Osa164 все записи автора Autor: Bee4
Beta: CocaLoсa
PG –15 (за скудную нецензурную лексику и упоминание нетрадиционных сексуальных отношений)
Gen
POV OMP
Not angst)
Summary: sequel "Осень" Istria


Сквозь зиму просочилась вдруг весна,
И выцвела зима осенним вздохом.
Янис Рокпелнис



Мне привезли его в начале зимы, когда у нас уже стоит чудесная погода: ледяная корочка по утрам на голых деревьях, к полудню солнце топит эту хрупкую наледь, и создается впечатление, что на пороге март, а не три месяца снежной зимы. Накануне мне звонили из Берлина: некий герр Хоффман убедительно просил сделать исключение и посмотреть «мальчика». «Да, я понимаю, что у вас очередь, но я вас очень прошу, герр Бауман. Вы же понимаете, мы не останемся в долгу. Полагаю, вашей клинике не помешает некая сумма, перечисленная частным лицом в благотворительном порядке, в дополнение к основному гонорару?». Но меня, собственно говоря, убедило не это. Наша клиника никогда не жаловалась на недостаток благотворительных поступлений. Вечером после звонка я зашел к дочери. Мари как всегда сидела за компьютером, бодро отстукивая на клавиатуре какое-то очередное послание. Увидев меня, она мгновенно закрыла все окна и повернулась. На мордашке - нетерпеливо-досадливое выражение.
- Это ты так готовишься к конференции?
Маленькая порция нотаций никогда не помешает.
- Ну, па-а-а. – протянула она, а я сел на кровать и спросил:
- А что такое «Tokio hotel »?
- А с чего это вдруг ты заинтересовался современной музыкой? Я всегда думала, что тебе нравится джаз.
- Мари!
- Мальчуковая рок-группа. Жутко модная.
Боже! И на что я трачу деньги, оплачивая ей учебу в частном пансионе? Жаргон у ребенка, как у уличной девчонки.
- Почему бы тебе не посмотреть в сети, па? Там все есть. И фотки, и песни.
- Хочешь сказать, что ничем мне не поможешь?
- Если скажешь зачем - помогу. – лукавая улыбка совсем как у Роз. И такая же невинная привычка шантажировать.
- Или... О! – глаза дочери округляются в внезапном понимании. – К тебе обратились? Да? Па-а-а, ну скажи! Говорят, что они не гастролируют, потому что пишут новый альбом. А на самом деле... Ну, па! – она видит мое выражение лица и с досадой добавляет, - Опять эта твоя врачебная тайна! Я же никому не сказала, что у тебя лечились от депрессии Потенте и Хьюстон!
- Ну, положим, я не говорил тебе про Франку. – я многозначительно взглянул на нее, заметив, как личико Мари тут же заливает краска.
- Упс! –тихонько буркнула она и, отвернувшись, потянулась к стойке с дисками.
- Опять копалась в моем компьютере? И, скажи на милость, как ты подбираешь пароли?
- А ты неоригинален, папа. – не глядя на меня, она протянула несколько коробочек. – Вот, можешь взглянуть.
Да, милая, я совсем неоригинален. Жаль, придется опять менять пароль. А мне так нравился «Розмари»...


К моменту приезда фрау Каулиц и детей у меня было готово полное досье. Тексты песен, три гигабайта интервью, история болезни из «Salem-Spital», выписки из детской карты Магдебурга и Лоитиш. Обычно я не берусь за лечение подростков, но этот случай меня заинтересовал. Близнецы. Нервный срыв у одного, абсолютное психическое здоровье у другого. Практически никакого позитивного результата от типичного лечения. Но и регресса тоже нет. Никаких проблем с наркотиками и алкоголем до этого. Конечно, нервные перегрузки были, может, и чересчур сильными для столь юного возраста, но у подростков лабильная психика, а, судя по всему, работа доставляла мальчику удовольствие. Значит, есть еще какая-то причина. Причина, которую не нашли - или не захотели искать в «Salem-Spital». Естественно, проще грузить большими дозами лекарств. Просмотрев назначения докторов, мне захотелось отбить им руки. Впрочем, как всегда, когда я сталкивался со столь небрежным подходом к лечению. К тому, что даже высокие гонорары не мешают человеку наплевательски относиться к работе, я так и не привык.
Их привезли на микроавтобусе. Высокая рыжеволосая женщина, улыбчивая, но с типичным взглядом человека, у которого тяжело болен родственник: усталым и полным не понравившейся мне безысходности, мужчина в черном, вероятно телохранитель, молодой поджарый парень в бейсболке, похожий на тренера подростковой сборной по футболу (для полного сходства не хватало лишь свистка на груди и оравы сорванцов вокруг), и сами близнецы. Высокие, худые мальчики, держащиеся друг за друга.
Он был почти такой же, к какому я успел привыкнуть за те два дня, пока составлял досье. Тонкое, болезненно красивое лицо с почти прозрачной кожей и раскосыми темными глазами. И едва я увидел его вживую, я понял, что он не болен. Не болен в том понимании болезни, которую необходимо лечить уколами и электрошоком. И понял, что не зря согласился. Мальчик был моим пациентом на все сто процентов.
- Здравствуйте. - я улыбаясь, поздоровался за руку с мужчинами, поцеловал хрупкие пальцы засмущавшейся женщины, повернулся к братьям. - Билл, Том, рад приветствовать вас в нашем пансионе!
- Здравствуйте. – мальчик, с копной похожих на войлок косичек, протянул мне руку, а его брат, чуть повернув голову к матери, спросил устало и безнадежно:
- Опять психбольница, ма? Ты же обещала.
- Это не больница, солнышко, – начала было женщина, но я ее перебил.
- Я не лечу психически больных, Билл. И если меня обманули, и ты из них, тебе здесь делать нечего.
Они все возмущенно вытаращились на меня, кроме телохранителя, который безучастно разглядывал окрестности, но и в его скользнувшем по мне взгляде я прочел осуждение. Ну, мальчик, давай, это твой первый тест. Пройдешь ли ты его, или я напрасно разрешил вам приехать? И он меня не разочаровал. Чуть наклонил голову, сощурился, поджал на мгновение губы, а потом сказал, но уже не устало, а заинтересовано и даже слегка насмешливо:
- Так вы здесь не для того, чтобы сделать мне лоботомию?

