nata_tursha все записи автора

Искусство сливать буквы в слоги и в слова. Частное мнение.

Автор: Леонид Некин

Выучить все буквы по отдельности — дело не такое уж мудреное. Куда как труднее наловчиться «сливать» сразу несколько букв, стоящих друг за другом, так чтобы получалось слово. Самая первая и, пожалуй, самая сложная задача — научиться читать слитно простейшие слоги, состоящие из пары «согласная-гласная», — то есть склады. Действительно, если ребенок может прочесть слог «ма», то и слово «ма-ма» он уж как-нибудь разберет. Но каким образом побудить его не делать паузы между первым и вторым звуками склада?

Честно говоря, я не знаю универсального ответа на этот вопрос. Конечно, можно снабдить ребенка самыми подробными объяснениями, можно продемонстрировать ему сколько угодно примеров. Рано или поздно он наверняка сумеет воспроизвести объяснения и примеры, но мне нужно не этого — мне нужно, чтобы он понял. В данном случае это означает, что, встретившись с каким-нибудь новым складом, он не растеряется, а прочтет его слитно без посторонней подсказки.

Я не в состоянии вложить в ребенка понимание в готовом виде. Я могу только давать ему какие-то намеки в надежде направить течение его мысли в желательном направлении. К пониманию человек приходит сам. Понимание — это личное открытие, это результат самостоятельной творческой работы. Поэтому мой успех как учителя не гарантирован. Если повезет, мое объяснение будет понято с первого или со второго раза. Однако я должен быть готов и к тому, что не всё пойдет так гладко, как хотелось бы.   

Так что же можно сделать, чтобы добиться от ребенка слитного произнесения звуков в складах? Это центральный вопрос всякой методики обучения чтению. В зависимости от предлагаемого рецепта, я бы разделил методики на следующие три категории.

1. Традиционный подход: ребенка вначале обучают отдельными буквам, а потом вырабатывают в нем понимание того, как их сливать в связные слоги (склады). Подразумевается, что мыслительные способности ребенка уже достаточно хорошо развиты.

2. Метод Зайцева: ребенку предлагается выучить каждый склад русского языка как один неделимый символ вместе с соответствующим слитным способом озвучивания. Таких символов насчитывается довольно много — более двухсот, — поэтому нагрузка на детскую память сравнительно велика, зато никаких мыслительных способностей не требуется.

3. Метод Домана заходит еще дальше: в качестве неделимой единицы, подлежащей запоминанию, выступает уже целое слово. Доман принимает за аксиому, что детская память настолько совершенна, что впитывает всё моментально и притом в неограниченном количестве.

Что касается Домановской методики, то в доступных мне источниках не описано ни одного случая, чтобы кто-нибудь, следуя ей, действительно научил своего ребенка читать. Я полагаю, что она создана совсем для других целей. Она идеально подходит для подготовки домашних цирковых представлений, где в качестве главного артиста выступает какой-нибудь полуторагодовалый карапуз. Артисту показывают одновременно несколько карточек, на каждой из которых крупными печатными буквами написано какое-либо слово. Потом одно из этих слов произносят вслух, и артист в большинстве случаев правильно указывает на соответствующую карточку. Аудитория, состоящая преимущественно из бабушек и дедушек, восторженно хлопает и восклицает:

— Надо же! Такой маленький, а уже умеет читать!

Этот номер потому так эффектен, что бабушки и дедушки в свое время обучались чтению по традиционным методикам. В рамках тех методик надо было основательно потрудиться, прежде чем наработать навыки, необходимые для показа подобного представления. Неудивительно, что у бабушек и дедушек возникает иллюзия, будто внучек — самый настоящий вундеркинд.

Методика Зайцева, конечно, более универсальна. Она позволяет не только готовить детей к цирковым представлениям, но и действительно учить их читать (по складам). А для тех родителей, кто не придает большого значения эффектным трюкам, традиционный подход всё еще остается вполне разумной альтернативой.

Впрочем, при домашнем обучении вопрос о выборе «правильной» методики не стоит. «Правильно» всё то, что ведет к желаемой цели. Не будет ничего предосудительного, если поначалу ребенок выучит пару десятков складов по-Зайцевски (то есть как один неделимый символ) и только потом, проделав определенную интеллектуальную работу, откроет для себя общее правило «слияния» звуков. В конце концов, даже Домановское заучивание целых слов ничему не повредит, при условии соблюдения разумной меры. Родителям, в отличие от профессиональных методистов, нет никакого дела до авторских амбиций, а значит и нет ни малейшего резона заботиться о «чистоте» методики.

