Берсенёнок (
FanClub_LaFee_in_Russia) все записи автора
Название: Du bist LaFee
Автор: Берсенёнок
Бета: Берсенёнок
E-mail:
Bersenenok@mail.ru
Фандом: LaFee
Статус: закончен
Размер: midi
Рейтинг: перестрахуюсь и поставлю R
Персонажи/Пары: Кристина/Рауль Рихтер
Жанры: het, RPF, angst, Romance, Hurt/comfort
Содержание: читайте и узнаете!
Дисклеймер: отказываюсь!
Размещение: только с моего соглашения и под этой шапкой!
Предупреждение: см. рейтинг
От автора: м-да, а всего лишь пару десятков раз посмотрела «Heul doch» и «Shut up», заодно полюбовалась на фотографию, где Кристина обнимается с Раулем.
Посвящение: это подарок для подруги Сони на День Варения!
Небо затянуто тяжелыми свинцово-серыми тучами, безжизненно и хмуро, как и Её глаза. В окна стучится дождь – вечный спутник грусти, холодные капли отбивают по крыше унылый ритм одиночества – в такт ему пока ещё живет разбитое сердце.
Листва поникла, деревья потянулись к матери-земле – они так устали от дождя! Сколько дней и ночей небо льет слезы вместе с Ней?
С виду взрослая, но в душе ещё ребенок, она лежит на кровати, обнимая любимую игрушку, и слезы капают на синтетическую шерстку, податливо впитывающую влагу.
В комнате темно, из раскрытого окна дует в лицо холодом, пробирающим до костей, и мелкими водяными брызгами. Уже побаливает горло, но ей все равно.
Её горячее сердце, бьющееся нервно и неровно, ранено изменой самого близкого, любимого человека. Ей кажется, что сердце истекает кровью, и поминутно прикладывает руку к груди, проверяя, не в крови ли она, не умирает ли от потери жизненно важной жидкости. Зачем? Ведь боль нестерпима, и смерть представляется милосердной гостьей…
Но нет! Она, Кристина Кляйн, не сдастся, она будет жить! Поднимает заплаканное, но все ещё красивое личико к раскрытому настежь окну, пытается подняться, но нет сил, руки, упирающиеся в мягкое одеяло, подкашиваются, и девушка снова лежит, не чувствуя своего озябшего тела, ощущая только горящее, разрывающееся от боли сердце. Руки обвивают уже влажную игрушку, и в висках стучит, в глазах темнеет – Кристина уже долго ничего не ела, да и сейчас не хочет. Единственное её желание: чтобы исчезла эта безумная боль. Прошло уже около двух недель, а она не стихает, она точно такая же, как и тогда, когда она увидела эти чертовы фотографии…
Девушка зажмуривается, осунувшееся лицо искажено мукой, и по щеке стекает слезинка. Кристина поднимается, все так же крепко прижимая к себе любимую игрушку, нервно и резко поворачивается на скрип открывающейся двери, и слезинка, застывшая на пару мгновений на подбородке, исчезает в темноте небольшой комнаты.
- Тина! – вскрикивает брат, увидев распахнутое настежь окно. Поднос в его руках дергается, чашка с горячим чаем подскакивает, а тарелка с бутербродами едва не падает на пол.
- Тина… - повторяет Андреас уже с сожалением и грустью в голосе, пересекает комнату и, поставив поднос на подоконник, закрывает окно. Затем подносит сестре еду:
- Не смей отказываться! Ты должна поесть!
- А если я не хочу? – впервые за долгое время Кристина заговорила и услышала свой голос – тихий, охрипший, безвольный. «Как же я буду петь?» - пугается она.
