Hannie (Anime_for_u) все записи автора
Спальня леди Хеллсинг. Лунный свет, падающий из открытого окна, освещает кровать, на которой
спит Интегра. Другие детали обстановки теряются в сумраке. Звучит тема из «Belle».
Интегра беспокойно шевелится во сне.
Появляется Уолтер со шваброй и принимается мыть пол, постепенно сужая круги вокруг хозяйской
кровати. Приблизившись к своей цели вплотную, Уолтер, громко хрустнув артритными суставами,
падает на колени.
Уолтер (дребезжащим дискантом):
Спит, утомившись за день до предела.
Ты на моих глазах росла и зрела…
Стыд – уж десять лет подряд меня терзает стыд,
Я пал, как Гумберт, жертвой юной красоты!..
Пусть дни и годы, не щадя тебя, летят,
Ты для меня все то же нежное дитя.
И сердце старческое жарче бьется вновь…
Угас в маразме разум, но жива любовь!
Поднявшись с колен, Уолтер в лучших традициях старых голливудских фильмов вальсирует со своей
шваброй по комнате. Проснувшаяся Интегра, смотрит на него с удивленным выражением на лице.
Внезапно из-за сцены доносится шелест бумаги и обрывок песнопения на латыни. Испуганно
вздрогнув, Уолтер бросается в темный угол и замирает там, подняв швабру над головой и прикинувшись торшером.
На сцене появляется отец Андерсон – со сверкающими клинками в руках, со сверкающим крестом на
груди и со сверкающими очками на носу. Интегра в растерянности тянется под подушку за ружьем,
но в этот миг Андерсон, выронив клинки, хлопается перед ней на колени, как перед алтарем.
Андерсон (хорошо поставленным в семинарии голосом):
Яд, яд греховный мне разъел всю душу.
Я воле божьей прежде был послушен
Зря – зря столько времени я соблюдал обет.
Я в искушенье впал, и покаянья нет!..
Все врут фанаты-извращенцы обо мне –
Не Алукард меня преследует во сне.
Не он, но ты, Интегра, мой тревожишь сон.
У ног твоих, как агнец, падре Андерсон…
Потрясенная Интегра, роняет ружье. В это время из-за сцены доносится приближающийся звук шагов.
Андерсон (испуганно): Боже мой! Если меня застанут ночью в спальне женщины, – какой будет позор
для матери-церкви! (поспешно скрывается за занавеской)
На сцене появляется Люк Валентайн. В руках у него бутылка шампанского и коробка шоколада в
форме сердца. Интегра протирает глаза. Склонившись в глубоком куртуазном поклоне, Люк
протягивает ей свои дары.
Люк:
Как, как с тобою внешне мы похожи…
Знак, тайный знак я вижу в этом. Может,
В такт – живое сердце с мертвым попадает в такт,
И не помеха нам проклятый Алукард!
Пусть он потомственный вампир, а я лишь фрик –
Его способности не превзойдут моих!
Да молод я, зато умен не по летам,
Моя уже почти Интегра Валентайн…
Из-за сцены доносится звук каблучков.
Люк (встревоженно): Любимая, никто пока не должен знать о наших чувствах! Я сделаю тебе
предложение, когда соберу новую армию упырей! (скрывается в шкафу)
На сцене появляется Виктория. Интегра, уже уловившая общую тенденцию, смотрит на нее с ужасом.
Виктория (робко ковыряя кирзачом пол):
Ой, я, кажись, зашла сюда некстати…
Злой у Интегры вид – сейчас как вкатит!
Мой, язык мой глупый мне подгадил как всегда –
Забыла я сказать, зачем пришла сюда.
Не для того, чтоб, сэр, признаться вам в любви,
Хоть для меня во всем примером стали вы!
Любую нечисть ради вас я задавлю…
Но Алукарда я вам, сэр, не уступлю!
Интегра с новыми силами берется за ружье. В это время из окна доносится пыхтение.
Виктория: Ой! Если меня здесь увидят, то могут подумать… могут подумать… могут подумать
что-нибудь СТРАШНОЕ! (заползает под кровать)
Через подоконник переваливается Максвелл с букетом белых роз.
Максвелл:
Бог, знает только бог, кого люблю я.
Вздох под сутаной грудь мою волнует…
Ох! Я еретичку полюбил, как идиот,
Но на дороге чувства встал «Искариот»!..