- Значит, вы считаете, что Тому не стоит оставаться?
В той или иной форме она спрашивала это уже в который раз.
- Да, я так считаю.
- Но они... Они... - она запнулась. – Биллу очень плохо без Тома. Том все это время был с ним. Он мне даже ухаживать не доверял, ну вы понимаете, о чем я?
Понимаю. Конечно, я все понимаю, я же врач, и осознаю, как трудно обычному человеку называть своими именами те вещи, о которых предпочитают говорить эвфемизмами или не говорить вовсе.
- По-вашему, он нуждается в сиделке?
- Нет, но... - она уставилась в пол, мучительно покраснела, скривившись как от зубной боли. – Просто иногда он... ну, понимаете, словно забывает о том, что есть туалет. И... о боже!
Она судорожно всхлипнула, давя рыдания, взмахнула головой, отбрасывая волосы за плечо, полезла в сумочку:
- Простите...
Я молча ждал, пока она справится с собой. Надо отдать ей должное, не прошло и пары минут, как она выпрямилась и, стиснув в ладони салфетку, подняла на меня взгляд.
- Фрау Каулиц. Поверьте, уход у нас надлежащий, и, насколько я понимаю в медицине, то, о чем вы говорите, это побочное действие лекарств. Билл принимает сейчас какие-нибудь таблетки?
- Да, «Триптизол». Два раза в день.
- Мы отменим их, и, думаю, все наладится.
- Отмените? Но... - в глазах растерянность.
- Вам нужно понять, что ваш сын нуждается в таблетках не больше, чем вы или я. По крайней мере, сейчас.
- Но... - она недоверчиво смотрит на меня. – Он просыпается по ночам и... - тут до нее доходят мои слова. – Ему не нужны лекарства? А зачем же его травили несколько месяцев?
- Ну почему же травили? – все-таки коллегиальность иногда очень обременительная штука. - Когда все только случилось, медикаментозное лечение было оправданно.
Да, если можно назвать лечением способ превращения семнадцатилетнего мальчишки в безвольную, отправляющую под себя нужду, куклу.
- Но в таком случаи, что же будете делать вы?
- Мы не лечим таблетками. Травы – это максимум, что мы даем своим пациентам. У нас иной подход.
Она долго смотрит на меня. А потом задает тот вопрос, который мне задают родственники уже который год, и который однажды задавал я:
- Скажите, все будет хорошо?
И я ей отвечаю - если и покривив душой, то самую малость:
- Конечно, все будет хорошо.
В свое время мне ответили иначе.

***

- Где Том?
- Том будет жить отдельно.
- Где Том?
- Твой брат будет жить вместе с вашей мамой в городе. Это недалеко, и, если ты захочешь с ними увидеться, мы позвоним, и они приедут.
- Мне нужен Том. Пусть он придет.
Мальчик сидит в углу, под раковиной, поджав колени и обхватив их руками. Взгляд устремлен куда-то мимо меня, и он опять упрямо, монотонно тянет:
- То-ом?
Глаза опухли от слез, губы сухие и потрескавшиеся. Он рыдал всю ночь, и сейчас выглядит как ребенок, брошенный мамой на вокзале: такой же неухоженный и измученный. Это жестоко, оставить его одного без привычной поддержки семьи, и многие мои коллеги никогда не одобрили бы мою тактику, но, слава Господу, я никогда не обращал внимания на мнение коллег. Ему нужна встряска. То время, когда он отчаянно нуждался в родных, и когда лишить его их общения означало усугубить депрессию, прошло. Все эти месяцы мальчику лгали, его пичкали снотворным и утверждали, что он никуда не годен. Он привык хвататься за две единственные ниточки, которые удерживали его в реальном мире: мать и брата. Брата даже больше. Теперь ему надо заново научиться жить самому, и вспомнить, что он такая же личность, как и все, а не придаток Тома. А для этого ему надо вернуть смысл его жизни. То, чего его так бездумно лишили.
- Ты - сильный парень, Билл. Прекрати скулить. Ты в том возрасте, что можешь спокойно спать один. В наших шкафах не живут чудовища.
Он открывает рот, но словно передумывает говорить и плотно смыкает губы. Он слышит меня, я знаю. Но отчего-то цепляется за свою оглушенность. Естественно, бессознательно. И моя задача понять, почему он предпочитает сидеть в собственноручно построенной клетке, а не вернуться в реальную жизнь.
- Билл, я прошу тебя: выбирайся из-под раковины, умойся и приведи себя в порядок. Я вернусь через полчаса и кое-куда тебя отведу. Думаю, тебе понравиться.
Он в пансионе уже четвертые сутки. Первые дни приходилось следить за ним круглосуточно. Истерики были продолжительные и бурные, он отказывался есть, сбивал подносы на пол и действительно забывал, что существует туалет. Но я был уверен: это не маниакальная фаза, он делает это сознательно. Судя по протоколам из предыдущей клиники, раньше он никогда не вел себя буйно. И сейчас это своего рода месть. Мне и сотрудникам, за то, что заставляем делать его не то, что он хочет. Что пытаемся вытащить его из раковины, где он спрятался, выставив Тома защищать вход. И будь его родные рядом, он бы мстил и им. За то, что привезли его сюда и оставили одного. Поэтому я не пускал ни его мать, ни его брата.
Возвратившись, я застаю его сидящим на кровати. На покрывале рассыпаны массивные серебряные украшения: браслеты, кольца, цепочки. Он сидит, поджав ногу, и перебирает все это, тихо звеня металлом о металл.
- Хочешь что-нибудь одеть?
Молчание, и только печальный шорох звеньев цепи, пропускаемой между пальцами. И тут я спрашиваю:
- Почему ты больше не поешь?
Он заметно напрягается.
- Билл? Почему ты не поешь и не пишешь песни?
Он надевает кольцо и вытягивает руку, растопырив пальцы, разглядывая блеск капельного серебра в лучах утреннего солнца, режущих комнату на квадраты. Отсутствующе говорит:
- Мне нельзя.
- Кто сказал, что тебе нельзя?
- Врачи.
- Почему, Билл?
Он прекращает любоваться кольцом, и переводит взгляд на меня, долго смотрит. Я терпеливо жду. Наконец, он спрашивает:
- Что – почему?
- Почему они запретили тебе петь?
- Идите на хуй. – так же спокойно отвечает он, и возвращается к копанию в своих украшениях.
- У нас есть своя студия звукозаписи. Пойдем, я тебе ее покажу. Может быть, стоит подумать о новом альбоме? – тоже спокойно говорю я.

- Вы сошли с ума! – кричит мне она, и ее такие же темные, как и у близнецов глаза, сверкают из-за невыплаканных слез и бешенства. – Эта проклятая сцена сделала из него слабоумного! Чего вы хотите добиться, разрешив ему снова петь? Того, что он окончательно свихнется?
- А мне кажется, ма, это неплохо. – подает голос Том, до этого сидевший молча.
- Что – неплохо? То, что твой брат сойдет с ума?
Ох, фрау Каулитц, как же я вас понимаю. Ваш страх, и грубые слова, которыми вы пытаетесь замаскировать его. Ведь у меня самого есть ребенок.
- Ну, при чем тут это? – смущенно и недовольно морщится мальчик. – Я о музыке.
Женщина только как-то обречено взмахивает рукой и горбится, прижимая платок к губам.
- Ему, правда, лучше?
- Да, Том. Ему лучше.
- А когда вы разрешите нам увидеться?
- Хоть сейчас.
- Правда? – на его лице такое неподдельный восторг, что я невольно улыбаюсь.

Из записи бесед. Том Каулиц.