- Аппетит приходит во время еды! – наставительно сообщает Андреас, берет бутерброд и подносит ко рту сестры. – Открой ротик…
Девушка послушно ест с рук брата и понимает, что он прав: чем больше она съедает, тем больше ей хочется. Но уже нет сил встать, дойти до кухни и сделать себе что-нибудь вкусненькое. Андреас, заметив, что в сестре пробуждается аппетит, предлагает:
- Принести тебе похлебки? Мама сделала ещё вчера, но ты отказалась…
- Да! – прерывает парня Кристина. Брат слабо улыбается и приобнимает её, целует в макушку:
- Да, кстати, звонил твой продюсер, он просил поскорей разобраться со своими проблемами и начал говорить что-то о съемках клипа… Я сказал, что его просьба неуместна, и ты…
- Съемки? Клипа? – удивленно переспрашивает Кристина. – Когда? Где? Какая песня?
В беспросветном мире дождя и ветра видится маленькая звездочка – музыка. Пока она далеко, но скоро, совсем скоро…
- Андреас, принеси мой телефон, набери шефа, да и про похлебку не забудь! – нарочито бодрый тон, но, тем не менее, трясущиеся холодные руки, ослабшие ноги и боль в сердце. Вспоминается одна из тех проклятых фотографий, и по щеке прокладывает путь новая слезинка.
***
Продюсер восклицает о том, как ты исхудала, гримеры вздыхают о нездоровом цвете лица, главный оператор придирчиво оглядывает тебя с головы до ног и мерзко хмыкает, а слетевшиеся, словно мухи на… на мед, журналисты задают одни и те же вопросы – те, от которых хочется плакать, а в глазах у всех без исключения наигранное сочувствие: «Бедная девочка, почему она до сих пор не знала о том, что Мэтт – мерзкий изменщик и лицемер?», но ты всем улыбаешься и стараешься быть милой. О, да, у LaFee все в порядке – подавитесь, недоброжелатели! Но, черт возьми, как это унизительно – когда все тебя жалеют!
- Всем привет! – на площадке появляется Рауль. Он как обычно приветлив и весел, широко улыбается и ухитряется на ходу раздавать автографы, даже фотографироваться с фанатками. Поправляет растрепавшиеся волосы, подмигивает режиссеру клипа и громко-громко вопрошает:
- Ну, где же моя мучительница? Где та единственная, кто заставила меня плакать?
Фанатки восторженно и немного наигранно смеются, но в глазах каждой – черная зависть, даже ненависть к тебе, Кристина.
- Я здесь! – машешь ему рукой, он замечает и улыбается тебе. Только тебе.
И нет в его глазах снисходительной жалости, нет лицемерной сочувствующей ухмылки. Искренний и настоящий, веселый и непосредственный. Как он наигранно сокрушался, когда режиссер «Heul doch» сказал ему плакать! «Как я, звезда всех звезд, как я, просто звездень, мечта всех девчонок, секс-символ Германии, буду плакать?!» - разыгрывал тогда комедию Рихтер, съемочная площадка едва ли не плакала от смеха.
- Здравствуй, Тина! – Рауль улыбается, как Чеширский Кот из сказки Льюиса Кэрролла, отвешивает шутливый поклон, затем целует руку. Слышишь завистливые вздохи фанаток? Слегка краснеешь, когда чувствуешь прикосновение теплых мягких губ. Встречаешься взглядом с его серо-зелеными глазами, и стеснение проходит. Вы же друзья, только друзья…
Но фанатки, тем не менее, так завидуют…
Мелкие неприятности начинаются сразу же: выяснилось, что фотография LaFee, столь необходимая для клипа, потерялась.
- Может, взять обычную бумажку, а потом на компьютере дорисовать фотографию? – поинтересовался Рауль. Ты поворачиваешься к нему, и глупая, счастливая улыбка освещает твое лицо. Такой сообразительный! И наконец-то можно будет начать работать, а не сидеть и мило улыбаться папарацци в камеры, чтобы завтра читать в каждой бульварной газетенке о том, что «LaFee совершенно не переживает из-за измены Мэтта» или, упаси Боже, о том, что «любовь LaFee к Мэтту, вероятно, такой же пиар-ход, как и его любовь к ней».
