райцентра. В прошлом этот регион был житницей Северо-Запада России. А сегодня, став новым пограничьем, Псковская область должна решать новые проблемы: обустраивать и охранять границы, расширять социальную инфраструктуру приграничья, регулировать миграционные процессы, устранять нехватку электроэнергии, модернизировать перерабатывающую промышленность. Россия все время запаздывает, по сравнению со странами Балтии, с приданием своим границам государственных атрибутов. И все же в шести районах Псковской области, смежных с Эстонией и Латвией, установлена 1 сентября 1993 г. пограничная зона до 5 км шириной. Перед закрытием границы началась "медная лихорадка". Исчезало все: от проводов до колоколов. В Невеле пропал бронзовый Пушкин. Пограничные правила своеобразны: жителям Прибалтики, имеющим советские паспорта, визы не нужны. Жителям России обязательно нужна платная виза, получаемая в Москве или С.-Петербурге.
В Печорском районе вспомнили о проблеме сету. Эстонцы обещают в случае возвращения Печорского района Эстонии создать уезд Сетумаа с центром в Печорах. В 20-х годах на просьбу создать в Эстонии автономию сету последовал ответ: "Сету нет, есть эстонцы". Тем не менее в Эстонии создано земское движение и общество "Петсеримаа" (прежнее название Печорского района), которые пытались провести 14-16 мая 1993 г. агитационный велопробег вдоль границы по Печорскому и другим районам Псковской области. Эстонцам в селе Бярски (Печорский район) выданы паспорта граждан Эстонии. Латвия и Эстония осуществляют картографическую экспансию, изображая спорные территории как собственные. А жители Печор создали общественный комитет за сохранение Печорского района в составе России.
Заключив соглашение от 29 июля 1991 г. о сотрудничестве в экономическом и социально-культурном развитии Калининградской области, Россия и Литва признали нерушимость существующей границы 43, т. е. Россия отказалась от претензий к Литве.
Латвия и Эстония считают, что на России лежит обязательство вернуть территории, в том числе часть Псковской и Ленинградской областей. Дело в том, что в 1944-1945 гг. были произведены изменения в территориальном разграничении между РСФСР, Латвийской и Эстонской республиками в соответствии с указом Президиума Верховного совета СССР "Об образовании Псковской области в составе РСФСР" от 23 августа 1944 г. Ряд волостей Абренского уезда (в том числе Вышгородская, Кочановская, Тучковская с абсолютным большинством русского населения в то время) были переданы из Латвии в состав Псковской области. Бывшая административная граница ныне превратилась в государственную. Законодательными актами Верховного совета СССР от 23 августа 1944 г. территория Петсеримааского уезда Эстонской СССР также была включена в состав Псковской области. Современная государственная граница на этом участке соответствует историческому разграничению между бывшими Лифляндией и Псковской губернией. В 1944 г. территории волостей (с компактным проживанием русских) на восточном берегу Нарвы (исторически принадлежавшие России) были включены в Ленинградскую область. Современная граница здесь также соответствует исторически сложившемуся разграничению бывших территорий Эстляндии и С.-Петербургской губернии. Этнический состав населения в последние десятилетия особенно не менялся. Русские составляют 99% населения Печорского и Пыталовского районов Псковской области.
После провозглашения Латвией независимости в 1990 г. Верховный совет этой республики признал недействительными все правовые акты о вхождении в СССР и последующих изменениях границ. В одностороннем порядке 15 августа 1990 г. Совет министров Латвии принял решение о восстановлении границ, существовавших до 16 июня 1940 г.
Как отмечали эксперты Г. Куц и П. Иванчишин, "образ постоянного врага "с Востока" активно используется прибалтами как элемент "консолидации" общества, получения экономической и военной помощи от Запада. Просматривается и расчет прибалтов "давить" на предполагаемую боязнь России выглядеть не очень благоприятно в глазах других стран в связи с их повышенной чувствительностью к прибалтийским проблемам. Наверное, именно этим можно объяснить их желание при любом удобном случае выносить спорные вопросы на высокий политический уровень, блокировать нормальную работу по договорно-правовому оформлению Государственной границы России и стран Балтии, нормализации обстановки, установлению добрососедских отношений с пограничным режимом наибольшего благоприятствования и доверия" 44. В такой обстановке на Псковщине, в местах исторически сплошного помещичьего землепользования, заявили о себе потомки казаков. Объединились, провели круг и объявили: есть граница, есть и казаки.
В 1997 г. в Псковской области существовали и были зарегистрированы шесть общественных объединений казаков: казачье общество "Землячество казаков Псковщины", казачье общество "Станица Середкинская", общественная организация Пскова казачье общество "Станица Великорецкая", Псковская городская общественная организация казачье общество "Станица Донская", Палкинская районная общественная организация казачье общество "Станица Смолинская", Псковская областная общественная казачья организация (округ).
В апреле 1997 г. состоялся круг Псковской городской казачьей организации, в работе которого участвовали представители Северо-Западного казачьего округа, администрации области, казачьих обществ Пскова и Новгорода, общественной организации "Афганвет". По традиции работу круга благословил о. Иоанн, настоятель Ильинского храма. Круг одобрил действия казаков станицы "Смолинская" по объединению с городским казачьим обществом для вхождения в государственный реестр казачьих обществ в Российской Федерации. В результате такого объединения начало действовать областное казачье общество "Землячество казаков Псковщины", атаманом которого на круге был избран А. Ткачук 45.
Казачество становится формой самоопределения тех граждан распадающейся страны, которые желают обрести национальное достоинство.
Примечания
1 Первое объявление о том, что состоялось Учредительное собрание Московского землячества казаков, опубликовала "Московская правда" (1990. - 11 янв.).
2 Казачьи ведомости. - М., 1990. - С. 2.
3 29 июня 1990 г. на круге был избран атаман Союза казаков А. Мартынов - донской казак из станицы Гниловской Черкасского округа Области войска Донского. Он принес присягу: "Вступая в должность атамана Союза казаков, на святом и животворящем кресте и Евангелии присягаю честному казачеству и клянусь: беречь казачью честь, служить верно и самоотверженно казачеству и отечеству нашему, не жалея сил и живота своего. Аминь!".
4 Обращение к казакам России // Яицкая воля. - 1991. - Окт. - С. 1-2.
5 Напомню, что после Февральской революции в Петрограде казаки раскололись на две организации: на 1-м съезде казачьих войск 23 марта (5 апреля) 1917 г. был создан "буржуазный" Совет "Союза казачьих войск". Председателем на 2-м съезде казачьих войск в Петрограде 7 (20) июня 1917 г. был избран А. Дутов. В противовес первому 25 марта (7 апреля) 1917 г. образовался "пролетарский" Центральный совет казаков. Председателем избрали казака станицы Таманской Кубанского казачьего войска В. Костенецкого.
6 Первый уполномоченный по делам казачества при Правительстве Москвы - С. Донцов. После его перехода в ГУКВ уполномоченным стал И. Ченцов (распоряжение премьера правительства Москвы от 10 февраля 1997 г. #118-рп).
7 Московское городское казачье общество зарегистрировано 10 ноября 1997 г., свидетельство о регистрации вручено 29 ноября 1997 г.
8 Г. Кокунько - атаман, один из создателей Московского землячества (независимого) казаков в 1989 г., член правления МГКО.
9 Данные приводятся по списку инициативной группы Союза казаков Мурмана. Ксерокопия с подписанного и удостоверенного печатью ВСКМ машинописного оригинала (архив автора).
10 Мурман - старинное название Кольского полуострова.
11 Протокол заседания оргкомитета Союза казаков Мурмана, 15 декабря 1991 г. Ксерокопия с подписанного машинописного оригинала (архив автора).
12 Устав Войскового союза казаков Мурмана (архив автора).
13 Рыбный Мурман // Мурманск. - 1992. - 25 дек.
14 Видимо, этот человек переехал из Ставропольского края и мало осведомлен о своих казачьих корнях.
15 Интересно, что этот человек отнес себя не к донским, а к хоперским казакам, т. е., акцентируя свою "малую родину", отметил, что он потомок выходцев с Хопра, из Хоперского казачьего округа Области войска Донского. Обычно современные казаки сначала идентифицируют себя с историческим войском, а потом уточняют округ, станицу.
16 Источник: Списки лиц, зарегистрированных по трем районам Мурманска, от 16 февраля 1992 г. Ксерокопия с заверенного печатью ВСКМ машинописного оригинала (архив автора).
17 Запись беседы с атаманом А. Ефремовым. Москва, 30 июня 1994 г. А. Ефремов окончил Военно-морское инженерное училище им. Ф. Э. Дзержинского, капитан первого ранга, служил на атомной подводной лодке, участвовал в военных действиях в Египте. Возглавлял АО "Север-техград". Избран атаманом ВСКМ 15 мая 1994 г.
18 Обращение СКМ о проведении Большого казачьего круга (архив автора).
19 Имелась в виду станица Суворовская Предгорного района Ставропольского края.
20 Приводится по подписанному машинописному подлиннику письма А. Милехина атаману СКМ И. Малютину (архив автора).
21 Приводится по подписанному машинописному подлиннику письма В. Русановой атаману СКМ И. Малютину (архив автора).
22 По данным атамана ВСКМ А. Ефремова (запись беседы от 19 мая 1994 г.).
23 Gyllenhaal L. Kosackvдsendet - hot mot vдst? // OFB (Officersfцrbundsbladet) [Stockholm]. - 1993. - #3. - Еrgеng 61. - S. 5-7.
24 Калининградская область была создана в 1946 г., когда по Потсдамскому соглашению треть Восточной Пруссии отошла к СССР, а остальная часть - к Польше. Место выселенных немцев заняли русские, белорусы, украинцы.
25 Тренин Д. Балтийский шанс: Страны Балтии, Россия и Запад в складывающейся Большой Европе / Моск. Центр Карнеги. - М., 1997. - С. 11.
26 Самая насыщенная анклавами территория в мире: 21 бельгийский анклав на территории Нидерландов и 7 нидерландских анклавов на территории Бельгии. См.: Brekelmans F. A. De Belgische Enclaves in Nederland, Bijdragem lot de rechtsgeschiedenis van Baarle-Hertog en Baarle-Nassau. - Tilburg: Stichting Brabants Historish Contact, 1965; Catudal H. M. Jr. The Enclave Problem in International Law // Rev. de Drait Intern., de Sciences diplomatiques et politiques. - 1972. - Vol. 50. - #1. - Р. 20-36; Cuypers J. Baarle-Hertog, Belgische Eilanden // Turnhout. - 20 June 1985 - 22 Mei 1989. - Р. 3-8, 23-24; 34-44.
27 Калининградская область получила льготное налогообложение, снижение таможенных пошлин, право вывоза прибыли внешних инвесторов.
28 Граница России. - 1994. - #1. - Янв. - С. 5.
29 Протокол #1 собрания (схода) казачьей инициативной группы по Калининграду и Калининградской области от 11 июля 1992 г. Ксерокопия с подписанного машинописного оригинала (архив автора).
30 Обращение атамана Балтийского союза казаков Л. Локтионова "Братья-казаки!". Ксерокопия с подписанного машинописного оригинала (архив автора).
31 Запись беседы с атаманом Л. Локтионовым 12 мая 1993 г.; см. также: Страж Балтии [Калининград]. - 1993. - 25 февр.
32 Обращение атамана... - С. 2.
33 Акт Балтийского окружного Союза казаков (о проведении круга 12 декабря 1992 г.). Ксерокопия с подписанного рукописного подлинника (архив автора).
34 Страж Балтии. - 1997. - 16 апр.
35 Б. Алмазов - атаман землячества "Невская станица" с 27 сентября 1990 г. по 15 февраля 1993 г. Литератор, диссидент-шестидесятник, издал памятки казака "Слава тебе, господи, что мы казаки!". Инициатор создания Информационного казачьего центра в С.-Петербурге.
36 Устав казачьего землячества "Невская станица". Принят собранием учредителей 27 сентября 1990 г., утвержден решением исполкома Ленсовета от 21 января 1991 г. #33. Машинописная копия (архив автора). См. также: Таболина Т. В. Возрождение казачества: 1989-1994: Истоки. Хроника. Перспективы. - М., 1994. - Т. 1. Центр. - Разд. 4. - С. 525-537.
37 Казачий путь [С.-Петербург]. - 1991. -#1. - С. 2.
38 "Донской курень" - клуб казаков, существовавший перед революцией в Петрограде. Инициатор создания и первый атаман - профессор И. Мушкетов. Из этого клуба в марте 1916 г. возник Союз казачьих войск и его исполнительный орган Совет Союза казачьих войск (находился в Петрограде).
39 Намеренно не останавливаюсь подробно на взаимных обвинениях враждующих группировок о правомочности круга. Фиксирую лишь факт размежевания, послужившего дополнительным катализатором создания Северо-Западного округа, атаманом которого стал Б. Алмазов.
40 Феодоровская станица выделилась из Невской станицы. По данным Б. Алмазова, в С.-Петербурге в 1993 г. было 23 казачьи структуры, которые ничего не знали друг о друге (диктофонная запись выступления Б. Алмазова на Совете атаманов Союза казаков, январь 1993 г.).
41 См.: Казаки на службе России / Информ. бюл. ГУКВ. - 1997. - #2. - С. 40.
42 Там же. - С. 26.
43 До вхождения Литвы в СССР 23 мая 1939 г. Германия отторгла от нее Клайпеду (Мемель). При вхождении в СССР Литве был передан Вильнюс (Вильно), а затем возвращена Клайпеда.
44 Куц Г., Иванчишин П. Россия - Прибалтика: кризис назрел // Граница России. - 1994. - #4. - С. 6-7. Г. Куц был председателем подкомиссии по пограничным вопросам Комитета по вопросам безопасности Верховного совета Российской Федерации, профессор П. Иванчишин - главным специалистом Комитета по вопросам безопасности Верховного совета Российской Федерации.
45 Новости Пскова. - 1997. - 16 апр.
http://www.carnegie.ru/ru/pubs/books/volume/36319.htm

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Возрождение казачества: надежды и опасения

Сергей Донцов
Казачество в постсоветской России

Власть и казаки
Вероятно, историю взаимоотношений власти и казачества с XVI в. до наших дней пересказывать не надо: желающий прочитает об этом в доступных трудах Н. Костомарова, С. Соловьева, А. Деникина, П. Краснова и др. Достаточно освещен и советский период вплоть до конца 80-х - начала 90-х годов. После принятия в 1991 г. закона РСФСР "О реабилитации репрессированных народов", а затем не менее известных постановления Верховного совета Российской Федерации 1991 г. "О порядке введения в действие Закона РСФСР "О реабилитации репрессированных народов"", указа президента Российской Федерации 1992 г. "О мерах по реализации Закона Российской Федерации "О реабилитации репрессированных народов" в отношении казачества" 1 казаки получили возможность выйти за рамки ансамблей песни и пляски. Справедливости ради надо заметить, что власть в лице КПСС проявила живейший интерес к "возрождению" казачества еще в конце 80-х годов: были определены формы деятельности, расставлены люди, которые и по сей день играют значительную роль в руководстве массовыми общественными организациями казаков. Кстати, некоторые из этих людей и руководимые ими организации, имея одну цель - возглавлять казачье движение, сами того не желая, вызвали пробуждение исторического самосознания у массы людей, относящих себя к "потомкам казаков" (нелюбимое понятие среди казачества). Власти открыли широкую дорогу к объединению казаков, правда, в рамках исторически для них нехарактерных общественных объединений.
Оговорюсь: не буду подробно касаться качественного состава членов казачьих общественных объединений (хотя кое о ком придется сказать), куда без всяких традиционных испытательных сроков "верстались" все, кто хотел. Это привело к внедрению в казачьи объединения массы людей как случайных, так и отнюдь не случайных (представителей криминалитета, порой весьма высокого уровня - есть даже так называемые региональщики), которые за один-два года вытеснили из руководства объединениями многих лидеров с искренними и чистыми намерениями, перевели работу в колею демагогии или превратившие объединения в некое подобие "малины". Достаточно вспомнить смещение с поста Донского атамана М. Шолохова только за то, что он сын "красного писателя и сам коммунист". М. Шолохов, с которым мне посчастливилось вместе преподавать в Академии МВД СССР, всегда поражал окружающих скромностью, порядочностью, искренним радением за судьбу России и казачества. Постепенно настырные "потомки деда Щукаря" почти повсеместно вытеснили казачью интеллигенцию и вообще всех, кто не мог криком или кулаком ответить на нелепые обвинения и оскорбления в свой адрес.
Реакция власти на формирование правовой базы объединения казаков была неоднозначна. Многим в органах представительной власти и силовых структурах процесс объединения казаков был неугоден в основном по двум соображениям: политическому и чисто ведомственному. Ортодоксы демократии по западному варианту видели в казачьих структурах массу патриотически настроенных людей, склонных к сильной государственной власти в едином и неделимом государстве (а там, глядишь, - державность, монархия или просто "твердая рука", а это тоталитаризм). В КГБ СССР - ФСК России преобладало чисто ведомственное восприятие "казачьего" вопроса.
Можно понять силовые структуры в их антипатии к ряду проявлений возрождения казачества: иные казаки, осуществляя по своему усмотрению "реабилитацию" казачества, устремились требовать, используя шум и стояние у ворот властей предержащих, "своих" бюджетных денег, возврата "своих" зданий и другого имущества (например, в Ростовской области в 1992 г.). Другой пример - инцидент в Волгодонске в 1992 г., когда многотысячная толпа освобождала из-под вполне обоснованного ареста за незаконное хранение оружия своего атамана. В некоторых поступках смешались и лучшие устремления - спасение русского населения в Приднестровье, поддержка борющихся за право существовать православных сербов, и худшие проявления - участие в грузино-абхазском конфликте на стороне сепаратистов вместе с конфедератами горских народов.
Впрочем, по-моему, в действиях против властей и целых народов (Грузия) виноваты были не столько сами казаки, сколько власть. Поддержав возрождение казачества двумя первыми указами президента в 1992-1993 гг., власть бросила движение на произвол судьбы. Неспроста в свое время П. Краснов подчеркивал один из вариантов поведения власти по отношению к казакам - "бережно восстанавливать". Частным следствием современного подхода власти к казачеству стало массовое появление во главе крупных по составу, весьма крикливых по названиям и чрезвычайно активных объединений батьков-атаманов, в прежней доатаманской жизни не поднимавшихся выше званий младшего лейтенанта милиции (Союз казачьих войск России и зарубежья) или прапорщика конвойного полка внутренних войск МВД (Всевеликое войско Донское), порой с судимостями (Союз казачьих формирований, Всевеликое братство казачьих войск, Курганское казачье землячество Сибирского войска Союза казаков). Общим следствием всего этого стала почти полная неуправляемость развитием движения казачьих объединений.
Так вкратце выглядел путь, по которому власть подошла к констатации того, что казачество в его общественной ипостаси практически полностью бесполезно. Оставался последний аргумент - не все варианты использования потенциала казачества опробованы, есть еще один, испытанный веками, - предложить казакам в соответствующих современному состоянию общества формах нести государственную и иную службу, т. е. взять на себя обязанности, порождающие и определенные права. Атаман наиболее крупной в 1990-1995 гг. казачьей общественной организации "Союз казаков" А. Мартынов и его соратники потратили много сил, чтобы настроить власти не ставить крест на казачестве, а найти пути управления процессом его становления. Не хотелось бы обидеть и другие общественные объединения - их здоровая активность не давала властям забывать о существовании возрождающегося казачества. Впоследствии президент Российской Федерации подписал указы, создававшие хотя и не властные, но все-таки единые координирующие органы управления процессом возрождения казачества (в 1994 г. - "О Совете по делам казачества при Президенте Российской Федерации", а в 1996 г. - "О Главном управлении казачьих войск при Президенте Российской Федерации" 2), и ряд указов, направленных на переход казачества к несению государственной и иной службы 3.
К этому надо добавить, что в администрации президента понимали и понимают, что для успешного государственного становления казачества недостаточно указов, нужен федеральный закон, а также внесение изменений в ряд действующих федеральных законов, регулирующих государственную службу. Проект такого закона ("О российском казачестве") вместе с предложениями об изменении и дополнении иных законов был внесен президентом в Государственную думу 11 июня 1996 г. (о его судьбе речь пойдет ниже).
Многое еще надо сделать - это понимают и власти, и казаки. Однако не из лагеря московских "демагогов от казачества", а от много лет работающих с казаками атаманов Юга России слышатся голоса: если власть до такого-то срока не вооружит казачество, не решит проблему территориальной реабилитации казачества и т. д., будем думать о смене власти. Сами требования я оценю ниже, а здесь уместно задать этим атаманам вопрос: на кого менять будем? Что конструктивное и принципиально отличное от планов официальных властей предлагает казачеству так называемая оппозиция?
Оппозиция и казаки
Людей и группировок, относящих себя к оппозиции, не счесть. Поэтому выделю лишь ту часть, которая имела или имеет влияние на процессы, происходящие в России, и в том числе претендует на внимание казачества.
Либеральные демократы участвуют в работе с казачеством либо эпизодически, во время выборов различного уровня, либо на относительно постоянной основе в Государственной думе. Однако несколько неожиданной явилась подготовка группой депутатов ЛДПР во главе с В. Жириновским проекта федерального закона "О вооружении казачьих формирований самообороны" - не в обиду авторам будет сказано, весьма политизированного и с правовой точки зрения неприемлемого. Проявила интерес к казачеству фракция КПРФ, что требует отдельного рассмотрения, но прежде несколько слов об отношении к проблеме казачества бывшего независимого депутата Госдумы, а ныне губернатора Красноярского края А. Лебедя.
Поддержка казаками А. Лебедя проявилась еще во время выборов в Госдуму, когда подавляющее большинство казаков общественных объединений Ставропольского края, Дона и особенно Кубани проголосовали за Конгресс русских общин, в списках которого был А. Лебедь. Да и на президентских выборах многие казаки отдали ему свои голоса.
Когда А. Лебедь стал секретарем Совета безопасности, потянулись к нему на прием атаманы - и не только те, кому нужно было обозначить себя перед телекамерами рядом с ним и этим повысить свой имидж, но и те, кто возлагал на этого политического лидера надежды, связанные с защитой интересов казачества на Северном Кавказе. Главное управление казачьих войск подготовило по его просьбе обширную справку о проблемах казачества в контексте событий на Северном Кавказе. Однако она осталась без реакции - лишь за два дня до отставки А. Лебедь, уже подписавший к тому времени Хасавюртовский протокол, направил в Наурский и Шелковский районы Чечни рабочую группу для изучения положения русского населения и казаков.
Впоследствии А. Лебедь, которого в прессе нередко называют казаком (что маловероятно, так как в Новочеркасске, откуда он родом, издавна основную массу населения составляли не казаки, да и сам он никогда себя к казакам публично не причислял), стал нередким гостем на Дону. Трудно предсказать общую реакцию казачества Дона на его позицию (кстати, четко не обнародованную) по проблемам, стоящим перед казачеством. Можно лишь с большой вероятностью с учетом последствий исполнения Хасавюртовского протокола для русского населения Чечни, а также крайне негативной оценки его действий в Чечне, данной на совещании атаманов Юга России в Пятигорске 15 декабря 1996 г., предположить, что вновь завоевать расположение к себе казаков А. Лебедю будет весьма трудно, а на территории расположения Терского казачьего войска в обозримом будущем - невозможно.
КПРФ и одноименная фракция в Госдуме проявили свой интерес к казачеству наиболее явно в связи с президентскими выборами. До этого работа коммунистов велась через созданную в 1990 г. организацию "Союз казаков".
В конце мая 1996 г. руководство КПРФ предложило Совету по делам казачества при президенте России помощь в решении вопросов возрождения казачества, в том числе была обещана поддержка в принятии Госдумой разрабатывавшегося рабочей группой администрации президента (в нее входили представители профильных федеральных органов исполнительной власти, атаманы общественных объединений, ученые и т. д.) проекта федерального закона "О российском казачестве". Однако вместо этого к моменту внесения президентского проекта закона в Госдуму (11 июня 1996 г.) представителями фракции КПРФ (Л. Иванченко), "Наш дом - Россия" (А. Мартынов) и др. был подготовлен другой законопроект - "О казачестве". Президенту же было направлено из Госдумы письмо с предложением рассмотреть думский вариант, от чего он, естественно, отказался, указав в своем ответе, что Дума пытается навязать ему неприемлемый вариант законодательного решения государственных вопросов 4.
В дальнейшем президентский проект закона не был разослан заинтересованным государственным органам, не рассматривался депутатами и был отклонен Думой.
Совершенно очевидно: закон о казачестве стал картой уже не в юридической, а в политической "игре". Когда люди, относящие себя к казакам, на собраниях кричат "Любо!" проекту закона "О казачестве", можно предположить одно из двух: либо им все равно, что там написано (так чаще всего и бывает), либо они вовсе его не читали.
Между тем в этом проекте были положения, которые могли бы заинтересовать неравнодушных казаков. Коснусь лишь нескольких, понятных всем не посвященным в правовую казуистику. Так, согласно проекту, все структурные звенья организаций казаков принудительно входят в одно "Общероссийское казачье объединение" и несут через него же "государственную казачью службу" (сводимую в данном проекте к службе в армии, погранвойсках и милиции), что является нарушением Конституции (ст. 30, 37), а также казачьих исторических традиций. Далее, это объединение должен возглавить избранный верховный атаман, номинально утверждаемый президентом России (государство в государстве).
Знала история казачества атаманов наказных, выборных (от хутора до войска), но Верховного не было (номинально атаманом всех казачьих войск с ХIХ в. считался наследник императорского престола). Донские казаки прислали на имя президента своеобразное заключение, названное "приговором" по проекту закона "О казачестве", в котором сформулирована суть проекта: "по существу, вместо казачества можно поставить любое другое слово, и мы получим российскую партийную организацию".
В других документах, исходивших из фракции КПРФ и адресованных казачеству, содержалось то, что уже было сделано нынешней властью. Так, в предвыборном обращении к казачеству Г. Зюганов обещал восстановить казачьи учебные заведения, школы, кадетские корпуса (их сейчас в стране 5 действующих и более 20 зарегистрированных), обеспечить казачью службу по охране государственной границы России, что уже успешно реализуется на практике. На основании указов президента и директив директора ФПС осуществляется невойсковая охрана границы с привлечением казаков 5. Из шести пунктов зюгановского плана поддержки казачества плохо выполнен нынешней властью только один - открыть казачьи рынки в крупных городах. Казаки сами на рынках последние 200 лет не торговали, но сейчас, особенно на Юге России, через коммерческие структуры работают на всех рынках Ростова-на-Дону, Новочеркасска, Ставрополя, Краснодара.
Думская фракция "Яблока" просто проголосовала 20 февраля 1997 г. против проекта закона "О казачестве", указав в частности, что из проекта не видно, чем "государственная казачья служба" отличается от просто государственной службы и почему в связи с названием "казачья служба" у несущих ее появляются льготы. Это действительно серьезная проблема, которую не удалось в полной мере решить и в президентском проекте закона "О российском казачестве". При этом некоторые лидеры казачества продолжают настаивать на своих правах, отличных от прав иных граждан России, вне обязанностей (которых нет у других граждан России).
Казакующие демагоги
В начале 90-х годов некоторые казачьи лидеры стремились свести вопрос о возрождении казачества к простому требованию признать казаков "народом" со всеми вытекающими отсюда последствиями: территорией, органами власти, силовыми структурами, самоуправлением, особым статусом и т. д. Все это было у казачества до 1917 г. Власти из века в век что-то изменяли, например, в XVIII в. была введена система наказных (назначаемых центральной властью) атаманов, а что-то - систему общинного землепользования - даже такой смелый реформатор, как П. Столыпин, не счел возможным трогать.
Идеология казачьей самостийности, необходимости противостоять "москалям" или "кацапам" не нова. Ее истоки можно найти в казачьей вольнице ХVII-ХVIII вв. Реальной же моделью для современной гипертрофии этнического фактора в казачестве служат теоретические построения некоторых идеологов дореволюционных Донского и прежде всего Кубанского казачьих войск. В начале ХХ в. в условиях ускоренного проникновения буржуазных отношений в области Юга России, массового наплыва неказачьего элемента в казачьи города и станицы идеология самостийности была своеобразным ответом на попытки ослабления казачества на освоенных им землях.
В 1918-1920 гг. эти идеи стали обоснованием попытки создания по сути независимых от Москвы казачьих государственных образований.
Однако нынешняя ситуация коренным образом отличается от положения дел, сложившегося в те годы. Угрозы "потери казаками власти" сейчас уже нет в силу того, что казачество составляет меньшинство (до 25% населения) даже на Кубани и Дону. Давно разрушены основы особых отношений кубанского казачества с Украиной, служившие в начале XX в. серьезным фактором в обосновании политики самостийности. Не представляет опасности и существующая центральная власть, с самого начала провозгласившая своими главными целями антикоммунизм и возврат к традиционным ценностям российской государственности.
Так что нет причин для воскрешения Тройственного союза казаков Дона, Кубани, Терека и горских народов (с 20-х годов, кстати, формально остающегося правопреемником тех казачьих автономий).
Объективная основа нынешнего стремления к некоторому обособлению - ситуация хаоса и неразберихи, возникшая в стране в конце 80-х - начале 90-х годов, угроза распада российского государства, полного исхода славянского населения с Северного Кавказа и других приграничных регионов.
Нынешний "казачий сепаратизм" - следствие пессимистических (а порой пораженческих) оценок перспектив российской политики, прежде всего на Юге России, неверия в способность населяющих ее народов сплотиться перед натиском антинациональных дезинтеграционистских сил. Естественным следствием таких оценок является предположение о возможности выживания казачества ценой отказа поддерживать Москву в условиях вероятного полного вытеснения федеральной власти с Северного Кавказа.
Именно такие представления стали причиной того, что в уже упоминавшихся первых законодательных актах, касающихся проблем казачества, оно получило определение "культурно-этнической общности".
Видимо, тогда представлялось, что это не только дает право требовать от федерального центра финансовой и материальной помощи, но и создает условия для своеобразного компромисса с северокавказскими народами, "так же, как и казаки", пострадавшими от репрессий и требующими свою часть земли и материальных ресурсов.
Однако последствия принятия этих законодательных актов были существенно иными, чем ожидались. И суть возникающих проблем оказалась не только в экономическом кризисе и обусловленной им скудости государственного бюджета. Реальная практика взаимоотношений с набирающими силу национально ориентированными режимами и радикальными антироссийскими общественными движениями северокавказских республик показала всю тщетность надежд многих лидеров казачества на совместную с горцами "дружбу против Москвы". Всего один факт: в результате морального давления и откровенного насилия с 1991 по 1996 гг. число казаков - жителей Чечни сократилось в десять раз, Ингушетии - в восемь раз, Дагестана - в три раза. Серьезно осложнилась ситуация и в ряде других республик региона.
В то же время оказалось, что не удалось решить и проблему идеологического обоснования казачьего движения. Причем казаки стали требовать не каких-либо дополнительных льгот и компенсаций, но другого - "государевой службы", т. е. своеобразного права на обязанность. Это сразу сделало принципиально несовместимыми позиции казачества и горских общественно-политических движений, ориентированных исключительно на обеспечение дополнительных прав, свобод, а также материальных ресурсов.
Крахом практических попыток реализовать соглашение с горцами стало заключение в 1994 г. сепаратного "договора" между Всевеликим войском Донским и Чеченской Республикой, сразу осужденного всеми остальными казачьими организациями страны.
Чем дальше, тем в большей изоляции стали оказываться и идеологи казачьего сепаратизма, в конце концов вынужденные примкнуть к откровенно консервативным силам, оппозиционным реформаторской Москве. За пределами влияния создателей этой идеологии остались казачьи организации Урала, Сибири и Дальнего Востока, а также Волжское казачье войско.
По сей день остается фактом, что если человек общается с казаками на сходе или круге и говорит, что казаки не народ, - он может не продолжать своей речи, так как вс§ пусть трижды разумное им сказанное будет "нелюбо". П. Краснов справедливо отмечал самое опасное последствие "народоправства" - желание отделиться от России путем образования автономной или даже федеративной территории (Тройственный союз казаков Дона, Кубани, Терека и горских народов существовал во время гражданской войны). В наши дни, пожалуй, лишь в представленном на регистрацию уставе Всекубанского казачьего войска есть намек на некую этническую самобытность - войско дословно названо "добровольным этническим обществом".
Стоит обратить внимание, как "верный друг казачества" Ш. Басаев развил эту тему в одном из своих телеинтервью - да, казакам надо дать оружие, так как они больше чеченцев натерпелись от Москвы и казаков роднит с ними стремление к независимости.
Наша история знает много печальных примеров, когда раздробленность страны приводила к легкой победе врагов. Из истории казачества достаточно вспомнить 1918-1922 гг., когда каждое войско Юга России пыталось спастись в рамках некой казачьей автономии и каждое в отдельности было бито большевиками.
С тех пор друзей у России не прибавилось, не изменились и цели врагов - разделить на части, подсказать каждой части ее сугубые интересы и столкнуть их. Вспомним еще раз предостережения Александра III - "У России нет друзей, нашей огромности боятся".
Можно и нужно вырабатывать нормативную базу особого статуса войсковых казачьих обществ, права на землю, восстановления казачьего самоуправления и т. д., но только, как написал в своем обращении к участникам расширенного Совета атаманов России 9 января 1997 г. патриарх Московский и Всея Руси Алексий II, в сплочении "вокруг властей и воинства Государства Российского".
Смутные теории и демагогия - вот еще одна ахиллесова пята людей, причисляющих себя к казачеству и упорно не желающих брать хоть какие-то обязанности перед государством и нести ответственность за их исполнение. Демагогия "казакующих" не только оттолкнула от работы по возрождению казачества много серьезных и порядочных людей, но и создало в массовом сознании образ "ряженого" в генеральских погонах с нагайкой за голенищем.
Чтобы не ходить далеко за примерами, можно обратиться к встрече 31 декабря 1996 г. атаманов и казаков Центра и Юга России (непонятно, почему и Юга, так как на встрече присутствовал лишь атаман общественного объединения "Всевеликое войско Донское" - ВВД Н. Козицын, а это не весь Юг и далеко не весь Дон). Откуда их оппозиция к власти? Н. Козицын с самого начала своей деятельности в качестве атамана хотел только прав: права на компенсацию для казаков Дона в лице ВВД как репрессированного народа; права распоряжаться бюджетными средствами Ростовской области, ежегодно выделяемыми главой администрации В. Чубом казачьим сельскохозяйственным общинам; наконец, права быть наказным атаманом, минуя процедуру, установленную президентскими указами. Известно, что во время визита Б. Ельцина на Дон летом 1996 г. ему прямо на площади в Новочеркасске была изложена просьба Совета атаманов войска назначить Н. Козицына атаманом войска. Президент поручил (через Главное управление казачьих войск) провести соответствующую процедуру, включающую прежде всего работу по переводу общественной организации ВВД в статус государственной. Но это уже обязанность, серьезная работа, и поэтому атаман Н. Козицын против: "Я не приемлю реестр... это уже было: опричнина, перепись" 6.
Теперь Н. Козицын зарегистрировал казачью партию - появится "казак-партиец", что звучит анекдотично. Сама идея не оригинальна, так как такая партия уже создавалась на Петроградском общеказачьем съезде 23-29 марта 1917 г. Вместе с другими политизированными структурами - Союзом казачьих войск и Центральным советом трудового казачества - она закончила свое существование печально. С учетом этого исторического опыта П. Краснов особо подчеркивал черты казачества, которые будут востребованы государством: "...ибо государство будет не менее прежнего нуждаться в надежной... силе, верных, государственно мыслящих, не поддающихся пропаганде людях" 7. Исторически казаки до большевистского переворота не состояли ни в каких партиях. Исходя из исторических традиций, на которых согласно указу президента от 16 апреля 1996 г. #562 8 должна в том числе строиться единая государственная политика возрождения и развития российского казачества, в последующем указе от 16 апреля 1996 г. #563 9 закреплено положение о том, что государственная и иная служба казачества не преследует никаких политических целей. Это, конечно, не препятствует реализации казаками как гражданами страны своих политических убеждений в определенных Конституцией формах.
Перспективы
В России, где традиционны два вопроса - кто виноват? и что делать? - если что-то не получается, ищут виноватого и, как правило, виноватым кого-нибудь назначают. Ряд атаманов общественных объединений назначают "виноватой" всю нынешнюю власть в целом, некоторые выделяют исполнительную. Действительно, у власти неоднозначное отношение к казачеству. Но зададимся вопросом: что нынешняя государственная власть всех уровней получила от казаков, какие обязанности перед государством приняли на себя казаки и какие перед ними - власть?
Не будем учитывать так называемые моральные обязательства - счет будет явно не в пользу казачества. Возьмем только одно из них: большинство казачьих объединений обещало президенту России поддержку на выборах летом 1996 г. Президент в процессе избирательной кампании трижды встречался с казачьими войсками (Волжским, Донским, Кубанским). И не просто встречался, а привозил с собой подписанные документы (например, о регистрации первого казачьего войска - Волжского) 10, о внесении в Госдуму законопроектов "О российском казачестве", "Об утверждении Типового договора о несении государственной и иной службы членами казачьих обществ" 11 и т. д. Несомненно, здесь был некоторый риск: президент подчеркивал перед избирателями свое особое отношение к казачеству. И это при том, что не все граждане России позитивно настроены к казачеству, тем более в его современном состоянии (в том числе и с подачи прессы). По оценкам аналитиков "особое отношение" президента к казачеству стоило ему значительного числа голосов, причем и сами казаки в ряде мест отдали предпочтение А. Лебедю, а кое-где и Г. Зюганову.
О юридических обязанностях казаков по несению государственной и иной службы можно говорить в основном как о процессе принятия их во внесенные в реестр войсковые казачьи общества 12. Заключение типовых договоров о несении государственной и иной службы (согласно указу президента от 13 июня 1996 г. #882) пока не везде идет гладко.
В регионах Юга России главы администраций ежегодно выделяют казачьим сельскохозяйственным организациям от 0,5 до 1,5 млрд руб. Прибыли краям и областям эти вложения, как правило, не дают (администрация Ростовской области в 1996 г. списала в "убыток" около 300 млн руб.). Причина неприбыльного казачьего сельскохозяйственного производства не только в засухах (1996 г., Ростовская область), но и в отсутствии техники, удобрений, наконец, банковских кредитов и налаженной системы сбыта продукции (что в ближайшей перспективе исправимо, так как производство, поставка и закупка сельхозпродукции, сырья и продовольствия для федеральных и региональных нужд - один из видов государственной службы казачества, под которую можно получить земельные участки из целевого земельного фонда). Здесь широкое поле деятельности для проявления здоровой инициативы войсковых казачьих обществ, которые вправе и вполне способны возродить систему казачьих торговых домов и банков. На местном уровне казачество финансируется минимально из скудных ресурсов областей и городов.
Очевидно, уместно отметить, что даже при активности войсковых казачьих обществ невыполнение обязанностей их членами будет обусловлено отсутствием материальной поддержки на федеральном уровне в рамках "Федеральной программы государственной поддержки казачества", разрабатываемой ГУКВ.
Поиск виноватых в неудовлетворительном использовании потенциала казачества будет неполным, если не назвать стандартное обвинение Главного управления казачьих войск в "расколе казачьих рядов", звучащее порой из уст как некоторых глав администраций краев и областей, так и "казакующих" атаманов. Камень преткновения - реестр казачьих обществ. Некоторые противники реестра выдвигают "работающий" в казацкой аудитории аргумент, что это современное изобретение властей. Но практически реестр казачьих войск существовал с XVI в. до 1917 г. (его узаконил Б. Хмельницкий на Переяславской генеральной Раде). В отличие от реестра, составлявшегося Б. Хмельницким, которому государством (сначала Польшей, а затем Россией) был определен предел 30 тыс. человек, затем 40 тыс. (остальные считались "охочимии" казаками, т. е. относящими себя к казакам, но без узаконенных обязанностей, прав и льгот), современное законодательство установило, что максимального предела нет, но есть минимальный: 10 тыс. человек - войско, 2 тыс. - отдел (округ), 200 - станица (город), 50 - хутор. Разница лишь в том, что при Б. Хмельницком не было отбоя от желающих служить, а за это иметь льготы, что порождало настоящие войны между реестровыми и "охочими" (безработными) казаками, за право быть на службе у государства. В наше же время атаманы хуторов, станиц, войск с трудом вытягивают необходимый минимум. Глубинные причины этого явления достойны самостоятельного социологического исследования, на поверхности же просматривается следующее: другие социальные условия, другие казаки. Много десятилетий делался акцент на права граждан СССР (как правило, не обеспеченные соответствующими обязанностями со стороны государства), что вместе с уравниловкой убивало инициативу массы талантливых людей, порождало устойчивые настроения иждивенчества. Не прошли даром 80 лет "расказачивания", целенаправленной "люмпенизации" казачьих территорий. Секретное циркулярное письмо ЦК РКП(б) "О отношении к казакам" от 24 января 1919 г. требовало кроме полного разоружения и расстрелов осуществить "в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли" 13. В результате сегодня значительная часть казаков не готова к безусловному принятию традиционных обязательств по несению службы. Но в то же время вхождение в реестр части какой-либо общественной организации - это не раскол казачества, а объединение той части казаков, которые хотят и способны нести государственную и иную службу, а также и объединение другой части, желающей по правам и обязанностям не отличаться от иной массы граждан. Выбор остается за человеком. Путь в реестр и из реестра - дорога с двусторонним движением (это же относится к общественным организациям). Возмущаются же больше всех "закоренелые общественники". Активное отпугивание казаков от принятия обязательств приобретает самые гипертрофированные формы. Так, тезис о том, что реестровые списки попадут в ФСБ, а затем в воссозданное "красными" КГБ, был популярен в преддверии и во время президентских выборов. Совершенно очевидно, что особой работы спецслужб по "выявлению" казаков не требуется, так как в любом хуторе, станице или малом городе любому известно, где живут и работают казаки. Сейчас этим казаков уже не отпугнешь, но противники реестра упорствуют: недостаточно гарантий, недостаточно льгот, а главный аргумент все тот же - "раскол" единых рядов казачьих общественных объединений. Более "тонкие" критики реестра выделяют якобы существующее противоречие в статусе казака, отделяющее "реестрового" от "нереестрового" уже не только внутри первичного казачьего звена - хутора (станицы, города), но и даже в его собственной семье. Утверждается: служишь - казак, не служишь - не казак.
В действительности это не так. Согласно "Временному положению о государственном реестре казачьих обществ в Российской Федерации", утвержденному указом президента от 9 августа 1995 г. #835, первичные объединения граждан Российской Федерации, относящих себя к прямым потомкам казаков или добровольно вступившие в казачьи общества (т. е. в "реестровые" - хутор, станица, город, а не общественные организации), включают в себя и лиц, непосредственно выразивших желание нести государственную службу, и членов их семей 14. По смыслу этого и последующих указов обязанности и права (в том числе право на льготы) имеют все члены хуторской организации вплоть до войска.
Конечно же, упомянутое положение временное, и требуются закрепление и конкретизация статуса казачьей общины, отдела, округа, войска и самого "казака" в федеральном законе. Соответствующая попытка была сделана в президентском проекте закона "О российском казачестве".
На сегодняшний день для создания достаточной нормативной базы сделано многое: с 1992 г. действуют указы, распоряжения президента, постановления Правительства, приказы и директивы Минобороны, МВД, директора ФСП России, а также приказы по другим министерствам и ведомствам по 11 видам госслужбы. Причем три указа президента от 12 декабря 1997 г. #95, 96 и 97 об утверждении уставов Терского, Сибирского и Забайкальского войсковых казачьих обществ подписаны в обстановке разноголосой, но целенаправленной антиказачьей компании в ряде средств массовой информации и даже Совете федерации (в заявлении Совета федерации "О ситуации на Северном Кавказе" от 24 января 1997 г. отмечалось, что "легализация казачьего войска может развязать новую войну" 15). Подлили масла в огонь и непродуманные, необоснованные требования горячих голов среди казаков немедленно ввести войска в Наурский и Шелковский районы Чечни, решить вопрос о вооружении казачества и т. п.
Необходима, как минимум, объективность в оценках. Поэтому когда в Парламентском центре на встрече с руководством КПРФ 31 января 1997 г. "казакующие" и маргиналы утверждали, что Б. Ельцин не выполнил предвыборных обещаний, данных казакам, становится ясно - это не объективная оценка происходящего, а политический заказ.
Отношение власти к казачеству не укладывается в рамки нелепых газетных утверждений о том, что Кремль создает собственную "национальную гвардию", а Б. Березовский обеспечивает подход к чеченской нефти (кто из нормальных людей сейчас хочет добывать нефть в Чечне?). Это часть государственной политики в отношении казачества, которая должна быть предложена на утверждение президенту Главным управлением казачьих войск в 1998 г.
Сегодня уже очевидно, что и казаки нужны России, и России без казаков не обойтись. Но при этом казаки должны прочувствовать свои обязательства перед страной и готовность служить.
Пока обязательства в основном только декларируются казаками, хотя объективные условия для изменения ситуации есть. Сколько бы ни успокаивали газеты и телевидение, что после выборов президента Чечни угроза террористических и прочих акций со стороны бандформирований уменьшится или вообще исчезнет, реальность свидетельствует о другом. Предпринимаются попытки взорвать обстановку и в соседних республиках (события в Дагестане). Количество беженцев из Чечни (только за 1996 г. и только учтенных территориальными органами миграционной службы) составило 429 тыс. человек. Вытеснение русских, в том числе казаков, из Наурского и Шелковского районов приобрело массовый характер именно после подписания Хасавюртовского протокола (140 тыс. человек заявили в территориальные органы миграционной службы о своем нежелании возвращаться в Чечню).
Убивают русских, чеченцев, выступивших против незаконных вооруженных формирований, множится число похищенных людей. Угон скота в Чечню стал обычным явлением (только с территории Ростовской области в 1996 г. угнано до 9 тыс. голов крупного рогатого скота и до 500 тыс. овец). Известно изречение Суворова, что война не окончена, пока не похоронен последний солдат. Очевидно, она тем более не окончена, пока не освобожден последний пленный солдат.
Руководство Российской Федерации, отдавая отчет в реальном положении дел, приняло ряд решений, направленных на защиту законных прав и интересов граждан России на остальной ее территории, и прежде всего прилегающей к Чеченской Республике.
Государственная дума 4 декабря 1996 г. обратилась к президенту с предложением "...принять дополнительные меры по обеспечению государственной безопасности, прав и свобод граждан, по охране собственности и общественного порядка в Северо-Кавказском регионе Российской Федерации... по усилению Государственной границы Российской Федерации на ее южных рубежах". Президент дал соответствующие поручения по обеспечению охраны административной границы с Чечней правительству и силовым министерствам.
Эта работа должна завершиться соответствующим постановлением правительства и, вероятно, принятием федерального закона об участии населения России в обеспечении правопорядка. Однако охрана административной границы в соответствии с законодательством может осуществляться лишь силами МВД России. Этого может оказаться недостаточно. Перспективной представляется подготовка федерального закона об охране приграничной территории, что позволило бы привлечь силы ФПС и казачества, наделенного указами президента приоритетным правом участия в этой деятельности в рамках невойсковых формирований.
Почти в каждой телепередаче или публикации о казачестве конца 1996 - середины 1998 г. обсуждался вопрос о вооружении казачества, поставленный рядом решений Совета атаманов Юга России. Если оговориться, что никто серьезно не собирался раздавать оружие прямо "из телеги" по станицам и хуторам с целью хранения автомата казаком под подушкой, то заслуживающих внимание возражений против этого, пожалуй, два.
Первое: в ответ на вооружение казаков "...каждый из северокавказских народов тоже захочет иметь свою армию" 16. Заметим, что Чечня ее уже имеет. Это возражение идет от незнания законодательства, так как согласно указам президента казачество не может создавать самостоятельные вооруженные формирования. Казаки служат и будут служить только в частях российской армии, ФПС и внутренних войск.
Второе - больше требование, чем возражение оппонента: "...решительно пресекать любые попытки... поднять вопрос о возможности вооружения каких бы то ни было групп гражданского населения" (заявление Совета федерации "О ситуации на Северном Кавказе от 24 января 1997 г.). Но это требование не имеет отношения к казачеству в силу сказанного выше, а что касается вооруженной группы населения, то сейчас против 70 тыс. вооруженных чеченцев лежат 700 км Сальской степи и практически открытая дорога вглубь Ставрополья, где до ближайшей бригады (205-й в Буденновске или 101-й в Ставрополе) сотни километров.
Также важно учесть, что в 80-е годы изменение геополитического положения и общий социально-экономический кризис в стране привели к кризису вооруженных сил, основные черты которого - недостаточное финансирование военных программ и слабая мобилизационная активность населения. Отечественный и зарубежный опыт подсказывают один из выходов: создать параллельно с кадровой системой организации профессиональных (хорошо оснащенных и небольших по численности) Вооруженных сил территориальный добровольческий резерв (резерв первой очереди). Это позволило бы обеспечить пополнение регулярных воинских частей в случае начала боевых действий, охрану государственной границы и стратегически важных объектов, выполнение задач в условиях чрезвычайного положения, поддержание общественного порядка, устранение последствий стихийных бедствий и т. д. Следует отметить, что в современных системах вооруженных сил многих стран мира подобные службы получили широкое распространение.
Казачество через систему невойсковой охраны границы и приграничной территории, призыва на переподготовку из запаса нарабатывает определенную практику, в том числе и боевую (батальон им. А. П. Ермолова). При этом следует отмести клеветнические утверждения о том, что "казачья добровольная бригада разбежалась..." 17. Это оскорбление памяти десятков убитых казаков батальона.
Одной из опор центральной власти всегда являлось казачество, к которому и обратилась изначально государственнически настроенная общественность.
А пока у казаков есть исторический шанс восстановить многовековую практику охраны рубежей России. Для этого нужна их твердая воля и поддержка государства, желающего сделать казачество "верной охраной его национальных границ, образцом честной службы и оплотом гражданского порядка внутри России" 18.
Примечания
1 Закон Российской Советской Федеративной Социалистической Республики "О реабилитации репрессированных народов" в редакции Закона Российской Федерации от 1 июля 1993 г. #5303-1 // Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. - 1991. - #18. - Ст. 572.; Ведомости ВС РСФСР. - 1991. - .1107-1; Постановление Верховного совета Российской Федерации "О порядке введения в действие Закона РСФСР "О реабилитации репрессированных народов"" // Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. - 1991. - #18. - Ст. 573; Указ президента Российской Федерации "О мерах по реализации Закона Российской Федерации "О реабилитации репрессированных народов" в отношении казачества" // Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. - 1992. - #25. - Ст. 1429.
2 Указ президента Российской Федерации "О Совете по делам казачества при Президенте Российской Федерации" // Рос. газ. - 1994. - 5 июля; Собрание законодательства Российской Федерации. - #10. - Ст. 1118; Указ президента Российской Федерации "О Главном управлении казачьих войск при Президенте Российской Федерации" // Собрaние заканодательства российской Федерации. - 1996. - #4. - Ст. 266.
3 См. приложение 2.
4 Ответ президента Российской Федерации председателю Государственной думы Российской Федерации Г. Н. Селезневу от 8 июля 1996 г. #Пр-1554.
5 Директива Директора Федеральной пограничной службы Российской Федерации об использовании российского казачевства в охране Государственной границы Российской Федерации от 26 декабря 1994 г. Д-132; Директива директора Федеральной пограничной службы Российской Федерации о первоочередных мерах по проведению эксперимента с привлечением граждан Российской Федерации к участию на добровольных началах в охране отдельных участков госграницы на территории ЗабПО и российско-казахстанском участке от 10 июля 1996г. Д-75 // Информ. бюл. ГУКВ. Казаки на службе России. - 1997. - #2. - С. 90-92.
6 Комсом. правда на Дону. Приложение к "Комсом. правде" [Ростов/Д]. - 1997. - 31 янв.
7 Краснов П. Н. Казачество // Перезвоны [Рига]. - 1928. - #41.
8 Указ президента Российской Федерации "Вопросы Главного управления казачьих войск при Президенте Российской Федерации" // Рос. газ. - 1996. - 24 апр.; Собрание законодательства Российской Федерации. - 1996. - #17. - Ст. 1953.
9 Указ президента Российской Федерации "О порядке привлечения членов казачьих обществ к государственной и иной службе"; Положение о привлечении членов казачьих обществ к государственной и иной службе // Рос. газ. - 1996. - 24 апр.; Собрание законодательства Российской Федерации. - 1996. - #17. - Ст. 1954.
10 Распоряжение президента Российской Федерации "Об утверждении Устава Волжского войскового казачьего общества" // Собрание законодательства Российской Федерации. - 1996. - #26. - Ст. 3114.
11 Указ президента Российской Федерации от 13 июня 1996 г. #882 "Об утверждении Типового договора о несении государственной и иной службы членами казачьих обществ"; Типовой договор о несении государственной и иной службы членами казачьих обществ // Рос. газ. - 1996. - 1 июля; Собрание законодательства Российской Федерации. - 1996. - #25. - Ст. 3003.
12 О казачьих обществах, внесенных в государственный реестр (на 1 июля 1998 г.), см. приложение 3.
13 Циркулярное письмо ЦК "Об отношении к казакам" [такое название значилось в повестке дня заседания Оргбюро УК РКП(б) от 24 января 1919 г.] // Изв. ЦК КПСС. - 1989. - #6 (293). - С. 177-178.
14 Указ президента Российской Федерации от 9 августа 1995 г. #835 "О государственном реестре казачьих обществ в Российской Федерации"; Временное положение о государственном реестре казачьих обществ в Российской Федерации // Рос. газ. - 1995. - 15 авг.; Собрание законодательства Российской Федерации. - 1995. - #33. - Ст. 3359.
15 Независимая газ. - 1997. - 12 февр.
16 См. Там же. С. 3.
17 См., например: Сегодня. - 1997. - 7 марта.
18 Краснов П. Н. Указ. соч.

http://www.carnegie.ru/ru/pubs/books/volume/36308.htm

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
В. Е. Шамбаров, 2006.
«КАЗАЧЕСТВО Путь воинов Христовых»

