Картина, представшая перед глазами, поражала: Иное, прижав ладошку к губам, беззвучно плакала, а Улькиорра держал за руку осевшую на пол Рукию. Она тяжело и шумно дышала; несмотря на проступившую на лбу испарину, девушка была такой же бледной, как снег за окном. Внутри все будто покрылось инеем, каждую клеточку тела прошиб ледяной страх. «Только не снова!». Одна лишь фраза с бешеной скоростью вертелась в голове, болью отдаваясь в висках.

- Куросаки! – взревел Улькиорра. – Я не могу просчитать пульс! Я его почти не чувствую! Она задыхается!

Широкими от страха глазами я смотрел на подрагивающую, словно осиновый лист, Рукию. Обойдя Шиффера и небольшой участок пола с разбитым стаканом апельсинового сока, я присел около девушки и попытался прощупать пульс. Слишком редкий, гораздо реже нижнего предела в шестьдесят ударов. Рука сомкнулась на запястье, я зажмурился. Это снова случилось. Обещанные Укитаке-саном проблемы с сердцем появились. Черт!

- Заводи машину, ее нужно в больницу! Живо! – сорвавшись на крик, приказал я Улькиорре. Тот мигом вылетел на улицу, и в следующее мгновенье послышался шум прогреваемой машины. - Иное! – девушка содрогнулась всем телом, я продолжил спокойнее. – Иное… Принеси мои вещи, пожалуйста. – Орихиме кивнула и метнулась на второй этаж. Послышался шум падающего рюкзака и открывающихся дверей шкафа. Я перевел взгляд на Рукию, жадно глотающую воздух; на тонком запястье едва трепетал пульс в синей, выделяющейся на фоне кажущейся прозрачной кожи, вене. – Девочка моя… - я поцеловал девушку в горячий лоб; по щекам Кучики скатывались горячие слезы, она что-то говорила, но из уст не вырвалось ни звука – беспомощное шевеление губами. – Сейчас мы поедем в город, в больницу… Все будет хорошо, слышишь? – глаза Рукии стали мутными, начали медленно смыкаться веки. – Не закрывай глаза, Рукия, прошу! Борись, ты же сильная! Только не засыпай! Не спи!

- Ичи…го… - тихий хрип слетел с иссушившихся губ. – Бы… быстрее…

- Все будет хорошо! Мы справимся! Вот и Иное, видишь? Сейчас поедем в больницу, и все будет хорошо… Хо-ро-шо… - словно мантру, повторял я, укачивая крохотное подрагивающее тельце. Кого это больше успокаивало – загадка. Я зажмурился, лелея хрупкую надежду, что, открыв глаза, я просто окажусь в кровати, а плечо будет отягощать темная голова Рукии, и все будет как прежде. Без этого леденящего страха, без испуганных, полных слез глаз Иное…

- Рукия… - Орихиме тихонько завыла, опускаясь на колени.

- Успокойся, все будет нормально. – Уверенности в голосе явно не хватало. – Ты принесла одежду? – слабый кивок рыжей головы, и девушка протягивает руку с моей курткой. Я шарю в кармане в поисках телефона и, находя, дрожащими от страха пальцами ищу отца в контактах; улыбающаяся в камеру бородатая физиономия с губами, готовыми к поцелую, сейчас нисколько не радовала, а даже наоборот – раздражала.

- Ичиго! Как отдыхается? Как Рукия-чан? Ты не слишком шалишь?...

- Отец! Это снова случилось! Снова приступ! Только теперь все не так, как раньше… Ее пульс… Я не знаю, но он очень слабый! Что делать?

- Черт... Условный паралич сердца, Джуширо предупреждал о его возможности… Вы где?

- Я… я не знаю… В противоположном направлении от Сакуры… Это…

- В пятнадцати милях к востоку от города N… - достаточно громко сказала Иное, держа за руку Рукию.

- Мы в…

- Я слышал. Выезжайте в Сакуру, я отправлю машину вам навстречу. Пусть Шиффер гонит, что есть мочи. Если попадетесь, все расходы на мне. Поспеши. – Характерный щелчок сообщил, что абонент отключился. В следующее мгновенье на пороге появился Улькиорра и велел поторапливаться.

***

Весь путь проходил в напряженном молчании. Улькиорра смотрел на дорогу и одной рукой сжимал подрагивающую ладонь Иное. Стрелка спидометра не опускалась ниже ста и порой доползала до своего предела в сто восемьдесят, но мне все казалось, что мы едем слишком медленно. На заднем сидении я прижимал к себе обмякшее тело, завернутое в два одеяла. Рукия таяла на глазах, глубоко дышала и беззвучно плакала, что-то неразборчиво шептала; я касался шершавыми губами горячего лба, бормотал успокаивающие слова, но это не помогало. Глаза предательски щипало от мысли, что мы не успеем и Рукия умрет на моих руках.

