Kadius (Здесь_живет_любовь) все записи автора
В колонках играет - Ксю - вместо жизниПрочитайте наполенитесь хотяб скопируйте и прочитайте потом...
Кокаиновый десерт.
"Кimi ni koishita" («Я влюбился в тебя» - яп.)
Все началось очень странным образом… Я работал на самой ужасной по своей
нудности и скучности работе – рекламным агентом в одном очень престижном
рекламном агентстве. Не видел никакого просвета, перерабатывая в голове
неимоверное количество совершенно глупой и ненужной мне информации.
Порой мне приходилось целыми днями просиживать за компьютером, от чего мое
в прежние времена стопроцентное зрение стало заметно «хромать», а иногда я
бегал из одного конца города в другой, решая какие-то вопросы клиентов.
А по ночам – благо меня никто не видел, потому как я жил один – я порой
плакал, понимая всю бренность и бесполезность своего существования. У меня
не было ни цели в жизни, ни любимой девушки, ни даже заботливых родителей –
отец умер еще до моего рождения, а мать – чуть меньше года назад от рака
легких. Вот так я и жил со всем этим кошмаром в моей прожженной мыслями
голове.
Выходные мои тоже не отличались особенным разнообразием. Бывало, я писал
небольшие новеллы, рассказы или эссэ, ибо того требовала моя творческая
натура, которая то время была глубоко закопана в глубокой могиле окружавшей
меня скуки и рутины и которая все время пыталась самостоятельно
эксгумироваться. Надо сказать, в мою голову порой прокрадывались странные
намерения когда-нибудь стать писателем. Но буквально в следующую секунду
эта идея казалась мне такой ужасной, что я напрочь о ней забывал, хороня ее
вместе со своим талантом, который, без ложной скромности сказать, у меня
все-таки был…
Случалось порой и так, что в выходные я попросту ничего не делал. Ходил в
кино, просмотреть очередную дурацкую американскую ленту или просиживал в
каком-нибудь кафе в гордом одиночестве. А вечерами иногда ходил в клуб,
цеплял какую-нибудь девушку и потом шел с нею домой. По чести сказать, я
был довольно красивым, малость женоподобным молодым человеком на манер
Брайана Молко. И у женщин пользовался успехом.
Но сам я никогда не влюблялся, никогда не был подвержен тому чувству, какое
люди называют привязанностью. Я просто существовал в этом времени, в этих
местах, в этом теле. И кто бы возразил мне, что я делаю что-то
неправильно…
Все так живут. Просто обычно люди мало думают, над тем, какой именно путь
они избрали, и какой им любезно подсовывала судьба.
Жизнь у меня тогда вообще что-то не ладилась. Везде и во всем. Не только на
работе…
К примеру, Хелена, моя партнерша по танцам, которыми я занимался 10 лет,
внезапно выдвинула мне ультиматум, либо я совмещаю в себе и ее партера и ее
любовника, либо она бросает меня и ищет кого-то еще. Но я не испытывал к
ней никаких чувств, и даже не ощущал каких бы то ни было физических
позывных в ее адрес.
Эта трагикомедия длилась три месяца. Хелена не решалась менять партнера,
все время напоминая мне о своих условиях и, видимо, надеясь, что я
передумаю. В конце концов, ее бросил я.
Мучила ли меня совесть? Спросите ее саму об этом!
Возможно, думалось мне тогда, я уже свое оттанцевал. Все-таки, мы с Хеленой
были двукратными чемпионами страны в латиноамериканской программе, что уже
было довольно таки не мало…
В рекламном агентстве я работал не так давно. Глядя на наш немногочисленный
коллектив, можно было подумать, что он очень дружный и сплоченный. На самом
же деле здесь все ненавидели друг друга, то и дело пытаясь удеять какую-то
подлянку своему коллеге. Сложно говорить о том, как меня занесло в подобное
агентство. Просто настало время, когда мне понадобились деньги, а у одного
моего знакомого были в этой «рекламной помойке» кое-какие связи. Вот он и
устроил меня… Выбирать тогда особо не приходилось. Тогда мне вообще
казалось, что работа нужна и полезна абсолютно всякая. Теперь я почему-то в
этом глубоко сомневаюсь…
Тот день вряд ли когда-нибудь сотрется из моей памяти. Ну, быть может, при
условии, что я упаду с лестницы и буду охвачен внезапной амнезией. Но,
думаю, даже тогда сила мыслей возвратит меня в тот значимый для меня день.
Помню, я как раз наливал себе чашку утреннего кофе с молоком, когда в
комнату зашел он… Это было удивительное существо, одно из тех, что
поражает, словно молния раз и навсегда своим сказочным очарованием.
Впрочем, тогда я еще толком не осознавал, что уже был одурманен им
совершенно бесповоротно.
Его звали Каява. Каява Матсумара, если быть точным. Я знал многих японцев,
весьма симпатичных и привлекательных, но таких, как этот не встречал
никогда. Думаю, уже и не встречу…
Он был примерно моего телосложения, среднего роста. Худоват, довольно
бледен. И непередаваемо, изумительно красив. Это был просто ангел… Да,
именно так я тогда и подумал, хотя и сам толком не понял, как подобные
мысли прокрались ко мне в голову.
У него был удивительный тембр голоса, почти нечеловечески-приятный. Порой,
мне думалось, у этого юноши, верно, нет отбоя от женщин. И, видимо, от
мужчин тоже.
Как оказалось, он не был не черным ангелом, ни даже сказочным эльфом. Он
был просто дизайнером и поступил на работу в наше агентство в качестве
разработчика дизайна рекламных плакатов и баннеров…
Наш начальник, господин Томми Виллидж, поспешил представить нам нового
сотрудника. Мы все, в офисе нас было тогда четверо, по очереди пожали ему
руку. И я с каким-то удовольствием отметил, какая у него была легкая и
нежная рука…
В качестве рабочего места ему выделили стол и компьютер прямо напротив
моего. Я был рад этому, хотя понял это только потом, много позже.
На протяжении всего дня мы не обмолвились ни словом. Он не был особенно
стеснительным или неразговорчивым. Да и я снобом не был. Просто наша милая
секретарша Джинни тут же принялась обхаживать красивого японца, и у него не
было никакой возможности переключить свое внимание на кого-то еще в нашем
офисе.
К тому же, после обеда меня послали в контору к одному клиенту, так что
поговорить с Каявой мне так и не удалось.
Глава 2.
Я был так впечатлен новым знакомством, что придя домой, начал писать новый
роман. Я еще точно не подозревал о чем он будет, но вдохновения, казалось,
мне хватило бы на целый том «Войны и мира».
Мне было немного страшно, потому что я вел себя как-то нетипично для своей
заунывной трагической натуры. Мне было радостно в тот вечер, не смотря на
то, что после рабочего дня я смертельно устал.
За окном шуршал убаюкивающий дождь, по телевизору шел какой-то триллер, а я
мечтательно уставившись на монитор компьютера, обдумывал новый сюжет своего
длинного и, наверняка, увлекательного, рассказа. Но мне хотелось, все же,
чтобы это был целый роман…
На следующий день я впервые в жизни опоздал на работу, потому как с самого
утра я прыгнул за компьютер и стал писать давеча начатую книгу.
Мой автобус, обычно возивший меня к месту работы, бесповоротно умчался без
меня. Пришлось ловить такси и ехать какими-то окольными путями, потому как
на главной магистрали все время были пробки.
Я уже было подумал, что мой день окончательно и безоговорочно испорчен. Но
ворвавшись в офис и столкнувшись в дверях с Каявой, я позабыл все свои
недавние горести.
- Простите, - негромко и очень сдержанно произнес он, подавая мне руку для
приветствия,- доброе утро, Ян.
Я глотнул, переводя дыхание и, ощутив какой-то таинственный холодок в
области сердца, пожал его руку. Уже во второй раз после нашего знакомства.
Это почему-то казалось мне важным и забавным.
Я надеялся, что хотя бы теперь мы с ним немного поговорим, и я наконец
узнаю, что он из себя представлял. Однако мне опять не повезло. Бешенное
количество работы просто душило меня. Но я мог иногда отвлекаться и
наблюдать за ним…
Как ни страшно мне было признаваться самому себе, но я просто ошалел от его
глаз и голоса.
Порой, когда он сидел, безучастно глядя на экран своего компьютера или
разбирая какие-то бумаги, то казался мне скучным, подверженным какой-то
постоянной меланхолии, как и я. Но мне почему-то думалось, что у нас были
разные причины для такого отношения к жизни и к самим себе.