Интервьюер: - Скажи, Том, чья это была идея создать группу?
Том: - Ну, я разве помню? Наверное, наша общая.
И. - Когда Билл писал свои песни?
Т. – В смысле?
И. – Ну, когда? Утром, проснувшись, или вставал ночью? Когда был влюблен в девочку или чем-то разозлен? Понимаешь?
Т. - Ну, по-разному. По-разному было. Однажды он даже сидя в туалете что-то умудрился сочинить.
И. - Тебе нравится то, что он пишет?
Т. – Да, нравится. А что?
И. – А почему ты никогда не пел вместе с ним? Говорят, у тебя неплохой голос?
Т. – Ну, мне играть больше нравится. А потом... Ну, не знаю даже, я об этом не думал.
И. – Может быть, тебя пугает внимание, которое обращают на солиста?
Т. – На меня тоже внимание обращают.
И. – Я имею в виду публичность. Понимаешь? Фронтмен всегда на виду.
Т. – Мне это не нужно. Это Билл любит, чтобы все вокруг него вертелись. Ма смеялась, говорила, что если бы он не был певцом, он стал бы моделью. Гламурной такой. Как раньше Твигги. Правда, я не знаю, кто это – Твигги.
И. – А ты понимал, что кроме внимания и большинство нападок тоже достаются солисту?
Т. - ...
И. - Том?
Т. – К чему вы клоните?
И. - Почему ты смеялся вместе со всеми, когда на интервью Биллу задавали провокационные вопросы, а он смущался или отвечал что-то, вызывающее веселье публики?
Т. – Вы что, хотите сказать, что я ржал над своим братом?
И. - А это не так?
Т. – Черт, нет! Я никогда не считал его смешным!
И. – Но на его фоне было очень приятно чувствовать себя настоящим мужчиной, да, Том?
Т. – Да пошли вы! Вы не меня лечите, а Билла!
И. - Ты спишь с девочками?
Т. - Все! Черт, с меня хватит!
И. – Сядь.
Т. - Да ну вас!
И. – Сядь, мальчик! Я не обещал приятных бесед.
Т. – Может вам еще и рассказать в каких позах я с ними сплю?!
И. - А Билл?
Т. – Что – Билл?
И. – Билл занимался сексом? У него были подружки?
Т. – Нет. Черт, я не знаю! Я не знаю, были у него подружки или не были. Я не следил за ним.
И. – Так все-таки «нет» или «не знаю»?
Т. - Не знаю.
И. – Хорошо. Думаю, на сегодня достаточно. Спасибо, Том.

Завидовал ли Том брату? Нет, думаю, не завидовал. Но то, что считал себя мудрее и опытнее, это точно. Из-за этой смехотворной разницы во времени при рождении, из-за того, что его имидж выглядит более приемлемым для общества и не вызывающим грязных намеков, из-за своего, по его меркам, значительного сексуального опыта. Легкая снисходительность старшего так или иначе присутствует в их отношениях, хотя навряд ли Том это осознает.

Из записи бесед. Симона Каулиц.

И. - Как по-вашему, мальчики очень привязаны друг к другу?
С. - Конечно.
И. - Это просто привязанность?
С. - Что вы имеете в виду?
И. - Привязанность или зависимость?
С. - Ах, вы об этом.. Ну, знаете... Я... Я как-то не задумывалась. Однажды Том сказал мне: «Я умру, если Билли не станет». Тогда Билла положили в больницу с аллергическим отеком. Но тогда они еще были совсем дети. Конечно, Том в интервью часто это повторяет, но… Да нет, думаю, что это скорее просто крепкая братская любовь, чем какая-то своего рода одержимость друг другом.
И. – По-вашему, кто ведомый?
С. - Даже не знаю. Раньше мне казалось, что Том. У Билла всегда было столько идей, планов. Том немного не такой. У него... как бы это сказать... не такая фантазия, что ли. А потом... в какой-то момент я поняла, что Билл растерялся.
И. – Растерялся?
С. - Да. От вседозволенности, обилия информации, всей этой шумихи вокруг них. И тогда Том стал для него как опора. И еще Густав.
И. – Густав - это ударник их группы?
С. – Да. Хотя у них с Томом есть общий друг, Андреас. Но он такой же, как и они, а Густав – он основательный. Приземленный, что ли. Ну, не в плохом смысле этого слова. Просто в последнее время, еще до болезни, мне все время казалось, что Биллу страшно. Что он чего-то боится, и ему хочется, как в детстве, залезть под одеяло и укрыться с головой. Они с Томом часто так делали, когда были маленькие. Называли это: «спрятаться от буки».
И. – Том говорил мне, что Биллу нравилось, когда вокруг него вращается много людей, и все обращают на него внимание.
С. – Да, это так. Просто вы же понимаете. Все эти высказывания, типа «Биллу не хватает сисек» или «Билл -педик», далеки от того внимания, которого ему бы хотелось.
И. - А как, по вашему мнению, если Билла так огорчали подобные высказывания, почему он не сменил имидж?
С. – Я... Я не знаю. Наверное, ему было комфортно. Ну, или... Мы не слишком-то говорили на эти темы. Правда я была недовольна его последней татуировкой на животе, но глупо было запрещать. Он бы все равно ее сделал.
И. - Скажите, во время беременности вы хотели дочь или сына?
С. - Конечно, так я и знала! Сейчас вы спросите, не одевала ли я ребят в юбочки и не повязывала ли им бантики. Так вот: я хотела сыновей, и никогда в жизни я не пыталась превратить их в девчонок!
И. - Почему вы позволили Биллу наносить макияж?
С. - Это готический макияж, и многие рок-певцы им пользуются. Что в этом такого?
И. - Вы считаете песню «Raining man» готическим роком?
С. - Куда вы клоните, герр Бауман? Хотите сказать, что это я во всем виновата? Потому что позволяла мальчишке перед выступлением нарисовать себе стрелки?
И. - Я не говорил, что вы в чем-то виноваты. Я просто пытаюсь понять причину случившегося. Я предупреждал, что не все вопросы покажутся вам приличными и уместными. Хотите на сегодня закончить?
С. - Пожалуй да, хочу.

* * *
- Как дела, па? Все еще хранишь свою врачебную тайну?
Я сидел за компьютером, когда в кабинет пробралась Мари. Облокотилась о спинку кресла, уставилась в экран монитора.
- И все таки, он - лапочка, да?
- А ты бы хотела с ним встречаться?
- Опять твои психологические тесты? – она покосилась на меня, недовольно поджав губы.
- Вовсе нет. Просто мне интересно, на каких парней западает моя дочь.
- «Западает»! Ну и словечко! Ты переработался?
- Мари!
- Прости, па. – она снова принялась разглядывать серию фотографий, иллюстрирующих эволюцию Билла Каулица из лохматого ребенка в длинноволосую бесполую диву. Потом сказала:
- Нет, наверное, бы не встречалась. Он, конечно, хорошенький до одури, но... Как картинка. Я даже не представляю, как с ним целоваться. А потом - я не люблю привкус блеска для губ. Ну, па, признайся, неужели ты его консультируешь?
- Нет, милая. Все намного проще: ко мне обратилось общество детских психологов с просьбой прокомментировать такое явление, как «Tokio hotel» и его влияние на современных подростков.
- И нечего им делать, этим детским психологам. – недовольно пробурчала Мари, отклеиваясь от моего кресла: - Ну, если вдруг ты соберешься с ними пообщаться, не забывай про меня! Я хотя бы возьму автограф.