…И ВОСКРЕСЕНИЕ
Возрождения казачества не ожидал никто. Да и сами казаки не ожидали! И вдруг оно свершилось… Начало процесса можно датировать 1986—87 гг. Сперва он шел подспудно, малозаметно. К теме казачества вновь стала обращаться творческая интеллигенция. Появляются романы В. Семенихина «Новочеркасск», А. Знаменского «Красные дни», Е. Лосева «Миронов», Ж. Бичевская запела казачьи песни (и Розенбаум тоже — видать, уловив струю). Перемены стали происходить и в сознании людей. В казачьих областях вдруг возрос интерес к своему прошлому. Люди начали разыскивать информацию о предках. Журналисты местных газет — писать первые, еще робкие заметки по истории казачества. Но процесс шел не только в казачьих регионах. Общаясь с людьми, казаки начинали выделять «своих». Обменивались теми же роман-газетами, зачитанными до дыр. Люди «вспоминали», что они — казаки!
Правительство к данным явлениям не имело никакого отношения. Наоборот, оно продолжало политику ассимиляции. В 1989 г. вышло постановление о переселении в русское Нечерноземье жителей «трудоизбыточных регионов» — Средней Азии, Кавказа. Прошла и вторая волна реабилитаций «репрессированных народов». И «трудоизбыточных» реабилитированных месхетинцев, чеченцев и т.п. принялись переселять не в вымершие тверские деревушки, а снова в казачьи области! На Дон, на Кубань… К возрождению казачества не имели отношения и политические движения. В мое распоряжение попала огромная подборка газетных статей 1980-х — начала 1990-х гг., собранная усилиями ветерана казачьего движения полковника В.Х. Казьмина, и вот что любопытно: казаки для всех оказывались «чужими»! «Демократическая пресса» надрывалась, доказывая, что они — детище «партократов». Ну а как же, мол, «реакционеры», «нагаечники». А «партократы» относили казаков к «демократам» — поскольку они заговорили о славном дореволюционном прошлом, о геноциде, о православных ценностях.
Возрождение не инициировалось и не поддерживалось никакими государственными и политическими силами! Но оно шло. Не «сверху», а «снизу», и не из одного или нескольких центров, а всюду. В 1989 г. стали возникать казачьи общины, землячества. В том числе и в «не казачьих» регионах — ведь в ХХ в. казаков размело по всей стране. Появились организации московские, санкт-петербургские, мурманские, тверские, псковские и т.п. И, наконец, 28—30 июня 1990 г. в Москве в клубе завода «Серп и молот» состоялся Учредительный Большой Круг, на который съехалось 263 делегата от разных организаций, представляющих более 80 тыс. казаков, 450 гостей. И это событие можно считать точкой отсчета возрожденного казачества. Прошел Круг с огромным энтузиазмом, был создан Союз Казаков России, атаманом которого стал донской казак А. Г. Мартынов.
Начали воссоздаваться Казачьи Войска. Среди них появились и такие, которые до революции были упразднены — Украинское, Запорожское, Волжское. Возникли и новые Войска – Калмыцкое, Ставропольское, Крымское, Белорусское. Было создано также Центральное Войско, объединившее ряд казачьих структур в Центральной России.
Однако изначальное единство, увы, оказалось непрочным. Традиционный патриотизм казаков отнюдь не устраивал силы, ведущие раскачку страны. В ряды казачества постарались влезть «Демократическая Россия», НТС и прочие радикальные организации. И 20—21 июля 1991 г. прошел еще один Учредительный круг, 65 делегатов от 25 организаций провозгласили создание другой организации — Союза Казачьих Войск России, а Союз Казаков объявили «коммунистическим». И раскололи казачество на «красных» и «белых». Пошло деление и на других уровнях, по разным признакам: по политическим, по месту жительства — на «станичных» и «асфальтовых», по фигурам атаманов, конкурирующих между собой…
В целом же в новейшей истории казачества можно условно выделить три этапа: 1) период эйфории; 2) период надежд на государственную власть; 3) период отрезвения и надежд на собственные силы. Эйфория — это конец 1980-х и начало 1990-х, когда казалось, что самое главное уже осуществилось. Войсковые атаманы исчисляли своих подчиненных не иначе как на миллионы (по крайней мере, на сотни тысяч). Любые дела выглядели по плечу. Разнобой царил полнейший. Уральские, сибирские, семиреченские казаки устраивали акции протеста против намерения Казахстана отделиться. А донские митинговали и добивались провозглашения Донской республики в составе РСФСР. В одном месте требовали официальной реабилитации казачества, в другом — наделить землей, и непременно по 30 десятин, иначе, мол, казак не казак. В третьем зазывали на пустующие земли для организации станиц и хуторов.
Казачество бурлило вольной силушкой. Там-то выпороли мелкого воришку, там-то — приговорили выпороть клеветника-журналиста. Казаки наводили порядок на базарах, боролись со спекуляцией и порнухой. Устанавливали свои таможни, чтобы при перестроечных пустых прилавках продукты и товары не уплывали неведомо куда. Восстанавливали памятники казачьим героям, храмы Божьи. Несли в Дивеево мощи св. Серафима Саровского. Патрулировали улицы, пресекая разгулявшуюся преступность. Возникали первые казачьи заставы в Вооруженных Силах, и туда торжественно отправляли призывников, веря, что это только начало. А на Тереке казакам уже приходилось защищаться. Уже был убит атаман Сунженского отдела А.И. Подколзин, лилась кровь и горели дома в погромленной ингушами Троицкой. Да и в Казахстане националисты сорвали празднование 400-летия Уральского Войска. Но трудности казались преодолимыми. Возродились же, значит — со всем справимся…
Оборвал эйфорию умело разыгранный и внезапный «распад» СССР. В серии войн и конфликтов, сопровождавших эту катастрофу, казаки, как и в далеком прошлом, проявили себя доблестными воинами. Они стояли у Белого Дома в августе 1991 г. Стояли и в октябре 1993 г. Безоружные — разоружали ОМОН. Одна из баррикад называлась Казачьей заставой — руководил ее обороной сотник Морозов. Как раз возле этого места сейчас находится часовня в память 2 тыс. погибших защитников. При штурме Казачьей заставе пал и священник о. Виктор, вышедший с иконой в руках навстречу атакующим, расстрелянный в упор из крупнокалиберного пулемета БТР и раздавленный колесами.
Казаки спасли Приднестровье, ринувшись по зову сердца на выручку русским людям. Участник событий донской казак генерал Альберт Макашов пишет: «Первыми в России на помощь республике приехали казаки, целые ватаги, быстро окрепло и свое Черноморское войско. Воевали крепко, часто бесшабашно… Отсюда потери. Казак — всегда патриот, но не всегда организован». Не молдаване атаковали — кадровые румынские части и спецназ. Но дали им по зубам, остановили и отбросили. Прибывшие из разных концов страны казачьи отряды соединялись с местными добровольцами. Приднестровье ведь тоже казачий край, здесь в разные времена селились некрасовцы, Черноморское Войско — ушедшее на Кубань, части Бугского, Екатеринославского, Дунайского Войск. Вот и вспомнили приднестровцы, что и они казаки. Впрочем, кто там и кого спрашивал о происхождении? Взял оружие, пошел в бой — значит казак. И по памяти прежнего Черноморского Войска было создано новое, которое также назвали Черноморским. Полторы тысячи казаков разных Войск были награждены крестом «За оборону Приднестровья», более 70 — посмертно.
Храбро воевали и в Абхазии. Из воспоминаний сотника Сергея Малькова: «На поминки собираются казаки разных сотен — вот сидят неунывающие кубанцы, там расположились молодцеватые казаки-уральцы, вот волжане и сибиряки. Смерть витает над всеми ними, и не всем суждено вернуться домой… Чеченцы уважают казаков, ибо казаки остаются на позициях даже тогда, когда отходят чеченцы». Изгнали бесчинствующих грузин, помогли отстоять республику. Из местных казаков и тех, кто решил остаться здесь, был образован Сухумский особый отдел Кубанского Войска. Казаки-добровольцы сражались в Боснии, участвовали в обороне Северной Осетии от ингушей, а Южной от грузин.
И все же казачество далеко не везде смогло помочь своим братьям. Заложенные во времена оны «мины замедленного действия» сработали четко. Передо мной две драгоценности. Одна — пожелтевший номер газеты «Казачий вестник», вышедший в мае 1991 г. в Уральске. Фотографии, информация о местных событиях, о ранее «закрытых» страницах прошлого — газета типичная, каких было много в перестройку. А читать горько. Особенно, например, присланную на тогдашний конкурс «Песню о казачьей судьбе» — об исходе в Персию в 1920 г. Читаешь и думаешь, а скольким бравым казакам с газетных фотографий пришлось вскоре повторить эту судьбу? И не только уральцам, а сибирцам, семиреченцам, да и прочим казакам и не казакам, чьи предки поднимали и благоустраивали казахские степи? Сколькие были вынуждены бросать родные города и селения и уезжать, спасаясь от разгула бандитизма и национализма, от незащищенности со стороны властей, от экономической разрухи, голода, безработицы? Хотя, конечно, многие остались. Некоторые вполне нашли общий язык с властями. Или с преступностью. А остальные стараются как-то выжить.
Вторая драгоценность вообще редкостная, «Восточный форпост» — газета общины казаков «Амударьинская линия». Не типографская, а отпечатанная на 4 машинописных страничках. Но ведь тоже старалась выглядеть настоящей газетой! Заметочка по истории, информация о круге, о том, что установили связи с казаками Дона, Оренбурга, Сибири. Что «достигнута договоренность об обучении малолетков в Новосибирском университете». Что создается «предприятие надомного труда по пошиву и вязанию — подспорье казачьим семьям». Одна из заметок так и называется «С надеждой на лучшее в жизни!» А напечатано в апреле 1992 г. в Душанбе. И невольно задумаешься — кто из этих казаков и казачек, надеявшихся на лучшее, успел бежать, а кто погиб в ходе гражданской войны, когда резали не только русских, но и таджиков, симпатизировавших русским? И что сталось с казаками упомянутых в газете станиц в узбекском Ташкенте, туркменском Чарджоу? Российские казаки пытались помочь своим братьям. В 1994 г. круг, созванный в Омске, объявил об объединении казачьих союзов России и Казахстана для защиты прав русскоязычного населения. Но со стороны московских правителей миллионы русских людей, очутившихся в «ближнем зарубежье», ни малейшей поддержки не получили.
Да что уж говорить о «зарубежье», если внутри Российской Федерации стала возможной трагедия на Тереке? Правда, сценарий раскручивался хитро, кого хочешь с толку собьет. Конфликт сперва разгорался с ингушами, а чеченские власти декларировали дружбу. И когда Чечено-Ингушетия стала делиться, казаки заявляли, что желают быть в чеченской половине. Да и в Абхазии были союзниками с чеченцами! А потом все вдруг перевернулось наоборот: враждебная Чечня и дружественная Ингушетия… Хотя на самом-то деле чеченцы и ингуши — это один народ, вайнахи. Впрочем, а как вообще можно было помочь другим и защитить себя с голыми руками? Приднестровье и Абхазия провозгласили независимость, их правительства привечали добровольцев, обеспечивали оружием, снабжением. А Северный Кавказ остался в ведении российского правительства! Казалось просто невероятным, что оно не защитит своих граждан. И не поймет, что казаки — его вернейшая опора.
И в истории возрожденного казачества наступил новый этап, надежд на государственную власть. Которая, вроде бы, с распростертыми объятиями шла навстречу. При Ельцине было издано 76 законов, постановлений правительства и указов президента, касающихся казачества! Казаков в 1991 г. включили в закон «О реабилитации репрессированных народов». В дальнейших постановлениях и указах конкретизировалась «реабилитация» — «возрождение традиционного социально-хозяйственного уклада, культурных традиций», «установление территориального общественного самоуправления в местах компактного проживания», возрождение «традиционных для казачества форм землевладения, землепользования», государственной службы казаков. Так чего ж еще надо? И казалось, все это реализуется. Вышел указ о «государственной поддержке казачества», ряду воинских частей, погранзастав, кораблей присвоили наименования «казачьих», при президенте возник Совет по делам казачества, позже — Главное управление казачьих войск.
Да и на то, что творилось в Чечне власть «реагировала». Когда у казаков вскипало негодование, круги и советы атаманов принимали заявления — если, мол, государство не способно нас защитить, будем защищаться сами, когда на Дону и Кубани начинался набор добровольцев, президент тут же вводил «чрезвычайные положения». На дорогах появлялись войска и милиция, получавшие приказ не допускать конфликтов. И тем самым прикрывавшие боевиков от казачьего вмешательства. Потом «положения» отменялись, и средства массовой информации дружно заверяли народ, что ситуация нормализуется. Словом, разрушители России тоже учли уроки Приднестровья и Абхазии и постарались впредь этого не допускать. А тем временем в городах и станицах Чечни вооруженные банды грабили и убивали русских людей. Умыкали девушек и женщин, обращали в рабов юношей. Врывались в дома и пытали старух, вымогая деньги. И нарастал поток беженцев. Те, кто ушел первыми, могли считать себя счастливыми — устроились в колхозах Ставрополья, Кубани. Следующим было труднее. Многие просто мыкались по вокзалам. И об этих беженцах ни правозащитники, ни телевидение даже не заикнулись, благоустроенных лагерей и гуманитарных раздач для них не было…
Об использовании казачества заговорили, когда началась война. Но был сформирован только один 694-й казачий батальон им. Ермолова. Его короткая история — смесь высочайшего героизма и гнуснейшего предательства. Ведь одно дело — вооружить всех терцев и кубанцев, а другое — единственный батальон. Кинуть затравку для пущей ненависти чеченам. Создавали его как контрактную часть, подразумевалось — для обороны станиц, прикрыть от чеченских банд терское левобережье. Но бросили в самое пекло, в Заводской район Грозного, где батальон сразу попал в засаду. Понес урон, но дрался храбро и бой все же выиграл.
О ряде, мягко говоря, «странных» случаев казаки рассказали в замечательном видеофильме «Живи и веруй». Например, батальон взял Орехово. А «по телевизору объявляют, что поселок взят МВД без потерь, на самом деле мы потеряли 20 человек убитыми и 45 раненых, из них 10 тяжело раненных»… «После этого нас перевели в район Шали, в это осиное гнездо, где находятся крупные бандформирования, где находится большое количество наших пленных, и мы получаем приказ не применять огня, вести себя лояльно, не останавливать проезжающие машины, хотя через действующие блок-посты проезжают и Масхадов, и полевые командиры»… «Когда мы действовали в Заводском районе, и когда на огонь, ведущийся с нефтяного завода, ответили массированным огнем, взвыла администрация, взвыло командование. Как потом выяснилось, акционерами этого завода являются г-н Гайдар, г-н Шумейко, и один из лидеров, фамилии не называли, сегодняшнего чеченского, если можно так выразиться, сопротивления, то есть из главарей бандформирований»… «Мне, как военному профессионалу, как казаку, такой ход боевых действий непонятен»… «Мы попали в этот непонятный водоворот перемещений, передислокаций, указаний»…
800 казаков побеждали там, где не справлялись кадровые части. Дрались за Самашки, Старый Ачхой, Бамут. Десятки казаков отдали свои жизни, 140 получили ранения. Станичники молились на батальон. Старушки просили: «Казаки, только не уходите!» «Не бросайте нас!» «Сынки, не оставляйте нас, чеченцы обещали нашей кровью руки мыть…» А они не могли не уходить — их снова перебрасывали то туда, то сюда. В Терском Войске надеялись, что батальон будет развернут в полк. И знамя изготовили — 1-го Терского Казачьего полка им. Ермолова (до революции его имя носил 1-й Кизляро-Гребенской полк). Но, как говорил терский войсковой атаман Шевцов, «некоторые должностные лица правительства и президента делали все возможное, чтобы знамя это не вручать». Его все же вручили. Однако вскоре ермоловцев вывели из Чечни и расформировали. Без объявлени причин. И атамана Шевцова сместили.
А в это же самое время средства массовой информации целенаправленно охаивали и оплевывали казаков! Выходили передачи, статьи, книги о Кавказской войне, где казаки представлялись хищниками и грабителями, захватившими земли у несчастных мирных горцев. Словом, ату их! Ну а верховная власть организовала Хасавюртовское предательство. И отдала все оставшееся в Чечне русское население на расправу «победителям». 30 тыс. человек было вырезано, 300 тыс. стали беженцами… Генерал Г.Н. Трошев пишет: «Летом 1999 г. зверски замучен последний русский житель станицы Шелковской. 90-летнего старика молодые «дипломированные» специалисты из учебных лагерей после долгих пыток зарезали ножницами для стрижки овец, видно, хотели растянуть удовольствие»…
На Тереке шел этот кошмар — а власть в Москве продолжала «игры» с казаками. И в 1995 г. вышел указ «О государственном реестре казачьих обществ» — пояснялось, что по прошлым законам и указам казакам положены всякие блага. Но мало ли кто к казачеству примазался? Вот и надо выделить «настоящих». И закрутился новый виток. Казачьи организации отрабатывали и утверждали уставы, чтобы попасть в реестр. Казаки заполняли декларации как госслужащие — и уже числили себя на службе. Из общего количества около 5 млн. казаков в реестр попало 647 тыс. (с членами семей). Пошла вторая волна постановлений и указов о целевом земельном фонде, финансировании, о казачьей форме и чинах — но теперь уже только для реестровых. Однако единственным реальным итогом стал еще один раскол казаков: на «реестровых» и «общественных». А из всех правовых актов в отношении казачества не был выполнен ни один! Оно не получило ничегошеньки. За отсутствием «механизма реализации». Ходил анекдот, что Ельцин сказал о казаках: «Все им обещать, но ничего не давать». Так оно было или нет, но вышло именно так.
И службы казаки тоже не получили. О «казачьих» частях много писали, восторгались, что там нет дедовщины и других пороков. Но потом как-то замолчали. И количество таких частей, казачьих по названию и составу части призывников, стало исподволь сокращаться. Очень удачным был и эксперимент по невойсковой охране границы. Например, после отделения Казахстана граница с ним стала «дырой», через которую хлынули наркотики, шайки грабителей, воровавшие все подряд, даже пилившие на металлолом вышки высоковольтных линий. Прикрыть всю степь пограничниками было невозможно. В 1997 г. привлекли казаков, 1780 человек. Предоставили им только «гражданское оружие для самообороны», финансирование копеечное, по 500 р. на человека в год. Но за 5 месяцев эксперимента было задержано 230 нарушителей, изъято контрабанды на 2 млрд. руб., 500 кг наркотиков, предотвращен угон крупных партий скота. Уполномоченный по казачеству правительства Москвы И.В. Ченцов сообщает: «Казаки встали поперек этого грабежа до такой степени, что президент Казахстана Н. Назарбаев при встрече с Б.Ельциным ставит вопрос — отвести казаков от охраны границы… Кончился эксперимент, отчитались, попросили деньги на следующий — говорят: «Да хватит уже. Пусть воруют, лишь бы отношения не портились». Но бесконечно обманывать людей нельзя. Началось отрезвение…

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Гнеденко А. М, Гнеденко В. М. «За други своя или все о казачестве».

Отчего большую часть запорожцев прозвали верными.
Абордаж по-казачьи.
Остров Березань или как Антон Головатый получил Георгия.
Черноморцы - новое именование бывших запорожцев.
Потемкин - казачий гетман. Земля обетованная - между Бугоми Днестром. Визит Головатого в Петербург и расположение к нему Екатерины II.
Кубань. Закладка Екатеринодара и 20 куреней.
О том, как черноморцы, в прошлом славные сподвижники Потемкина и Суворова, выступили в персидский поход.
1812 год. Подвиги особой казачьей сотни и четвертого конного полка черноморцев. Возвращение "блудных" задунайцев в лоно России или за что Николай I присвоил их кошевому звание полковника.
Как Гладкий обманул Государя и что из этого вышло.
Как проходил праздник в честь полувековой службы казаков на Кубани.
Пели запорожцы, - "Зруйнували рожье. Буде колись треба"... - покидая Сечь. Казалось все конечно, ушли в прошлое и слава и громкое имя запорожцев, вывшее трепет у врагов христианского мира. Россия, однако, при ее военном могуществе не могла себе позволить безвозвратно потерять такое отборное войско, какими были рыцари с Днепровских порогов. Тем более, что надвигалась большая война с Турцией, Мудрый политик Потемкин прекрасно понимал, какую "пользу может принести предстоящей кампании братство запорожских казаков. Сплоченные, маневренные, не ведающие страха, к тому же отлично знающие край предполагаемых военных действий, запорожцы были крайне необходимы на службе русскому оружию. Вот почему князь Таврический, незабвенный Потемкин, окружил казаков особенным вниманием, обласкал их, как ласкают Обиженных детей. Он входил во все их нужды, устраивал, снабжал Одеждой и продовольствием, часто и подолгу беседовал наедине с их старшиной.
И это не прошло даром: когда спустя какое-то время он призвал запорожцев под знамена императрицы, те радостно откликнулись. И снова воскресло казачье братство, только теперь уже с новым именем - "Войско верных казаков". Начальство над ним было поручено первому кошевому атаману на императорской службе подполковнику - Сидору Белому. Князь Потемкин передал ему через Суворова бывшее в Запорожье большое белое знамя, а также малые знамена для куреней, булаву, несколько перстней и новую печать с надписью "Печать коша войска верных казаков".
Казаков разделили по полкам, как и в армии, конные полки поступили под начальство Захара Чепеги, помощника кошевого атамана, пешими же командовал войсковой писарь Антон Головатый. Узнав об этом, многие из тех запорожцев, что поселились в турецких владениях за Дунаем, присоединились к войску "верных казаков". Их первый кош был поставлен сразу за Днепровским лиманом с Кинбурнской стороны, но обустраивать его казахам было некогда - начиналась русско-турецкая война.
Армия Потемкина медленно подвигалась к Очакову. Здесь в виду мощной турецкой крепости и должны были встретиться наш флот с вражеским. От исхода битвы на море во многом зависела судьба черноморских владений. Утром 16 июля 1788 года командующий турецким флотом Госсан-паша поднял все свои корабли, чтобы истребить нашу гребную флотилию. Пробравшись через отмели, османы выстроились против русского левого фланга и всю ночь не прекращали пальбу. На рассвете следующего дня величественная армада турецких кораблей, фрегатов и мелких судов подняла паруса и двинулась навстречу лодкам, голерам. и плавучим батареям. Уверенные в своей победе турки сверху вниз посматривали на русские суденышки. Однако они забыли, что Бог не .в силе, а в правде. Истина эта вновь подтвердилась в этом сражении. Когда казаки бросились навстречу врагу и бой разгорелся во всю силу. Неожиданно садится на мель 70-пушечный турецкий корабль, за ним другой 80-пушечный под адмиральским вымпелом Гассана-паши. И тоща казакине долго думая, со всех сторон бросились на абордаж этих двух кораблей. Произошло это так быстро, что турки растерялись. Когда же они, очухавшись, схватились за оружие, натиск запорожцев остановить уже не было никакой возможности. И хотя османы защищались отчаянно, казацкая сабля взяла верх. После четырехчасового боя Гассан-паша не выдержал и приказал своим отступать к Очакову. Он потерял 2 тысячи убитыми, полторы тысячи остались в плену.
Победа казакам досталась недешево: в битве пал храбрый атаман Сидор Белый. Гребная флотилия "пустилась преследовать разбитого неприятеля. Когда спасавшийся бегством турецкий флот проходил мимо Кинбурна, Суворовская батарея осыпала его калеными ядрами; многие суда были взорваны. Тут казаки, мстя за смерть любимого кошевого, бросились на поклонников Магомета во второй раз, в результате чего флот их сократился еще наполовину. Остальные корабли турков были рассеяны погоней. Таким образом, почти весь турецкий флот, стоявший под Очаковым, был уничтожен. С потерей флота турки навсегда распростились с надеждой вернуть Крым под свое владычество.
За проявленную oтвагy в морском бою казаки получили благодарность Потемкина. Вместо погибшего атамана главнокомандующий по единодушному выбору самих казаков поставил Захария Алексеевича Чепегу, Головатый же был утвержден начальником конвоя светлейшего.
Однако и после поражения на море турки не торопились уходить из своих черноморских владений, надеясь отсидеться за мощными стенами крепостей. В частности, Очаков оставался серьезной преградой на пути продвижения русских. Особенно рсажцал Потемкину надежно укрепленный остров Березань. Подробно гигантскому волнорезу своим мощным огнем рассекал он атаки русских с моря.
"Головатый, как бы взять Березань?" - спросил как-то князь начальника своего конвоя. В ответ Головатый хитро прищурился:
- А крест будет за то?
- Будет, будет, только возьми, - отвечал Потемкин. - Чуемо, - сказал Головатый и вышел от князя. На заре 7 ноября казаки подплыли к острову, турки встретили их огнем своих береговых батарей. Мужественно выдержав сумашедшую канонаду, казаки произвели почти в упор ответный залп, после чего бросились в ледяную воду и полезли на вражеские батареи с быстротою кошек. Увидя такой неожиданный маневр, турки оторопели и в страхе побежали в укрепление. Они надивись, что, угостив оттуда казаков как следует картечью, они могут их сбросить в воду. Но не тут-то было. Казаки мигом развернули мощные береговые пушки и сами начали беспрерывно обстреливать укрепление. Турки растерялись совершенно: все было делано так лихо, что османы не успели глазом моргнуть. Когда же они увидели, что на подмогу казакам из Кинбурна спешит несколько фрегатов, то решили побыстрей выбросить белый флаг и сдаться. Таким образом, казаки, потеряв в бою 29 своих товарищей, взяли в плен 320 человек, 23 орудия, 150 бочек пороху и большой запас продовольствия. После чего Головатый явился к Потемкину и подходя запел на церковный манер: "Кресту твоему поклоняемся, владыко..." Князь с благодарностью надел на него Георгия.
Несмотря на то, что бывшие запорожцы по указу считались частью регулярного войска, обычаи и нравы у них еще долго оставались чисто сичевыми. Это доказывает следующий случай, бывший во время осады Очакова. Один чиновный казак в чем-то провинился, и когда Потемкин об этом узнал, то приказал Головатому, носившему к тому времени чин полковника, от себя пожурить виновного. На другой день Головатый, являясь с рапортом, доложил, что приказ его светлости исполнен в точности: "Пожурили виновного посвоему".- "Как же вы его по журили?" - спросил князь. - "Как пожурили?" - переспросил Головатый.
- А просто: положили, та киями откатали так, что едва встал...
- Как! Майора? - закричал светлейший. - Да как вы могли?
- И вправду насилу смогли, едва вчетвером повалили: не давался. Однако свалили, а що за бида, що вин майор? Майорство его не при чому, воно за ним и осталось!
Участвуя в общем штурме Очакова, как известно, верные казаки вместе с донцами овладели замком Гассаиа, что и послужило сигналом к окончанию битвы. За совершенные подвиги в 1788 году их войско удостоилось наименования "Черноморского", названия, которое оно носило со славою 70 лет. При содей¬ствии черноморцев русские овладели стратегически важным городом Килией (где, если вы помните, - см. с. 50, дед Б.Хмельницкого гетман Федор Богдан служил тризну по убиенному турками Свирговскому со товарищи), замком Тульча и крепостью Исакча. Благодаря проворству "верных" черноморцев почти весь турецкий флот, оборонявший осажденный Измаил со стороны Дуная, пошел ко дну. Другая часть черноморцев - так сказать сухопутная (около б тыс. человек), участвовала в штурме этой знаменитой твердыни и одной из первых ворвалась в город.
Екатерина II, видя, как Потемкин забоится о казаках, назначила его гетманом Черноморского войска. Новый гетман, желая по-царски отблагодарить казаков за службу, назначил им под поселение землю между Бугом и Днестром по берегу Черного моря. Черноморцы уже основали свой кош в Слободзее, как случилось непредвиденное: их покровитель и защитник перед троном, великий князь и казацкий гетман Григорий Потемкин, внезапно скончался, не успев испросить высочайшей грамоты на отведенную землю. Заплакали тоща черноморцы, напевая под бандуру:

Устань батьку, устань Грицьку!
Великий гетьмане!

В память почившего казаки изготовили большое белое атласное знамя ( Это знамя до 20-х годов нынешнего века хранилось в екатеринодарском белом войсковом соборе, построенном в честь благоверного князя Александра Невского, а сейчас находится в музее кубанских казаков, расположенном в НЬЮ-Джерси.). Не успели черноморцы опомниться, не только обжиться на новом месте, как получили повеление переселяться на Кубань. Поначалу известие это их опечалило. Все понимали, что добытое потом и кровью имущество придется оставить или отдать молдаванам за бесценок и на новом месте опять начинать все с нуля. Утешала только надежда на Провидение, ибо будет "что будет, а будет что Бог даст". Однако и "плошать" было ве в казацком обычае и потому они тот час же выслали есаула Гулика на Кубань для осмотра пожалованной земли. Одновременно они направили в Петербург депутатов во главе с Головатым, с тем, чтобы испросить грамоту на вечное владение и больше никуда не переселяться.
Пока Гулик странствовал по диким степям Тамани, Головатый с товарищами "бился" в столице за будущее своего войска. Долго они не могли получить доступ к императрице. Вельможи полагали, что таких полудиких людей невозможно и ввести во дворец. Однако, Головатый, благодаря старым знакомствам, добился, что Прием депутации был назначен в одно из воскресений. На приеме черноморцы сумели расположить к себе Екатерину II и подали ей записку о нуждах войска. В ней Головатый отразил жалкое положение бывших сичевиков, принужденных поспешно подниматься в далекую окраину, распродавать скот, убогие свои пожитки, а надолго ли - про то они не ведают. Пока записка ходила по инстанциям, черноморцы проживали в столице Российской империи. Там они были нарасхват. Все знаменитые вельможи зазывали казаков к себе на обеды и вечера и с жадностью слушали их рассказы про речь и прошлое Запорожья.
Наконец, 30 июля 1792 года был получен Высочайший указ, в котором говорилось, что войску казачьему Черноморскому, собранному покойным генерал-фельдмаршалом князем Потемкиным из верных казаков бывшей Запорожской Сечи дана жалованная грамота на земли между Кубанью и Азовским морем. И далее: "Войску Черноморскому предлежит бдение и стража пограничная от набегов народов закубанских; на производство жалованья кошевому атаману, войсковым старшинам и прочие по войску расходы повелевается отпускать по 20 тыс. рублей на год; предоставляется пользоваться свободной торговлею и вольною продажей вина на черноморских землях, - равно впадающих в погрешности судить и наказывать войсковому начальству..."
Головатый специально ездил в Царское село благодарить императрицу за оказанную милость к черноморцам, в ответ она пожало¬вала всему войску на золоченом блюде хлеб-соль. Перед отъездом им вручили Высочайшую грамоту в богатом ковчеге, знамя, литавры, войсковую печать, а для кошевого саблю, усыпанную драгоценными камнями.
Черноморцы встретили в Слободзее депутацию особо торжественно. Все благодарили Екатерину за оказанную милость. Отслужив литургию и благодарственный молебен, они по запорожскому обычаю долго палили из пушек и ружей. Потом вся братия пила царское здоровье и гуляла, как бывало гуляла она прежде в Сечи.
Еще до прибытия Головатого войско вырядило на Тамань 4 тыс. пеших казаков, которые под командою полковника Саввы Белого отплыли туда морем. Через две недели после войскового праздника выступил и кошевой с пятью полками, со всем штабом и обозом. Два полка под начальством Головатого были оставлены на месте до весны. Поздней осенью (в конце октября) пришли казаки на реку Ею. Здесь они перезимовали в землянках, а с наступлением тепла заняли всю кубанскую границу. Вскоре подошел и Головатый с оставшимися двумя полками и с семействами переселенцев (общее число переселенцев составило 17 тыс. человек).
Поначалу неуютно показалось казакам на Кубани - необитае¬мая земля с заросшими камышом речками и болотами. Чтобы оживить ее, надо было много потрудиться. Но казаки не привыкли отступать. Они черпали силы в неразрывном своем братстве, помогая Друг Другу. Они постепенно заселили дикий неприветливый край хуторами и куренями( Курени переименованы впоследствии в станицы.). В карасунском куте "на берегу реки Кубани черноморцы основали город Екатеринодар. По примеру запорожского коша здесь была построена крепость и по сечевому уставу курени, или казармы, для холостого товарищества. Посредине крепости поставили они Свято-Троицкую походную церковь на том са¬мом месте, где ныне возвышается каменная. 38 станиц, разбросанных по Кубанской земле, получили название запорожских куреней, а два прибавлены вновь: Екатериновский - в честь императрицы и Березанский - в память славного подвига черноморцев под Очаковым. Над Лебяжьим лиманом черноморцы основали обитель, для престарелых казаков. В этот монастырь перешла большая часть ризницы из Покровской церкви, что возвышалась в Сечи и из Киевского Межигорского монастыря, содержимого, как вы знаете из предыдущих глав, на средства Запорожского коша.
Лашковская, Кущевская, Кисляковская, Ивановская, Копеловская, Сергиевская, Донская, Крыловская, Каневская, Батуринская, Поповичевская, Васюринская, Незамайковская, Ирклеевская, Щербиновская, Титаровская, Шкуринская, Кореневская (или Кореновская), Роговская, Корсунская, Камнйбояотская, Уманская, Деревянковская, Стеблиевская, Джереновская, Переяславская, Полтавская, Мышастовская, Менская (утвердилась неправильная форма Минская), Тимашевская, Величков-ская, Левушковская (или Леушковская), Пластуновская, Дядьковская, Брюхокцкая, Ведмедовская и Платнирокжая

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Гнеденко А. М, Гнеденко В. М. «За други своя или все о казачестве»

Сибирь русская и "немощная". Дорога к сибирским просторам лежала через Казань и Астрахань. Хан Едигер и коварство Кучума. Как начиналась сибириада Ермака Тимофеева, Ивана Кольцо и их товарищей. Битва на берегу Иртыша 23 октября 1581 года.
Поздравление с победой и подарок Ермаку от царя Иоанна Васильевича Грозного.
Обстоятельства гибели отважного атамана. Дальнейшее продвижение казаков на восток.
Битва за Албазин. Православные миссионеры.

"И тут у них стала баталия великая
Со всеми татарами катовскими.
Татары в них бьют со крутой горы,
Стрелы летят как часты дожди,
А казакам взять не можно их.
И была баталия целой день,
Прибили казаки тех татар не мало число.
И тому татары дивовалися,
Каковы русски люди крепкие,
Что не единого убить не могут их:
Каленых стрел в них, как в снопики, налеплено,
Только казаки все невредимы стоят;
и тому татары дивуются наипаче того..."

Из народного сказа о бое Ермака с Кучумом

С сибирью в прежние времена на Руси все, что лежало за Камой и к северу и к востоку.Предки наши знали только, что в стране этой есть "Югорский камень" (Югорский шар) и "Каменный пояс" (Урал). Слово "сибирь" по своей многозначности было сходно со словом "немец". Немцами у славян-русичей принято было называть всех, кто жил г, будь то шведы, французы или австрийцы - все равно, ибо в понятии русских все это была одна нехристь. Так и на северо-востоке и востоке Руси и остяк и вогул и киргиз и ногаец назывались одним словом "чудь" (или "чужь") заблудящая, бусурманы сибирские. То есть та же нехристь, только восточная.
В старину Сибирь подразделялась на русскую - по эту сторону Урала (До середины прошлого века жители Среднего и Западного Урала назывались Сибиряками. В кондаке св. праведному Симеону Верхотурскому читаем: "Избранному «и дивному новому Сибирской страны чудотворцу, всерадостно ныне приносим ти, Свите Симеоне, хвалебныя пения: ты же, яко имея дерзновение ко Христу Богу, от всяких нас бед свобода», да зовем ти: радуйся, Симеоне Чудотворче предивный". (Как известно, город Верхотурье находится в Екатеринбургской епархии (Свердловская область)) - в на "немшоную", которая простиралась за Каменным поясом. К границам Сибири казаки приблизились не сразу. Сначала им потребовалось помочь московским государям сокрушить Казань и Астрахань. Между прочим, даже солидные историки, описывая покорение Иваном Грозным Казани, о казаках упоминают лишь вскользь, тогда как в осаде, города и взятии его участвовало 7 тысяч казацких пик. Причем они составляли наиболее опытную и подготовленную в ратном деле часть русского войска, знакомую с искусством осады крепостей и употреблением пороха. Не случайно, что именно казаки производили подкопы и взрывы Казанских стен и первыми ворвались в проломы крепостной стены. Такую же роль казаки сыграли при покорении царства Астраханского. Впрочем, последним Ивану Грозному в немалой степени помогли овладеть ногайские князья. Делали они это, конечно, не бескорыстно, а в надежде наказать с помощью московского царя своих гордых и честолюбивых родственников, сидящих в Астрахани.
Примеру ногайцев последовал и владелец Сибирского юрта хан Едигер. В январе 1555 года он прислал к царю Иоанну своих послов с поздравлениями в связи с покорением Казанского и Астраханско¬го царств и с просьбой к самодержцу российскому утвердить спокойствие и безопасность его земли, т.е. Сибири "немшоной". При этом прислал он дань, вернее, дар царю в 700 соболей и великое множество белок. С этого момента Грозный стал именоваться пове-лителем Сибири.
По прошествии двух лет Едигер обязался быть у московского царя в вечном подданстве и платить дань ему каждый год и "беспереводно". Сделал это хан не бескорыстно - надеялся укрепить свое положение, так как из-за происков родни сидел он в потомственном юрте не совсем прочно. Однако он запоздал, вскоре родственник его Кучум вероломно умертвил Едигера и сел на его место. Кучум был хитер и коварен, как настоящий азиат. Сначала он было обязался платить дань московскому царю, но, когда Грозный направил к нему своего посла, убил его и после этого не отвечал ни на какие запросы из Москвы. Иоанн IV хорошо сознавал, что он еще не в силах удержать Сибири. Для этого нужны были значительные средства и войско, которое у него было занято войной со шведами за Ливонию и с Речью Посполитой за западно-русские земли.
Помочь царю на восточных рубежах взялся купец Григорий Строганов, владевший огромным имением в бассейне Камы вплоть до Чусовой. Человек предприимчивый и щедрый Строганов снарядил казаков, указав им путь в землю вогулов и вотяков. Атаманом казацкой дружины был избран донской казак Ермак Тимофеевич, пользовавшийся огромным авторитетом у товарищей благодаря своему решительному характеру и боевому опыту. В дру¬жине Ермака находились опальные атаманы Пан и Василий Мещеряков, а также осужденный на смерть Иваном Грозным за разорение города Самарчика Иван Кольцо.
Первого сентября 1581 года казаки, помолившись Богу( Отправляясь в поход Ермак Тимофеевич обязал свою рать "обетом целомудрия" и в дальнейшем карал провинившихся за всякое "дело студное", веря, что и с малым числом добродетельных воинов можно победить многочисленного врага, ибо в этом случае помощник - сам Господь Бог)., поплыли вверх по реке Чусовой (как это непросто знают те, кто по этой строптивой уральской речке на плотах). Затем они ПОВЕРНУЛИ на Серебрянную реку (ее еще называют Серебрянка уже волоком перетащили свои небольшие суда в речку Жеравлю, впадающую в Тагил. Проплывши Тагилом, они вниз по Туре и на месте нынешнего Туринска увидели город, в котором сидел данник Кучума князь Епанча.
Произведенный казаками залп рассеял людей Епанчи, и они разбежались в страхе кто куда. Беглецы принесли Кучуму весть, что русские воины вооружены такими луками, из которых пышет огонь; стрел не видно, а ранит и бьет насмерть: панцири и кольчуги добивает навылет. Кучум однако не дрогнул и, собрав войско, стал ожидать русских на берегу Иртыша недалеко от устья Тобола на горе, называемой Чувашево.
Когда разведчики Ермака сделали подсчет Кучумову войску, оказалось. что на каждого казака приходится 30 человек чуди. У октября 1581 года собрался казачий круг, надо было решить, что делать дальше. Кое-кто из казаков подал голос за то, чтобы отступиться и не ввязываться в неравный бой. И тогда Ермак напрямик обратился к малодушным: "О братия наша едииомысленная,. камо нам бежати, уже осени достигши, и в реках лед смерзается; не дадимся бегству и тоя худыя славы себе не получим, ни укоризцы на себя не положим, но возложим упование на Бога; не от многиx бо вой победа бывает, но свыше от Бога помощь дается, может бо и беспомощным Бог помощи... Воспомянем, братие, обещание свое, како мы честным людям перед Богом обеты и слово свое даша, и уверившися крестным целованием, елико всемогий Бог нам помощи подает, а отнюдь не побежати, хотя до единого всем умрети, а вспять возвратиться не можем срама ради и преступления ради слова своего, еже с клятвой обещахомся; аще нам всемогий, в Троице славимый Бог поможет, то и по смерти нашей память наша не оскудеет в тех странах и слава наша вечна будет".
После такого воззвания своего атамана казаки единогласно решили не "пременять" обета своего, пострадати за веру православную и послужить царю-батюшке. На следующий день произошла битва. Дело было жаркое - кучумовцы дрались насмерть, но все же резаки с Божьей помощью преодолели их сопротивление и победим. Кучум бежал и Ермак вступил в город Искер (ныне Тобольск) - столицу Сибирского ханства, последнего осколка некогда великой Золотой Орды ( В прежние времена в каждой сибирской избе висел портрет Ермака Тимофеевича, а в тобольских храмах ежедневно поминали казаков, павших в бою с Кучумом 23 октября 1581 года. Всего тогда погибло 107 человек).. Татары, остяки и вогулы приходили бить челом победителю. Ермак послал Ивана Кольцо в Москву с известием о покорении Сибири. Иван Грозный принял отважного казака ласково и простил ему все прежние вины. В подарок Ермаку государь послал шубу со своего плеча, два кованых панциря и ковш серебряный, утвердив сибирского атамана в княжеском достоинстве.
Однако вскоре Ермака не стало. И опять, как в древности, по¬губило русских их пагубное пристрастие к зелену вину. Будучи в очередном походе, атаман, расположившись на отдых ближе к вечеру, позволил своей дружине расслабиться. Моросил осенний дождь и они выпили "для сугрева" по чарке, потом добавили, а там разошлись и начали обильно поминать своих павших товарищей. Вскоре утомленные долгим переходом казаки все, как один, уснули. Пользуясь сгустившейся темнотой, татары напали на спящих и почти всех перерезали на месте. Очнувшись, Ермак бросился в реку в надежде добраться до струга и попытаться спастись по воде. Однако вода в Иртыше эту пору уже была ледяная, да и царский подарок - тяжелый кованый панцырь - неотвратимо тянул атамана ко дну. Так и не доплыл до струга отважный казак.
И все же подвиг Ермака не был напрасным, по его следам ка¬заки постепенно, шаг за шагом, прошли всю Сибирь вплоть до самого Великого океана. В 1586 году на реке Type ими был заложен город Тюмень, в следующем году близ Искера - Тобольск. В 1592 году построен Березов. В 1598 году Кучум был разбит окончательно и взят казаками в плен. В 1604 году возник город Томск.
Таким образом, продвигаясь все дальше на восток, русские строили остроги, то есть города-крепости, облагая туземное население посильной данью - "ясаком". Вместе с тем они несли с собой для диких народов сибири развитую культуру и чистейшую в мире религию. "Колонизаторы" в скором времени значительно подняли жизненный уровень туземцев, заботясь об их просвещении и здоровье, как о своем собственном. Западнобвропейцы и до сих пор не могут взять в толк, зачем это надо было русским.
Политика освоения Сибири проводилась мудро, с дальним прицелом на будущее. Чтобы' прочнее привязать Сибирь к Руси, города ее и веси заселялись насколько можно выходцами из европейской части государства. Кроме казаков, составлявших ядро русского населения Сибири, туда направлялись пашенные крестьяне, которые набирались из охотников и вольных людей.
В 1617 году казаками был основан Кузнецк, а через четыре года воевода Дубенский закладывает Красноярск, утвердившись там с 300-ми казаками. В 1631 году атаман Порфирьев строит Братский острог на Ангаре, в этом же году казак Бекетов отправляется вниз по Лене и вскоре закладывает Якутский острог.
В 1643 году Василий Поярков вместе со своими товарищами казаками проникает на Амур и основывает там Нерчинский острог, в ведение которого через 15 лет поступают обширные пространства Амурского края со всею Дауриею. Этот богатейший край по почину казака Хабарова, ставшего предприимчивым промышленником, начинает быстро осваиваться, однако после того как Албазин был захвачен китайцами ( Крепость долгое время успешно отстаивал от превосходящих сил противника атаман Бейтон со своими казаками и, если бы не приказ из Нерчинска, китайцы вряд ли бы овладели ею. Император Канси предложил казакам одно из двух: или возвращаться в Россию, или служить в "поднебесной империи". 300 казаков решили рискнуть и отправились в Пекин. Со смельчаками в чужие края отправился и казачий поп Максим Леонтьев. В подаренной правителем кумирне он устроил часовню, а спустя 10 лет - храм во имя Софии - Премудрости Божией. Главной святыней храма стал древний образ Николая Чудотворца, покровительству которого вверили себя Албазинцы), русским пришлось отойти на север. По Нерчинскому договору рубежом между двумя государствами была определена река Горбяца, впадающая в Шилку. Из этого ясно видно, что огромнейший Амурский край, завоеванный горстью казаков, одними их стараниями находился в руках России более трех десятилетий. Кстати, возвращен ей он был только в царствование Александра II Благославенного.
Амур на какое-то время был оставлен, однако казаки сумели закрепиться в Забайкалье. Огромные пространства, покрытые непроходимыми лесами, суровый климат и многочисленные лишения не смогли остановить их неудержимого движения на восток, пока они не достигли Великого океана. Но и на его берегу казаки не сидели сложа руки: в 1668 году казак Семен Дежнев добрался до края Земли на северо-востоке - до пролива, разделяющего Чукотку и Аляску. В 1898 году русские появились на Камчатке, сразу же поставив здесь городок Нижнекамчатск. Таким образом, первооткрывателями и основателями почти всех городов Сибири были казаки, которые с самого начала несли в них гарнизонную службу и потому со временем стали именоваться "городовыми". На другую часть казачества была возложена охрана всей южной границы Сибири и содержание там постов, их принято было называть "пограничными".

...ТАКИМ ОБРАЗОМ, ПЕРВООТКРЫВА ТЕЛЯМИ И ОСНОВАТЕЛЯМИ
ПОЧТИ ВСЕХ ГОРОДОВ СИБИРИ БЫЛИ КАЗАКИ, КОТОРЫЕ С САМОГО НАЧАЛА
НЕСЛИ В НИХ ГАРНИЗОННУЮ СЛУЖБУ И ПОТОМУ СО ВРЕМЕНЕМ СТАЛИ ИМЕНОВАТЬСЯ "ГОРОДОВЫМИ". НА ДРУГУЮ ЧАСТЬ КАЗАЧЕСТВА БЫЛА ВОЗЛОЖЕНА ОХРАНА ВСЕЙ ЮЖНОЙ ГРАНИЦЫ СИБИРИ И СОДЕРЖАНИЕ ТАМ ПОСТОВ, ИХ ПРИНЯТО БЫЛО НАЗЫВАТЬ "ПОГРАНИЧНЫМИ"... :mms_stesn:

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Гнеденко А. М, Гнеденко В. М. «За други своя или все о казачестве»

Заслуги уральцев, их труды и кровь, пролитая в степях Средней Азии, не были забыты. 6 мая 1884 года, в памятный для России день совершеннолетия атамана всех казачьих войск, уральцам было пожаловано "Общее войсковое георгиевское знамя". В Царской грамоте были подробно прописаны все их заслуги:
"Почти трехвековая отлично-усердная служба и непоколебимая преданность Престолу и Отечеству верно-любезного Нам уральского казачьего войска всегда вызывало особое монаршее нему благоволение. Начав первую боевую службу свою, как доказывают исторические документы, в 1591 году, участием в походе царских войск против шамхала Тарковского, Уральское войско с той поры служило живым оплотом государства, охраняя значительную часть границы его от набегов кочевых народов и, вместе с тем, принимало участие и во внешних войнах, являя всегда пример самоотвержения и воинской доблести при исполнении своего служебного долга; при завоевании же Туркестанского края и водворения в нем порядка, оно, с самых первых шагов туда наших войск, несло непрерывные труды и ознаменовало себя в многочисленных боях, в особенности же в 1864 году, в деле против коканцев под иканом, подвигами отваги и мужества". В заключение грамоты было сказано: "Да послужит священная сия хоругвь ДЕЯМВОЛОМ неизменной преданности вернолюбезного Нам Уральсково войска Престолу и Государству на грядущие времена, и да осенит она храбрых сынов Урала на высокие подвиги чести и славы при защите Отечества".
По завету Петра Первого, русские люди подвигались в глубь Средней Азии с двух сторон: от Урала и со стороны Сибири. Шли вперед не потому, чтобы жаждали новых земель, а в силу необходимости: того требовали выгоды торговли, сбережение границы от разбойничьих наездов тамошних народов. Наши караваны подвергались разграблению, русские промышленники и казахи - не десятками или сотнями, а тысячами - томились в неводе.
На пустынных берегах Сыр-Дарьи или Каспийского моря появились пароходные пристани, церкви, госпитали, казармы, сады - все это построено руками лииейцев; каждый камень, каждая щепотка земли - дело их рук. Каких-нибудь семь линейных батальонов не только покорили, а обстроили пограничную линию от Урала до китайской границы. Рядом с линейным солдатом шел казак, этот его вернейший друг, окрещенный именем "Гаврилыча" Сколько раз запасливый и сметливый Гаврилыч выручал линейна из беды? Сегодня он поделится с ним хлебушком, завтра даст испить водицы, послезавтра подвезет усталую "крупу" на своей лошадке. Он берег его сон, очищал ему путь, добывал баранту, рядом с ним ковырял землю, стоял на валу. Кроме того, что уральцы составляли гарнизоны дальних степных укреплений, они, как уже сказано, наряжались во все экспедиции для исследования края, они гонялись по степям за разбойничьими шайками; уральцы же составляли почетный конвой киргизских султанов, наших друзей. И первый подвиг в Туркестанском крае, подвиг, прогремевший на всю Среднюю Азию, совершен уральскими казаками.
Это было в 1864 году, когда наши взяли города Туркестан и Чимкент; от Ташкента же, по малочисленности сил, пришлось отступить. На усиление передового отряда была послана из форта Перовский уральская сотня под начальством есаула Серова, 1-го декабря Серов вступил в Туркестан, а через три дня его уже отправили на розыск. Прошел слух, что за городом появилась шайка в несколько сот человек; надо было ее разогнать, потому что как раз в это время выряжался транспорт в Чимкент.
На праздник Варвары, после полудня, Серов выступил из города со своей сотней. В ней находился сотник Абрамичев, 5 урядников, 98 казаков и 4 артиллериста при горном единороге. От встречных киргизов казаки узнали, что селение Икан, отстоящее в 20 верстах от города, уже занято неприятелем, но в каком именно числе, киргизам неизвестно. Стало уже темнеть, когда сотня подходила к Икану, правее которого горели огни. Серов остано¬вился и послал киргиза Ахмета узнать, что это за огни? Киргиз скоро вернулся с ответом: "Неприятеля так же много, как камыша в озере". Тогда Серов отвел свою сотню несколько назад, занял канавку, которую раньше наметил, и приказал спешиться. Казаки живо развьючили верблюдов, окружили себя завалами из мешков с провиантом и фуражем, лошадей уложили в середину, а сами залегли по краям. Между тем, кокандцы сверху их заметили. Не успели еще казаки приладиться, как конная толпа, приблизившись
"тихим молчанием", вдруг, с визгом и оглушительным криком кинулась в атаку. Уральцы дали залп, артиллеристы угостили картечью, что сразу поубавило азиатский пыл. Много убитых, раненых осталось на месте. Оправившись, кокандцы с криками: "Алла! Алла!" налетели вторично - опять их отбили с такой же потерей. Еще раза 2-3 они повторили атаку, наконец, оставили уральцев в покое. В виду небольшой кучки казаков кокандцы расположились станом, среди которого скоро запылали костры.
Опасность час от часу становилась очевидней: уйти ночью нельзя, бороться в открытую нет мочи, оставалось приподнять завалы да дождаться выручки. К счастью, среди уральцев находились люди бывалые, со знаками отличий, которые не раз встречавшись с кокандцами в поле; были между ними даже севастопольцы.. Такие люди не робеют, не падают духом, что бы там ни случилось, распорядительность офицеров довершила остальное. Неприятель всю ночь палил из своих трех орудий; казаки отстреливались из единорога, пока не сломалось в нем колесо. С рассветом огонь усиливался. Гранаты и ядра все чаще да чаще ложились в отряд, убивали лошадей, ранили людей. В то же время к неприятельскому стану то и дело подбегали из Икана сарбазы: это кокандская пехота, стрелявшая из ружей. Казаки больше метили в артиллеристов, снимали джигитов, подъезжавших ради удальства поближе; попадали в начальников, отличавшихся своим нарядом, лошадьми и конским убором. Многие вызывались броситься в штыки, однако Серов не позволил. Им и в голову не приходило, что перед ними не шайка бродячая, а целая кокандская армия, с пехотой, артилерией, обозом, боевыми припасами, силой от 10. до 12 тысяч!
Алимкул, правитель ханства кокандского, после удачной защиты Ташкента распустил слух, что идет к себе домой, а между тем обошел наш передовой отряд, выдвинутый к Чимкенту, и прямо двинулся на Туркестан, в надежде его отнять. В случае удачи он мог бы наделать нам больших хлопот. Время было зимнее, глухое, никто не ожидал от кокандцев такой прыти. Как же злились У»и теперь, что горсть "урусов", разрушила их тонкие рассчеты!
Атаковать отряд открыто они боялись, считали, что он гораздо больше, чем был на самом деле, и придумали плесть из хвороста щиты, чтобы прикрываясь ими, "итти подкатом", т.е. подъезжать на двухколесных арбах. Казаки видели, как арба за арбой подвозили хворост. Они продолжали отстреливаться так же спокойно, метко, как в первую минуту боя; все 4 артиллериста полегли у своего единорога; уральцы заступили их место, причем должны
были перетаскивать на руках подбитое орудие. Около 2 ч. пополудни, со стороны города, раздались орудийные выстрелы; казаки были уверены, что к ним поспешают на помощь: они участили пальбу, все чаще и чаще поглядывали назад - вот-вот покажется выручка. Здоровые встрепенулись, точно в них удвоились силы; раненые ожили: приподнимая головы, они глядели своими мутны¬ми очами туда же... Пальба то прекращалась, то снова усиливалась, и вдруг смолкла, еще один-другой выстрел - и кончилась. Казаки опять остались одни.
А дело было так. По выстрелам от Икана в городе догадались, что казаки отбиваются, и на утро комендант выслал небольшой отряд в полтораста человек, с двумя пушками, но с таким приказанием, что если неприятель окажется чересчур силен, то в бой с ним не вступать, а отойти назад. В таком большом городе как Туркестан всего-то находилось 2,5 роты, так что каждый защитник был на счету. Отрядец не дошел до казаков версты 3-4, как был окружен сильными толпами конных, угрожавших отрезать его от города. Тогда он повернул назад, с трудом уже пробился к Туркестану, а в б ч. вечера неприятель рассыпался в городских садах. В цитадели явственно слышались звуки неприятельских труб. Положение защитников многолюдного города, в виду окружавшей их измены, также становилось опасным.
Был удобный случай соблазнить казаков на уступку. Алимкул прислал записку: "Куда теперь уйдешь от меня? Отряд, высланный из Азрета, - так назывался у них Туркестан, - разбит и прогнан назад; из тысячи твоих, - Алимкул, видно, плохо считал, коли сот¬ню принял за тысячу, - не останется ни одного; сдайся и прими нашу веру; никого не обижу!" Доблестный командир сотни не отвечал; казаки ответили за него меткой пальбой. К ночи они на¬сыпали несколько новых завалов, подтащили убитых лошадей, верблюдов и приготовились дорого продать свою жизнь. Все дума¬ли как один, розни не было.
Наступила ночь. Серов написал записку коменданту. Бравые казаки Борисов и Аким Чернов с киргизом Ахметом, вызвались доставить ее в город. Они надели поверх полушубков ружья, взяли по револьверу и, приняв напутствие, исчезли в темноте. То пробираясь между огней, то между кокандских разъездов, избегая встречных партий, эти отважные люди появились в 9 ч., точно выходцы с того света, в городских воротах.
Пересидели в истоме уральцы другую ночь, - вот и праздник заступника русской земли святителя Николая! "Заступится ли он за нас грешных?" - думал каждый про себя. А между тем казаки на¬считали 16 щитов, готовых двинуться подкатом. Серов выступил из-за валов и подал знак рукой, что хочет говорить. С их стороны подошел кокандец с ружьем. Серов, поглядывая на дорогу, завязал переговоры. В этих переговорах прошло около двух часов, и, должно быть, кокандцы заметили, что наш есаул хочет только оттянуть (время: щиты придвинулись, трое пеших приближались незаметно, ползком. - "Ваше благородие!" - закричали казаки. - "Уходите, стрелять будем!" В 7 часов утра закипел отчаянный бой. Неприятель палил жарко, наступая разом с трех сторон. Все лошади были перебиты, 37 человек лежали уже мертвые; раненые, припав ничком к земле, молча ждали смерти; остальные выглядели не лучше мертвецов: глаза красные, воспаленные, голова как в огне, лица черные, измученные; во рту пересохло. Они уже забыли, когда ели, жажда мучила их ужасно. В каком-то чаду казаки отбили 4 атаки, одну за другой. Дальше держаться они были не в силах, но пробиться надеялись: упование на помощь свыше способно придать нечело¬веческую силу. Заклепав свой единорог, уральцы собрались в кучку, крикнули, что было мочи, "ура!" и ринулись наудалую.
Бывали случаи, что кучка бойцов геройски умирала под напором тысячной толпы, но тут случилось нечто необычайное: горсть пешиx казаков, голодных, изнуренных трехдневным боем, пробивается успешно через неприятельскую конницу. В руках у них были только ружья; была еще дерзкая отвага, готовность умереть. Это-то и устрашило кокандцев, встретивших впервые мужество, несвойственное азиатам. Они не посмели напасть сразу, сокрушить одним ударом, а подвозили на крупах своих лошадей пеших сарбазов, и те уже расстреливали проходивших мимо уральцев. Но если кто-либо из последних, истекая кровью, падал на землю, то конные налетали с диким восторгом на свою жертву и спешили отрезать у несчастного голову. Часто меткая пуля снимала такого хищника в минуту его торжества, когда он поднимал свою добычу. Жутко, обидно становилось на душе за такое издевательство! Всякий шел, пока только мог влачить свои ноги; раненых вели под руки до полного истощения сил. То там, то тут среди небольшой кучки шептал казак: "Прощай, товарищ!" Это значит, приходил ему конец. Сотнику Абрамичеву пуля попала в висок: он пошел под руку; другая ударила в бок: он продолжал переступать; наконец, разом две пули Прострелили ему ноги. "Рубите скорее голову, не могу итти!" -вскрикнул сотник отчаянным голосом, склоняясь к земле. После едва узнали его истерзанный труп.
Тяжел был пройденный путь! Он обозначался следами крови, изломанными ружьями, обезглавленными трупами. - Зимний день кончился, начинало темнеть. Напрягая последние силы, уральцы все шли да шли... Наконец, под самым городом, они услыхали ружейные залпы, все ближе, ближе, а вот, с пригорка, бегут им навстречу с радостными криками наши солдаты... Вздохнули казаки свободно, перекрестились: то была вторая выручка, высланная как раз вовремя, чтобы принять на руки уцелевших бойцов. Их уложили на подводы. Так на подводах и привезли страдальцев прямо в лазарет. "Иканская" сотня, как ее называют теперь, потеряла поло-вину своего состава; сверх того, 36 человек были ранены, артиллеристы и 4 урядника убиты. Государь Император пожаловал тогда всем иканским "героям" знаки отличия военного ордена, а есаулу Серову - Георгия 4-й степени и следующий чин.
На Урале издавна повелся обычай отправлять ежегодно в сто¬лицу, так называемый, "царский кус", состоящий из лучшей икры и больших осетров. В следующий после того наряд попали трое иканцев: урядники Борисов, Чернов и казак Агафонов. Их пожелал видеть Августейший атаман. Обласканные им и обнадеженные Царскою милостию, уральцы явились в Зимний дворец. Тут они увидели Александра Второго. - "Знаете ли вы, - спросил у них ласково Государь, после того как поздоровался, - что ваш единорог взят обратно в Ташкенте?" Казаки отвечали утвердительно. Его Величество, еще милостиво побеседовав, назначил их в гвардейский эскадрон и кроме того пожаловал уряднику Борисову серебряный темляк, Чернову - серебряную медаль на георгиевской ленте; Агафонова же произвел в урядники.
В 1889 году исполнилось 25 лет со времени Иканского дела. Ко дню Св. Николая были собраны в Уральске все участники боя, вместе с георгиевскими кавалерами. Накануне они помолились за упокой убиенных, а в день праздника, после литургии и торжественного молебствия, иканцы с генералом Серовым во главе и все кавалеры стали перед фронтом казачьих рядов. Тут присутствовал на¬казной атаман, все войсковое начальство, была во фронте и учебная сотня и третий казачий полк. Атаман.обошел ряды, поздравил с праздником, потом сказал следующее: "25 лет тому назад ураль¬ская сотня есаула Серова покрыла себя неувядаемой славой в трех¬дневной битве под Иканом. Подвиг тот составляет украшение и гордость всего Уральского войска казачьего. Не много осталось от этой сотни после боя в живы», сейчас же их еще меньше. Воздадим же этим немногим ратникам славной сотни подобающую им честь... Героям Икана, слушай, на ка-ра-ул!"
После чего грянул яалп, и музыканты заиграли войсковой марш. Наконец мимо наказного атамана войска прошли строевым шагом. Когда же официальная часть окончилась, все уселись за роскошный стол, за которым пили здоровье героев-иканцев и славили все уральское войско. По распоряжению пресвященного Неофита, бывшего епископа Туркестанского, в городе Туркестане, за спасение которого пролили свою кровь иканцы, ежегодно совершалась заупокойная служба по павшим. Священный обычай этот с некоторых пор предан забвению, однако тем, кому дорога кровь отцов, пора бы возобновить его и блюсти нерушимо.
:mms_stesn:

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Гнеденко А. М, Гнеденко В. М. «За други своя или все о казачестве»