Ужели быть не сможем вместе ты и я,
Моя прекрасная английская свинья?
О, дай лишь знак, чтоб я надеяться посмел…
И я пошлю к чертям 13-ый отдел!
Интегра действительно подает Максвеллу некоторые знаки, описывать которые мне не позволяет
врожденное чувство приличия. Скажу только, что они вряд ли могут вселять надежду. Внезапно
из-за сцены доносится звук шагов, сильно напоминающий знаменитую «поступь судьбы».
Максвелл (обеспокоенно): Не то чтобы я испугался… Я не испугался! Я просто не хочу делать вам
компрометации! (прячется за вторую занавеску)
На сцене появляется Ян Валентайн. В руке он держит три вялые гвоздички, в соответствии с
лучшими гопническими традициями похищенные на кладбище. Интегра щиплет себя за руку, но – увы!
– это не сон.
Ян:
Блин, я не видел баб таких прикольных!
Сплин мною овладел, мне все отстойно,
И от сильных чувствов, типа, весь хожу больной…
Перепехнулась бы, Интегра, ты со мной!..
Меня, чувиха, сто пудов, с ума свело
Твое очками полускрытое табло!
За нежный взгляд твой, за улыбку за одну
Кому угодно глаз на ж…пу натяну!
Свет на сцене начинает меркнуть.
Ян (оглядываясь с тревогой): Это еще че за ботва? Типа, че-то мне не по себе…
Пытается залезть в шкаф. Происходит короткая, но эмоционально насыщенная сцена узнавания между
братьями, после чего оба скрываются в шкафу.
Свет на сцене гаснет окончательно, остаются видны только кровать и сидящая на ней Интегра.
Внезапно по всей сцене во тьме загораются сотни красных глаз. Из мрака выступает Алукард –
дьявольски красивый и дьявольски романтичный.
Алукард:
Смерть разделяет нас с тобой, Хозяин…
Сметь я могу лишь есть тебя глазами,
Ведь отвергла ты мой дар решительной рукой,
Желая после смерти обрести покой!..
Я обречен жить вечно, помня и скорбя,
Зачем бессмертье мне, коль рядом нет тебя…
Я б душу продал ради милого лица,
Но, к сожаленью, нет души у мертвеца.
Интегра (и Автор вместе с ней) вытирает краем пододеяльника обильно струящиеся розовые сопли.
Интегра (дрогнувшим голосом): Алукард!..
Алукард: Интегра!..
Писк из-под кровати: Хозяин! Хозяин, а как же я?!
Алукард (сильно вздрогнув): Полицейская?! Что ты делаешь у Хозяина под кроватью?
Из шкафа выпадают мутузящие друг друга братья Валентайн.
Алукард: Что?! И Валентайны тоже здесь?
Ян ( сидя верхом на Люке): О белозубый красноглаз, не будем лохматить бабушку! Давай, тебе
сисястую, нам с братом очкастую, и нет базара!
Люк (из-под Яна): Мой недостойный брат, как смел ты назвать мою возлюбленную Интегру
«очкастой»? Я вынужден буду набить тебе лицо!
Андерсон (в ярости срывает занавеску и топчет ее): Я сейчас вам обоим набью лицо,
упыри-самоучки!
Алукард: Ну конечно, куда же без католиков?
Максвелл: Так вот, падре, где вы проводите ночи! А говорили, в посте, в молитвах… Стыдно,
стыдно, отец Андерсон!
Андерсон: На себя бы посмотрели, отец Максвелл!
Уолтер (из-под швабры): Ходют-ходют, католики проклятые, а потом бумага в туалете пропадает!
Алукард: Уолтер? И ты тоже?!
Уолтер: А что, собственно, Уолтер? Чуть что – сразу Уолтер! Почему всем можно, а мне нельзя?
Алукард: Никому нельзя! Все пшли вон из хозяйской спальни!
Люк: Сам-то че тут делаешь?
Алукард: Я главный герой!..
Все: Ну вот и хватит с тебя!
Алукард (доставая пистолеты): На выход, я сказал!