Они возятся у пульта. Когда я захожу, мальчики оборачиваются, Том тут же расплывается в улыбке.
- Добрый день, герр Бауман.
Я тоже улыбаюсь, здороваюсь и присаживаюсь на одно из этих нелепых вертящихся кресел, на которых, впрочем, наверное, очень удобно переезжать от пульта к пульту. Билл тоже улыбается. Он в джинсах и простой черной футболке, тонкий и все еще до прозрачности бледный. Надо бы ему походить в солярий.
- Как ваши успехи?
- Здорово! – Том машинально поглаживает корпус притащенной им из отеля гитары. - Билл написал песню. Классная!
- Ты покажешь мне её слова?
Улыбка Тома становится слегка вымученной. Билл жестко стискивает губы.
- Если не хочешь, можешь не показывать. – примиряюще говорю я, сцепляя пальцы на колене. - Кстати, моя дочь просит ваши автографы.
- Вы сказали своей дочери, что Билл у вас лечится? – не успев сдержаться, орет Том, но тут же испуганно осекается, украдкой быстро коситься на брата. – Ну, то есть я хотел сказать... Что... Ну, зачем вы ей это...
- Прекрати. – негромко вдруг перебивает его Билл, его лицо спокойно, но пальцы нервно теребят кольцо на левой руке. - Врачи не рассказывают про своих больных. Правда, герр Бауман?
- Правда, Билл.
Что-то мне не нравится в его тоне и фразе. Что - я никак не могу понять. Том потерянно мнется за его спиной, а Билл озирается вокруг в поисках чего-то одному ему понятного, а потом вдруг стягивает через голову футболку; мы оторопело смотрим на него, а он растягивает черную ткань на колене и, не поднимая взгляда, отрывисто спрашивает:
- Как зовут вашу дочь?
- Мария.
Я смотрю, как он размашисто, люминесцентным маркером, выводит на черной ткани надпись и вдруг очень ясно понимаю, что он обижен. Почему? Но, когда он поднимает голову и протягивает мне футболку, на его лице кокетливая улыбка:
- Вот, держите. Может, хотите контрамарку в VIP-зону?
- На ваш будущий концерт? – не дав судорожно скривившемуся Тому сказать и слова, спрашиваю я, Билл кивает, и я добавляю:
- Конечно, хочу.

Из записи бесед. Дэвид Йост.
И. - Герр Йост, фрау Каулиц сказала, что вы заморозили контракты по «Tokio hotel». Это правда?
Й.- Да.
И. - Почему вы до сих пор не отказались от проекта?
Й. - В смысле?
И. - Сколько вы уже потеряли в результате отмены концертов?
Й. - При чем тут это?
И. - Вы – бизнесмен. Почему вы не отказываетесь от проекта, который, может статься, не принесет больше и евро прибыли?
Й. – Но, может статься, и принесет.
И. - То есть - вы не теряете надежды, что группа возобновит гастроли?
Й. - Вообще нет, не теряю.
И. - Скажите, сколько вы знаете мальчиков?
Й. - Больше четырех лет.
И. - Вы помните тот день, когда Билла увезли в больницу?
Й. - Да, помню.
И. – Что случилось в тот день?
Й. - Они давали концерт в Лейпциге. После концерта за кулисами он поскандалил с гримершей. Они почти подрались...
И. – Вы знаете, из-за чего?
Й. – Понятия не имею. А потом, когда мы отцепили Билла от девушки, он начал нам что-то говорить, я уже не помню, что именно, но эта была полная несуразица. Я даже подумал, что он накурился.
И. – Билл принимал наркотики?
Й. – Нет. Он даже почти не пил. Он очень плохо переносит алкоголь. Поэтому мог иногда выкурить сигарету, но наркотики – нет.
И. - Вы уверены?
Й. – Я нянчусь с ними четыре года почти круглосуточно. Наверное я знаю, о чем говорю.
И. – Вы знали, что Билл и Том получают письма и смс - сообщения с угрозами?
Й. - Конечно, знал. Но это нормально для шоу-бизнеса. Сталкеры – это обычная категория фанатов, поэтому у нас хорошая служба охраны. Ребятам ничего не угрожало.
И. - Скажите Дэвид, вы спали с кем-нибудь из них?
Й. - Что?!
И. - Я спрашиваю, имели ли вы половые отношения с кем-то из братьев?
Й. - Черт! Естественно, нет!
И. - Почему – естественно?
Й. - Потому что это все - дурацкие сплетни! У меня есть девушка и...
И. - Но сплетни – это же обычные вещи для шоу-бизнеса. Почему это вас так раздражает?
Й. - Вы считаете, меня не должно это раздражать? Вы что – извращенец?!
И. - Сейчас мы говорим не обо мне.
Й. - Эти ваши хваленые методики...
И. - Скажите пожалуйста, вам знакомо это кольцо?
Й. - Конечно, знакомо. Это мое кольцо. Биллу оно очень нравилось, и я его ему отдал.
И. - У вас разный размер рук.
Й. - Черт, да я что, на допросе? Естественно, у нас разный размер рук. Я носил его на мизинце, а Билл на другом пальце.
И. - На левом безымянном.
Й. - Что?
И. - Я сказал, что Билл носит ваше кольцо на левом безымянном пальце.
Й. - И что?... О черт! Серьезно?
И. - Серьезно.
Й. - Господи, ну... ну и что? Что в этом такого? На что вы намекаете?
И. - Не на что. Просто рассказал про кольцо. Успокойтесь, герр Йост, вы же не в полиции.
Й. - Уже сомневаюсь.
И. - Как вы считаете, группе не повредило бы дать интервью?
Й. - Конечно, не повредило бы. Только каким образом...
И. - Я думаю, вы можете привезти оператора. Который не будет слишком откровенен с прессой.
Й. - Вы уверены? А Билл...
И. - С Биллом все будет в порядке.
Й. - А я... Я могу его увидеть?
И. - Конечно, Дэвид. Пойдемте.