Уралец ростом не велик, зато плотен, широк в плечах; вообще это народ был красивый, здоровый, кроме того, живой, деловитый и гостеприимный. От них пахло старинною Русью. На службе они кротки, послушны, в бою храбры, в походах выносливы на удив¬ленье. Морозов уралец не боится, потому что мороз "крепит"; жары тоже не боится: пар костей не ломит; а воды или сырости - еще того меньше, потому что сызмала привык по своему промыслу во¬зиться в воде. В своих привычках казаки наблюдали простоту. Они по целым годам не пробовали ни осетрины, ни севрюжины или бе¬лужины - товар этот дорог. Правда, хозяйки варили дома черную рыбу, и то по временам, когда разрешается лов. В постные дни хлебают пустые щи да кашицу; в скоромные - резали баранов, ели каймак, т.е. упаренное густое молоко; в поход брали пшеничные хлебцы с запеченными яйцами: "кокурками" называются. И в сво¬их обычаях казаки наблюдали святую старину. Старые казаки никогда у себя не божатся, помня заповедь - не поминай имя Божие всуе, а говорят "ей-ей", "ни-ни"; не скажут "спасибо", а "спаси тя Христос". Входя в избу, останавливаются на пороге и говорят: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!" как это принято в монастырях или скитах. Затем выжидают ответного "Аминь!" При встрече с незнакомым, уральцы спрашивали: "Чьи вы?" - Распространенные русские имена редко встречались на Урале: там давали имя того святого, которого празднуют за седьмицу до рождения. Этот обычай строго соблюдался.
Если казак походом или в какое другое время нарушал дедовский обычай, то утешал себя тем, что родительницы замолят его грех. Так называлось все женское население. Казачки строго хранили свято-отеческие предания. Они отлично знали церковную службу, хозяйничали, ткали шелковые поярки, шили сарафаны, вязали чулки; других работ не было: все ведь кроме рыбы и скота, было покупное. Девушки у них были стыдливы и скромны; любимое их развлечение "синчик", или первый лед, на котором можно скользить в нарядных башмачках, выставив вперед ножку; при этом они шумят, кричат, хохочут до упаду. Девушкам приданого не давали; напротив, жених должен был по уговору выдать родителям невесты "кладку", т.е. денежную помощь, в размере от 50 до 200 рублей, смотря по состоянию. Этот хороший обычай велся с той поры, когда казаков было больше, чем невест. И дети казаков росли так же, как росли их деды » отцы. С десяти годов они пасут табуны или ездят на рыбную ловлю. Следуя берегом, мальчуган выставит какой-нибудь отметный знак и перекликается с отцом, чтобы тот мог во всякое время найти свою повозку или сани. И голодать приучались мальчишки с детства. Летом жуют от жажды свинцовую кульку: это холодит; зимой закусывают снежком. Солодковый корень, водяные орехи ("челим"), лебеда, птичьи яйца, даже земляной хлеб - вот чем пропитывается казаченок по несколько дней сряду, попадая в беду. Но зато мальчуган всегда должен был быть опоясан ( На поясе обычно была написана молитва "Живый в помощи Вышнего"); который же распояшется или потеряет пояс, того мать больно прибьет.
Самый большой праздник на Урале, когда в город вступали полки, возвратившиеся с дальнего похода. Родительницы выехали навстречу из всех низовых станиц, усеяли всю дорогу от города верст на 10; вынесли узелки, мешочки, скляницы, штофчики, суцемы - все это, чтобы накормить, напоить голодных. Вот, в стороне от всех стоит древняя старушка, повязанная черным китайчатым платком, держит в руках узелок и бутылочку, кланяется низенько, спрашивает: "Подгорнов, родные мои, где Маркиан?" - сзади, матушка, сзади!" - Идет вторая сотня. - "Где же Маркиан Елисеевич Подгорнов, спаси вас Христос и помилуй, где Подгорнов?" - "Сзади!" - говорят. Идет 3-я сотня: тот же привет, тот же ответ. Идет и последняя сотня, прошел последний взвод, а ответ все тот же: "Сзади, бабушка!" Когда и обоз проходил, то казаки, хявая назад головою, говорили: "Там, сзади, родная!" Тут только Старуха догадалась, что осиротела навеки. Ударилась она оземь, завопила страшным голосом и билась, пока казаки не подняли ее бережно и не свели домой.
Службу уральцы отправляли не по очереди, а "подмогой", что считали для себя более выгодным, потому что так бедный казак NOT поправиться. Войсковое правление ежегодно делало денежную раскладку, сколько причитается на каждого казака "подножных";
Оно же их собирало и выдавало поступающим на службу по охоте, "охотникам". Те, которые шли в армейские полки, получали Меньше, примерно 200 руб., в гвардейский эскадрон больше, на¬пример, 250 рублей. Если казак по бедности не может внести подможных, он остается в "нетчиках", а ища через 2 или 3, когда за ним накопится этих "нетчиковых" денег, его зачисляют прямо на службу, при чем вычитают из его подмоги всю накопившуюся не¬доимку. Однако, ни один казак, будучи в служилом возрасте, т.е. между 21 и 35-ю годами, не мог постоянно откупаться от службы; он обязан был прослужить, по крайней мере, хотя бы один год. Богатые казаки поступали в уральскую учебную сотню, где они
отбывали службу в один год, на своих харчах и квартире, а все остальные шли на 3 года в полки. Это так называемые "обязательные", обязаны прослужить. В случае призыва всего войска поднимались все казаки, способные носить оружие.
Уральцы по преимуществу были народом промысловым и вели свое дело не порознь, а сообща, всем войском. Точно также и земля принадлежала всему войску, наделов не было; даже луга находились в общем, пользовании. Войсковое правление назначало день, когда начаться покосу, чаще всего на 1 июня. Каждый казак выбирал себе любое местечко, и в ночь они уже все были на своих местах. Как только покажется солнышко, подается знак, по которому казаки начинали обкашивать свои участки. Вся трудность заключается в том, чтобы не захватить больше своих сил. Работали шибко, отрывались только затем, чтобы испить воды, потому что к закату солнца дело кончается, каждый должен обкосить свой участок. Если бы кто вздумал косить раньше урочного дня того, вовсе лишают покоса. Такое же правило и насчет рыбной ловли, все равно, хоть бы нарушитель поймал одну рыбу. Было три поры улова: зимний, весенний и осенний.
Урал замерз; снежная пелена покрыла необозримую степь. В воздухе тихо, морозно. За 8 верст от Уральска, в назначенный день, собрались все казаки, каждый с длинным багром, подбагренником и пашней; у каждого лошадь, сани, под присмотром кого-либо из семейных. Казаки стоят у берега и ждут сигнала: они намечают в это время места. Морозный воздух вздрогнул: грянула сигнальная пушка. В тот же миг все бросаются стремглав на реку;
каждый пробивает прорубь, поддевает багром рыбу и, чтобы она не сорвалась, подхватывает ее малым багром, или подбагренником. Почти каждый удар дает добычу; особенно в хорошем месте. Поглядите, вон дюжий казак: даже упарился, несмотря на то, что в одной рубахе! В три маха он просек лед, забагрил рыбу и теперь кричит, точно его режут: "Ой, братцы, помогите! Не вытащу белуги, сила не берет... Скорей, скорей!" - По этому зову бросился к нему один из артельных, живо подбагрил, помог вытащить рыбу на лед. Казаки всегда действуют артелью, человека по 3-4, по 5-6, иногда и больше; где красная рыба зимует, замечается еще с осени, когда рыба ложится. Тысячи рыболовов толкутся на таком месте, в кусочки искрошат лед, иной раза три в воде по шею побывает - ничего! Другой изловчится да на комочке льда приспособится так и плывет к берегу; рыба у него привязана к ногам, в руках и зубах рыболовная снасть. Покончив на том месте, артели спускаются вниз по реке, продолжая ловлю таким же порядком.
Летняя и осенняя ловли продолжаются по шести недель и, самой собой разумеется, на лодках. Опять целое войско вышло, точно на войну. На тесной и быстрой реке толпятся тысячи бударок, негдe яблоку упасть, не то что вынуть сети. Казаки плавают попарно, вытаскивают рыбу, "чекушат" (оглушают) и сваливают в бударки. Тут, кажется, все друг друга передушат, передавят и до вечера не доживут: крик, шум, брань, суматоха на воде, как в самой жаркой рукопашной. Бударки трещат, казаки, стоя в них, чуть не клюют носом воды - вот все потонут! Ничуть не бывало. Все живы, здоровы, разойдутся, а с рассветом опять то же самое начнут на следующем рубеже, - и так вплоть до низовых станиц. Саратовские и московские купцы следили с берега да готовили денежки: по вечерам обыкновенно бывала разделка. Это осенний лов.
И на летний лов есть свои законы, свои правила, от которых прежде, бывало, никто не смел отступить под страхом строгой кары. Старые казаки, все равно как истые охотники, оживляются, когда речь зайдет о рыбе: у них глаза разгораются, брови двигаются, высокий лоб сияет. У такого не дрогнула бы рука приколоть всякого, вздумавшего напоить скот из Урала во время хода рыбы. Рыба тот же зверь, шума и людей боится: уйдет, а там ищи ее!"
И море не страшно казаку. Он хаживал по нему с детства, только из Гурьева в Астрахань, но и дальше, в глубь, куда казаки пускались часто на бударках за лебедями; от них - пух, перья. Как истые моряки, казаки умеют лавировать, бороться с бурями, приспособлять снасти. Особенно славятся гурьевцы. Этот ни за что не расстанется с морем, с которым он сроднился, без которого жить не может; от моря гурьевец богатеет. Как бы в отместку за все благодеяния, сердитое море нередко лишало казака последней копейки, делало нищим, пускало по миру; мало того, подчас оно втянет его в середину и там, на просторе, играет его жизнью. Морской зимний промысел носил название "аханнаго", от слова " ахан" - сеть.
На льду Урала, в виду своих домов, собралось все население Гурьева - казаки, семейные, работники-киргизы. Идет тихий говор, прощаются матери с сыновьями, жены с мужьями; разлука долгая, дальняя: кто знает, что может случиться? В животе и смерти Бог волен. Атаман подал знак. Промышленники перекрестились: "Прощайте, родные, молитесь Богу!" и расселись по саням. Взвились, полетели добрые кони; загудел под санями лед, раздались веселые, удалые песни. Примерно через час аханщики в устье Урала; это от Гурьева 14 верст. Тут, в виду пустынного моря они останавливаются, чтобы запастись топливом, поздороваться с батюшкой "Синим морем" да выпить про его бурную милость чарку водки. Отсюда казаки, погутарив, разъезжаются в разные стороны: одни едут вправо, другие влево, а третьи, самые зажиточные, - прямо в открытое море, искать добычи в глуби. У них и снасти лучше, у них лошадей и работников больше. Впереди едет вожак; он ведет за собой всех прочих, выверяя путь по компасу, который у него, как и у всех рыболовов, всегда за пазухой. Устье Урала, недавно шумное, сейчас опустело; осталось лишь трое саней: то старик Чиров, сидя на облучке пригорюнился. Он забыл взять с собой образ Николая Угодника, который сопровождал его и на аральском море, и в Киргизской степи, и на Мангышлаке - везде, где старик побывал на своем долгом веку. Этот образ спас жизнь его родителю, когда под Анапой турок выстрелил в него из пищали почти в упор; басурманская пуля, попав в образ, разлепешилась. Жутко стало старику, и он услал за образом киргиза-работника.
Далеко от берегов остановились казаки шумным табором; по средине табора разбили кибитку. Из нее скоро вышел атаман и, по старинному обычаю, предложил бросить жребий, кому каким участком владеть. Билеты положили в шапку, прикрыли платком, после чего каждый казак подходил поочереди и вынимал жребий: какой номер, такой, значит, ему достался и участок. В минуту сделали во льду прорубь и воткнули туда сноп камыша. От этой точки в глубь моря провели по компасу две линии, или два "бакена", обозначив их вехами, - один правее, другой левее; по ним уж располагаются казаки, как кому выпало по жребию. В середине же, между бакенами, никто ле может поставить свою сеть, потому что этим путем идет в Урал рыба. В бакенах тоже свой порядок: казаку положено ставить 50 сетей, офицеру 100, генералу 150. Здесь опасности нет, и снасть сохраняется в целости; на глуби же можно погибнуть в один час, в одну минуту. Чтобы собраться на глубь, казак должен обзавестись не менее как четырьмя лошадьми. В Гурьеве были семейства, которые выезжали на 20-30-ти лошадях. Казаки едут верст за 50 от берега. Там артели расстаются, каждая выбирает себе любое местечко, иные уезжают еще дальше. На избранном месте ставят войлочные кибитки, "кошары"; их окружают санями, к саням привязывают лошадей, укрытых попонами. И люди и лошади одинаково приучены переносить все невзгоды среди пустынного моря, где гуляют-бушуют суровые ветры, кружатся снежные вихри, где небо и земля скрываются из глаз на многие дни. Лошади, вместо воды, довольствуются снегом или мелко истолченным льдом. С утра до вечера промышленники ходят по рядам своих аханов, подтянувшиx под ледяной корой, и пересматривают, не запуталась ли где рыба. Если попадет, например. Белуга в 20 или 35 пудов, то уж вытаскивают ее лошадью. Попадались белуги и в 50 пудов( Т.е. по 800 кг. ). Казаку, выехавшему на десяти лошадях, надо поймать 500 пудов рыбы, чтобы хорошо заработать.
Прошло б недель, как аханщики покинули свои дома. На вольных водах они рыбачили на глубине четырех сажен; дальше, по совету атамана, не заходили, но рыба ловилась тут плохо, в бакенах лучше. Они уже помышляли, выбрав аханы, ехать домой, как вдруг в половине февраля сильным южным ветром взломало лед, почти вплоть до устьев Урала; не успели еще аханщики Опомниться, как ветер завернул от севера, и их разнесло, рассеяло по морю на льдинах. Более двухсот человек казаков и киргизов плыли от родных берегов'. Это было в 1843 году. Не было семьи, где бы не тосковали по своим родичам. О помощи и думать нечего: дожди лили каждый день, лед на Урале совсем пропал; правда, у морского берега еще держался, но такой рыхлый, что по нему не ступить. Аханщики бедовали ужасно. Вот плывет небольшая артель Затворникова, молодого казака 22-х лет; с ним 4 киргиза, 2 казачьих подростка да двое русских рабочих. Льдина им попалась одинокая и после двух недель до того искрошилась, так измельчала, стала погружаться; аханщики стояли на ней по щиколотку в такой крайности Затворников столкнул 5 лошадей. Бедные животные не сразу утонули. Плывя возле льдины, они вскидывали нее ноги и жалобно ржали. Затворников в сердцах схватил полено, стал бить своих лошадей по головам - и жалость и злоба paзом им овладели. Но это мало помогло: льдина час от часу исчезлa, вешнее солнце уже в ту пору жарко пригревало. Затворников бодрился сам и ободрял своих горемычных товарищей, которые вы-ли навзрыд или, припав ко льдине, лежали точно мертвые; киргизы, сидя по временам вздыхали, повторяя шепотом "Алла! Алла! ".
Наступила ночь, 20-я по счету; хлеба оставалось всего 2 мешка. Когда рассвело, у Затворникова защемило на сердце; он почуял, что это последний день в его жизни; солнце выходило румяное, горячее; стаи птиц вились около исчезающей льдины; по временам
ее окружали тюлени, глядевшие с завистью: им так хотелось по¬греться на солнышке. Кругом - чисто, как зеркало, ни льдинки, ни какой другой приметы; аханщиков несло в неведомую глубь. Затворников сдвинул все сани, связал их веревками, в надежде хоть сколько-нибудь продержаться на таком ненадежном плоту. Последний овес, какой еще оставался, он рассыпал и подпустил к нему лошадей, чтобы они насытились вдоволь перед концом жизни. Бедные твари понюхали овес, но есть не стали. Передернуло Затворникова. "Ну, думает, близко смерть... успеть бы покаяться?"... Вдруг у него в глазах что-то мелькнуло, точно черное пятнышко; всматривается - оно все ближе, ближе... Наконец, он ясно различает троих людей и лошадь - тоже плывут на льдине. - "Видно такие же горемыки!" - подумал Затворников, махнув в ту сторону рукой. Действительно, то был казак Курбетев с мальчиком и киргизом.
Судьба свела страдальцев и, к счастью Затворникова, потому что он сейчас же перешел на льдину Курбетева, которая была гораздо крепче. Мало этого, Курбетев сейчас же надоумил делать бурдюки. В несколько часов лошадей не стало: на место их явились бурдюки. Аханщики надули их воздухом, на подобие пузырей, потом подвязали их под сани, по 2 бурдюка на каждые. Едва успели сладить с этой работой, как льдина Курбетева изломалась на мелкие кусочки. Тогда аханщики расселись по саням, взялись за оглобли, лошадиные лопатки, служившие им вместо весел, и повернули лицом в родимую сторону. По временам они выходили на встречные льдины, гце отдыхали или пополняли бурдюки воздухом после чего снова садились на свои плоты. Однажды навстречу им попалась Льдина, на которой стояли сани с привязанной лошадью. Аханщики, придержавши льдину, хотели было снять их, но к удивлению своему увидели, что на дне саней сидит скрючившийся человек. Застигнутый в расплох и отбитый от людей, старик, верно, умер с голоду. "Царство тебе небесное, добрый старик!" - сказали аханщики перекрестивши труп. На их глазах льдина его столкнулась с другой, немного побольше: сначала пошли ко дну лошадь, потом сани с покойником. Морская пучина скрыла их навеки.
Судьба артелей была разная. Блуждая по морю изо дня в день, то под дождем, то под жгучими лучами солнца, аханщики подавали о себе знаки. Днем они поднимали вверх шесты, на которых развевалась рогожа или кошма, а ночью делали маяки с огнем, для чего на самый конец шеста втыкали тюленью шкуру с жиром, немного пониже - пук зажженной мочалы. Жир таял и каплями падал на мочалу, отчего последняя еще больше разгоралась, но горела плавно, медленно, все равно как светильня. От нечего делать, аханщики били на льдинах тюленей, заготовляли бурдюки, весла; остальное время лежали по своим кошарам или выглядывали астраханцев. Эти добрые люди уже не раз выручали из беды казаков, свозил» их на своих промысловых судах или в Астрахань, или в Гурьев, смотря куда ближе.
Еще пять дней плавала артель Затворникова и Курбетева. Вечер кружил по морю их утлые плоты, мало повинующиеся жалкому подобию весел. Наконец, на шестой день наши аханщики Повстречали судно тюленьих промышленников. Астраханцы немедленно доставили их в Гурьев. "Слава Богу", - говорили обрадованные гурьевцы, - "Уж коли Затворников выплелся, так другие и подавно должны выехать".

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Гнеденко А. М, Гнеденко В. М. «За други своя или все о казачестве»

УРАЛ - ЗОЛОТОЕ ДНО,
СЕРЕБРЯНА ПОКРЫШКА

Откуда родом яицкие (уральские) казаки.
Одно из двух: или "любо" или "не любо". Пророчество старца об уральском казачестве, "Экспедиции" удалых атаманов в Хиву и чем они закончились.
Кем ставился город Гурьев.
Подвиг легендарного Рыжечки и злосчастие Бековича.
Как казак Новинский избежал хивинского плена, или почему Петр I дал ему другую фамилию. Оренбургский край и Уральские линии.
Трагедия на Зеленовском форпосте, или как казак.
Скоробогатов отомстил за убийство дочери.
О том, как десяток казаков умел охладить сотню киргизов.
Вооружение, наряд и кони у уральцев.
Преследование, засада и счастливое избавление от неминуемой смерти казаков Ефремова. Хозяйство и образ жизни уральцев. Знаменитый бой под Иканом.


"...Прочь кидайте всякие юбки, берите одно толь¬ко оружие, коли попадется доброе, да червонцы или серебро, потому что они емкого свойства и пригодятся во всяком случае..." "Да порядку держитесь, панове, больше всего... Пьяница в походе недостоин христианского погре-бения."
Н.В.Гоголь

О начале яицкого войска сказывают так. Когда буйная вольница больно расшумелась, когда на Волге не стало от нее ни прохода ни проезда, царь Иван Васильевич Грозный выслал своего стольника Ивана Мурашкина истребить в корне разбойничьи ватаги, очистить водный путь на Астрахань. В те поры трое атаманов сошлись и стали думу думать, куда им скрыться от царского гнева? Одна ватага, с Ермаком Тимофеевичем, потянула на север, скрылась на Каму, откуда после была выряжена на завоевание Сибири; другая спустилась вниз, вышла морем в Терек, где осела навсегда, а третья укрылась подальше, на реку Яик, или нынешний Урал, который также приютил их навсегда. Надо думать, казаки не сразу осели. Прошло не мало времени, пока они огляделись, ознакомились с новыми местами. А край был богатый. Величаво текла до самого моря многоводная река, обильная рыбой: осетрами, белугой, севрюгой, стерлядью, шипами... Поемные луга и островки покрывались ежегодно густой сочной травой; в зарослях камыша, особенно вблизи морского прибрежья, скрывались выдры, бобры, кабаны; из пернатых налетали сюда дикие гуси, птица-баба, лебеди. По сказанию первые поселенцы построили себе городок там, где р. Рубежная впадает в Яик. Как только прошел по Руси слух, что открылось новое h убежище, войско быстро умножалось пришельцами с Дона, Волги, Кубани. Кроме казаков, людей вольных, сюда шли царские стрельцы, посадские люди, пушкари, набежали валахи, калмыки, татары, мордва, чуваши, киргизы; между пленными попадались шведы, финны, турки, поляки и немцы. Сюда шел народ ловкий, смелый, храбрый и гордый.
На Руси удальство никогда не переводилось; вольная казацкая жизнь чудилась многим во сне и на яву, а между тем, на всем лежал строгий запрет. Там же, за ее рубежом, каждый был сам себе господин. Войсковой атаман исполнял только волю народную; есаулы считались лишь его помощниками. Все дела решались в казачьем кругу, на площади - то по призыву колокола (в случае спешки) то по особому торжественному созыву. Вот в Яицком городке выехал на богато убранном коне войсковой есаул в карма¬зинном зипуне, в широких парчевых шароварах; на голове у него нахлобучена высокая баранья шапка с острым малиновым верхом, сбоку висит сабля кривая в турецкой оправе из чистого серебра;
в правой руке держит он жезл посеребренный. Подобно немецкому герольду, оповещающему торжество всенародное, есаул останавливается на каждом перекрестке и богатырски выкрикивает: "Послушайте, атаманы-молодцы, все яицкое войско! Не пейте, зелена вина - ни дарового, ни купленного; заутро круг будет!" - В назначенный день собрались казаки с трезвыми головами к войсковой избе. Вышел войсковой атаман, как подобает его сану, окруженный старшинами походными атаманами,* есаулами. Вступил он в середину круга, означенного перильцами, снял шапку, положил к ногам насеку, низко поклонился на все четыре стороны и стал речь держать: "Любо ли вам это, атаманы-молодцы, или нет? -спросил он под конец. - Любо, любо!" - крикнули казаки в один голос. Бывало и так, что одни кричат: "любо", другие "нелюбо!" Тут атаман подаст знак, и казаки разойдутся на два лагеря: где больше голов, так и порешат. Виноватого также судили в кругу, при чем наказывали только такие преступления, от которых был войску убыток или же падало на него бесчестье - воровство, измена, трусость в бою; преступления, совершенные на стороне, не считались за таковые. Казнили так же, как и на Дону: в мешок да в воду. Владение войсковыми угодьями всегда было общественное; каждый может селиться, заводить свое хозяйство, где ему угодно; но на рыбный промысел, как главную статью дохода, казаки выработали строгие правила. Скота у них тогда не было: хлеба не сеяли вовсе. Хлеб, вино, провизию казаки покупали в поволжских городах, преимущественно в Самаре, или же меняли на рыбу у приезжих купцов. Свинец, порох, оружие - получали из казны. Многие женились, обзаводились семьями: в этом никогда не было запрета. Как и везде в старинной Руси, казачки вели жизнь тихую, уединенную, тогда как мужья любили щеголять оружием, одеждой, проводили дни в забавах, по ночам предавались разгулу. "Подобно орлам поднебесным, прадеды" уральцев перепархивали с места на место; жили там, где присели, где казалось им вольготнее - сегодня на Яике, завтра - на взморье". Удаль и жажда наживы увлекали яицких казаков на "промыслы". Они "промышляли" на Синем море, "промышляли" над ближними и дальними соседями. Ногаи не знали, где и как укрыть от казаков свой скот, лошадей, своих жен и домашнюю рухлядь. Им не было покоя ни днем, ни ночью, ни летом, ни зимой. Мирные потомки некогда сильной, воинственной Золотой орды, наконец, не выдержали: собрались от мала до велика и осадили Яицкий городок. Казаков было мало, ордынцев много. Они каждый день ходили на приступ. Сохранилось сказание, что в последние дни осады казаки заряжали свои деревянные пушки костями. Взят ли был ногаями городок или нет, про то неизвестно, но только казаки его покинули. Перед тем, как строиться на новом месте, они повстречали на Яике древнего, благолепного старца в белом клобуке, с крестом на лбу; плыл он в лодочке, пригребая на одно весельце. - "Отче святой, спросили у него казаки, поздоровавшись: задумали мы перенести город на другое место. Начинать ли нам это дело? Дай совет". Старец спросил, куда они хотят - перенести город. Казаки указали на Чаган-реку. - "Не был я на том месте, ответил старец, а знаю, что оно к поселению удобно. Только ведайте, чады, на том месте будут у вас трусы, мятежи, кровопролитные брани и всякие сумятицы; одно время появится между вами такой набеглый царь( Емелька Пугачев.) ... Вот из-за него много крови прольется, много горечи вы примете. А там, со временем, все замолкнет, и вы узрите спокой".
- "Ничего, святой отче", - сказали казаки. Нам и прежде говаривали: "На крови-де Яик зачался, на крови-де и кончится. - Ты только благослови нас, отче!"
- "Бог вас благословит!" - сказал старец, осенил их крестом, да и поплыл путем-дорогой.
Спохватились казаки, что забыли спросить старца, кто он таков. Повернули назад, догнали уж в море и спрашивают: "Прости нас, отче, давя мы не спросили тебя, кто ты такой? Поведай нам". - "Алексей, митрополит!"( Святитель московский, соратник и современник Сергия Радонежского.) - говорит старец. В ту же секунду от воды поднялось густое облако, скрывшее и лодку и святителя. Казаки пришли в ужас неописанный; когда же они опомнились, то облако рассеялось, но ни старца, ни лодки больше не видели.
Казаки поставили новый город, который ныне известен под именем Уральска. Обратились они к царю, и царь Михаил Федорович, призрел на их нужды, выдал им грамоту "на владение рекою Яиком, с сущими при ней реки, и притоки, и со всеми угодьями от вершин той реки и до устья", с дозволением "набираться на житье вольными людьми". Однако казаки не уберегли царской грамоты, говорят, она сгорела. Вообще, старые казаки мало думали о своем будущем; не закрепили своей грамоты, как следовало, знаками, чем в последствии воспользовались кочевавшие с ними по соседству разные народы - калмыки, киргизы. Хватились уральцы за ум, да уж было поздно. К этой ранней поре относятся смелые набеги в Хиву, о сказочности которой ходила молва. Там, говорили, богатства не меряны, не считаны, много золота, камней драгоценных, девиц пригожих. Атаман Нечай составил ватагу в 500 человек и двинулся вверх по Яику. Это было около 1600 года. Переправившись через реку, атаман собрал круг. Все были согласны изведать дальний путь, лишь дьяк, приставленный к письменной части, уговаривал казаков вернуться домой. Казаки так осерчали, что тут же повесили несчастного дьяка, отчего и сами горы стали с тех пор прозываться Дьяковы.
Безводною и безлюдною степью казаки дошли до Хивы. Хана в ту пору не было дома, он где-то воевал. Казаки заняли город, поделили между собой добычу и стали пировать. Атаман взял себе в жены самую красивую из жен хана. Между тем пришла весть о приближении хивинцев. Казаки после долгих сборов покинули столицу, но двигались медленно, таща за собой огромную добычу. На переправе через Сыр-Дарью хивинцы их догнали. Завязался бой, кровавый, стремительный - обе стороны дрались ожесточились. Хивинцы, можно сказать, задавили небольшую горсть казаков. Пал атаман в битве, но прежде заколол свою жену; вслед за ним полегли все его подвижники; уцелело человека 3-4, не больше: они то и принесли печальную весть на берега Яика.
По следам Нечая пошел атаман Шамай туда же, в Хиву. Двигался он осторожно с опаской. Перезимовав на Илеке, атаман тронулся дальше с наступлением весны и хотя с большими трудностями, но добрался до Сыр-Дарьи. Дальше путь был незнаком, никто не знал дороги. Тогда казаки захватили силой несколько калмыков. Чтобы вернуть пленных проводников, кочевники пустились на хитрость выслали двух человек под видом охотников, а сами сели в засаду. Шамай и еще несколько казаков погнались за калмыками, те бросились на утек и навели их на засаду. Тут они все и попались. Пытались, было, калмыки разменяться пленными, но казаки не согласились: "Атаманов у нас много, а без вождей нам нельзя" - и отправились дальше. На берегах Аральского моря казакам опять довелось зимовать. Тут, в голодных песках, постигла их такая нужда, что они поели сначала своих лошадей, потом принялись один за другого. Наконец, пришли в такое отчаяние, что решились лучше сдаться хивинцам. Там, в цепях и вечной работе, сносили удальцы свою "горемычну" долю, а Шамая с товарищами калмыки привезли на размен.
Более верную добычу давало синее море Хвалынское (т.е. Каспийское.) . Около устья Яика, по "островам морским да по буграм черневым" проживали наездом "казаки-лыцари", самые удалые, заправилы всему войску. Они знали здесь каждый островок, каждый заливчик;
они же водили казачьи челны на синее море, и беда грозила встречному купцу, промышленнику, знатному гостю или посланнику. В укромных местах собирались ватаги с Дона, с Яика, с Волги; стояли здесь по нескольку месяцев, как ястребы, выжидая до6ычи. Такие же притоны находились у них по всему кружному побережью - у берегов персидских и туркменских. Что именно яицкие казаки тут верховодили, про то поется у них песня:

На острове-Камыне казаки живут,
Казаки живут, люди вольные.
Разбивали они на синем море
Бусы-корабли, все легкие лодочки.
Разбили одну лодочку с золотой казной,
Снимали с золотой казной красну девицу,
Красну-девицу, раскрасавицу, дочь купецкую.
И начали делить золоту казну пуховой шляпой
На кон клали раскрасавицу, красну девушку.
И начали между себя трясти жеребий.
Досталась атаманушке красна девушка.
Возговорит атаманушка таковы слова:
"На бою-то я, атаманушка, самый первый был;
На паю, на дуване, я последний стал:
Досталась мне, атаманушке, красна девушка"
Взговарит красна девушка таковые слова:
"Уж ты, гой еси, казачий атаманушка!
У меня на правой руке есть золото кольцо,
Золото кольцо, оно в пятьсот рублей;
Поднизочка есть на мне, атаманушка, во всю тысячу,
Самой-то мне, красной девушке, мне цены нету.
Сотку тебе, атаманушка, шелковый ковер".
Чтобы сдержать буйную вольницу, еще царь Михаил Федорович указал построить при устье Яика городок, на защиту которого были высланы стрельцы; здесь же поселились учужники, ловившие рыбу Государя. Не взлюбили казаки этот городок: он запирал им выход в море, задерживал рыбу, что шла снизу. Через несколько лет торговый человек Михаил Гурьев приступил к постройке каменного городка, с башнями, с воротами, за что казна уступала ему на 7 лет рыбные ловли. Казаки поняли, в чем дело, и всеми способами вредили постройке городка. Однажды донской атаман Иван Кондырев напал на казенные суда, разметал дрова; кирпич, известку, а самые суда задержал у себя. Наконец, коща городок, получивший название Гурьева, был выстроен, казаки напали на нижне-яицкий учуг, принадлежавший самому Гурьеву, разорили его, рабочих переманили на Яик. За такие провинности, которых накопилось немало, по жалобам купцов и шаха персидского, казаки были призваны к ответу. Атаман Иван Белоусов ездил в Москву бить царю челом. Ему читали все вины казачьи, после чего наиболее виновных отправили в Польшу, под начальство князя Хованского, где они пробыли 7 лет. В защиту казаков надо сказать и то, что они, как первые поселенцы в крае, много сами терпели от хищных соседей. В ту пору началось передвижение калмыцких орд. Они переходили Яик и тут делились на две орды:
одна шла грабить Уфу, Самару, Казань; другая - к улусам астраханских татар. Яицкие казаки принимали на себя первый удар: они же первые и платились своими головами. Множество русских пленников перебывало тоща в руках дикарей. Вскоре после того взбунтовались башкиры. Край терпел от безначалия: грабежи и убийства стали делом обычным. Беглые с Руси с каждым годом умножались; они собирались в шайки и разбойничали по всем путям, как морским, так и сухопутным. Смута в прикаспийском крае приняла размеры бунта, когда на челе буйной ватаги появился лихой атаман Стенька Разин. И яицкие пристали к бунту, но не все. Они сопровождали атамана во всех его походах, бились за него с ратными людьми под Симбирском, откуда бежали к Самаре и далее, на Яик. Их было тогда не больше трехсот.
Наступило царствование Петра Великого, и яицкие казаки явились верными сподвижниками его походов против турок, шведов и восточных народов. К этому времени относится любопытное сказание о богатыре Рыжечке. В гербе уральского войска изображен казак на коне, и если вы спросите, кто это? - вам ответит даже малый ребенок, что это Рыжечка, старых времен "лыцарь", который выслужил Яик у батюшки-царя. Сказывают старики, что, когда наступал шведский король, Петр просил яицкого атамана Прохора Митрича привести с Яика либо один, либо два полка казаков. В одну неделю снарядили два пятисотенных полка, отслужили молебен и пошли под Полтаву. В вестовых у атамана был в ту пору маленький человек, по прозванию Рыжечка. Пришли казаки под Полтаву, а швед уже застроил лучшие места шанцами да батареями, а тут на беду изменил гетман Мазепа. Царь было закручинился, как прибегает от шведа посыльщик: не угодно ли
кончить спор поединщиками? - "Давай Бог! Это нам на руку", - сказал Петр Первый.
,. У шведа же заранее был припасен поединщик, из-за моря вывезен: ростом чуть не с колокольню, в плечах - косая сажень. 0брядили его в кольчугу и в латы, посадили на коня - конь-то сущий слон - и того покрыли панцирной попоной. Наши думали, что это башня на колесах, а не человек. Петр Первый и сам видит, что такому чудовищу трудно подыскать супротивника, однако все-таки велел кликать клич: нет ли где охотника? - Разослал Царь всех своих адъютантов, всех генералов и сенаторов - и все воротились ни с чем: не находится охотника! Тогда Царь повернулся к своей свите: "Из вас, господа, нет ли кого?" - Ни гу-гу, все молчат, друг дружку прячутся. Не вытерпел Царь, сам поскакал по всем полкам, а в это самое время подошел с казаками Прохор Митрич и пристроился возле крайнего армейского полка. Царь лишь увидел подъехал и, рассказав в чем дело, сам окликнул: "Нет ли меж вами охотника?" - "Я охотник!" - крикнул тоненьким голоском Рыжечка, выскочив из фронта. Царь взглянул на него, покачал головой: "Мал!" - говорит. Три раза Царь объезжал полки, но никто не откликался, кроме Рыжечки. "Что буду делать?" - говорит Царь. - "Отказаться от поединка - вся Европа будет смеяться, пустить этого малыша - заранее все пропало!" Рыжечка стоя тут же, слышал царские слова и вверни от себя: "А Бог-то что? При помощи Божьей Давид побил же Голиафа!", - говорит это Рыжечка, сам дрожит: геройское сердце, значит, в нем кипело. - Нечего делать, Царь согласился и лошадь ему позволил выбрать, хотя бы из царских конюшен. - "Твои лошади, надежа-царь, - ответил Рыжечка, - только для парада хороши, а для ратного дела - не прогневайся - никуда не годятся!" Взял Рыжечка лошадь у калмычина, расспросил, какие у нее сноровки и махнул на ней в поле. Тут встрепенулись, заколыхались обе армеюшки - российская и шведская. Распустили все свои знамена, заиграли на трубах, литаврах, разных мусикийских органах. Рыжечка воткнул на пику ^Валку, замахал над головой и, подъехав к шведскому поединщику, выпрашивает у него: "На чем хочешь биться: на копейцах ли булатных или на сабельках вострых?" - "По мне на чем хош. Хоть на кулаках: я на все согласен", - говорит поединщик, и зубы свои оскалил. Тут Рыжечка потряс копьецом: "Коли живой будешь, приезжай на Яик попробовать наши кулаки, а здесь не угодно ли биться вот этим!"
Пока шли у них переговоры, Рыжечка успел высмотреть своего противника. На голове-то у него была стальная шлычка, шапка такая, по щекам и затылку от нее спускались железные дощечки; задняя же дощечка немного оттопырилась, а это Рыжечке на руку. Он съездил сменить свою пику, взял потоньше, потом, как подобает христианскому воину слез с коня, повесил на пику образ Михаила Архистратига, положил перед ним 7 земных поклонов и раскланялся на все стороны. Повернувшись же в сторону родного Яика, он проговорил: "И вы, братцы-товарищи, старики наши и все общество наше почтенное, помолитесь, чтобы Господь соблаговолил!" После того Рыжечка скинул с себя всю одежду, остался только в шароварах да безрукавной фуфаечке, голову перевязал он барсовым платком, рукава у рубахи засучил по локоть, перетянулся шелковым пояском и, заткнувши за пояс хивинский нож, взял в руки копьецо. Вспрыгнув на лошадку, Рыжечка перекрестился и полетел на супротивника, точно малый ястреб на орла заморского: "Дерзайте людие, яко с нами Бог!" И швед помчался, выставив копье в добрую жердь. Когда Рыжечке уже надо было столкнуться, он дал резко вправо, и швед, словно бык-дурак, пронесся мимо. Рыжечка обернулся да хватил его копьецом в затылок, где дощечка оттопырилась - так он и покатился кубарем с коня. Рыжечка мигом соскочил на землю, еще того скорей отсек ему голову. Тут наша армия возрадовалась, зашумела, словно волна морская заходила и "ура" закричала. А шведская армия, известное дело, приуныла, затихла, хорунки свои к земле приклонила, словно, голубушка, не солоно похлебала. Только один король их, такой беспокойный был, не' хочет покориться: "Подвох, подвох!" - кричит. Русак сзади ударил нашего. Подвох! Тут уж и Царя взяло за ретивое. Подал он знак к бою да и скомандовал: "Катай, без пар-дона, катай! На зачинщика Бог!" И пошла, чесать наша армия шведскую с изменником Мазепой - так что он еле удрал в Турецкую землю.
Когда совсем успокоились, Царь в слезах и спрашивает: "А где наш малыш, где бесценный Рыжечка?" - "Здесь", - пищит Рыжечка. - "А, голубчик мой, сокровище мое!" - и поцеловал его в го-лову. - "Чем же тебя, друже мой, дарить-жаловать? Говори: ничего не пожалею". - "Мне, надежа-царь, ничего не надо, а, пожалуй, коли твоя милость, наше обчество". - Царь и спрашивает: "Чем? Говори". - "От предков твоих, благоверных царей, мы жалованы рекою Яиком, с рыбными ловлями, сенными покосами, лесными порубами, а грамота на то у нас пропала. Пожалуй нам, надежа-царь, за своей высокой рукой, другую грамоту на Яик-реку". - "С великою радостью", - сказал Царь и тут же приказал секретарю написать при себе грамоту на Яик-реку, со всеми присущими ре¬чками и протоками, со всеми угодьями на века-вечные. - "Еще что? Проси!" - сказал Царь. Рыжечка и говорит: "Еще, надежа-царь, пожалуй нас, коли милость твоя, крестом да бородой". - Для кого нет, а для яицких казаков есть! - ответил Царь: "Пиши, секретарь, что я жалую яицких казаков крестом и бородой на веки-вечные".
- "Это все для общества, - говорит Царь - а тебя-то чем да¬рить-жаловать? Проси, ничего не пожалею". - "Позволь мне, коли милость твоя, погулять с товарищами в твоих царевых кабаках, безданно-безпошлинно, недельки две". - Царь улыбнулся и говорит: "Разве любишь?" - "Грешный человек: люблю!" - "Гуляй во здравие", - говорит Царь. - "А ты, секретарь, напиши уж заодно в грамоте, чтобы водка продавалась на Яике по всей воле казачей".
Круглый год прображничал Рыжечка с товарищами в царских кабаках, странствуя от города до города, от села до села, пока не Дышел срок открытому листу за царской скрепой. Вернулся он на Яик вдвоем с калмычином, тем самым, который обменял ему лошадь. Оба они были на счет выпивки молодцы, тягущи; прочие -всех-то было их 12 - не выдержали сложили свои головы: кто в кабаке, кто под кабаком - такой уж народ бесшабашный. А Рыжечка прожил на Яике еще лет 10, да пошел по царскому указу с Бековичем в Хиву; там, голубчик, за компанию с князем и всем честным воинством, сложил свою буйную головушку.
К походу Бековича-Черкасского относится не менее любопытное воспоминание, сохранившееся в памяти у старых казаков. По их словам, вернулось на Яик в разное время каких-нибудь 2-3 десятка, не больше; а ушло с Яика немалое войско, полторы тысячи казаков, - всех порешили хивинцы: которых перерезали, которых повернули в неволю, заковали в тяжелые цепи. Только одному молодому казаку в тот раз посчастливилось: не видал он ни резни, ни мук мучительных, ничего такого, от чего сердце крушится, на части разрывается. На квартире, где стоял казачок, пожалела его молодая хозяйка, - спасла душу христианскую. В ту самую ночь, когда хивинцы уговорились задать Бековичу и всем нашим карачун, хивинка завела своего постояльца в сад, в глухой, дальний уголок, где сохраняла его, пока не подошло время. Напоследок, когда со всех мест хивинцы съехались к хану праздновать богомерзкое торжество над русскими, хивинка обрядила казачка в ихнюю одежду, дала ему провизии, денег, потом вывела из конюшни самую резвую лошадь, трухменского аргамака и, передав его на руки казачку, велела ему ехать на родимую сторону. Казак простился с ней и за родительские молитвы выехал на Яик здоров и невредим. В дороге он не раз встречался с хивинцами. Однажды повстречалось ему несколько хивинцев и спрашивают: "Кто он, куда и зачем едет?" А казачок притворился немым, ничего ис говорит, а только мычит; потом снял с л. чей уздечку, показал ее хивинцам, ткнул пальцем в гриву и сделал знак руками - лошадь-де пропащую разыскиваю. Этого мало. Слез казак с лошади, провел у нее ладонью по лбу - лошадь-де лысая, хочет сказать; нагнулся, провел рукой по колену - лошадь, значит, белоножка. Хивинцы поглядели-поглядели на немого, улыбнулись и покачали головами: не видали, мол, твоего коня! Потом поехали, оболтусы, своей дорогой. Казачок и рад, двинулся дальше на родимую сторонушку. Если ему случалось встречаться с киргизами, от них уходил вскачь: лошадь-то под ним уж больно была резвая.
Другой казак, Трофим Новинский, иным манером спасся. Это был мужчина пожилых лет, бороду имел чуть не до пояса, окладистую, седую. Он обрядился татарским муллой, т.е. накрутил на шапку 2 куска бязи и в таком виде пошел странствовать: старый казак догадлив был! Куда ни придет Новинский, везде орда встречает его с почетом: напоит, накормит, на дорогу провизии даст. В ином месте спросит: кто он и куда странствует? А Новинский, чтобы не выдать себя, опустит глаза в землю поглаживает свою бородушку да шепчет: "Алла, Алла, бисмиля!" а про себя молитву Иисусову творит. Орда рот и разинет принимает его за молчальника, пуще прежнего отдает ему почтение. Случалось, лошадь под него давали, провожатых с ним посылали, одно слово с почетом и встречали и провожали, Новинский представлялся самому Петру Первому, на Волге, когда Царь плыл из верховых городов в Астрахань. Царь удивился и спросил, каким чудом он, один-одинехонек, прошел через орду бусурманскую? - "Бородушка помогла", ответил Новинский. - "Как так?" - спрашивает Царь и пуще прежнего дивуется. - "Так и так, говорит Новинский: по бородушке меня везде с почетом встречали, с честью провожали".
- Исполать же тебе, старинушка, сказал Петр Первый и ласково погладил Новинскою по седой его бородушке. Значит, не всуе и я пожаловал вашу братию, яицких казаков, бородой. Умеете ею пользоваться. Что хорошо, то хорошо! А как твое имя, отчество и прозвище?" - Новинский ответил. Царь с минуту подумал и ска¬зал: "Так как провела тебя через орду басурманскую твоя почтенная борода, то будь же ты отныне навеки не Новинский, а Бородин".
Царское слово свято: и стал после того Новинский прозываться Бородиным; от него уж весь нынешний род Бородиных; они твердо памятуют прадеда, которому сам Царь воздал по его заслугам.
В каких-нибудь 40-50 лет край обрусел и мало чем отличался от прочих, искони русских земель. Для защиты от набегов кочевых орд, а равно и для управления краем, было преступлено к устройству пограничных крепостей от Самары до Татищевой и далее по рекам Сакмаре и Яику до Орской; наконец, был основан Оренбург, куда перешла вся меновая торговля с киргизами и со всеми народами Средней Азии.
Оренбургская губерния была открыта в 1744 году, и первым ее губернатором назначен Неплюев, памятный тем добром, кото¬рое он сделал для яицких казаков. По его просьбе Сенат предоставил в пользу казаков все течение реки от Яицкого городка вплоть до Гурьева и этот последний с его рыбными ловлями. Тоща же были построены крепости Кулагинская и Калмыковская, а между Яицким городком и Гурьевым протянулась на 500 верст целая укрепленная Линия, состоявшая из форпостов, реданок и третей, расположенных вперемежку. Форпосты - это маленькие крепостцы, а реданки и трети не что иное, как малые редутцы, или укрепленные караульные домики: небольшой двор, огороженный плетнем и окопанный рвом, в середине которого стояла плетеная, вымазанная глиной изба с вышкой для помещения часового. Вот такие-то укрепления стояли непрерывной цепью: по правому берегу Яика от Бударинского форпоста до Гурьева, а по левому бе¬регу от Бударинского форпоста вверх до Илецких дач, впереди Линии, откуда и ее название Передовая Линия. Дальше начинались форпосты илецких казаков, выходцев из яицких. На реданках про¬живало обыкновенно от 5-8 казаков, на обязанности которых лежали разъезды и наблюдение вдоль Линии. Главным врагом яицких казаков в ту нору были киргизы, враг сильный, неутомимый1.
( Вспомним, что киргизы - это омусульманенные и ассимилированные монголы (см. главу 1).)

Многочисленные орды киргизов вытеснили калмыков и разбили свои войлочные кибитки на всем пространстве степей от пределов Сибири до Сыр-Дарьи, моря Каспийского и Яика. Толпы этих не знавших устали наездников на своих некрасивых поджарых лошадках, в высоких малахаях, вооруженные длиннейшими пиками, осторожно прокрадывались к берегам Яика, быстро переправлялись на другую сторону, еще быстрее кидались на русские селения, угоняли скот, лошадей, арканили людей.
Их ватажки, или "батыри", жадные, как степные волки, от¬лично знали все ходы и выходы, умели подстеречь добычу, исчезнуть с нею бесследно; погоня за ними по необозримой сте¬пи, ще нет ни бугра, ни кустика, редко бывала удачной. Еще на памяти старожилов наездничал киргизский батыр по прозванию Сырым. Богатырского роста, широкий в плечах, силы необычайной, Сырым прославился своей удалью, лихими наездами. Равного ему не было в степи. Таку же он подобрал шайку. Ставшую грозой целой дистанции от Гурьева до Камыковской. В несколько часов исчезали русские поселки, стада перегонялись в степь, население попадало в Хиву , на невольничий рынок. Сам Сырым не был вором: он никогда не брал себе добычи, а все награбленное делил между джигитами. Он только мстил русским, которых ненавидел не известно за что. Казаки тоже не оставались в долгу:не один уже его джигит попал на пику, но сам он был неуловим как молния. Однажды шайка Сырыма переправилась у Зеленовского форпоста в том самом месте, которое называется "Разбойной
Лукой». Казаки в ту пору были в отлучке, чем киргизы, как нельзя лучше, воспользовались: они ограбили форпост дочиста не пощадили ни жен, ни детей, а затем поспешно переправились на левую сторону. Сырым, отправив добычу вперед, прилег отдохнуть; лошадей приказал стреножить.
В зеленовском форпосте Илья Скоробогатов, человек степенный, всеми уважаемый. Он поплатился более других: у него убили родную дочь, ранили сына угнали любимого коня. Подобрав себе 8 казаков, самых надежных друзей, Скоробогатов пустился с ними в погоню; другими путями поскокало еще несколько таких партий. Казаки вообще имели обыкновение преследовать мелкими партиями, с тем расчетом, что не та, так другая могла потрафить на след. На этот раз посчастливилось Cкopoбoгaтову: его казаки наскочили на спящего Сырыма. Они прежде всего растреножили киргизских лошадей, потом набросились на джигитов: 10 человек убили; пять, в том числе и сам Сырым, очутились в плену. Теперь Скоробогатов стоял лицом к лицу со своим заклятым врагом. Другой на его месте не задумался бы с ним расправиться по казачьему обычаю: взвел бы разбойника на «мар» (холм), всадил пулю в его жирный лоб, и делу конец – пусть пропадает собака. Скоробокатов поступил не так.
финика не так. Видит «батыр», что дело его дрянь, - или надо помирать, или идти в полон, - и говорит: «Я только потому сдаюсь, что не могу себя умертвить; твое счастье!» - «И правда, ответил ему Скоробогатов: такому батыру, как ты, стыдно сдаваться живому. Не хочешь ли прикончить себя? Вот тебе мой пистолет: не даст осечки, не бойсь!» - Промолчал Сырым, ни слова не ответил. Видно, плен позорный показался ему краше смерти. Он слышал кругом насмешки, укоры, но ничто его не смущало. – «Я сдаюсь», - сказал он, наконец.
Скоробогатов вскипел от гнева. Хвастлив и малодушен показался ему киргизский наездник: «Ты не батыр, а негодяй и трус!»
C этими словами он схватил нож, отрезал ему ухо, толкнул в шею и крикнул: "Пошел прочь чтоб глаза мои не видали тебя! я никогда не убивал трусов и безоружных: скройся, подлая тварь!" Таким образом Сырым за все свои злодейства поплатился одним ухом, но был уничтожен навсегда как воин.
Смертельная вражда с киргизами не ослабевала, пока они не ослабели сами, перестали быть опасны. С ними нельзя было ни вести дружбу, ни заключить мирный уговор. Дружба с одним родом навлекала вражду прочих. Яицкие казаки почти целое столетие вели постоянную, ожесточенную борьбу с этим народом. За каждый набег, они вымещали набегом же, грабеж - грабежом, и таким образом обезопасили свою землю и оградили от истребления мирные поселения по ту сторону Урала. В постоянной и тревожной борьбе казаки закалялись из поколения в поколение; деды и отцы передавали в наследие своим сыновьям и внукам, вместе с прочим имуществом, испытанное оружие, свои сноровки в бою, свои приметы - весь свой боевой опыт, добытый в частых встречах и схватках с врагом. Так вырос целый народ, сильный, крепкий духом, воинственный, способный к самозащите.
Яицкие казаки кроме того, что оберегали свою границу, ходили в степь против кочевников, содержали разъезды по Сибирской Линии и, наконец, должны были участвовать с прочими войсками против общих врагов отечества. Являлись они на службу обыкновенно, как кому было удобнее или выгоднее: одни выезжа¬ли с пиками и пистолетами, другие с ятаганами и винтовками, третьи - с ружьем и саблей, словом, брали то, что сохранялось от отцов. На Линии казаки одевались совсем по домашнему: оружие надевали сверх коротких стеганых халатов, самых пестрых и ярких; шапки носили высокие, с малиновым верхом, в роде киргизского малахая.
Старые казаки славились стрельбой. В 1809 году отряд Кульнева переходил по льду в Швецию через Ботнический залив. Глубокий снег покрывал ледяную равнину. Шведские егеря засели на берегу, за камнями, за деревьями и безнаказанно палили по нашим, увязавшим в снегу. Чтобы их оттуда выбить, нужна была пехота, а отряд-то весь состоял из конницы: гусары, донцы, уральская сотня. Кульнев выдвинул бородачей-уральцев, которые шли сзади со своими длинными винтовками. Уральцы спешились, сбросили с себя верхнюю одежду, шапки, перевязали головы платками и, благословясь, без шума, без крика, рассыпались по лесу и также засели за камни и деревья. Шведы слышат только выстрелы да видят, как падают товарищи, но сами не знают, в кого целить. Каждый выстрел меткой уральской винтовки находил виновного. Дрогнул неприятель и очистил лес. Наши вступили в Швецию.
Саблю уральские казаки прежде не жаловали, больше надеясь на ружье да на пику. Смолоду они стреляли гусей, лебедей, уток, сайгаков, кабанов - все пулькой; так же они подстерегали и неприятеля, лежа на земле. Как истые сыны степей, казаки всеща славились ездой. Самую дикую лошадь уралец выезжает в 2-3 недели. Подойдет к ней впервые, погладит, ухватит за уши, даст подержать кому-нибудь, накинет седло, сядет, а там дело пойдет своим чередом. Сколько бы лошадь ни носила, сколько бы ни била - задом ли, передом, все равно, когда-нибудь да уходится. Лошади у них киргизские, некрасивые, нестатейные, а на езду нет лучше: с малой передышкой такая лошадь пробегает до ста верст. И преследовать казаки были мастера. "Коли бежит неприятель, поучали старики, так разве в землю уйдет; покидать его нельзя, гони его со свету долой: да не оглянется и не увидит, что за ним бежишь один. И бить тоже надо, покуда бежит: опамятуется, да остановится, того гляди, упрется, и вся твоя работа пропала".
Киргизы, еще в пору своей силы и славы, никогда не решались штурмовать те ничтожные укрепления, которые составляли Яицкую Линию. Бывали случаи, что киргизы нападали шайками, человек по сто, и какой-нибудь десяток казаков успевал отсидеться в своей реданке, лишь благодаря меткой стрельбе из винтовок. Лет 60 тому назад пикетные Красноярского форпоста, в надежде, что киргизы не сунутся в половодье, вернулись втихомолку домой. Красноярцы в это время были "на севрюгах", между своим и Харкинским форпостами; но так как день случился праздничный, станичники отдыхали, расположившись артелями вдоль берега; телеги стояли поодаль, на косогоре; на шестах колыхались сети; лошади гуляли в лугах без надзора. Во многих местах дымились или уже пылали костры. Кто варил из налимов уху, кто стряпал осетриные пельмени, кто жарил севрюжину иди пек в горячей золе осетров; иные, наевшись досыта, лежали, грелись на солнышке. Вдруг раздался крик: "Ли, ай! Киргизы, киргизы!.. Лошадей наших гонят киргизы!" - Рыболовы засуетились: каждый хватал, что было под рукой - ружье ли, весло, топор; поднялась суматоха, или, как говорят казаки, "ватарба". Человек около 20 киргизов подкрались перелесками к берегу, переплыли реку повыше стана и пустились ловить лошадей. Как ни ловко и проворно они все это проделали, однако штука все-таки не удалась. Лошади паслись не табуном, а "по гривам", да еще спутанные; пока киргизы колесили за ними, чтобы сбить в один табун, казаки успели принять свои меры: одни бросились с винтовками в луга; другие сели в бударки и пустились, что было мочи, вверх по Уралу к тому месту, где киргизам надо было переправляться; те же, которые остались - преимущественно старики, огородились телегами. Между тем, хищники, завидя наших с винтовками, кинулись как угорелые в реку, но тут со страху наткнулись на плывших в бударках. "Индо Яикушка застонал, как щипли наши глушить нехристей шестами да чекушами": около десятка их пошло ко дну, остальные выкарабкались на бухарскую сторону, под защиту конных, прискакавших к месту драки. Осыпанные, в свою очередь, стрелами, казаки отчалили обратно. » Почти в то же время в Красноярском форпосте затрещали на Пипке у часового трещотка, вслед за которой раздались тревожные крики: "Киргизы! Киргизы!" Казаки, сколько было их в наличности, седлали лошадей, надевали оружие и собирались вокруг своего приказного Ефремова. Когда набралось "храброй братии" человек 30, Ефремов махнул с ними на Яик; второпях он забыл даже оповестить соседние станицы - Калмыковскую и Харкинскую. Выбравшись в степь, Ефремов сделал смотр команде, при чем ока-залось, что только один казак, по имени Нефед, выехал неисправным: лошадь под ним была тяжела на бегу, - маштак, годный лишь для воза. Нефеду велели вернуться, как он ни напрашивался. - "Ну, ребята, молись!" - сказал Ефремов. Сняв шапку, он перекрестился сам, казаки сделали то же. - "С Богом!" Припав к луке, с пиками на перевес, понеслись казаки на облачко пыли. Они скакали молча, кругом расстилалась безбрежная степь; лишь конский топот глухо отдавался в ушах. По временам Ефремов давал приказ: "Сдержи!" или же: "Припусти!" - смотря по надобности. Скачут казаки 10, 15, скачут 20 верст. Вот облачко стало редеть; сначала обозначилась точка, из точки выросло пятнышко, все больше, больше, и вот, наконец, стали приметны отдельные всадники, киргизские наездники. Когда беглецы очутились в полуверсте, Ефремов скомандовал: "Ну, пущай, чья возмет!" По этой команде ка¬заки закричали, "загайкали", и вытянулись в ленту; самые резвые уже настигали киргизов; они уже несутся на хвостах их лошадей. Два киргизских "батыря", отделяясь по временам от партии, один вправо, другой влево, описывали дуги и быстро, с пронзительным воплем, наскакивали на казаков, угрожая им своими длинными пиками. Пока казак придержит лошадь, чтобы дать отпор, батыр ; кпуто повернет назад, исчезнет и снова за свое. "Вправо забирай, ребятушки!" - покрикивает Ефремов, скакавший сзади. - Дело-то в том, что справа налево ловчее бить пикой, почему выгоднее I иметь противника с левой стороны.
Чтобы облегчить лошадей, киргизы сбрасывали с себя верхнюю одежду, выкидывали из-под себя седельные подушки, наметы, а иные даже скидывали седла. Ефремов с удовольствием заметил, что киргизские аргамаки видимо притомлялись, тогда как его конь чем больше скакал, тем больше прибавлял бегу. Он продвинулся вперед и сказал Семену Азовскому: "Ты, Сема, бери себе голубого, а я возьму красного". Азовсков, рослый и сильный казак, припал почти к гриве своего игренего, набрал воздуха в могучую грудь и, не говоря ни слова, ринулся на "голубого" - то был киргизский батыр, одетый в голубой чапан. Сметал батыр, что ему не уйти, повернул круто аргамака и со всем усердием ткнул Семена пикой. Обливаясь кровью, казак опрокинулся назад: пика угодила ему в лоб, под левую бровь. Ловок и бесстрашен был Сема Азовсков, а не успел отбить удара, опоздал! Сцепились они теперь с киргизом врукопашную: крутились-крутились, и оба разом свалились наземь. Тут как орлы наскакали казаки, вмиг прикололи голубого. Тот богатырь, что был в красном чапане, бросился было на помощь товарищу, но за ним уже следил Ефремов и на ходу пронизал его пикой. Остановились казаки, перевязали Азовскому рану - бедняге было очень плохо - и, давши ему оправиться, поскакали дальше. Между тем, киргизы разделились на две-партии: одна партия взяла вправо, другая - влево; всей командой казаки повернули за последней. Начинают нагонять опять. "Вот, думают, скоро будет работа!" Только они это подумали, киргизы скрылись в лощину. Подъехали казаки к лощине - что за чудо? - вся лощина занята неприятелем, сотни четыре, если не больше и множество значков. - "Слезай, ребята!" -прогремел голос Ефремова. В одно мгновение казаки попадали с лошадей, сомкнули их в кучку, переплели поводьями, а сами взялись за винтовки. Как коршуны вылетели ордынцы, издавая пронзительные крики; знаменосцы держали высоко свои значки, прочие изготовились разить пиками, торчавшими из-под мышек. Казаки, прижавшись к лошадям, выпалили с колена через ружье, и тотчас 10, не то 15 всадников опрокинулись навзничь. Азиатская прыть сразу пропала. Завидя кровь, киргизы растерялись, удалились, после чего только самые храбрые джигиты решались подъезжать поближе, а остальные лишь кричали да понукивали. Меткие пули между тем свое дело делали. Вот свалился самый главный, до сих пор неуязвимый "батыр", надоедавший казакам хуже, чем оса. Много пуль в него попало, а он все гарцевал да гарцевал в своем панцыре, прикрытом халатом, пока казак Трифон Михалин не изловчился да не попал ему в лоб: не вздохнул батыр. Тут киргизы окончательно присмирели, отъехали еще Дальше и стали пускать стрелы, а у кого были ружья - пощелкивать пулями. Ни пули их, ни стрелы не делали вреда казакам, но лошади, пугались, могли расстроить их защиту. Кроме того, истомленные дальней ездой, казаки видели в осаде часов 5 или 6. Сначала они посматривали назад, в свою сторону, не покажется ли выручка, но ничего не видя, кроме голубого неба и серой земли, бросили и смотреть. Солнце скоро скрылось, наступала ночь, надо было спасаться, пока еще не стемнело. Поднялись казаки и тесной кучкой, шаг за шагом, стали подвигаться к Яику, по временам отстреливаясь и ведя за собой связанных "по шеям" лошадей. Киргизы расступились, было, в надежде чтo казаки пойдут на утек; но они слишком опытны, чтобы подняться на такую грубую уловку, и продолжали тихо отступать, прибавляя шагу. Прошли, таким образом с версту. - "Наши, наши! " - закричали несколько голосов сразу, завидя перед собой всадника. Красноярцы запрыгали от радости и разом грянули "ура!" да так громко, что киргизы остановились в ожидании атаки. - Постойте, братцы, радоваться, сказал сурово Ефремов: всмотритесь-ка вы хорошенько, кто это?" - казаки вгляделись и ахнули от удивления: в одиноком всаднике они скоро признали Нефеда, того самого, которого покинули на берегу Яика. Ему, как забракованному, стало стыдно; казаки засмеяли бы его самого и весь его род до седьмого колена, и вот он по следам товарищей поплелся на своем маштаке.
Навстречу Нефеду отделилась кучка киргизов; он повернул свою в сторону, но маштак еле переступал с ноги на ногу. Тогда Нефед пал на колени, выстрелил и в то же мгновение был окружен. Ему связали назад руки, посадили опять на лошадь и повели в толпу. По пути Нефед что-то кричал. "Прощай, прощай, товарищ", - отвечали казаки. Больше они его не видели. Однако бедняга сослужил добрую службу. Он объяснил киргизам, что вслед за ним скачут соседние станицы, а что сам он ехал от них только передовым. Киргизы съехались вместе, верно, на совещание, потом, разделившись по кучкам, скрылись в разные стороны.
С честью, со славой возвращались красноярцы домой, и paдость их омрачалась лишь потерей двух добрых товарищей: Сема Азовсков на третий день отдал Богу душу. А месяца через два пришел к жене Нефеда мирный киргиз с известием, что тело ее мужа лежит в степи, в таком-то месте. Послали команду, которая действительно нашла полусгнивший труп. После уже узнали, что ордынцы отдали пленника брату того самого киргиза, которого Нефед смертельно ранил. Пока раненый был жив, Нефеда не трогали, а когда тот от потери крови умер, его брат зарезал Нефеда, как овцу, и выкинул на съедение волкам. Горько зарыдала вдова, когда внесли в осиротелую светлицу лишенный человеческого образа труп ее верного друга и кормильца, бедного Нефеда.

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Гнеденко А. М, Гнеденко В. М. «За други своя или все о казачестве»

О том, как появились казаки на Дону и почему их называют родоначальниками уральского и сибирского казачества. Запорожцы - основатели столицы Донского войска - города Черкасска. Как донцы помощью запорожцев взяли турецкую крепость Азов и с чьей помощью они смогли отразить врага, более чем в 20 крат превосходящего их численностью. Повесть о великом Азовском сидении, написанная самими казаками.