Далее следует некрасивая сцена, описывать которую я не берусь по причине врожденного
человеколюбия. Скажу только, что в воздухе свистят пули, ножи, Библии, отстреленные и
отрезанные уши, гарроты, швабра, базука, которую Виктория использует как холодное оружие, и
бутылка с отбитым дном – скромный вклад Яна Валентайна в общее дело. Интегра наблюдает
батальную сцену и постепенно багровеет. Наконец ее нервы не выдерживают.
Интегра: СТОЯТЬ!!!
Все замирают – получается немая сцена не слабее ревизоровской.
Интегра (поднимается на кровати и гордо одергивает ночную рубашку):
«Search & destroy» моим дивизо стало.
Ночь, смотрит ночь в окно – как я устала…
Дочь такого рода честь семьи хранить должна,
Но сколь желанны мне покой и тишина!..
Идите в ж…пу, задолбали, вашу мать!
Ни днем, ни ночью нет возможности поспать!
Кругом одни уроды, взгляд куда ни кинь!
Подите вон, во имя Господа! Аминь!
Занавес
ЗОЛУШКА
– Не поняла… – протянула Интегра.
– Что-то интересное, маста? – за ее плечом возник Алукард.
Она показала ему письмо с королевским гербом. В нем, черным по белому, было написано, что такого-то числа сама Королева прибудет в резиденцию Хеллсингов, чтобы посмотреть сказку Золушка в исполнении… разумеется, в исполнении верных слуг Ее Величества.
– Офигеть! – радостно высказался Алукард, порадовавшись про себя, что у него-то, в отличии от некоторых, чисто эпизодическая роль. Правда, фея-крестная… м-да…
Почуяв неладное, пришла Виктория, волоча за собой «Халукон» – она как раз собиралась преподать Бернадотте несколько уроков снайперской стрельбы без оптического прицела.
– Что случилось, маста? – протянула она, глазами преданной собаки поедая Алукарда.
Тот сунул ей под нос письмо.
Прочитав его два раза, девушка выпучила глаза на Интегру:
– Интегра-сама… вы… ой… я… как… Мастаааа!!!
– Да, я! – рявкнула Интегра, которой доверили роль Принца.
Серас, соответственно, оказалась Золушкой.
– Эй, Серас, ау!!! – кричал где-то Бернадотте, с нетерпением ожидая мастер-класса.
– Я, пожалуй… пойду… – промямлила она, пятясь к выходу.
– Стоять! – скомандовал Алукард.
Серас мгновенно вытянулась во фрунт, отдала честь и гаркнула:
– Так точно, маста!
И осталась стоять, прижимая к себе базуку.
Открылась дверь, в кабинет начальницы прошествовал Волтер, ведя за собой остальных участников этого бреда, сиречь: Андерсона в роли мачехи, братьев Валентайн в роли сестер Золушки и Бернадотте, которому досталась относительно нормальная роль королевского гонца. Сам Волтер, судя по королевскому посланию, был Королем.
Все еще раз ознакомились с королевской волей.
– Вот блин! – высказался Ян. – №%#$@^**% нас!
И тут же получил по шее.
– Не смей так высказываться о Ее Величестве! – гаркнула злобная Интегра.
– Я так полагаю, нам надо отрепетировать, – внес предложение Волтер.
Как ни странно, но он остался жив…
Темный зал замка Хеллсингов. Идут последние приготовления к представлению. Королева вот-вот прибудет. Расставлены декорации, репетиции проведены, только…
– Нет, нет, нет! – визжал Ян, отбиваясь от горничных, пытавшихся облачить его в прелестное синенькое платьице с пышными юбками и глубоким декольте – оно осталось Интегре в наследство от бабушки. – Я ни за что это не надену!
В стороне молча облачался в точно такое же, только бежевое, платье Юнг. Высоко вздернув подбородок, отвернувшись и пытаясь не реагировать на подколки Бернадотте.
– Маста, ну пожаааалуйста! – Серас, одетая в миленькое розовое платьице (в котором ее необъятный бюст смотрелся очень даже ничего), на коленях стояла перед Алукардом, протягивая ему наряд феи: длинное узкое платье с блестками, перчатки до середины предплечий, крылышки, корону и волшебную палочку.
– Ни за что! – отчеканил великий вампирохантер и отвернулся.
В зал, чеканя шаг, вошла Интегра в костюме королевского гвардейца. В зубах зажата привычная сигара – для вящего спокойствия.
Оглядев бардак, она скомандовала:
– Смирно!