Мне нравилось наблюдать за ним, когда он не замечал или делал вид, что не
замечал моих неосторожных взглядов. Все-таки он был очень занимательным
персонажем для изучения и для любования…
Обычно, чтобы успокоить свое внутреннее «я», мне приходилось ссылаться на
обычную заинтересованность. Ведь он был чем-то похож на меня характером. Во
всяком случае, мне так казалось… Сейчас я знаю наверняка, что так оно и
было. Мы оба были до жути странные типы со своими причудами и своим
особенным очарованием, которое каждый из нас прятал, как мог. Ему удавалось
это хуже…
- Ну как, скоро ты мне назначишь свидание? – подсев ко мне на стол и
перекинув ногу на ногу, улыбнулась Тиффани. Это была одна из моих
сотрудниц.
Она постоянно донимала меня своим чрезмерным вниманием и подозрительно
теплым отношением. Было, конечно, и дураку понятно, что она давно влюблена
в меня. Но мне до этого скорбного обстоятельства не было ровным счетом
никакого дела. Благо, девушек вокруг меня всегда было много и гораздо
симпатичнее, чем Тиффани.
Я ухмыльнулся и подкатил глаза в крайне степени нескрываемого недовольства.
- Можешь, не говорить, что от меня без ума. Я и так это знаю, - выпалила
Тиффани игриво и, вскочив со стола, пошла к своему компьютеру, виляя
бедрами.
Мы переглянулись с Каявой. Он понимающе мне улыбнулся. В тот момент я
ощутил какое-то внутреннее единение с ним. Ия готов был поспорить, что у
него возникло подобное же чувство в отношении меня.
… Часы текли, а мы все также молча занимались своей работой, изредка кидая
друг на друга взгляды и лишь изредка перекидывались парой бессмысленных
слов – обычная вежливость, не более.
Через пару дней меня, как на зло, отправили в командировку в соседнюю
провинцию. Я был несказанно расстроен тем обстоятельством, что не буду
видеть Каяву. Я полагал теперь, что за время моего отсутствия он наверняка
сдружится с Джинни и не будет уже обращать внимание ни на кого из иных
сотрудников, включая и меня. А мне почему-то хотелось его узнать получше…
…Поезд шел в ночь. В купе я ехал совершенно один и был очень доволен
подобным обстоятельством. Не приходилось придумывать душераздирающую
историю своей жизни и с умным видом выслушивать чужие. Фантазии, впрочем, у
меня хватало на троих, особенно в периоды особого вдохновения, но лучше
было ее не тратить на случайных попутчиков.
Почти всю ночь я не сомкнул глаз. Клавиатура моего ноутбука просто ныла от
ударов моих пальцев. Я определенно был в хорошем расположении духа. Не
сколько круасанов, что я прихватил из дома, пришлись тогда очень кстати.
Потому как идти, покачиваясь от усталости в тамбуре, в вагон-ресторан у
меня не было никакого желания. Особенно же не хотелось видеть каких-то
посторонних людей, любезно оповещать официантку о своем выборе блюда и
затем, соблюдая все правила этикета (вилку- в левую, -нож- в
правую!),поглощая какой-нибудь тошнотворный бифштекс.
К тому же, отрываться от написания книги тоже не очень хотелось. Я не был
уверен, что вдохновение прибудет со мной во веки веков. Поэтому нужно было
спешить.
…К 5-ти утра я уже окончательно обессилел, клацая по клавиатуре в надежде
создать шедевральное творение мировой литературы о жизни одного идиота, то
есть меня. Неспешно я проглотил последний оставшийся круасан и улегся
спать, предварительно надев наушники и включив радио, которое всегда таскал
с собою. Играла композиция в исполнении «Smashing Pumpkins». Эту песню я
очень любил по причине ее безысходности и тоскливости. Особенно мне
нравилась фраза: Is it any wonder I cant sleep…» Со мной было примерно так
же. Мало кого занимало, как крепко я сплю. Даже тех девчонок, что я порой
приводил к себе, чтобы немного позабавиться, не испытывали никакого
интереса к моей душе. Зато на плоть слетались, как мухи на мед.
Меня это очень огорчало…
Часов в 9 меня разбудила проводница – немолодая, но довольно приятная и
симпатичная женщина. Пожелав мне доброго утра, она оповестила о том, что
поезд пребывает в 11 часов и удалилась по своим делам.
Меня мучил нестерпимый голод. Поэтому я не стал дожидаться, пока мы приедем
в город, а сразу привел себя в порядок и пошел в вагон-ресторан.
Чуть не забыл сказать, что город, в который я так неохотно направлялся, был
моим родным городишкой, где я имел неосторожность родиться, вырасти и
лишиться девственности.
Какой помойной ямой было это место, я, пожалуй, рассказывать не стану. Уж
больно много чести, как для паршивенькой провинции, где никогда, ничего
путевого не происходит и ничего не меняется.
Так вот, мое яростное нежелание ехать в этот город было отчасти связано и с
моим прошлым, а не только с тем, что меня лишали на какое-то время
возможности преспокойно сидеть за своим компьютеров в офисе и таращиться на
личико Каявы Матсумары.
Глава 3.
В дороге я все время писал свою книгу, прихватив услужливый ноутбук. Мои
графоманские труды продвигались очень быстро. За пять дней я написал около
40 страниц печатного текста. Кажется, моя новелла переросла в нечто
большее, но это меня отнюдь не смущало. Я вполне мог надеяться даже на
роман.
Дела с клиентами я решил на удивление быстро и легко. Так что мне не
приходилось отвлекаться от своих личных занятий во благо работе.
Вся поездка прошла в томительном ожидании возвращения. Все те лица,
события, с которыми мне так или иначе приходилось сталкиваться в
командировке, казались мне совершенно неживыми и неинтересными. Вечерами,
сидя в гостинице, я спрашивал себя, зачем все это делаю, и когда все это
кончится. Похоже, что я сам делал себя несчастным и собирался делать
дальше, пока окончательно не рехнусь. Я не знал, и не знаю по сей день, что
может быть хуже неприятной и осточертевшей работы, на которую ты ходишь
только потому, что тебе лень уволиться или потому что не хочется лишний раз
кому-то (в данном случае начальнику) объяснять цель своей жизни. Я
ненавидел себя за такое отношение к жизни, но делать все равно ничего не
собирался…
На третий день пребывания «на родине», когда я сидел в какой-то милой
кафешке, ко мне подошла какая-то худенькая девушка со струящимся каскадом
черных, шелковистых волос. Почему-то на меня это произвело такое же
впечатление, как если бы в разгар лета с неба пошел снег. Я вмиг узнал ее.
Это была Иванка – моя бывшая одноклассница. Мы очень дружили в детстве, а
потом, закончив школу, разбрелись каждый в свою сторону.
- Ян? – несмело обратилась ко мне девушка.
Я почему-то растерялся и вместо того, чтобы поприветствовать ее, глупо
улыбнулся.
- Господи, как ты изменился! – всплеснула руками Иванка, подсаживаясь ко
мне за столик.
- Так неожиданно увидеть тебя… - немного приходя в себя, продолжал
удивляться я, - не выпьешь ли со мной кофе?
- Да. Охотно, - улыбнулась девушка. Именно за эту ее замечательную улыбку я
ее когда-то и полюбил. Ну, полюбил – это громко сказано. Тогда, в
подростковом возрасте всякое чувство к противоположному полу считалось
любовью…
- Как ты поживаешь, Ян? – непрерывно разглядывая меня, поинтересовалась
она, - ты стал таким… красивым. Впрочем, ты всегда был горем для девчонок
нашего города. Они влюблялись в тебя, пожалуй, слишком уж часто, -
хохотнула она.
- Да ладно тебе… - отмахнулся я смущенно, - вспомни, ведь и у тебя не было
отбоя от парней. Видимо и сейчас тоже в этом отношении ничего не
изменилось… - приветливо глядя на нее, сказал я. Мне правда было очень
интересно, как она поживает, где и с кем проводит время. Вообще, счастлива
ли она?...
- Ну… я сейчас замужем, - немного грустной улыбкой отозвалась Иванка, - так
что всем парням пришлось надеть траурные повязки по этому поводу.
Мы оба засмеялись, но я понимал, что в словах Иванки не было какой-то
особенной радости осознания того, что она теперь замужняя женщина.
- А как обстоят дела у нашего сердцееда? – невзначай полюбопытствовала она,
когда официантка принесла нам долгожданный кофе.
Я немного помолчал, улыбаясь в сторону.
- Собственно, если я начну рассказывать о своей жизни, то мое повествование
превратится в сплошное нытье и жалобы, - хихикнул я, - но могу сказать одно
– пока что семьей я не обзавелся, работаю в рекламном агентстве, а в
свободное время просто бездельничаю. А сюда приехал по делам нашей
компании. Вот так вот случается порой… - улыбчиво закончил я.
- Замечательно! Похоже, внутри ты остался все таким же легкомысленным и
безголовым мальчишкой, каким я тебя знала еще в школе, - всплеснула руками
Иванка, от чего ее шикарные волосы заискрились в свете солнечных лучей.