Продюсер бормочет что-то про лишние расходы, режиссер одобрительно кивает, и все расходятся по своим местам. С площадки наконец-то удаляют всех журналистов, и обстановка просто восхитительная.
Но ты уже давно не пела. Около двух недель. Для кого-то такой срок как мгновение, а ты теряешься, но поздно все отменять. Откашливаешься и осматриваешься.
Рауль ободряюще подмигивает. Да, все будет хорошо.
- Твоя задача – дать ненависть, уверенность в себе, желание отомстить! Ты меня понимаешь? – гаркает в мегафон режиссер.
Прислушиваешься к своему сердцу. Оно все также кровоточит, тебе все ещё больно, но смотришь на все эти сладко-сочувствующие лица, нет, маски, неживые лицемерные глаза, повторяешь слова песни, и видишь как наяву, как черный дракон ненависти поднимает свою голову, а затем и взлетает. Уверенно и зловеще улыбаешься.
- Прекрасно понимаю, - теперь нет плачущей, пока никто не видит, Кристины Кляйн, которая кажется всем милой. Есть только LaFee – бунтарка, которая научит Его, как нужно обращаться с девушками. В голосе нет приветливых, шутливых оттенков, лишь ненависть и уверенность в себе. Du bist LaFee.
- This song is for you, baby, for... – начинаешь петь ты и вдруг видишь за камерой, за оператором, за всей съемочной группой того, кого не должна была видеть. Черт возьми, что он здесь делает?
Мэтт.
Куколка, которую ты держишь, падает у тебя из рук, глаза наполняются слезами, отступаешь на пару шагов, и позади тебя что-то падает.
Мэтт, как ни в чем ни бывало, подходит к тебе и, оглядывая павильон, издевательски протягивает:
- Здравствуй, LaFee…
Кровь застучала в висках. Вот кто ты для него – всего лишь сценический образ, всего лишь пиар. Неужели ты раньше этого не замечала?
Сейчас ты всего лишь загнанная в угол Кристина Кляйн, которую предал самый близкий ей человек, который без всякой вежливости бьет сейчас по самому больному.
- Миленько устроилась, - мерзко ухмыляется Мэтт. – И неужели не скучаешь? А помнится, ты шептала, что я – бог в постели, и другого тебе не надо…
Удар по лицу, плевок в душу, нож в спину… Безумно больно. И как ты могла не видеть в нем этого, а, Кристина? Закрываешь лицо руками, слезы обжигают глаза, всхлип рвется из груди.
А Рауль подходит к Мэтту и, развернув негодяя к себе, ударяет кулаком под челюсть. Парень согнулся, но тут же пришел в себя. По подбородку его текла кровь, а сам он безумно улыбается:
- Ах, ты, с…
Рауль, чье лицо перекошено от гнева, ударяет ещё раз, затем берет за руку тебя, уже не скрывающую слез и уводит с площадки. Но Мэтт не успокоится, если его обидят, даже если он заслужил. И поэтому кидается на Рихтера сзади, нечестно и омерзительно.
Рауль отталкивает тебя, чтобы тебе не досталась от этого сумасшедшего парня, и ты, упав, так и сидишь на полу, безвольно наблюдая за тем, как растаскивают дерущихся.
***
Кристина Кляйн идет по городу. Она замерзла и промочила свои кроссовки, джинсы едва ли не полностью промокли, хотя идет она под зонтом. Усталая и бледная, девушка направляется к одному хорошему человеку.
Третью ночь подряд ей снились кошмары. Кристина никак не могла успокоиться. На город вновь напал дождь. Вновь сырость и холод, но сердце уже не кровоточит. Тихая тупая боль стала постоянным, незаметным спутником. Вместе с ней Кристина в молчании проводит дни.