"Не было ремесла, которого бы не знал казак: на¬курить вина, снарядить телегу, намолоть пороху, справить кузнецкую, слесарную работу и, в прибавку к тому, гулять напропалую, пить и бражничать, как может один русский, - все это ему было по плечу."
Н. В. Гоголь "Тарас Бульба"

Подобно тому, как в низовьях Днепра осело Запорожское братство, так же и на низовья Дона в XV веке вернулась казачья община, получившая впоследствии название «великого войска Донскаго». Когда число казаков умножилось, они укрепились в городке Раздоры, в 120 верстах от турецкой крепости Азова, в том самом месте, где Донец сливается с Доном.
Вообще, казачьи городки ставились всегда в укромных местах, где-нибудь в лесу или за болотом, на островке или между густых камышей. Облюбовав местечко, обносили его частоколом или плетнем, а снаружи присыпали из небольшой канавы землю - вот и вся защита. Окружная местность называлась юртом. Жильем для казаков служили шалаши и землянки. Ничего в этих городках не было заманчивого для хищных соседей; их строили так, чтобы "не играл на них вражеский глаз". "Пускай, - говорили казаки, бусурманы жгут наши городки, мы в неделю выстроим новые, и скорее они устанут жечь, чем мы строить новые".
Особенно усиливались казаки с тех пор, как свели дружбу со своими братьями-запорожцами, или, как их звали на Дону, черкасами. Запорожцы хаживали на Дон в одиночку, являлись целыми ватагами; они указали донцам новый, более прибыльный путь для добычи - "синее" море. И стали тогда казаки с двух сторон громить Крым, полошить турецкие брега. О тех и других прошла по христианским землям слава, как об истых ратоборцах и ненавистниках неверных. Подобно запорожцам, донцы сделались передовой стражей своего отечества.
Однажды пришла на Дон большая ватага запорожцев и осталась здесь навсегда, поселившись поближе к Азову, но также на берегу Дона, среди зарослей густого камыша. Это место получило название Черкасских юрт, а позже - Черкасского городка, или просто Черкасска. Донцам пришлась по душе та беззаветная отвага, которою отличались запорожцы. Эти бестрепетные люди, кажется, ничего и никого не боялись, кроме Господа Бога да Его Святых угодников. Запорожец ни во что не ставил и свою жизнь, и раз¬добытую кровью копейку, тогда как донцы стали домовиты, нача¬ли копить про черный денек. В Черкасском городке шла гулянка с утра до вечера, с вечера до утра, в Раздорах - всегда было тихо, даже как-то угрюмо. Молодежи это не нравилось, и она стала все чаще и чаще навещать своих соседей, что повело к умножению их населения, и скоро казаки совсем покинули Раздоры. Черкасск сделался главным городком, население его смешалось с татарами, греками, особенно по причине частой женитьбы на невольницах.
Однако буйные головы не сидели на месте. Целыми ватагами они рыскали по белому свету, при чем удальство и жажда наживы заводили их так далеко, как, быть может, им и не думалось. Они привели под руку русского царя целые народы, проникли в далекие, никому не ведомые окраины, и тем самым указали путь мирному переселенцу-землепашцу, и купцу, и промышленнику.
В конце царствования Ивана Васильевича Грозного, старшина Качалинской станицы, Ермак Тимофеев, вместо того, чтобы охранять границы от Астрахани до реки Дона, принялся разбойничать на Волге. Он навел страх не только на проезжих купцов, но и на все улусы кочевников, подвластных царю. Движение по Волге прекратилось; все пути между Москвой и Астраханью были перехвачены. После того Ермак вышел в море, где повстречал замор¬ских послов, он живо с ними расправился, суда их потопил, а добычу присвоил. Царь Грозный (Иван IV) осудил Ермака с четырьмя его подручными (в том числе Ивана Кольцо) на смертную казнь. Тогда казаки, спасаясь от царского гнева, бежали на Каму, откуда братья Строгановы снарядили их экспедицию в Сибирь. Вместо плахи Ермак Тимофеевич прославил себя и свою дружину, как завоеватель Сибири (см. подробнее Главу "Покорители Сибири").
Другая буйная ватага, потерпев крушение судов на Каспийском море, осела в устье Терека. Третий атаман, сказывают, Нечай, выбрал для своей дружины в 800 человек привольные места по Яику, нынешнему Уралу, обилие рыбы в котором послужило главной причиной переселения части уральских казаков.
И на Дону, и в Сибири, и на Урале, и на Тереке казаки не сидели оседло, а искали новых мест для поселения, новых путей, они покоряли слабых соседей, сильных держали в трепете частыми набегами. Правда, эти "задирательства" служили помехой дипломатическим отношениям между Москвой и мусульманскими державами: жаловался много раз крымский хан, грозился турецкий султан. Из Москвы писали тогда увещевания, а подчас и угрозы, смотря по обстоятельствам содеянного. Однажды царь Михаил Федорович прислал такую грамоту: "В море на грабеж не ходите и тем Нас с турецким султаном не ссорьте. Послушайтесь, тем службy свою прямую Нам покажете... Если же, паче чаяния, и после cero Нашему делу с турками какую поруху учините, опалу на Вас наложим, в Москву для ласки никогда вас не призовем, пошлем на вас рать, велим на место вашего Раздора поставить свою крепость, изгоним вас с Дона и вместе с султаном не позволим вам воровать, как ныне воруете. Страшитесь моего гнева, с азовцами неукоснительно помиритесь...". Донцы мало внимали угрозам, говоря друг другу: "Мы верны Белому царю, но что берем саблею, того не отдаем даром".
Вскоре, а именно в 1636 году, большая ватага, тысячи в четыре запорожцев и украинских казаков, пробиралась в Персию, в надежде там поселиться. На Дону их задержали: "Зачем вам, братья, искать далекого счастья? Мы имеем запасу довольно, возьмем с вами Азов и будем свободно ходить и на Синее и на Черное море; там в один поход мы добудем зипунов больше, чем вы соберете в Персии за 10 лет".
Давно стоял Азов бельмом в глазу у казачества. Пока крепость находилась в руках турок, они не могли развернуть своих крыльев. Азовцы зорко стерегли морской путь. Много надо было удали, еще больше хитрости, чтоб проскользнуть казакам мимо крепости. Овладеть Азовом, стать хозяином этой твердыни, сделалось заветной думой донцев. Они не загадывали: сумеют ли удержаться, им лишь бы взять его, и в этом деле помог казакам счастливый случай - запорожцы согласились остаться.
В ту же зиму были разосланы по всем городкам повестки, чтобы казаки готовились на поиск, а кто не явится, тому будет суд и расправа. Ранней весной, как только прошла "крыта" (лед), оба берега покрылись конными, в то время как пешие казаки спускались на стругах, поспешая к монастырскому городку, в 7 верстах от Черкасска, где обыкновенно собирались для промысла. Составился круг. Вышел войсковой атаман и приглашал казаков взять Азов. "Любо, любо!" - отвечали, как один, тысячи голосов. По¬ходным атаманом выбрали Михаила Татаринова, и тотчас снарядили в Москву "легкую станицу", т.е. посольство известить царя о выступлении "всевеликаго" войска Донского на Азов.
Азовский паша на этот раз как-то проглядел; турки беспечно смотрели на сборы и приготовления казаков. Им, конечно, не приходило в голову, чтобы конное войско, без артиллерии, без осадочного парка и инженеров, могло затеять такое нестаточное дело, как приступить к крепости, окруженной высокими каменными стенами и башнями, вооруженной пушками, защищаемой храбрейшею турецкою пехотою! Казаки надеялись взять Азов нечаянным нападением, потому и держали свое намерение в тайне.
К несчастию, в это самое время им довелось провожать турецкого посла, который гостил у них проездом в Москву. Хитрый грек Фома Кантакузен задарил старшин расшитыми золотом зипунами, обласкал остальных казаков и на званном пиру, когда развязались языки, сумел выпытать тайный умысел. Зорко стерегли казаки все пути, однако Кантакузен и тут их перехитрил, переславши паше грамоту. В крепости началась суета, установка орудий, сбор защитников - увидели тогда казаки, что они обма¬нуты. Посол был задержан. В день победоносца Георгия, после молебна, казаки поспешно выступили всем войском под Азов, имея при себе только четыре фальконета.
Крепость приготовилась к защите. На ее высоких стенах уже стояло около 4 тысяч янычар; артиллеристы расхаживали с зажжеными фитилями у своих длинных, чудовищных пушек. Казаков это нисколько не смутило. Отважный Татаринов прежде всего распорядился занять устье Дона, а также все пути, ведущие к Азову - из Крыма, с Кубани, от ногаев; после того, как крепость была обложена, казаки повели к ней подступы. Между ними находился какой-то немец Иоганн. Он взялся подорвать стену при помощи подкопа. После долгой и трудной с непривычки работы, немец вдруг объявил, что он ошибся.
Заложили новый подкоп, а, тем временем окрестности казацкого табора покрылись татарскими наездниками: то была помощь осажденным туркам. Степь оживилась, началась перестрелка. С обеих сторон ежедневно выезжали одиночные всадники показать свою удаль. Вскоре и это наскучило.
Запорожцы, привыкшие вершить свои дела сразу, налетом, стали роптать. Азовцы над ними смеялись: "Сколько под Азовом ни стоять, а его, как своих ушей, вам не видать!", - кричали они со стен. Не стерпели казаки, ринулись на приступ. Однако их от¬били. Не имея артиллерии, не зная правил осадной войны, казаки понадеялись на счастливый случай; теперь, изведав неудачу, стали падать духом; особенно бранились запорожцы. Действительно, конца осаде не предвиделось.
В это самое время казачьим разъездам удалось перехватить грамоты турецкого посла, в которых он подробно доносил о бедствиях Азова и просил у султана помощи. Гонца, по обычаю того времени, пытали. Он показал на толмача, что вся беда идет от него, что он чародей и накликает христианскому войску худой конец. Рассвирепевшие казаки убили Кантакузена, как Иуду предателя, и утопили его толмача, как лихого колдуна. Чтобы очистить лагерь от волшебных чар, они отслужили торжественное молебствие, окропили святой водой табор - и успокоились.
На третьем месяце осады смышленный немец довел свое дело до конца. Подкоп был готов. 19 июля, на рассвете, казаки, выслушав молебен защитнику Азова Иоанну Крестителю, разделились по отрядам и двинулись с разных сторон на приступ. К полудню вся крепостная стена была в жестоком огне; пушки, не умолкая, гремели, огромные каменные ядра взрывали землю; сквозь облака пыли и густого едкого дыма сумрачно глядело багровое солнце. Там, наверху, между зубцами каменной стены янычары, в упоении победы, выкрикивали позорную брань, а внизу с шумными криками надвигались с разных сторон казацкие дружины... Вдруг, как "молния великая", сверкнул под стеною огонь, потом что-то треснуло, взлетели глыбы земли, камней - часть стены обрушилась. Дружно гикнули тогда отборные сотни, засевшие в своем укреплении напротив подкопа, и, как один человек, под начальством самого атамана, ринулись на пролом. Это были отважнейшие из отважных, "рыцари-казаки", как они себя величали. Рассеянные по всей стене, обманутые ложными атаками, турки не оказали им сопротивления. Все поле покрылось бегущими азовцами, но лишь немногим счастливцам удалось избежать кровавой мести за насмешки, за погибших братьев, за долгое томление в осаде. Башни и крепкий замок продержались еще дня три или четыре, пока против них не направили турецкие же пушки; затем ни одного турка не осталось в Азове.
Некогда богатый генуэзский город Азов запустел под властью турок. Его прекрасные здания почернели от времени, полуразрушились; христианские церкви были обращены в мечети, по пустым улицам и площадям бродили тысячи голодных собак. Очистив город от трупов, казаки праздновали новоселье. Пируя на площадях, под открытым небом, они похвалялись, что достали Азов "своим разумом и дородством", что, разоривши гнездо неверных, освободили от них христианскую землю. Всю доставшуюся добычу снесли в одно место и поровну разделили; драгоценные же парчи и сосуды были отправлены в монастыри, чтобы там молились за упокой убиенных и здравие живых. Старую церковь Иоанна Крестителя казаки освятили вновь, потом приступили к сооружению новой, во имя св. Николая Чудотворца. Азов был объявлен вольным христианским городом; вскоре явились сюда купцы из Кафы, Керчи, Тамани; открылась торговля, христианское население спешило с разных концов занимать пустые турецкие дома. Казаки, не знакомые дотоле с порядками городской жизни, зажили припеваючи.
Царь Михаил Федорович, хотя и попенял казакам за самовольную расправу с турецким послом, однако не лишил их своих обычных милостей. Когда же явился в Москву новый посол от султана, царь ответствовал, что казаки вольные люди, воюют на свой страх, а если султан захочет, то может и сам их унять. Русское государство лишь незадолго до этого освободилось от безначалия и смуты, почему не имело ни сил, ни охоты начинать из-за отдаленной крепости войну с грозными силами турок. В ту пору турки были воинственны, сильны и страшны для всей Европы. Борьба с ними являлась под силу лишь одним казакам, дерзким, изворотливым, нападавшим врасполох, исчезавшим, как вихрь. Такая война утомительна: она истощает силы, вечно держит врага в страхе. В открытом же бою турки со своими янычарами и спагами, т.е. конным войском, были непобедимы.
Конечно, они не могли оставить Азов в руках казаков, тем бо¬лее, что последние беспрепятственно приходили теперь в Черное море, берега которого огласились воплями ограбленных и замученных. Султан был занят войной в Персии, потом он умер, и, таким образом, прошло три года, прежде чем турки подступили к Азову. Зато они располагали громадными силами, точно собрались на завоевание целой страны. Говорили, что в осадном корпусе находилось б тыс. наемных мастеров из разных земель - для ведения подкопов, снимания планов, постройки укреплений, мостов и т.п.; главную же боевую силу составляли 20 тыс. янычар, столько же спагов, 40 тыс. татар да черкесов, а всего около ста тысяч. В начале июня 1641 года вошел в устье Дона турецкий флот и выгрузил осадную артиллерию: тут было более ста пушек проломных, 70 мелких с мортирами, великое число снарядов, изобилие пороху. Через 2 недели Азов был обложен от реки до моря на протяжении 40 верст. Казаки сели в осаду. Их было всего около пяти с половиной тысяч, в том числе 800 женщин.
Но дабы не пересказывать последующие события своими словами, лучше приведем текст повести об Азовском сидении, написанной самими казаками (Нарочно сохраняем правописание и лексику оригинала, дабы читателю было легче вжиться в то время.).
"Лета 7150-го году (От сотворения мира или в 1642 г. от Рождества Христова.) октября в 28 день приехали к Москве к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа Русии самодержьцу з Дону из Азова города донския казаки, атаман Наум Васильев да ясаул Федор Иванов, а с ними казаков приехало 24 человека, которыя сидели в Азове городе от турок в осаде, и своему осадному сиденью привезли роспись, и тое роспись подали на Москве в Посольском приказе печатнику и думному дьяку Федору Федоровичу Лихачеву, а в росписи их вот что.
В прошлом де в 7149-м году июня в 24 день прислал турской царь Ибрагим салтан под нас, казаков, своих 4 паши, да 2 своих полковников, им же имена: Капитана, да Мастафу, Иусейга, да Ибреима, да ближние своей тайные думы верного своего слугу Ибреима скопца над ними уже над пашами смотрит вместо себя, царя турскаго, бою их и промыслу, как станут паши и полковники над Азовым городом промышляти и над нашими казачими головами. А с ними, пашами, прислал турской царь под нас многую свою собранную силу и бусурманскую (Написание слова "басурмане" и производные от него казаки в этом тексте всякий раз варьируют, а мы точно следуем за документом (авт.) рать, совокупя на нас всех подручников своих: нечестивых царей и королей, и князей, и владелей - 12 земель! Воинских людей переписанной своей рати из-за моря, по спискам его, боевого люду бранного 200 000, окроме проморских и кафинских черных мужиков, которые у них на сей стороне моря собраны и которые со всех орд их, и крымские и нагайские, с лопаты и с заступы на загребение наше, чтоб нас, казаков, многолюдством своим в Азове городе живых загрести и засыпати бы им город великою, как они загребают своими силами людей в городах перситцкаго шаха, а себе бы им там, царю своему турскому, нашею смертью слава вечная во всю вселенную, а нам бы, християном, учинить укоризну вечную. Тех-то людей собрано на нас, черных мужиков, многие тысячи без числа, и писма им нет, - тако им множество.
Да с ним ж, пашами, пришел ис Крыму крымской царь, да брат ево Нарадым и Крым Гирей царевичь и калга, со всею своею крымскою и нагайскою ордою, да крымских и нагайских князей и мурз и татар, ведомых письменных людей 8 000, оприч тех неведомых людей. Да с тем же царем пришло горских князей и черкас из Кабарды 10000. А с пашами было наемных людей немецких 2 полковника, а с ними б 000 солдатов.
Да с теми же пашами было для приступных промыслов многие немецкие люди-городоемцы, приступныя и подкопныя мудрые вымышленики, славные многих государьств измышленики: гишпане, из Виницеи великия, из Стекольныя (Виницея - Венеция, Стекольный - Стокгольм.) и из Фрянцыи. То были одни пинарщики (Воины, вооруженные петардами.), которые делать умеют всякие приступныя мудрости и ядра чиненыя огненныя, и ини которые мудрости умеют. А снаряду было с пашами под Азовым пушек больших ломовых 120 пушек, А ядра у них были велики, в пуд, и в полтора, и в два пуда ядро. Да мелково снаряду было с ними всяких пушек и тяфаков (Вид артиллерийского орудия.) 674 пушки, окроме верховых огненных, а верховых с ними было 32 пушки. Л весь снаряд был прикован на чепях, бояся того, чтоб мы на выласках, вышед, у них того снаряду не отбили и в город бы его не взяли.
Июня в 24 день в первом часу дни пришли к нам паши его под город. И крымской царь наступил на нас со всеми великими турецкими силами. Все наши поля чистые орды нагайскими изнасеяны: где у нас была степь чистая, тут стала у нас одним часом, людми их многими, что великие и непроходимые леса темныя. От силы их многия и от уристанья их конского земля у нас под Азовым потряслася и погнулася, и из реки у нас из Дону вода на береги выступила от таких великих тягостей, и из мест своих вода на луги пошла. И почали они, турки, по полям у нас шатры свои турецкия ставить. И палатки многия, и наметы великия, и дворы большия полтняныя, яко горы высокия и страшныя, забелелися.
И почали у них в полках их быти трубли великия в трубы большие, и игры многия, и писки от них в полках пошли великия и несказанныя голосами страшными их бусурманскими. И после того в полкех их почела быти стрельба пушечная и мушкетная великая: как есть стала гроза великая над нами страшная, бутто гром велик и молния страшная от облака бывает с небеси. От стрельбы их стал огнь и дым до неба. И все наши градные крепости потряслися от стрелбы их той огненой. И солнце померкло во дни том и, светлое, в кровь претворися. Как есть наступила тма темная. И страшно добре нам стало от них в те поры, трепетно и дивно из несказанной и страшной и дивно приход бусурманской нам было видети. Никак непостижимо уму человеческому: в нашем возрасте того было не слышати, не током что такую рать великую страшную и собранную очима кому видети.
Близостью самою к нам они почали ставитца за полверсты малые от Азова города. Их яныческие головы строем их идут к нам под город великими болшими полки. Головы их сотники, отделяся от них, пред ними идут пеши жь. Знамена у них яныческия велики неизреченно, черны, яко тучи страшныя, и в барабаны бьют в велики и несказанны. Ужасно слышати сердцу всякому их басурманская трубля, яко звери воют страшны над главами нашими розными голосами. Ни в каких странах ратных таких людей не видали мы, и не слыхано про такую рать от веку. Подобно тому, как царь греческий приходил под Трояньское государство со многими государьствы и тысечи. 12 их голов яныческих пришли к нам самою близостию к городу и осадили нас они, пришедши, накрепко. Стекшися, они стали круг Азова града во восемь рядов, от реки Дону захватя до моря рука за руку. И патожки они свои потыкали и мушкеты свои по нас прицелили. Фители у всех янычей кипят у мушкетов их, что свещи горят. А у всякого головы в полку янычей по 1200. И бой у них всех огненной, платье на них на всех головах яныческое златоглавое, и на яныченях их збруя одинакая красная, яко зоря кажетца, пищали на яныченях у них у всех долгие турские з жаграми, а на главах у всех яныченей шишяки, яко звезды кажются. Подобен их строй салдацкому. Да с ними ж тут в ряд стали два немецких полковника с салдатами, а в полку у них салдат 6 000. Тогож дни на вечер, как пришли турки к нам под город, послали к нам паши их турские толмачей своих бусурманских, персидских и еллинских, а с ними, толмачами, говорить прислали с нами голову яныченскаго перваго от строю своегопехотного. И почал нам говорить голова из яныческой словом царя своего турскаго и от четырех пашей ево, и от царя своего турскаго и от четырех пашей ево, и от царя крымскаго речью глаткою:
« О люди Божии, Царя Небесного! Никем вы в пустынях водими или посылаеми, яко орли парящие без страха по воздуху летаете и яко лви свирепыи в пустынях рыскаете, казачество донское и вольное и свирепое, соседи наши ближние и непостаянные, лукавы пустыножители, неправии убийцы и разбойницы непощадны! От века не наполните своего чрева гладного? Кому приносите такие обиды велики и страшные грубости? Наступили есте вы на такую великую лестницу высокую, на государя царя турсково. Не впрям вы еще на Руси богатыри светоруские нарицаетесь: где, вы воры, теперво можете утечи, от руки ево страшныя? Птицею ли вам из Азова лететь?
Осаждены вы теперво накрепко. Прогневали вы Мурата салтана царя турского, величество ево. Первое, - вы у него убили на Дону чесна мужа греческаго закона, турского посла Фому, приняв ево с честию в городки свои, а с ним побили вы всех армеи и гречан, для их сребра и злата. Л тот посол Фома послан был от Царяграда ко царю вашему для великих царственных дел. Да вы же у царя взяли любимую цареву вотчину славной и красной Азов град и рыбной двор. Напали вы на него, аки волки гладныя, и не пощадили вы в нем никакова мужеска возраста, ни стара ни мала, - посекли всех до единова. И положили вы тем на себя лютое имя звериное. И теперво сидите в нем.
Разделили вы государя царя турсково тем Азовым городом со всею ево ордою крымскою и нагайскою воровством своим. А та у него орда крымская - оборона его великая на все стороны страшная. Второе, - разлучили его с карабельным пристанищем. Затворили вы тем Азовом городом все море Синее: не дадите проходу по морю ни кораблем, ни катаргам царевым ни в которые поморския городы. Согрубя вы такую грубость лютую, чево вы конца в нем дожидаетесь? Крепкие, жестокия казачьи сердца ваши! Очистите вотчину царя турского Азов город в ночь сию, не мешкая. А что есть у вас в нем вашего сребра и злата, то понесите» без страха из Азова вон с собою в городки свои казачьи к своим товарищем, а на отходе ничем вас не тронем.
А есть ли только вы из Азова города сея нощи вон не выдете, не можете завтра от нас живы быти. Хто вас может, злодеи-убийцы, укрыть или заступить от руки ево такия сильныя и от великих таких, страшных, непобедимых сил его, царя восточново турсково? Кто постоит ему? Несть ему никово ровна или подобна величе¬ством и силам на свете! Единому лише повинен он Богу Небесному и един лише он верен страж гроба Божия, по воли ж Божий: избра его Бог на свете едина от всех царей. Промышляйте себе в нощь сию животом своим, не умрите от руки царя турсково смертью лю¬тою, своею волею. Он, великий государь восточной турской царь, не убийца николи вашему брату вору, казаку и разбойнику. Ему бы то, царю, честь достойная, что победить где царя великаго и равна своей чести, а ваша ему не дорога кровь разбойничя. А есть ли вы уже пересидите в Азове нощь сию через цареву такую ми¬лостивую речь и заповедь, - приймем завтра град Азов и вас в нем, воров, на муки лютыя и грозныя. Роздробим всю плоть вашу разбойничю на крошки дробныя! Хотя бы вас, воров, в Азове городе сидело 40000, ино силы с пашами под вас прислано болши 300 000. Несть столько и волосов на главах ваших, сколько силы турецкие под Азовым городом. Видите вы и сами, глупые воры, очима сво¬ими силу его великую неизчетну, как они покрыли всю степь вашу казачю великую. Не могут, чаю, и с высоты з города очи ваши видети другово краю сил наших. Не прелетат через силу нашу турецкую никакова птица паряща, устрашится людей от много множества сил наших, вся валится с высоты на землю. Аще б восхотел государь наш царь турецкими своими силами великими плети государство перситцкое, и он его, государь, такими людми в три дня взял или б землю его разорил.
И то вам ворам, даем ведать, что от царства вашего Московскаго никакой вам помощи и выручки не будет, ни от царя, ни от человек русских. На что вы, воры, глупыя надеждны? Запасу вам хлебнаго с Руси николи не пришлють.
А есть ли вы, люди Божий, служить похочете, казачество свирепое, водное, государю нашему царю Ибрагиму салтану, его величеству, принесите тако ему, царю, винныя свои головы разбойничи в повиновение на службу вечную. Радость будет: отпустит вам государь наш турецкой царь и паши его вси ваши казачи грубости прежние и нонешние и взятье азовское. Пожалует вас, казаков, он, государь наш турецкой царь, честию великою. Обогатит, казаков, он, государь наш турецкой царь, честию великою. Обогатит вас, казаков, он, государь турецкой царь, многим и неисчетным богатством, учинит вам, казаком, у себя во Цареграде покои великии во веки, положит на вас всех казаков плате свое златоглавое, печати подаст вам богатырские золоты с царевым клеймом своим. Всяк возраст вам, казаком, в государстве его во Цареграде будет кланяться, станут вас всех, казаков, называти - Дону славнаго рыцари знатныя, казаки избранныя. И то ваша слава казачья вечная в веце сем, от востоку до западу. Станут вас называти вовеки все орды бусурманския и еллинские, и перситцкие святорускими богатырями, што не устрашились вы своими людьми малыми таких великих и непобедимых сил царя турского, - 300 000 одной ево пописанной силы, окроме люду волново и черных мужиков, а тех у нас и счету нет пописати такова их множества, яко травы на поле или песку на море. Дождались вы к себе полкы под город в жестосердии вашем. Каков перед вами славен и силен, и многолюден, и богат перситцкий царь, владетель поставлен от Бога надо всею великою Персидою и над богатою Индеею! Имеет он, государь, у себя рати многия, яко наш государь турецкой царь, и тот шах персицкой царь, впрям николи не стоит на поли против царя турского и не сидят ево люди персидския противу нашей силы в городкех своих, ведая они наше свирепство, и безстрашие, и гордость".
Ответ наш казачей из Азова города турецким и розным языков и вер толмачам и голове яныческому:
"О, прегордыи и лютыи варвары! Вадим мы всех вас и до сех мест и про вас ведаем, силы и пыхи царя турсково все знаем. И видаемся мы с вами, турками, почасту на море и за морем, и на сухом пути. Знакомы уже вы нам! Ждали мы вас, гостей к себе под Азов город дни многия. Где полно ваш Ибрагим турской царь ум свой дел? Позор его конечной будет! Или у него, царя, не стало за морем злата и сребра, что он прислал под нас, казаков, для кровавых казачих зипунов наших четырех пашей своих? А с ними, сказываете, что под нас прислано рати турецкие одной его пописи 300 000. То мы и сами впрямь видим и ведаем, что есть столько силы его под нами, с 300 000 люду боевово, окроме мужика чорнова и охотника. Тех впрямь людей много: что травы на поле или песку на море. Да на нас же нанял ваш турецкий царь из 4 земель немецких салдатов б 000, да многих мудрых подкопщиков, а дал им за то казну великую для смерти нашей. Добивался голов казачих! И то вам, туркам, самим давно ведомо, что по сю пору никто наших зипунов даром не имывал с плеч наших. Хотя он у нас, турецкий царь, Азов и взятьем возмет такими своими великими турецкими силами и наемными людьми немецкими, умом немецким и промыслом, а не своим царевым дородством и разумом, не большая та и честь будет ево, царева, турскаго имяни, что возмет нас, казаков, в Азове городе. Не избудет он тем на веки и не из¬ведет казачья имяни и прозвища, и не запустеет Дон головами нашими! А на взыскание смерти нашей з Дону удалые молотцы к вам тотчас будут под Азов все, не утечи будет пашам вашим от них и за море. А есть ли только нас избавит Бог от руки ево такия сильныя, отсидимся от вас в осаде в Азове городе от великих таких сил его, от 300000 человек, людми своими малыми, всево нас, казаков, в Азове сидит 5000, срамно то будет царю вашему турскому и вечный стыд и позор от его братьи, от всех царей и королей немецких. Назвал он высоко сам себя, будто он выше всех земных царей, а мы люди Божьи, надежда у нас вся на Бога и на Матерь Божию Богородицу и на иных угодников и на всю братию и то¬варищей своих, которые у нас по Дону в городках живут, - те нас выручат. А холопи мы природные государя царя христианскаго царства Московскаго, а прозвище наше вечно - казачество донское волное и безстрашное!
Станем мы с ним, царем турским, битца, что с худым свиным пастухом наймитом. Мы собе казачество волное исповедаем и живота своего на разсужаем, не страшимся того, что ваши силы великия: где бывают рати великия, тут ложатся трупы многая! Ведь мы люди Божий, а не шаха персидского, что вы, будто женок, засыпаете в городех их горами высокими, а нас, казаков, от веку нихто в осаде живых не имывал, а горою вам к намъ итти моторно. Вы наш промысл над собою сами увидите. Хотя нас, казаков, в осаде сидит не много, только 5 000, а за Божией помощи не боимся сил ваших великих 300 000 и немецких всяких промыслов. Гордому ему бусурману царю турскому и пашам вашим Бог противитца за ево такия слова высокие. Ровен он, собака, смрадный пес, ваш турской царь, Богу Небесному у вас в титлах пишется. Как он, бусурман поганой, смеет так в титлах писатся и подобитися Вышнему? Не положил он, похабный бусурман, поганый пес, скаредная собака1 (Разве не напоминают крепкие выражения эти стиль письма запорожцев турецкому султану (см. обложку)), Бога себе помощника, обнадежился он на свое тленное богатство, вознес отец его сатана гордостию до неба, опустит его Бог с высоты в бездну во веки. И от нашей казачей руки малыя срамота, и стыд, и укориза ему вечная будет, царю вашему турскому, и пашам, и всему войску.
Где ево рати великия топере в полях у нас ревут и славятся, а завтра в том месте у вас будут вместо игор ваших горести лютые плачи многие, лягут от рук наших ваши трупы многие. И давно у нас в полях наших летаючи, клехчют орлы сизыя и грают вороны черныя подле Дону тихова, всегда воют звери дивии, волцы серыя, по горам у нас брешут лисицы бурыя, а все то скликаючи, вашего басурманского трупа ожидаючи. Преж сего накормили мы их головами вашими, как Азов взяли, а топерво вам от нас опять хочется тово ж, чтоб плоти вашея мы тех зверей накормили, - то вам будет по прежнему! А красной хорошей Азов город взяли мы у царя вашего турского не разбойничеством и не татиным промыслом, взяли мы Азов город впрямь в день, а не ночью, дородством своим и разумом для опыту, каковы его люди турские в городех от нас сидят. А мы сели в Азове людми малыми, розделясь с товарыщи нароком надвое, для опыту ж - посмотрим мы турецких умом и промыслов!
А все то мы применяемся к Еросалиму и Царюграду. Хочется також взята Царьград, то государьство было християнское. Да ж, бусурманы, нас жалеете, что с Руси не будет к нам ни запасу хлебново, ни выручки, а сказываете нам, бутто к вам из государьства Московскаго про нас о том написано. И мы про то сами вас, собак, ведаем, какие мы в Московском государьстве на Руси люди дорогие, ни к чему мы там не надобны, очередь мы свою собою сами ведаем. А государьство Московское многолюдно, велико и пространно, сияет светло посреди, паче всех иных государьств и орд бусурманских, персидцких и еллинских, аки в небе солнце. Л нас на Руси не почитают и за пса смердящаго. Отбегаем мы ис того государьства Московскаго, из работы вечныя, мс хо¬лопства неволнаго, от бояр и от дворян государевых, да зде при¬бегли и вселились в пустыни непроходней, взираем на Христа Бога Небеснаго. Кому об нас там потужить? Ради там все концу наше¬му. А запасы к нам хлебные и выручки с Руси николи не бывали.
Кормит нас, молодцов, на поли Господь Бог своею милостию во дни и в нощи зверми дивиими да морскою рыбою. Питаемся мы, аки птицы небесныя: ни сеем, ни орем, ни в житницы збираем. Так питаемся подле море Черное. А злато и сребро емлем у вас за морем - то вам самим ведомо! А жены себе красныя и любимыя водим и выбираем от вас же из Царяграда, а с женами детей с вами вместе приживаем. А се мы взяли Азов город своею волею, а не государьским повелением, для казачих зипунов своих и для лютых и высоких пых ваших, поганых и скаредных. И за то на нас холодей своих далных, государь наш зело кручиноват, и мы зело боимся от него, великого государя, казни смертныя за взятье азовское.
А государь наш великий, и праведный, и пресветлый царь и великий князь Михаиле Федоровича всеа России самодержец и многих государьств и орд государь и обладатель и много у него ве¬ликого государя, в вечном холопстве таких бусорманских царей служат ему, великому государю, как ваш Ибрагим, турской царь. Только он, государь наш великий, пресветлый и праведный царь, чинит по преданию святых отец, не желает пролития кровей ваших бусорманских. Довольно он, великий государь, богат от Бо¬га данными своими царьскими оброками и без вашего бусорманского скареднаго богатства хотел бы он, великий государь, ваших бусурманских кровей разлития и градом вашим бусурманским раз¬орения за ваше бусурманское к нему, великому государю, неисправление, хотя бы он, великий государь наш, на вас на всех босурман велел быть войною одной своей Украине, которые люди живут в украинских городех по валу от рубежа Крымского и Нагайского, и тут бы собралось его государевых русских людей с одной той Украины болши легеона тысящь. Да и такия ево государевы люди руския украиньцы, что они жестоки на вас будут и алчны, аки лвы яростные и неукротимые, и хотя поясти вашу живую плоть босурманскую. Да держит их и не повелит им на то десница ево царьская. А в городех во всех украинских под страхом смер¬тным, а царевым повелением держат их воеводы государевы. Не укрылся бы ваш Ибрагим турской царь от руки ево государевы и от жестокосердия людей ево государевых и во утробе матери своей, и утробу бы ея распороли., да перед лицем бы ево царевым поставили. Не защитило бы ево, царя турскаво, от руки ево государевы ж от ево десницы высокие и море Черное. Не удержало бы людей ево государевых! И был бы за ним, великим государем, однем летом Ерусалим и Царьград по прежнему, а в городех бы турецких во всех не стоял бы камень на камени от промыслу русского.
Да вы же нас зовете словом царя турского, чтобы нам служить ему, царю турскому, а сулите нам от него честь великую и богатство многое. А мы люди Божий, а холопи государя царя московского, а се нарицаемся по крещению православные крестьяне. Как служить можем ему, царю турскому неверному, оставя пресветлой здешней свет и будущей? Во тму итти не хощем! Будем впрямь мы ему, царю турскому, в слуги надобны, и как мы отсидимся от вас в Азове городе, побываем мы у него, царя, за морем под ево Цареградом, посмотрим мы Царяграда строение и красоты ево. Там с ним, царем турским, переговорим речь всякую, - лишь бы ему, царю, наша казачья речь полюбилась! Станем мы служить ему, царю, пищалями казачъями, да своими сабелки вострыми. А ныне нам с вами и с пашами вашими и говорить нечего, да и не с кем. Как предки ваши, бусорманы поганые, учинили над Цареградом, взяли взятьем его, убили они государя царя крестьянского Константина благоверного, побили в нем крестьян многая тмы тысячи, обагрили кровию нашею крестьянскою все пороги церковныя, искоренили до конца всю веру крестьянскую, - тако бы и нам учинить над вами, бусорманами погаными, взять бы ныне нам Царьград взятьем из рук ваших бусорманских, убить бы против того вашего Ибрагима царя турского и со всеми его бусорманы погаными, пролита бы вашу кровь бусорманскую нечистую. Тогда у нас с вами в том месте мир поставитца, а тепере нам с вами и говорить больши того нечего. Что мы от вас слышали, то твердо ведаем, что вы от нас слышали, то скажете речь нашу пашам своим.
Нельзя нам миритца или веритца крестьяном з босурманы. Крестьянин побожится душею крестьянскою, и на той правде во веке стоит, а ваш брат бусорман, побожится верою бусорманскою, а ваша вера бусорманская татарская ровна бешеной собаке, - и по-вашему брату, бусорману, собаке, и верить нельзя.
Ради мы завтра вас подчивать, чем у нас, молотцов. Бог послал в Азове граде. Поедте вы к своим глупым пашам не мешкая, а опять к нам с такою глупою речью не ездите. А манить вам нас, - лише дни даром терять! А хто от вас к нам с такою глупою речью впредь будет, тому у нас под стеною города быть убиту. Промышляйте вы тем, для чего приехали от царя своего турскаго. Мы у вас Азов город взяли головами своими молодецкими, людми немногими, а вы его у нас, ис казачих рук наших, доступаяте го¬ловами своими турецкими, многими своими силами. Кому-то у нас на всех поможет Бог потерять вам под Азовым городом турецких голов своих многим тысящи, а не видать его вам будет из рук наших казачьих и до века. Разве отымет у нас, холопей своих, великий государь царь и великий князь Михаиле Федоровича всеа России самодержец, да вам им, собак, пожалует, то уже ваш будет, на то его государьская воля".
Как от Азова города голова и толмачи приехали в своя турецкия табары к пашам своим и сказали наш ответ, в их полках у них в те поры замешалось: почали в трубы трубить в великия для собрания силы и полков. И после той трубли собранной почали бить в гарматы великия и в набаты, в роги и в цебылги почали играть добре жалостно. А все знатно, что готовятся к приступу. А у всей пехоты их салдацкой и яныческой с барабаны бьют тихо. И разбирались они в полках своих, и строились ночь всю до света. Как на дворех уже час дни, почали выступать полки ис станов своих. Знамена у них зацвели и праперы, как .есть стали цветы многи. От труб великих и набатов неизреченный визг. Дивен и страшен приход их под Азов город! Никак того уже нельзя страшнее быти.
Перво под город к нам пришли к приступу немецкия 2 полковника с салдатами, а за ними пришел весь строй пехотной янычейской 150000, потом и орда вся с пехотою к городу к приступу пришла. Крикнули столь смело и жестоко в приход их первой, приклонили к нам они все знамена свои и покрыли знаменами своими весь наш Азов город. Почали башни и стены топорами рубить и ломами великими ломать, а на стены многая по лестницам взошли: хотели нас взять того часу 1-го своими силами. В те поры уже у нас стала стрельба по них осадная из города, а по тех мест мы им молчали. В огне и в дыму не можно у нас друг друга видеть: на обе стороны лише дым да огнь стоял, а от стрельбы их огненной дым топился до неба. Как есть - страшная гроза небесная, когда бывает гром с молниею! Которые у нас подкопы были отведены за город для их приступного времени, и те наши подкопы от мно¬жества их неизреченных сил не устояли - все обвалились, не удержала силы их земля и крепость азовская. И уста наша кровию запеклись, не пиваючи и не едаючи! На тех-то пропастех побито турецкой силы от нас многия тысящи: приведен у нас был весь снаряд на то подкопное место и набит был он весь у нас дробю, железными усечками. Убито у нас под стеною Ахова города на том 1-ом приступе в тот 1 день турок 6 голов яныческих, да 2 немецких полковников со всеми салдаты с 6 000-ю. В тот же день, вышед, взяли мы у них на вылазке большое знаме царя их турскаго клеймом ево. Паши его и полковники перво приступали всеми (ядами в тот 1 день весь день до вечера и зорею вечернею. Убито у них в тот 1 день от нас под городом, окроме б голов яиыческих « 2 полковников немецких, 23000, окроме раненых. И мы, казаки, вышед из города, оклали труп мертвой турецкой вкруг города выше пояса.
На 2 день в зорю вечернюю опять прислали к нам паши под Азов город толмачей своих, чтоб дать отобрать побитой труп, который побит от нас под стеною Азова города. А давали нам за всякую убитую яныческую голову по золотому червонному, а за голов в за полковников давали по 100 тарелей (Талеров.). И войском за то не постояли им, не взяли у них ни сребра, ни злата: "Не продаем мы мертваго трупу николи. Не дорого нам ваше сребро и злато, дорога нам слава вечная! То вам, собакам, из Азова города от нас, казаков, игрушка первая, лише мы, молотцы, оружие свое прочистили. Всем вам, бусорманам, от нас то же будет, иным нам вас потчивать нечем - дело осадное!".
В тот 2 день боя у нас с ними не было. Отбирали они свой побитой труп целой день до вечера, выкопали они яму побитому своему трупу, глубокий ров, от города на 3 версты, а засыпали ево горою высокою и поставили над ними признаки многия босурманския и подписали на них языки многими разными.
И после того в 3 день опять к нам они, турки, под город пришли со всеми своими силами. Только уже стали они вдале от нас, а приступу к нам не было. Зачали люди их пеши в тот день весть гору высокую, земляной великой вал, выше многим Азова города. И тою горою высокою хотели нас живых накрыть и засыпать в Азове городе великими турецкими силами. И привели ту гору к нам в три дня. И мы, видя ту гору высокую, горе свое вечное, што от нее наша смерть будет, попрося у Бога милости и Пречистая Богородицы помощи и у Предтечева образа (Т.е. у иконы св. пророка Иоанна Предтечи.) заступления, и придавшая на помощь Чюдотворцы Московские, учиня мы меж собою последнее надгробное прощание друг з другом и со всеми православными крестьяне (т.е. христиане.), малою своею дружиною 5000 пошли к ним из города на прямой бой против 300000.
"Господь, сотворитель небу и земли, не выдай нечестивым создания рук Своих. Видим от них, сильных, пред лицем смерть свою лютую: хотят нас живых покрыть горою высокою, видя пустоту нашу я безсилие, что нас в пустынях покинули все православные крестьяне,, убоялись лица их страшнаво, великих сил турецких. И мы, бедныя, не отчаивая себе Твоя Владычняя милости, видя Твоя щедроты великия, за Твоею помощию Божию, за веру крестьянскую умираючи, бьемся против сил болших, людей 300000, за церкви Божий, за все государство Московское и за имя царьское".
Положа мы на себя все образы смертныя, выходили к ним на бой и единодушно крикнули, на бой вышед к ним: "С нами Бог! Разумейте язьцы и покаряйтеся, яко с нами Бог!"
Как заслушали неверные изо уст то слово, что с нами Бог, не устоял впрямь ни един человек против лица нашего, побежали все от горы своея высокия. Побили мы их, в тот час вышед, многая тысящи, взяли мы у них в те поры на вылазке на том бою у той горы 16 знамен однех яныческих, да 28 бочек пороху. Тем-то мы их порохом, подкопайся под ту их гору высокую, разбросали всю ее, их же побило ею многая тысящи а "к нам их яныченей тем нашим подкопным порохом живых в город кинуло 1400 человек. Так их премудрость земляная с тех мест миновалась. Почали они от нас страшны быти.
В рати их почела меж их роздряга быти великая. Паши ж ту¬рецкие почали крычать на царя Крымского, что не ходит он приступом с ордою с Крымскою. Царево слово к пашам и турченям: "Иже ведомы нравы казачи и обычаи. Приступами нам их николи не имывать - в осадах казаки люди жестокосердые. Под светом таких людей не видано и не слыхано! Разве нам на единую их казачью голову давати своих голов по 1 000".
По повелению пашей и умышленников-городоемцев повели яныченя и все их войско и черныя мужики другую гору позади тое, болше прежней: в длину лучных 3 перестрела, а в вышину многим выше Азова града, а широта ей, как можно бросить до нея дважды каменем. И на той горе поставили весь снаряд свой пушечной и пехоту свою всю привели турецкую на ту гору, - 150 000, и орду нагайскую всю с лошадей збили. И почали с той горы из снаряду бить по Азову граду беспрестани день и нощ. И от пу¬шек их аки страшный гром стоял, и огнь и дым топился от них до неба. 16 день и нощей 16 не премолк снаряд их пушечной ни на единой час! В те поры дни и нощи покоя нам от стрелбы их пушечной не было. Все наши азовские крепости роспались. Стены и башни все, и церковь Предтечева, и полаты все до единыя розбили у нас по подошву самую, и снаряд наш пушечной переломали весь. Одна лише у нас во всем Азове городе церковь Николы Чудотворца в полы осталась. Потому ея столько осталось, что она стояла внизу добре у моря под гору.
А мы от них сидели по ямам все и выглянуть нам из них нелзе. И мы в те поры зделали себе покой великой в земле под ними: под их валом дворы себе погайныя великие поделали. Ис тех мы потайных своих дворов подвели под них 28 подкопов, под их таборы, и теми мы подкопами себе учинили прямую избаву великую: выходили мы нощию и своими нощными выласками на их пехоту турецкую положили мы великой страх и урон большой учинили в людех их. И после того паши турецкие, смотря на наши те подкопные мудрости и осадные промыслы, повели они уже напротив к нам из своих табор 17 подкопов своих и хотели оне теми подкопами приттить к нам в ямы наши, да нас подавить своими людми великими. И мы милостию Божиею устерегли все те подкопы и под их покопы зделали свои подкопы и подкатили пороху, и те их подкопы все взорвало и побито их, турецких людей, многие тысячи. С тех мест подкопная их мудрость вся уж миновалась. Постыли уж им те все подкопные промыслы!
А было от турок всех приступов к нам под город 24 приступа всеми их людми, окроме болшова приступа первово. Таковаго и смелаго и жестоково приступу не бывало к нам, ножами мы с ними резались в тот приступ.
Почали уже оне к нам метати в ямы наши ядра огненныя чиненыя и всякие немецкие приступные мудрости. Тем нам они чинили пуще приступов тесноты великия, побивали многих нас и опаливали. А после тех ядер огненных, вымышляя оне над нами умом своим, оставя оне вси уж мудрости, почели нас осиливать и доступать прямым боем, свими силами. Почали оне к нам на приступ присылать на всякий день людей своих, янычен по 10 000 человек, приступают к нам целой день до ночи. Ночь придет, - на перемену им придут другия 10 000 человек, - те уж к нам припают ночь всю до света. Ни на един час не дадут покою нам!
Оне бьются с переменою день и нощь, чтоб тою истомою осилеть нас. И от такова их к себе злого ухищреннаго промыслу, от бессония, и от тяжелых ран своих, и от всяких осадных лютых нужд, и от духу смраднаго от человеческаго трупия, отягчали мы все и изнемогли многими болезнями лютыми осадными. А се в мале дружине своей остались, уж стало переменитца некем, - ни на единой час отдохнуть нам не дадут!
И в те поры, отчаявши мы живот свой в Азове городе, в выручке своей безнадежны стали от человек. Толко себе чаем помощи от Вышняго Бога. Прибежим, бедные, к своему помощнику Предтечеву обрезу, пред ним, светом, розплачемся слезами горкими:
"Государь-свет, помощник наш, Предтеча Христов Иоанн! По Твоему светову изволению разорили мы гнездо змиево, - взяли Азов град, - побили мы в нем всех християнских мучителей и идолослужителей. И Твой светов дом, Никола Чудотворец, очистили и украсили ваши чудотворныя образы от своих грешных и недостойных рук. Без пения у нас по се поры перед Вашими образы не бывало. Али мы Вас, светов, прогневали чем, что опять хощете итти в руки бусурманския? На Вас мы, светов, надеялись, в осаде в нем сидели, оставя всех своих товарищей. А топерво от турок видим смерть свою лютую. Поморили нас безсонием: 14 дней и 14 нощей с ними безпрестани мучимся. Уже наши ноги под нами подогнулися и руки наши оборонныя уж не служат нам, от истомы уста наши не глаголют уж, от безпрестанныя стрельбы глаза наши выжгло, в них стреляючи порохом, язык уж наш во устах наших на бусурман закричать не ворочится. Такое наше безсилие - не можем в руках своих никакова оружия держать, почитаем себя уже мы топерво за мертвый труп. 3 два дни, чаю, уже не будет в осаде сиденья нашего. Топерво мы, бедныя, разставаемся с вашими чудотворными иконами и со всеми християны православными. Не бывать уж нам на святой Руси! Смерть наша грешничья в пустынях за ваши иконы чудотворныя, за веру християньскую, за имя царьское и все государство Московское.
Почали уже мы, атаманы и казаки, и удалые молотцы, и все великое Донское и Запорожское свирепое Войско прощатись:
"Прости нас, холопей своих грешных, государи царь и великий князь Михаиле Федорович всеа России самодержавен. Вели, государь, помянуть души наши грешныя. Простите, государи, вси патриархи вселенские. Простите, государи, вси преосвященнии митрополиты. Простите, государи, вси архиепископы и епископы. Простите, государи, архимандриты и игумены. Простите, государи, протопопы и вси священницы и дьяконы и вси церковные причетники. Простите, государи, вси мниси и затворники.
Простите нас, вси святии отцы. Простите, государи, вси християне православные, поминайте наши души грешныя со своими праведными родителями. На позор мы учинили государьству Московскому. Простите нас, леса темныя и дубравы зеленыя. Простите нас, поля чистые и тихия заводи. Простите нас, море Синее и реки быстрые. Простите нас, море Черное. Прости нас, государь наш, Тихой Дон Иванович, уже нам по тебе, атаману нашему, з грозным войским не ездить, дикова зверя в чистом поле не стрелевать, в Тихом Дону Ивановиче рыб не лавливать.
Чтоб умереть не в ямах и по смерти б учинить нам на Руси славу вечную, взяли мы иконы чудотворныя Предтечину, да Николину, да пошли с ними противу бусурманов на выласку. И Милостию Божиею, и молитвою Пречистые Богородицы, и заступлением небесных сил, и помощи их угодников Предтечи Иоанна и Николая Чудотворца, на вылазке явно бусурманов побили, вдруг вышедши больши 6000. И в чем осилеть не умеют нас, и с тех мест не почали уже присылать к приступу к нам людей своих янычен. А мы от тех мест от бед своих, от смертных врат и ран и от истомы их отдохнули в те дни и замертво повалялись.
А после того бою, погодя 3 дни, опять почели к нам толмачи их крычать, чтоб им говорить с нами, а то уж у нас речи не было, потому что язык наш от истомы нашея во устах наших не ворошится. И оне, бусорманы, догадалися - к нам на стрелах почали Ярлыки метать. А в ерлыках они в своих пишут - просят у нас пустова места азовскаго, а дают за нево выкупу на всяково молотца по 300 тарелей серебра чистово, да по 200 золотых червонных арапьских. - "А в том вам паши и полковники шертують душею царя турского, что на отходе ни чем не тронут вас. Подите с сребром и з золотом в свои городки казачи к своим товарищем, а нам лишь отдайте пустое место азовское".
И мы к ним напротив пишем:
"Не дорого нам ваше сребро и золото собаче похабное бусурманское, у нас в Азове и на Дону золота и серебра своего много. То нам, молодцам дорого и надобно, чтоб наша была слава вечная по всему свету, что не страшны нам ваши паши и силы турецкие. Сперва мы сказали вам: дадим мы вам про себя знать и ведать память на веки во все ваши край бусурманские, чтобы вам было сказать, пришед от нас, за морем царю своему турскому глупому, каково приступать к казаку русскому. А сколко у нас в Азове городе розбили кирпичю и камени, и столко же взяли мы у вас турских голов ваших за порчю азовскую. В головах уже, да в костях, ваших складем Азов город лутче прежнего! Протечет та наша слава молодецкая во веки по всему свету, что кладем город в головах ваших. Нашел ваш турской царь себе позор и укор до веку. Станем с него имать по всякой год уж вшестеро".
После тово уж нам от них полехчало - приступу уж не было к нам. Сметись оне в своих силах, что их под Азовым побито многия тысящи.
А в сидение свое осадное имели мы, грешные, пост в те поры и моление великое, и чистоту телесную и душевную. Многие от нас людие искусные в осаде то видели во сне и вне сна ово жену прекрасну и светлолепну в багрянице светле на воздусе стояще по
среди града Азова, ото мужа древна, власата, боса, в свстямх ризах, взирающих на полки бусурманские. Та нас. Мать Бохия Богородица, не предала в руце бусорманские. И на них нам помощь явно дающе, в слух нам многим глаголюще: умилным гласом:
"Мужайтеся казаки, а не ужасайтеся! Себо град Азов от беззаконных агарян зловерием их обруган и суровством их, нечестивых, престол Предтечин и Николин осквернен. Не токмо землю в Азове или престолы оскверниша, но и воздух их над ним отемнеша. Торжище тут им ничестиво християнское учиниша: разлучиша мужей от законных жен, сыны и дщери разлучаху от отцов и матерей. От многово тово плача и рыдания земля вся христианская от них стоняху, а о чистых девах и о непорочных уста моя не Moiyr изрещи, на их поругания смотря. И услыша Бог моление их и плач, виде воздание рук своих - православных христиан - зле погибающе, дал вам на бусорман отомщение: предал вам град сей и их в руце ваши. Не рекут нечестивые: " Где есть Бог ваш Христианской?" И вы, братие, не пецытеся; отжените весь страх от себя - не пояст вас николи бусорманский меч. Положите упование на Бога, приимите венец нетленной от Христа, а души ваши приимет Бог. И имате царствовати со Христом во веки".
А то мы многая, атаманы и казаки, видели явно, что ото образа Иванна Предтеча течаху от очей Ево слезы многая по вся приступы, а в первой день в приступное время видеху ланпаду, полну слез от Ево образа. А на выласках от нас из града все видеша бусурманы, турки и крымцы и нагаи, мужа храбра и младова во одежде ратной со едином мечем голым на бою ходяще, множество бусурман побиваше. А наши очи то не видели, лише мы по утру по убитом знаем, что дело Божие, не рук наших: пластаны люди турские, изсечены наполы. "Скажите нам, казаки, хто у вас из Азова города выезжают к нам в полки наши турецкие два младыя мужыка в белых ризах, с мечами голыми? И побивают они у нас нашу силу турецкую всю и пластают людей наших наполы во всей одежде". И мы про то им сказываем: "То выходят воеводы наши".
И всего нашего сиденья в Азове от турок в осаде было июня с 24 числа 7149 году до сентября по 26 день 7150 (Т.е. с 24.06.1641 по 26.09.1642, считая от Рождества Христова.) году.
А сентября в 26 день в ноши от Азова города турские паши и с турки и крымской царь со всеми своими силами за четыре часа до свету, возметясь окоянны и вострепетась, побежали никем гоними с вечным позором.
Пошли паши турецкие к себе за море, а крымский царь пошел в орду к себе, черкасы пошли в Кабарду, свое-то нагаи пошли в улусы.
И мы, как послушали отход их с табор, - ходило нас, казаков, поры на таборы их 1 000 человек. И взяли мы у них на их таборех в тое пору языков турок и татар живых 10 человек. А больных и раненых застали мы 2000. И нам те языки в роспросе и с пыток говорили все единодушно, от чево в ноши побежали от града паши их и крымский царь со всеми своими силами: "В нощи той с вечера было нам страшное видение. На небеси над нашими полки бусурманскими шла великая и страшная туча от Русии, от вашего царства Московскаго. И стала она против самого нашего, а перед нею, тучею, идут по воздуху два страшные юноши, а в руках своих держат мечи обнаженные, а грозятся на наши полки бусурманские. В те поры мы их всех узнали. Тою нощию страшные воеводы азовские во одежде ратной выходили на приступы наши из Азова града, - пластали нас и в збруях наших надвое. От того-то страшного видения (побежали мы) без пашей наших и царя крымского с таборов".
А нам, казаком, в ту нощь в вечере видение всем виделось: по валу бусурманскому, где их наряд стоял, ходили два мужа леты древними, на одном власяница мохнатая. А сказывают (они) нам: побежали, казаки, паши турские и крымской царь с табор, и пришла на них победа от Христа, Сына Божия, с небес от силы Божии».
Да нам же сказывали языки те про изрон людей своих, что побито от рук наших под Азовом городом. Писменнова люду убито однех у них мурз и татар и янычен 96 000, кроме мужика черного. А нас всех, казаков, в осаде было в Азове граде только тысящ 307 человек, а которые остались мы, холопи государевы, (от) осады той, и те все переранены. Нет у нас человека цени единого, кой бы не пролил крови своея, в Азове сидячи, за имя Божие и за веру християнскую.
А топер мы Войском всем Донским государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Росеи просим милости, сиделцы Азовские и которые по Дону и в городках живут, холопей своих, чтоб велел у нас принять с рук наших свою государеву вотчину Азов град для светов Предтечина и Николина образа, (потому) что им, светом, (у) годно тут всем Азовым градом заступити. И он, государь, от войны от татар (безопасен будет) и во веки, как сядут (его ратные люди) в Азове граде.
А мы, холопи его, которые остались у осады азовские, - все уж мы старцы увечные: промыслы и боя уже не будет с нас. А се обещание всех нас у Предтечева образа в монастыре ево постричись, Припяти образ мнишеский. За нас же государь станет Бога молить до веку. А за ево государьскою тою к Богу верою и ево государьскою высокою рукою оборью оборонил нас Бог от таких великих турских дел, а не нашим молодецким мужеством и промыслом.
А буде государь нас, холопей своих далных, (не) пожалует, не велит у нас принять с рук наших Азова града, - заплакав, нам ево покинути. Подымем мы, гершныи, икону Предтечеву, да пойдем с Ним, светом, где нам он велит. А атамана поставит у Ево образа, - тот у нас будет игуменом, а ясаула пострижем, - то (т) нам будет строителем. А мы, бедные, хотя дряхлые все, а не отступим Его, Предтечева образа, - помрем все тут до единого! Будет во веки славна лавра Предтечева".
Прошло два года после достопамятной защиты Азова, когда казаки получили царский указ покинуть Азов, возвратиться по своим куреням или же отойти не Дон, "кому куда пригодно будет". Из страха войны с турками, Московское государство отказалось, таким образом, содержать в отдаленной крепости свой гарнизон. Тогда казаки вывезли оттуда все запасы, артиллерию, снаряды, подкопали уцелевшие башни и стены; затем, оставив небольшой отряд, перешли с чудотворной иконой Иоанна Крестителя на Михин остров, что против устья Аксая. А в том же году появились в виду Азова 38 турецких кораблей. Казаки, бывшие в крепости, немедленно взорвали подкопы, »и турки принуждены были раскинуть шатры на развалинах одной из сильнейших своих крепостей. Мустафа-паша, начальствовавший флотом, за неимением чего лучшего, обнес город частоколом, а из барочного лесу поделал казармы. Несколько позже туркам пришлось восстановить крепость, хотя далеко не в прежнем виде - ту строили генуэзцы, мастера этого дела - с тем, чтобы через сто лет, после двукратной защиты, навсегда от нея отступиться в нашу пользу.

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Гнеденко А. М, Гнеденко В. М. «За други своя или все о казачестве»

Общевойсковой круг донцов и порядок избрания старшины.
Почему казаков нельзя было застать врасплох. Легендарная казачья "лава", в чем ее секрет и корни. Охотничьи промыслы или обычай молодечества на Дону. Единоборство двух знаменитых богатырей - казака и черкеса и чем оно закончилось. У кургана "Двух братьев", или большая охота.
Воспитание рыцарского духа с младых ногтей. Витязи моря, или казачьи хитрости на воде. О том, как зародилось супружество на Дону.
Верность казаков российскому самодержавию и ее корни.