- У тебя есть дети? – зачем-то спросил я, - похоже в мое отсутствие могло
произойти все, что угодно…
- Нет! – засмеялась Иванка, - пока мы с мужем не планируем…- она помолчала,
отпивая из фарфоровой синей чашки свой кофе, - ты не думай...мы вполне
счастливо живем с Францем. Просто, знаешь, это не совсем то, чего мне
хотелось от жизни. Ты же помнишь наши детские мечты… - с грустью глянув мне
в глаза, вздохнула она.
- Да, - тут же оживленно кивнул я, - мы хотели с тобой покорить весь мир,
и, может даже, всю вселенную…
Мы снова засмеялись. Иванка взяла мою руку в свою ладонь - так она всегда
делала в прежние времена, чтобы поддержать меня в трудную минуту.
- А ты? – вдруг, переменившись в лице, с надеждой спросила она, - ты
счастлив?
Я долго не мог ничего ответить, размышляя, в чем вообще измеряется счастье.
- Знаешь, мне всегда казалось, что моя жизнь похожа на какой-то длинный
фильм в сто серий, - уклончиво хмыкнул я, - в первых 25 сериях вообще
ничего не происходит, в следующих 25-ти – герои начинают обдумывать, как
сделать так, чтобы что-то произошло. В 75-той серии они наконец-то сообщают
о своих планах друг другу и бурно обсуждают их 24 серии кряду. Ну, а в
100-том фрагменте кто-то из главных героев непременно умирает от старости и
фильм на том заканчивается…
Мне хотелось, чтобы эта моя метафора прозвучала забавно, но вышло очень
грустно и безысходно. Мы с Иванкой надолго замолчали, попивая уже порядком
остывший кофе.
Когда-то нам очень нравилось подтрунивать над собственными же горестями. Но
теперь, видимо, настали иные времена…
- Ты любишь своего мужа? – тихо спросил я, будто боясь получить ответ
Иванки.
- Теперь уже не знаю. Но раньше любила… Я не понимаю, зачем люди так много
пишут о любви, сочиняют о ней песни, снимают о ней фильмы. Ведь в итоге от
этой любви ничего не остается, кроме «палочки от леденца»… Она испаряется
так же внезапно, как кем-то затушенный огонь. Куда она исчезает, где
пребывает после угасания?
Я охотно кивнул, абсолютно разделяя ее точку зрения. Мое отношение к любви
– всегда было верхом самого бессовестного цинизма. Я, конечно, понимала,
что любовь не такая мерзкая гадина, какой кажется с первого взгляда. Я
знала вполне определенно, что она еще хуже… Любовь, словно кучка червей,
изъедает в прах сердце, и, насытившись, спешит к другому, чтобы сожрать и
его… Ныне и присно во веки веков…
Мы распрощались только под вечер, обменявшись телефонами и электронными
адресами. И даже в тот момент мы оба прекрасно знали, что звонить и писать
письма вряд ли будем. Но сожалений у нас никаких почему-то не возникло. Мы
просто тепло обнялись и пожелали друг другу удачи.
Дома ее ждал муж, а меня – мой роман в памяти ноутбука.
Глава 4.
…Домой я вернулся рано утром. Это было пасмурное и очень угнетающее утро,
но я верил, что облака разойдутся, только лишь я увижу волшебное лицо
японца с волшебными глазами, совсем нетипичного цвета как для его
национальности.
Но случилось совсем не так, как я мог себе представить…
В то утро я шел на работу с такой радостной миной, что сам, встречая свое
лицо, отраженное в витринах, чрезвычайно удивлялся. Однако то, что я
услышал, придя в офис ошарашило меня похуже всякого грома и молнии – Каяву
Матсумару перевели в другое здание, что находилось в ином конце города.
Значит, все…
Я чуть не плакал от досады, и весь день проплыл для меня, как самый
мучительный в моей жизни кошмарный сон.
Я уже собирался уходить домой, складывая свои немногочисленные вещи в
кожаную сумку и всерьез подумывая о том, чтобы завтра уволиться с этой
проклятой работы, как ко мне подскочила Тиффани и с ярчайшей из всех своих
улыбок пригласила меня вечером на концерт какой-то рок-группы. Я
скептически скривился, но потом, поразмыслив пару секунд, все же
согласился.
Тиффани радостно взвизгнула, засмеялась и чуть не кинулась мне на шею. Она
всегда так по-дурацки смеялась. Порой, было не вполне понятно, смеется она
или все плачет.
В этот момент я почему-то пожалел, что дал свое согласие на это, будто бы
свидание. Но ведь день все равно был бесповоротно испорчен. Что ж, поганить
что-то до конца у меня получалось лучше всего в жизни.
…Перед тем, как отправиться прямиком на концерт – выступала, кстати
сказать, какая-то j-рок группа со странным названием «Diamond Betty» - мы
забрели в какой-то ресторан. На Тиффани было платье ярко-клубничного цвета,
туфли в тон и серебристый ремень. Однако на меня она не произвела должного
впечатления, хотя у нее были большие шансы. Если бы я был кем-то другим…
Лично с моей стороны, этот поход на концерт был всего лишь насмешливым
сочувствием ко влюбленной в меня Тиффани. Но матерью Терезой у меня никогда
не получалось быть до конца, поэтому я с трудом поддерживал нашу
бестолковую беседу, которая уже превратилась в сплошной монолог моей
горе-спутницы.
Честно говоря, она была довольно неплохим человеком. Но, черт возьми, она
была совершенно нормальная. Нормальная, как пробка!
А нормальные люди меня всегда пугали, раздражали и заставляли думать, что я
когда-нибудь тоже превращусь в такого же обыкновенного зануду. А пока что я
был больше похож на панковский натюрморт, погрязший в богоискательных
метаниях и умирающий от скуки.
- Я уверена, тебе обязательно понравится концерт, - обольстительно
улыбнулась Тиффани.
- Почему ты так решила? – вяло разглядывая названия блюда в меню,
осведомился я. Вообще-то я был весьма капризным, когда дело касалось
музыки. Но некоторые j-рок группы мне нравились. И я надеялся, что
выступающая сегодня группа не входит в сотню самых ужасных рок-команд
года.
- Ну… - задумалась девушка, - мне бы, во всяком случае, очень хотелось,
чтобы ты остался довольным и все такое…
- Спасибо… - зачем-то поблагодарил я, - что будешь заказывать?
Тиффани предпочла массу каких-то салатиков и сырную закуску. Я ограничился
спагетти с сыром – всегда любил итальянскую кухню. А когда официанты
принесли нам все это угощение, Тиффани принялась рассказывать мне о себе и
своей жизни, видимо, полагая, что мне это очень интересно.
Меня так и подмывало проорать в лицо Тиффани: «Прекрати наконец уничтожать
мой мозг!» Но вместо того, чтобы так поступить, я лишь улыбнулся
собственным мыслям и продолжал с заинтересованным видом пить кофе.
Пусть бы лучше меня заставили бегать по снегу босиком, чем выслушивать ту
чушь, которой меня тогда потчевала Тиффани.
Я глянул на часы и очень обрадовался, что оно неукоснительно близилось к
началу концерта.
- Думаю, нам следует заканчивать с ужином, - немного нагловато прервав ее
повествование, отозвался я.
Тиффани улыбнулась и кивком головы дала понять, что совершенно со мною
согласна. Она откровенно со мною кокетничала, и мне было немного совестно,
что я совершенно никак не реагирую на ее старания.
На концерт мы немного опоздали. И когда зашли в зал, музыканты уже во всю
развлекали публику. Музыка, как я сразу отметил, была довольно неплохой и
качественной. Особенно меня поразил голос вокалиста – он был совершенно
нетипичным, звонким, каким-то порочным и немного психованным.
Кое-как мы пробрались с Тиффани к сцене. Думаю, она тысячу раз пожалела,
что надела свое клубничное платье. Да, оно подходило для ресторана, но уж
точно не для такого гламурного концерта. Хорошо, что мне не пришло в голову
надевать костюм с галстуком.
Певец не только имел изумительные вокальные данные, но и весьма
экстравагантную и привлекательную внешность в стиле j-рокеров. Его длинные
и слегка волнистые волосы цвета черной смородины смотрелись просто
опьяняюще в свете тысячи прожекторов. Парень, по причине тонких черт лица и
худоватой, но складной фигурке, был в значительной мере похож на девушку.
Собственно, многие j-рокеры, если не все, напоминают девчонок.
Я совершенно перестал замечать Тиффани, заслушавшись песней и увлекшись
персоной вокалиста. Что-то странное было в нем… И тут произошло нечто
потрясающее. Я чуть не шлепнулся в обморок – это был он! Это был Каява
Матсумара. И он был великолепен. Черный наряд, серебрящиеся цепочки и
изумительно-стильный макияж делали его похожим на какого-то злобного,
порочного эльфа.