На горизонте, недалеко от въезда в Сакуру, замаячила машина «скорой». Это было как нельзя кстати, ведь по городским дорогам особо не погоняешь. Рукию спешно переместили и подключили к капельнице и еще каким-то аппаратам. «Скорая» резво помчала, обгоняя машины и пролетая мимо светофоров; мне, несмотря на все протесты и маты, пришлось ехать по всем правилам вместе с Улькиоррой и Иное, так как уехавшая в больницу машина, помимо громоздкой аппаратуры, везла врача и двух медсестер.

***

Я просидел около дверей реанимации несколько часов, вплоть до полуночи; совершенно убитый, выброшенный из собственного тела. Отец приказал ждать – и я покорно ждал. На лавочке неаккуратной линией выстроились пустые стаканчики кофе и чая; с большим трудом мне давались недолгие прогулки по скользкой плитке коридора: ноги не слушались. Окружающие звуки переросли в назойливый, едва различимый гул; все окружение пошатывалось, плыло перед глазами, как от передоза. Уронив голову на руки, я, крепко зажмурившись, попытался прогнать непрошеный сон, но все же отрубился, заснув в таком положении.

- Ичиго! Ичиго! Проснись же ты, Ичиго! – сильная рука больно сдавила плечо и трясла его. Я лениво разлепил заспанные глаза и увидел лицо отца. На редкость взволнованное и серьезное. Поняв, что он добудился меня, отец отошел к противоположной стене и приложился затылком к прохладной поверхности.

- Па? – противное молчание нагоняло самые страшные мысли.

- Иди к ней. Только осторожно, она слаба. – Я медленно встал с лавки и тихо открыл створчатые двери. В помещении царил приятный нераздражающий полумрак: единственным источником света была крупная лампа над реанимационным столом, где лежала девушка. На негнущихся ногах я подошел к Рукии: плотно сжатые потрескавшиеся губы под маской, слабо трепещущие от небольшого сквозняка ресницы, белая, даже прозрачная кожа казалась еще бледней на фоне грязно-голубой подстилки. Где-то над ухом пищал кардиограф, отбивая слабое сердцебиение, рядом стоял дефибриллятор, использованный, видимо, совсем недавно, шумно работали различные аппараты жизнеобеспечения. Состояние Рукии поддерживали исключительно по моей прихоти; любой другой девушке уже бы давно написали время смерти с точностью до минуты, но не ей. Я не позволю. Пока все варианты не иссякнут, пока все не будет проверено, пока не…

Черные густые ресницы затрепетали, я вцепился руками в бортик так, что краска попала под ногти, но на боль было плевать. Рукия с трудом разлепила веки и посмотрела на помещение туманным взглядом, изучая стены, потолок, громоздкую аппаратуру над собой и останавливая взгляд потухших глаз на мне. Девушка медленно подняла трясущуюся руку с выпирающими синими венами, оцарапанными иголками; я подхватил холодную ладонь, которая, только почувствовав опору, безжизненно повисла. Глаза Рукии покраснели, но плакать она не могла – слишком много слез было сегодня. Нагнувшись, я убрал непослушную прядь волос и поцеловал сухой лоб; казалось, из девушки выкачали всю жидкость. Длинные пальцы попытались сжать мою ладонь, привлекая внимание. Я перевел взгляд на рот Рукии: она что-то бормотала, но было ни слова не разобрать из тихой бессвязной речи под маской.

- Прости, я не слышу. – Рукия обессилено сомкнула веки и через минуту снова открыла, пальцем указала на маску на лице, требуя снять ее. Я осторожно отодвинул мешающую вещь ото рта девушки, она шумно вдохнула тяжелый воздух помещения и слегка закашлялась. Рукия отвела взгляд в сторону, вновь посмотрела на меня и открыла рот, но снова не было слышно ни звука; будто набравшись смелости, она вновь слабо сжала мои пальцы и одними губами произнесла несмелое: «Я тебя люблю». Рука больше не сдавливала пальцев, а просто лежала на моей ладони; веки, мелко подрагивая, сомкнулись; уголки губ едва заметно поползли вверх. Мне же хотелось рыдать. Уткнувшись носом в холодную длинную шею, я крепко зажмуривал глаза, жадно глотал ртом воздух, пытаясь заглушить рвущуюся наружу истерику.

Та, которую люблю больше жизни, призналась мне, находясь практически на смертном одре. Только обретя все до капли, мне сразу же приходится отдавать это в костлявые лапы безжалостной смерти.

***

Рукию перевели в обычную палату на следующее утро. Она все еще подключена ко всем этим бесчисленным аппаратам и трубочкам, и общаться мы можем по паре часов в день с перерывами в полчаса. Но мне хватает и этого короткого счастья, которое так быстротечно и хрупко.

- Иди домой! – пускай Рукия и активна лишь час-два в день, но уровень ее энергии в это время просто зашкаливает. Во время очередной тирады я сидел на краю кровати и пытался чистить яблоко – получалось достаточно коряво, но хоть как-то.