Как мы помним из 2-й главы, казаки запорожские и донские происходили из одного корня - православных потомков скифов и гуннов. Потому нет ничего удивительного в том, что быт и обычаи тех и других были во многом схожи. Хотя, конечно, у Донского войска были и свои особенности, привнесенные пришлыми людьми из Московии.
С весны донцы обыкновенно собирались в главный свой город - сначала это были Раздоры, затем Черкасск - избирать старшину: войскового атамана, двух есаулов и писаря. Есаулы отвечали за войсковую казну и доходы и приводили в исполнение приговоры круга. Кругом называлось собрание всех приехавших казаков, которые обыкновенно сходились возле войсковой избы. Приговор круга считался окончательным и обжалованию не подлежал. Если же среди казаков не было единомыслия по какому-нибудь важному дела они прибегали к совету Белого (т.е. московского) царя и поступали так, как он скажет.
Шумны, а порой и драчливы бывали собрания донцов, но, как только их уха достигала весть о неприятеле, наступали тишина и порядок: самые буйные из казаков становились послушными и исполнительными. Да и как было иначе, если в противном случае им грозила немедленная расправа.
Как узнавали донцы о надвигавшейся угрозе? С помощью Двойной цепи пикетов и дальних конных разъездов, которые зорко следили за неприятелем и при малейшем движении его сообщали в Черкасск атаману. Городок тот был построен наподобие Запорожской Сечи: он затоплялся со всех сторон и был недоступен для внезапных набегов неприятельской конницы.
Как только становилось известным о готовящемся набеге, несколько отборнейших сотен во главе с походным атаманом скакали через степь в тыл противнику и сторожили его, затаившись у брода и на перевозах. Самые дальние наезды казаки совершали ночью или во время ненастья, когда враги меньше всего ожидали нападения. Вожак, что шел впереди, узнавал по следу не только, в какую сторону прошел неприятель, но и когда именно - вчера или третьего дня и сколько у него всадников.
Через реки казаки переправлялись обычно "ордынским" или, точнее, "скифским" способом: клали седло с вьюком на небольшой плотик из камыша - "салу" и, привязавши его к хвосту коня, сами цеплялись за уздечку. В поход они всегда отправлялись налегке, не беря с собой ничего кроме сухарей, вооружались пищалями, копьями, саблями, иногда длинными малокалиберными орудиями - фальконетами, стрелявшими со станков фунтовыми ядрами.
Отряды казаков четко подразделялись на сотни и полусотни, командовали которыми соответственно есаулы, сотники и пятидесятники. Казаки одинаково умело могли сражаться и конным строем и пешим. А когда случалось им быть в окружении, они быстро смыкались, укладывали лошадей треугольником (т.е. "батовали", если употреблять казацкий военный термин) и отстреливались из-за них пока хватало пороху или пока свои пришлют подмогу. На-падали же казаки по старинному скифскому обычаю всегда лавой, то есть длинным разомкнутым строем, с помощью которого они охватывали противника с флангов и заскакивали ему в тыл.
За первой лавой следовала вторая, потом третья. Редко кто мог устоять, заслышав гиканье у себя за спиной и ощетинившиеся казацкие пики перед глазами. И закаленные в набегах татары, и хищные ногаи и калмыки избегали встречаться с казаками один на один в открытом поле. Кочевники предпочитали вторгаться в пределы казацких поселений неожиданно, как снег на голову. Однако такое удавалось редко: вестовая пушка или церковный колокол загодя возвещали тревогу, станичный есаул со знаменем в руках скакал по улицам, призывая население на защиту; в итоге враг, с какой бы стороны он ни зашел, наталкивался на мужественное сопротивление всегда готовых к бою казаков. А тем временем их жены, дети и престарелые отцы спешили отогнать и спрятать в камышах коней и домашний скот, чтобы там переждать тревогу.
Постоянные тревоги и частые войны приучали казаков не привязываться ни к чему земному, ценить истинных друзей и верность долгу, а в самые отчаянные минуты уповать на Бога и Богородицу. С другой стороны, всегдашняя бранная жизнь порождала у них беспримерную удаль и бесстрашие, сознание своей силы и ловкости и уверенность в конечном успехе. Удальцы никогда не переводились на Дону. Задумав погулять или, как тогда говорили, поохотиться", казак выходил к станичной избе и, кидая шапку наверх, выкрикивал зычным голосом: "Атаманы-молодцы, послушайте меня! На Синее (т.е. Азовское), на Черное море - поохотиться!" Или: "На Кубань на реку за ясырем!" - т.е. за пленными. Иногда выкрикивали: "На Волгу-матушку рыбки половить!" Охотнтки всегда находились, в знак согласия они также кидали вверх шапки после чего все вместе творили молитву и выбирали походного атамана.
На такие промыслы выходили небольшими партиями: редко в полсотни, чаще в 5-10 человек иногда вдвоем или даже в одиночку. Вернуться с промысла без добычи было настолько позорно, что казаки предпочитали погибнуть, чем возвращаться с пустыми руками. Иные охотники прославили свое имя подвигами, о которых говорил весь Дон. История сохранила имя одного из них - Ивана Краснощекова.
Рассказывали, что встретился он однажды со знаменитым в Закубанье черкесом по прозвищу Овчар, также вышедшим "поохотиться". Горские же джигиты как помним, были потомками омусульманенных татарами черкасов и имели с казаками много общей крови. Естественно, что они не уступали казакам в ратном искусстве и ловкости. Краснощеков и Овчар знали друг друга благодаря людской молве и искали случая сойтись в единоборстве, и вот, наконец, встретились. Иван издали узнал соперника и дал себе слово «не спустить с руки ясна сокола». Горец также почуял Ивана издалека.
Овчар лежал у самого обрыва Кубани, облокотись на землю и глядел на трещавший перед ним костерок. Казалось, он не замечал, что хлещет дождь, свищет ветер и враг его совсем близко: лишь украдкою косил глазом, чтобы успеть вовремя схватить ружье. Краснощеков живо сообразил, что ему не подойти на выстрел своего короткого ружья. Он исчез на какое-то время из поля зрения Овчара, а сам "тишком и ничком" стал пробираться ближе к нему по-пластунски. Когда же Иван прополз столько, сколько было нужно, он выставил в сторонке свою шапку. И тут жe прозвучал выстрел и прострелянная шапка упала наземь. Toгда казак спокойно поднялся и в "вприпор" ружья сразил джигита наповал. Резвый аргамак и богатое оружие достались ему в награду.
Свободный поиск добычи на ничейном пространстве позволял казачеству поддерживать на высоком уровне свою боевую форму, на практике обучать необстрелянную еще молодежь. Тем же целям служила и охота на зверя. В особенной чести была так называемая "большая охота", в которой принимало участие почти все войско.
Тысячи конных и пеших казаков отправлялись к курганам "Двух братьев", что расположены недалеко от Черкасска. Атаман, окруженный лучшими стрелками становился на кургане, остальные казаки оцепляли обширное займище. Три выстрела из пушки означали начало охоты. По этому сигналу стоящие в цепи казака начинали кричать громкими голосами, свистеть и работать трещотками. От невообразимого шума звери снимались со своих мест и устремлялись вперед навстречу своей смерти.
Вот, рассекая густые камыши своими страшными клыками, вынесся на луг огромный вепрь, где его сразу же окружили лучшие наездники. Разъяренный зверь кидается то на одного, то на другого пока его не пригвоздят пиками. В другом месте мечется пришедшая из закубанских лесов злобная гиена, зверь лютый, который даром шкуры не отдаст, и казаки следят за ней в оба. А вон там на окраине луга казак, приподняв тяжелый чекан, гонится за волком. Казачий конь все ближе и ближе. Поняв, что ему не уйти, ощетинился зверь, приготовился к прыжку, щелкает в ожесточении зубами, но не сдобровать ему: взмахнул чеканом опытный наездник и раздробил серому голову. Но что может быть красивее, когда с быстротою стрелы несется по займищу степная лань - сайга. Сама грация - она будто по воздуху летит и легко уходит от преследующего ее во весь опор всадника. Тогда устремляется к ней наперерез войсковой есаул, вот он резко взмахнул рукой и... за¬дрожала красавица, почуяв на своей шее аркан.
Атаман тем временем весь превратился в зрение и слух, ждет долгожданной минуты, когда его молодцы погонят с гиканьем к нему навстречу могучего белоснежного барса. Да, да, было время, когда эти, исчезающие ныне звери водились и на Дону и на Кубани.
Тут и там мечутся по займищу, прижав уши, трусливые зайцы и погибают под ударами казацких плеток. Наконец, охота окончена. Довольный ею, атаман зовет всех к себе - "отведать дичинки", и долго гуляют казаки пока не обойдут всех "удачников", то есть тех кому повезло с добычей.
Вообще надо сказать, что обучение ратному делу начиналось буквально со дня рождения казака. Как только появлялся он на свет "на зубок" ему клали стрелу (потому пулю), а ручонке давали потрогать лук или ружье. На седьмой день младенца крестили, давая имя строго по святцам. В сорокадневном возрасте его облачали в кольчужку и прицепляли сбоку "шаблюку" после чего отец опять возвращал его матери со словами "вот тебе казак". Когда у ребенка прорезывались зубки, его верхом везли в храм и служили молебен святому Иоанну воину, чтобы рос храбрым и преданным Богу и Православию.
Трехлетки уже самостоятельно ездили верхом по двору, а пятилетние казачата вовсю скакали по улицам, стреляли из лука и играли в войну. По временам все ребячье население Черкасска выступало за город и, разделившись там на две равные части, устраивало генеральное сражение. Неся впереди бумажные знамена с начертанными на них крестами и непрестанно хлопая хлопушками, противники сходились и сражались, не жалея носов и не боясь синяков. Они отчаянно рубились игрушечными саблями, кололись камышовыми пиками, отбивали знамена друг у друга и за¬рывали пленных. Победители под музыку дудок и трещоток торжественным строем возвращались в город. Позади них, стыдливо опустив головы и заливаясь слезами, шли пленные. Старики сидя у войсковой избы за беседой, любовались проходящими бравыми казачатами и даже сам атаман обыкновенно выходил на крыльцо и похвалял храбрых.
Основное воспитание, конечно же, проходило в семье. Каждый казак с малолетства знал и всем сердцем хранил Божию заповедь: «Чти отца твоего и матерь твою, да благо та будет и будеши долголетен на земли". Слово отца в семье было все равно, что слово
атамана для войска, - ему следовали беспрекословно.
Постепенно от отца к сыну передавалось искусство верховой езды, меткости стрельбы, ловкость и слаженность действий. Наступало время, когда "малолетков"1( Казаки, достигшие 19 лет.) отдавали в обучение самым опытным. На заранее отведенном месте собирались они каждый на своем коне и в полном вооружении. Здесь тренировали их всем приемам воинского искусства закаленные в боях старики в присутствии самого атамана. Их учили стрелять на полном скаку; мчаться во весь дух, стоя в седле, и одновременно отмахиваться саблей; поднимать с земли монету и рубить пламя свечи, стоящей на низенькой подставочке.
И вот наступал день состязаний... Самым метким юным стрелкам, самым лихим молодым наездникам атаман торжественно вручал богатое оружие, разукрашенные седла, нарядные уздечки. И уж, конечно, эти свои первые награды казаки ценили не меньше лавровых венков древних греков и хранили их всю свою жизнь. Так вырастали целые поколения.
Запорожцы, эти знаменитые на весь мир витязи моря, научили своих братьев донцов ходить на веслах и под парусами к турецким берегам. Часто черкасы с берегов Днепра возглавляли морские походы. По примеру своих днепровских сородичей донцы готовили челны из липовых колод, которые распиливали пополам середину выдалбливали, а с боков прикрепляли ребра. Для большей устойчивости посудины обвязывались пучками камыша. Челны грузились запасом пресной воды и сухарями. Затем отправлявшиеся в поход казаки - в основном это была молодежь - шли по домам за "Родительским благословением. Именно на Дону была сложена мудрая пословица, ставшая со временем общерусской: "родительское благословение со дна моря достанет - оно в огне не горит и в воде не тонет". Войдя в дом, казак кланялся в ноги отцу с матерью, прощался с ними, как перед смертью (т.е. просил простить, если когда обидел невзначай) и в заключение просил святых их молитв на время похода. Затем все воинство собиралось в храме (а до того как он был построен - в часовне) и служило молебен Николаю Чудотворцу, покровителю мореплавателей. Оттуда они шли на площадь, где пили прощальный ковш вина или меду. На берегу еще выпивали по ковшичку, после чего рассаживались по челнам (в каждом - от 40 до 50 человек). Как и запорожцы, отправляясь в поход, донцы с виду выглядели оборванными - оде¬валось все самое худое и старое. Ружья у них казались ржавыми и негодными, чтоб "глаз не играл". Перед тем как взмахнуть веслами казаки запевали песню: "Ты прости, прощай, тихий Дон Иванович...".
Самым трудным для отправившихся за море - пройти мимо Азовской крепости, возле которой всегда было настороже несколько турецких галер. Поперек же Дона турки протягивали тройную железную цепь, концы которой закреплялись на обоих берегах, где возвышались каменные башни с пушками. Попасть под перекрестный картечный огонь грозило верной гибелью всей казачьей флотилии. Однако казаки были тоже не лыком шиты: они ухитрялись преодолевать цепную преграду или в густой туман или в непроглядную дождливую ночь. Иногда, чтобы усыпить бдительность османов, они пускали сверху бревна, которые колотились о цепи и заставляли турок палить понапрасну. И только коща ретивые сторожа воочию убедятся, что никакой опасности нет и перестанут обращать внимание на бревно, казаки мигом преодолевают цепи и уже тоща - лови ветра в море. Был еще у молодцов и запасной путь: вверх по Дону, потом волоком в речку Миус, а из нее прямой выход в Синее (Азовское) море.
При встрече с турецким кораблем донцы, как и их братья, запорожцы, обходили его так, чтобы за спиной иметь солнце, а спеце корабль. Таким образом, враги не могли разглядеть среди морского простора стайку челнов. За час до захода солнца казаки осторожно приближались примерно на версту к своей жертве, а с наступлением темноты брали корабль на абордаж одновременно со всех сторон. Во время штиля или полного безветрия казаки даже не считали нужным скрываться и ждать темноты: среди бела дня бросались на застывшее судно и остановить их тогда было невозможно ни ятаганами ни картечью. Овладев судном, удальцы забирали оружие, небольшие пушки, ценные товары и золото, затем пускали корабль на дно.
Бывало, конечно, что казаки нечаянно напарывались на боевые турецкие корабли, которые на всех парусах преследовали ка¬заков а, догнав, на полном ходу врезались в середину стайки челнов, топили их, расстреливали картечью. В таких случаях донцы
разлетались в разные стороны, спасаясь по одиночке - на парусах, Веслах, как попало. А сколько раз бывало (Случалось это всякий раз, когда на совести одного или нескольких казаков лекало нераскаянное преступление), попадали казаки в жестокую бурю и тогда прибрежные скалы белели от их распростертых их израненных тел. Если кто-то из них и оставался живым после такого крушения, то не на радость себе, а на муку: о "прелестях" мусульманского плена нам уже приходилось рассказывать.
Но как ни велики были потери, охота казаков погулять за морем, добыть себе турецких зипунов никогда не ослабевала. На место одного убитого являлись десять новых. Считаясь наиболее прибыльными, морские походы никогда не прекращались, несмотря бури, страх неволи, угрозы султана и увещевания царя. Благополучное возвращение из морского похода было всегда радостным событием для всего Войска Донского. Возвратившиеся удальцы останавливались где-нибудь неподалеку от Черкасска, выгружали всю добычу на берег и делили ее между собой поровну, это у них называлось "дуван - дуванить". Затем, надев все самое лучшее, казаки с песнями и ружейной пальбой подплывали к пристани. Войско, заранее извещенное о прибытии, к тому времени привело на берегу, а в донской столице, приветствуя удальцов, непрестанно палили из пушек. Выйдя на берег, "экспедиционный отряд" вместе со всем ожидавшим его православным воинством шел церковь, где казаки служили благодарственный молебен Всемогущему Богу. И только когда он заканчивался, прибывшие обнимались и целовались с родными и друзьями, дарили их заморскими гостинцами.
Кроме золота, дорогих шалей и бархата, донцы в отличие or запорожцев привозили и пленных. Порой их набиралось до 3 тысяч. Их обычно потом обменивали на православных у азовских турок, за пашей азовцы платили по 30 тысяч золотых и более, смотря по знатности, знатные турчанки также были в цене и их старались продать тоже. Остальных же, отобрав наиболее ловких и красивых, приучали к хозяйству. К ним присматривались и, если нрав был подходящий - смирение и терпение всегда ставилось во главу угла, - казак отводил пленницу батюшке, тот крестил ее, а затем и венчал молодых.
Но так было не всегда: коренные донцы, потомки легендарных "черных клобуков" так же как и сечевики, не женились и предпочитали жить в своей военной общине без женщин. Однако с увеличением на Дону пришлого люда из разных мест, и особенно из московского царства, традиция эта поколебалась. Вновь прибывшие и записавшиеся в казачество брали с собой на Дон прелестных пленниц и начинали с ними жить безо всяких обрядов, без благословения церкви. И все же какую-то форму женолюбцы старались соблюсти. Жених обычно выводил на площадь свою привезенную невесту, молился Богу, потом кланялся всему честному народу и объявлял громко имя своей невесты. Потом, обращаясь к ней, говорил: "Будь же моей "женою!" Невеста падала казаку в ноги и на том самодельный "обряд" кончался. Распадались подобные браки также легко. Собираясь в поход, казак мог продать свою дрожайшую за годовой запас харчей или же, выведя ее на площадь, говорил: "Не люба! Кто желает - пусть берет!" Если охотник находился, то он прикрывал "отказанную" своей полой, что означало защиту и покровительство.
Разумеется, все эти вольности с женским полом растлевали молодежь, и тогда старшина порешила ввести на Дону в среде казачества законный брак, благословляемый родителями и освящаемый таинством Православной церкви. Но и после того, как семейная жизнь была узаконена среди членов Великого Войска Донского, далеко не все казаки спешили связать себя узами брака. Наиболее преданные вере и заветам отцов без остатка отдавали все свои силы служению казачьей идее: "За веру! Царя! И Отечество!". Когда же лета и раны сгибали их, они постригались в монастырь и доживали свой век в непрестанной молитве за други своя и торжество Православия. Впрочем, семейные донские казаки также славились своей набожностью и строгим исполнением обрядов, в частности постов. Никогда не скупились они, и вкладывать свои кровные в монастыри. Особенно любили донцы Никольский монастырь, близ Воронежа, и Рождественский Черняев, что был расположен в городе Шацке. В этих монастырях висели колокола, отлитые из неприятельских пушек; ризы икон святых и одежды духовенства блистали жемчугом и драгоценными камнями.
Когда надо было поднять в поход все "великое" войско, то по всем городкам рассылались грамотки, которые мы сегодня называем повестками. Шумит, волнуется полная казаками площадь Черкасска. Собрались тут молодцы с Донца, Хопра, Медведицы, Воронежа. Сала, Маныча, ну и конечно с берегов самого батюшки Лэго Дона... Старые, украшенные сабельными ударами казаки держат себя степенно, беседуют тихо, обдумывая каждое слово; среди молодых - шум, перебранка, толкотня, но вот все стихло и все встали в круг: вынесли войсковые регалии - Белый бунчук двуглавым орлом наверху, пернач и бобылев хвост. Вслед выступают есаулы, за ними - войсковой атаман - с булавой в правой руке. Далее все происходило примерно так же, как и в Сечи: Атаман становился посередине круга, есаулы, положивши землю свои жезлы и шапки, прочитывали молитву: "Отче наш, сущий на небесех! Да святится имя Твое; Да приидет Царствие Твое; Да будет воля Твоя яко на небеси и на земли; Хлеб наш насущный даждь нам днесь на сегодня; И прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему; и не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого". После чего есаулы кланялись сначала атаману, а затем и всему православному воинству. Потом они надевали шапки и с жезлами в руках и возглашали:
«Помогите, атаманы-молодцы! Белый царь шлет вам поклон, приказал спросить о вашем здоровье! Он учинил размир с турками и шлет нас промышлять над крымцами!.." После чего, выждав немного, есаулы спрашивали: "Любо ли вам, атаманы-молодцы?" На что в ответ гремело тысячеголовье: "Любо, любо!"
Впрочем, в кругу не всегда объявляли, куда готовится поход, а просто говорилось: "идти на море" или "собираться в поход". Делалось это из осторожности - чтобы не проведали азовцы. В походе казачество делилось по сумам: десяток товарищей держали одну суму, в которой хранился как запас, так и добыча. Отсюда и выражение "односум", что означает боевой товарищ, с которым все поровну и радости и опасности.
Вообще в старину казаки жили просто, честно и дружно. Краж и обманов не было; все, кто что-то имел или приобретал, делили между собой, как в одной семье, без всяких расчетов. Убивал ли кто большого зверя или поймал большую рыбу - все тут же раз¬носилось по дворам и каждый брал себе сколько нужно было. Чистота нравов была по нынешним временам невероятная - боялись греха казаки пуще смерти, ибо знали, что в любую минуту могут предстать на суд Божий и тогда за каждый нечестный noступок придется платить сторицею. С другой стороны, не озабоченные хозяйством донцы в старые времена жили не в пример веселее. Станишники обыкновенно собирались с обеда на площади или у станичной избы. Сидя кружком, они плели сетки и одновременно слушали бывалых казаков или пели богатырские песни, неповрежденно дошедшие до них из глубокой древности. Возможно, пелись они еще во времена храброго княза Святослава, а может быть еще и раньше, когда греки величали славян скифами. Как бы там ни было, только все они начинались одним и тем же припевом: "Да взду-най-най ду-на-на, взду-най Дунай!"
В Черкасске же было всегда большое стечение народа: там толкались купцы из украинных городов, гащивали заморские послы с пышной свитой, чинно прогуливались астраханцы, терцы, запорожские и яицкие казаки впоследствии ставшие уральскими. Кто приехал за получением вестей, кто подыскивает удальцов на промысел. Один гуляет в лазоревом зипуне с жемчужным ожерельем, другой, заломив набекрень шапку, выступает в бархатном полукафтанье, а на ногах у него простые крестьянские лапти; третий, в облезлом кафтанишке, зато сапоги у него расшиты золотом, и шашка богатая черкесская; четвертый вместо плаща напялил на себя узорчатый ковер и ходит гоголем, посматривая на всех свысока. А вон богатырь: как есть в шелку да бархате, уселся в грязь среди улицы и так жалостливо выводит про тех братьев, что по¬гибали в неволе, что если кто вслушается - непременно слеза прошибет.
Особенно бывало шумно и торжественно, когда в Черкасском городке ожидали прибытия "будары". Еще при первом Романове - Михаиле Федоровиче - утверждено было на Москве ежегодно отпускать Донскому войску: 7 тысяч четвертей муки (хлебная четверть равняется 7 пудам или 112 кг), 500 ведер вина, 150 пудов свинца и 250 пудов пороху и 17 тысяч серебряных рублей деньгами. С тех пор с 1613 года каждую весну выряжали донцы так называемую "зимовую станицу" из лучших казаков с атаманом во главе. При приезде в Москву казаков допускали к государевой руке, кормили с царского стола, а при отпуске российский монарх жаловал атаману и есаулу по сабле со своим портретом или же дарил серебряными ковшами с позлащенным двуглавым орлом. Простым казакам выдавались из царских кладовых сукна и камки.
Государево жалованье нагружалось в Воронеже на будары и сплавлялось вниз по Дону до Черкасска. Все попутные городки высылали встречу, при этом служили о царском здравии молебен, пили из жалованных ковшей и стреляли из ружей. В Черкасске же казну встречали пальбой из пушек; войсковой атаман приказывал бить в колокол и сам выходил объявить в казачьем круге, что: "Государь за службу жалует рекою столбовою тихим Доном, со всеми запольными реками, юртами и всеми угодьями, и милостиво прислал свое царское годовое жалованье".
Наивно, конечно, было бы полагать, что выделяемой царем суммы было достаточно на все нужды донского казачества, но надо понимать, что донцам дороже денег была государева ласка, сознание того, что они не сами по себе, а являются неразрывной частью единственного в мире православного государства и призваны стоять на защите его границ. Нет, никогда не считали себя казаки сборищем вольных разбойников, живущих по своему произволу, им всегда было присуще чувство долга перед своими православными братьями.
Многие обвиняют казаков, что в Смутное время они выступили на стороне Самозванца, тем самым помогли врагам России. Действительно, договорившись с польским королем о том, что он предоставит жителям Малой России равные права гражданства и свободу в отправлении православных обрядов, Петр Канашевич Сагайдачный привел днепровских казаков под стены московского Кремля. (В период разброда и шатанья в московской части Руси, Сагайдачный, добившись признания у Сигизмунда III казацким всего населения Киевского, Брацлавского и Черниговского воеводств, а себя гетманом всего казацкого войска на Украине, двинулся на Москву, по пути взяв Ливны, Елец, Михайлов. Рассеяв отряд Пожарского и Волконского у Донского монастыря, запорожцы осадили Кремль и взяли его приступом.) Вспомним однако то нечестие, в котором пребывала Московия в то время. Люди, как и нынче многие, думали только о своих личных выгодах, предав государственные интересы.
«Во всех сословиях воцарились раздоры и несогласия, - вспоминает о Смутном времени Буссов, - никто не доверял своему ближнему; цены товаров возвысились неимоверно; богачи брали росты больше жидовских и мусульманских; бедных везде притесняли. Друг ссужал друга не иначе как под заклад, втрое превышавший занятое... Не буду говорить о пристрастии к иноземным обычаям и одеждам, о нестерпимом, глупом высокомерии, о презрении к ближним..." Так же отзывается про обитателей Московского государства того времени Авраамий Палицын: "Впали мы в объядение и в пьянство великое, в блуд и лихвы, и в неправды, и во всякие злые дела..."
Поэтому позволительно будет предположить, что казаки были избраны орудием гнева Божия над закосневшими в разврате.
Гораздо большего внимания заслуживает другой исторический эпизод. Когда все сокрушающее на своем пути войско Сагайдачного (О православной ревности Сагайдачного говорит тот факт, что он сумел мудро опровергнуть лжеучение униатов, написав сочинение, которое даже канцлер Речи Посполитой истый католик Л. Сапега в письме к И. Купцевичу назвал "предрагоценным".) подошло к стенам Троице-Сергиевой Лавры и приготовилось штурмовать эту неприступную твердыню, силы защитников святой обители были уже на исходе. Но Бог по молитвам преподобного Сергия Радонежского воспротивился этому:
ночью под самый праздник Покрова Сагайдачному явилась Пресвятая Богородица и повелела ему немедленно сняться вместе со всем своим казачьим войском и возвращаться восвояси. И неустрашимый гетман повиновался. Уже на обратном пути он получил от патриарха иерусалимского Феофана послание, в котором тот увещевал казаков "дабы от того времени не ходили на Москву, народ христианский, братию".
Донцы в свою очередь тоже не были в стороне от главных событий Смутного времени. Именно с Дона были посланы к Лжедмитрию два конных полка. Один под началом атамана Заруцкого, другой - Трубецкого. Но прежде чем осуждать казаков, давайте вспомним, что даже отличавшийся верностью своим царям Басманов (Воевода этот прославился тем, что самоотверженно защитил осажденный по¬ляками Новгород-Северский.) объявил всенародно, что самозванец - истинный царь и перешел на его сторону. Что же оставалось делать казакам, гораздо слабее разбиравшимся в политике и только чувствующим, что при Годунове подгнило русское государственное здание. Да и не могли они простить ему того, что, посаженный лестью на царство, Борис пытался лишить казаков их исконных кровью добытых в борьбе с врагами прав.
Казачество не скрывало своей надежды найти в "воскресшем" Рюриковиче, во-первых, истинного государя, отличающегося истинным благородством мыслей и действий и, во-вторых, защитника их старинных вольностей от алчных посягательств. Но как только стало ясно, что Лжедмитрий всего лишь орудие в руках польских магнатов и иезуитов, что нужен он им единственно для того, чтобы захватить русский престол и переменить православную веру, донцы первыми отделились от Самозванца и пристали к ополченцам. Вместе с Мининым, Скопиным и Пожарским отправились они очищать Москву от иноземцев и папских прислужников.
На это, конечно, могут возразить, что и после того, как русская дружина разбила толпы Самозванца, казачий атаман Заруцкий взял Марину Мнишек и бежал с ней в Астрахань, где пы-тался заставить присягать сыну Марины от Лжедмитрия II, а себя провозгласил правителем государства. Спору нет - такова историческая правда. Более того, мятежный атаман даже просил помощи у персидского шаха и призывал к себе на службу ногайских татар. Только казачество к этому никакого отношения не имеет, так как когда туман начал рассеиваться и казаки разобра-лись что почем, они лишили Заруцкого звания атамана и даже помогли астраханцам прогнать его из города. Когда же в 1613 году на московский престол выбирали монарха, казачий атаман Трубецкой первым подал грамоту, в которой со всей очевидностью доказывал, что ближе всех прежним царям и по духу и по крови - Михаил Федорович Романов, отцом которого был благороднейший московский митрополит Филарет. Собор согласился с Трубецким, и Романовы почти единогласно были избраны на царство.

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Гнеденко А. М, Гнеденко В. М. За други своя или все о казачестве

В прошлом люди недобросовестные нередко возводили на казаков напраслину, обвиняя их в безверии и равнодушии к религии. Так Адам Кисель, стремившийся более угодить католическому монарху, чем православному воинству отзывался о запорожцах как о людях "никакой веры". Униатский митрополит Рутский именовал их людьми без религии, а еще раньше думные дьяки московские в 1594 году называли их перед послом германского императора Эрихом Ласотою "людьми не имеющими страха Божия". Клевету эту повторял в прошлом веке П. А. Кулиш, а в нашем многострадальном столетии, как известно, хулителям православного воинства казачьего не было числа.
Но стоит побывать в бывших казачьих владениях казачьим, чтобы воочию убедиться, что забота о вере у них стояла на первом месте. Уже при выборе места для своего коша сичевики думали не только о выгодном стратегическом положении будущей крепости, но и руководствовались религиозным чувством. Найдя какой-нибудь величественный остров среди Днепра или высмотрев возвышенный "рог" (т.е. мыс, далеко вдающийся в реку), запорожцы выбирали самое красивое и самое открытое место и на нем прежде всего возводили церковь. Чаще всего это был храм в честь Покрова Божией Матери. И только по сооружении церкви они строили все необходимое для жилья, приговаривая при этом обычно: "Пусть красуется храм Божий в небесной высоте и пусть святые молитвы несутся о нас прямо от земли до престола Господа Бога".
В самых отчаянных положениях, вынужденные обстоятельствами отступать или даже спасаться бегством, казаки прежде всего думали о своей церкви и первым делом забирали с собой церковное добро.
Пусть подтвердят участники боевых сражений, в том числе и наши современники - "афганцы": ничто так не развивает религиозные чувства как война. "Кто в Севастополе не бывал, тот Богу не молился... Вера в промысел Божий есть единственный якорь спасения во всех случаях, как бы ни была близка смерть. Сколько раз всплывали в памяти молитвы, которым в детстве обучала мать. На поле брани они вдруг припоминались и прочитывались со всей точностью". Написаны эти слова более 100 лет назад, но они, без со¬мнения приложимы и к прошлым временам, и к дням сегодняшним.
При всей кажущейся разгульности жизни запорожских казаков (На самом деле на простоту и воздержанность в жизни - вспомним их нестяжательный быт и общинный, почти монастырский образ жизни в Сечи - запорожцы смотрели как на одну из важнейших и необходимейших причин их непобедимости. Они не без основания полагали: только тот, кто победил врагов в себе - тщеславие и самолю¬бие, любовь к роскоши и излишествам, в состоянии победить и врага внешнего - неприятеля. Монахи-воины Андрей Пересвет и Александр Ослябя, прославившиеся в Куликовской битве всегда были примером для истинных казаков.) они отличались искренней, далекой от лицемерия верою. Так, "вечерня в Сечи бывала раньше принятого в монастырях времени, заутреня отпускалась всегда до свету, а литургия начиналась до восхода солнца"2 ( Свидетельство иеромонаха Полтавского монастыря Леонтия (Яценко-Зелен-ского).). Войсковая старшина и куренные атаманы в мирное время не пропускали ни одного дня, чтобы трижды в день не сходить в храм. При этом было даже заведено, чтобы каждую ночь к заутрене кошевого будил пономарь, а судью, писаря, есаула и всех 38 куренных атаманов – подпономарий ( В книге XIV "Киевской старины" за март 1886 опубликована характерная выдержка из журнала кошевого П.И.Калнишевского, путешествовавшего со всей старшиной по паланкам Запорожского войска: "И ходили 25 числа в субботу в церковь на утреню и на службу. Прежде службы был акафист, а по акафисте пето умиленную песнь "О, всепетая, Мати". А когда акафист совсем совершился, начата Федором Фомичом (кодацким священником) служба Божия. А по службе пан кошевой всех панов и священников к себе звал и по нескольку чарок горелки трактовал. И ходили все по просьбе к Полтавцу кушать, коим весьма хорошо, как сказывают, будучи принятые воротились по квартирам. Кошевой опочивши, ходил до вечерни, а по вечерни никуда нейдя, у себя вечерял и спать лег, и спал до утреннего звона, а в то время в церковь на утреню ходил, также и на службу, которая собором отправуема была" (с. 605).)
Защита матери родной - православной церкви - всегда стояла в центре жизненного предназначения всех казаков в совокупности и каждого в отдельности. (Именно о ней писал Тарас Григорьевич Шевченко в своем знаменитом стихотворении: "Учитеся, браты мои, учитесь, читайте, И чужому научайтесь, и свого не цурайтесь:Бо хто матерь забувае, того Бог карае Чужие люди цураются"). Даже когда запорожцы одно время жили "на степях татарских, кочевьях агарянских" и пользовались покровительством крымского хана, они все равно не могли без того, чтобы открыто не проклинать татар за сожжение ими казацкой святыни - Самарско-Николаевского монастыря.
Живя под верховенством польского правительства и поль¬зуясь разными благами демократичнейшего из всех государств Европы того времени - Речи Посполитой, запорожцы ненавидели ляхов за то, что они не уважали Православной веры и стали зачи¬нателями и распространителями унии, этого фальшивого и неза¬коннорожденного дитя иезуитов и попов-отступников. Самые слова "униат" (читай - "грекокатолик") и "католик" на языке казаков считались бранными. Вот почему, пребывая "ненарушимо" в православной вере, казаки не могли смириться с происками, а в конце концов и с ожесточенной экспансией иноверия. И совсем не случайно они начали войну "опричь прав и вольностей войсковых, за веру святую православную" под предводительством Богдана Хмельницкого, а по окончании войны добровольно предались в "протекцию государства московского". Делалось это прежде всего для "единоверия православного".
Еще одним доказательством набожности запорожцев было их особенное радение о храмах Божиих. Несмотря на свои довольно ограниченные средства, они содержали в разных местах 14 церквей, в том числе и свой монастырь. Сичевая церковь считалась одной из богатейших в православных землях. Ее высокая колокольня с 4 окнами была вооружена пушками, как для защиты от врагов, так и для пальбы во время торжественных служб - на Пасху, на Покров Божией Матери и на Крещенье.
Вот как описывает празднование Богоявления в Сечи очевидец: "Служба кончилась. Вынесли из церкви хоругви. Процессия запорожцев приблизилась к Днепру. Как только отец-архимандрит погрузил в Иордан святой крест, все пушки разом дали залп, после которого затрещали казачьи самопалы и рушницы.
Таким же порядком процессия двинулась назад. Казаки разошлись по куреням, где вместо обычной пшенной каши или галушек на столах дымился борщ с салом, лежала вяленая рыба, поросята, зажаренные целиком, "пострама" из бараньих ножек, го¬ры вареников, соленых огурцов и колбасы. В горелке, меде, пиве, венгерских и крымских винах тоже недостатку не было. Все эти напитки стояли в больших посудинах, поверх которых плавали черпаки. Особенно уважали запорожцы варенуху. Они варили ее из водки, приправляя медом, сухофруктами и пряностями. После обеда запорожцы обыкновенно отправлялись в предместье, где гуляли всю ночь.
Вот пред шинком, два казака друг против друга, взявшись в боки, выбивают ногами мелкую дробь. Не колыхнется казак, не дрогнет его седой ус, так легко, так плавно он движется, подаваясь навстречу то одним плечом, то другим. Вдруг он опустился на землю и пошел плясать в присядку, выскакивая на аршин вверх от земли. Невесело его лицо, даже сурово. Нет против него его милой и он вскрикивает, точно в кровавой схватке: "Гей, гай-гай, гур-ра-га! Секи, коли, режь врага!" В другом месте толпа запорожцев окружила слепца кобзаря, усевшегося на земле. У многих из очей капают слезы, кобзарь, перебирая струны, поет "думу" про несча¬стную судьбу Свирговского...

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Гнеденко А. М, Гнеденко В. М. За други своя или все о казачестве

Государство в государстве. Устройство положение Сечи.
"Лыцари" и посписальство. Семь заповедей, исполнение которых
давало право вступления в братство. Как казаки испытывали новичков.
Суд и кары отступникам. Казнь полковника Письменного и его "заповит" своим братьям-запорожцам. Рады и сходки и порядок их проведения.
Крутыe нравы запорожцев и чем они были вызваны.
Положение христиан-невольников в мусульманских странах.
Вооружение и одеяние запорожцев.


"Какая вам нежба? Ваша нежба - чистое поле да добрый конь: вот ваша нежба! А видите вот эту саблю? - Вот ваша матерь! Это все дрянь, что на¬бивают головы ваши; и академия, и все те книжки, буквари и философия - все это ка зна що, и пле¬вать на все это!..
- А вот, лучше, я вас на той же неделе отправлю в Запорожье. Вот где наука так наука!"
Н. В. Гоголь. "Тарас Бульба"

"Запорожцi народ був вихватний; на всякi дiла способный. Иншi таки були, що i грамоти не вчились, а все що треба розумiли i ясно бачили. А сила яка у них була? Хоч у старого, хоч i у малого! Йде раз кошовий, аж дивитця, дитина сiм год гляда на дзвинницю. Чого ти, мале, заглядаешь на дзвiницю? А я туди знис ломову пушку. - Ти? - Я.
- А пiди назад знеси! Воно тшло и знесло. От якi тодi люди були!
На своiй земл! ix нiхто не мiг взяти. Так вони як куди iхати, то зараз землi пiд устильку накладуть, у шапки понасипають та йдуть. Хто чоботи скiне, то и и смерть; а хто шапку зжме, тому голову знiмуть. Так i щут co6i. Дойдуть у город який, пьют, гуляють, музики водят, танцюють, а як свiт, посидают на коней тай поiхали. I eci чують, як вони и балакають, як i кони у ix хропуть, а ix не бачуть.
Чего ж воно так, дщу, что мали вони таку силу, а ix геть зигнали звщциля?
- Не зiгнали ix, а вони самi шшли кудись на райськi острова, там i живуть, а перед кiнченнем свiту опять прийдут i свое отшукають".

Из рассказов старого запорожца Якова Литвина


Земли, некогда принадлежавшие Днепровским казакам находились в границах нынешних Днепровской, Запорожской, Николаевской, Херсонской, Одесской области Поляки называли эти места Диким полем, а русские - Задноднепровской Украиной. Ранней весной степь в этих краях была похожа на цветистый ковер, но к лету она желтела и, наконец, "выгорала" совершенно. Вечнозелеными оставались только плавни - вязкие места по обоим берегам Днепра, покрытые высокой травой, камышом и деревьями. В половодье плавни покрывались водой, а когда вода спадала, буйству зелени не было предела. Самая большая из днепровских плавней с полсотни километров в длину называлась Великим Лугом. Тут водились дикие козы, кабаны, волков, лисицы, лоси, дикие коты, барсуки, буйволы, на озерах плавали утки, гуси, лебеди, в реках ловились осетры, сомы, сазаны, тарань, многопудовые белуги. В дуплах деревьев гнездились дикие пчелы.
Недалеко от этой плавни на острове Хортице остались следы Первого поселения запорожцев. Плавни служили надежною защитою от нападения врагов. Здесь мог пройти лишь опытный пловец, хорошо изучивший местность; одно неверное движение - и человек погиб. Однажды, увязавшись в погоню за запорожцами, забрались в плавни турецкие галеры. Здесь они запутались и не могли найти выхода. Казаки грянули из ружей со своих скрытых в камышах челнов, потопили множество галер и так напугали турок, что навсегда отбили у них охоту подыматься Днепром.
С другой стороны Днепра - с северной - еще более надежною защитою служили пороги, которые поднимались сразу же за нынешним Днепропетровском. Вплоть до затопления этой местности в 30-х годах нашего века поперек реки тянулись грядки гранита в несколько рядов - "лав", одна ниже другой, уступами. Издали они были похожи на высокие террасы. Весной вода покрывала все пороги кроме одного, самого большого и опасного, который называли Ненасытинским или попросту "Дедом". Летом же река обнажалась, и тогда вода падала сверху без малого на 6 метров.
В открытой, безбрежной, как океан, степи, древние скифские курганы служили казакам добрую службу. С их вершин следили запорожцы за передвижениями хищных татар и ногайцев, которые имели обычай внезапно нападать на мирно пасущиеся табуны лошадей, отары овец и работавших в поле крестьян. Поэтому, как только запорожец подавал с кургана сигнал об опасности, работники сгоняли возы, загоняли волов в середину, - и вот уже табор готов. Каждый спешит зарядить ружье и приготовиться к встрече нежданных гостей.
Чтобы легче было следить за узкоглазыми разбойниками, запорожцы на левой стороне Днепра оградили степь особыми по¬стройками, которые у них назывались "редутами". Эти редуты стояли один от другого верст на 10, а то и 20 - 30. Для постройки редута копали кругом ров. По середине ставили деревянное жилье на 50 казаков, которые по очереди несли караульную службу. Обычно за полверсты от редута ставилась "фигура", сложенная из 20 смоляных бочек, на верху "фигуры" на специальном блоке висела пакля, вымоченная в селитре. С появлением орды зажигалась ближайшая фигура, за ней вторая, третья и так по всей линии редутов очень быстро распространялась тревога. При виде огромных огненных факелов крестьяне прятали коней, быков и овец по глубоким балкам, а сами делали табор, либо забегали в камыши.
Ежедневно из каждого редута атаман высылал в степь разъезды человек по 5 - 10. Вот скачет по степи запорожский разъезд - вчера дали знать, что ногайцы прокрались через границы: надо не дать им уйти. Вот попадаются обглоданные кости коня, трава кругом мятая - это ногайцы съели коня, который стал отставать, а вот и другой след - в балку. Отряд остановился: слез с коня есаул, пошел сам по следу. Наконец, он остановился и говорит, что здесь было убийство. Действительно недалеко от того места казаки нашли двух зарезанных пастухов с ближнего зимовника. "Ну, братцы, - говорит есаул, - хотя кони наши и притомились, а надо догнать вражью нехристь, отомстить за кровь христианскую!" Живо повскакали казаки на коней и устремились вперед. Вот река видна, и орда уже на той стороне. Нет, на этот раз не догнали.
"Ничего, Телибей! От нас ты на этот раз ушел, а от когда не уйдешь!" - говорит с досадой есаул, гневно покручивая седой ус.
Что ж это за Кош, который маг притянуть к ответу татарина?
Кош - это собственно казачий стан, обоз. Запорожским кошем назывался военный стан братьев запорожцев, державшихся одного на, пока нужда не перегоняла их на другое. Кош обычно располагался полуострове ("роге"), который с 3-х сторон омывался рекой.
Чтобы попасть в Сечь со стороны степи нужно было проехать базар, где находились лавки и шинки и жил приезжий люд. Базар кочался у "брамы" или башни, укрепленной пушками, с проездом внутри. Направо и налево от брамы, открывались валы, обнесенные высоким палисадом и замыкавшие собственно Сечь, то вместо, где жили казаки. Кругом площади выстроились 38 куреней (Курень (от слова "курить", т.е. дымить - синоним "курная изба") обычно был 30 м в длину и 4 м в ширину. Строился он из рубленого дерева с 4 окнами и 1 дверью. Внутри его была лишь одна перегородка, отделявшая жилое помещение от сеней. Печка («груба») топилась из сеней, а тепло отдавала в комнату. От порога до покута, то есть «красного» угла, где висели иконы) стоял большой, наподобие монастырского стал – «сырно».
Вокруг сырна ставились узкие скамьи. Вдоль стен настилался стоявший на столбах помост. Он служил казакам постелью. Спали они всегда на жестком, кладя под затылок валик из войлока. Из украшений, кроме развешанного по стенам оружия и прикрепленного к потолку паникадила, в курене ничего небыло. В курене свободно могли вместиться до 60 человек.
Число куреней в Сечи всегда было постоянным и равнялось 38. Названия их происходит от имен атаманов-основателей или городов, из которых вышли первые казаки или другого куреня. Например, Уманский, Батуринский, Полтавский, Переяславский курени названы, как легко догадаться, по имени украинских городов, тогда как Незамайковский, Ивановский, Рашковский и многие другие запорожские курени своим названием обязаны легендарным атаманам.) - длинных деревянных домов вроде казарм. В самом углу, в наиболее защищенном месте, стояла церковь во имя Покрова Божией Матери. Здесь же помещалась войсковая казна, канцелярия, и жил кошевой атаман с прочим войсковым начальством. Вся постройка в Сечи была деревянная, дом кошевого - также простая изба - "без роскоши и излишества".
Семьей запорожца был его курень. Когда он поступал, ему показывали место длиною в три аршина (2м 10см) и шириною в два аршина (1м 40см) и говорили: "Вот тебе домовина (т.е. гроб), а когда помрешь зробiм ще короче".
В курене казак как бы рождался, крестился и умирал, тут открыто на виду у всех проходила вся его жизнь, полная тревоги, опасности, разгула и веселья. Запорожец, как и монах, не имел собственности; он пользовался тем, что имел курень: лавки, шинки, земли, рыбные ловли, табуны лошадей и отары овец. Куренной атаман считался отцом этой семьи и главным хозяином ее имущества. Казак, который не избирался куренным атаманом, не мог никогда попасть ни в кошевые, ни на какую другую войсковую должность. И наоборот: бывшие куренные атаманы, по увольнении со своей должности, оставались в силе, сохраняя почет до смерти под именем стариков, их голос часто был решающим на сходках.
Впрочем, когда говорилось: казак Незамайковского куреня, - было совсем не обязательно, чтобы им был непременно сичевик1 , ( Сичевик - казак, принятый в Сечь. ) проживающий в Незамайковском курене. Казаком названного ку¬реня мог быть и житель зимовника или одной из паланок, припи¬санных к незамайковцам. Дело в том, что кроме Сечи, где обитала гвардия казачества, казаки проживали еще в паланках и зимовни¬ках, занимаясь там хозяйством. Пахотной и покосной земли было множество, хозяйство велось на широкую ногу. Скажем, казачьи табуны в среднем состояли из 5-6 сотен коней и таких табунов у запорожцев было немало.
Хозяева зимовников получали из коша особые билеты, по которым они и пользовались землей в награду за долгую и верную службу. Население зимовника достигало иногда 30-40 казаков. По обычаю зимовники укреплялись наподобие небольших крепостей. Посередине стояло 3-4 хаты, амбар, погреб, конюшни, клуня, а кругом "шанцы," или редуты с глубокими рвами и высокими валами. Из зимовников впоследствии часто вырастали города. Запорожец Ус имел зимовник там, где сейчас стоит г. Александрия, казак Петрик считается основателем Петриковки.
Кроме зимовчан в Запорожье жили еще и посполитые люди, т.е. поселяне, сбежавшие от панского ига, ведущие хозяйство на запорожских землях и за это платившие войску небольшую дань крупой и салом. Посполитые люди жили семьями, хуторами или даже целыми большими селениями. Кстати сказать, нынешний Днепропетровск во времена запорожцев прозывался селом Половицею, Никополь - Никитиным перевозом, а Новомосковск - Самарчиком.
Села и зимовники в свою очередь входили в состав паланок ("паланка" в переводе с турецкого буквально означает крепость), или запорожские уезды. Во главе паланки обычно ставился полковник и под его началом находились семейные казаки. Всех паланок в Запорожье было восемь. Это Бугогардовская (район Новой Одессы), Перевизская или Ингльская (район нынешнего Херсона), Самарская (современный Новомосковский район), с которыми соседствовали Кодаковская, Орельская и Протовчанская паланки.
Кальмиусская паланка располагалась в районе нынешнего Мариуполя, Прогнойская (от слова "прогнои" - соленые озера, в которых запорожцы добывали соль) находилась на Кинбурнской косе Ввела особое стратегическое значение, так как служила казакам
ключем к "синю морю".
Отчего же на протяжении веков казаки оставались монолитом, рассекавшим надвигавшиеся с юга волны мусульман, а с запада -католиков? На наш взгляд, все дело в стойкой православной закваске, которая передавалась из поколения в поколение и крепко накрепко спаяла этих бесстрашных воинов. Иначе как еще можно объяснить тот факт, что товарищество, скрепленное обетом безбрачия, не только не исчезало, но с каждым годом крепло и увеличивалось, несмотря на страшные потери в походах. ( Если в начале XVI в. запорожцы насчитывали в своих рядах 3 тыс. чел., то в ХVIII в. только в Сечи было 10 тыс., а общее число (с обитателями паланок, зимовников и слобод) приближалось к 100 тысячам.)
Запорожцы пополняли число тех, кого унесла война, в первую очередь за счет юных украинцев, россиян и белорусов, еще в XIII веке составлявших единый народ - Русь. Как правило, славянских молодиков приводили в Сечь их отцы, дабы они здесь учились Православию и военному искусству. Особо привечали запорожцы христианских сирот, которых приманивали гостинцами и ласками называли сыновцами. Не брезговали казаки и малолетними «инородцами», которых они брали в плен на войне, крестили и называли в своем духе как чур или джур (род казацкого юнги). Принимали к себе казаки и всякого взрослого воина, если он сам приходил в Сечь и исповедовал символ веры запорожцев, состоящий из 5 основных пунктов. Первое непременное условие - вновь прибывший должен исповедывать Православие, то есть принадлежать к греко-российской церкви, как единственно истинной и чистой. Второе: он был обязан присягнуть на верность православному государю российскому; третье - говорить на малороссийском
языке. Четвертое - быть вольным и неженатым человеком; и пятое пройти полный курс воинской выучки, который продолжался обыкновенно 7 лет.
Кроме перечисленных пяти непременных условий казаки часто еще применяли "искусы" (тесты) для определения годности человека к казацкой жизни. Делали они это так. Скажут, бывало, вновь прибывшему варить кашу и уйдут якобы косить траву. А сами залягут в камыши и наблюдают за кандидатом в товарищество: как и что делает вновь прибывший. Вот парень сварит кашу, выйдет на курган и начинает звать казаков. А те лежат себе и молчат.
Зовет он их зовет, а потом в слезы: "Вот занесла меня нечистая сила к этим запорожцам! Лучше бы мне сидеть дома при отце при матери. О, бедная моя головушка!"
Казаки переглянутся, скажут друг другу: "Нет, этот не наш", и возвращаются в курень. Дадут тому парню коня, денег и скажут: "Ступай себе. Нам таких не треба!" А который молодец расторопный и сметливый - тот, сварив кашу, крикнет два раза: "Э, Панове молодцы, идите кашу есть!" И как те не откликнутся, то скажет: "Ну и бес с вами, один буду я кашу есть". Да еще задаст гопака на радостях, что на воле он тут и нет над ним никого кроме Бога. Потом сядет и давай уплетать кашу. Тогда запорожцы говорят: "Это наш!" И подошедши к нему с косами молвят: "Ну, чура вставай; полно тебе хлопцем быть, теперь ты равный нам казак". И ведут его в курень и меняют его прежнюю фамилию в знак того, что начинает он новую жизнь. И становится какой-нибудь Иванов или Войнович Задерихвистом или Перебийносом. А куренной атаман отведет ему место в курене.
В отношениях между казаками в расчет брался не возраст, а время поступления в Сечь. Кто вступил в товариство раньше, тот звал вновь вступившего "сынком", а последний первого "батьком", хотя бы батьку было 20 лет, а "сынку" - 40. Новичок де¬лался настоящим казаком лишь тогда, когда выучивался казацкой регуле (т.е. воинским порядкам и приемам) и уменью повиноваться кошевому атаману, старшине и всему товариществу. ( Вот несколько характерных биографий, которых приводит в своей "Истории Новой Сечи" Скалысовский:
"Родился я в Литве, в воеводстве Новгородском, от дому шляхетского. Когда же, будучи уже взрослым парнем по Киеву шатался, подловили меня казаки сичевые, с которыми, севши в дуб, поехал до Сечи. Приехавши, пристал в курень каневский, где и на¬звали меня Иваном Ляхом".
"Родился я на Украине в самый день Ивана Купала, какого года не знаю; мой отец Сидор Пересуныса воспитывал меня до 9 лет, то есть учил работать да Богу молиться. После взяли меня в Сечь, где я при кошевом был молодиком, а в 20 лет меня взяли и записали в войско. В войске назвали меня Журбою, ибо я все молча работал, а после того как проглядел, как поляки нашу добычу отняли, назвали меня Иваном Прислипою".)
В Сечи можно было встретить всякие народности - украинцев, русских, поляков, литовцев, болгар, молдаван, татар, турок, евреев, ( В "Истории Новой Сечи" Скальковского читаем: "Родился он, казак Василий Перехрист, от евреина Айзика в местечке Чигрине... Оттоль с Чигрина, с добровольно¬го его желания в Сечь запорожскую привезен, где в Сечи, будучи в то время начальни¬ком Киево-Межигорского монастыря, в церкви сичевой окрещен и к присяге на верность в той церкви приведен.) немцев, французов, итальянцев, испанцев, англичан. Но главными поставщиками казачества, конечно, были исконные области Руси - Великороссия и Украина.
Тут были только те, которые чувствовали в себе "волю огненную, силу богатырскую", которые носили в груди своей "тоску лютую", "горе-злочастие". Все они находили в Запорожье радушный прием и вместе с потомственными казаками говорили: "Сичь – мати, Великий луг - батько; от там треба и проживати, там же треба и вмирати».
Были, разумеется, в среде казачества и люди с темным прошлым - разные убийцы, преступники, проходимцы. Но на характер товариства они никакого влияния оказать не могли: им приходилось либо в корне изменяться, либо принимать лютую казнь от запорожцев. Всему ж миру было известно, что законы в Запорожье чрезвычайно строги и расправа быстра.
Из преступлений самым великим считалось убийство товарища: братоубийц закапывали в землю живого в одном гробу с битым. Смертью каралось в Сечи воровство и укрывательство краденой вещи, связь с женщиной и содомский грех (вид обычая, запрещавшего сечевикам брак). Казнь полагалась и просто за привод женщины в Сечь, будь это даже мать или сестра казака. Одинаково с этим каралась, впрочем, и обида женщины, если казак посмеет опорочить ее, как справедливо полагали лыцари, "подобное деяние к обесславлению всего войска запорожска простирается..." Смертью наказывались также те, кто творил насилия в христианских селениях, самовольная отлучка и пьянство во время похода и дерзость против начальства. Войсковой есаул обычно исполнял роль следователя, исполнителями же приговоров всегда были сами осужденные, обязаныe поочередно казнить друг друга.
За воровство обычно приковывали к позорному столбу, где преступника забивали киями (палками) свои же товарищи. За оскорбление начальства и не отдание долга товарищу приковывали цепью пушке и только в последние времена в Сечи за это полагалась ссылка в Сибирь. За великое воровство или как бы мы сегодня сказали - "хищения в особо крупных размерах" виновных ждала шибеница (т.е. виселица). От шибеницы можно было избавиться только в том случае, если какая-нибудь девушка изъявляла желание выйти замуж за осужденного (запорожцы, по-видимому, шли на это, чтобы увеличить число юного поколения казаков).
Однажды, когда коня с преступником уже подводили к виселице, навстречу ему вышла девушка под белым покрывалом в знак тогo, что она готова выйти за приговоренного замуж. Процессия остановилась и тогда осужденный на смерть казак попросил девицу снять покрывало со своего лица. Когда же он увидел, что она сильно обезображена оспой, он всенародно отказался от нее, заявив: "Як маты таку дзюбу лепше на шибеници дать дубу" и последовал дальше навстречу своей смерти.
Кроме шибеницы запорожцы в редких случаях применяли заимствованный у ляхов железный гак (крюк), на котором осужденный подвешивался за ребра и оставался в таком положении до тех пор пока кости его не рассыпались. Пользовались они иногда и острой палей или колом. Кривые, хромоногие и почти безногие калеки, просившие в Сечи милостыню ни к кому в глаза не лезли, а "сидели в градских воротах с молчанием, в ожидании от доброхотных дателей милостины, якую им и давано было щедрою рукою набожных, хотя и веселых казаков".
Единственно, что требовало от калек запорожское правительст¬во, так это снимать с шибеницы повешенных и погребать их на вы¬гоне. С последними нищие часто менялись одеянием, без угрызения совести раздевая мертвых разбойников, "хотя тем дать выразумить живым, яко всегда лучше просити, нежели однажды умерети на виселице".
Иеромонах Полтавского монастыря Леонтий, побывавший в Сечи в XVII веке приводит любопытный эпизод со знатным казаком Письменным, приговоренным за разбой к виселице. Случай этот доказывает, что в Запорожье существовал издревле узаконенный достохвальный обычай - не вешать ни одного вора пока он не исповедуется, не разрешится от греха и не приобщится к Святым Тайнам. Так как, по убеждению самых высоких авторитетов богословия, нет суда на том свете для тех, которые здесь уже осуждены, признали свои грехи и раскаялись.
Доказательством того, что запорожцы в это свято верили слу¬жит речь названного Грицько Письменного перед казнью, после того уже как старшины объявили ему о помиловании: "Милостливые панове и батьки! Поздоровь, Боже, ваше собрание и спаси души ваша за вашу ко мне грешному перед Богом и перед вами потерянную любовь и все. Вы сами бачите тее, що я думаю, що мне на роду написано умерети не своею смертию, якая коли не теперь, то в четвер прийде до мене вид того, що родимая моя охота к войне не даст мне покою не в день не в ноче, поки мене не пожене упять на голову резати неверных, жидов та ляхив. А затим буде тее, що коли не турки, то ляхи, поймавши мене в катовски руки, заправлят туди, куди ити и никому не на руку. Вы же бачите и те, що я з ними поверхолився, та й дуже; знайте ж и те, що воны головнии мои вороги, и як недоверки, то и верного запропостят с душею и телом, уморивши без попа. Хочай я и грешен, но верный и благочестивый христианин, почему и боюсь вечной муки паче временной смерти, и потому то и добровольно иду, як заслужив принять и смерть, нехай и на шибенице, лишь бы меня простив Бог! Тай и простят по неложному сему писанию: "Иже разрешите на земли, разрешен будет в небе". Хочь вы мене вирьте хочь ни, а я во уважении души и вечности почитаю себя счастливым несравненно бiльше усех тих, яких давно уже час вешати, а вони ище не на шибенице".
Как уже указывалось, взятое в целом войско запорожское (которое в торжественных случаях именовалось полным именем – «Войско днепровое, кошевое, верховое, низовое и все будуче на полях, на лугах, на полянках и на всех урочищах морских, днепровых и полевых") делилось на сичевых и зимовых казаков. Первые составляли цвет войска и назывались "лыцарством" или "товариством". Его костяк составляли казаки, главным образом, славянского происхождения, сильные, хорошо сложенные, отличавшиеся отвагой в бою и обязательно безбрачные или по крайней мере порвавшие свои брачные узы. Только лыцарство имело право выбирать из своей среды старшину, вершить дела в войске, делить добычу и получать денежное и хлебное жалованье.
От "лыцарства" резко отличались семейные казаки, которые хотя и допускались в Запорожье, но не смели жить в Сечи, а селились в степи по слободам, зимовникам и бурдюгам. Там они занимались хлебопашеством, ремеслами и промыслами и назывались в казачьей среде "зимовчаками", "сиднями", "гниздюками". Кроме казаков на территории Запорожья проживали и просто крестьяне, которые считались подданными - "посполитыми" - товариства и именовались "поспильством". В случае войны сечевики и зимовики составляли единое войско.
Важно отметить, что Войско запорожцев управлялось "по своему умоположению" и "собственными порядками", механизм которых, был намного совершеннее практиковавшихся в Древних Греции и в Риме, не говоря уже о демократических режимах новейшего времени.
В основе власти на Запорожье лежала громада, мир, товариство казаков. Когда требовалось решать какие-то важные вопросы, литавры созывали всех казаков на Сичевую площадь, где и происходила Рада (от слова "радиться" - т.е. совещаться) или войсковой со¬вет. На раде каждый казак, вне зависимости от звания и состояния, мог открыто высказать свое мнение, особые соображения и имел право голоса. Но после того как решение большинством голосов было принято, каждый запорожец и все войско в целом обязаны были ему следовать и исполнять.
Ни знатность рода, ни сословное происхождение, ни старшинство лет не имели в Сечи никакого значения. Одни личные достоинства, т.е. храбрость, опыт, ум, находчивость брались в расчет. Тут все делалось сообща и для общества. Самый атаман в Сечи был первым лицом среди равных и не мог ничего важного решать без товарищества.
Не следует думать, что в Запорожье была безбрежная вольница, близкая к анархии. У казаков, на самом деле, всегда существо¬вала четкая иерархическая лестница, на вершину которой мог взойти каждый. На первой ступени ее стояли молодики, проходившие казацкую выучку (каждый опытный казак имел при себе по 2-3 таких молодца), затем шла сичевая масса - сиромашня, выше которой стояли старшины - заслуженные воины, прославившие себя подвигами. На вершине казацкой пирамиды стоял кошевой атаман и его окружение. Вся эта невидимая в мирное время иерархия в случае войны становилась жесткой структурой. Глава ее - кошевой атаман, которому во время боевых действий обязаны, были подчиняться все и каждый в отдельности, наделялся безграничными полномочиями и волен был распоряжаться жизнью любого самого заслуженного казака.
С другой стороны, Сечь была системой открытой в полном смысле этого слова. Насильно здесь никто никого не держал. За всяким добровольно вступившим в ее ряды железный занавес отнюдь не закрывался, и каждый казак мог по своему желанию оставить "свою мати" на время или даже навсегда. Перед выходом он получал на руки аттестат за свою службу, в котором подробно перечислялись его деловые и воинские качества. Исключение составляло военное время, когда ввиду "немаловажных заграничных обстоятельств" выезд казакам из Сечи без специального письменного разрешения войсковой канцелярии строго настрого воспрещался.
Обычно уходили казаки с Сечи, когда задумывали жениться и обзаводиться собственным хозяйством. Были и такие, кому надоедала запорожская вольница. Про них товарищи обычно говорили "зажирив от казацького хлиба". Последние, узнав на стороне почем ковш лиха и хватив шилом патоки, как правило, возвращались че¬рез некоторое время обратно и их вновь принимали.
Общевойсковые рады происходили всегда в строго определенные дни, а именно: 1 января (по старому стилю, т.е. через 7 дней после Рождества Христова); 1 октября (по старому стилю, т.е. в день Покрова Богородицы, который являлся основным храмовым праздником Сечи) и на третий день после Великодня, т.е. после Пасхи; кроме того рады могли собираться во всякий день по желанию товарищества.
На январской раде обычно решались наиважнейшие для казаков вопросы: О разделе земель и угодий и о выборе старшины: казаки определялись на радах быть ли миру или розмиру с тем или иным государством и надо ли собираться казакам в поход.
несколько дней до Рады все казаки, где бы они не находились спешили собраться в столицу своей общины - Сечь. В самый день ее запорожцы вставали чуть свет, выряжались в свои лучшие платья и направлялись в сечевую церковь, где торжественно служили утреню и затем сразу обедню. Вернувшись из храма в курень, они молились на иконы, поздравляли друг друга с праздником, снимали с себя дорогие платья и садились за стол обедать. Отобедав, они благодарили Бога, затем атамана, куренного кухаря, кланялись друг другу и, снова облачившись в праздничные одежды, готовились к выходу на площадь, которая специально по этому случаю посыпалась песком. После пушечного выстрела, довбыш выносил из церкви литавры и ударял в них один раз, извещая о начале рады, затем поочередно появлялись: войсковой есаул с большим войсковым знаменем в руках, простые казаки, вслед за которыми на площадь выступала старшина - кошевой атаман с булавой в руках, войсковой судья с большой серебряной печатью, войсковой писарь с ceребряной чернильницей, каламарью и гусиным пером за ухом и 38 куренных атаманов с тростями в руках. Вся старшина без шапок (с открытыми головами), ибо она шла на площадь как на судное место. Старшина выходила на средину огромного казацкого круга (коло) и кланялась на все четыре стороны славному низовому товариству. Казаки снимали шапки и на поклоны старшины отвечали поклоном. После чего, как бы открывая Раду, настоятель Сечевой церкви служил молебен. По окончании молебна кошевой атаман обращался к собравшимся: "Паны-молодцы, теперь у нас Новый год и надлежит по древнему нашему обычаю произвести раздел между товарищами всех рек, озер, урочищ, звериных доходов и рыбных земель." - "Да, следует, следует," - кричали в ответ казаки и начиналась жеребьевка. Войсковой писарь выносил шапку, в которой лежали ярлыки с расписанными на них угодьями. После того как ярлык был вынут, писарь зачитывал вслух, что и кому досталось. Сперва к шапке подходили представители сичевиков - куренные атаманы, затем войсковая старшина, потом духовенство и только после них женатое население запорожских вольностей. Товариство в Сечи и в бою и в дележе пользовалось преимущественным правом быть первым.
После того как угодья были разделены, начинались выборы кошевого атамана и всего войскового управления.
"Паны-молодцы, - обращался к казакам атаман, - не желаете ли по старинному обычаю переменить свою старшину и вместо нее выбрать новую? Если товариство было довольно своею старшиною, то казаки обычно отвечали: "Вы - добрые паны, пануйте еще над нами!" В этом случае атаман, судья, писарь и есаул кланялись каза¬кам, благодарили за честь, им оказанную, и все расходилась по куреням.
Но так было далеко не всегда, нередко недовольные своим атаманом казаки кричали: "Покинь, скурвый сыну, свое кошевье, бо ты вже казацького хлиба наився!" "Иди себе прочь, негодный сыну, ты для нас не способен! Положи свою булаву, положи!" Кошевой немедленно повиновался этому грозному требованию: бросал на землю шапку и поверх ее клал булаву, затем он кланялся всему товариству и уходил с площади в свой курень. После ухода кошевого тоже самое должны были сделать судья, писарь и есаул. Если, конечно, казаки не обращались к ним с просьбой, чтоб они не скидывали своего чина". Бывало, что на Раде старшина изобличалась в преступлении против войска. Тогда она казнилась за то всенародной смертию. После удаления старой старшины приступали к избранию новой и этим делом руководили простые казаки - "сиромашня". Если кандидатов оказывалось двое или больше, начинался спор. Перед этим кандидаты обязаны были разойтись по куреням, дабы не участвовать в кем. Если спор не разрешался мирно, то разные партии шли друг на друга стенкой на стенку, - пока не победит сильнейший. Таким образом, когда вопрос с победителем решался, 10 выборных казаков шли в тот курень, где сидел избранник, толкали его в бока и вели на площадь со словами: "Иды, скурвый сыну, бо тебе нам треба, ты теперь нам батька, ты будешь у нас паном". Рада вручала ему булаву и объявляла желание всего войска видеть его кошевым атаманом; по древнему обычаю избранный должен был два раза отказаться и только после третьего предложения взять в руки булаву. По этому случаю довбыш бил в литавры, а старые заслуженные сечевики по очереди подходили к атаману и сыпали на его бритую голову песок или мазали его макушку грязью в знак того, чтоб он не забывал откуда пришел. Кошевой кланялся на все четыре стороны и благодарил за честь, на что товариство отвечало ему дружным криком: "Дай тебе Боже лебединый вик и журавлиный крык!" В том же порядке происходило избрание судьи, есаула и куренных атаманов. Второго января избирали довбыша, пушкаря, писаря, кантаржея и других.
Смена старшины среди года происходила только в том случае, если она уклонялась от походов. Наскучив мирным бездействием, казаки кричали, что кошевой "обабывся" и сделался ганчиркою (т.е. тряпкою), поэтому нужно нового кошевого, который бы поча¬ще водил казаков в бой. Когда ставился вопрос о походе против неприятеля, казаки проводили раду иначе - более запутанно и хитроумно.
Сначала они давали аудиенцию послу государя, приглашавшего, запорожцев на войну. В ходе беседы казаки требовали у него условия похода в письменном виде, после чего просили посла оставить казачье коло. На нем они изучали предлагаемые условия и громко высказывали свое мнение. В итоге товариство принимало предложение или отрицало. Определить это можно было потому сколько шапок бросалось вверх в знак согласия. После чего из среды товариствa избирали 20 депутатов. Они приглашали посла опять в коло и начинали обсуждать с ним каждый пункт условий похода. В конце концов запорожцы высказывали свое согласие. В честь посла били барабаны, трубили трубы, стреляли пушки. Нo на следующий день послу сообщалось, что казаки всю ночь думали и решили все-таки от похода отказаться. Посол начинал упрашивать казаков пуще прежнего и обещал большую награду за понесенные труды. Старшина в свою очередь также уговаривала товариство не отказываться от лестных условий. Однако казаки стояли на своем. Тогда кошевой, разгневавшись, складывал с себя все полномочия атамана. После чего коло расходилось, а после обеда начиналась третья рада. На ней кошевого просили принять свою должность снова и когда он, наконец, соглашался, товариство отсылало письменные условия похода послу. Посол, прочитав условия, являлся в коло и объявлял, что он на все согласен и в заключение вручал казакам подарок в несколько тысяч золотых. Получив деньги, запорожцы расстилали на земле кобенки (т.е. плащи) и тут же их пересчитывали. Затем товариство дарило посла шубою и шапкою и посылало собственных послов с грамотою к почтившему их иноземному государю.
Кроме общевойсковых рад были у запорожцев рады "до куреней", или как их еще называли, - "сходки". Куренные сходки проходили только в тех случаях, когда требовалась особая секретность, невозможная на общей раде. Тогда к куреню кошевого собирались только куренные атаманы и старшина, таким образом совещание проходило строго между избранными.
Современные читатели могут задать вопрос - откуда у рыцарей православия было столько жестокости и отчего они были так беспощадны в борьбе с врагами.
В XVI и XVII веках не бывало года, чтобы татары не производили опустошительных набегов на южно-славянские страны. Часто они уводили в неволю по 5, 10, 15 тысяч и даже 55 тысяч христиан, как это было в 1671 году. Год от году набеги татар принимали все
большие размеры я особенно усилились с тех пор, когда в 1478 году Крым вошел в состав Оттоманской порты.
Пленные христиане, по существу, были главным источником доходов для разбойных кочевников и служили основным предметом государственных налогов в Крыму - за каждого полоненика хану полагалось платить по 10 коп. Татары снабжали все восточные рынки христианскими невольниками: корабли, приходившие к ним из Азии с оружием, одеждой и лошадьми, отходили от них с христианским "ясырем". Видя, какое множество идет невольников ежегодно в Крым из христианских стран, один меняла-еврей, сидевший, в Перекопе удивлялся: "Неужели в этих странах все еще остаются люди?".
Положение невольников и в пути, и в самом "невире-царстве" было ужасающим. Захваченных людей татары расставляли в ряды по нескольку человек, связывали им назад руки сыромятными ремнями, сквозь ремни продевали деревянные шесты, а на шеи набрасывали веревки. Потом, держа за концы веревок, садились на лошадей и, подхлестывая нагайками, безостановочно гнали до сухой, вы¬жженной солнцем степи. Они имели обыкновение убивать на месте всех, кто не мог идти, а здоровым давать в пищу сырую, дохлую конину. Так догоняли они несчастных до города Бериславля, что стоял на правом берегу Днепра, и отсюда на больших лодках переправляли их на левый берег в татарские владения. Здесь они гнали доставшихся им в добычу не спеша и, добравшись до Кара-Мечети, приступали к дележке "ясыря". Но прежде чем начать дележ, они прикладывали несчастным людям на те же места, что и лошадям раскаленное тавро. Получив в собственность невольника или невольницу, татарин мог обращаться с ними как ему захочется. На глазах у мужей и родителей они насиловали девиц и женщин, обрезали подростков. И только после этого вели их на торг в Кафу (нынешнюю Феодосию), Бахчисарай или Хазлеви (по-русски этот город назывался Козлов, а по-гречески - Евпаторией). Здесь всегда жили турки, арабы, евреи, греки, армяне, покупавшие невольников и перепродававшие их торговцам из Сирии, Греции, Палестины, Египта.
Когда пленных выводили на площадь для продажи, то их ставили гуськом, одного за другим, точно журавлей на полете. При этом продавец очень громко выкрикивал, что выставленные рабы самые новые, простые, нехитрые королевского (т.е. польского, литовского и украинского) народа, а не московского, считавшегося в Крыму "хитрым", коварным, способным к удачным побегам и потому сравнительно дешевым. Невольники осматривались купцами безо всякого стеснения, последние следили за тем, чтобы на теле не было рубцов, бородавок, других недостатков.
Особенно высоко ценились у татар красивые девушки, которые покупались на вес золота. Красивейшие из них попадали в султанские серали. Женщин особенно благородного происхождения и, главное, красивых, умевших петь и играть, вельможи оставляли у себя в гаремах, призывая к участию в пирах и веселиях.
Мальчиков, которых покупали турки, обращали в мусульманскую веру и отдавали в гвардию султана, так называемый корпус янычар.
Стариков и немощных (в основном ученых и лиц духовного звания), кто не в состоянии выполнить тяжелую ручную работу, мусульмане отдавали своим сыновьям, которые стреляли по ним из ружей, как по живым целям, убивали несчастных камнями, вырезали им икры, или заживо бросали в море. При этом христиане должны были всегда молчать, если же они одно слово изрекали во славу Иисуса Христа, турки обрезали их, а если невольник осмеливался что-либо противное сказать о Магомете, то такового немедленно сжигали.
Взрослых мужчин-христиан мусульмане обыкновенно кастрировали, ставили клеймо на лбу и на щеках, сковывали железными цепями и отдавали на общественные работы в турецкой столице, других городах Порты. Днем они изнывали на тяжелой работе под палящим солнцем ( Самые тяжелые работы, возлагаемые в Европе на злодеев, не могли сравниться Ц с теми, которые терпели честные люди в мусульманских странах, имевшие несчастье сделаться невольниками.), а ночью томились в подземных темницах. Кормили или их гнилым, покрытым червями мясом дохлых животных. Платьем для рабов обыкновенно служили рубаха из грубой шерсти с капюшоном, сорочкой и штанами. Башмаков давали по 4 пары на 18 месяцев, хотя тяжелая ежедневная работа портила их гораздо раньше.
Но самое ужасное положение было тех взрослых мужчин-невольников, которые попадали на турецкие суда галеры, названные казаками каторгами.
Конечно же, казаки не могли не знать о бедствиях христиан, попавших в плен к мусульманам, существует даже казацкая дума, которая так и называется "Плач невольников на турецкой каторге":

