Войско запорожских казаков, которое действовало на пограничной территории за днепровскими порогами, можно действительно назвать отрядом специального назначения, а запорожского воина — современным термином «спецназовец». Жизнь в условиях дикой степи и плавневых дебрей Великого Луга (так раньше называли плавни в нижнем течении Днепра) выработала в казаках особые умения и приемы проведения разведывательных операций, наступательных и оборонительных боев, сделала из них настоящих закаленных следопытов, чей опыт выживания в экстремальных природных условиях (добыча и приготовление еды, защита от непогоды, диких зверей) весьма ценен для нас и сегодня. Читать далее
"Гопак" — третья в жизни Ильи Репина картина, созданная на запорожскую тему. История Запорожской Сечи очень волновала Репина, убежденного республиканца; когда он начинал работу над знаменитой "Запорожцы пишут письмо турецкому султану" (1880-1891, сейчас в Русском музее), то даже просил историка Николая Костомарова разработать для него план поездки по запорожским местам, делал там наброски и заметки. Спустя двадцать лет после "Запорожцев" художник снова вернулся к этой теме, написал "Черноморскую вольницу" (1908-1919) — казаков, погибающих во время шторма на Черном море (полотно находится в частной коллекции за рубежом, одно время оно экспонировалось в Музее истории мореходства в Стокгольме). Еще двадцать лет спустя — снова казаки, на сей раз веселящиеся: в 1926 году 82-летний Илья Репин начал писать "Гопак — пляска запорожцев".
Художник в это время жил за границей; с 1917 года он оказался отрезан от родины в своей усадьбе "Пенаты" в финской Куоккале. Семейство бедствовало, денег на холст не было, тем более на такой огромный (174х210 см), какого требовал замысел мастера. Поэтому "Гопак" написан на линолеуме, рисунок которого, квадратики и завитушки, виден кое-где под слоем живописи (точно на таком же материале написаны, например, поздний вариант "Бурлаков" и автопортрет 1920 года, который хранится ныне в музее-усадьбе "Пенаты"). До самой смерти Репина в 1930 году картина стояла в мастерской, потом по завещанию вместе с другими работами перешла старшей дочери, Вере Репиной.