Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
«Прощай, брат! Хоть жаль мне не скрою,
Но все же тебя я покину».
Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пёстрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.
Собака не взвыла ни разу,
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.
Старик у вокзального входа
Сказал: «Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы,
А то ведь простая дворняга!»
Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык потоптался
И ринулся в непогодь ночи.
В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали.
Тут видно о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.
Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит, задыхаясь.
Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
И выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти открытой.
Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела.
Труп волны снесли под коряги.
Старик, ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце чистейшей породы.