- Отвали. Я ем, видишь? – складным ножом отрезаю дольку от угловатого зеленого фрукта и отправляю в рот, повторяю операцию и проделываю то же самое с Рукией.

- Ичиго, – нежней и спокойней произносит она, принимая угощение, – ты тут торчишь третьи сутки и, даже когда я сплю, никуда не уходишь. Иди домой, поешь нормально, побрейся, – говорит она, нежно проводя ладонью по щетинистой щеке. – И прекрати есть мои яблоки! Юзу-чан их мне принесла, а не тебе!

- Ладно, раз я такой надоедливый, то пойду. – В шутку надувшись, пробормотал я, следя за реакцией Рукии.

- Дурак, ты заботливый просто не в меру. – Аккуратный палец прошелся вдоль контура подвески-кролика. – Иное… Как она?

- Испугалась, конечно же, а так нормально. Уже отошла, передавала тебе привет и какую-то еду, но ее запретили и отдали врачам для «диф. диагноза».

- Вот как. – Легкий смешок, но даже он вызвал слабый приступ кашля.

- Не напрягайся. Хочешь чего-нибудь?

- Подальше отсюда…

- Обязательно. Как только все станет ясно, помчим прочь от всех этих больниц.

- Угу… - девушка устало вздохнула. – Тогда шоколадку.

- С орехами? – Я знал, что этот шоколад нравился Рукии больше всего, но зачем-то спросил.

- Нет. Горькую. С апельсином. – Глупая, мой любимый шоколад. Зачем?...

- Хорошо, я куплю. Спи. – Бегло целую в макушку и, хватая с вешалки куртку, выхожу из палаты.

***

По возвращении я вижу отца, Укитаке-сана и Унохану-сан около двери в палату Рукии; взгляд каждого из них какой-то далекий и тяжелый, никто не желает смотреть мне в глаза. Когда я подошел, Унохана-сан уже возвращалась к себе.

- Я все сказала. Мы не можем себе этого позволить. – Женщина развернулась на каблуках и, засунув руки в карманы халата, ушла прочь.

- Что-то случилось?

- Да, сын… - тон отца мне совершенно не нравился, а печальные глаза Укитаке-сана совсем не вселяли надежду, как раньше. – Рукия-чан уже третьи сутки на аппаратах, Ичиго… Да, есть люди, живущие на аппаратах годами, но… Это ведь не жизнь, и ты это знаешь. Не мучай себя и ее. Мы ее отключаем. Если она не справится, то… - дальше я не слушал. Купленный шоколад с треском упал на пол и раскололся на части в упаковке. Они хотят забрать жизнь Рукии. Быстрым нажатием нескольких кнопок они заберут у нее кислород, а заодно и у меня. Кровь начала закипать, ярость и злость готовы уже были вырваться на свободу, как вдруг рука Джуширо легла на плечо.

- У тебя десять минут, иди к ней. Потом мы ее отключим, она должна справиться – она сильная. Ты сам говорил.

***

Я следил за всем словно через толстое мутное стекло, заламывал пальцы до хруста, кажется, молился кому-то, прося о нормальности зеленой линии на мониторе. Несколько нажатий на нужные кнопки - и аппарат ИВЛ перестал шуметь; кардиограф резко выдал несколько больших амплитуд одновременно с тем, как стало не хватать воздуха Рукии, в следующий момент потерявшей сознание. Назойливое частое пиканье, давившее на виски, внезапно сменилось редким.

Врач-реаниматолог Исане Котецу, чье имя гордо значилось на болтающемся бейджике, быстро подогнала набор для дефибрилляции и начала помогать сердцу нормально функционировать.

- Разряд! – тело Рукии бессильно потянулось за электродами на груди. Несколько мгновений тишины, и вновь пронзительный писк прямой линии.

- Разряд! – громкий возглас, пара пепельных прядей ударила молодому доктору по лицу. Рукию вновь подбросило. И вновь кардиограф затянул свою безумную песнь.

- Разряд! – веки, до этого широко распахнутые, будто от ночного кошмара, под тяжестью вечного сна сомкнулись, рука безвольно свисала с койки.

Кардиограф выдал бесконечную зеленую прямую, сопровождающуюся протяжным звуком.

Время 19:47. Сердце Кучики Рукии перестало биться. Сердце Куросаки Ичиго, кажется, тоже. 

Привет от автора :D

Надеюсь, автор никого не вогнал в анабиоз тремя-четырьмя не сложными словами? Но все же разъясню для тех, кто в БТР:

*кардиограф – аппарат, показывающий частоту сердцебиения

*дефибриллятор – аппарат для восстановления работы сердца электроимпульсами или «да-да, та самая штука, с которой орут “Разряд!”»

*аппарат ИВЛ – искусственная вентиляция легких – все предельно ясно