Я не знаю, как и в какой конкретно момент это произошло, но я сам изумился,
обнаружив, вдруг, что до безумства влюбился в этого японца.
Я не знал, что могу сделать в такой ситуации. По правде говоря, очень
хотелось кинуться на сцену и загрести в охапку этого белокожего красавца.
Но я просто продолжал стоять, как дурак, и пялиться на это чудо природы,
поминутно кивая в ответ на дурацкие реплики и комментарии Тиффани. Она
постоянно пыталась обнимать меня и делать какие-то намеки на продолжение
вечера у нее дома, но я был занят совершенно иными мыслями…
Очень хотелось курить. То ли от волнения, то ли просто атмосфера тому
способствовала…Обычно я не курю часто.
Да, у меня была масса каких-то ужасных, вредных привычек вроде тех, о
которых говорить не всегда уместно, но всегда модно. К примеру, я курил
только по утрам – в остальное время суток сигареты меня почему-то не
привлекали. К числу вредных привычек можно было отнести и мою страсть к
консервированным овощам с грандиозным содержанием неудобоописуемых
консервантов и мою извечно недовольную походку «руки в карманы» и много еще
чего. Но вот влюбляться в парней никогда не было моей вредной привычкой…
Впрочем, тогда я не думал, как и сейчас не думаю, что влюбляться в
сумасшедше-красивых голубоглазых японцев – это плохо и как-то неправильно.
Мне казалось, Каява был предназначен только для того, чтоб его любили.
Я думал, что рехнусь, пока кончится этот злосчастный концерт Каявы и с ума
сходил от вибраций его удивительного многогранного голоса, когда он прыгал
с октавы на октаву. Порой, на особенно эмоциональных припевах его голос
нарочно срывался и становился просто удивительно соблазнительным…
5 Глава.
…По странным звукам, что издавал мой будильник я понял, что наступило утро.
Я не шевелился, слушая, как сонные вороны горланят в предрассветной дымке,
и мне становилось до тошноты страшно и жутко. На работу идти очень не
хотелось, хотя сегодня был день «Х» – так мы называли день, когда получали
зарплату.
Я был очень несчастен, хотя толком не мог объяснить в чем заключается
причина моего настроения.
Хотя в моей голове фигурировали определенные мысли, но от них я попытался
поскорее избавиться, включив на всю громкость музыку. Потом неспешно стал
готовить омлет с цветной капустой и вновь размышлять над тем, каким лучше
словами сообщить своему начальнику, что я решил уволиться.
Так и хотелось завопить: Люди, сжальтесь, остановите меня кто-нибудь! Но
меня окружали только маленький цветной телевизор, кухонная плита,
холодильник и стол, на котором стояло фотом моей когда-то погибшей собачки.
В тот момент я ощутил себя невыносимо одиноким, но, вспомнил любимую фразу
Иванки: «Одиночество – это когда тебя некому забрать из морга…» Тут же
успокоился и стал завтракать.
Мысли о Каяве куда-то испарились, словно концерт вчерашнего вечера был
всего лишь моим удивительным сном, впечатления от которого глубоко засели в
моем подсознании, но особенно не докучали своей навязчивостью.
…Я явился на работу с большим опозданием – уже вторым в этом сезоне
«наглого поведения». Тиффани, при видя меня, просто расцвела и залепетала
что-то на счет вчерашнего, великолепно проведенного вечера. Я, к сожалению,
не смог выдавить из себя каких-либо эмоций даже из чувства тактичности и
сославшись на недосыпание, трусливо спрятался за монитором своего
компьютера, делая вид, что делаю неотложную работу.
Я действительно старался занять себя хоть чем-то, чтобы не слушать весь тот
необоснованный маразм, что несли мои сотрудницы: Тиффани и Омелия. А маразм
вообще бывает обоснованным? За окном становилось пасмурно, сгущающиеся тучи
обещали проливной дождь.
… К вечеру судьба надо мною все же сжалилась. Видимо, ей показалось, что я
довольно настрадался от одиночества и недостачи вдохновения.
…В общем, я увидела его возле какой-то старой парадной, когда возвращался
домой с работы – уволиться мне так и не удалось, ибо начальника не было на
месте.
Шел сильный дождь, порой переходя на град. Посекундно вспыхивали молнии. А
он стоял там, совершенно отрешенно глядел себе под ноги и курил. Чего мне
только стоило набраться смелости и подойти к Каяве, не известно даже высшим
силам. К тому же, у меня безумно болел живот, видимо от плохо вымытых и
съеденных только что вишен. Но я пытался держать себя в руках и не упасть в
обморок при первых же произнесенных мню словах.
Каява был как всегда бледен и чертовски красив. Таких милых ангелоподобных
японских мальчиков встретить можно не часто…
Пожалуй, издали его вполне можно было бы принять за очень привлекательную
девушку… Впрочем, не только издали. Мне всегда казалось, что такие
персонажи никогда не замечают ничего вокруг себя, только и делая в своей
жизни, что любуясь на себя красивых в зеркале, в витрине магазина, в
боковом окне автомобиля, и даже в экрне выключенного телевизора.
У меня не было какой-то определенной цели, когда я несмело подбрела к
Каяве. Просто мне ужасно хотелось, сказать ему банальное: «Привет,
Каява-тян! Не хочешь ли выпить чашечку кофе со мною за компанию?»
Мне очень хотелось с ним подружиться, но в то же время я испытывал
неимоверный страх перед этим голубоглазым созданием.
Мне казалось, в его жизни не будет места такому нытику и занудному типу,
как я. Впрочем, по всей видимости, он тоже не отличался особенным
оптимистическим взглядом на жизнь.
Я уже привык прятаться от самого себя, от своего истинного я, и делать вид,
что живу именно той жизнью, о которой всегда мечтал. Но Каява с
обстоятельствами своей жизни, по видимому, мириться никак не хотел. И был
прав.
Каява увидел меня, прежде чем я сообразил, как лучше и оригинальнее мне его
поприветствовать.
- Ян? Не ожидал тебя увидеть здесь…- озарив свое лицо улыбкой, сказал
Каява.
Я пожал его теплую руку и тоже улыбнулся.
- Я видел тебя вчера… Ты замечательно пел… - зачем-то сообщил я.
- О, спасибо, - неподдельно сердечно поблагодарил он, - мне очень приятно,
что кому-то все это понравилось.
- Что значит, все это? – усмехнулся я.
- Весь этот бред сумасшедшего…
- Но это не правда. Песни просто замечательные. Я был в восторге.
- Спасибо… - опять поблагодарил Каява, - не хочешь составить мне компанию и
выпить чего-нибудь в кафе?
Я смутился – это все таки были мои слова. Ведь это я хотел их сказать.
Впрочем, я был рад, что Каява сообразил произнести их первым. Я бы вряд ли
сподобился выудить из себя что-то вразумительное.
…За окном милой кафешки моросил дождь. От чашек с каппучино, который мы
только что заказали, поднимался белесый пар.
- Очень люблю его, - хихикнул Каява, указывая на чашку с горячим напитком.
Я заметил, что его ноготки были накрашены черным лаком, видимо не стертым
со вчерашнего концерта. Еще у него был пирсинг языка. Бриллиантовое колечко
сверкало также и в брови.
- Я тоже его большой поклонник, - дунув на бледную пенку каппучино,
отозвался я. Мне было как-то не по себе находиться с ним рядом и в то же
время, я не мог желать чего-то лучшего для себя в этот вечер.
- Можно нескромный вопрос? – улыбнулся я.
- Угу.
- Почему ты работаешь в нашем агентстве, если зарабатываешь достаточно
денег с концертов?
- Если честно, то не знаю… - искренне засмеялся Каява, - просто я закончил
институт Искусств и хотел немного попрактиковаться в своей профессии. А
вообще-то, просто хотелось чего-то нового. Я ведь всю жизнь только и
занимался музыкой… А ты? Почему ты работаешь там?
Я сделал несколько глотков каппучино, прежде чем смог сообразить, что уже
больше не собираюсь лгать себе, что меня устраивает мое существование.
- Знаешь – я терпеть не могу свою работу! – с чувством признался я, - и вот
уже несколько дней пытаюсь уволиться. Но что-то все время не складывается.
Я хочу заняться чем-то более приемлемым для меня. Сейчас пишу книгу. Хотя
писателем, в полном смысле, пока становиться не собираюсь. Но кто знает…
Каява все то время, пока я говорил, неотрывно глядел мне в глаза и, похоже,
был мною чрезвычайно заинтересован. Во всяком случае, об этом можно было
прочитать на его милом девчачьем личике.