По дорогам струится вода, которая вопреки всякой логике не уходит в канализацию, а только прибывает оттуда. Кроссовки промокли полностью, и нет разницы: переступить ли через грязный поток или наступить в самую его середину. Девушка вскидывает голову и видит перед собой роскошное, достаточно старое здание темно-серого цвета с лепниной и шикарными балконами, огромными окнами. Сейчас здесь сдаются квартиры, а раньше, наверное, жили богатые вельможи и их содержанки. На четвертом этаже живет Рауль Рихтер.
Прошла неделя с той драки. Рауль тогда мастерски разукрасил Мэтта, хотя тот казался Кристине гораздо более сильным. Но и Рихтеру досталось: и губа разбита, и бровь зашивать пришлось, и на скуле синяк, костяшки отбиты, на правой руке сломан мизинец, ну и до кучи трещина ребра. Естественно, постельный режим. Никакой речи и не шло о том, чтобы приниматься за съемки клипа.
В сумке лежали апельсины и плитка шоколада – специально для Рауля. Может быть, банально и глупо, но Кристина не знала, как ещё можно отблагодарить его за все, что он сделал.
Внизу, при входе, консьерж приветливо улыбнулся девушке и записал цель её визита. И Кристина направилась по широкой роскошной лестнице на четвертый этаж. Ехать на лифте почему-то не хотелось. Ступеньки были плоские, так что Кляйн переступала через три, а то и четыре и достаточно быстро достигла своей цели – квартиры номер двадцать три. Прикосновение к вычурному звонку – и за дверью слышится торопливое: «Иду-иду!», быстрые шаги. Дверь распахивается и, если бы Кристина не отскочила, могла бы получить по носу.
- О! – Рихтер удивлен. – Привет!
Он весь мокрый, в руках полотенце, которым он вытирает волосы. Светлая ткань домашних штанов прилипла к ногам, на ногах забавные пушистые тапки.
Краснеют одновременно, а в воздухе между ними словно пропускают электричество.
Молчат и разглядывают друг друга около минуты, затем Рауль вдруг хлопает себя рукой по лбу так, что Кристина вздрагивает:
- Да что же ты стоишь на пороге? Заходи!
Девушка проходит в квартиру и тут же достает из сумки апельсины и шоколад:
- Это тебе…
- Спасибо, - улыбнулся Рихтер, забирая фрукты. – Проходи, а я сейчас… О! Твои кроссовки!
Кристина виновато развела руками:
- Дождь…
- Проходи в гостиную, я сделаю тебе чай, а кроссовки пусть сохнут! – улыбнулся Рауль.
В большой и светлой комнате, на которую указал парень, работал телевизор. На широком экране пела LaFee – концерт в Берлине пару месяцев назад. Совершенно другой человек – уверенная, дерзкая, агрессивная, но, тем не менее, говорящая правду девушка.
Кристина удивленно присела на бежевый кожаный диван, не отрывая взгляда от экрана. Где же теперь LaFee? Неужели исчезла в ноющей и забитой прессой девчонке?
Кристина с вздохом приложила замерзшую руку к горячему лбу и заметила, что в телепрограмме, валяющейся на диване, время концерта обведено в кружочек, словно его давно ждут.
В гостиную ввалился Рауль, уже накинувший на себя рубашку, с подносом в руках. Он смущенно пояснил:
- Я переключал каналы, переключал и случайно наткнулся…
На подносе стояли две чашки с чаем и блюдце с пирожками. Парень поставил поднос на журнальный столик перед Кристиной, а сам сел в кресло.
- Какими судьбами? – после минутного молчания интересуется Рауль.
- Решила проведать… Тебе ведь тогда сильно досталось.
- Не больше, чем ему, - сухо отмечает Рихтер, затем его лицо озаряет знаменитая улыбка Чеширского Кота. – Угощайся!