Мальчик – бигендер. Мощное гомоэротическое влечение к брату. Поэтому-то и потребность в Томе больше, чем в матери. Дисфории почти нет: потребность в реализации приставки «би» он удовлетворял, создавая свой имидж. Впрочем, это можно было предсказать, даже не подвергая его тестированию. И он отнюдь не ведомый. Фрау Симона ошибается. Я задумчиво перебираю листки с заданиями, время от времени дотягиваясь до кружки с чаем. На двух альбомных листах - рисунки: размашистыми линиями, почти детская манера – Тома, похожий больше на эскиз, чем на тестовое задание - Билла. Залив, окруженный горами, кораблик у причала. На рисунке Билла горы высокие, остроконечные, заштрихованные, с незакрашенными, «снежными» вершинами, узкий причал с тумбой, на которую намотан витой швартовочный канат корабля. На причале написано: «я», на борту корабля: «Том». У Тома все легче и проще: холмики, окаймляющие воду – одной небрежно-волнистой линией. Лодочка с парусом болтается где то посередине залива. Но надписи те же: «я» - на лодке, «Билл» - на причале. Это гавань. Их отношения – гавань, где прячется один, настойчиво удерживая около себя брата, и куда другой приходит отдыхать и набираться сил. И во мне крепнет убеждение, что причину срыва нужно искать не в изматывающем графике гастролей, не в гипотетических врожденных проблемах с психикой, а в природе связи этих мальчиков друг с другом. И еще я чувствую, что вся эта компания мне врет. Не всегда, не во всем. Но врут. Может быть не сознательно, а просто в таком естественном желании защитить свой внутренний мир. Том определенно в курсе сексуальных предпочтений брата, да и сам, вероятно, бисексуален. Их мать, скорее всего, догадывается. Если не знает наверняка. Обычно родители о таком узнают в последнюю очередь, когда уже все соседи и знакомые всласть обсудили странности поведения чужих детей, но Симона, судя по всему, к такой категории не относится, и, если и не замечает чего–либо, так это исключительно из-за того, что не хочет замечать. Я вспоминаю отрывок из недавней беседы. «Ах, вы об этом...» - с явным облегчением протянула она, когда я спросил, только ли привязанность связывает мальчиков. Сознательно сделав фразу двусмысленной, я угадал. О чем же вы подумали, фрау Каулитц, в ответ на такой, казалось бы невинный, вопрос?
Мы недавно стояли у окна в моем кабинете и наблюдали, как мальчики на поляне швыряются снежками. День был отличный: искристый, солнечный с сиреневатыми тенями от деревьев. Мальчишки носились по дорожкам, зачерпывая полные горсти снега, торопливо комкая их в ладонях, кидали эти рассыпающиеся на лету шарики друг в друга и смеялись. Сияющая снежная пыль оседала на их куртки, щеки пылали здоровым румянцем, и я увидел, что фрау Каулиц тоже улыбается, впрочем, все еще привычно сжимая в ладони платок. Билл, поскользнувшись, шлепнулся в сугроб, хохоча, откинулся навзничь, а Том протянул ему руку. Я смотрел, как он, выдернув брата из снежной кучи, что-то говорит ему, задрав козырёк кепки и упершись лбом в лоб, а потом захлестывает рукой за шею, и они, ухмыляясь и переговариваясь, идут в корпус. Симона все еще провожала их взглядом, улыбалась, но что-то в ее лице изменилось: чуть глубже стала складочка в уголке рта, чуть напряженнее прищур глаз.

Из записи бесед. Симона Каулиц.
И. - Вы водили когда-нибудь мальчиков к психологу?
С. - Почему вы спрашиваете?
И. - Судя по тому, что я прочитал, у них были проблемы в школе. И, если я не ошибаюсь, они до сих пор занимаются на дому вместе с остальными членами группы. Обычно в таких ситуациях всегда прибегают к консультации психолога, часто школьного.
С. - Да, я водила их к психологу.
И. - И что?
С. - И ничего. Она наговорила кучу гадостей, и мальчишки отказались иметь с ней дело.
И. - Каких гадостей?
С. - Спросите у них сами. Они мне не рассказывали.
И. - Ну, а что психолог сказал вам?
С. - Что мальчикам нужно учиться порознь, потому что они плохо друг на друга влияют.
И. - Вы последовали этому совету?
С. - Этому совету последовало руководство школы.
И. - И что?
С. - Они стали учиться хуже. И хуже себя вести. Потом случилась эта история с футболками, череда драк, и мы решили продолжить обучение на дому.
И. - «Мы» - это кто?
С. - Мы – это я, родители Георга и Густава. Было время, когда их приходилось отправлять на учебу чуть ли не силой, настолько они боялись появляться в школе. А я не враг собственным детям. Потом завертелась вся эта суета с группой, и, естественно, ни о каком возвращении в школу не могло быть и речи. Они так и продолжили заниматься с приходящими учителями. И. - Кто занимался организацией их жизни на гастролях? Кто-то контролировал их учебу? Питание? Образ жизни?
С. - Ну, многие. Группой занимается целая команда. Больше всех, конечно, с ними проводили времени Дэвид и служба охраны. Билл даже нашу собаку выгуливал под присмотром телохранителя.
И. - Досаждали фанаты?
С. - Даже не представляете как! Мои клумбы канули в небытие в первые месяцы их популярности. Девчонки верещали под окнами день и ночь, исписали красками все, до чего смогли дотянуться. Пришлось принимать меры.
И. - Как мальчики относились к этому?
С. - Сначала им льстило. Но ведь ко всему привыкаешь. Даже к славе. В последнее время я редко слышала от них фразы в адрес фанаток, сказанные без пренебрежения и досады.
И. - Какие отношения у мальчиков были с их поклонницами?
С. - Вы насчет заявлений Тома? Да, я тоже читала все эти интервью. Но я знаю сына. В нем больше бравады и желания покрасоваться, чем реальной распущенности. Естественно, наверняка находились девочки, с которыми у него что-то было. Но я сомневаюсь, что в таком количестве, как хочет это представить Том.
И. - А Билл?
С. - Билл живет в своем мире.
И. Где любовь красива и не имеет ничего общего с торопливыми, потными обжиманиями в гримерке?
С. - Хорошо сказали. Да, что-то вроде того. Я всегда удивлялась, почему у него на фотографиях с фанатками и этими девочками, которых им регулярно находили продюсеры, такой вид. Ну, знаете, девочки - победительницы конкурсов на почетное звание подружек. Боже, такая глупость! Так вот, у него всегда очень напряженное выражение лица! Он улыбается, обнимает их, но это только для камеры. А как-то он мне сказал: «Знаешь, ма, иногда я их прямо боюсь! Такое впечатление, что если бы они могли, то разодрали меня на куски и растащили по домам. На самом деле им нужен не я, а моя внешность».
И. - Билл отделял свой внутренний мир от своей внешности?
С. - Да нет, конечно. Просто на самом деле он... Как бы так правильно сказать. Его имидж такой вызывающий, броский. Мне иногда кажется, что он до сих пор не верит, что красив, и прячется за ним, как за маской. И при этом, он как-то совершенно наивно верит в любовь. Не в агрессивный напор этих девочек, а в какие-то глубокие чувства. Что бы были долгая переписка, смс посередине ночи, переживания…
И. - То есть, по вашему мнению, для него чувственная составляющая любви более важна, чем секс?
С. - Да. Мне кажется, что да.
И. - А может дело не в этом, а в том, что основную часть поклонниц составляли девушки?
С. - Хотите сказать, что Билл – гей?
И. - Я ничего не хочу сказать. Я интересуюсь вашим мнением по определенному вопросу.
С. - Думаете, я над этим не задумывалась? Задумывалась, конечно. Но я не знаю. Действительно не знаю. А вы?
И. - А я с вашего позволения, воздержусь от комментариев.
С. - Хитрый вы человек, герр Бауман. Выуживаете из меня уйму информации, а сами ничего не говорите.
И. - Просто не хочу делать скоропалительные выводы.