- Надо напиться… - вздохнул Каява, - определенно…
Я оторопело посмотрел на него, но тут же согласился.
Похоже, у него тоже был недостаток в хороших друзьях.
Глава 6.
…Мы выпили в баре по рюмке коньяка и еще немного водки, но потом, решив,
что такое времяпровождение не для нас, купили большую бутылку «Текилы» и
пошли искать приключений в сумеречных подворотнях города.
Пока мы были еще относительно трезвы, то пытались приставать к каким-то
мимо шедшим девчонкам. Хотя делали мы это исключительно, чтобы себя
повеселить, не имея целью заводить знакомства. Нам двоим тогда больше никто
не был нужен.
«Текила» обжигала наши языки и теплой змейкой проникала в горло. Легкий
ветерок нежно овивал наши разгоряченные лица и вздымал в воздух струящиеся
волосы.
- А ты знаешь, что нравишься вашей секретарше? – игриво толкнув меня в бок
локтем, оповестил меня Каява.
- И она тоже? – изумленно подкатил я глаза.
- Угу!
- И Тиффани тоже, представляешь? Это она меня затащила на твой концерт.
- Здорово!... Тебе она тоже нравится?
- Да ты что! – изумился я, - правда, мне ее немного жаль. Странно, как я
еще не довел ее до исступления своим равнодушием.
Мы оба засмеялись и в обнимку побрели по пустынным улицам вечернего города.
…Когда совсем стемнело, мы забрались в чей-то сад и, наворовав вишен, потом
бродили в ночных окрестностях, уплетая сладкие ягоды и запивая их
«Текилой». Мы напились не так сильно, как предполагали, но это не мешало
нам до утра горланить песни под окнами взбешенных нашим поведением
добропорядочных граждан.
Это была, пожалуй, самая счастливая ночь в моей жизни…
- Знаешь, мне нравится одна девушка…- запинаясь, начал я говорить я, когда
мы оба пьяные оказались у меня в квартире и развалились на широком диване в
гостиной.
- Правда? – оживился Каява, - и кто это?
- Ты не знаешь ее, - улыбнулся я смущенно, - она раньше работала вместе со
мной.
- Какая она? – спросил мой друг, - расскажи, мне интересно.
- Ну… - неуверенно протянул я, - могу сказать только то, что она безумно
красива и мила. Еще… да, собственно, это не важно какая она. Важно то, что
мне она очень нравится и… я боюсь своих чувств. Просто панически боюсь.
- Наверное, это очень глубокое чувство, - улыбчиво произнес Каява.
- Похоже на то… - угрюмо подтвердил я.
- А она знает?
-Нет. Я никогда не решался признаться ей в своих чувствах. И, видимо, не
решусь…
На самом же деле, не было никакой девушки. Я говорил о Каяве Матсумаре. Я
говорил о своих чувствах к этому очаровательному парню из Токио.
На нем была дорогая шелковая рубашка черного цвета и
искусственно-протертые, дырявые джинсы. Устроившись в кресле он скинул
рубашку и отыскав какой-то журнал комиксов стал его рассматривать,
переговариваясь со мной.
- Давай завтра опять встретимся, - выглянув из-за журнала комиксов и одарив
меня томным взглядом, предложил Каява и закусил губу.
- Без проблем… Есть хочешь?
- Угу. Хочу.
- В холодильнике есть, кажется, равиоли и еще что-то. Но мне лень вставать,
- заулыбался я.
- Ладно, я сам… - Каява немного помолчал, выуживая пальцами с черными
ноготками длинную «Вирджинию», - ты - клевый… - не глядя мне в глаза и
немного смутившись, произнес он.
Я чуть не поперхнулся глотком только что отправленного в рот саке.
- Ты тоже…очень клевый, - признался я чуть погодя.
- Да нет, Ян. Я как раз совсем не клевый. Я постоянно делаю что-то не так:
начиная от постоянных излишеств и неспособности остановиться вовремя в
самых обыденных вещах, вроде торта с шоколадной глазурью и заканчивая
полной апатией и безразличием к своей жизни, - усмехнулся он своими
божественными раскосыми глазами.
- Ну, это еще не самое страшное… А мне вот приходилось в 15 лет
отлеживаться в психушке. У меня был нервный срыв.
- Наверное, повеселился?
- Угу. Там был одноглазый психиатр и много шикарных медсестричек. Так что
спокойно спать мне в палате было весьма трудно.
Каява засмеялся и свернулся клубком в кресле.
Через полчаса мы наконец-то уснули, так и не сказав, быть может того, что
следовало сказать в этот вечер.
Утром я проснулся неохотно, с трудом выплывая из какой-то вязкой дремы.
Когда же наконец открыл глаза, то обнаружил, что Каява сидел на полу, рядом
с диваном, где я спал и с любопытством разглядывал мое лицо.
- Привет, соня, - обнаружив, что я уже окончательно проснулся, вкрадчиво
произнес он. Я лишь улыбнулся, за неимением желания разговаривать в это
удивительное утро.
По правде сказать, я был чертовски рад и в то же время разочарован, что
ночью между нами ничего непоправимого так и не произошло. Хотя, вполне
могло.
Глава 7.
Вечером, уже в конце рабочего дня, я совершенно замотался и мало на что
обращал внимания. Даже надоедливые изречения Тиффани, впредь так
раздражавшие меня, казались мне далеким морским прибоем, который звучит
лишь как фоновый шум.
Вдруг, оторвавшись от компьютера, на котором с упорством делала очередной
заказ на рекламу, я обнаружил стоящего в дверях Каяву. Его рабочий день,
уже видимо закончился и он решил зайти за мной, чтобы мы вместе отправились
куда-нибудь прогуляться.
Меня очень повеселило, когда девчонки, в том числе и Тиффани принялись,
словно курицы в курятнике, кудахтать возле Каявы. А меня просто распирало
от проступавшей циничной улыбки, ибо он пришел вовсе не к ним…
Сначала мы отправились в самый большой и известный ночной клуб города.
По обыкновению там можно было видеть определенный контингент молодых людей.
Это были либо дети каких-то богатеньких и состоятельных родителей, либо
такие, как мы – погрязшие в собственной эгоцентричности и меланхолии
субъекты.
Перед тем, как идти в клуб, мы заехали ко мне, чтобы я переоделся для
подобающей вечеринки. Перерыв весь мой гардероб, Каява выудил из недр моего
шкафа какую-то слишком уже эротичную черную полупрозрачную футболку с
длинными рукавами в облип и подранные винтажные джинсы с какими-то
немыслимыми застежечками, ремешками и прочим барахлом. Сопротивляться было
совершенно бесполезно. К тому же и он сам выглядел мне под стать: кожаные
истертые брюки цвета бордо и шелковая рубашка черного цвета.
Так что во всем этом обличии мы выглядели просто потрясающе. Однако, к
счастью, девчонки к нам почти не цеплялись, принимая, видимо нас за тех,
кого женский пол совсем не интересует.
Впрочем, в ночном клубе мы не остались на долго. Там хотя и было весьма
мило, но нам хотелось говорить друг с другом, а гремящая электронная музыка
совершенно не способствовала нормальному общению.
Мы прошлись пешком до дома Каявы, благо, он находился всего в двух
кварталах от клуба и там, взяв его темно-красную «Тайоту» решили проехаться
к близлежащему лесу, чтобы там устроить себе внеурочный ночной пикник.
Прихватили немного еды, взяли покрывала и фонарики.
Уже через четверть часа мы были в каком-то совершенно неописуемом и
странном месте. Это был не то лес, не то какой-то заброшенный парк. Во
всяком случае, людей по близости не было. Автомобили тоже не особенно
тревожили ночную свежесть и тишину.
…Мы расположились у кленов, собрали немного сухих веток, коряг, развели
костер и стали печь картошку. Это было как-то слишком уж романтично, как
для двух парней. Но глядя на него в сумерках ночи и в свете погибающего
костра, я знал, что люблю его больше жизни, больше себя, больше всего на
свете. Знал ли он об этом, догадывался ли…? Но мне не хотелось говорить о
своих чувствах, ибо я не был уверен, что поутру они испаряться и растают,
словно туман над утренней рекой. Но, мне не хотелось, чтобы моя любовь
проходила. Я желал, чтобы это странное, доселе мне неведомое чувство
длилось вечно…
Уже совсем скоро картофель был готов и мы, с предвкушением, стали его
чистить, намереваясь съесть вместе с тофу и овощами. Мы болтали без умолку
о разных пустяковых и важных вещах, смеялись до коликов в животе. И в
какой-то момент мы с Каявой оказались слишком близко друг к другу. Кажется,
я что-то говорил тогда, но растерявшись, глядя на его губы, осекся на
полуслове, оказавшись в каком-то состоянии абсолютной прострации. Отчего
мне стал чрезвычайно важен этот момент.