Актеры вытянулись перед ней.
– А теперь, без скандалов, быстро… ОДЕЛИСЬ!!!
Истекли последние минуты. Сцена готова. Занавес вот-вот поднимется. В уголке устроился с микрофоном Максвелл – его пригласили озвучивать закадровый голос, остальные Искариоты готовились изображать массовку на балу.
– Пять, четыре, три, два, один… – отсчитал Волтер – в горностаевой мантии и запасной короне Ее Величества – и махнул рукой: – Начали!
Бархатный занавес медленно раздвинулся, открывая сцену. На сцене изображена комната, обставленная там креслами, столиками, диванчиками, шкафчиками. Посередине стоит Серас с верной базукой на плече.
Хорошо поставленным голосом Максвелл начал рассказ:
– Давным-давно, в одном Королевстве жила-была девочка. Звали ее Серас. – полицейская заискивающе улыбается. – У нее не было мамы, но зато был любящий папа, – на бэкграунде мелькают фото безвременно почившего папы. – Они были счастливы. Но однажды папа решил, что его дочке плохо без мамы, и женился во второй раз. В их дом мачеха привела двух своих дочерей.
Тяжело бухнула дверь, и на сцене, гуськом, появились Андерсон в черной сутане с крестом на шее и ножичками, за ним – братья Валентайн в милых платьицах бабушки Хеллсинг. Запнувшись о подол, Ян грохнулся на пол, потянув за собой и братца.
Серас и Андерсон переглянулись с одинаковыми каплями.
– В общем, – подытожил Максвелл, – жили они… гм… счастливо. Пока, в один прекрасный день, не умер папа Серас. И тогда все стало очень плохо.
Андерсон многозначительно провел пальцем по горлу. Валентайны перестали ругаться и с нехорошими улыбочками потянули свое личное оружие. Серас попятилась, но тут же сориентировалась и навела на них базуку.
На сцене молчание.
– Гм… в общем, Серас поняла, что ее мачеха и сестры очень плохие люди и поругалась с ними. Но, не смотря на то, что папа оставил ей в наследство кое-какое оружие, их все-таки было больше. Поэтому Серас стала служанкой в собственном доме. Она вытирала пыль, пылесосила полы и мыла посуду. А мачеха и ее дочки бездельничали.
Друг друга сменяют сцены. Вот Серас с метелкой. Андерсон у камина точит ножики. Серас с пылесосом. Юнг заряжает пистолеты. Серас убирает посуду. Ян напивается. Серас молится на портрет Алукарда.
– Долго это длилось, или нет – неважно. Важно то, что однажды по всему Королевству объявили следующее…
На сцену выходит Бернадотте, заглядывает попутно в декольте Серас, показывает язык Валентайнам. В руках у него громадный свиток. Сам он одет герольдом.
Развернув послание, Пип зачитал:
– Король повелевает всему Королевству! Через два дня во дворце состоится бал, на котором принц выберет себе невесту! Приглашаются все незамужние девушки и женщины Королевства!
Закончив читать, он ушел.
Действие снова переносится в дом Золушки.
– Что, быть невестой этой #####! – кричит Ян, размахивая руками.
Из воздуха тут же возникает кулак Алукарда и обрушивается ему на голову.
Юнг выразился более дипломатично:
– Не пойду! И точка. В конце концов, я еще не прибил Алукарда!
На бэкграунде появляется огромная надпись: «Фиг тебе!» – и изображение известной комбинации пальцев.
– А… можно я пойду? – опасливо косясь на ножички священника, спросила Серас. – Я… ээ… красивая… молодая… незамужняя… девушка! – сказала она и обиженно покосилась на бэкграунд. Бэкграунд промолчал, напрочь игнорируя ее слова.
Зато заинтересовался Ян.
– Что, правда, целка? – нехорошо посверкивая глазками, спросил он, перебираясь поближе. – Тогда… – притянув девушку к себе, он что-то зашептал ей на ухо.
Зал с интересом следит, как Серас медленно краснеет.
– Извращенец! – заорала возмущенная до глубины души вампирша и тут же припечатала незадачливого поклонника своей базукой, замаскированной под швабру.
Бэкграунд соизволил разразиться «ХА ХА ХА».