Герр Йост привозит маленькую съемочную группу: двух парней с камерами и звукозаписывающим оборудованием, действительно молчаливых и сосредоточено-деловитых, и оставшихся членов группы: длинноволосого, хорошо сложенного, Георга и плотного, похожего на примерного мальчика из христианской семьи, Густава. Ребята, встретившись с близнецами, радостно гомонят, обнимаются и дружески колотят друг друга по плечам. Видимо, они действительно искренне скучали и рады вновь оказаться все вместе. Я не надоедаю своим присутствием. Лишь один раз заглядываю. Мальчишки, устроившись, кто где, весело болтают в камеру и смеются, Дэвид Йост стоит, опершись о стену, на лице – сосредоточенное внимание, как у охранника, готового каждую секунду прийти на помощь. Да, ему можно доверять, и я тихонько прикрываю за собой дверь.

Из записи бесед. Том Каулиц.
Т. - Вы так здорово придумали с этим интервью! Супер! Я уже видел его по Виве и по МСМ. Мы там так классно смотримся, как раньше, и совсем не понятно, что это не настоящая студия…
И. - Это настоящая студия.
Т. - Нет, ну чего вы? Обижаетесь, что ли? Я же имею в виду, что совсем непонятно, откуда идет интервью. Теперь все, кто распускал эти дурацкие слухи о том, что мы развалились, заткнутся! Да и Билл доволен. А то он чувствовал себя совсем потерянным…
И. - Почему?
Т. - Что – почему?
И. - Почему – потерянным?
Т. - А-а. Ну как, по-моему, все понятно. То нас регулярно таскали по всяким сборищам с журналистами, вечеринкам, а теперь-то никаких развлечений.
И. - А я считал, что вас раздражали журналисты.
Т. - Ну, раздражали, конечно. По большей части. Но все равно, пусть уж лучше они есть, чем вот как сейчас, совсем никого не пускают.
И. - Ты часто общаешься с поклонниками по интернету, Том?
Т. – Не-а. Не очень-то люблю сеть. Да и времени много забирает. Когда продюсеры устраивают чаты, тогда уже деваться некуда.
И. - Ты читал когда–нибудь рассказы, которые пишут о вас фанаты?
Т. - Ага.
И. - Ну и что скажешь?
Т. – Хм... Забавно.
И. - Что именно забавно?
Т. - Ну когда ты - герой рассказа, это забавно. Одно дело – статьи, там что есть, то и напечатали. В основном, конечно. Бывают, тоже всякую чушь пишут, или скажешь одно, а потом читаешь - а там полная лажа. Но рассказы - это как-то не так. Интересно.
И. - Ну, если ты читал подобное, наверное, в курсе, что одна из излюбленных тем - описание сексуальных отношений между тобой и Биллом.
Т. - ...
И. - Том?
Т. - Чего это излюбленная? Еще и про Билла с Дэйвом много пишут.
И. - Значит, и подобные рассказы ты тоже читал? Не только про вас и девочек-поклонниц?
Т. - Ну читал, и что? Судя по всему, вы тоже читали.
И. - И что ты считаешь по этому поводу?
Т. - А что я должен считать?
И. - Как ты относишься к подобному?
Т. - К чему именно?
И. - К тому, что люди предполагают наличие между вами секса.
Т. - Ну, это их проблемы. Всем-то рот не заткнешь.
И. - Том, ты же понимаешь, что я спрашиваю совсем не об этом.
Т. - Да блядь, что вам от меня надо?! Чтобы я сказал, что дрочу, когда читаю, как трахал Билла?!
И. - А ты дрочишь, когда о таком читаешь?
Т. - Пошли вы!!!
И. - Успокойся.
Т. - Ну вы и урод!
И. - Том, меня, как Генриха Баумана, совершенно не интересует, существует ли интимная связь между тобой и твоим братом, но как лечащий врач Билла, я должен об этом знать. Мы живем в обществе, где подобные отношения – табу. Как социальное, так и религиозное. Чувство вины может играть не последнюю роль в причинах нервного срыва.
Т. - И вы избавите его от этого чувства вины?
И. - К чему такая ирония в голосе?
Т. - А почему вы не спрашиваете: «Ага-а-а, Том, все-таки у него есть это чувство! Или ты оговорился?»
И. - Зачем я должен подыгрывать тебе?
Т. - Вы, что, не можете хоть раз мне ответить?
И. - Ты же мне не отвечаешь.
Т. – Какой-то вы странный психолог.
И. - Я – психиатр. Мы все странные. Отпечаток профессии, знаешь ли.
Т. – Хм...
И. - Том?
Т. - Можно я уже пойду?
И. - Да, конечно. Иди.

Не знаю, было ли то, что я увидел позднее, ответом мне или просто привычным способом забыться и уйти от проблем. Я смотрю в монитор. Запись скрытого наблюдения. Они сидят, забравшись на кровать с ногами: Том возится с лэптопом, Билл обнимает его, прижавшись к спине и положив подбородок на плечо, рассматривает картинки, появляющиеся на экране. Они хихикают, вполголоса что-то обсуждая, а потом Том вдруг говорит:
- Слышь, брат... - и поворачивается к нему лицом, шепчет на ухо.
- Серьезно? – тут же восклицает Билл, и я вижу, как он начинает напряженно покусывать губы.
- Ага. – Том кивает.
- Ну и что?
Видимо, это не тот ответ, который ожидал Том, потому что на лице у него появляется растерянность, и он лишь тянет:
- Не по-онял.
- Забей. – брат обнимает его за шею.
- Не, ну... я думал...
- Я помню.
- И-и, че?
- Ниче. – передразнивает его Билл. – Классно было.
Я смотрю, как они осторожно целуются. Закрыв глаза, легко касаясь друг друга губами. Мне не видно лица Тома, но Билл расслабленно улыбается, откидывает голову, подставляя шею поцелуям брата. Это не похоже на торопливые объятия подростков. И совсем не похоже на неумело скопированные ласки кинематографических героев. Это... Мне сложно быстро подобрать слова: чувственно. И нежно. И как бы мне не хотелось признавать, они выглядят как... опытные любовники. Семнадцатилетние братья-близнецы. Том проталкивает руку между их тел и внезапно хохочет, выгибаясь и даже постанывая:
- Ну, братан, даешь! Совесть-то есть? Я тебя всего пару раз чмокнул!
- Зато как. – Билл падает на спину, закидывая руки за голову, – Чистый драйв!
На его лице дурашливое выражение, видимо долженствующее изображать искушенную страсть: он прикусывает нижнюю губу и морщит нос. Но я вижу, как подрагивает в сдерживаемой улыбке рот, пока наконец, он тоже не начинает смеяться. И я невольно улыбаюсь вслед за ними, такое заразительное оно, это их детское веселье. А потом Том забирается руками брату под футболку. Я тяну руку к магнитофону, когда вдруг он говорит:
- Слушай, а тут то точно камера где то есть...
Билл разморено потягивается и лениво бросает:
- Да, наплюй. Он уже и так все понял.
И я выключаю кассету.
Как правильный психиатр, я бы должен на утро долго, завуалировано объяснять им, насколько неестественно их поведение, подтверждая свои нотации малопонятными обывателю цитатами из трудов Фрейда и ему подобным. Но я неправильный психиатр. Действительность намного сложнее всех законов и правил, написанных и составленных для нее. И когда ты это понимаешь, лицемерить и изображать из себя святошу не хватает совести.
Молниеносно прогрессирующий рассеянный склероз. Сдавленный плач в подушку, когда ей отказали в эвтаназии. Я не мог позволить, что бы мою Рози похоронили за оградой. Она не хотела жить, но боялась умереть проклятой Богом. Хоть и не истовая католичка, она боялась ада. И что мне оставалось делать? Ведь, к сожалению, иногда решение взять на себя чужой грех, это единственное, чем мы можем помочь. И как после этого, я могу осуждать двух мальчиков, пытающихся найти «золотую середину» в равной степени необходимых и мучительных для них отношениях?