В конце концов, я не удержался и несмело поцеловал Каяву в уголок губ.
Я понятие не имел, как он отреагирует и поэтому, затаив дыхание, молча
слушал гул собственного бьющегося в страхе сердца.
Каява посмотрел на меня своими блестящими в полутьме глазами и тихо
спросил, зачем я это сделал.
Я совершенно растерялся, сам смутно понимая причину такого своего
поведения.
Но долго, к счастью, томиться мыслями мне не пришлось. Каява молча
дотронулся губами моей щеки, потом чуть касаясь, поцеловал меня в губы.
А затем, вдруг, отстранился, улыбнулся и продолжил, как ни в чем не бывало,
чистить картофель. Меня это немного задело, но я был рад, что Каява ответил
на мой поцелуй, пусть даже вот так тривиально…
- Знаешь, мне всегда хотелось быть кем-то более значимым, чем я есть на
самом деле, - тихо проговорил он своим бархатным голосом.
Я молчал, не в силах произнести ни слова из страха сказать что-то не то,
что-то лишнее и мучавшее мое сердце.
Каява, вдруг, обнял меня и улыбчиво глянул в мои испуганные глаза.
- Уделишь мне какое-то время из своей жизни? – спросил он, - Kimi ni
koishita, - тихо добавил Каява вкрадчиво. Я не знал ни слова по-японски,
поэтому просто глупо улыбнулся в темноту. Спросить о смысле сказанной им
фразы мне как-то не пришло в голову.
Мы еще долго молчали, как-то смущенно, но с удовольствием уплетая печеный
картофель и тофу. Потом он зачем-то сообщил мне, что жутко замерз. Я
подвинулся к нему совсем вплотную и стал рассказывать, какой интересный
фильм смотрел на прошлой неделе. Кажется, о бедном художнике, который,
однажды возвратившись домой, повесился, будучи отвергнутым своей самой
большой любовью.
Рассказав весь сюжет очень ненавязчиво и даже с юмором, я, вдруг, замолчал,
вглядываясь в темноту ночного леса.
Пожалуй, нам уже следовало собираться уезжать отсюда. Темно-красная
«Тайота» Каявы стояла за деревьями, ожидая, когда наконец-то сможет увезти
нас снова в город, чтобы там мы без особых эмоций распрощались и
благополучно отправились бы спать, каждый в свою нору.
Собственно, я рассчитывал сразу же забыться сном, как только моя голова
коснулась подушки – ночевали мы в ту ночь у Каявы. Однако случилось
по-иному.
… Мы целовались несколько часов кряду и не могли насытиться губами друг
друга , не находили в себе сил оторваться от этого безумно-приятного
занятия. По правде сказать, ни с одной девчонкой при поцелуе я не испытывал
такого фонтана чувств и эмоций. Ни одни губы прежде не казались мне такими
нежными, настойчивыми и такими желанными…
Настало утро. Но нам было как-то лень выбираться из постели, поэтому
завтракали мы в скомканных простынях и немыслимом количестве примятых
подушек.
А потом он уехал на съемки какой-то рекламы, а я еще долго и вдумчиво лежал
на кровати, уставившись на белый, подернутый тенями потолок, ощущал как
немеют зацелованные губы и переваривал все, что со мной произошло в
последние несколько дней. Это было безумно, но в значительной мере
потрясающе.
Глава 8.
На работу я в тот день так и не пошел. Удосужился лишь во второй половине
дня позвонить начальнику и трагическим голосом сообщить, что подхватил
жутчайший грипп. На самом-то деле я, конечно, чувствовал себя более, чем
«kawai»! Не мог найти себе место, бродил из комнаты в комнату, суетился и
постоянно думал о нем. Я был просто одержим этим человеком, как какой-то
сентиментальный шизофреник. Мысли о Каяве не просто затуманивали мое
сознание. Они отравляли его будто какая-то неизлечимая и прогрессирующая
болезнь.
Я вышел на балкон и долго смотрел в небо, слушая ностальгические песни
одного моего любимого французского певца. В какой-то миг, я вдруг, осознал,
что вовсе не являюсь тем, кто сейчас стоит здесь, глядя на голубое, жаркое
небо, чуть тронутое одинокими облачками, и что я вполне мог бы быть кем-то
иным.
Я отчего-то подумал о тех многих людях, чьи поблескивающие на солнце
стеклянные окна я видел напротив своего дома и о тех, кто летел в самолете,
отчерчивающем длинную дымчатую полоску в синеве небес…
Ближе вечеру я пошел в супермаркет, потому как мы с Каявой, несмотря на
свою худобу, были весьма прожорливыми товарищами и давеча вечером съели
почти все мои скудные двухдневные запасы.
…Погода была весьма неплохая, если не принимать во внимание обилие
солнечных лучей. У меня было так радостно на душе, так спокойно и свободно,
когда я брел по улице, что помимо воли, как полоумный улыбался встречным
прохожим и в то же время не замечал их. Все для меня теперь существовало
вне времени.
…Проходя мимо стеклянным магазинов и бутиков в богатом квартале, я с
любопытством разглядывал людей и манекенов и кивал миленьким
продавщицам-консультантам по ту сторону стеклянной стенки. Все они казались
мне милейшими существами. В которых, впрочем, я теперь совершенно не
нуждался…
Все мое нутро было исполнено теплом неизъяснимой, безграничной любви и,
кажется, что сердце цвело, словно только что выбившаяся из-под воды пруда
кувшинка.
В супермаркете я купил мой любимый засахаренный миндаль, апельсины, щербет,
пирожки с рисом и фаршированный лосось.
Впрочем, я не был уверен, вернется Каява или нет. И от этого у меня в
животе стало немного горячо…
Но он вернулся…
Почти ровно в 8 вечера он позвонил в дверь и я, открыв ее, с весьма
эмоциональным возгласом, обнаружил, что Каява отстриг свои чудные
смородиновые волосы чуть ниже мочки уха. А его новый цвет волос заставил
меня недоверчиво прищуриться и мысленно вопросить себя, что ж я, милый,
курил такое с утра? Теперь он был платиновым блондином со взъерошенным,
творческим беспорядком на голове.
На нем были сине-чёрные полосатые гольфы, закатанные джинсы с нашивками и
живописными прорехами. Весь это натюрморт дополняли массивные бутсы на
платформе и фиолетовый рюкзак, свисающий с плеча.
Сначала из непривычки видеть его с таким цветом волос, я немного опешил,
растерянно хлопая ресницами, но потом понял, что таким Каява мне нравится
еще больше. Теперь он выглядел совершенно как девчонка. Очаровательная,
брутальная японская девчонка.
…- Тебя хотят все вокруг. Почему ты выбрал меня? – провокационно спросил он
меня, глядя сонными и от этого чуть потускневшими глазам, когда мы немного
расслабленные от съеденного ужина и выпитого легкого вина, сидели на кухне
и пытались не кинуться друг другу в объятия.
- Потому что ты не девчонка… - немного нагловато улыбнулся я.
-И что, тебя не смущает, что я раньше спал с кем попало?
- Не-а… Я люблю тебя со всем твоим прошлым. Ведь мое прошлое – тоже не
пасхальный зайчик…
- Я тоже люблю тебя…И надеюсь, что хотя бы поэтому моему жалкому
существованию есть хрупкое оправдание… - Каява помолчал, о чем-то размышляя
и лег на кухонный стол.
- Тебе нравится то, чем ты занимаешься в жизни? Я имею ввиду музыку? –
полюбопытствовал я, сам весьма не равнодушный к этому искусству.
- Я никогда не пытался искать в своем занятии музыкой какой-то
драматичности, - тихо сказал он, - Все это задумывалось, издевка… Ну и
чтобы немного позлить моего отца… Он посол и всегда хотел меня видеть
кем-то похожим на него. Но все сложилось по-иному…- Каява немного помолчал,
закуривая «Вирджинию», - но есть, конечно, и свои недостатки во всем
этом... мне очень не нравится, что большинство людей ценят меня не то,
каков я на самом деле, а только за то, что я либо красиво сижу, либо
красиво вышагиваю и курю и за прочий подобный же бред…
- Понимаю, - кивнул я и лег рядом, - просто их сбивает с толку твоя чудная
мордашка. Люди не виноваты, что им генетически присуща любовь ко всему
красивому.
- Но это не правда! – легко пихнув меня в бок, запротестовал он, - я вовсе
не красивый. Это ведь только видимость…
- Н-ну да, они же не видят твои слегка кривоватые нижние зубки, - засмеялся
я.