К каким нелепостям приводит «чистота» методики, хорошо проиллюстрировано в книге Зайцева «Письмо. Чтение. Счет»:

Пришел трехлетка в детский сад, и его, растопырив пальцы, спрашивают:

— Сколько?

— Пять, — отвечает.

— Да не пять, а много! — возражает тетя.

И эта тетя вовсе не дура. Просто она вынуждена работать по утвержденной программе, которая, конечно же, не учитывает, что воспитанники могут приносить с собой «посторонние» знания. Как бы ни потешался над этой тетей Зайцев, он сам от нее ушел не слишком далеко. В той же книге он пишет:

Мы против того, чтобы начинать обучение чтению с названий букв, но куда денешься — многие ребята их уже знают. Учиться чтению названия букв только мешают.

— Тэ-Ё-Тэ-Я. Тойота! — «догадывается» ребенок, озвучив буквы.

Когда есть картинки, догадываться о прочитанном легче, но можно попасть и впросак.

— Ше-У — Шу. Бэ-А — Ба.

— Что получилось?

— Тулуп!

— Рэ-А — Ра, Мэ-А — Ма.

— Что получилось?

— Сарай.

Последние два слова ребенок отгадывает по изображениям предмета меховой верхней одежды и рамы, прислоненной к углу сарая.

Мешают научиться читать и многочисленные азбуки с привязкой названий букв к картинкам: аист — А, бегемот — Б, выдра — В, гусь — Г и т.п. Встретив то же слово ШУБА, к примеру, ребенок непременно вспомнит шакала, утку, бегемота и аиста, которых нужно перекодировать в предмет верхней меховой одежды. Для шарады совсем неплохо, но выход в чтение значительно оттягивает.

Зайцев, как и большинство амбициозных авторов-методистов, страдает манией «чистоты». Все обучающие приемы, которые не разработаны им лично, объявляются вредными, даже если за ними стоит вековая традиция. Он приподносит их в заведомо искаженном, окарикатуренном виде, с тем чтобы над ними легче было поглумиться. К примеру, он заявляет: «Мы отвергаем широко распространенное заблуждение, что прежде, чем научиться читать, нужно знать названия букв, алфавит». Что ж, написано с большим пафосом, да только никакого такого распространенного заблуждения не существует! Наоборот, куда ни глянь, даже в самых традиционных методических пособиях родителей предостерегают от алфавитных названий букв: «Согласную букву нужно называть одним-единственным звуком, без призвука гласной». Предостережение это, по-моему, совершенно излишне, потому что такие вещи и без того достаточно очевидны.

Так что же хотел сказать Зайцев? — За его словами слышится лишь едва прикрытое недовольство тем, что родители всё еще продолжают учить детей традиционными (незайцевскими) методами. Ребенок, знакомый с буквами, но незнакомый с «кубиками Зайцева», вызывает у него приступ едкого сарказма.

На мой взгляд, знания, если только они истинны, никак не могут мешать или быть вредными. Пусть, например, ребенок действительно знает все буквы только по их алфавитным названиям. То есть символ «Б» ассоциируется у него не с единственным звуком [б], а сразу с двумя звуками [бэ]. Но ведь проложить дорожку в памяти от [бэ] до [б] неизмеримо проще, чем выстроить весь путь от исходного пункта (символа «Б») до конечного (звука [б]). Такому ребенку будет несложно объяснить, что буквы читаются не совсем так, как они называются. Что за беда, если он обучится чтению на пару дней позже и потратит на это слегка больше умственных усилий!

Если малыш может прочитать: «Ше-У — Шу. Бэ-А — Ба», — то он уже научен самому главному: он уже понял, как сливать между собой буквы. Никакие «кубики Зайцева» ему уже не нужны. Ему остается лишь совсем немножко потренироваться, чтобы перестать произносить вслух «Ше-У» и «Бэ-А». Тогда он будет озвучивать только «Шу-Ба», — а именно это и называется чтением по складам.