***

Всегда сложно объяснить, как это происходит. Наверное. так рождаются книги: аморфные, витающие в голове мысли вдруг находят форму, облекаются в слова, выстраиваясь в логический сюжет. Так и у меня. Осознание приходит тоже вдруг, когда я сижу в кабинете, бесцельно разглядывая ленту Мёбиуса, вращающуюся на мониторе компьютера.

«По-вашему, кто ведомый?» «Даже не знаю. Раньше, мне казалось, что Том. У Билла всегда было столько идей, планов. Том немного не такой. У него... как бы это сказать... не такая фантазия, что ли». «Вы сказали своей дочери, что Билл у вас лечится? Ну, то есть, я хотел сказать... Что... Ну, зачем вы ей это...» И почти властное, негромкое: «Прекрати». Напряженный взгляд Симоны, смотрящей на обнявшихся мальчиков. Ее слова: «Ах вы об этом?» и «Естественно, наверняка находились девочки, с которыми у него что-то было. Но я сомневаюсь, что в таком количестве, как хочет это представить Том». Слова Йоста: «Они давали концерт в Лейпциге. После концерта за кулисами он поскандалил с гримершей. Они почти подрались». Выражение лица Тома, когда он кричал на меня во время последнего разговора: не так разъяренное моими домыслами, как болезненно-виноватое, словно своими словами я попал в точку. Я подавляю желание набрать номер герра Йоста. На часах половина двенадцатого ночи, и, боюсь, он не обрадуется моему звонку. Но лихорадочное возбуждение ищейки, напавшей на след, такое сильное, что я все-таки встаю, иду в гостевое крыло, где иногда ночует Том, и стучусь в его комнату. Он открывает, сонно моргая, войлочные косички, не собранные как обычно в хвост, окаймляют лицо, пижамная курточка перекрутилась, но, как ни странно, вид у него не раздраженный.
- Герр Бауман? – он совсем по-щенячьи сладко зевает, жмурясь и морща нос. – Добрый вечер. Что случилось?
- Мне надо кое-что у тебя спросить.
Он молча пропускает меня в комнату, вразвалочку шагает следом и забирается под одеяло. Совершенно не отягощенный излишними манерами молодой человек. Я невольно улыбаюсь и без приглашения присаживаюсь на край кровати. Он смотрит на меня, потирая глаз. И я спрашиваю:
- Как звали вашего гримера?
- Чего?!
- Как звали девушку, с которой почти подрался Билл в Лейпциге?
- А что?
- Том...
- Штефи. – почти по слогам, недовольно говорит он, настороженно глядя на меня.
- Что ты рассказал Биллу про себя и эту Штефи?
И понимаю, что мои догадки верны. Его лицо, как короткометражный рекламный ролик, выражения меняются со скоростью света: от ошеломления, через злость к виновато-ожесточенному, как у мальчишки, повредившего взятую без спроса отца машину.
- Какого черта? – тон наглый, но я слышу в нем почти испуганные нотки. - Вам чего, это так понадобилось посередине ночи?
- Ты сказал ему, что спал с ней?
Он смотрит на меня, потирая левую руку: привычный уже для меня жест, говорящий, что он начал нервничать. Я выжидающе молчу, и он, наконец, нехотя выдавливает:
- Ну да. Что у нас роман.
- И все?
Молчанье. Но я готов ждать. И жду, рассматривая его, пока еле слышно он не добавляет, внимательно глядя на складки одеяла:
- Ну, и что она... ну... это... беременная. От меня.
- Естественно, ты врал... - это даже не вопрос. И он согласно кивает, и тут же вскидывает взгляд, и в нем такой страх, что мне совершенно не по-врачебному хочется его пожалеть:
- Это из-за меня...?
Он не договаривает, но я и так понимаю. И качаю головой.
- Нет, Том.
Он смотрит, прищурясь, теребит кончиком языка уголок нижней губы, словно пытаясь там что-то нащупать. Колечко. Пирсинг. Привычки долго умирают. Я помню: фрау Каулиц рассказывала, как они снимали друг другу эти сережки.
- Нет. – повторяю я. – Корень самой проблемы не в тебе.
- Значит, все таки из-за меня. – он вздыхает, утыкается взглядом в одеяло.
- Знаешь, это как первая мировая война. Виновата политическая обстановка, а началась она из-за выстрела в Сараево Гаврилы Принципа.
- То есть я – это Гаврила Принцип?
- Ну, вроде того.
- Не радует. – он чешет бровь, снова смотрит на меня и неожиданно добавляет: – А вы - неплохой мужик. Бываете иногда. Объясняете так…доступно.
У него взрослый взгляд. Припухшие веки, как от недосыпания. Жесткий прищур. На самом деле он не считает меня «неплохим». Это сказано с одной-единственной целью: он ждет, что, купившись на его псевдодоверие, я продолжу говорить. На интересующую и болезненную для него тему. Настолько болезненную, что он даже не может решиться спросить в открытую.
- Спокойной ночи, Том. Спасибо, что ответил на мои вопросы честно.
- Спокойной ночи , герр Бауман.
Разочарования почти не заметно. Почти. Только чуть плотнее сжались губы. И уже у двери, взявшись за ручку, я оборачиваюсь:
- Они мешают тебе?
- Что?
- Ваши отношения…
- Нет.
Не успел даже подумать. Значит, действительно, нет.
- Спасите его. – тут же неожиданно добавляет он. И это звучит, несмотря на вычурную театральность фразы, неожиданно умоляюще.
- Зачем?
- Потому что они мешают ему. - Том смотрит на меня в упор, и во взгляде
усталость и боль. – Только он этого не понимает.
Я только улыбаюсь и качаю головой.

Из записи бесед. Билл Каулиц.

12. 01.200…

И. - Как ты спишь?
Б. - Спасибо, хреново. И мне почему-то не дают таблетки.
И. - Ты не будешь пить таблетки.
Б. - Какого черта? Я не могу без них заснуть!
И. - Значит, придется научится.
Б. - Бля, вы что – садист?!
И. - Ты не в кругу своих сверстников, мальчик. Подбирай, пожалуйста, выражения.
Б. – Ладно... Извините.