- Мне бы хотелось уехать с тобой в Киото… - тихо прошептал он мне на ухо,
чуть касаясь губами моей щеки, - Купить там небольшой домик с садом во
дворе… А потом открыть вместе с тобой ресторан, где подавали бы только
мороженное. Днем мы бы работали… а вечером и ночью любили бы друг друга до
беспамятства…
- Почему бы нам так не поступить?
Каява тихо усмехнулся.
- Я имею ввиду, нам незачем куда-то ехать, чтобы жить вместе…
- У кого будем жить? – тут же, приподнявшись и заглянув в мои сонные глаза,
протараторил Каява, - у меня или у тебя?
Я засмеялся. Потому что идея совместного жительства никогда не приходила
мне в голову, когда я встречался с каким-то девчонками… даже с теми,
которые мне были по-особенному дороги. А теперь было иное дело – мне не
хотелось расставаться с Каявой ни на секунду, ни на пол-секунды…
Лежа нас толе, мы стали эмоционально планировать, как повыкидываем старую
мебель, купим большой аквариум с черными и золотыми рыбками, как будем
ходить вместе в магазин за продуктами и оговорили даже то, по какому
графику будем убирать в квартире.
- А еще я бы охотно купил белый рояль, - с мечтательным блеском в глазах,
сказал я, - давно хотел, но все как-то руки не доходили…
- Зачем тебе рояль?
- Играть… - простодушно пожал я плечами, - у меня за спиной все-таки
музыкальная школа по классу фортепиано…
Когда я обмолвился, что когда-то закончил музыкальную школу, Каява чуть
было не свалился со стола, на котором все это время преспокойно лежал и
курил.
- Ты серьезно? – всплеснул он руками, - Господи, ты просто не
представляешь! Как это важно! Мы уже год не можем найти нормального
клавишника! … Нет, ты точно серьезно?... Ну я просто… Нет, это ты просто….
Ты что не мог раньше сказать?
Каява и так не особо хорошо говорил на английском, но сейчас от
подступивших эмоций, вообще половину звуков просто глотая. И я сидел,
слушал и думал: Что сказал? Сам-то интересно понял?
Так или иначе, но уже на следующий день я пришел к ним на репетицию и
сыграл кое-что из того, что обычно слушал: немного классики, немного
авангарда, немного еще чего-то... Странно, но ребятам понравилось. Впрочем,
мне – тоже. А потом, когда я перезнакомился более близко с этой веселой, и
уж чересчур простодушной компанией, мы решили устроить вечеринку по поводу
явления в их команде нового клавишника, то есть меня. Барабанщика – милого
парня лет 24-х- звали Имото, гитариста с интересной прической в стиле панк
– Йюми, а бассист, к моему удивлению, носил имя одного из героев моей
любимой манги «Fushigi Yuugi» - Хатохори. Мне казалось милым и забавным,
что все друзья Каявы называли его исключительно «Cосо Rocks». Уличный сленг
я понимал еще с детства…
- Почему они называют тебя «Cосо Rocks»? – как-то спросил я у Каявы.
Он пожал плечами и не удосужился мне ответить. Видимо его и самого смущало
такое странное прозвище. «Cосо Rocks» на уличном диалекте обычно означает
кокаин смешанный с шоколадным пудингом, что само по себе чрезвычайно
поражает воображение.
- Может, потому что ты для них что-то вроде этого шоколадного крэка? –
хихкнул я.
С того дня, как Каява привел меня в студию и познакомил со своей j-рок
командой, мы стали репетировать каждую среду, пятницу и воскресенье в их
небольшой, но красочной студии в одном из не особенно шумных районов
города. Мне стоило немалых усилий прямо во время репетиции не кинуться в
объятия Каявы и не расцеловать его замечательное ангельское лицо… Я мог
часами заворожено смотреть на него, чуть не плача от счастья, что он у меня
есть.
А от взглядов, которые мы бросали друг на друга, похоже уже начинала
дымиться мебель в студии.
Да, кстати, мы оба наконец-то уволились с той ужасно-заунывной работы в
рекламном агентстве и в совсем скором будущем намеревались найти что-то
более подходящее для наших неисправимо-творческих и экзальтированных натур.
Совершенно серьезно мы полагали, что нам следовало бы заняться каким-то
общим бизнесом или еще чем-то в том же духе. Но только обязательно вместе…
Я был почему-то абсолютно уверен, что жил прежде лишь для того, чтобы
однажды встретить этого голубоглазого японца. И мне казалось, все, что я
делал: вплоть до каждого движения, взмаха ресниц и вздоха – только дл
Каявы.
У него были чрезвычайно теплые отношения со всеми его друзьями из группы. Я
и не сомневался, что в свое время он со всеми ними переспал. На какие-то
минуты, когда его обнимал Хатохори или Йюми, мною даже овладевало дурацкое
собственничество и ревность. Я знал, что Каява позволяет обнимать себя
только, чтобы подразнить меня. Обычно, узрев на моем лице хоть тень
недовольства он, наклонившись к моему уху, шептал:
- Мне хочется зацеловать тебя до смерти, когда ты так вот злишься. Это так
мило…
Предпоследняя глава №9.
…На столе в беспорядке валялись какие-то листки с нотами, диски,
использованные пакетики чая. Каяве всегда было лень выкидывать последние в
мусорное ведро. Глядя на этот музыкально-чайный натюрморт, который
дополняла еще и переполненная окурками «Вирджинии» пепельница, я невольно
улыбнулся…
Из гостиной доносился приглушенный голос Каявы – он напевал незабвенную
«Always on my mind» Элвиса.
Мне хотелось устроить внеурочный День Благодарения, испечь огромный
ванильный торт и веселиться до упаду... За все то счастье, которое мне
преподнесла судьба.
«… And I guess I never told you, I’m so happy, that you mine…»
Мы жили вдвоем вот уже три месяца и за это время привязались друг к другу
до такой степени, что даже не отпускали друг друга по- одиночке в магазин
за сигаретами.
Вместе ходили на репетиции, вместе бродили в сумерках по близлежащим паркам
и скверам, вместе устраивали редкие попойки, вместе готовили ужин и вместе
отправлялись в кровать.
…Бывали дни, когда мы вообще не вылезали из постели. Но совсем не
обязательно, что все это время мы занимались любовью. Мы могли просто
валяться в кровати, читая одну книгу на двоих, уплетать синий сочный
виноград, смотреть какой-нибудь фильм ужасов, мультик либо просто болтать
ни о чем, слушать приятную музыку и целоваться. В такие моменты я завидовал
сам себе и, казалось, окончательно сходил с ума. Я никогда бы не смог
делиться этим голубоглазым чудом с кем-то еще. И ни за что не отдал бы его
кому-то даже на мгновение.
Пусть это было чрезвычайно глупо, но мне до жути нравилось шептать в его
ухо всякие бредовые сентиментальности, нравилось чувствовать его учащенное
дыхание на моей шее, нравилось, как он произносил это простое: kimi ni
koishita… Благо теперь-то я знал, что означают эти слова…
Порой мне становилось даже стыдно перед иными людьми за свое счастье.
Сколько же много существ на этой планете и сколько страданий они переносят
в своих сердцах… Сколько мук, сколько безжалостно обрушившихся надежд,
сколько переживаний, страха и неразделенной любви… Мне было их так жалко,
ибо я был безмерно счастлив.
Я понимал их боль, и оттого мне делалось грустно и скорбно. Я чувствовал
себя каким-то преступником, который украл огромный кусок счастья у всех
остальных людей.
И порой мне казалось, что я вполне смог бы пожертвовать собой, как тот же
Иисус, чтобы все потом были счастливы. Но я знал, что суть счастья кроется
не в чьей-то жертве и не в чьей-то смерти. И пусть бы распяли хотя бы даже
тысячу подобных людей, человечество все равно нашло бы от чего страдать.
Порой я радовался, что во мне просыпалась такое вселенское сострадание… Но
жаль, что это случалось лишь в 2 ночи, когда рядом не было никого, кому
понадобилось это сострадание… Каява же требовал не сострадания, а любви.
Безраздельной, нежной и чтобы на всю ночь…
Я очень хорошо ощущал, когда он хотел меня. А он хотел меня почти все
время.
Мы были головокружительно счастливы.
…Как-то раз мы отправились все вместе: Хатохори, Имото, Йюми, Каява и я в
парк аттракционов. Это был замечательный день. Мы обсуждали планы на
будущее. Разглагольствовали о концертах и том, что собираемся делать в
ближайшие десять лет. Правда Каява почему-то предпочитал помалкивать на
счет своих планов. Возможно, как мне показалось, он просто не хотел пускать
слов на ветер. Некоторые верят, что если мечту произнести вслух – она
никогда не исполнится. Наверное, Каява тоже верил в это, а отличие от нас
всех, которые совершенно не боялись кидаться своими планами и мечтами.