Серас прочитала это, шмыгнула носом, села на пол и разревелась:
– Все… уроды!.... Ааааааааа!!!........никто… меня не… любиииит!!!.... вот…. Вот умру!.... назло!..... Аааааааа!.......
На всех присутствующих повисли капли.
– Хочешь, я тебя полюблю? – с надеждой предложил Ян.
– Отстань! – сквозь плач отрезала Серас. – Святой отец! – она устремила заплаканные глаза на свою последнюю надежду: – Прошу вас, защитите меня! От этих… извращенцев!!!
– Не плачь, дитя мое! – возвышенно произнес Андерсон и наложил на несчастную крестное знамение, отчего та вздрогнула и перестала плакать. – Вы, двое, на бал! А для тебя, дитя мое, есть работа! Вот, в общем, убери всю церковь, только к алтарю не приближайся – убьет! Чтобы до нашего возращения все было чисто!
– Спасибо вам, святой отец! – с невиданным доселе энтузиазмом воспрянула духом Серас и кинулась отмывать церковь.
Бэкграунд видимо помрачнел.
– Итак, – вступил Максвелл, – мачеха и сестры уехали на бал, оставив Серас делать всякую тяжелую и грязную работу по дому. – показывают Серас, с энтузиазмом моющую полы. – Но девушка задумалась, а почему, собственно, ее не взяли на бал?
Серас пожала плечами:
– Не взяли и не взяли.
Бэкграунд выдал свое коронное: «Мент!»
Боязливо покосившись на надпись, девушка зачастила:
– Да-да… это так несправедливо, что меня не взяли на бал! Ах, какая я несчастная! Я просто умруууууу!
– И тут, – загадочным голосом, в котором прорезывались истерические нотки, сказал Максвелл, – в доме повеяло могильным хладом и раздался жуткий хохот.
V_V’’’ – отреагировал бэкграунд.
И на сцене появился Алукард. В длинном вечернем платье, с крылышками за спиной, диадеме, туфельках. Все абсолютно красное. В руках Шакал вместо волшебной палочки.
При его появлении Серас хлопнулась на задницу и зашлась истерической икотой.
– Серас очень испугалась, когда в церкви…
– Какая церковь?! – заорал Алукард, исчезая. – Меняйте декорации, мать вашу!
– В общем… – Максвелл прокашлялся. – Серас очень испугалась, когда рядом с церковью вдруг появилась… гм… прекрасная… гм… женщина… с волшебной… гм… палочкой…
Где-то за кулисами зашелся истерическим смехом Ян. А с ним и весь тринадцатый дивизион.
– Т-ты… ик!.... кто? – по сценарию спросила Серас.
– Твоя фея-крестная, мать… – процедил Алукард.
– А какого хрена тебе тут надо? – тут же нашлась она. Но подниматься на ноги не спешила.
– Хочу отправить тебя на бал, чтобы ты… – Алукард подошел к полицейской и что-то зашептал ей на ухо.
Зал с интересом следит, как бледность заливает лицо вампирши, и как округляются ее глаза. От страха, надо полагать.
– Н-но… мастааа… как… я… я не могу же!... – Серас заклинило.
Вампирохантер тяжело вздохнул.
– Ладно. Давай, тащи что-нибудь. Ну, там, черепушку какую-нибудь, что ли… – говоря так, он вытащил из декольте четырех червяков и мохнатого паучка. И кинул все это на пол.
– Аааа! Какая гадость! – мгновенно отреагировала Серас и вскочила куда повыше – на алтарь.
Взрыв.
– Говорил же, убьет! – напомнил из-за кулис Андерсон.
Когда дым рассеялся, зрители увидели зареванную Серас и Алукарда с каплей.
– Ааааа! …. Все хотят моей смерти!.... аааааа!!
Еще один тяжелый вздох.
– Наконец, – продолжил Максвелл, – Серас успокоилась, нашла старый череп, и фея-крестная превратила его в карету, червяков в коней, паука в кучера, а грязное платье Серас в бальный наряд.
Сцену снова заволокло дымом. Когда он рассеялся, взглядам зрителей предстала чумовая тачка почему-то с четырьмя пушками на крыше и водителем неопределенной национальности и Серас в… костюме мастериц бразильских танцев, который составляет из себя босоножки, очень маленькое бикини и много-много перьев на попе и на голове. И все это разноцветное.
Оглядев себя, Серас зарделась.