- Спасибо, - девушка немного напугана резкой переменой настроения хозяина квартиры, но его улыбка ей так нравится…
Рихтер замечает телепрограмму и быстро убирает её под первую полку журнального столика.
- Как твое здоровье?
- Терпимо, - отвечает Рауль. – Правда, сидеть в четырех стенах выше моих сил! – при этом он не боится состроить жалобную мордашку. Кристина смеется. Впервые за долгое время смеется.
Но её звонкий смех обрывается, лишь взгляд останавливается на экране. LaFee и Мэтт на сцене. Глупая, наивная, но такая искренняя LaFee посвящает ему песню.
Рука дрожит, глаза застилают слезы, голос злой и осипший:
- Выключи, выключи немедленно!
Память услужливо воспроизводит осколки иллюзорного счастья: та ночь перед концертом, солнечное и полное радости утро, концерт, где они не скрывают чувств перед миллионной толпой…
Рауль покорно тянется к пульту, но не успевает…
- Ich liebe dich, LaFee! – хриплый вопль Мэтта разносится по площади. Толпа в экстазе, пресса получила новый повод для разговоров, коллеги по звездному цеху скрипят зубами от зависти…
Чашка прилетает ровно в лицо экранному Мэтту, который довольно усмехается. А как же? Так себя пропиарил всего одной фразой!
Изображение исчезает, чашка разбивается вдребезги, а сама Кристина закрывает лицо руками и плачет, плачет, плачет… Рауль, испуганный до невозможности, кидается перед девушкой на колени, убирает её маленькие ладошки от лица, некрепко сжимает их правой рукой, а левой осторожно касается лица, стирает слезы со щек и шепчет:
- Не плачь! Не плачь из-за него, он не стоит и твоего мизинца! Я все что угодно сделаю, чтобы не видеть твоих слез… Не плачь, умоляю, не плачь!
Кристина изумленно смотрит на Рауля. В его глазах боль, гнев, страх, нежность… и любовь.
Неужели? От безумной, но столь приятной мысли перехватывает дыхание... Моргает, и слезинка срывается с ресниц, катится вниз, по щеке Кристины.
И Рауль целует её. Нежно, не принуждая, словно говоря: «Если ты не хочешь, ты можешь меня оттолкнуть». С Мэттом все было по-другому: жестко, грубо, бесцеремонно… И почему она сейчас вспомнила о Мэтте? Всё кончено, и сейчас её целует другой мужчина, а она чувствует себя абсолютно счастливой.
Кристина руками обвивает шею Рауля, отвечает на его поцелуй, и Рихтер, наконец, дает волю чувствам: его губы исследуют её шею, а руки стаскивают с девушки кофту. И почему она не сопротивляется, ведь она любит другого? Любила, и ей теперь плевать на то, что он изменил, предал, растоптал все чувства… Мэтта больше нет в её сердце, нет его теперь и в её жизни. Для неё он умер.
Вслед за кофтой Кристины летит и рубашка Рихтера. «Зачем он её вообще надел?» - проносится в голове девушки, и она уже не замечает того, что они оказываются на полу, а её джинсы – на люстре.
Небо вдруг разрывает молния, стремительная, серебристая, а вслед за ней усилился дождь, по окнам застучал град. Плечо Кристины оцарапывает один из осколков чашки, Рауль же взбешенно стряхивает с мягкого ворсистого ковра остатки разбитой посуды, затем наклоняется и осторожно целует место пореза:
- Больно?
- Уже нет… - их взгляды встречаются, а затем в разные стороны летит последняя одежда. Вдали гремит гром. Дождь идет все сильнее, и не желает прекращаться.
Не прекращаются и полные страсти и безумия поцелуи. По полу дует, но им не холодно в объятьях друг друга. Его руки – в её волосах, её ноготки несильно царапают его спину. Она закусывает губу и стонет, когда он нежно целует её за ухом.