Шо на Чорному морю,
Потреби царсыкiй,
Громади козацыкiй,

Там много вiйська понажено,
У три ряда бiдних, бишасних невольникiв посажено,
По-два та по-три до купи посковано,
По-двое кайданiв на ноги покладено,
Сирою сирицею назад руки повязано.
Тодi бiднi, бiшаснi невольники на колiна упали,
В гору руки пiдiймали, кайданами брязчали,
Господа милосердного прохали та благали:
"Господi мiюсердний! создай зъ неба ясне солнце-мати,
Нехай будуть кайдани коло нiг опадати,
Сирая сириця коло рук ослабати,
Хай мы будем, бiднi, бiщаснi, невольники,
У чужiй землi хоч мале число по-легкостi собi мати"
Та вони промовляли
Але ось баша турецький бусурманський,
Недовирок християнський,
По ринку вiн похожае,
Вiн сам добре тее зачувае,
На слуги своi, на турки-яничари, зо зла гужкае:
Кажу я вам, турки яничари, добре видбайте:
Из ряду до ряду захожайте,
По три пучки терники та червоноi таволги набирайте,
Бедного невольника по-тричi в однiм мiсцi затинайте"
Тодi турки-яничари iз ряду по ряду захожали,
По три пучки тернини i червоноi таволги у руки брали,
По-тричi в однiм мiсцi бiдного невольника затiнали,
Tiлo козацьке молодецьке коло жовтоi костi обривали,
Кров хрстiянську неповинно проливали.

Стоит ли после этого удивляться, что когда казаки брали турецкие галеры или города, они не щадили ни старого ни малого. Время тогдашнее грубое и немилосердное ожесточило сердца этих благородных воинов, насколько заботливых, деликатных и предусмотрительных по отношению друг к другу, настолько же и беспощадных к врагам.
Сейчас уже ясно, что по уровню вооружения запорожцы значи¬тельно превосходили современное им вооружение войск в странах Европы и Азии. Удивляться этому не стоит, ибо все лучшее, что появлялось в зарубежных армиях очень быстро стекалось в Сечь и тут же и перенималось войском. Оружие из Польши, стран Востока и Западной Европы, Крыма и Турции захватывалось, сопоставлялось и испытывалось на практике. Причем, по признанию авторитетного специалиста в этой области В.П.Коховского, запорожцы были самым обеспеченным войском в смысле огнестрельного оружия в современном им мире: "Примечательно на Запорожье то, что там мушкет не исключал копья, которое заменяло собой штык, - писал он. - В Западной же Европе мушкетеры были отделены от пикинеров (т.е. копейщиков), от чего происходило весьма важное неудобство в бою, так как воин имел, или одно оборонительное оружие или одно наступательное".
Стоит ли говорить о том, что большинство казаков обращались со своим оружием с изумительным совершенством, так что, по сло¬вам летописца, и "наилучший польский гусарин, и рейтарин примерен им быта не может".
Итак, что же состояло на вооружении запорожцев. Из огнистой стрельбы они использовали пушки, которые они называли "гарматами" или арматами. Гарматы по величине подразделялись на большие "потужные", употреблявшиеся для обстрела крепостей, Поэтому их еще иногда называли муроломными, т.е. стенобитными. Другим видом пушек были малые " непотужные", они служили полевой артиллерией и частенько брались казаками в морские походы. К арматам полагались большие и малые гранаты, а также различавшиеся по размеру арматные гульки. Добывали себе арматы запорожцы в основном у турков и у поляков. "Опановав " какую-нибудь крепость, казаки прежде всего старались "опановать" и арматы.
Мортиры или, по-казацки, "можжиры", которые представляли собой медную ступку длиной в 100 мм, шириной 90 мм с отверстием 40 MM, так же частенько употреблялись запорожцами в бою. Но чаще применяли они "гакивницы" или пищали (от слова "гакать" - стрелять). Самым же распространенным огнестрельным оружием были "рушницы" (от слова "рука") и пистоли. Как свидетельствует швед Нордберг в своей "Истории Карла XII" запорожцы в совершенстве владели рушницами или самопалами, издалека попадая в цель. Кроме рушницы каждый казак обязан был при себе иметь 4 пистоля, из которых два - носились за поясом, а другие два в кожаных кобурах (от татарского "кубур" - чехол, футляр), пришитых к шароварам.
Оружие, которое они ласково называли "ясной зброей", казаки берегли как зеницу ока. Тот не казак, - говорили они, - у кого скверное оружие.
Помимо оружия "огнистой стрельбы" были у запорожцев и разнообразные орудия рукопашного боя, которые, между прочим, они предпочитали первым и уважительно называли "честным оружием". Им казаки дрались, когда приходилось вести войну с христианами, скажем, с поляками, поэтому и употреблялось оно по преимуществу против честных воинов.
Сабли (шабли) у запорожцев были не особенно кривые и не очень длинные, зато замечательно острые - "як рубне кого, так надвое и розсиче". Рукоятки сабель нередко обкладывались чешуйчатою кожею морских рыб и оканчивались головкой какой-нибудь птицы или зверя. Лезвия имели золотую насечку и вкладывались в обшитые кожей ножны - "пыхвы", как их называли запорожцы (от слова "пихать"). Сабля считалась первейшим оружием казака и называлась в песнях "сестрицею, ненькой ридненькой, дружиною - панночкою молоденькою".

Ой панночка наша шаблюка!
3 басурманом зустрилась.
Не раз, не два цилувалась.

Употребляли казаки и копья ("списы"), которые состояли из трехметрового древка (называлось оно "ратищем" от слова "рать") и железного копья - наконечника. На некотором расстоянии от последнего укреплялась железная перепонка. Делалась она для того, чтобы проткнутый неприятель не просунулся по копью до самого казака и не схватился с ним вручную. Ибо нередко бывало, что увлеченному битвой ворогу и живот распорят, а он того и не замечает и продолжает драться. Иногда списы выручали казаков, когда надо было переходить через болото: их клали рядами перпендикулярно друг другу. Калепа или чеканы (т.е. боевые молотки) казаки употребляли тогда, когда воюющие перемешивались в рукопашном бою и стрелять было опасно, дабы не нанести вред своим.
Широко пользовались запорожцы и якирьцами, известными еще под именем "троицких чесноков", т.к. в Смутное время монахи Троице-Сергиевой Лавры защищались с их помощью от польской конницы. Якирьцы выковывались из железа и имели вид птичьей лапы с тремя передними пальцами и одним задним.
Имели при себе сичевики и демешки (дамасские клинки) и обоюдоострые кинжалы. Случалось, что надевали они в бой и панцыри и кольчуги, заимствованные у поляков. Надо заметить, что основная масса холодного оружия изготовлялась искусными мастерами в самой Сечи. Гарматы и рушницы также нередко были собственного производства. Порох казаки хранили в натрусках или пороховницах, патроны - в специальных лядунках, изготовляемых из кожи в виде сердец, фляшек, тыкв. Носили их обыкновенно на поясе, на грудь же одевались "череса" (что мы сейчас называем патронташем) с уже готовыми зарядами.
Соответственно вооружению делался и убор боевого коня, на который надевалась узда с "байраком" (т.е. с мундштуком), алого цвета чапрак, орчак (казацкое седло) на красном бархате с серебряными галунами. Спереди седла свешивались кобуры для пистолей, а сзади навязывались тороки для привешивания к ним мешка или привязывания пленных.



Платье запорожцев

Запорожцы, даже богатые, в силу своеобразного желания шикнуть нищенством своего костюма, выказав свое пренебрежение к одежде, часто одевались чересчур просто, и не только в походе. Но зато, когда появлялись они в украинских городах и местечках, или когда в Сечи отмечалось торжество, они буквально преображались. Наряд их становился настолько роскошным, что с ним не могло соперничать одеяние ни польской шляхты, ни русских дворян». Делалось это с тонким расчетом, чтобы у юного поколения, глядевшего на их роскошный костюм и снаряжение, появлялось желание встать в ряды казаков.
Вот как описывает платье запорожцев XVIII века живший в их среде Василий Зуев: "Калганы у них были синие и делались из такого хорошего сукна, что оно никогда не линяло (обычно из оксамита, т.е. дорогого синего бархата, расшитого золотыми узорами). Отвороты на рукавах красные и пояс красный, а шаровары синие. Поверх одевался кармазинный (от тюркского "кырымыз" - красный) или буракового цвета жупан".
И каптан и жупан в плечах были довольно широки, а в перехвате узки и потому давали казаку полную свободу действий. Можно было махать саблей вперед и назад, нисколько не стесняя движений. Шаровары (суконные, нанковые или кожаные) были всегда необыкновенно широкими, так что в иные можно было штук 30 арбузов вложить. Шаровары было принято низко напускать на сафьяновые чоботы (сапожки мягкие) желтого, зеленого или красного цвета. Так что виднелись одни каблуки с серебрянными или медными подковами. Поэтому когда казак шел, будто шелковый парус распускался. Карманы на шароварах делались с золотым позументом. Шапки у запорожцев были смушковые, высокие. Цвет дна - зеленый, красный, васильковый и прочее - зависел от того, к какому куреню казак был приписан. Прежде чем надеть шапку, запорожец заматывал за ухо свою чуприну и потом уже надевал шапку на голову. Как надел шапку, то он уже и казак - считалось, что это самое первое и самое главное одеяние. Однако не всегда такой была одежда у запорожцев. По началу в XVI веке одевались они намного скромней. Даже поговорка такая была: "казак - душа правдыва - сорочки не мае". Что это отнюдь не преувеличение, говорят свидетельства очевидцев тех лет. Вот одно из них: "Бывало, обреет себе запорожец голову, заправит оселедец за ухо, завяжется тряпицей, натянет на себя епанцу (широкий казацкий плащ) и опорки из свиной кожи, да так и ходит себе. А иной поймает козу, обдерет ее, облупит кожу, очистит от шерсти, оденется, подошв) или на одну ногу натянет постол, а на другую сапог и блукает в степи, припевая:


Одна нога у постоли,
А друга - в сапьяни.
Подывыся, Ганно,
Який постил гарний.

Случалось, что летом запорожцы ходили и совершенно голыми. как тогда ворили : «Увесь звесь – куды схоче, туды и скаче, нихто за ним не заплаче". Раскольничий поп Иван Лукьянов на пути своем в Иерусалим, встретил ватагу казаков полковника Семена Палия, описывал их так: Голы,что бубны, без рубах, нагие страшно зело... У нас на Москве и на Петровском кружале не скоро сыщешь такова хочь одного». Далее он уточняет, что некоторые казаки все же имели кое-какие одежды «носили их до сносу, никогда не переменяя - поки сами не спадут с плеч».
Но шло время , и славное войско запорожское оружием и доблестью у проклятых басурман такие одежды, которым дивилась вся Европа. В XVIII веке пояса уже делали из кружевных шалей или турецкого (персидского) шелка, причем концы их обязательно золотились или серебрились. Поверх всего одевали они уже просторную и долгую черкеску, контрастирующую с цветом каптана. У черкески рукава обычно были с распорами, которые для красоты закладывались и завязывались за спиной. Едет, бывало, казак верхом, и кажется, будто у него на спине приделаны крылья, которые то и дело «метляются» сзади. Вот по этим крыльям и узнавали запорожца. В ненастье по верх черкески набрасывалась кирея – прообраз бурки – сделанная из «волны» (овечьей шерсти) или кожи, она надежно предохраняла казака от холодного ветра, дождя или снега. В походах запорожцы любили носить короткие кожаные куртки, которые они называли «кожанками».
Но парадная одежда у запорожцев оставалась парадной, не зря про них люди говорили: «Разодеты, так, что Боже, твоя воля! Золото да серебро! Будто все убраны звездами или цветами. Сабля на боку, пистоли за поясом, все в золоте – так и горит. Идет запорожец и земли не касается. А как сядет на коня и поедет по ярмарке, то словно искры сверкают. Выбросит, бывало, запорожец шапку вверх и не допустит упасть: подлетит на коне и схватит. А кто не схватит, тот на свой счет поит и угощает товарищей».

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Гнеденко А. М, Гнеденко В. М. За други своя или все о казачестве

ЗАБАВЫ ПАЛАЧЕЙ ИЛИ УНИЯ


Почему княжество Литовское сделалось великим. Брак Ягайло и Ядвиги - начало падения Речи Посполитой.
Двойной гнет украинских крестьян. Стражи южных границ.
Летопись деяний украинских гетманов. Уния и начало священной войны с поработителями. Как Хмельницкий оказался во главе восставших.
Победы и поражения казаков. Выборы или Рада 1654 года.

- Будьте здоровы, сынки... Дай же Боже, чтоб вы на войне всегда были удачливы! Чтоб бусурманов били, и турков бы били, и татарву били бы, когда и ляхи начнут что, против веры нашей, то и ляхов били бы! Ну подставляй свою чарку...
Н.В.Гоголь «Тарас Бульба»

И испокон веку литовцы жили по обоим берегам Немана и Вилии, в лесах среди болот. Жили они бедно, и под управлением своих князьков и жрецов поклонялись идолам, в то время, когда Русь была уже крещена. Были они столь бедны, что платили дань русским князьям вениками и лыком. С Запада на них наступали крестоносцы, насильно обращавшие их в латинскую веру. Славяне (восточные) теснили их с другой стороны, облагая данью. Однако в отличие от немцев славяне не навязывали литовцам насильно православной веры - те приняли ее добровольно. (В летописном повествовании о Малой России читаем: «Во дни же оные, как то от 1330 года, Литовское Княжество начало просвещаться святою верою Православною, когда Ольгерд князь взял в жену христианку, Марию, дочь Тверского князя, Михаила Александровича, ее же ради и крестился. С сего времени стала быть Литва вся Закона грекороссийского”.
Слово «ляхи» означает людей "ляцкого", т.е. латинского вероисповедания.)
Со временем Литва стала постепенно освобождаться от сильного влияния Руси. Этому способствовало то обстоятельство, что Русь после нашествия монголов была обескровлена и обессилена. Литовцы же, пользуясь болотистой местностью и непроходимыми чащами своей родины, сумели избежать опустошения кочевников. В бою они действовали малыми отрядами и, уходя от открытого боя, нападали всегда внезапно, используя различные засады. На возвышенных местах вдоль своей границы они держали подготовленными костры. При подходе неприятеля костры вспыхивали один за другим. Извещенное таким образом об опасности население пряталось в рубленные городки, располагавшиеся в окружении топких болот и непроходимых лесов. Здесь они отсиживались пока грозила опасность, а в случае осады незаметно уходили из окруженных городков через тайные подземные ходы.
С разорением Руси в Литву хлынул уцелевший православна русский люд. Они несли с собой своим соседям религию, культуру более совершенное искусство ведения военных действий. Великий Князь Гедемин, сын его Ольгерд, внуки Витовт и Ягайло, крестившись в православную веру, переняли у русских систему судопроизводства и законы. Самый язык русский в тогдашней Литве был языком государственным. Многие родовитые и благородные русские князья и бояре, спасаясь от монгольского ига, добровольно приходли в Литву, и служили верой и правдой литовскому государству Литовские православные князья подати брали небольшие, всячески способствовали развитию ремесел и торговли, так что страна эта поначалу была родной как для славян, так и для литовцев. Вот почему через сто лет после опустошительных Батыевых нашествий большое число исконно русских земель (Киевское, Волынское, Черниговское, Новгород-Северское княжества) стали называться Вели¬ким Княжеством Литовским. И все бы было хорошо, и как знать как бы сложилась судьба Литвы, если б не роковой поступок князя Ягайло, перечеркнувший перед литовским государством перспективу великого будущего. Ягайло, соблазнившись красотой польской королевы Ядвиги, женился на ней и, под влиянием жены объединив Литву и Польшу под общим названием Речь Посполитая, изменил вере отца и принял католичество.
Брак Ягайло и Ядвиги принес несчастье и полякам и литовцам, а больше всего поселившимся на землях княжества русским. Дело в том, что Польша к XIV веку была по преимуществу "шляхетским государством". Шляхта (т.е. Польское дворянство) издавала в своих владениях собственные законы, имела право строить крепости, лить пушки. Каждый шляхтич у себя в поместье был абсолютным властителем, мог грабить своих крестьян и делать все, что ему заблагорассудится, вплоть до осуждения их на смертную казнь и исполнения приговора. Жаловаться на него крестьянам, или как их в Польше называли, посполитым, было некому, так как сам король не имел права вмешиваться во внутренние дела шляхтичей. К тому же шляхта выбирала королем кого хотела из своей же среды. Но и выбранному законному государю своему, она могла сопротивляться не только на словах, но и на деле, то есть с помощью собственных войск. Как правило, никто из польских дворян не думал об укреплении отечества и центральной государственной власти. Каждый помышлял о своих собственных интересах и жертвовать ими ради общего дела считалось зазорно и глупо. Большую часть времен шляхтичи проводили в пирах и забавах, они купались в роскоши строили великолепные дворцы для себя и просторные дома для своих собак.
Разумеется, для этого требовалось огромное количество денег, и они бессовестно обирали своих холопов-крестьян, так что последние часто завидовали тому, как живут собаки их хозяев. В большинстве своем ленивые и нелюбопытные, шляхтичи считали для себя низостью заниматься хозяйством, и, чтобы не возиться с грязными холопами, а главное выжать из своих крестьян побольше денег, они стали сдавать свои поместья купцам-евреям, которые давали им золото вперед, а затем были вольны выбивать его из крестьян сколько захотят и любыми средствами. Постепенно еврейские ростовщики опутали своими щупальцами всю Польшу и имели огромное влияние на внешнюю и внутреннюю политику этого государствa. Когда Литва и Польша объединились, короли Речи Посполитой стали награждать литовских и русских родовитых людей правами шляхетства, особенно тех, кто в угоду ксендзам принимал католическую веру. Многие потомки русских князей и бояр изменили вере отцов, научились говорить по-польски, усвоили шляхетские порядки и обычаи. Но простой народ был тверд в своей вере, жил по старому и не желал поступаться ничем.
Защита пограничного края Речи Посполитой в основном лежала на вольных русских людях, которых, как мы уже говорили, называли казаками, что и означало "вольный человек". Дружины этих бесстрашных людей отбивали набеги татар, промышляли на берегах, Днепра, Дона, заходили на Волгу, а также Черное и Каспийское моря. Их набеги на мусульманские суда и города были всегда внезапными и неотразимыми. ( из древних летописей читаем: "казаки... были настоящие морские)
Короли Речи Посполитой, понимая огромное значение военного искусства казаков как силы, способной защитить страну от набегов кочевников, поддерживали их провиантом и боеприпасами и всячески заручиться их доверием. Постепенно им удалось добиться того, чтобы гетманов (т.е. начальников казацких дружин) назначали они сами.
Летопись русского украинского казачества на службе Речи Посполитой ведется с начала XIV в. с гетмана Дмитрия Вишневецкого (По происхождению русского князя). Это было в то время, когда Речь Посполитая еще уважала русских людей и их православную веру, щедро награждая их за службу всему государству. Дмитрий Вещневецкий славился не только своим бранным мужеством, но и мудрым правлением. Он строил на Украине города, замки, наблюдал в судах справедливость, поддерживал торговлю, ремесла, промыслы, энергично заселял опустошенный татарами степной край.
Сдавши гетманство на Украине князю Евстафию Ружинскому, Вишневецкий перешел в братство запорожских казаков, о котором мы подробно расскажем в следующей главе. Он помог устроить за¬порожцам на острове Кодаке неприступную по тем временам крепость, в которой они выдержали осаду татарских полчищ. Затем князь Дмитрий на некоторое время перешел на службу к московскому царю Ивану Грозному. Сам факт говорит о том, что виднейшие представители украинского казачества, даже находясь на службе у Польши, не считали себя чужими московитянам, едино¬родным им как по крови, так и по духу - православной вере.
Во время крымских походов князь Дмитрий попал в плен, и турецкий султан приказал повесить своего злейшего врага на крюк. И повис над пропастью, захваченный под ребро, седой русский богатырь. Несмотря на страшные муки, он славил Христа, проклиная Магомета. Рассказывают, что когда он испустил дух, турки выреза¬ли его сердце, поделили и съели, в надежде усвоить бесстрашие Вишневецкого.
Гетман Ружинский дал Украинскому казацкому войску новое устройство. Он разделил его на 20 полков, каждый в 2 тыс. человек. Эти полки получили название городов Украины: Киевский, Каневский, Черкасский, Лубенский и т.д. Полки в свою очередь делились на сотни, которым присваивалось название местечек. При Ружинском был возобновлен старинный казачий обычай самим из своей среды выбирать полковников, сотников и всю казацкую старшину - есаула, судью, писаря, скарбничего. Записанные в списки казаки стали называться реестровыми, в отличие от прочих. Половина их была конная, половина пешая; первая берегла границу, а вторая стояла по городам в качестве гарнизона. Одежду и вооружение реестровые казаки обязаны были иметь свои, но во время походов польское правительство платило им жалованье: простому казаку - один дукат в год и на два года кожух, т.е. овчинный тулупчик. Сотники получали вдвое больше, полковники и вся войсковая старшина - вчетверо. В атаку казаки, как и прежде, ходили "лавой", т.е. в одну шеренгу, обхватывая противника с флангов и стремясь зайти в тыл. Часто приходилось казакам отбиваться от превосходящих сил, тогда они укладывали лошадей попарно, в две шеренги в форме равностороннего треугольника. Это издревле называлось у них -"батоваться".
В 1516 году при очередном набеге на украинские земли крымцы окружили с трех сторон казацкий табор, осыпали его стрелами и понеслись в атаку. Дружным залпом встретили их сидевшие за возами казаки. Татары отхлынули ж пошли во вторую атаку. Но и на этот раз казаки зря пороху не тратили, их меткий огонь вновь рассыпал ряды татар. Гетман Ружинский отдал приказ, чтобы ни один казак под страхом смерти не вздумал пускаться в погоню. К ночи татары, «вздумавшие взять казаков измором, расположились на ночлег вокруг казачьего табора. Перед рассветом гетман велел выступать. Татары беспечно спали; возле каждого всадника стоял привязанный к руке конь. Десяток спущенных казаками ракет испугал степных животных, и они понесли распластанных на земле сонных всадников. Казаки не стали дожидаться, пока татары придут в себя и наносили ли удары направо и налево; к обеду от татарской орды не осталось и следа. Весь богатый обоз достался в награду православным войнам.
К слову сказать, многие поляки, которые еще не утратили природной славянской чести и не развратились в безделье, пиршествах и дамском угодничестве, прослышав о всегдашней готовности казаков сражаться с неверными и об их беспримерной храбрости и благородстве, записывали себя и своих детей в казацкие полки. Некоторые из них даже крестились в православную веру.
Добрая слава о казаках стала распространяться по всему миру, их стремились пригласить на службу и французские короли, и германские курфюсты, но особенно соседние православные народы. 1574 году молдавский господарь Иван прислал к гетману Свирговскому, преемнику Ружинского, просить помощь против турок. В ТАКОМ деле единоверным братьям, конечно, отказу быть не могло. Сверговский выступил в Молдавию с небольшим отрядом, в 1,5 тыс. казаков. Сам господарь с боярами выехал навстречу гетману, в знак радости молдаване палили из пушек. После знатного угощения казацким старшинам поднесли серебряные миски, полные червонцев, при чем было сказано: "После дальнего пути вам нужны деньги на баню". Но казаки не захотели принимать гостинцев: "Мы пришли к вам, волохи, не за деньгами, не для жалованья, а единственно за тем, чтоб доказать вам нашу доблесть и сразиться с неверными, коли к тому будет случай", - отвечали они озадаченным молдаванам. Со слезами на глазах Иван благодарил казаков за их намерение: «Хотя вас, други мои, и немного, - говорил он, - но один ваш вид так ободрил меня, как будто вас пришло 20 тысяч. Сами можете уразуметь, как мое сердце лежит к вам, а что нам пошлет Господь БОГ, то все разделим с вами пополам». На это гетман отвечал: «Не станем толковать о плате; плату мы считаем последним делом. Желаем сразиться с коварным и свирепым врагом христианства. НАМ не страшны силы турок, с Божьей помощью мы смело двинемся на них, лишь бы выручить твои владения».
Медленно, короткими переходами продвигались турки к берегам Дуная. Их вел опытный Капуд-паша, твердо усвоивший приказ султана разметать христиан, а мятежной» господаря доставить в Стамбул живьем. Владения Ивана были уже обещаны валахскому (Валахскому - румынскому, так как Румыния в старину называлась Валахией.) господарю, который поклялся платить двойную дань против прежней, если султан отдаст ему Молдавию.
Наконец, весть о приближении врагов достигла союзников, стоявших лагерем под Браиловым. Иван отобрал 12 тысяч лучших воинов и поручил их своему старому другу, хорвату по национальности, Иеремии Чарнавичу. Чарнавич должен был наблюдать за передвижением врага и доносить о нем господарю. На прощание Иван поцеловал своего друга, а тот, в ответ, встав на колени, поклялся ему в верности.
Прибывши к Дунаю, Чарнавич увидел на другом берегу огромную турецкую армию, насчитывающую до 260 тыс. воинов со множеством пушек. Несколько раз турки пытались начать переправу, но везде их встречал храбрый сподвижник молдавского господаря. Тогда паша послал Чарнавичу 30 тыс. цехинов, приглашал его к себе на тайный разговор. И Иеремия не устоял, заслышав звон серебра. Он снял сторожевые посты, притворно отступил, а когда турки перешли Дунай, отправился к ничего не подозревавшему Ивану. Бедный господарь поверил, что турок не больше 15 тыс., не сообраив того, как это Чарнавич с 12 тыс. отборных бойцов позволил им переправиться через Дунай. Казаки сразу почуяли, что здесь что-то неладно. "Волохи часто продают свою землю, - говорили между собой сичевики, - они по природе изменчивы, а Иеремия совсем ненадежен. Как это он не сдержал турок? Это нам подозрительно! " Потолковавши так, они пошли к господарю: "Удивляемся мы тебе, Иван, как ты хочешь принять битву, не ведая ни сил, ни намерения турок? Мы готовы биться за тебя, однако не хотим попасть в засаду, как стадо овец!" Господарь уверял их, что Чарнавич - самый преданный его друг и что он первый встретит турок. "Нечего бояться, - говорил он, - я знаю, кому верить".
Союзники установили обоз над озером, недалеко от Дуная, хотя пехоты было у них до 30 тыс., но это было не войско, а простые, плохо вооруженные крестьяне, 12 тыс. конницы были под началом Чарнавича. Господарь расставил свою пехоту в обозе, фронт ее прикрыл каменными пушками. Казаки стали отдельно. Устроивши табор, Иван поднялся на одну из ближайших высот и увидел перед со¬бой огромную турецкую армию. Измена Чарнавича была очевидна. Он крикнул, чтобы к нему позвали Иеремию, но посланные вернулись и передали, что Иеремия уже пошел в битву за своего господаря. Действительно, на глазах Ивана его конница двинулась вперед; после первого же удара знамена опустились, мечи и копья полетели наземь. Между тем в обозе раздались крики, что все пропало, что надо бежать. С трудом унял их храбрый господарь, и началась битва. Турки, наступая, прикрыли свой фронт волохами бросившими оружие. Грянули молдавские пушки и почти все изменники полегли перед своим же обозом.
Свирговский с казаками ударил на турок сбоку; неверные побежали, опытный гетман удержал своих от преследования. Турки опять перешли в наступление. Пыль и дым закрывали солнце, пушкари не знали, куда им стрелять. Иван громко подавал команду: его лихой аргамак носился по всему обозу, своим примером господарь воодушевлял молдаван. Еще немного - и приступ будет отбит. Но вдруг небо заволокло тучами, грянул гром и пошел сильный ливень. Дело христиан пропало. Дождь подмочил порох, стрелять больше было нечем. Турки густой толпой врезались в ряды молдаван и те побежали. Казаки несмотря ни на что сохраняли спокойствие и мужественно погибали в неравной схватке. В тот день их пало больше тысячи. Остальные, видя, что отступление неизбежно, сошли с коней и принялись спасать пушки. Несколько десятков пушек успели стащить, одну самую большую, которую не могли сдвинуть 12 человек, стащил сам господарь. Остальные забили.
К вечеру молдаване заняли пепелище обгорелой деревни, их еще оставалось 20 тысяч. Господарь приказал окопаться, а на следующее утро, когда турки уже заняли все окрестные высоты, оказалось, что в лагере нет ни капли воды. Прошло три дня нестерпимой жажды. Видя отчаянное положение христиан, турки прислали сказать, что если те сдадутся, их пощадят. Господарь видел, что гибель отряда неизбежна, и нет страшнее смерти, чем от жажды и голода. Он потребовал от турок, чтобы казакам дали свободный пропуск на родину, а молдаванам не чинили насилий, а его самого отвезли на суд Султана Селима. "И пусть, - прибавил Иван, - паши семикратно подтвердят присягою на Коране мои условия". Паши семь раз поклялись в присутствии молдавских послов. Затем они приблизились и потребовали выдачи господаря. В это время Иван прощался с казаками, раздавая им свое оружие, золото и драгоценности: "Возьмите их, верные товарищи, в награду за вашу любовь. Вечно сохраню в своем сердце благодарность, в чем клянусь Творцом Богом", - говорил он со слезами на глазах.
Раздавши все, Иван отправился в турецкий лагерь. Его привез к Капуд-паше. Во время разговора Иван не выдержал и обругал мусульманина. Тот ударил безоружного господаря мечом, а бросившиеся со всех сторон янычары отрубили ему голову. Свирепые турки мочили в крови Ивана свои сабли и давали лизать их лошадям, надеясь, что через это они сами получат силу и мужество героя, а их лошади - его бодрость и живость. Покончивши с Иваном, они бросились на беззащитных молдаван и начали сечь их как капусту. Убедившись, чего стоят клятвы турок, казаки встали в тесный треугольник, и много врагов полегло вокруг них прежде чем турки истребили их. Осталось только 12 самых отважных казаков вместе с гетманом. Турки, восхищенные мужеством этих чудо-воинов, не хотели их убивать. Они обещали им почет, большие деньги, если они согласятся надеть чалму и славить "пророка" Магомета. На эти уговоры оставшиеся в живых казаки твердо отвечали, что лучше быть изрубленными в куски, чем погубить свою душу.
Когда горестная весть дошла до Украины, певцы сложили песню про своего гетмана. В этой песне вся Украина спрашивает: "Куда же вы подевали нашего гетмана?" - ни ветры буйные, ни орлы встречные не могли дать ответа, и только жаворонки, кружась в воздухе, печально отвечали:
В глубокой могиле
Близ города Килии,
На турецкой линии
Свирговского заменил Федор Богдан, которого казаки называли попросту "Богданком". По просьбе короля Стефана Батория казаки под предводительством Богданка отправились в поход на Крым. Украинскому гетману пришли на помощь и запорожцы. Пять тысяч последних под начальством есаула Нечая вышли на своих лодках-чайках в море и заперли турецкую гавань Кафа (нынешняя Феодосия) и встали там, ожидая прихода Богданка с войском, который шел в Крым степью. Ему пыталась преградить дорогу татарская орда, но казаки сумели рассеять ее, затем заняли Пере¬коп и Кафу. Дальше они хотели идти на Бахчисарай, но явились ханские послы с богатыми подарками, умоляли заключить мир. По условиям этого мира все христианские пленники в Крыму получили свободу, после чего Богданко с честью и славой вернулся на Украину.
Но ненадолго. Вскоре началась война с турками и снова Украинскому гетману пришли на помощь запорожцы. Пока он двигался на Дон, с Дона на Кубань, затем через Кавказ в Армению и Анатолию, низовые казаки с моря обложили Трапезонт, совместными усилиями опустошили весь азиатский берег, приблизились к проливу против Царьграда, и, как это проделывал в древности отец равноапостольного князя Владимира князь Святослав, выжгли его предместья, переправились в европейскую Турцию, прошли Болтало и напали на Килию. Она была взята штурмом, все турки и армянe были перебиты без пощады, а сам город разрушен до основами. Так казаки помянули погибших здесь своих товарищей. Подвиги Богданка, как и его сподвижника атамана Нечая, были воспеты бандуристами.
Хотя Стефан Баторий и наградил Богданка, прислав ему знамя Изображением Белого орла, он стал косо поглядывать на победоносное православное воинство, опасаясь его усиления в будущем. Нагому он решает вместо прежних 20 полков оставить только шесть, и отдает приказ особым чиновникам, чтобы поселяне самовольно не переходили в ряды казаков. Однако, ни сам Богданко, ни его преемники гетман Подкова, Шах и другие не думали подчиняться новым порядкам, да и не могли бы эти честные воины изменить своим сородичам, ибо только в казачестве украинский русский народ и спасался от панщины и непосильных поборов. Особенно потребовалось поселянам покровительство казаков, когда при Сигизмунде Третьем в Речи Посполитой пришли к власти "отцы"-иезуиты, сумевшие разжечь в короле ненависть к православным, которых стали презрительно называть "схизматиками". Чтобы обмануть народ, иезуиты придумали так называемую Унию, т.е. соединение православной и католической церкви под властью Римского Папы.
Этo была хитрая ловушка, но народ обмануть невозможно, и он скоро понял коварство иезуитов и в большинстве своем украинцы захотели изменить чистоте своей веры и подчиниться якобы "непогрешимому" Папе. Тогда иезуиты начали гонение на православную церковь, в городах православным запретили торговать, записываться в ремесленные цехи, их больше нельзя было выбирать на ответственные должности. Католики дошли до того, что запретили хранившим чистоту веры священникам хоронить по православному обряду и посещать больных со святыми дарами. Буйные толпы католиков, науськиваемые иезуитами и с благословения Папы врываясь в церкви, монастыри, нападали на крестные ходы, при этом они побивали камнями православных монахов и священников, растаскивали богослужебные книги, церковную утварь. Даже в Киеве, в исконно православном городе, большая часть церквей была обращена в униатские, в том числе София и Выдубицкий монастырь. Златоверхий Михайловский монастырь после шабаша католиков долго оставался в запустении. Почти все церковные богатства были захвачены иезуитами, и православные батюшки вынуждены были скитаться.
Иудеи, фактически державшие все финансы Польши в своих руках, сообразили, что они, при желании, могут нажиться на горе православных, оставшихся безо всякой защиты. Вместе с панскою землею и угодьями они стали брать на откуп у поляков и православные храмы. Они стали держать у себя церковные ключи и за всякую требу сдирали с православных три шкуры. При этом они еще чванились и насмехались над людьми и их верой. Если священник, не вы-держав тягот, покидал свой приход, его приписывали к униатской церкви, а священная утварь и одежды переходили к арендаторам-евреям.
Иезуиты думали, что такими мерами они заставят православных окатоличиться или хотя бы перейти в Унию. Но они не учли того, что казаки - эти бесстрашные рыцари православия - не пожалеют даже своей жизни для спасения Матери-Церкви. Восстания казаков стали регулярными и, хотя, как правило, правительственным войскам удавалось расправиться с мятежными казаками, превратить этих свободных людей в рабов было невозможно. Казни ожесточали православных все больше' и больше. Ненависть их копилась долго, десятки лет, пока не началось всенародное восстание Богдана Хмельницкого, освободившее православных от католического засилья. В результате некогда сильное государство Речь Посполитая начало постепенно угасать, пока не превратилось в совершенное ничтожество в XIX веке.
Шляхтичи на Украинских землях королевства, где проживали в основном православные русские люди, год от году вели себя все более вызывающе. Вместе со своим войском они заходили в украинские местечки и села и хозяйничали там, как хотели, если поблизости не было казаков: грабили, насиловали женщин, убивали. Они даже не стеснялись соперничать между собой в таком гнусном деле. Ибо разорять и всячески притеснять "схизматиков", как они называли оставшихся верными православию, считалось у них доблестью.
Однажды распоясавшийся шляхтич Чаплинский сделал наезд на родовой хутор войскового писаря малороссийского казацкого войска Богдана Хмельницкого. Во время своего "отважного" набега он разорил на хуторе пасеку, сжег мельницу, избил до смерти сына и увез с собой жену Хмельницкого. Зиновий Богдан Хмельницкий по матери был внуком славного казацкого гетмана Богданка и, ес¬тественно, рыцарская дедовская кровь в нем закипела. Но вначале он не хотел проливать христианской крови и поехал в Варшаву на прием к королю Владиславу. Тому самому королю, который был сыном Сигизмунда III и чуть было не сделался московским царем в Смутное время. Владислава наверняка бы избрали на московский престол, если бы он согласился в свое время принять православную
веру, необходимое условие, которое поставили перед ним выборные русские люди. В отличие от отца, одураченного иезуитами, Владислав с сочувствием относился к своим подданным православным и вернул им многие церкви и монастыри, отнятые у них униатами при Сигизмунде. Казакам он тоже симпатизировал, помня воинские подвиги Сагайдачного. С их помощью он надеялся отнять у Турции захваченные в Европе земли. Но шляхта с басурманами воевать не хотела, ей больше нравилось грабить мирных украинских поселян, и потому она противилась королю в его планах, не давала ему воли, а главное, не давала денег, необходимых военных приготовлений против Порты. Король принял Хмельницкого ласково и сказал ему: «Знаю об утеснениях казаков, но помочь вам не в силах. У вас есть сабли, кто вам запрещает постоять за себя?!»
По возвращении на Украину Хмельницкий собрал знатнейших казаков в лесу и подробно описал, что видел в Варшаве и пересказал ответ короля и затем открыто обратился к ним с такими словами: "Соединимся братья! Восстанем за церковь и веру православную. Призывайте казаков и всех ваших земляков. Я вас поведу. Возложим упование на Всевышнего: Он нам поможет". - "Умрем друг за друга! - крикнули казаки. - Отомстим за обиды наши, освободим от ярма братьев наших. Да поможет нам Бог!" Так началось восстание, расколовшее, а в конце и погубившее Речь Посполитую.
В конце 1647 года Хмельницкий отправился в Крым. Татарским ханом в то время был воинственный Ислам-Гирей. Он заставил Хмельницкого присягнуть на своей сабле, после чего позволил пригласить в поход перекопского мурзу Тугай-Бея. Его орда дожна была выступать в поход со своим предводителем весной 1648 года. После удачных переговоров с татарами Хмельницкий поехал к запорожцам.
В Сечи его ждала теплая встреча. Запорожцы разом воспламенились, когда кошевой описал им бесчинства, которые творят паны с единоверцами на Украине. Они одобрили планы Хмельницкого начать беспощадную войну против польской шляхты и выразили свою готовность помогать ему. Перед бурей Украина глухо волновалась. Православные передавали друг другу весть о готовящейся войне, запасались оружием и продовольствием. Одни лишь польские военачальники не верили в близость войны, они полагали, что войсковой писарь в лучшем случае выступит против них с разным сбродом степных бродяг, которых они без труда рассеют.
На всякий случай, 6 тыс. казаков, состоявших на службе короля были отправлены на лодках вниз по Днепру; столько же жолнеров и драгун направлены были туда степью под началом молодого Потоцкого, сына коронного гетмана. 22 апреля 1648 года Хмельницкий выступил из Запорожья, обошел крепость Кодак, где сидел польский гарнизон, и стал табором у Желтых Вод. Татары притаились в отдалении. В то же время вдоль Днепра по распоряжению Хмельницкого была расставлена стража, которая переманивала на сторону украинского гетмана плывших на лодках казаков. Польские драгуны были набраны из тех же казаков и могли перейти на сторону своих в любую минуту.
Потоцкий понял, что недооценил сил казаков, но было уже поздно. В отчаянии, послал он к отцу гонца за подмогой, но гонец был перехвачен запорожцами. Перед битвой в канун Николиного дня Хмельницкий обратился к своим воинам с такой речью: "Рыца¬ри-молодцы, славное казачество! Пришел час, постоять за веру православную. Да не устрашат Вас перья на шапках ляхов, не убоитесь кож леопардовых. Разве отцы наши не били их?! Вспомните славу дедов, что разнеслась по всему свету. Вы одного с ними древа ветки! Кто за Бога, за того Бог!" После такой речи казаки пошли в атаку на табор поляков, сзади на них ударил со своей ордой Тугай-Бей. На третьи сутки все было кончено. Когда Потоцкий узнал о столь страшном избиении своего передового отряда и гибели сына, руки у него опустились. "О, сын мой! - причитал старик. - На то ли я дал тебе начальство, чтобы ты выменял булаву на заступ!" И не было старику утешения.
После разгрома у Желтых Вод у поляков осталось всего 10 тысяч воинов. Они окопались на берегу Роси, у города Корсунь (Ныне: Корсунь-Шевченковский.). Войско Хмельницкого расположилось на ближних высотах в виде полумесяца. Казак Галаган был послан в польский обоз. Под пыткой он показал панам, что силы Хмельницкого несметны, что сам крымский хан пришел ему на помощь. После такого известия у панов опустились руки. Потоцкий приказал отступать, и польский табор в боевом порядке двинулся на запад. Галаган показывал дорогу. За поляками неотступно следовали казаки и татары. Вскоре Галаган завел шляхтичей в такую чащу, что казаки без особого труда отбили у них большую часть обоза. Но это было только началом их злоключений. На выходе из густого леса польские повозки попадали на крутой спуск. Внизу дорогу казаки заблаговременно перекопали и стояли наготове с заряженными пушками, сзади напирали основные силы. Полякам деваться было некуда, и покатились кубарем вниз люди, лошади, пушки! Мало кто из ляхов остался тогда в живых в этой жуткой мясорубке.
После столь убедительной победы казаки разделились на небольшие отряды и разошлись по всей Украине, начав разорять шляхетские усадьбы, замки, города. Жестоко мстили казаки не только панам , но и евреям-арендаторам. Их вешали, рубили, топили, кидали с кручи, и лишь немногие сумели избежать народного гнева. Выписал Гоголь, такое жестокое время тогда было.
На защиту шляхетства и католической веры поднялся богатый польский магнат Иеремия Вишневецкий. Потомок православных русских князей, отличавшийся природным умом и отвагой, он получил образование в иезуитском колледже, там перешел в католичество и, как все вероотступники, превратился в религиозного фанатика. Жестоко угнетая православных, Вишневецкий употреблял свои несметные богатства на постройку костелов и каплиц (католических часовен). На войне он отличался беспримерной храбростью и упорством, был безжалостен к врагам, изобретал самые мучительные казни для пленных. Разрозненные группы казаков побаивались в одиночку нападать на Ярему, как они называли Вишневецго. И только один бесстрашный Кривонос искал с ним встречи. Выбери поляки Вишневецкого своим коронным гетманом, т.е. главным военачальником, туго бы пришлось казакам, которые после победы под Корсунем начали утрачивать военную дисциплину, занялись разгулом и грабежом.
Но, к счастью, поляки не вручили булаву Иеремии, считая его человеком гордым и надменным, что оскорбляло их спесь. Начальствовать над войском, собранным против казаков, они поручили трем предводителям: Заславскому, Конецпольскому и Остророгу. Первого Хмельницкий за изнеженность называл в насмешку "периною", второго за молодость - "детиною", а третьего за книжную Леность - "латиною". Обидевшись тем, что его снова обошли, Вишневецкий сначала было хотел сражаться отдельно, но потом, смирившись, присоединился к коронным войскам. На этот раз перед лицом смертельной угрозы шляхта собралась со всей Литвы и Польши и насчитывала в своих рядах около 50 тысяч прекрасно вооруженных воинов, не считая слуг-оруженосцев, которых было втрое больше.
Коронное войско явилось на войну как на пир. Шляхтичи щеголяли друг перед другом бархатными кунтушами и оружием. В шелковых шатрах стояли столы с дорогим фарфором и разными питиями и явствами. За столом они хвастали: "Эту сволочь, казаков, мы плетьми разгоним!" Другие еще более заносчивые говорили: "Боже, не помогай ни нам, ни казакам, а только смотри, как мы с ними разделаемся". Однако не зря говорится: "Не хвались едучи на брань, а хвались едучи с брани". Когда начались боевые действия, предводители шляхты вдруг увидели, что лагерь их стоит в самом неудобном месте: вокруг яры, болота, а в тылу, заблаговременно занятая казаками равнина. Спешно сдали начальство Иеремии три предводителя и ночью бросили лагерь. Вслед за ними бежала и большая часть "непобедимого" шляхетского войска. Казаки бросились за ними в погоню и вскоре захватили славную добычу, которая составляла 120 возов с лошадьми, 80 пушек и всяких драгоценностей на 10 миллионов золотых, не говоря уже о собольих шубах и дорогих сукнах и материях, а также заморских винах и редкостных закусках. В четыре дня казаки выпили столько меду, что его могло бы хватить полякам на месяц, хотя последних и было в два раза больше.
Пока казаки пировали, Хмельницкий размышлял, что делать дальше. Пред ним лежала беззащитная Польша, которую он мог при желании подчинить себе и окончательно освободить украинский православный народ. Однако вместо этого он осадил несколько богатых польских городов и стал ждать, чем кончится варшавский съезд панов, на котором они должны были избрать нового короля. Шляхта, желая успокоить Хмельницкого и притупить его бди¬тельность, избрала королем родного брата покойного Владислава -Яна Казимира. Новый король послал казакам милостивое послание и те, как послушные дети, тотчас оставили польские границы, вернувшись к себе на Украину.
В Киеве были устроены торжества по случаю победы православного воинства Хмельницкого. У стен святой Софии его приветствовало православное духовенство во главе с Иерусалимским Патриархом Паисием. В город, вновь ставшим православным, съехались послы Крыма, Турции, Молдавии, прибыл и московский посол с подарками от государя Алексея Михайловича. Последними приехали послы Яна Казимира, они поднесли гетману королевскую грамоту, булаву и красное знамя с изображением белого орла. Однако в сладких речах не было мира. Гетман требовал, чтобы казаки подчинялись только королю, минуя шляхту, чтоб унии, костелам и засилью евреев-арендаторов был положен конец и еще, чтобы Иеремии Вишневецкому не давали возможность начальствовать в коронном войске. Поляки такие условия сочли предерзостными, ибо они считали, что поселяне для того и созданы, чтобы служить им в холопстве, а предназначение казаков - идти на смертный бой по первому требованию шляхты, дабы охранять ее покой и не мешать ее забавам. Оскорбленная в своем достоинстве Польша пришла в движение: "Не допустим, чтобы презренные холопы указывали нам", - разносилось повсюду. Во главе войска встал сам король, он собрал 50 полков со всех концов Речи Посполитой и еще нанял немецкую пехоту в 12 тысяч человек. Разоривши и выжегши дотла окрестные села, паны встали под Збаражем, что в Галиции. На горе стоял Збаражский замок, внизу - город, возле которого расположилось войско. Поляки сделали сразу большую ошибку, начав окапываться очень широко.
Вся Украина встала для отпора кичливой шляхты. Крестьяне начали спешно перековывать плуги, косы и серпы в оружие. Запустели хутора, села. Дома остались лишь калеки, да старые бабы – все, кто мог носить оружие, ушли в Чигирин в войско Богдана Хмельницкого. Гетман расписал всех по полкам и сотням (хотя в иных сотнях" было и по тысяче человек и более) и всех полков набралось 30. На помощь к Хмельницкому пришли и донские казаки, и пятигорские черкесы. Присоединился к его войску и крымский хан Ислам-Гирей со своей многочисленной ордой.
Украинцы выступили в конце мая 1649 года и скоро были под Збаражем. Паны, застигнутые врасплох, побросали незаконченные окопы. Скорее, всего, они бы побежали, как делали это неоднократно, но было уже поздно - все пути к отступлению Хмельницкий им отрезал. Всю ночь поляки провели в молитве.
На утро казацкий полковник Бурлей повел свой полк на венгерскую пехоту короля, она была смята и бросилась назад. Татары на ее плечах ворвались в обоз. Казалось, все погибло, полякам впору сдаваться, но отважный Иеремия Вишневецкий сумел развернуть венгерцев и повел их в отчаянную контратаку. Много славных рубак Бурлеева полка полегло в той сече, пал и сам Бурлей. На выручку своему товарищу бросился Морозенко, которого поляки боялись пуще мороза", но и его полк ничего не смог сделать. Стойко стояли ляхи, ободряемые Вишневецким. Тогда казаки насыпали за ночь вокруг польского обоза высокий вал, втащили на него пушки и начали палить. На другую ночь поляки выкопали себе вал потеснее и только успели перейти на него, как казаки стали возводить себе следующий, еще выше. Когда он был закончен, полякам уже некуда было деться от стрел и картечи, тогда каждый пан стал окапывать себя и свою лошадь. В конце концов, они оказались в норах, как кроты.
Тогда Хмельницкий отдал приказ рыть подкопы, чтобы заложенными в них минами разорвать кольцо польской обороны. Но припертые шляхтичи придумали противоядие: они ставили на землю миски с водой, а сверху прикрывали их бубном. Как только вода колыхнется, бубен зазвенит. Так поляки узнавали где, в каком месте казаки роют подкоп и тут же начинали копать свой – для встречной мины. Через два месяца у поляков стал кончаться порох и свинец, вышли все съестные припасы, и они, поевши конину, стали ловить для жаркого кошек и мышей. Положение становилось отчаянным. Однако Ислам-Гирей больше тоже не хотел ждать, он по-требовал от Хмельницкого, чтобы замок был взят, иначе он начнет войну против него самого: Русским пришлось идти на штурм, впе¬реди они гнали пленников, связанных шестами; на груди у них висели мешки с землей, вслед за ними катили гуляй-городыни, т.е. крепко сбитые щиты на колесах с небольшими отверстиями для стрельбы из луков и пищалей.
Увидев перед собой городыни, поляки дрогнули и побежали. И снова их остановил бесстрашный князь "Ярема". "Кто сделает шаг назад, тот будет изрублен. Вперед!" - закричал он и, выскочив из окопов, врезался в ряды казаков и, положив многих на месте, поджег городыни. После этого приступ захлебнулся.
В это время Ян Казимир сидел в Варшаве, находящееся в его распоряжении войско было малочисленным, а ополчение прибывало медленно, так как многие местности были заняты казаками. Наконец, ему удалось собрать до 13 тысяч рекрутов, король принялся энергично обучать их стрельбе, маршировке, умению стоять в караулах. Сам ходил по ночам, проверял посты. Наконец, он с войском двинулся на подмогу панам.
По обычаю того времени у каждого шляхтича имелась в обозе своя пароконная буда, в которой хранилась ветчина, сухари, горох, овес, водка, запасное оружие, котелок для варки пищи, лопата, то¬пор и лукошко для земляных работ. Понятно, что огромный обоз сильно растянулся и тормозил движение, начавшиеся проливные дожди также не способствовали его скорости. Когда король уже находился недалеко от Зборова, он все еще не знал, где неприятель: посылаемые в разведку разъезды пропадали бесследно, а местные жители молчали, не выдавая своих ни единым словом, Хмельниц¬кому же сообщали о каждом шаге короля. Оставивши в окопах против Збаража пеших казаков, он ночью вместе с татарской конницей выступил навстречу Яну Казимиру. Не доходя до Зборова, люди Хмельницкого расположились у дороги за лесом в засаде. Гетман обратился к воинам с такой речью: "Души замученных молят о мщении, поруганная церковь взывает к вам, сынам своим, постоять за нее. Но не дерзайте поднять руки на короля, ибо он - помазанник Божий. Мы воюем против панов, которые подвигли его на нас".
Когда поляки начали переправляться через реку, гетман сидел на дереве и первым это заметил. Он тут же выслал казаков к переправе, и началась сеча. Плохо обученные польские крестьяне, из которых в основном состояло королевское войско, валились под ударами казацких шашек, как снопы. Но и шляхтичам пришлось не сладко - более 5 тысяч полегло их тогда возле речки Стрипы, так погиб цвет польского рыцарства. Многие замки и палацы в тот день осиротели.
Между тем король строил свое войско к битве у другого моста, когда на горизонте показалась черная лента. Вдруг она разом свернулась в клубок - это были татары. Они остановились перед правым флангом и стали вызывать королевские войска на себя. Поляки стояли неподвижно, тогда татары повернули направо, вихрем пронеслись перед фронтом польского войска и врубились в их левый фланг. Крики "Алла! Алла!" перемешались с криками «Иисус! Мария!». Темнота от стрел была такая, что поляки не различали своих от чужих. Полковник Лузовский, у которого стрела прошла сквозь обе щеки, прискакал к королю, и Ян Казимир с обнаженной саблей поспешил на левый фланг, громким голосом воодушевляя растерявшихся своих воинов. На какой-то момент поляки, устыдившись своего малодушия, остановились, но не надолго, в конце-концов они были смяты и новая волна татарской конницы поглотила их бесследно. Сумерки прекратили битву, оставшиеся в живых поляки собрались возле своего обоза, вокруг них плотным кольцом расположились татары и казаки.
Утром казаки повели атаку с фронта, а татары бросились полякам в тыл. Вокруг короля столпились его последние хоругви. Дружно ворвались казаки в центр, рассеяли стражу и уже приближались к Яну Казимиру, когда раздалась команда гетмана: "Згода!"
Хмельницкий не хотел, чтобы христианский монарх попал в неволю к 6усурманам. Сеча стала утихать.
На другой день начались переговоры. Ханский визирь отрезал: «Помиримся, если заплатят нам деньги, а казакам простят их вину». И пришлось полякам заплатить татарам 200 тысяч золотых, да еще дать обещание платить ежегодно по 90 тыс. Гетман приказал положить к ногам короля следующие условия:
а) чтобы церковь православная пользовалась в Речи Посполитой теми же правами, что и католическая;
б) чтобы киевский митрополит заседал в польском сенате наравне с другими сенаторами;
в) чтобы число реестровых казаков, т.е. тех, кто находится на содержании короля, было умножено до 40 тыс. человек.
Долго паны спорили, но деваться было некуда и они согласись принять условия Хмельницкого. Наконец, они подписали договор известный под именем Зборовского трактата. По условиям этого трактата именем короля объявлялось забвение всего прошлого и прощение казацкому войску. После его подписания гетман вернулся под Збараж, где польские жолнеры все еще сидели в своих окопах. Когда их отрыли, они были настолько слабы, что не могли держаться на ногах.
Поляки стали грубо нарушать условия мирного трактата и по¬тому мира в Речи Посполитой быть не могло. Крестьяне наотрез отказывались служить панам, которые вернулись в свои поместья. "Разве мы не были казаками, - говорили они, - где же обещания гетмана?" И панам приходилось бежать обратно в Польшу. Там же, где шляхтичи пытались водвориться с помощью военной силы, крестьяне разбегались. Одни уходили за Днепр и расселялись в нынешних Полтавской и Харьковской областях у границы Московского государства; другие бежали в леса и начинали грабить и разбойничать; третьи шли к гетману и требовали, чтобы он записывал их в войско.
Но Хмельницкий и без того уже вписал вдвое больше, чем сле¬довало по договору. Он было попробовал усмирить поселян силой, но этим только навредил себе. Тогда он направил в Варшаву послов с требованием, чтобы уния была уничтожена и чтобы имущество униатских монастырей было передано православным. В ответ на это паны снова объявили Украине войну. Все взрослые поляки записы¬вались в войско, дома остались только ксендзы, старики и дети. Римский папа отправил посла в Люблин, который привез отпущение грехов всем призванным в поход. Среди поляков было такое одушевление, точно они готовились пролить не христианскую кровь, а собирались в поход против неверных.
Увы, среди казаков единодушия в то время уже не было. Многие казацкие старшины, получив то, чего они добивались, забыли законы товарищества, начали жить по принципу "моя хата с краю". Но главное даже не это - огромное число простых казаков утратило первоначальную святость своей борьбы.
Многие запачкали свою совесть разбоем и насилием, нарушив устои православия. Огромная масса казачества утратила свою внутреннюю цельность, развратилась, потеряла чистоту веры, ради ко¬торой и начиналась борьба. Вот основная причина вялости казаков и грубых просчетов, которые были допущены ими уже с самого начала военных действий.
Каковы же были эти ошибки. Во-первых, Хмельницкий позво¬лил соединиться разрозненным силам поляков, во-вторых, упустил случай разбить их, когда они проходили узкими прогалинами меж¬ду болот. Наконец, когда при переправе через Стырь поляки пере- ссорились с немцами и многие порывались бросить войско, казаки вместо того, чтобы воспользоваться таким удобным случаем для нападения, беспечно пировали в лагере Ислам-Гирея. Наконец, 30 июня 1651 года на равнине перед селом Берестечко, что на Волыни, состоялось генеральное сражение. Число поляков простиралось до 300 тыс. человек, казаков было не более 80 тыс., плюс татарская орда из 120 тыс. конников. Рассеялся утренний туман, солнце осветило равнину, и стало видно, как на одной стороне поблескивают панцири и колышутся перья, а на другой чернеют казацкие свитки и белеет знамя повелителя крымских татар.
Битву начал храбрый князь Вишневецкий, он врезался с левого фланга в скованный цепями казачий табор и неожиданно рассек его пополам. Как потом оказалось, в среде казаков были изменники, подкупленные Яремою. Однако на какое-то время верные казаки сумели вновь сплотить свой табор и Вишневецкому пришлось отступить с большими потерями. Но тут грянули разом 40 польских орудий и татары, бросившиеся было на выручку казакам, вдруг разом побежали в непонятном страхе обратно. Они кидали седла, бурки, торбы, лишь бы облегчить своих коней. Бог на этот раз был явно стороне поляков, ибо не что иное как грозный лик Царицы Небесной до смерти напугал мусульман. Казаки за то, что не сумели сохранить в чистоте заветы Православия, должны были искупить общий грех своей пролитой кровью.
К вечеру от казачьего войска осталось едва ли половина. Помраченные Божьим гневом, казаки палили друг в друга. За ночь казачий табор покинули все, кто стоял нетвердо в своей вере. Увы, их было большинство. Осталось 3.тысячи самых отважных воинов. Окруженные со всех сторон, они дрались подобно львам и почти все пали геройской смертью. Остался небольшой отряд в несколько сот бойцов, храбрейших из храбрых. С ними поляки ничего не могли поделать. Потоцкий, жалея свои таявшие полки, послал сказать что, если казаки сдадутся, то останутся живы. В ответ же казаки побросали в воду все свое золото и серебро и прокричали: "Знайте, ляхи, что казаку всего дороже свобода!" Тогда гетман бросил против них два свежих полка. Казаки прочли молитву, обняли друг друга и бросились в сечу. Почти весь Радзивиллов полк погиб, прежде чем перебили русских. Остался один из той горстки храбрейших. Он спрыгнул в лодку и отмахивался косой. 14 пуль выпустили в него, но он продолжал держаться на ногах. Король, бывший Владетелем его отваги, приказал сказать казаку, что он преклоняется перед его храбростью и дарует ему жизнь. - "Я гнушаюсь жизнью, видев смерть своих товарищей, и хочу умереть как казак!" - растил на это последний боец под Берестечком. Тогда недруги вошли в воду и проткнули его копьями с разных сторон.
Прошло еще три года тяжкой войны. Украина обеднела, обезлюдела. Лучшие казачьи силы полегли в битвах, поселяне уходили за Днепр на новые земли. Несмотря на жестокость, Польша была бессильна смирить восставший православный русский народ, однако казаки были слишком малочисленны, чтобы устоять без посторонней помощи. И тогда гетман Хмельницкий обратился к единоверной Москве, где в то время царствовал отец будущего императо¬ра России Петра I - Алексей Михайлович. Патриарх Никон и все русские люди просили царя пойти на этот рискованный шаг, ибо с принятием Украины под свое покровительство становилась неизбежной война с Польшей. И только тогда, когда московские ратные люди дали обещание идти биться с королем польским, не щадя своих голов, царь послал на Украину двух именитых бояр.
На третий день Крещенья 1654 года была назначена большая Рада в Переяславле. На рассвете ударили довбыши, и площадь стала заполняться народом. В 11 часов вышел Гетман и вся старшина казацкого войска. Хмельницкий предложил народу выбрать себе государя, одного из четырех кого захочет: или турецкого султана, или крымского хана, или короля польского, или царя православного.
Сказавши о каждом, что было нужно, гетман прибавил от себя, про царя восточного. "Этот великий царь склонил к нам свое милостивое сердце и прислал бояр с милостью. Возлюбим его с усердием. Кроме его царской руки, мы не найдем благотишнейшего пристанища". Тысячи голосов отвечали: "Волим под царя восточного!" После этого полковник Тетеря обходил площадь и спрашивал: "Чи вci так соизволяете?" "Bci! - кричал народ единогласно. Тогда гетман возгласил: "Буди так! Да укрепит Господь крепкою рукою!" Народ отвечал: "Боже, утверди! Боже, укрепи, щоб на виси всi були единi!" И только после этого начался священный обряд присяги.
Еще три года прослужил гетман на своем посту. Прослужил бы может быть и больше, если б заезжий шляхтич не опоил его отравленной водкой. Он стал сохнуть, болеть и в Успенье 1657 года скончался в Чигорине.

