Kott Da Vinci

С одной стороны, древнекитайскому символу «Инь-Ян» повезло гораздо больше, чем свастике и пентаграмме. Его графическое выражение было уже следствием вкладываемого в него смысла. Сами понятия «Инь» и «Ян» с момента своего возникновения тотчас попали в руки китайских философов, поэтому их значение не столько принципиально менялось с течением времени, сколько расширялось и углублялось.

Однако на Западе изящество и экзотическое очарование этого кружка, разделенного волнообразной линией на черно-белые стороны (с вкраплением на каждой стороне маленьких точек противоположного цвета) приобрело такую популярность, что символ был растиражирован не хуже, чем знаменитая улыбка Моны Лизы. «Инь-Ян» лепят на майки, его можно заметить среди обильной бижутерии чернокожих рэпперов, без него не обходится практически ни одна книга о восточных единоборствах. В результате смысл знака упрощается, искажается, а чаще всего —полностью нивелируется.

Поэтому нам придется вернуться к исходной точке — в Древний Китай времен создания знаменитого трактата «И-цзин» («Книга Перемен»). Именно в этом «пособии по гаданию» понятиям «Инь» и «Ян» был впервые придан серьезный космогонический смысл, как двум противоположным началам мироздания. Те, кто еще получал советское образование, наверное помнят один из трех основных законов диалектического материализма — закон единства и борьбы противоположностей. Интуиция китайских мудрецов, по сути, открыла этот закон еще в XII веке до н.э.

Сперва слова «Инь» и «Ян», скорее всего, означали просто «теневой» и «освещенный» склоны горы. Если это так, то трансформация этих понятий была весьма логична — ведь по-разному освещенная гора не перестает быть единой цельной горой, к тому же освещение — процесс не статичный и способен к изменению. Китайские философы фактически с самого начала дали понять, что все противоположности не только части единого целого, не только части взаимосвязанные, но и части взаимодействующие, взаимопереходящие. Чаще всего их трактовали как разные проявления сути мира — энергии «ци», по сути, и определяющие его развитие. Подтверждений этому вокруг было предостаточно: зима сменялась летом, семена возвращались в почву, племена и государства распадались и собирались. В «И-цзин» и была сделана попытка установить причины и ход этого мирового циклического движения. Для этого «Ян» обозначали сплошной, «Инь» — прерывистой линией. Затем они собирались во всевозможные тройные сочетания — триграммы. Первые восемь триграмм открыл легендарный император Фу-си (правил 2852-2737 гг. до н.э.). За каждой из них было закреплено определенное значение:

Сын Фу-си — Цзи-Чану, пытаясь охватить все разнообразие мирового процесса, сдвоил триграммы отца. В результате получилось 64 гексаграммы, гадая на которых, старались определить тенденции «нынешнего момента» и действовать, исходя из этого знания.

Постепенно значения двух противоположностей расширялись и вскоре охватили почти все основополагающие понятия. Вот некоторые из них:

Несмотря на то, что оба противоположных начала практически с самого начала мыслились как равные, китайские школы нередко отдавали предпочтение одному из них в ущерб другому. Так, конфуцианцы, помешанные на иерархии всего сущего, особо привечали «Ян», считая светлое небесное активное начало «благородным», на которое стоит равняться (в отличие от презренного «Инь», хотя… куда уж без него?).

Даосы, как бы в пику нелюбимым конфуцианцам, напротив, более привечали стихию «Инь» — пассивную, пустую, мягкую, водную.

Основанные дзэн-буддистами (оригинальное сочетание буддизма и даосизма) боевые искусства были самым ярким подтверждением того, как можно грамотно и гармонично использовать стихию «Инь».

Основатель даосизма Лао-цзы считал, что гармония между первоначалами не постоянна, равновесие периодически нарушается и восстанавливается. А философ Ван Чун считал, что именно во время нарушения гармонии «Инь-Ян» в природе появляются всяческие противоестественные создания — призраки, драконы, ядовитые растения и животные.

Более-менее стройную философскую концепцию «Инь-Ян» получил у Чжоу Дуньи (1017-1073). Философ попытался синтезировать все многообразие китайских мировоззрений: конфуцианство, даосизм и дзэн-буддизм. В первую очередь он связал «Инь-Ян» с пятью первоэлементами. По его космогонической схеме сперва был Великий Предел — источник всего-всего-всего (изображался в виде пустого круга), затем Предел начинал двигаться, являя собой стихию «Ян», а, истощаясь, переходил в «Инь», которая, накапливаясь, порождала «Ян« и т.д.

Взаимодействие же «Инь-Ян» порождает пять элементов: воду и металл (Инь), огонь и дерево (Ян) и промежуточный элемент — землю. А уж «Инь-Ян» вместе с элементами порождает остальную «тьму вещей».

Мудрому человеку, чтобы пребывать в гармонии с миром, требуется лишь разумно и вовремя использовать особенности каждого из первоначал.

Нам, как людям западной цивилизации, сложно претендовать на доскональное понимание восточной мудрости. «Восток — дело тонкое» и западному человеку трудно оценить всю гениальность хайку (трехстишия) Басе о прыгнувшей в пруд лягушке, или в полной мере осознать, как может существовать религия без Бога (даосизм и буддизм).

Однако в отношении к концепции «Инь-Ян» хотелось бы предостеречь от одной пагубной тенденции, особенно часто проявляющейся в художественной псевдоглубокомысленной беллетристике. Если бы речь шла о простой глупости, возможно, это бы и не стоило внимания, но дело в том, что значение «Инь-Ян» нередко приобретает вполне знакомые неприятные черты. Каждый, знакомый с литературой «фэнтези», наверное частенько наталкивался на следующие «мудрые» выводы (якобы подкрепляемые авторитетом древнекитайского символа): «Без добра нет зла», «Нет ни зла, ни добра», «Добро и зло — одно и тоже», «Зло — есть добро, добро — есть зло». При этом как-то забывается, что идея «Инь-Янского» Равновесия не имеет никакого отношения к человеческой этике.

Если вы заметили, на протяжении всей статьи касательно «Инь-Ян» ни разу не упоминались этические категории «хорошо-плохо», «полезно-вредно»… Потому что понятия «Инь-Ян» — космогонические природные противоположности, не имеющие отношения к нравственности. Скинув человека со скалы, мы совершаем зло, а сбросив груз с падающего воздушного шара — добро. Но разве сам закон всемирного тяготения становится от этого нравственным или безнравственным?

Недаром на Востоке так распространено представление о Срединном Пути. Настоящий мудрец невозмутим и не стоит на стороне какой-либо природной силы. Он сам отвечает за гармонию «Инь» и «Ян» в своем сердце. Зло и добро — это неправильный выбор, диссонанс, нарушение гармонии, несоответствие поступков (глупо плавать на суше и бегать по воде).

И если какому-нибудь безумцу, решившему, что, мол, и врачи, и наемные убийцы равно полезны и необходимы, вдруг взбредет в голову прицепить к этому мировоззрению «Инь-Ян», то этот символ вполне может разделить печальную судьбу свастики.

Наверх