Его серо-зеленые глаза просят разрешения. Кристина согласно кивает и, наконец, чувствует его в себе. Сначала движения осторожны и медленны, но затем… Стоны двоих, сливающиеся в одно, царапины на его спине и её разметавшиеся по бежевому ковру золотые волнистые волосы, кровь на оголенном плече и стук града по окнам, раскачивающаяся под весом джинсов люстра, гром и молния, нежность и внимание друг к другу – все сливается в одно мгновение блаженства, которое исчезает в пелене дождя.
***
- Это была ошибка, - повторяешь ты, натягивая кофту. Кого пытаешься убедить: его или себя? – Этого никогда не повторится.
Он лежит на ковре, грустный, но не перечащий. Тебе стыдно смотреть ему в глаза… Почему? Ведь он ни на секунду не дал понять, что жалеет тебя, как все остальные, он был так ласков и нежен, как ни был никто. Даже Мэтт.
Трясешь головой, отгоняя воспоминания о мягкости ворсистого ковра и о силе рук Рауля. Мэтт никогда не был с тобой нежен и ласков, не обманывай себя! И он никогда не терпел всех твоих капризов, как сейчас Рихтер…
Ошибка ли это? Нет, ты просто боишься! Ты боишься?! Как можно! Ты же LaFee, ты – дерзкая и решительная, ты, не стесняясь, говоришь о том, что тебя волнует, ты – кумир миллионов девчонок. Они видят смелую бунтарку, не хочешь ли ты сказать, что это неправда? Не хочешь ли ты сказать, что ты всем лжешь?
Тихо просишь Рауля закрыть за собой дверь и уходишь, оставляя его одного. Ты не знаешь, что сейчас он достает из-под кучи газет ту самую фотографию, что «потерялась» в первый день съемок, и любуется красотой твоего лица. Недоумевает, куда же делась та искренняя, смелая, порой забавная, зато честная с собой и всеми девочка? Где LaFee?
Спускаешься по лестнице, киваешь консьержу и выходишь на улицу.
Ночь накрыла город, свежо и прохладно, и дождь перестал идти. Откуда-то, наверное, с центральных шумных улиц, доносится детский смех и обрывки фраз. Ты медленно идешь по тротуару, но что-то заставляет тебя оглянуться назад. На балконе стоит Рауль, он улыбается и машет тебе рукой на прощание.
Почему-то становится невыносимо жарко, щеки краснеют, и ты отворачиваешься, вдыхаешь ночной воздух. Мэтт с самого начала не любил тебя, не ценил и не уважал, он был отстраненный, безразличный к тебе, временами даже грубый…
Ты поворачиваешься к Раулю, и улыбка озаряет твое лицо. Ты машешь ему рукой на прощание и понимаешь, что это была не ошибка.
Даже если это решение – неправильное, ты не должна бояться. Ты же LaFee, Кристина! Стань же, наконец, той, кто ты есть! В твоей жизни будет ещё много боли, часто твое сердце будет кровоточить, слез ещё прольется бесконечное количество, но твое сердце – свободное, искреннее, честное, дерзкое – должно быть открыто любви близкого человека, ведь ты так долго её не замечала! Du bist LaFee, Christina, Du bist LaFee…
- Рауль! Я тебе позвоню завтра! – звонко кричишь ты и видишь, как улыбка Рихтера становится шире.
- Буду ждать!
Ты весело смеешься и, взмахнув на прощание рукой, исчезаешь в темноте ночного города. И ловишь себя на мысли, что тебе уже совсем не больно.
The end.
P.S. Наверное, стоило убрать под кат, но я на Ли.Ру недавно, ещё не разобралась толком, извините, если это причинило Вам неудобство.
P.P.S. Это далеко не первый мой опыт в фан-фикшене, но первый - в этом фан-доме. И я вообще не знаю, есть ли русские авторы, пишущие по этому фан-дому.
NadGerma_- (
FanClub_LaFee_in_Russia) все записи автора