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Гнеденко А. М, Гнеденко В. М. За други своя или все о казачестве

80 богатырей с палицами против Орды.
Единый веник и разрозненные прутья. Кровь мучеников или культурное "завоевание" Нерусских. Православный храм в Золотой Орде. Авторитет и власть русского митрополита. Военные поселения в степи. Половина войск Золотой Орды - славяне.
Начало молодечества на Дону. Порядок и дисциплина. Зигзаги судьбы.


"...Вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете..."
Н.В.Гоголь


Из летописей мы знаем, что христианские богатыри были на Руси вплоть до нашествия Батыевых полчищ. В битве при Калке, например, участвовало 80 русских богатырей под предводительством легендарного Алеши. Историки при этом сообщают, что богатыри отражали нападения врагов палицами, и, так как не имели защитных доспехов, все полегли под дождем монгольских стрел.
Объяснение это, на наш взгляд, весьма поверхностно, и многое остается неясным, а главное, создается впечатление, что судьба была чересчур несправедлива к Руси. На самом деле древние, богатыри легли костьми за Русскую землю, кровью своею омыв грехи безбожных князей, истреблявших собственный народ. Однако кровь мучеников за веру и отечество зря не проливается: рано или поздно Додает обильные духовные всходы и служит залогом возрождения народа в последующих поколениях. Что и случилось, как известно, первый раз спустя полтора века во время Куликовской битвы.
О том же, что традиция прежде всего духовного, а затем уже и физического богатырства не прервалась на Руси, красноречиво свидетельствует пример двух иноков Троице-Сергиевой Лавры: Александра Осляби и Андрея Пересвета, сокрушивших в единоборстве иноземных богатырей в начале Куликовской битвы. Да, монголы в 13-м веке одолели наших предков, но одолели они не единое Русское государство, а кучку разрозненных княжеств (как сказали бы сегодня "суверенных" государств), ослабленных борьбой друг с другом. Да и то победили не всех, а тех, кто уже был побежден грехом и развратом.
Скажем, русские, жившие в Приазовье и обслуживающие перевозы в нижнем течении наших великих рек Днепра, Дона и Волги - бродники, остались непокоренными. Хотя они и были обложены данью, не платили ее. Одним из центров их сосредоточения была дельта Дона и древний город Танаис, который был рас¬положен на месте нынешнего Ростова-на-Дону. Батый так и не смог взять штурмом этот город.
Но вначале коротко расскажем о том, кто такие были татары-монголы, откуда они пришли на нашу землю и каким способом одержали победу.
С незапамятных времен на северо-востоке нынешней Монго¬лии обитали многочисленные кочевые племена, занимались они исключительно скотоводством. Объединенные в начале XIII века под властью смелого и решительного Темучина (прозванного впос¬ледствии Чингиз-ханом - "властелином Вселенной"), они образовали сильное и высокомобильное войско. Монгольские всадники отлично владели луком, пикой и саблей. Пики у них были снабжены специальными крючьями, чтобы удобней было стаскивать противника с лошади. Стрелы у них были двух видов: с калеными наконечниками, которые могли пробить доспехи, и обыкновенные, легкие, применявшиеся в стрельбе по дальним незащищенным целям.
Поток монгольских орд, двигавшихся на запад, захватил в сво¬ем течении многочисленные тюркские племена под общим названием "татал" (или "тата"). Отсюда и двойное название завоевателей (буква "л" со временем превратились в "р") - монголы-та¬тары. (Отсюда видно, что коренные ордынцы и тюрки - жители Поволжья далеко не одно и тоже, хотя имеют и одинаковое название.)
Вот что рассказывает о тактике монгольских всадников римский монах Плано Карпини, побывавший в гостях у Батыя в 1246 году: "Надо знать, что всякий раз, когда они завидят врагов, они идут на них, и каждый бросает в своих противников три или четыре стрелы; и если они видят, что не могут их победить, то отступают вспять к своим. И это они делают ради обмана, чтобы враги преследовали их до тех мест, где они устроили засаду.
Вожди или начальники войска не вступают в бой, но стоят вдали против войска врагов и имеют рядом с собой на конях отроков... Иногда они делают изображения людей и помещают их на лошадей, это они делают для того, чтобы заставить думать о большом количестве воюющих...
Перед лицом врагов они посылают отряд пленных... С ни¬ми идут и какие-нибудь татары. Свои же отборные отряды они посылают далеко справа и слева, чтобы их не видели противники и таким образом они начинают сражаться со всех сторон... А если случайно противники удачно обороняются, то татары устраивают им дорогу для бегства, и сразу, как те начнут бежать и отделяться друг от друга, они их преследуют и тогда во время бегства убивают больше, чем могут умертвить на войне".
В Китая и Персии монголы взяли в плен и заставили работать лучших военных специалистов того времени. Отсюда понятно почему боевая техника у них была на самом высоком уровне. Захватчики разбивали стены, встречавшихся на их пути крепостей мощными таранами, взрывали пороховыми зарядами, наконец, поджигали осажденных нефтяными бомбами. Их катапульты были в состоянии метать полуторацентнеровые камни. За полвека непрерывных войн Чингисхан подчинил себе 720 народов на огромном пространстве от моря Желтого до моря Черного. Армия его насчитывала 300 тысяч отборных всадников.
Вот с каким врагом предстояло сразиться русским людям. Смогли бы они отразить его ужасное нашествие? Смогли бы, не измени их князья заветам равноапостольского князя Владимира Владимира Мономаха, сохрани они чистоту веры и единство в годину испытаний. Об этом красноречиво свидетельствует злополучная битва при Калке.
В1223 году одна из армий Чингис-хана под командованием Субудая перевалила через Кавказский хребет и встретилась с объединенными силами половцев, лезгин, осетин и черкесов.
Упорное сражение показало монголам, что грубой силой они не одолеют объединившихся. И тогда Субудай пошел на хитрость он богато одарил половцев, пообещав не трогать их земли, как земли родственного тюркоязычного народа. И половцы, предав союзников, отправились восвояси. Субудай разгромил ослабленного изменой противника и без промедления пустился в погоню за «родственниками». Наголову разбитые половцы сполна заплатили за свое предательство.
Бежавший на Днепр половецкий хан Котян умолял о помощи галицкого кого князя Мстислава Удалого. Мудрый князь сразу понял какая страшная беда грозит Руси, и, рассудив, что лучше перенести сражение в половецкие степи, чем подвергать опасности свои земли принял предложение вчерашнего своего врага Котяиа. Мстислав Галицкий убедил выступить против татаро-монголов еще двух сильных князей - Мстислава Киевского и Мстислава Черниговского. Плохо, что с самого начала южнорусские князья не смогли договориться об единоначалии и объединении всего войска. Оберегая свой "суверенитет", они тем самым обрекли себя на разрозненные действия, а в итоге - на поражение.
Спор возник у реки Калки: Галицкий и Черниговский князья были за то, чтобы переправиться на другой берег, а Киевский -стоять на месте и ждать противника. Так и не придя к согласию, каждый поступил, как хотел: Мстислав Киевский стал обносить свой лагерь оградой из кольев, а половцы и два других Мстислава перешли на левый берег. Когда началась битва, монголы обратили передовой отряд, состоявший из половцев, в бегство, и те, отступая, смяли двигавшихся за ними русских. После кровопролитнейшей схватки галичане и черниговцы были наголову разбиты. За их избиением следил с высокого правого берега Мстислав Киевский, так и не тронувшийся с места на помощь братьям по крови и вере.
На следующий день пришел его черед защищаться. Субудай напал и на него, переправившись через реку. Три дня киевляне отражали атаки татар, а на четвертый день Субудай предложил за выкуп снять осаду и пропустить войска домой. Обрадованный Мстислав согласился. Но как только русская дружина вышла из укрепленного лагеря, враги напали на нее и всю уничтожили. Мстислава и прочих знатных пленников монголы бросили на пол юрты и накрыли сверху досками. И на этом живом помосте как бы в назидание русским, не уступавшим друг другу перед лицом врага, Субудай устроил пир своим военачальникам.
Однако за победу на Калке, даже при том, что силы русских разрознены, монголы дорого заплатили. По крайней мере, идти вперед сил у них уже не было. Субудаю пришлось повернуть назад, к Волге. Там его войско встретили волжские болгары и разбили наголову. Сам Субудай едва тогда спасся. Выходит, не были монголо-татары непобедимы даже с самого начала.
Требовалось извлечь урок из битвы при Калке: объединиться, избрать единого военачальника, стоять насмерть и не идти ни на какие переговоры с коварным врагом. Но этого не было сделано. Князья, забыв Бога, ослепленные злобой друг к другу, не желали простить старинные обиды и продолжали проливать братскую кровь. Не мудрено, что когда, в 1237 году внук умершего Чингисхана Батый напал на Русь с тем же Субудаем во главе 300-тысячного войска, ослабленные русские княжества не в силах были по одиночке сдержать этот натиск и погибали одно за другим. И хотя славянские ратники проявили чудеса храбрости - один ма-ленький Козельск семь недель отбивался от во сто крат превосходившего его врага - единую власть, единое руководство военными действиями невозможно было возместить ни храбростью, ни отвагой. -
Однако победа татаро-монголов, если вдуматься, была весьма относительной. В первое же десятилетие Батыева нашествия происходит обратное "завоевание" русскими монгол. Завоевание культурное. Иначе и быть не могло, ведь монгольская речь (письменного языка у них не было) состояла всего из нескольких слов, а входившие в состав Орды печенеги (впоследствии называвшиеся ногаями) были настолько дики, что не умели различить весну от осени и год отсчитывали с начала вырастания травы. Не мудрено поэтому, что монголы перенимали культуру и язык русских, усваивая новые для себя обычаи. Но что еще важнее, многие из них с приходом на Русь стали креститься в православную веру. Не случайно в ставке хана буквально с первых лет образования Орды выстроен православный храм. Сын Батыя Сатрак и его жена стали христианами, а племянника завоевателя рукоположили во Епископа.
Даже когда монгольская правящая элита повернулась лицом к Магомету и приняла ислам (с этого момента, кстати, и начинается закат Золотой Орды), она по-прежнему относилась с почтением к православному духовенству. Пример - исцеление жены хана Джанибека Тай Абдулы святителем Алексием. Кстати, именно в ее честь недалеко от Москвы был построен город Тула (само название топонима происходит от сокращенного - Таи Абдула), где супруга властителя Золотой Орды, которая изначально была Христианкой, доживала свои последние годы. Вот почему в продолжение всего периода татаро-монгольского ига русский православный митрополит пользовался в Золотой Орде гораздо большим авторитетом, а следовательно, и властью, чем все князья вместе взятые.
Последние, за небольшим исключением, в сущности, были приказчиками хана, не имеющими права содержать собственной дружины и вести самостоятельную политику. Из бывших княжеских дружинников было составлено особое войско, в котором только высшее начальство - тысяцкий и темник (от тюркского слова «темен» - тьма, что значит 10 тысяч) были природными монголами, остальные же - сотники, пятидесятники и десятники - были русскими. Кроме этого воинского контингента, одна десятая часть мужского населения русского народа ежегодно пополняла вооруженные силы монгол. Причем последние строго следили за тем, чтобы русские не смешивались ни с половцами, ни печенегами и жили обособленными военными поселениями.
Русские поселенцы были расселены на землях исключительно плодородных (низовья Днепра, бассейн Дона и Волги), которые в 17-м веке разрозненная и потому ослабленная Русь вынуждена была уступить кочевникам - прежде всего половцам. На этих зем¬лях русским поселенцам позволялось свободно заниматься коневодством, скотоводством, рыболовством, охотой и огородничеством. Однако им строго-настрого запрещалось земледелие, так как монголы резонно полагали, что оно может повредить их боеспособности. Поселенцы или, как они назывались у монгол - "казаки" были свободны от различных податей в отличие от населения ко-ренных областей Руси, обязанного платить дань хану, баскакам да еще своему "родному" князю. Вот откуда презрение у стародавних казаков к хлебопашеству и мужикам в частности.
Выведенные из родных мест русские поселенцы, а также исконные жители Приазовья и бродники описаны европейскими послами, побывавшими в Золотой Орде. В частности, посол Людовика IX, Вильям Рубрикус, проезжая по нижнему течению Дона сказал: "Повсюду среди татар разбросаны поселения русов. Они превратились в закаленных воинов. Средства для жизни добывают войной, охотой, рыбной ловлей и огородничеством. Для защиты от холода и непогоды они строят землянки и постройки из хвороста. Своим женам и дочерям они не отказывают в богатых подарках и нарядах. Все пути передвижения обслуживаются русами и на переправах рек - повсюду "русы". Далее Рубрикус возмущается тем, что отдельные шайки русов и алан (осетин) по 20 человек и более нападают на богатых путешественников и грабят их. (Стало быть "молодечество" на Дону родилось много раньше, чем появился там легендарный Стенька Разин.)
Известно, что золотоордынские войска более чем наполовину состояли из русских воинов. То, что большинство русских не изменило своей вере, и почти все они остались православными, подтверждает тот факт, что с образованием военных поселений повсюду в степи стали строиться храмы. Возникло несколько новых православных епархий. Об этом свидетельствует и письмо венгерского короля Белы, сообщавшего папе Григорию, что в составе монгольских войск, опустошивших Венгрию, были "русские бродники с Востока и другие еретики с Юга". Естественно, что католик Бела не мог иначе назвать православных, как "еретиками".
Было бы неверным полностью отрицать влияние монгол на русских. Оно, естественно, было. И это мы легко можем проследить в нашем современном языке, который несет отпечаток я того времени. Скажем, слова "атаман" (тюркского происхождения корни - "ата" - отец и "ман" - темен " 10 тысяч, т.е. темник, командир отряда казаков числом в 10 тысяч) также как "есаул" ( с тюркского буквально "распорядитель, исполнитель повелений), (от тюркского "сагайда" - "козел", ибо, по обычаю, колчан для стрел изготовляли из шкуры козла, натягивая ее на деревянный каркас), "торба" (от тюркского "мешок", "котомка") и т. д. вошли в казачий обиход с появлением в южной Руси монголо-татар.
Система наказаний, в частности ответственность всех за трусость или предательство одного из воинов (Монгольское правило гласило: «Если из десяти человек бежит один или двое, то все умерщвляются, и если бегут все десять, а не бегут другие сто, то все умерщвляются. Точно так же, если один, или двое, или больше смело вступают в бой, а десять других не следуют за ними, то их также умерщвляют, а если из десяти в попадает плен один или больше, другие же товарищи не освобождают их, то они также умерщвляются»), безо всяких изменений была перенята казаками у золотоордынцев и сохранялась, у тех же запорожцев до середины XVIII века. Следует отметить, что благодаря последнему обстоятельству дисциплина в ханских войсках была гораздо выше, чем в современных им европейских армиях. Структура же почтовых сообщений, введенная монголами на территории всей громадной империи, была настолько совершенна, что была перенята Российской империей и просуществовала в России несколько столетий вплоть до первой четверти 19-го века.
И все таки, хотя жестокая власть ханов была для славян меньшим злом, чем кровавая междуусобица собственных князей, иго оставалось игом. Не случайно в русских сказках появился образ Бабы Яги Костяной Ноги. Не было страшнее ведьмы в мировом эпосе. Сидя на пепелищах родных городов, матери, чтобы успокоить своих чад говорили им: "Не плачьте, придет бабай-ага и возьмет вас». Постепенно тюркское "бабай-ага" - что означает буквально «старый господин» превратилось в Бабу Ягу. Платить дань чужому народу, отдавать ему в рабство собственных детей было невыразимо тяжко. Вот почему, когда на северо-западных границах Руси стало развиваться и увеличиваться независимое Литовское княжество, взоры наших предков обратились в его сторону.
Однако мы не сказали, почему бродники по замечанию Рубрикуса «народ многочисленный», для которого была в 1261 году учреждена особая православная епархия Сарская, с принятием монголо-татарами магометанства вдруг исчез, как будто испарился.
Объясняется это очень просто. Славянское население Приазовья и Дона, оставшееся на своих старых местах стало терпеть притеснения и испытывать все усиливающееся давление со стороны новоявленных мусульман, властителей Орды. Меньшая часть его, не выдержав борьбы и лишений, приняло мусульманство и смешалось с тюрками. Именно эти люди положили основание племени киргиз-кхасакам или кайсакам.
Все же остальное свободолюбивое и сильное духом казачество, оставшееся верным Православию и заветам предков, переселилось к своим родичам на Днепр, ( Родичи эти назывались черкасы (само слово происходит от тюркского выражения "чири киси", что буквально означает - "люди армии" или, говоря современным языком, профессиональные военные). Черкасы составляли ядро дружины киевских князей с незапамятных времен и являлись отдельным сословием, имевшим свои особые права и вольности.
Во время нашествия Батыя черкасы, как и бродники Танаиса, остались независимыми, укрывшись от завоевателей на днепровских островах. Оттуда они постоянно предпринимали речные и морские походы на татарские владения, а затем и турецкие. Сначала они прозывались казаками островными, а затем казаками запорожскими. Во второй половине XIV века кроме бродников с Дона к ним прикочевали и черкасы низовьев Кубани и предгорий Кавказа. Последние на протяжении целого столетия отстаивали свою веру и независимость в борьбе с мусульманами, окружившими их со всех сторон. В итоге большая часть из них погибла, часть ушла на Днепр к братьям по крови и по духу. Но были среди них и такие, кто смешал свою кровь с тюркской и принял магометанство. Последние выделялись среди персов и турок своей храбростью и дерзкой отвагой. По созвучию с их прежним именем турки прозвали их "черкесами", что в переводе с турецкого означает "головорезы".) в русские окраинные или иначе украинские города под защиту литовских и московских великих князей. Как раз в этот период времени - вторая половина XIV века -казачество объявило всему мусульманству непримиримую войну, войну страшную по своей жестокости, длившуюся несколько веков и закончившуюся победой православных рыцарей. «Именно их имел ввиду Гоголь, когда писал: "Вместо прежних уделов, мелких городков, наполненных псарями и ловчими, вместо враждующих и торгующих городами мелких князей возникли грозные селения, курени и околицы, связанные общей опасностью и ненавистью против нехристианских хищников".
Итак, взоры наших предков в XIII веке все чаще и чаще стали обращаться на Северо-Запад, защищенную лесами и топями Литву. Собственно могущество литовского княжества стало быстро расти после того, как 40 тысяч днепровских казаков открыто взяли его сторону, перейдя на службу к сыну князя Гедемина - Ольгерду. Автоматически все земли бывших Киевского и Волынского княжеств вошли в состав Великого княжества Литовского. Столь решительный поступок днепровских Черкасов объяснялся православием Ольгерда и высоким положением русских в его государстве, с одной стороны, с другой - предательскими действиями московского князя Ивана Калиты, опустошавшего и грабившего вместе с золотоордынским ханом Узбеком непокорные ему русские княжества.
Поддерживаемый казаками Ольгерд разбил монголов при Синей Воде и занял Подолье. Таким образом границы Литвы достигли Черного моря. После чего литовский князь решил покончить с Москвой и поддерживающей ее Золотой Ордой. Для этого он вошел в союз с тверским князем и объединенными силами занял город Дмитров.
В 1368 году Москва была осаждена литовцами, действовавшими в союзе с тверцами и рязанцами. Одновременно в Новгороде сел родственник Ольгерда Юрий Нариманович. Казалось, участь Москвы (в ней в то время сидел несовершеннолетний сын Ивана Красного, внук Ивана Калиты, Дмитрий, прозванный впоследствии Донским), а за ней и Золотой Орды предрешена. Но Бог судил иначе. Москва выстояла и вскоре скончался Ольгерд. После его смерти на литовский престол сел его старший сын - вероотступник Ягайло, который также стремился сокрушить московское княжество. Для этого он пошел на нечестивый союз с золотоордынским ханом Мамаем. Видя такое дело, днепровские казаки во главе со своим атаманом Боброком переходят на сторону князя Дмитрия, а за ними и оставшиеся верными православию братья Ягайло - литовские князья Андрей и Димитрий. На поле Куликово сразиться за землю русскую, за веру православную пришли воины из всех русских княжеств, кроме одного - Рязанского. Рязанский князь Олег в этой борьбе взял сторону врага. По молитвам преподобного Сергия Радонежского Бог даровал победу русским. Куплена она была дорогою ценою. За три часа сражения мы потеряли 40 тысяч воинов, но татары - вдвое больше. И опять решающую роль сыграли предводительствуемые Боброком казаки до последнего часа стоявшие в засаде и обрушившиеся на врага, как снег на голову. Когда черкасы ринулись на врагов, татары закричали: "Увы нам, слабейшие люди с нами сражались, а сильнейшие все сохранились". "После чего, - пишет летописец, обратились татары в бегство и побежали".

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
КОРНИ

Откуда пришли наши предки и как они расселялись.
Болконский лес - место, из которого берут начало большинство крупных Европейских рек. Кентавры, они же скифы и они же гунны -один и тот же народ.
Отчего славяне называли себя славянами.
Победоносное шествие скифов-славян по миру во время пророка Иеремии. Их ахиллесова пята, которая до сих пор дает о себе знать. Участь Кира и Дария I, дерзнувших вторгнуться в скифские пределы. Подвиги князя Святослава и его дружины.
Что произошло после крещения Руси. Почему Илья Муромец стал богатырем.
Оскудение Руси и необходимость горького лекарства.


Поучение Владимира Мономаха детям своим

..."Чадца мои (т.е. дети мои) первое страх имейте Божий в сердце своем и милостыню творите неоскудну, та бо начаток всякому добру. Поистине, дети мои, разумейте, како человеколюбец Бог милостив и премилостив: если нам человеком грешным и смертным, кто зло сотворит, то хощем истребити его и кровь пролить, а Господь наш, владея жизнью и смертью, согрешенья наша выше главы терпит, как отец, чадо свое любя, бия и снова привлекая к себе...
Вы же паче убогих не забывайте, но елико можете по силе кормите и заботьтесь о сиротах и вдовицах и не давайте сильным погубить человека. Епископы, и попы, и игумены чтите, с любовью взимайте от них благословенье, и не устраняйтесь от них, и по силе любите и снабжайте, да при-имите от них молитву от Бога. Паче всего гордости не имейте в сердце и уме, но говорите: смертны есмы, днесь живи, а заутра в гробе, все, что нам еси дал не наше, но Твое, порученное на мало дней. Старого чтите как отца, а молодого как брата.
В дому своем не ленитеся, но все видите. Леность бо всему мати, что умеете, то забудете, а чего не умеете, не научитесь. Не могите ленитеся ни на что доброе во первых к церкви - да не за-станет вас солнце в постели. Заутра отдавши Бо-гови хвалу и узревши солнце, прославите Бога с радостью, рече: "Просвети очи мои, Христе Боже..."
На войну вышед не ленитеся, не надейтеся на воевод, не злоупотребляйте ни питьем, ни едой, ни спаньем. Караулы сами наряжайте, а оружье не снимайте с себе вборзе (т.е. второпях), не разглядевши всего, внезапу бо человек погибает.
Лжи блюдитеся и пьянства и блуда, в том бо душа погибает и тело"...


Как известно, из ничего ничего не возникает; и никто еще не видел, чтобы заброшенная в степи |дикая яблоня давала крупные, сладкие и сочные плоды. Точно так же невероятно, чтобы на пустом месте возник народ, прославившийся в мире столькими подвигами и талантами. Итак, давайте вместе поищем корни казачества. Как теперь уже доподлинно известно, как и все европейские народы, славяне вышли из единой арийской прародины, находившейся в верховьях Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи. Сначала они заселяли Балканы. Эта южная ветвь славянских народов, прославившаяся своими плаваниями по южным морям, получила название Венетов. Венеты построили Венецию и поныне единственный в мире город, стоящий на сваях посреди моря. Кроме того, они основывали порты по берегам Черного (Сурож) и Азовского морей (Азов) задолго до прихода туда греков и тем более татар и турок. Другая группа славянских пле¬мен - варга, впоследствии прозванные варягами, - пошла на север Европы и поселилась на берегах нынешнего Балтийского моря, в ту пору называвшегося морем Варяжским. Одно из варяжских (северославянских) племен - Ругии, или Руссии, давшие название острову в Балтийском море Ругия, или Руссия, - приобрело славу Знаменитейших воинов и торговцев. Этот храбрый народ был призван восточнославянскими племенами на берега озера * Ильмень и реки Днепр, где и было основано Древнерусское государство. Восточные славяне, заняв а) верховья Немана и Запад- ной Двины, текущих в Балтийское море; б) верховья Ловати, Шелони и других рек, впадающих в озеро Ильмень, а оттуда через Ладожское озеро и реку Неву - в Балтийское море; в) верховья рек, впадающих в Северную Двину и Белое море; г) верховья Днепра, Оки, Дона и Волги, которые несут свои воды в Черное и Каспийское море, другими словами, овладев важнейшим водо¬разделом Европы - Волковским лесом, получили возможность расселяться на обширнейшем пространстве этой части света (Эта теория аргументирована и доказана в работах Юрия Венелина).
Осваивая привольные южные степи, наши предки приручили обитавших там диких лошадей. Постепенно они стали лучшими в тогдашнем мире наездниками и конными стрелками и наводили ужас на все народы, которые пытались им сопротивляться. Например, древние греки, которые жили в гористых местах и почти не пользовались по этой причине лошадьми, видя неуловимых и непобедимых пришельцев севера, издали поражавших их стрелами, - решили, что они составляют одно неразрывное целое с их скакунами, и назвали их кентаврами. По их представлениям зад и ноги кентавра были конскими, а грудь, голова и руки - человечьи. Много позже греки все же разобрались и поняли, что кентавров нарисовало им их испуганное воображение, что на самом деле нападали на них искусные наездники, в совершенстве владевшие своими конями. Они назвали этот воинственный и отважный степной народ скифами, которые, собственно говоря, и являются пращурами славян. Легендарные же амазонки были не кто иные, как восточнославянские женщины, которые отличались особой мудростью, терпением и дальновидностью. Они не хуже своих мужей умели владеть оружием и конем, особенно когда враги вступали в пределы их отечества.
Вообще говоря, из-за различных наименований наших предков различными народами произошла большая путаница, которая до сих пор мешает нам увидеть свою родословную целиком.
Славянами, или "еловыми", то есть "говорящими", наши предки называли себя сами, обозначая этим именем всех своих даль¬них и близких родичей, которые говорили на понятном им языке. Немыми, или "немцами", они в отличие от себя называли все те на¬роды, которые вследствие разницы языка говорить с ними не могли. Но так как славяне долгое время вплоть до своего крещения Кириллом и Мефодием не имели азбуки, а следовательно, и письменно¬сти, то естественно, что ни в каких документах их самоназвание - славяне - не зафиксировано. Зато был широко распространен греческий термин "скифы".
Как известно, во время знаменитой осады Трои, запечатленной в "Илиаде" Гомера, славнейшим героем со стороны греков был царь Ахиллес. Гомер, как истинный поэт, приписывает ему чудесное происхождение от брака храброго греческого царя Пелея с русал-
кой. Однако, чуждый выдумок греческий летописец, Арриан говорит, что Ахиллес был скифом, родившимся на берегах Азовскогоморя. Он был изгнан со своей родины за необузданность нрава и гордость. Поселившись в Греции, он прославился замечательной храбростью, которая, кстати сказать, была у наших предков обычной нормой поведения. Очевидными признаками скифского (славянского) происхождения Ахиллеса, по словам Арриана, были его русые волосы, голубые глаза и необычайная ярость в бою, а также и скифский покрой его одежды с характерной застежкой. По преданию место, откуда отправился в Грецию Ахиллес, находится в исконных землях Запорожского войска - на оконечности знаменитой Кинбурнской косы. Не случайно на протяжении веков место это на-зыалось у греков ахиллесовым берегом.
Упоминания о скифах и их подвигах встречаются у древних писателей еще за 1000 лет до Рождества Христова. Особенно прославились скифы своим походом, предпринятым от берегов Днепра и Дона через Кавказские горы, Армению, Персию и Малую Азию, вплоть до берегов Нила. На своем пути эти отважные воины подчинили себе Мидийского царя Киаксара и заставили его платить себе дань, затем они направились в Ассирию. И Ассирийскому царю пришлось откупаться от них своими знаменитыми сокровищами. Из Ассирии скифы повернули к богатым городам Финикии, потом проникли в Филистимскую область, а далее их путь лежал в Египет. Фараон Псамметих вышел к ним навстречу с богатыми дарами и упросил их удалиться. Тогда скифы довернули на Север и вторглись в цветущую. Иудею. Живший в это время в Иерусалиме пророк Иеремия предсказал нашествие скифов в следующем пророчестве:
"Смой злое с сердца твоего, Иерусалим, чтобы спастись тебе; доколе будут гнездиться в тебе злочестивые мысли?"
"...Вот я приведу на вас, дом Израилев, - говорит Господь, - народ издалека, народ славный, народ древний, народ, языка которого ты не знаешь и не будешь понимать, что он говорит. Колчан (хранилище стрел) его, как открытый гроб. Все они люди храбрые...". (Иер 5, 15-16; Иер 6, 22-23).
Скифы едва не захватили Иерусалим, город спасло только то, что иудейский царь Осия по примеру других задобрил скифов подарками и умолил их пощадить его и всех, спрятавшихся в Иерусалиме иудеев. И только после этого непобедимые скифы, нагрузившись богатейшей добычей, повернули домой в родные Днепровские X Донские степи. Возвращались они по покоренным ими же странам, повсеместно предаваясь пиршествам и забыв всякую осторож-ность.
Прознав про способность наших предков напиваться до бесчувствия, царь одной из покоренных ими стран Киаксар сделал вид, что приготовил для своих победителей роскошное угощение и выставил множество бочек вина. Когда же они, что называется "набрались", он отдал приказ своим солдатам избивать мертвецки пьяных воинов. Только небольшая часть скифов вернулась на родину. Вообще эта пагубная привычка не раз была причиной позорной гибели наших воинственных предков. Через сто лет после описанной трагедии страсть к вину опять стала причиной поражения скифов-славян.
Дело было в 530 году до Рождества Христова: Кир, великий завоеватель, покоривший все царства Малой Азии, решил идти на скифские племена, предварительно прислав их царице Томириссе предложение выйти за него замуж. Томирисса, в ту пору уже немолодая женщина, поняла, конечно, что это был только предлог, чтобы завладеть ее народом и послала Киру отказ, предупредив завоевателя, что они прекрасно могут царствовать каждый в своей стране и не воевать друг с другом.
Однако алчность Кира не знала границ, и он двинул свои войска в скифские пределы. Но чтобы не испытывать судьбу в открытом бою, зная, что скифы бесстрашные и искусные воины, коварный перс решил победить их хитростью. Для этого он выслал вперед всех слабых и трусливых вояк, которых ему было не жалко, приказав им на ночлеге приготовить много пищи и вина и ждать. Скифский передовой отряд под предводительством сына Томириссы без труда рассеял этот сброд и набросился на вино и закуски. В самом разгаре пьяного разгула персы напали на парализованных вином скифов и наголову разбили их, взяв в плен около 150 тысяч. Среди последних был и сын царицы Томириссы.
Узнав про это, Томирисса послала сказать Киру, чтобы он отпустил к ней сына и тогда она не будет мстить ему за предательское нападение, если, конечно, персы удалятся восвояси. Но Кир не торопился исполнять этот мудрый совет, он только приказал снять оковы с сына царицы. Юноша же от стыда и горя, что не оправдал доверия, в отчаянии наложил на себя руки. Прослышав о его гибели, Томирисса бросила против персов все свои войска в которых было 300 тысяч мужчин и 200 тысяч женщин. Обе стороны"дрались с необыкновенным ожесточением. В итоге скифы победили, Cам Кир был убит в бою. Когда отыскали его тело, Томирисса приказала отрубить ему голову и бросить ее в кажаный мешок,
наполненный человеческой кровью, при этом она сказала: "Ты всегда жаждал
так напейся ею досыта в этом мешке, кровопийца".
Спустя 20 лет один из преемников Кира, Дарий I решил отомстить скифам за поражение персидских войск и покорить их страху. Для этого он собрал со всей своей империи огромное войско и вступил в скифские пределы со стороны Дуная, там где сейчас рас¬положены Одесская область и Молдавия. В то время, как это часто бывало и позже, скифские племена враждовали друг с другом, и, даже несмотря на весть о приближении персидских полчищ, они не хотели на время забыть междоусобные раздоры и придти на помощь тем кто находился ближе всего на пути завоевателя. Поэтому боя с Превосходящими силами противника скифы намеренно не принимали , а постоянно отступали к востоку, заблаговременно отправив детей и лишний скот далеко на север. Они все время держались от персов на расстоянии в один день пути, выжигая при отступлении весь подножный корм, так что персам приходилось несладко.
Сначала скифы отступили за Днепр, потом за Дон, наконец, за Волгу, затем, неожиданно сделав петлю, повернули на запад. Такое изнурительное "путешествие", видимо, было Дарию не по силам, и он послал гонца сказать скифскому предводителю, чтобы тот не убегал, как трус, а или принял битву, или покорился ему - своему владыке. Это последнее предложение настолько разгневало скифов, что они поклялись отомстить самонадеянному Дарию. Для этого они решили нападать на персов каждый раз как только те займутся добычей продовольствия. В таких случаях, завидев скифскую конницу, персидская обращалась в бегство и пряталась за свою пехоту. Скифы, вплотную подскакав к уже изготовившейся к бою пехоте, поворачивали назад, быстро исчезая из виду. Итак, по несколько раз в день и по ночам тоже. Держа персов в постоянном напряжении, они настолько измотали и обессилили их, что те сочли за благо |пока не поздно убраться восвояси.
На обратном пути они потеряли огромное количество убитых и раненых и чудом уцелели вообще, с большим трудом перебравшись через Дунай. Очевидно, что эта тактика скифов почти без изменения перешла по наследству к казакам. Последние не раз демонстри- ровали ее хотя бы в той же войне с Наполеоном. Бонапарт так же, как и Дарий все время возмущался, что подобная война не соответствует «правилам» пока мало- помалу не растерял свою армию.
Но вернемся к нашим древним предкам-скифам. Об обычаях, нравах и внешнем виде этого воинственного народа подробно рассказал греческий историк Геродот, специально ездивший для этого на берега Дуная, Днепра и Волги. Его свидетельство подтверждают и вещи найденные в скифских курганах - специальных насыпных могилах, в которых скифы хоронили своих вождей. Между прочим, по изображениям найденных там предметов, скифы носили длин-ные волосы и большие бороды. Они имели точно такую же прическу, что и большинство казаков и русских крестьян прошлого века, да и вооружение тех и других сходно даже в мельчайших деталях. Скажем, скифские боевые молотки - чеканы невозможно отличить от запорожских.
Геродот называл скифов справедливейшими среди всех остальных народов за их душевное благородство, разум, отвагу, искусное ведение хозяйства и отличное понимание военного дела. Но особенно уважал их отец истории за беспредельную преданность близким, как вождям и родным, так и тем, с кем они побратались. Вот один из примеров того, что значила для скифов дружба и братство.
Однажды двое скифов, Дандамид и Амизок, побратались (как мы уже знаем обычай этот перешел по наследству к казакам). Через несколько дней после обряда побратимства на их племя внезапно напали их дальние родственники-савроматы. Междоусобия среди наших предков были, увы, делом обычным. Савроматы многих воинов перебили, а многих увели в плен. Попал в плен и Амизок. Узнав об этом, Дандамид поскакал навстречу врагам. Те уже было подняли копья, чтобы пронзить храбреца, но он закричал "зирин", что означало, что он явился не для боя, а для выкупа пленных. Когда савроматы привели его к своему вождю, он попросил выдачи сво¬его друга. Тот потребовал выкупа, на что Дандамид отвечал так:
"Все, что я имел, расхищено вами, и все, что осталось, - со мною. Так что приказывай чего пожелаешь". Савромат потребовал обоих глаз и Дандамид с готовностью дал их вырезать. Взяв такой выкуп, враги выдали ему друга, и Дандамид с Амизоком вдвоем пошли к своим. После этого савроматы признали, что скифы непобедимы, так как владеют самым ценным сокровищем - верностью друзьям. Они были так напуганы самоотверженностью Дандамида, что снялись и ушли совсем из тех мест. Амизок же, чтобы не отставать от друга, ослепил сам себя и оба жили в большом почете на содержании скифской общины.
После Геродота следы наших предков славян в мировой истории на какое-то время теряются. Только иногда можно встретить скупые упоминания о них у историков. Вот некоторые из них:
"Племена славян ведут образ жизни одинаковый, имеют одинаковые нравы, любят свободу и не выносят рабства. Они особенно храбры и мужественны в своей стране и способны ко всяким трудам и лишениям. Они легко переносят и жар, и холод, и наготу тела, и всевозможные неудобства и нмпгтяту»"
«Они превосходные воины, потому что военное дело становится у них суровой наукой во всех мелочах. Высшее счастье в их глазах погибнуть в битве. Умереть от старости или какого-либо случая –позор (как мы позднее убедимся, казаки полностью разделяли эту точкузрения). Они вообще красивы и рослы; волосы их отливают в цвет. Взгляд скорее воинственный, чем свирепый».
Однако в V веке нашей эры или, точнее, после Рождества Христова
славяне вновь победоносно выходят на сцену мировой истории.На этот раз уже не под именем скифов, а - гуннов. Гунны, обитатели исконных казачьих областей, низовьев Днепра и Дона, сумели разбить готов (предков германских народов), главенствовавших в то время в Европе. Особенно стали сильны гунны, когда из их среды выдвинулся легендарный Атилла и стал царем объединенных славянских племен. Готы, которых Атилла покорил окончательно, прозвали его "Бичом Божьим". Что же дает нам право называть гуннов прямыми потомками скифов - древних славян? - Описания греческих писателей V века. Вот, например, что пишет секретарь посольства Приска, которого послал к Атилле Византийский император в 448году. "Переехав через некоторые реки, мы прибыли в одно огромное селение в котором был дворец Атиллы,.. он был построен из бревен и досок, искусно вытесанных, и обнесен деревянною оградою. Не далеко от ограды была большая баня, построенная Оганисием, имевшим после Атиллы величайшую силу между скифами. При въезде в селение Атилла был встречен девами, которые шли рядами под тонкими покрывалами. Эти девы, приветствуя Атиллу, пели скифские песни".
Ожидая у ворот Оганисиева дома, пока тот примет его, Приск увидел человека, судя по одежде, скифа, который приветствовал его на греческом языке. Приск очень удивился, зная, что скифы не говорят по-гречески. Оказалось, что это был грек из одного Византийского города на Дунае. При взятии города гуннами он попался в и достался при разделе пленных Оганисию, потому что богатые пленные доставались после Атиллы его вельможам: "После я отличился в сражениях против Римлян", - рассказывал грек, - "и отдавал своему господину по скифскому закону, все добытое мною на войне; получив свободу, я женился на скифской женщине и благоденствую. И даже предпочитаю настоящую жизнь прежней". Как свидетельствует Приск, гунны были людьми добрыми и справедливыми, - по-отечески относившиеся к своим пленникам, чем издревле славились все славяне. Обратим внимание еще на одно важное замечание греческого посла: "Одежда на нем (на Атилле) была такая же простая, как и у прочих воинов, и ничем не отличалась, кроме опрятности. Ни висящий на поясе меч, ни застежки скифской обуви, ни узда его лошадей не были украшены золотом или чем-либо драгоценным".
Совершенно по другому описывали гуннов готы. Злобствуя, они выставляли своих победителей какими-то чудовищами, подобно тому как древние греки скифов представляли кентаврами и амазонками. "Они, - рассказывали готы про гуннов, - когда родятся у них дети мужского пола, то изрезают им щеки, чтобы уничтожить всякий зародыш волоса. Однако, у всех у них коренастый стан, члены сильные, шея толстая, голова огромная. Скорее, это двуногие животные, а не люди, или каменные столбы, грубо отесанные в об¬разе человека, на своих лошадях, нескладных, но крепких, они точно прикованы к ним. Рассыпавшись и соединившись, они и нападают и отступают с быстротой молнии. Но вот что особенно делает их наистрашнейшими воинами на свете, это, во-первых, их меткие удары стрелами хотя бы и на далекие расстояния, а во-вторых, когда в схватке один на один дерутся мечами, они с необыкновенной ловкостью в одно мгновение накидывают на врага ремень (имеется ввиду аркан) и тем лишают его всякого движения...". "Разговор они ведут двусмысленно и загадочно. Язык их едва напоминает человеческий"(О "справедливости" последнего замечания лучше всего говорит дошедшее до нас обращение Атиллы перед битвой к своим воинам: "Братья! Докажите свою храбрость, докажите доброту вашего оружия... Смерти не бойтесь! Кому назначено жить, того не зацепит стрела, а кому назначено умереть, тот умрет и во сне.").
Если из готского описания мы отбросим все, что внушено озлобленностью, то увидим в гуннах прямых потомков наших удалых предков скифов, ходивших при пророке Иеремии под Иерусалим и изгнавших гордого Дария из Черноморских степей, а что у пращу¬ров наших бывало порой в обычае брить бороду и даже голову, оставляя одну только чуприну, так этим были известны и славные запорожцы, да и многие представители Донского казачества, а еще раньше такую же "прическу" носил храбрый князь Святослав, сын равноапостольной Ольги и Отец Владимира, крестившего Русь в 988 году. Вот так описывает последнего грек Лев Даакон присутст-вовавший при переговорах Святослава с византийским императо¬ром Цимисхием.
"Святослав переезжал через реку в простой скифской ладье и, сидя за веслом, работал наравне с прочими, без всякого различия. Видом он был таков: среднего роста, с густыми бровями, и с голубы¬ми глазами, с обыкновенным носом, с бритой бородой и густыми длинными усами. Голова у него была совсем голая, только на одной ее стороне висела прядь волос, означающая, по-видимому, знатность рода, шея толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и суровым. В одном ухе у него висела золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами с рубином по середине. Одежда на нем была белая, ничем, кроме чистоты, от других она не отличалась (сравните с платьем Атиллы). Поговорив немного с императором о мире, сидя в ладье на лавке, он переправился обратно".
О подвигах Святослава, который переносился из страны в страну как барс, и за короткий срок подчинил себе почти все восточно-славянские племена, рассеяв при этом поклонников Магомета - волжских болгар и иудеев-хазар, достаточно хорошо известно. Ска-жем только, что он и вся его доблестная дружина не возила за собой с разным добром, чтобы утешаться на воздухе сладкой пищей и мягкой постелью. Святослав не брал с собою даже котла и не мяса, а потонку изрезавши конину, зверину или говядину ее прямо на углях костра, насадив на копье. Укладываясь на ночлег, он расстилал на земле подседельный войлок, а под голову клал седло и отлично спал под открытым небом (этому древнему правилу своих предков следовали и казаки). Его прямой открытый нрав, уверенность и самообладание в самые отчаянные минуты поражали врагов. Даже зажатый со всех сторон в Доростоле в десятки раз превосходившими силами византийцев и болгар, он не думал спасаться бегством или униженно просить о мире. Каждый русский, более казак, хранит в своем сердце слова Святослава, сказанные своей дружине в безвыходном положении:
"Если теперь постыдно уступим грекам, то где же слава русского меча, без труда побеждавшего врагов, где слава русского имени без пролития крови покорявшего целые страны. До этой поры Русская сила была непобедима. Деды и отцы наши завещали нам храбрые дела!Станем крепко. Нет у нас в обычае спасать себя постыдным бегством. Или останемся живы и победим, или умрем со славой. Мертвые срама не имут, а убежавши от битвы, как покажемся людям на глаза?". (Не правда ли, речь эта удивительно близка по стилю воззванию Атиллы.)
1 августа 988 года. Великий исторический день. Стоя на берегу и с высоты взирая на крещение киевлян, князь Владимир сердца просил: "Боже, сотворивший небо и землю! Призри на новые люди сии и даждь им Господи, познать тебя, истинного бога, как уже познали страны христианские; утверди веру в них правуюи несовратимую, а мне помоги. Господи, на супротивного врага, дабы, надеясь на Тебя, я победил бы его козни".
С принятием христианства для наших предков началась новая эра. Просвещенные Евангелием, славяне стали еще более милостивы друг к другу, опекали нищих и больных, помогали бедным. Больше других старался сам князь Владимир.
Как свидетельствуют летописи, вскоре после крещения Руси в Киеве появились подводы, наполненные хлебом, мясом, рыбой овощами, медом в бочках, квасом. "Нет ли где больного и нищего который не может идти к князю во двор", - спрашивали княжеские отроки. Князь стал приглашать епископов в боярскую думу, а последние начали оказывать на все внутренние и внешние дела большое влияние.
Будучи истинно благочестивым и в точности исполняя евангельские веления о милосердии, Владимир оставался гостеприимным хозяином. В каждое воскресение он устраивал пир, на который приглашал дружину, а затем и выборных мужей от города. Однажды подпили его дружинники и начали роптать на своего князя: "Горе нашим головам, - говорили они, - князь дает нам есть деревянными ложками, а не серебряными!" Услышав это, Владимир тут же повелел изготовить ложки из серебра, сказав при этом: "Серебром и золотом не соберу дружины, а дружиной сыщу и серебро и золото, как и дед мой и отец мой доискались и золота и серебра".
Содержание дружин обходилось князьям очень дорого, почему они и не были многочисленными: 800 человек считались уже очень большой дружиной. Но если дружина была невелика, зато все воины в ней были как на подбор: просты, искренни, духовно просветленны, ну и физически могучи. Во главе дружины всегда стоял сам князь, причем он поступал в ее ряды с самого раннего детства. Известно, что князь Святослав уже в четыре года вел свою дружину в бой. Вообще в те времена жизнь князей начиналась рано: они не¬редко женились в 12 лет от роду на 9-летних невестах и в этом возрасте начинали переносить все тяготы боевой походной жизни. К 20 годам князья и их дружины были, как правило, зрелыми воинами. Каждый простой человек мог рассчитывать занять в дружине князя самое почетное место благодаря своим боевым и человеческим качествам. Например - знаменитый богатырь Илья Муромец, который, как известно, происходил из крестьянского звания, состоял в дружине равноапостольного князя Владимира.
Преподобный Илья Муромец(На склоне лет Илья принял иноческий постриг), как известно, до 30 лет был не¬движим или, как говорит об этом предание, - "сиднем сидел" - и вдруг, по слову угодников Божих, он становится богатырем. Чудо? Да, но закономерное: ибо, по народной пословице, Бог каждому дает столько добра, сколько человек принять может. Вспомним, что в свои 30 лет Илья был необыкновенно чистым человеком, характер его отличался спокойствием, стойкостью к жизненным скорбям, достоинством, бессребренностью, заботливостью о ближних, сдержанностью, благодушием.
Он и богатырем-то становится прежде всего потому, что смог принять дарованную Богом силу, предварительно приготовившись духовно Мы же часто, переворачивая истину с ног на голову, уподобляемся дочери Соловья-разбойника, которая, увидев из окна терема Муромца, влачащего за собой связанного Соловья-разбойника, говорила: "Вон батюшка едет и за собой пленного мужичища тащит.. Важно помнить: Илья Муромец стал необыкновенно сильным, потому что был добрым, а не наоборот, как это обычно принято считать.
Вся история подтверждает эту истину. Когда предки наши строго придерживались правды и гнушались лжи, они всегда одерживали победы над врагами, как бы малочисленно не было их войско. Пример - битва Александра Невского со шведами и немецкими рыцарями. И наоборот, когда зависть, бесчинство, своекорыстие, жадность, ненависть друг к другу и, как следствие, - предательство, отравляли нравственную атмосферу народа, русские терпели жесточайшие поражения. Доказательством может служить и битва древнерусских князей при Калке, и сражение малороссийских казаков при Берестечке.
Наряду с именем Ильи Муромца связано и само понятие "казак", ибо он был первым из русских богатырей, кто назвал себя казаком и гордился этим званием. Чем же так лестно было это слово незабвенному народному герою. Надо полагать тем, что казак был не просто русский богатырь, обладающий несокрушимой силой, но богатырь-христианин, сила духа которого еще выше его физической мощи. Не напрасно же бесстрашный воин Илья Муромец причислен к лику святых, и его мощи и поныне покоятся в Киево-Печерской Лавре.
Наряду с богатырями на Руси известны и поленицы, т.е. дочери и сестры богатырей, которые, обладая всеми лучшими свойствами души, были вместе с тем так смелы и сильны, что далеко не каждый мог устоять перед их напором. В сущности поленицы были продолжателями рода легендарных амазонок, жен и сестер древних скифов, принимавших наравне с мужьями и братьями участие в кровавых битвах с неприятелем. Поленицы были непобедимыми воительницами пока оставались в девицах. Выходя замуж, они превращались в самых верных и добрых жен и хозяек.
Однако и после своего крещения Владимиру приходилось заниматься ратным делом, ибо враги наседали со всех сторон. Посылал он войска и своему новому родственнику для охраны границ Византии. Однажды послал он отрад русских воинов в 6 тыс. человек своему зятю, императору Василию. Тот взял их с собой в Армению, куда приходил с миром и делал дружеский прием владетелям Грузии и Кавказа. Тут произошел один характерный случай. Как-то русский воин нес сено для своей лошади, его встретил грузин и, ни слова не говоря, отнял это сено. На помощь русскому прибыл другой русский, грузин кликнул своих и они, напав, убили первого русского. Тогда все русские, бывшие там, как один человек, поднялись на бой и побили всех находившихся там грузин. "Все заплатили за свое преступление", - говорит по этому поводу древний армянский писатель. Случай этот показывает, почему Русь всегда была грозной - спаянная крепкой дружбой, она всегда готова была платить за нанесенные ей обиды и ни одной из них не оставляла без отмщения.
Но шли века и народ русский все более утрачивал высокую нравственность и простоту. Бесчинство поселилось в славянских землях. Младшие князья, чтобы завладеть престолом, не гнушались убийством родных. Руки дружинников и тут и там стали обагряться братской кровью. Стала исчезать вера, честь и правда. От "родственных" набегов пришли в запустение не только многие города и села, но и целые области. Казалось, еще немного и разврат достигнет такой степени, что русские исчезнут с лица земли, истребив себя сами. Но по милосердию Божию и по молитвам святых, уже просиявших на нашей земле, этого не произошло. Однако чтобы исправить народ, исцелить его от нравственной проказы, Господь послал ему горькое лекарство, тяжкое наказание в виде татаро-монгольского нашествия. Прошел по нашей земле огненный смерч кочевников и разом прекратился произвол князей. Перед лицом общих для всех лютых страданий и унижений смирились гордые. Иго привело народ к покаянию, которым постепенно очищалась Русь. А очистившись, вновь стала подниматься из пепла и руин. Ибо, по слову благоверного князя, - "Не в силе Бог, а в правде". Праведным Всевышний рано или поздно дарует силу, а у презирающих истину, будь они даже изначально мощны и многочисленны, Он отнимает разум и превращает в ничтожество. Примеров тому в мировой истории - несть числа.