– Маста… но… это же…
Критично оглядев ее, Алукард высказал свое веское слово:
– А тебе идет, полицейская.
– В кои-то веки я с ним согласен! – прерывающимся голосом прошептал из-за кулис Юнг Валентайн.
Серас обернулась. Внизу, у самого пола, из-под бэкграунда, блестел целый рядок совершенно сумасшедших мужских глаз. И было их там даже больше, чем у Юнга, Яна и Пипа вместе взятых.
– Э…
– Хахахаха! – разразился смехом Алукард, исчезая. Потом, остановившись на полпути, добавил: – Только не реви! В полночь превратишься обратно! – и исчез окончательно.
– Поскорей бы полночь… – вздохнула главная героиня.
– Остановите часы! – донесся из-за кулис мужской хор.
Занавес.
Антракт десять минут
Зрители выходят покурить.
За кулисами истерически рыдает Серас. Жилеткой ей служит Андерсон, как самый стойкий из всего закулисного мужского населения.
Интегра прозревает ужасное будущее.
Алукард где-то витает.
Конец антракта.
Занавес.
Действие переносится в королевский дворец, потому и сцена обставлена соответственно. По середине – запасной трон Королевы, ковры, гобелены, оставшиеся от рыцарских времен. На троне сидит Волтер, рядом стоит Интегра и мрачно жует сигару. Перед троном танцуют охотники из тринадцатого дивизиона.
Максвелл откашлялся.
– В королевском дворце вовсю шел праздник. На бал прибыли все девушки Королевства, каждая хотела понравиться принцу. – Интегра скривилась.
– Понравился тебе хоть кто-нибудь? – спросил Волтер, стоически выдерживая роль.
– Ни одна. – процедила Интегра. – Огоньку не найдется?
В углу тусуются Валентайны. Им неинтересно.
– И вдруг двери распахнулись и в зале появилась прекрасная девушка! – объявил Максвелл. У всех мужчин слюни закапали. На сцену вышла Серас, скромно прикрываясь ладошками. Ее появление было встречено громкими овациями. – Она была столь прекрасна, что никто не мог оторвать от нее глаз. Но, самое главное, она очень понравилась принцу!
Хеллсинг закатила очи горе, но послушно направилась к несчастной главной героине. Схватив ее за руку, она потащила Серас прямо на середину сцены.
– И они стали танцевать. И танцевали они всю ночь, до тех самых пор, пока часы не пробили двенадцать…
Молчание.
Все смотрят на часы, на которых, почему-то, вот уже который час ровно восемь.
– А? – не поняла Серас.
– Двенадцать, я сказал.
На часах восемь.
– Ура! – грянул радостный хор, все перестали пялиться на часы и продолжили пялиться на Серас.
– Интегра-сама! – девушка быстро спряталась за спину начальницы.
– Алукард.
«Двенадцать!» отразилось на бэкграунде и послышался звук перезаряжаемого пистолета.
– Ну, двенадцать, так двенадцать… – пробурчал кто-то, и довольная Серас бросилась вон со сцены.
Проводив ее удрученными взглядами, Искариоты тяжело вздохнули.
– Ну и падла же ты, Алукард, – озвучил общее мнение Юнг.
– Прекрасная незнакомка сбежала с бала, – поведал зрителям Максвелл, – как только на часах пробило двенадцать. И этим она повергла в уныние оставшихся… – «оставшиеся» закивали и пригорюнились. – Но… что это? Принц, выбежавший следом за красавицей, нашел на ступеньках только туфельку…
Интегра вытащила из-за спины босоножку.
– И тогда он поклялся, что…
– Клянусь, – скучным голосом зачитала текст леди Хеллсинг, – что та девушка, которой придется в пору эта туфелька, станет моей невестой.
Занавес.
Антракт десять минут.
Зрители выходят покурить.
За кулисами мужчины уговаривают Серас не снимать бальный наряд. Она – с божьей помощью в лице отца Андерсона – показывает всем, где раки зимуют.
Интегра прозревает еще более ужасное будущее.
Алукард демонически хохочет.
Конец антракта.
Занавес.
Действие снова в домике Золушки. День. Мачеха и сестры пьют чай и обсуждают вчерашний бал.