20. 01.200…
И. - Ты помнишь события дня, когда все случилось?
Б. - Смутно. Какими-то кусками.
И. - Ты принимал в тот день что-нибудь?
Б. - «Ред булл». Наверное. Я вообще много его пил в последнее время. Ну, больше двух банок это уж точно.
И. - Билл, а ты принимал наркотики?
Б. - Что? А-а. Да пробовал, конечно.
И. - И какие?
Б. - Да разные. Кислоту, кокс. Травку. Не вставляет. Я не люблю, когда теряю контроль.
И. - И кто об этом знал?
Б. - Да все знали.


29.01.200…

И. - Ты - девственник?
Б. - А это важно?
И. - ...
Б. - Нет.
И. - Когда ты впервые занялся сексом?
Б. - Ну, лет в пятнадцать.
И. - Это была девушка?
Б. – Хм... Да. Это была девушка.
И. - А потом у тебя были подруги?
Б. - Нет.
И. - Почему?
Б. - Я бы, конечно, мог ответить вам, как отвечаю журналистам, что просто не хватало времени, постоянные разъезды и бла-бла-бла, но вы же не об этом, да?
И. - Да. Не об этом.
Б. - А мне не понравилось.
И. - В таком случаи, может у тебя были друзья?
Б. - ... Не-а. Не было.
И. - Как ты относишься к Дэвиду Йосту?
Б. - Дэйв – натурал.
И. - Я же не спрашиваю, хочешь ли ты его.
Б. - Ну, я вам все равно отвечу: не хочу.
И. - Почему же вы меняетесь одеждой и украшениями?
Б. - О! Вы заметили? Ха! Да это так, для прикола. Обычно это только преданные фанатки замечают! А вы, выходит, герр Бауман, мой ярый фанат?
И. - Я твой лечащий врач, Билл. Поверь, это почти одно и то же.


5.02.200…
И. - Каково это, Билл, любить собственного брата?
Б. - Что?!
И. - Я неразборчиво сказал?
Б. - Да вы... Вы что?
И. - Подозреваю, что именно по этой причине ты не заводишь друга или подругу. Я прав?
Б. - ...
И. - Билл?
Б. - Мы - это одно целое. Вы не поймете.
И. - Вы - разные люди, Билл.
Б. - Мы - близнецы. Мы - одинаковые.
И. - Ты же знаешь, что врешь себе. Сейчас вы даже внешне отличаетесь, не говоря уже о характерах и темпераментах.
Б. - И что?
И. - Ничего. Просто тебе нужно понять... и принять то, что вам нужно отпустить друг друга.
Б. - Том – хренов бабник!
И. - Ты не прав. Не такой уж он и бабник. Ваши отношения, какими бы они ни были в глазах людей, это то, что вас связывает, то, что останется между вами на всю вашу жизнь. Любовь, забота, поддержка. Но за пределами этих отношений есть большой мир. И тебе нужно суметь жить в нем. Без Тома.
Б. - А если... Если, допустим, я этого не захочу?
И. - Тогда можешь сразу перерезать себе вены, что бы не тратить ни мое время, ни деньги семьи.
Б. - Очень смешно!
И. - С чего ты взял, что я шутил? Нельзя всю жизнь вожделеть своего брата, Билл, и не замечать, что мир вокруг полон уймой привлекательных и интересных людей. К тому же Том это уже заметил.
Б. - Ага! То есть вожделеть брата в принципе можно, а вот делать это всю жизнь – нельзя! Да? Так получается? Вы что же, герр Бауман, не осуждаете инцест?
И. - Вероятно, ты плохо ознакомлен с этим понятием, мальчик. Сомневаюсь, чтобы в своих отношениях вы зашли настолько далеко, что бы ваше подростковое барахтанье под одеялом, получило громкое название «инцест».
Б. - Откуда вам знать?
И. - А разве я ошибаюсь?
Б. - Вы так говорите об этом... словно считаете это нормальным.
И. - Жизнь и работа научили меня не судить опрометчиво о подобных вещах. Ведь в сущности, несмотря на общепринятые нормы и законы Бога, каждый сам для себя устанавливает понятие греха. И в вашей ситуации. важно как вы сами к этому относитесь, а не я и общество.


14.02.200…
И. - Смотрю, ты снова с пирсингом.
Б. - Да. И Том тоже. Он говорил, что я сам попросил его вытащить мне болтик из языка. Еще в той больнице. Не представляю, что это на меня тогда нашло.
И. - Видимо, это был подсознательное отказ от прежней жизни.
Б. - Фу, какой кошмар! Серьезно?
И. - Да.
Б. - Но я не хочу от нее отказываться.
И. - Ты уже отказался. А то, что будет сейчас это уже новая жизнь. Помнишь?
Б. - Ну, да, да. Неправильно расставленные приоритеты и все такое. Надеюсь, то, что я снова надел эти штучки, не значит, что я опять могу сдвинуться?
И. - Это зависит от тебя. Если ты осознал, что все-таки тогда произошло, то ты никогда больше не «сдвинешься». По статистике, у большинства людей, манифест маниакально-депрессивного психоза, так и остается манифестом. И никогда не развивается в болезнь.
Б. - Успокоили.

20.02.200...

И. - Посмотри, пожалуйста.
Б. - А что это? ...О!
И. - Твоя мама готова подписать контракт, если ты согласен. Фирма ждет только твоего решения, что бы начать пошив коллекции.
Б. - О боже! Откуда... Как это все получилось?
И. - Твои наброски. Помнишь, те, которые ты рисовал?
Б. - Вот вы хитрый! А я все думал, зачем они вам понадобились. Че-ерт... Поверить не могу!
И. - Ты недоволен?
Б. - Это я недоволен?! Да вы что! Это же супер просто! Шмотки с маркой Отеля!
И. - При чем здесь Отель?
Б. – Ну, а как?
И. - Коллекция Билла Каулица. Авторские права. Все как положено. За тобой – разработка лого.
Б. - Серьезно?
И. - Абсолютно.
Б. – Пфф... Я в шоке! А что, правда, они ждут только моего согласия?
И. - Ну конечно. И еще, тебя приглашают на озвучивание мультфильма. По книге Люка Бессона. Это вообще-то был секрет, но я, уж прости, не выдержал.
Б. - Меня? На озвучку?! Вы что, решили меня утопить в классных новостях? Коллекция, мультик. А вчера еще Дэйв звонил. Сказал, что только вы меня отпустите, мы сразу начинаем запись нового сингла. Супер! Я уже так соскучился по всей этой суете! Болеть, я вам скажу, это чертовски нудно.
И. - Можешь позвонить герру Йосту и сказать, чтобы готовил студию. Завтра вы улетаете в Германию.

***
За два дня до отъезда я опять попросил его проиллюстрировать свои отношения с Томом. Люблю эти тесты: они забавны, дают богатую пищу для размышлений и быстро забываются пациентами. На листке передо мной снова гавань: все те же остроконечные горы вокруг, все тот же причал и несколько домиков. Вот только на это раз причал пуст: нет ни тумбы, ни надписи. Зато из залива, борт о борт с кораблем брата выходит изящная парусная яхта под названием «Билл».