Гнеденко А. М, Гнеденко В. М. За други своя или все о казачестве

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Гнеденко А. М, Гнеденко В. М. За други своя или все о казачестве

Легко ли быть казаком?

Скрываясь в разных тернах, чагарниках и буераках, казаки царапали себе колючками руки, кололи ноги, сдирали цепкими ветками кожу. Забираясь в звериные норы, в густые камыши и болотистые плавни, они встречались со змеями, черными пауками "мармуками", тарантулами, не говоря уже о мошке, комарах и слепнях. В открытой сухой, сожженной солнцем или пожарищем степи, испытывали они страшные мучения от голода и жажды, и тут часто с предсмертными их стонами сливался вой волков, которые, растерзав тело человека и не насытив-шись им, "квылили - проквиляли, похороны по казацкому телу справляли". В непролазных топких плавнях казаки болели, особенно в период цветения камыша, и горячкой и лихорадкой. Набегая на Крым или на турецкие владения, заносили они оттуда "черную хворобу", или чуму, и умирали в дороге вдали от родины, от друзей, без последнего утешения.
По балкам, по днепровским островам, по темным пещерам, а то и просто в степи, валялись непогребенными тела их, обмываемые дождем, обвеваемые ветром, палимые солнцем, лежали до тех пор пока вместо тела не останется голый скелет, да промеж костей, в отверстия глаз не пробьется высокий бурьян.
Надо ли говорить, что в таких условиях могли выжить только самые крепкие, самые смелые, самые мудрые и изворотливые. Замешанный на такой закваске, казацкий характер был подобен кремню, который с годами только отшлифовывался. Нет, не хрупкими людьми были казаки. Иначе как бы смогли они отстоять Русь, а в конечном счете, всю Европу от беспощадных турецких полчищ и хищных татар, стотысячные набеги которых наводили ужас на все христианское население от берегов Черного моря до моря Балтийского. Еще сложнее было противостоять братьям по крови (но отнюдь не по духу!) полякам-католикам, время от времени посягавшим на за

вещанную славными предками святую веру. Все можно было стер¬петь, но последним никак нельзя было поступиться, ибо казачий народ пуще очей своих оберегал чистоту своего православия.
В одной из казацких дум прямо говорится о причине непрестанных войн запорожцев с Речью Посполитой:
Як у свитый день, божественный вивторок,
Гетьман казакив до ехид сонце у поход выряжав,
И стыха словами промовляв:
Гей, козаки вы, диты-друзи!
Прошу вас, добре вы дбайте, от сна вставайте.
Святый Отче-наш читайте,
Виры своей хрестианской у поругу не дайте!

Казаки называли себя рыцарями Православия, борцами за чистоту веры и пострадать в борьбе с еретиками они считали для себя превыше всякой чести, знаком Божественного благоволения. Сердцевина казачьей натуры и вместе с тем символ веры этого бесстрашного воинства сконцентрированы в том воинском клике, с которым обращались они к отважным и честным сынам своего племени: "Кто хочет за веру христианскую быть посажен на кол, кто хочет быть четвертован, кто готов претерпеть всякие муки за святой крест, кто не боится смерти - приставай к нам. Не надо бояться смерти - от нее не убережешься. Такова казацкая жизнь".
И умирали казаки, "не скыгляча и не скаржичись", т.е. не воя и не жалуясь, а всегда с достоинством, со стоическим презрением к своим мучителям. Приговоренный к сдиранию с живого кожи, казак уже во время казни заявлял своим палачам, что и такая казнь ему не казнь, а чистый смех, что от сдирания с тела кожи он не испытывает ни малейшей боли, а только чувствует на теле мурашки: "От казалы, що воно боляче, аж воно мов комашня кусае...". Известны случаи, когда осужденные на виселицу казаки просили заменить им эту легкую казнь сидением на столбе с острым железным спицем на верху, чтобы умереть потомственною столбовою смер-тию. При этом обычно говорилось: "Так умирав мий дидусь - Царство ему Небесное! Так умер мой батько - нехай вин царствуе на том свити! Так и я хочу умерти". И казак умирал, сидя на ост-ром спицу. И как умирал! Точно потешаясь над своими палачами, он просил дать ему люльку, чтобы в последний раз повеселить себя тютюнцом и с весельем закрыть свои очи.
В былое время никто не сомневался, что казак умирает настоящею подлинною смертью не после первой, не после второй, не после третьей, а аж после четвертой смертельной раны.
Уходя в степи, казаки отрекались от семья по слову Иисуса Христа "нет никого, кто оставил бы братьев, или сестер, или отца,или мать, или жену, или земли ради Меня и Евангелия и не получил бы ныне, во время сие, среди гонений, во сто крат более домов и братьев и сестер и отцов и матерей, и детей и земель, а в веке грядущем жизни вечной." (от Марка, 10, 29-30). Отрекались казаки от всех радостей земных, от семейной жизни, от благоустроенного человеческого жилья и селились, поначалу, прямо под открытым небом. Питались, когда рыбой, когда птицей, а когда и просто отваром из рогов валявшихся в степи диких козлов да ржаным толокном, утешая себя тем, что от такой пищи человек делается легче и чище. Про них не зря говорили: "Казаки як малые дети: дай богато все съедят, дай мало – довольны будут".
Чтобы застать неприятеля врасплох, казаки нередко терпели крайние лишения: они не разводили огнище, чтобы согреться зимой, не запаляли люльку, которая помогала им бодрствовать, даже 96 позволяли ржать своим лошадям. Часто сидели они на одном месте по нескольку часов без движения, без единого слова, выжидая единственного необходимого для победы мгновения.
Вынужденные избегать встречи с многочисленными врагами, нередко прятались они в высокой, скрывавшей всадника с головой траве, и блукали по ней по целым дням и по целым неделям, а чтобы сбить с толку своих преследователей, они неподражаемо выли волками, лаяли лисицами, кричали пугачами, да так натурально, что даже чуткое ухо татарина не могло отличить эти звуки от истинных.
Застигнутые в одиночку в голой, выжженной солнцем или опаленной огнем степи, они бросались в озера и лиманы, потом подолгу сидели в непролазных камышах, пережидая врагов, или же бросались в воду и прятались в илистом дне, часами дыша через камышинку. Путь свой днем они "правили" по солнцу да по курганам, а ночью - по звездам, по течению рек и по направлению ветра, который называли то "москалем", то "донцом", то "ляхом", то "бусурманом".
И все-таки в чем же было, есть и будет сущность казацкого характера и каковы его основные черты?
Как правило, написаны они были на челе, и уже по внешнему облику казака можно было судить о его натуре. Просторные, не стесняющие движений одежды, удобные и в бою, и на пиру, и в обыденной жизни; открытый ясный взгляд, уважающий и в себе и в других человеческое достоинство. Плечистые, статные, смуглые от степной жары и в то же время по большей части полнолицые. Почти всегда на темени лихо заломленная барашковая шапка и вечная люлька в зубах. Они излучали спокойствие, силу, уверенность в себе, происходившие из глубокого убеждения, что ежели Бог не выдаст - свинья, ну никак, не съест.
Посторонних казаки поначалу встречали неприветливо, исподволь приглядываясь, изучая человека. На вопросы отвечали весьма неохотно и любили больше послушать, что скажет приезжий. И только убедившись, что пожаловавший к ним свой по духу и вере, они мало по малу смягчались» лица их принимали веселый вид, и живые глаза начинали искриться удальством и неподражаемым юмором.
Беспощадные к врагам, казаки в своей среде были всегда благодушны, щедры, гостеприимны. Страннолюбие их распространялось не только на приятелей и знакомых, но и на посторонних захожих людей. Об этом свидетельствуют воспоминания современников, хранящиеся ныне в архиве. Вот одно из них: "Я служил два года в Бериславе (ныне Херсонская Область), а оттуда недалеко были казачьи рыбные заводы. Бывало придешь на завод, а тебя даже не спросят, что ты за человек, а тотчас:
- Дайте-ка поесть казаку и чаркой водки попотчуйте; может быть, он пришел издалека и устал.
А когда поешь, еще и предложат лечь отдохнуть, а потом только спросят:
- Кто таков? Не ищешь ли работы? Ну скажешь:
-Ищу.
- Так у нас есть работа, приставай к нам. Пристанешь, бывало, и иной раз в месяц рублей 20 заработаешь"(В те времена человек на 2 рубля мог кормиться в течении года).
Наравне с гостеприимством казаки отличались необыкновенной честностью. Как свидетельствует католический священник Китович, в Сечи "можно было оставить на улице свои деньги, не опаса¬ясь, что они могут быть похищены".
Ян Собесский в своих знаменитых записках о Хотинской битве особо подчеркивает, что казаки имели глубокое уважение к старым и заслуженным воинам и вообще к "военным степеням". Это говорит о том, что анархию и безначалие они не считали для себя при- емлемым образом жизни, а иерархия личностных ценностей, осно¬ванная на истинных заслугах, была у них достаточно прочной.
Одна из замечательных черт казаков - способность к искренней дружбе. Часто среди них бывало, когда два казака, совсем чужие один другому, шли к священнику и давали в его присутствии такое "завещательное" слово: "Мы, нижеподписавшиеся, даем от себя сие завещание перед Богом о том, что мы - братии, и тот, кто нарушит братство нашего союза, тот перед Богом ответ даст, перед нелицемерным Судиею нашим Спасителем. Вышеписанное наше обещание вышеписанных Федоров (два брата Федор и Федор) есть:
дабы друг друга любить, невзирая на напасти со стороны наших либо приятелей, либо неприятелей, но взирая на миродателя Бога". После чего побратимы делали собственноручные значки на завеща¬тельном слове, слушали молитву или подходящее случаю место из Евангелия, дарили один другого крестами и иконами, троекратно целовались и выходили из церкви как бы родными братьями-до конца жизни.
В домашнем быту казаки были просты, умеренны и необыкновенно изобретательны. От лихорадки они пили водку с ружейным порохом, на раны прикладывали растертую со слюной землю, а при отсутствии металлической посуды ухитрялись варить себе пищу в деревянных ковшах, подкладывая туда один за другим раскаленные в костре камни, пока вода не закипит. Они добывали себе пропитание в основном охотой и рыболовством и больше всего ценили хлеб в самых его разнообразных формах: от каши до выпечки. Между прочим, это исконно славянская черта.
На войне казаки отличались изобретательностью и исключительной маневренностью. Они умели в любом положении "выиграть у неприятеля выгоды, скоропостижно на него напасть и нечаянно заманить". Однако главной военной хитростью казаков была их беспримерная отвага и вера в победу. Не раз бывало на виду изумленных турок казацкие чайки окружали многопушечный корабль неверных и, словно стая комаров, бесстрашно бросались со всех сторон на огромное тучное "животное". Взяв судно на абардаж, они в полчаса вырезали всю команду и пускали его на дно вместе со всем, что не могли забрать с собою. Не случайно при одном виде казаков бледнели кровожадные мусульмане, в ярости скреже¬тали зубами католики.
Будучи в душе поэтами и мечтателями, казаки всегда выбирали для своих жилищ, как временных, так и вечных самые живописные места. Они влезали на высокие скалы, уединялись в лесные пущи, поднимались на степные курганы и с высоты птичьего полета любовались ландшафтами, предаваясь тихим думам и возвышенным размышлениям. Любили они послушать и своих певцов-баянов или и сами складывали песни и думы, беря в руки пузатенькую с кружочком посередине кобзу. Кобза, по по-нятиям казаков, была выдумана святыми людьми. Для скитающе¬гося по безлюдным степям рыцаря она была истинною подругою, дружиною верною, которой он поверял свои думы, разгонял мрачную тугу.
Разумеется, были в характере казаков и недостатки, большей частью унаследованные ими от древних предков. К примеру, не могли они удержаться, чтобы не побалагурить, послушать рас-сказы других, да и самим рассказать о подвигах товарищей, держа при этом в зубах люльки-носогрейки. Бывало, что в рассказах этих они и прихвастнут и прибавят чего от себя. Любили казаки, вернувшись из заморского похода, шикнуть своим нарядом и убранством. Отличались они и беспечностью и ленью. Не отказывали себе и в питии. Вот что писал о них француз Боплан: "В пьянстве и бражничестве они старались превзойти друг друга, и едва ли найдутся во всей христианской Европе такие беззаботные головы, как казацкие, и нет на свете народа, который мог бы сравниться в пьянстве с казаками". Однако во время похода объявлялся строжайший су-хой закон, отважившегося напиться немедленно казнили. Но и в мирное время быть с водкою запанибрата могли только рядовые казаки, для "начальных людей", для тех, кто, по существу, руководил казачеством, пьянство считалось серьезным недостатком. Среди атаманов всех уровней пьяниц не было, да и быть не могло. Ибо им тут же отказали бы в доверии.
В основе характера казака, как и вообще русского человека, были какая-то двойственность: то он очень весел, шутлив, забавен, то необыкновенно грустен, молчалив, недоступен. С одной стороны это объясняется тем, что казаки, постоянно глядя в глаза смерти, старались не пропускать выпавшую на их долю короткую радость, с другой стороны - философы и поэты в душе - они часто размышляли о вечном, о суете сущего и о неизбежном исходе из этой жизни.

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Российской Империи -- нет. Самое слово -- Россия -- не существует, и
все-таки "мы в изгнании сущие" тоскуем по ней и жаждем вернуться.
Что же испытывали пленные, заточенные по лагерям и тюрьмам и оставившие
Россию целою с Государем, с ее великой, славной Армией. Их тоска была
неописуема.
Любили они горячей, страстной любовью то, за что принимали страдания...
Высокого роста, красивый солдат в одном из лагерей отделился от строя и
тихо сказал сестре:
-- Сестрица, мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз.
Сестра перевела его просьбу сопровождавшему ее генералу. Генерал
разрешил.
-- Пожалуйста, -- сказала сестра, -- генерал позволил. Они отошли в
сторону, за бараки. Солдат смутился, покраснел и заговорил теми красивыми
русскими певучими словами, что сохранились по деревням вдали от городов и
железных дорог, словами, подсказанными природой и жизнью среди животных,
зверей и птиц.
-- Сестрица, дороже мне всего на свете портрет Царя-Батюшки, что дал Он
мне, как я служил в его полку. Зашит он у меня в сапоге. И ни есть, и ни
пить мне не надо, а был бы цел Его портрет. Да вот горе-беда, пошли помежду
нами шпионы. Проведают, пронюхают, прознают про тот портрет. Как бы не
отобрали? Как бы не попал он в поганые вражеские руки? Я, сестрица, думал:
возьми и свези его на Родину я дай, куда сохранить... Али опасно?
Сестра сказала ему, что все ее бумаги и документы просматриваются
австрийскими властями и скрыть портрет будет невозможно. Задумался солдат.
-- Тогда не могу его вам отдать. Неладно будет. Присоветуйте... хочу
записаться я, чтобы в полях работать. И вот, скажем, ночь тихая, погода
светлая, и наклею я портрет на .дерево и пущу его по тихим водам речным и по
той реке, что с какой ни есть русскою рекою сливается, чтобы причалил он к
русским берегам. И там возьмут его. Там-то, я знаю, сберегут.
( Бог спасет, оставь у себя в голенище,--сказала сестра.


x x x



У сестры на груди висели золотые и серебряные Георгиевские медали с
чеканным на них портретом Государя. Когда она шла вдоль фронта военнопленных
по лагерю, ей подавали просьбы.
Кто просил отыскать отца или мать и передать им поклон и привет. Не
знает ли она, кто жив, кто убит? Кто передавал письмо, жалобы или прошения.
И вдруг, -- широкое крестное знамение... Дрожащая рука хватает медаль,
чье-то загорелое усталое лицо склоняется и целует Государев портрет на
медали.
Тогда кругом гремит "ура"! Люди метались в исступлении, чтобы
приложиться к портрету, эмблеме далекой Родины-России.
И бывал такой подъем, что сестре становилось страшно, не наделали бы
люди чего-нибудь противозаконного.


x x x



Положение военнопленных в Германии и Австрии к концу 1915 г. было
особенно тяжелым, потому что в этих странах уже не хватало продовольствия,
чтобы кормить своих солдат, а чужих пленных едва-едва кормили, держали их на
голодном пайке.
И вот что мне рассказывала сестра о настроении голодных, забытых людей.
Это было под вечер ясного осеннего дня. Сестра только что закончила
обход громадного лазарета в Пурк-Штале, в Австро-Венгрии, где находилось 15
тысяч военнопленных. Они были разбиты на литеры по триста человек и одной
литере было запрещено сообщаться с другой. Весь день она переходила от одной
группы в 100--120 человек к другой. Когда наступил вечер и солнце склонилось
к земле, она пошла к выходу.
Пленным было разрешено проводить ее и выйти из своих литерных
перегородок. Громадная толпа исхудалых, бедно одетых людей, залитая
последними лучами заходящего солнца, следовала за сестрой. Точно золотые
дороги потянулись с Запада на Восток, точно материнская ласка вечернего
светила посылала последние объятия далекой России.
Сестра выходила к воротам. Она торопилась, обмениваясь с ближайшими
солдатами пустыми, ничего не значащими словами.
-- Какой ты губернии?
-- В каком ты полку служил?
-- Болит твоя рана?
У лагерных ворот от толпы отделился молодой высокий солдат. Он
остановился перед сестрой и, как бы выражая мнение всех, начал громко,
восторженно говорить:
-- Сестрица, прощай, мы больше тебя не увидим. Ты свободная... Ты
поедешь на родину в Россию, так скажи там от нас Царю-Батюшке, чтобы о нас
не недужился, чтобы Манифеста своего из-за нас не забывал и не заключал
мира, покуда хоть один немец будет на Русской земле. Скажи России-Матушке,
чтобы не думала о нас... Пускай мы все умрем здесь от голода-тоски, но была
бы только победа.
Сестра поклонилась ему в пояс. Надо было сказать что-нибудь, но
чувством особенным была переполнена ее душа, и слова не шли на ум.
Пятнадцатитысячная толпа притихла и в ней было напряженное согласие с
говорившим.
И сказала сестра.
-- Солнце глядит теперь на Россию. Солнце видит вас и Россию видит. Оно
скажет о вас, какие вы... -- и, заплакав, пошла к выходу.
Кто-то крикнул: "Ура, Государю Императору". Вся пятнадцатитысячная
толпа вдруг рухнула на колени и едиными устами и единым духом, запела:
"Боже, Царя храни"... Звуки народного гимна нарастали и сливались с
рыданиями, все чаще прорывавшимися сквозь пение. Кончили и запели второй и
третий раз запрещенный гимн.
Австрийский генерал, сопровождавший сестру, снял с головы высокую шапку
и стоял навытяжку. Его глаза были полны слез.
Сестра поклонилась до земли и быстро пошла к ожидавшему ее автомобилю.
ца, следовала за сестрой. Точно золотые дороги потянулись с Запада на
Восток, точно материнская ласка вечернего светила посылала последние объятия
далекой России.
Сестра выходила к воротам. Она торопилась, обмениваясь с ближайшими
солдатами пустыми, ничего не значащими словами.
-- Какой ты губернии?
-- В каком ты полку служил?
-- Болит твоя рана?
У лагерных ворот от толпы отделился молодой высокий солдат. Он
остановился перед сестрой и, как бы выражая мнение всех, начал громко,
восторженно говорить:
-- Сестрица, прощай, мы больше тебя не увидим. Ты свободная... Ты
поедешь на родину в Россию, так скажи там от нас Царю-Батюшке, чтобы о нас
не недужился, чтобы Манифеста своего из-за нас не забывал и не заключал
мира, покуда хоть один немец будет на Русской земле. Скажи Россин-Матушке,
чтобы не думала о нас... Пускай мы все умрем здесь от голода-тоски, но была
бы только победа.
Сестра поклонилась ему в пояс. Надо было сказать что-нибудь, но
чувством особенным была переполнена ее душа, и слова не шли на ум.
Пятнадцатитысячная толпа притихла и в ней было напряженное согласие с
говорившим.
И сказала сестра.
-- Солнце глядит теперь на Россию. Солнце видит вас и Россию видит. Оно
скажет о вас, какие вы... -- и, заплакав, пошла к выходу.
Кто-то крикнул: "Ура, Государю Императору". Вся пятнадцатитысячная
толпа вдруг рухнула на колени и едиными устами и единым духом, запела:
"Боже, Царя храни"... Звуки народного гимна нарастали и сливались с
рыданиями, все чаще прорывавшимися сквозь пение. Кончили и запели второй и
третий раз запрещенный гимн.
Австрийский генерал, сопровождавший сестру, снял с головы высокую шапку
и стоял навытяжку. Его глаза были полны слез.
Сестра поклонилась до земли и быстро пошла к ожидавшему ее автомобилю.


x x x



Мир во что бы то ни стало. Мир через головы генералов. Мир, заключаемый
рота с ротой, батальон с батальоном по приказу никому неведомого Главковерха
Крыленко.
Без аннексий и контрибуций...
Когда была правда? Тогда, когда за Пуркштальским лагерем, за чужую
землю закатывалось ясное русское солнце, или тогда, когда восходило кровавое
солнце русского бунта?


x x x



Гимн и молитва были тем, что наиболее напоминало Родину, что связывало
духовно этих несчастных, томящихся на чужбине людей со всем, что было
бесконечно им дорого. Дороже жизни.
Это было в одном громадном госпитале военнопленных. Весь австрийский
город был переполнен ранеными, и пленные, тоже раненные, помещались в здании
какого-то большого училища.
В этом госпитале было много умирающих и те, кто уже поправился и ходил,
жили в атмосфере смерти и тяжких мук.
Когда, сестра закончила обход палат и вышла на лестницу, за нею вышла
большая толпа пленных. Ее остановили на лестнице и один из солдат сказал ей:
-- Сестрица, у нас здесь хор хороший есть. Хотели бы мы вам спеть то,
что чувствуем.
Сестра остановилась в нерешительности. Подле нее стояли австрийские
офицеры.
Регент вышел вперед, дал тон и вдруг по всей лестнице, по всем
казармам, по всем палатам, отдаваясь на улицу, величаво раздались мощные
звуки громадного, дивно спевшегося хора.
-- "С нами Бог. Разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог", --
гремел хор по чужому зданию, в городе, полном "чужих" языков.
Лица поющих стали напряженные. Какая-то странная решимость легла на
них. Загорелись глаза огнем вдохновения. Скажи им сейчас, что их убьют, всех
расстреляют, если они не перестанут петь, они не послушались бы.
А кругом плакали раненые. Сестра плакала с ними... После отъезда сестры
весь госпиталь, все, кто только мог ходить, собрались в большой палате.
Калеки приползли, слабые пришли, поддерживаемые более сильными. Делились
впечатлениями пережитого.
-- Ребята, сестра нам хорошего сделала. Надоть нам так, чтобы
беспременно ее отблагодарить. Память, какую ни на есть, ей по себе оставить.
-- Слыхали мы, остается сестрица еще день в нашем городе, давайте
сложимся и купим ей кольцо о нас в напоминание.
-- Или какое рукоделие ей сделаем?
Посыпались предложения, но все не находили сочувствия. Все казался
подарок мал и ничтожен по тому многому, что оставила сестра в их душах.
И тогда встал на табуретку маленький, невзрачный на вид солдат, совсем
простой и сказал:
-- Ей подарка не нужно, не такая она сестра, чтобы ей подарок, или что
поднести. Мы плакали о своем горе и она с нами плакала. Вот если бы мы могли
из ее и своих слез сплести ожерелье -- вот такой подарок ей поднести.
В палате после этих слов наступила тишина. Раненые молча расходились.
Все было сказано этими словами.
Вольноопределяющийся, бывший свидетелем этого, рассказал сестре.
Говорила мне сестра:
-- Когда мне делается особенно тяжело, и мысли тяжкие о нашей
несчастной Родине овладевают мною, и болезни мучат, мне кажется тогда, что
на шее у меня лежит это ожерелье из чистых русских солдатских слез -- и мне
становится легче.


x x x



Молитва в сердцах этих простых русских людей всегда соединялась с
понятием о России. Точно Бог был не везде, но Бог был только в России. может
быть это было потому, что у Бога было хорошо, а хорошо было только в России.
В Венгрии, в одном поместье, где работали четыреста человек пленных, к
сестре, после осмотра ею помещений и обычной беседы и расспросов, подошло
несколько человек и один из них сказал:
-- Сестрица, мы построили часовню. Мы хотели бы, чтобы ты посмотрела
ее. Но не суди ее очень строго. Она очень маленькая. Мы хотели, чтобы она
была русской, совсем русской, и мы строили ее из русского леса, выросшего в
России. Мы собрали доски от тех ящиков, в которым нам посылали посылки из
России, и из них построили себе часовню. Мы отдавали последнее, что имели,
чтобы построить ее себе.
Было Крещение. Сухой, ясный, морозный день стоял над скованными полями.
Жалкий и трогательный вид имела крошечная постройка в пять шагов длины и три
шага ширины, одиноко стоявшая в поле. Бедна и незатейлива была ее
архитектура.
Но когда сестра вошла в нее, странное чувство овладело ею. Точно из
этого ящика дохнула светлым дыханием великая в страдании Россия. Точно и
правда русские доски принесли с собою русский говор, шепот русских лесов и
всплески и журчанье русских рек.
-- Когда нам бывает уж очень тяжело, -- сказал один из солдат, -- когда
за Россией душа соскучится, захотим мы, чтобы мы победили, чтобы хорошо было
Царю-Батюшке, пойдешь сюда и чувствуешь точно в Россию пошел. Вспомнишь
деревню свою, вспомнишь семью.
Солдаты и сестра сели подле часовни. Почему-то сестре вспомнились слова
Спасителя, сказанные Им по воскресении из мертвых: "Восхожу к Отцу Моему и
Отцу вашему, и к Богу Моему и к Богу вашему".
-- Не погибнут эти люди, не может погибнуть Россия, пока в ней есть
такие люди, -- думала сестра -- Если мы любим Бога и Отечество больше всего,
и Бог нас полюбит и станет нашим Отцом и нашим Богом, как есть Он Бог и Отец
Иисуса Христа.
Сестра, как умела, стала говорить об этом солдатам. Они молча слушали
ее. И, когда она кончила, они ей сказали:
( Сестрица, споем "Отче наш".
Спели три раза. Просто, бесхитростно, как поют молитву Господню солдаты
в ротах. Казалось, что это было не в Венгрии, а в России, не в плену, а на
свободе.
В стороне стоял венгерский офицер, наблюдавший за пленными в этом
поместье. Он тоже снял шапку и молился вместе с русскими солдатами.
Провожая сестру, он сказал ей:
-- Я венгерский офицер, раненный на фронте. Когда вы молились и плакали
с вашими солдатами, и я плакал. Когда теперь так много зла на земле, и эта
ужасная война и голод, я вдруг увидел, что есть небесная любовь. И это меня
тронуло, сестра. Не беспокойтесь о них. Я теперь всегда буду относиться к
ним сквозь то чудное чувство, что я пережил сейчас с вами, когда молился и
плакал.


x x x



В одном большом городе, в больнице, где администрация и сестра очень
хорошо и заботливо относились к пленным, сестра раздавала раненым образки.
Они вставали, кто мог, крестились и целовали образки. Один же, когда
она к нему подошла, сел.
-- Сестрица, -- сказал он, -- мне не надо вашего образка. Я не верю в
Бога и никого не люблю. В мире одно мученье людям, так уж какой тут Бог?
Надо одно, чтобы зло от войны прекратилось. И не надо мне ни образов, ни
Евангелия -- все зло и обман.
Сестра села к нему на койку и стала с ним говорить. Он был
образованный, из учителей. Слушал ее внимательно.
-- Спасибо вам, -- сказал он. -- Ну, дайте мне образок. Из немигающих
глаз показались слезы. Сестра дала ему образок, поднялась и ушла.
Прошло много времени. Сестра вернулась в Петербург. Однажды в числе
других писем, она получила открытку из Австрии. Писал тот солдат, которому
она дала образок.
-- Дорогая сестрица, откуда у вас было столько любви к нам, что когда
вы вошли в палату, я почувствовал своим ожесточенным, каменным сердцем, что
вы любите каждого из нас. Я благословляю вас, потому что вы -- сердце,
поющее Богу песнь хвалы. У меня теперь одна мечта -- вернуться на Родину и
защищать ее от врагов. Хотелось бы увидеть еще раз вас и мою мать.
Петр Николаевич КРАСНОВ

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Есть еще на войне страшное место. Страшное и больное - Плен.
Так много грязного и тяжелого рассказывали про пленных, так много
ужасного.
В марте 1915 года были бои на р. Днестре, под Залещиками. Я со своим
1-м Донским казачьим полком занимал позицию впереди Залещиков, на
неприятельском берегу. Перед нашими окопами, шагах в шестистах, был редут,
занятый батальоном 30-го Александрийского пехотного полка. Это был ключ
нашей позиции.
Австро-германцы -- против нас была венгерская пехота и германская
кавалерийская бригада -- сосредоточили по этому редуту огонь двух полевых и
одной тяжелой батареи. Нам были видны разрывы снарядов и темные столбы дыма
подле редута. Это продолжалось полчаса. Потом огонь стих. В бинокль мы
увидали большую белую простыню над редутом, а потом серую толпу,
перевалившую к неприятелю.
Я никогда не забуду того отвратительного чувства тоски, обиды и досады,
что залили тогда сердце. Эта сдача александрийцев дорого стоила нам,
принужденным отстаивать позицию без них и без их редута.
И еще помню.
На Стоходе, на рассвете, мы увидали, как два солдата армейского
запасного полка прошли из окопа к копне сена, бывшей между нами и
австрийцами. Что-то поговорили между собою, навязали на штык белый платок и
ушли... к неприятелю.
И потому к пленным было у нас нехорошее чувство. Такое чувство было и у
той сестры (рассказы которой про солдатскую смерть я записал), когда она в
1915 году была назначена посетить военнопленных в Австро-Венгрию. Она знала,
что неприятель там вел противорусскую пропаганду и потому приступила к
исполнению своего поручения без страха.
"После всего, пережитого мною на фронте, в передовых госпиталях, после
того, как повидала я все эти прекрасные смерти наших солдат,--рассказывала
мне сестра, -- было у меня преклонение перед русским воином. И я боялась
увидать пленных... И увидела... подошла к ним вплотную... Вошла в их
простую, томящуюся душу... И мне не стало стыдно за них".
С тяжелым чувством ехала сестра к немцам. Они были виновниками гибели
стольких прекрасных русских. Они убили ее жениха. Когда пароход, шедший из
Дании, подошел к Германии, сестра спустилась вниз и забилась в свою каюту.
Ей казалось, что она не будет в состоянии подать руки встречавшим ее
немецким офицерам. Это было летом 1915 г. На фронте у нас было плохо. Армии
отступали, враг торжествовал.
У маленького походного образа в горячей молитве склонилась сестра.
Думала она: "Я отдала свою жизнь на служение русскому солдату. Отдала ему и
свои чувства. Переборю, переломлю себя. Забуду Германию в любви к России".
Тогда еще не всплыли в армии шкурные интересы, не торопились делить
господскую землю, не говорили: "Мы пензенские, до нас еще когда дойдут, чаво
нам драться? Вот, когда к нашему селу подойдут, тады покажем". Тогда была
Императорская Армия и дралась она за Веру, Царя и Отечество, а не за землю и
волю, отстаивала Россию, а не революцию.
С верою в русского солдата вышла сестра к немцам и поздоровалась с
ними.
Сейчас же повезли ее в Вену. Если у нас шпиономания процветала, то не
меньше нашего были заражены ею и враги. За сестрою следили. Ее ни на минуту
не хотели оставить с пленными наедине, чтобы не услышала ничего лишнего, не
узнала ничего такого, что могло бы повредить немцам. Пленным было запрещено
жаловаться сестре на что бы то ни
было, и уже знала сестра стороною, что тех, кто жаловался, наказывали,
сажали в карцер, 'подвешивали за руки, лишали пищи.
Первый раз увидела она пленных в Вене, в большом резервном госпитале.
Там было сосредоточено несколько сот русских раненых, подобранных на полях
сражений.
С трепетом в сердце, сопровождаемая австрийскими офицерами, поднялась
она по лестнице, вошла в коридор. Распахнулась дверь, и она увидела
больничную палату.
О ее приезде были предупреждены. Ее ждали. Первое, что бросилось ей в
глаза, были белые русские рубахи и чисто вымытые, бледные, истощенные
страданием, голодом и тоскою лица. Пленные стояли у окон с решетками, тяжело
раненные сидели на койках, и все, как только появилась русская сестра в
русской косынке и апостольнике, с широким красным крестом на груди,
повернулись к ней, придвинулись и затихли страшным, напряженным,
многообещающим молчанием.
Когда сестра увидела их, столь ей знакомых, таких дорогих ей по
воспоминаниям полей Ломжи и Ивангорода, в чуждом городе, за железными
решетками, во власти врага, -- она их пожалела русскою жалостью, ощутила
чувство материнской любви к детям, вдруг поняла, что у нее не маленькое
девичье сердце, но громадное сердце всей России, России-Матери.
Уже не думала, что надо делать, что надо говорить, забыла об
австрийских офицерах, о солдатах с винтовками, стоявших у дверей.
Низко, русским поясным поклоном, поклонилась она всем и сказала:
-- Россия-Матушка всем вам низко кланяется.
И заплакала.
В ответ на слова сестры раздались всхлипывания, потом рыдания. Вся
палата рыдала и плакала.
Прошло много минут, пока эти взрослые люди, солдаты русские,
успокоились и затихли.
Сестра пошла по рядам. Никто не ./палии алея ни на что, никто не
роптал, но раздавались полные тоски вопросы:
-- Сестрица, как у нас?
-- Сестрица, что в России?
-- Сестрица, чья теперь победа?
Было плохо. Отдали Варшаву, отходили за Влодаву и Пинск.
-- Бог милостив... Ничего... Бог поможет... -- говорила сестра и
понимали ее пленные.
-- Давно вы были в церкви? -- спросила их сестра.
-- С России не были!--раздались голоса с разных концов палаты.
Сестра достала молитвенник и стала читать вечерние молитвы, как
когда-то читала их раненым. Кто мог -- встал на колени, и стала в палате
мертвая, ничем не нарушаемая тишина. И в эту тишину, как в сумрак затихшего
перед закатом леса, врывается легкое журчанье ручья, падали кроткие,
знакомые с детства слова русских молитв.
Молитвою была сильна Императорская Православная Россия, сильна и
непобедима.
На секунды оторвалась от молитвенника сестра и оглядела палату.
Выражение сотни глаз пленных ее поразило. Устремленные на нее, они видели
что-то такое прекрасное и умиротворяющее, что стали особенными, духовными и
кроткими. Сердца их очищались молитвою. "Блаженны чистые сердцем, яко Бога
узрят", -- подумала сестра и поняла, что они Бога видели.
Когда настала молитвенная тишина, один за другим стали выходить из
палаты австрийские офицеры, дали знак и ушли часовые. Сестра осталась одна с
пленными.
Она кончила молитвы. Надо было идти на следующий этаж, а никого не
было, кто бы указал ей дорогу.
Сестра вышла на лестницу и там нашла всех сопровождавших ее.
-- Мы вышли,--сказал старший из австрийских офицеров, -- потому что
почувствовали Бога. Мы решили, что вы можете ходить по палатам и посещать
пленных без нашего сопровождения.
Они поверили сестре.


x x x



Сестра боялась, что пленные, жаловавшиеся ей, будут наказаны. Она
знала, что, хотя австрийцы и не следят более за нею по палатам, но в каждом
помещении есть свои шпионы и доносчики. Эту роль на себя брали по
преимуществу евреи, бывшие почти везде переводчиками.
Генерал-инспектором лагерей военнопленных был генерал Линхард. Он
отлично относился к сестре и был с нею рыцарски вежлив.
-- Генерал, -- сказала сестра, отдавая ему отчет о первом посещении
пленных, -- теперь такое ужасное время. Я послана как официальное лицо, и вы
являетесь тоже лицом официальным. Но забудем это... Будем на минуту просто
людьми. Мы, русские, любим жаловаться, плакаться, преувеличивать свои
страдания, клясть свою судьбу, это нам облегчает торе. Солдаты видят во мне
мать, и как ребенок матери, так они мне хотят излить свое горе. Верьте мне
-- я не буду пристрастна, я сумею отличить, где правда и где просто
расстроенное воображение. Я не позволю использовать себя во вред вам. Я даю
вам слово русской женщины. Но мне говорили, что тех, кто жалуется, будут
жестоко наказывать... Так вот, генерал, дайте мне честное слово австрийского
генерала, что вы отдадите приказ не наказывать тех, кто будет мне
жаловаться.
Генерал встал, поклонился, коротко и сурово сказал:
-- Даю вам это слово.
Сестра посетила более ста тысяч пленных. Жаловавшиеся ей наказаны не
были.
Петр Николаевич КРАСНОВ

Alexcourageous (KAZAKI) все записи автора
Те же люди, что клеветали на Царя, стараясь снять с Него величие
Царского сана и печатанием гнусных сплетней, чужих писем хотят вытравить из
народной души величие символа "За Веру, Царя и Отечество", также всячески
старались зачернить отношения между солдатом и офицером. А отношения эти
были большей частью простые и ласковые, а нередко и трогательно любовные,
как сына к отцу, как отца к детям.
Лишь только спускались сумерки, как на тыловой линии, там и сям
появлялись согнутые фигуры безоружных солдат. Шрапнели неприятеля низко
рвались в темнеющем небе, и уже виден был яркий желтый огонь их разрывов,
бухали, взрывались тяжелые и легкие гранаты, и в темноте их черный дым
вставал еще грознее и раскаленнее; светясь, летели красно-огненные осколки.
Казалось, ничего живого не могло быть там, где едва намечалась .клокочущая
ружейным и пулеметным огнем линия окопов.
По полю перебегали, шли, крались, припадали к земле и снова шли люди.
Это денщики несли своим офицерам в окопы, кто теплое одеяло, чтобы было
чем укрыться в холодном окопе, кто тщательно завернутый в полотенце чайник с
горячим чаем, кто хлеб, кто портсигар с папиросами. Им это строго запрещали
их же офицеры. Но они не слушали запрещений, потому что видели в этом свой
долг, а долг для них был выше жизни. Они понимали, как провожали их матери и
жены этих офицеров и говорили им:
-- Смотри, Степан, береги его. Помни, что он один у меня, единственный,
позаботься о нем.
-- Не извольте сумлеваться, барыня, сам не доем, не досплю, а о их
благородии позабочусь.
-- Иван,-- говорила молодая женщина с заплаканными глазами.--Иван,
сохрани мне моего мужа. Ты же знаешь, как я его люблю.
В эти страшные часы расставания, когда полк уже ушел на плац строиться,
и денщики торопились собрать вещи, чтобы везти их на вокзал, матери и жены
становились близкими и родными всем этим Иванам и Степанам и в них видели
последнюю надежду. Денщики отыскивали своих раненых офицеров, выносили тела
убитых, бережно везли их домой к родным.
-- Куда вы, черти, лешие? Убьют ведь,--кричали им из окопов.
-- А что-ж, робя, я так что ль своего ротного брошу? Мы его, как
родного отца чтим, и чтобы не вынести?
-- Убьют.
-- Ну и пущай, я долг свой сполню.
И выносили оттуда, откуда нельзя было, казалось, вынести.
Помню: двое суток сидел я с Донской бригадой своей дивизии в только что
занятых нами немецких окопах у Рудки-Червище, на реке Стоходе. Это было в
августе 1916 г. Противник засыпал все кругом тяжелыми снарядами, подходы к
мосту простреливались ружейным огнем. Оренбургские казачьи батареи
принуждены были выкопать в крутом берегу окопы для орудийных лошадей. Между
нами и тылом легло пространство, где нельзя было ходить.
Смеркалось. Пустые избы деревни, вытянувшиеся улицей, четко рисовались
в холодеющем небе. И вдруг на улице показалась невысокая фигура человека,
спокойно и бесстрашно шедшего мимо домов, мимо раздутых трупов лошадей, мимо
воронок от снарядов, наполненных грязной водой. Мы из окопа наблюдали за
ним.
-- А ведь это ваш Попов,-- сказал мне Начальник Штаба, полковник
Денисов.
-- Попов и есть,--подтвердил старший адъютант. Попов шел, не торопясь,
точно рисуясь бесстрашием. В обеих руках он нес какой-то большой тяжелый
сверток. Весь наш боевой участок заинтересовался этим человеком. Снаряды
рвались спереди, сзади, с боков, он не прибавлял шага. Он шел, бережно неся
что-то хрупкое и тяжелое.
Спокойно дошел он до входа в окопы, спустился по земляным ступеням и
предстал перед нами в большом блиндаже, накрытом тяжелым накатником.
-- Ужинать, Ваше Превосходительство, принес,-- сказал он, ставя перед
нами корзину с посудой, чайниками, хлебом и мясом.--Чай за два дня-то
проголодались!..
-- Кто же пустил тебя!
-- И то, на батарее не пускали. Да как же можно так, без еды! И письмо
от генеральши пришло, и посылка, я все доставил.
Этот Попов...
Но не будем говорить об этом. Этот Попов тогда, когда он служил в
Русской Императорской Армии, даже и не понимал того, что он совершил подвиг
Христианской любви и долга!
А был он сам богатый человек, с детства избалованный, коннозаводчик и
сын зажиточного торгового казака Богаевской станицы Войска Донского.


x x x



В казармах нашей Императорской Армии висели картины. Это были
литографии в красках, издания Ильина или типографии Главного Штаба, уже
точно не помню. Изображали они подвиги офицеров и солдат в разные войны. Был
там майор Горталов в белом кителе и кепи на затылке, прокалываемый со всех
сторон турецкими штыками; был рядовой Осипов в укреплении Михайловском с
факелом в руках, кидающийся к пороховому погребу. Запомнился мне еще подвиг
Архипа Бондаренко, Лубенского гусарского полка, спасающего жизнь своему
офицеру, корнету Воеводскому. Улица болгарской деревни, белые хаты с
соломенными крышами, вдоль них скачет большая гнедая лошадь и на ней двое --
раненый офицер и солдат!
Это было воспитание солдата. Дополнение к беседам о том, что "сам
погибай, а товарища выручай". Молодыми офицерами мы ходили по казарменному
помещению, окруженные молодежью, показывали картины и задавали вопросы.
Называлось это "словесностью" и считалось одним из самых скучных занятий.
-- Что есть долг солдата? -- спрашивали мы, останавливаясь у картины,
изображавшей подвиг Бондаренко.
-- Долг солдата есть выручить товарища из беды. Долг солдата, если
нужно, погибнуть самому, но спасти своего офицера, потому как офицер есть
начальник и нужен больше, чем солдат.
-- А что здесь нарисовано?
-- Изображен здесь подвиг рядового Бондаренко, который, значит, под
турецкими пулями и окруженный со всех сторон баши-базуками, увидев, что его
офицер, корнет Воеводский, ранен и лошадь под ним убита, остановил свою
лошадь и посадил офицера в седло, а сам сел сзади, и, отстреливаясь и
прикрывая собою офицера, спас его от турок...
Думали ли мы тогда, что двадцать пять лет спустя подвиг братской
Христианской любви к ближнему, подвиг высокого долга солдатского при
обстоятельствах исключительных и гораздо более сложных, чем в 1877 г., будет
повторен в мельчайших подробностях? Тогда казалось, да так и говорили, что
красоты на войне не будет. Красоты подвига и любви. Что война обратится в
бездушную бойню.
И пришла война. Неожиданно грозная и кровавая, и захватила все слои
населения и подняла все возрасты. Старых и малых поставила в смертоносные
ряды, и офицера, и солдата смешала в общей великой и страшной работе. И
явились герои Долга и высокой Христианской любви.
Легендарные подвиги, запечатленные на картинах для воспитания
солдатского, повторились с математической точностью.
То ли мы хорошо их учили и сумели так воспитать солдата, что он стал
способен на подвиги, то ли чувство долга и любви к ближнему в крови русского
солдата и привито ему в семье и в церкви?
Это было в самые первые дни войны на турецком фронте, в долине Евфрата,
1-го ноября 1914 г. конный отряд Эриванской группы занял с боя турецкий
город Душах-Кебир. Наше наступление шло в Ванском направлении к Мелазгерту.
2-го ноября от отряда была послана разведывательная сотня. Но, отойдя версты
на четыре, она наткнулась на значительные силы конных курдов и принуждена
была остановиться. Попытки разъездов пробиться дальше не увенчались успехом
и начальник отряда, генерал-майор Певнев, решил 6-го ноября произвести
усиленную разведку отрядом трех, родов войск и оттеснить курдов. В разведку
был назначен 3-ий Волгский казачий полк Терского казачьего войска под
командой полковника Тускаева, два орудия 1-й Кубанской казачьей батареи под
командой подъесаула Пеннева и два пулемета дивизионной команды под командой
1-го Запорожского Императрицы Екатерины II казачьего полка сотника
Артифсксова.
3-й Волгский полк, только что мобилизованный, состоял из немолодых
казаков и из случайных, призванных со льгот офицеров и командира, только что
назначенного из конвоя Его Величества и отвыкшего управлять конными массами.
Напротив, батарея и пулеметчики--все были кадровые казаки с двух- и
трехлетним обучением, молодежь, горевшая желанием померяться силами с
врагом, прекрасно воспитанная и дисциплинированная, сжившаяся со своими
офицерами.
Ранним утром яркого солнечного дня отряд вышел из Душаха. Пройдя четыре
версты, на линии селения Верхний Харгацых, где горные отроги рядом холмов,
прорезанных круторебрыми балками, спускаются в долину реки Евфрата, отряд
услыхал выстрелы. Головная сотня была встречена пешими и конными курдами.
Искусно пользуясь глубокими оврагами и рельефом местности, террасами
спускающимися к реке, курды маячили вокруг сотни, обстреливая ее со всех
сторон.
Полковник Тускаев, не рискуя принять бой в конном строю, спешил две
сотни, около 130--140 стрелков, и повел наступление на конные массы.
Противник, укрывавшийся по балкам, развернулся. Перед Волгскими цепями была
организованная курдская кавалерия -- тысяч до пяти всадников.
Курдская конница охватила головную сотню, бывшую в версте от казачьих
цепей. Курды, джигитуя, подскакивали к казакам шагов на четыреста и поражали
их метким прицельным огнем.
В сотне появились раненые и убитые. Она подходила к обрывистому берегу
Евфратского русла. Вся каменистая долина реки пестрела курдскими толпами.
Гул голосов, неясные вскрики, ржанье коней раздавались от реки. Повсюду были
цели для поражения огнем и так велика была вера в технику, в силу
артиллерийского и пулеметного огня, что полковник. Тускаев приказал
артиллерийскому взводу выехать вперед цепей и огнем прогнать курдов.
Лихо, по конно-артиллерийски, вылетел по узкой тропинке к берегу
подъесаул Певнев, развернулся за двумя небольшими буграми у самого берега и
сейчас перешел на поражение, ставя шрапнели на картечь.
Курды не дрогнули. Нестройными конными лавами, сопровождаемыми пешими,
с непрерывной стрельбой, они повели наступление на головную сотню, стоявшую
в прикрытии батареи, и на орудия.
Терцы Волгского полка не выдержали атаки. Три взвода сотни оторвались и
ускакали. Под берегом остался один взвод, человек пятнадцать, и два орудия,
яростно бившие по курдам.
Им на помощь был послан пулеметный взвод сотника. Артифексова.
Широким наметом, имея пулеметы на вьюках, пулеметчики выехали вперед
орудия и сейчас же начали косить пулеметным огнем курдские толпы. Курды
отхлынули. Пулеметный огонь был меткий на выбор, но курды чувствовали свое
превосходство в силах и, отойдя на фронте, они скопились на левом фланге и,
укрываясь холмами Евфратского берега, понеслись на бывшие сзади батареи
сотни волгцев полковника Тускаева. Курды обходили их слева и сзади. Волгцы
подали коноводов и ускакали, оставив орудия под речным обрывом.
В величавом покое сияло бездонное синее небо над розово-желтыми
кремнистыми скатами Малоазиатских холмов. Тысячам курдов противостояла
маленькая кучка казаков, едва насчитывавшая тридцать человек. Орудия часто
стреляли, непрерывно трещали пулеметы, отстреливаясь во все стороны и
осаживая зарывавшихся курдов. Телами убитых лошадей и людей покрывались
скаты холмов, но крались и ползли курды, и меток и губителен становился их
огонь.
Два молодых офицера, подъесаул Певнев и сотник Артифексов с горстью все
позабывших и доверившихся им казаков, бились за честь русского имени.
Пулеметные ленты были на исходе. Взводный урядник Петренко--красавец и
силач--доложил Артифексову полушепотом:--Ваше благородие, остались три
коробки...
В то же мгновение первый пулемет замолчал. Номера были ранены, а сам
пулемет поврежден. И сейчас же ранило 1-й номер второго пулемета. Огонь
прекратился.
Сотник Артифексов сам сел за пулемет, тщательно выбирая цели и сберегая
патроны.
Из тыла прискакал раненый казак Волжец.
-- Командир полка приказал отходить!--крикнул он. Из-за бугра показался
Певнев.
-- Сотник, прикрывайте наш отход, а мы прикроем ваш.
-- Ладно. Будем прикрывать отход.
Заработал пулемет.
Сзади звонко звякнули пушки, поставленные на передки. Загремели колеса.
Орудия, со взводом Терцев, поскакали назад... На месте батареи остался
зарядный ящик с убитыми лошадьми, трупы казаков и блестящие медные гильзы
артиллерийских патронов.
На береговом скате офицер и десять казаков отстреливались от курдов
пулеметом и из револьверов. Курды подходили на сто шагов. В неясном
гортанном гомоне толпы уже можно было различать возгласы:
-- Алла... Алла...
Одному Богу молились люди и молились о разном.
Прошло минут десять. Сзади рявкнул выстрел и заскрежетал снаряд.
Подъесаул Певнев снял орудия с передков. Пулеметчикам надо было отходить.
Курды бросили пулеметы, и конная масса, человек в пятьсот, поскакала
стороною на батарею. Нечем было их остановить. Орудия стояли под прямым
углом одно к другому и часто били, точно лаяли псы, окруженные волками...
Артиллерийский взвод умирал в бою.
-- Вьючить второй пулемет,--крикнул Артифексов и сел на свою лошадь.
Сознание силы коня и то, что на нем он легко уйдет от курдов, придало ему
бодрости.
Курды кинулись на казаков.
-- Ребята, ко мне!
И тут, в двадцатом веке, произошло то, о чем пели былины на пороге
девятого века. Петренко, как новый Илья Муромец, врубился в конные массы
курдов и крошил их, как капусту. На бескровном лице его дико сверкали
огромные глаза и сам он непроизвольно, не отдавая отчета в том, что он
делает, хрипло кричал:
-- Ребята, в атаку... Ребята, в атаку.. в атаку... Рядом с ним, на
спокойной в этом хаосе людских страстей
лошади, стоял казак 3-го Волгского полка Файда и с лошади из винтовки
почти в упор бил курдов.
Пулеметчики ушли... От отряда оставалось только трое: сотник
Артифексов, Петренко и Файда. Петренко был ранен в грудь и шатался на
лошади...
--Уходи!--крикнул Артифексов, отстреливаясь из револьвера, и как только
Петренко и Файда скрылись в балке, выпустил своего могучего кровного коня...
Впереди было каменистое русло потока. Сзади нестройными толпами,
направляясь к агонизировавшей батарее, скакали курды. Часто щелкали
выстрелы.
Большие камни русла заставили сотника Артифексова задержать коня,
перевести его на рысь и потом на шаг. Лошадь Артифексова вдруг как-то осела
задом, заплела ногами и грузно свалилась. Сейчас же вскочила, отпрянула и
упала на Артифексова, тяжело придавив ему ногу.
Мимо проскакали курды. Они шли брать батарею. Иные соскакивали у трупов
казаков и обирали их. Громадный курд увидал Артифексова, бившегося под
лошадью, соскочил с коня и с ружьем в руках бросился на офицера. Он ударил
Артифексова по голове прикладом, торчком. Мохнатая кубанская шапка
предохранила голову и тяжелый удар вызвал только минутное помутнение в
голове. Артифексов схватил курда одною рукой за руку, другою за ногу и
повалил, зажав его голову под мышкой правой руки, а левой рукой старался
достать револьвер из-под лошади. Курд зубами впился в бок Артифексова, но
тому удалось достать револьвер и он, выстрелом в курда, освободился от него.
Мутилось в голове. Как в тумане увидал Артифексов двух Волгских
казаков, скакавших мимо.
-- Братцы,-- крикнул он,-- помогите выбраться. Казак по фамилии
Высококобылка остановился.
-- Стой, ребята, пулеметчиков офицер ранен.
-- Я не ранен, а только не могу встать...
Высококобылка закричал что-то и стал часто стрелять по наседавшим
курдам. Другой казак, Кабальников, тоже что-то кричал Артифексбву.
Артифексов рванулся еще раз и выкарабкался из-под лошади. Но сейчас же на
него налетело трое конных курдов. Одного убил Артифексов, другого -- кто-то
из казаков, третий поскакал назад.
-- Ваше благородие, бегите сюды, -- крикнул Артифексову Высококобылка.
Казаки из-за больших камней русла не могли подъехать к офицеру.
Артифексов подошел к ним. Они стали по сторонам его, он вставил одну
ногу в стремя одному, другую -- другому и, обнимая их, поскакал между ними
по дороге. Но дальше шла узкая тропинка. По ней можно было скакать только
одному. От удара по голове силы покидали Артифексова.
-- Бросай, ребята. Все равно ничего не выйдет.
-- Зачем бросай,--сказал Высококобылка и спрыгнул со своей лошади.
-- Садитесь, Ваше благородие. Кабальников, веди его благородие. За луку
держитесь. Ничего, увезем.
На мгновение Артифексов хотел отказаться, но машинально согласился.
Высококобылка опустился на колено у покрытой в холме тропы и изготовился
стрелять. И как только курды сунулись в промоину, меткими выстрелами стал их
класть у щели.
Выпустив пять патронов, он догнал Кабальникова, вскочил на круп лошади
и все трое поскакали дальше. Но не проскакали они и двухсот шагов, как курды
прорвались в щель и стали стрелять по казакам. Высококобылка соскочил с
лошади, лег и остался один против курдов, выстрелами на выбор он опять
остановил их преследование, потом подбежал к Кабальникову и, взявшись за
хвост лошади, бежал за Артифексовым.
Они уже выходили из поля боя. Стали попадаться казаки отряда. Курды
бросили преследование. Сотник Артифексов был опасен.
Глухою ночью он проснулся. Нестерпимо болела ушибленная нога. Кошмары
давили. В пустой хате, где его положили, было темно и страшно. Шатаясь, он
вышел на воздух. В бескрайной пустыне горел костер. Кругом сидели казаки.
-- Братцы, дайте мне побыть с вами, страшно мне одному. Голова болит,
-- сказал Артифексов.
Молча подвинулись казаки. Офицер сел у костра. Он прилег. Чья-то
заботливая рука прикрыла его ноги буркой.
Тихо горел костер. Трещали чуть слышно мелкие сучья.
В стороне жевали кони. Высоко в небе ткали невидимый узор звезды, точно
перекидывались между собою лучами-мыслями.
Молчали казаки.
Подвиг братской Христианской любви и самопожертвования был совершен.
По уставу.
Как офицер "дома" учил. Как наказывал отец. Как говорила, провожая,
мать. Как обязан был поступать каждый казак, как поступали тогда все...


x x x



Теперь...
Высококобылка и Кабальников, где вы? В белой армии, на тяжелых работах
в чужой неприятной стране?.. Или дома, я разоренном хуторе под чужой
властью?.. Или служите III Интернационалу, не за совесть, а за страх,
выколачивая из русских мужиков продналог...
Откликнитесь, где вы?..
Или спите в безвестной могиле, в широкой степи, без креста и гроба
похороненные, и души ваши, со святыми у Престола Всевышнего... славою и
честью венчанные...
Ибо подвиг ваш, награжденный Царем земным, не останется без награды и у
Господа Сил.

Петр Николаевич КРАСНОВ