– А вот когда мы пришли со своей армией упырей, – захлебываясь словами и чаем с водкой, рассказывал Андерсону Ян, – то мы поубивали всех! Ну, почти всех, кроме этой… как ее… – он покосился на бэкграунд. Бэкграунд хмурился. – В общем, всех, кроме Рыцарей Круглого Стола. Потом мы дрались с Волтером. Ты не смотри, что он старик. Он еще ого-го! А потом… – он мечтательно зажмурился. – Потом, когда моя армия была уничтожена, Серас так меня обнимала!... Так крепко, так страстно…
– Ууууууу! – завистливо протянули из-за кулис.
– Мы были так близки…
ХЛОБЫСЬ!
Проходящая мимо Серас огрела его своей базукой, на этот раз замаскированной под метелку для пыли.
– Так близки… – просипел пришибленный Ян и замолк.
– В это время, – вступил Максвелл, – по всему Королевству разъехались гонцы.
На сцену снова выходит Бернадотте. И опять у него с собой огромный свиток.
– Королевский указ! Та девушка, которой придется в пору туфелька, станет невестой принца!
– Как интересно, – пробурчал Андерсон. Куда больше его интересовали спицы для вязания. Он как раз прикидывал, как замечательно можно убивать ими вампиров, если покрыть серебром, заточить и освятить в церкви.
– Мачеху и ее дочерей очень заинтересовала эта весть, и поэтому они пригласили гонца к себе в дом, надеясь, что туфелька придется одной из них в пору.
Бернадотте нагло расположился на диване и вытащил туфельку.
– Ну?
Валентайны хмуро глядели на него.
– Первой решила попробовать старшая сестра, – намекнул Максвелл.
Юнг вздохнул, снял ботинок и, задрав юбки, протянул Пипу свою ногу.
Сморщив нос, типа, как воняет!, Пип попробовал нацепить босоножку на его лапищу.
Радостно помотал головой!
– Облом!
От счастья старший брат перекрестился.
На Яна туфелька тоже не налезла.
– Посмотрев на мрачных сестер, гонец спросил:
– А нет ли у вас в доме девушки? Ну, знаете, обязательно вот с такими буферами, – Пип даже показал наглядно, – и классной задницей.
Братья Валентайн заворожено следили за его манипуляциями. Потом дружно помотали головами.
ФЬЮЮЮЮ!
Пип покачнулся и повалился набок. Серас все-таки продемонстрировала ему стрельбу без оптического прицела на дальние расстояния. Правда, без базуки.
Быстро очнувшись, Бернадотте вытащил на сцену Серас и напялил на нее злосчастную босоножку.
Тут сцену снова заволокло дымом, а когда дым рассеялся…
– Аааааааааа! – завизжала Серас, вновь увидев на себе ненавистный наряд.
– Оказалось, что Серас и есть та самая красавица, которая так понравилась принцу.
Интегра глубоко вдохнула, выдохнула и вышла на сцену.
– Принц примчался, как только услышал столь радостную весть, и сразу же предложил Серас руку и сердце.
Скрипнув зубами, леди Хеллсинг опустилась на одно колено и молвила тем же занудным голосом:
– О, прекрасная незнакомка, молю вас, станьте моей женой!
Неопределенно пискнув, Серас свалилась в неподдельный обморок.
– Серас так обрадовалась, что не могла и слова от счастья вымолвить. И, когда принц ее поцеловал…
– ЧТО?! – взревела Интегра.
«ХА ХА ХА» отозвался бэкграунд. И перевел: «Целуй ее».
– Но… но… – пыталась протестовать Серас, но тут Интегра заткнула ей рот поцелуем. Пришлось замолчать.
– И жили они долго и счастливо…
Занавес медленно закрылся.
Конец.
Бурные овации.
Поздний вечер того же дня.
Одна из маленьких гостиных замка Хеллсингов. Актеры успокаиваются. Дам отпаивают: Интегру чаем с валерьянкой, Серас кровью. Алукард, снявший костюм феи, о чем-то треплется с Андерсоном. Максвелл выслушивает исповеди братьев Валентайн. Волтер проявляет недюжинную выдержку.
В общем, все счастливы.
Особенно зрители.
Особенно Королева, которая сказала напоследок:
– Дорогая моя, мне безумно понравилось! Думаю, в следующий раз мы поставим «Белоснежку и семь гномов»! Или «Дюймовочку»! Тоже очень хорошая сказка!