Весь день мы, как сумасшедшие носились по парку развлечений, катались на
разных умопомрачительных аттракционах и все время, к большому удивлению
прохожих и друзей, целовались с Каявой. Конечно, Хатохори, Имото и Йюми
знали о наших отношениях, но, как мне признался позже Имото, им было
странно видеть Каяву влюбленного до такой степени, но они были рады такому
положению вещей. Не скрою, мне было приятно слышать подобное…
Меня не много волновало лишь то, что Каява все время выглядел каким-то
уставшим. И эта слабость и усталость были каким-то беспричинными. Впрочем,
я списывал это на каждодневные репетиции и почти каждоночные занятия
любовью.
Ну и заключительная: глава 10
…Однажды Каява пропадал где-то целый день. На все мои расспросы Хатохори,
Имото и Йюми только пожимали плечами и делали вид, что я обращаюсь не к
ним. Меня это очень насторожило. И внутри появилось какое-то нехорошее
предчувствие. Я не находил себе места и не мог репетировать. Пальцы
соскальзывали с клавиш и голова раскалывалась от боли….
Поздно вечером Каява наконец-то пришел домой. Без каких бы то ни было
объяснений, он как-то странно улыбнулся мне, почти виновато и рухнул на
диван, отвернувшисья от меня. Его улыбка меня почему-то напугала.
Ничего не понимая, я сел рядом и поцеловал его плечо. Сначала я планировал
наброситься на него с упреками, что, мол, он заставил меня не по-детски
волноваться. Но теперь желание делать что-то подобное у меня отпало.
- Что случилось, Каява-сан? – гладя его по волосам, спросил я шепотом, - ты
неважно выглядишь…
Он выглядел действительно не очень хорошо и на все мои вопросы по поводу
его самочувствия только пожимал плечами и улыбался. Но я знал, что
произошло нечто очень нехорошее… Быть может, вовсе непоправимое.
И я оказался прав.
Далеко за полночь я встал с кровати и направился в кухню, чтобы выпить
воды. Там, к своему удивлению, я обнаружил Каяву. Он неподвижно сидел за
столом, склонив на руки голову.
Его блестящие смородиновые волосы были собраны в хвост, рубашка наполовину
расстегнута и падала с плеч. Я подошел сзади и дотронулся губами его теплой
кожи меж лопаток.
- Что произошло? – тихо, но настойчиво спросил я, обняв его наполовину
оголенные плечи и силясь не поддаться искушению их расцеловать, - Помнишь,
мы еще в первый день, когда решили жить в месте, пообещали друг другу
говорить правду. Даже если она жестокая, даже если причинит нестерпимую
боль?…
- Я болен, Ян, - сипло проговорил Каява, - у меня рак крови…
Я замер, все еще сжимая его в объятиях, понимая, что он говорит не просто о
какой-то простуде или астме. Дело обстояло, по видимому, куда серьезнее.
- Помнишь, когда мы встретились там, на улице, возле парадной, когда шел
дождь?
-Да, помню, - уткнувшись носом в его волосы, пробормотал я.
- Тогда я как раз возвращался от врача. Он сказал мне, что я слишком поздно
обратился…, - вздохнул Каява, гладя меня по руке.
Меня передернуло, и холодный пот проступил у меня на висках и груди. Я сжал
Каяву еще сильнее, не желая верить его словам.
-Я хотел тебе давно сказать… Но все как-то не решался, - понизив голос,
прошептал он.
- Но этого не может быть, - я закусил губу, чтобы не расплакаться, но
все-таки не смог удержаться от слез, - почему же ты не лечишься? Почему не
сказал раньше…Почему вел себя, как ни в чем не бывало? Господи…
- Уже поздно, Ян… Меня уже не спасти…
Мы долго сидели в кухне, обнявшись и молчали. Каява гладил мое лицо,
целовал его, пытаясь как-то успокоить, словно умирал не он, а я… Но все это
было бесполезно. Я рыдал, как ребенок, и был не в силах остановиться. Все
это было кошмарным…
Через неделю после этого вечера мы давали концерт в одном большом ночном
клубе. Каява вел себя совершенно обыденно, выкладываясь на полную. Прежним
был его изумительный голос, порой переходивший в истеричные нотки. Прежними
были выходки, от которых с ума сходила толпа фанатов.
Но как бы не веселилась вокруг беснующаяся толпа, как бы звонко и
порочно-улыбчиво ни пел Каява, меня ни на секунду не покидала мысль о том,
что вскоре моего волшебного ангела не станет…
Я искренне пытался не думать обо всем этом, ибо знал, стоит мне лишь на миг
задержать мысль о том, что произойдет с Каявой, и она, эта чертова мысль,
раздавит меня, словно я ничтожное насекомое. Тогда я непременно не сдержусь
и расплачусь у всех на виду.
Я уговаривал его лечь в больницу. Но он все твердил, что это уже
бесполезно… Я поражался его эгоизму.
Тогда я буквально силой затащил его к врачу. Но доктор сказал, что диагноз
не утешительный – Каяву срочно нужно было госпитализировать. Хотя на этой
стадии мало что можно было сделать, кроме совсем уж радикальных мер…
Я молил буквально на коленях, чтобы Каява соглашался на эти радикальные
меры, но он только виновато улыбался и, целуя меня, шептал, чтоб я
успокоился.
…Дни мелькали, словно череда черно-белых слайдов. Болезнь прогрессировала.
Каява менялся буквально на глазах и все же уперто отказывался от лечения,
словно он искренне желал смерти.
Врачи приезжали на дом и ужасались его упертости делать операцию. Но, без
его согласия, даже медицина ничего не могла поделать.
Каждый день приходили Катохори, Имото, Йюми. Я понимал, что они тоже любят
его до безумия и тоже с трудом не плачут, когда видят, как сильно изменился
Каява. Он был бледен, как смерть и уже с трудом разговаривал. У его кровати
все время дежурила медсестра. Я тоже не отходил ни на секунду.
И видел, как с каждой секундой его свет становится все бледнее и бледнее. Я
сам был близок к помешательству, но находил в себе силы держаться.
Казалось, сам Каява до последней минуты воспринимал все происходящее, как
фильм или аниме, в котором все равно все закончится хорошо. Не смотря ни на
что…
- Я не хочу, чтобы ты грустил обо мне, - тихо прошептал он, совершенно
ослабев от мучавшей его болезни, когда в конце лета мы сидели на веранде и
наблюдали, как заходит кровавое солнце, - все таки мы были счастливы…
Просто здесь я уже, видимо, выполнил свою миссию…
Я сморщился от боли, что сковывала мое сердце и от которой мутилось в
глазах. Ее не мог унять даже сам Господь со всей оравой своих
безделушек-ангелов.
Наклонившись, я поцеловал воспаленные веки Каявы и, хотел было что-то
сказать, но не смог произнести ни звука. Я жил только им все это время. А
что же я буду делать потом, когда…
Я, вдруг, тихо соскользнул на пол, обнял его колени и, положив на них
голову, тягостно вздохнул.
- Я люблю тебя…
- Я люблю тебя тоже…
…Он умер ранней осенью, когда листву едва тронула легкая искрящаяся
позолота. Умер у меня на руках, тихим взором глядя на мое заплаканное лицо…
Моего ангела не стало….
С тех пор я никогда не влюблялся, пытаясь вынуть из своего израненного
сердца осколки нашей любви… Все свои чувства я оставил под крышкой белого,
лакированного гроба, в котором хоронил мое голубоглазое чудо. И я не
переставал винить себя за то, что не смог ничего сделать, чтобы спасти
моего ангела.
Имото, Хатохори и Йюми по-прежнему – мои друзья. Мы, как можем,
поддерживаем друг друга. Вечерами они, бывает, приходят ко мне, за что я им
очень благодарен. Потому что одиночество наедине с кошмарными мыслями
разрушают меня с неумолимой силой.
Они тоже любили его. Пусть и не так, как я, но любили. А как его можно было
не любить?...
В скором будущем мы с ребятами собираемся продолжить репетиции и концерты.
Хотя бы в память Каявы… Но кто будет теперь исполнять песни? Кто еще, кроме
Каявы способен так петь? Иного такого человека я не знал и не хочу знать.
Иногда я не в состоянии находиться в квартире, тогда я выхожу из дому и иду
куда-то, чтобы поплакать… Kimi ni koishita…
Со временем я открыл небольшой ресторанчик, в котором подавали только
мороженное десятков видов и блюда из него, как мечтал когда-то Каява… В
меню был один мороженный десерт с шоколадом и ванилью. Он пользовался
бешеной популярностью у посетителей. Десерт назывался «Cосо Rocks
slastyona_84 (Здесь_живет_любовь) все записи автора
Armagedd0n (Здесь_живет_любовь) все записи автора
"Любовь бежит от тех, кто гонится за ней, а тем, кто прочь бежит, кидается на шею"