Хоть я и сам не любитель покупных азбук с картинками, но утверждение о том, что они мешают научиться читать, представляется мне крупным перебором. Даже если поначалу чтение будет похоже на разгадывание шарад, то в этом нет ничего плохого. Дополнительная тренировка умственных способностей никак не может повредить общему развитию ребенка. Со временем дорожка в памяти, ведущая от символа «Ш» к звуку [ш], полностью распрямится и не будет больше петлять к тому месту, где живет шакал.

Зайцев во главу угла ставит рекордно короткие сроки «выхода в чтение». Это достигается за счет максимальной разгрузки детского интеллекта. Именно поэтому его методика идеально подходит как для малышей-двухлеток, так и великовозрастных тупиц. Именно поэтому я не являюсь ее поклонником. Я могу позволить себе не торопиться. Медленнее не значит хуже. «Неторопливые» методики учат ребенка не только читать, они учат трудиться, думать, делать обобщения, они учат чему-то такому, что не так легко поддается определению и проверке, но что может оказаться тоже весьма и весьма полезным.

И всё же, следует отдать Зайцеву справедливость. Как бы ни легка была его методика с точки зрения обучаемых, она требует поистине виртуозного мастерства от преподавателя. Удерживать внимание детсадовской группы на двух сотнях складов русского языка — задача не для дилетантов. Главная ставка тут сделана на особенности группового поведения маленьких человечков. В ход пущены соревнования, коллективные игры, совместная деятельность, хоровое пение. Дети буквально влюбляются в «кубики», в таблицу складов и, конечно, в самого преподавателя. Известно, что там, где от участников не ожидается проявления интеллекта, «групповая энергетика» способна творить чудеса. Магия харизматического управления детским коллективом — это, безусловно, самая интересная сторона Зайцевской системы. И если он действительно обучает этой магической технологии на своих авторских семинарах, то запрашиваемую им плату за обучение следует признать весьма скромной.

К сожалению, при домашнем обучении по «кубикам» эта главная изюминка Зайцевской методики утрачивается. Здесь успех достигается, главным образом, за счет того, что склады русского языка превращаются как бы в предметы повседневного обихода, окружающие ребенка с рождения. Это идея, без сомнения, здравая, но реализовать ее можно сотней менее хлопотных способов, чем «кубики Зайцева».

 

Сколько детей — столько методик: каждый ребенок учится читать по-своему

Когда-то я тоже гонялся за рекордами. Я слышал, что есть дети, которые уже в два года умеют читать, и мне ужасно хотелось, чтобы мой ребенок был «не хуже». Я был заражен идеей, что «после трех уже поздно», и черпал вдохновение в книгах Домана. Я с энтузиазмом принялся обучать чтению моего двухлетнего первенца, Дениса. Со временем, однако, требования реалистичности заставляли меня всё больше и больше нарушать строгие Домановские предписания.

Во-первых, большие плотные Домановские карточки, на изготовление которых уходила уйма времени, превратились у меня в жидкие полоски обычной бумаги, на которых я писал слова толстым фломастером, тратя на это лишь несколько секунд. Во-вторых, чтобы породить у ребенка хоть какой-то интерес к нашим занятиям, я был вынужден стимулировать его маленькими шоколадными конфетами-горошинками. В-третьих, мне не терпелось знать, оставляет ли учеба какой-либо след в голове ученика, и поэтому я устраивал ему проверки. Результаты проверок были удручающими. Выучив какое-нибудь новое слово, Денис непременно забывал что-то из своего старого репертуара, так что количество слов, которые он был способен прочитать, никогда не превышало двадцати-тридцати. С грехом пополам мы добрались до стадии чтения самодельных книг, и здесь мы застопорились окончательно и бесповоротно.

Когда Денису исполнилось четыре года, я совершил самый большой отступнический шаг, а именно, обучил его буквам алфавита. Удивительно, но факт: чтобы прийти к такому «смелому» решению, мне понадобилось два года напряженных изысканий. Я порвал с методикой Домана, и дело стало быстро налаживаться.

На очередь встала проблема слитного чтения складов. Я начал с первого, что пришло в голову:

— Смотри-ка, Денис: вот это «М», а вот это «А». Вместе будет «МА».

Это не сработало. Тогда я прибегнул к обходному маневру. Я взял на вооружение два принципа: «От простого — к сложному» и «Ломать проще, чем строить». В результате получилось то, что у Зайцева называется «Путь к чтению лежит через письмо». Действительно, для того чтобы какое-нибудь слово написать, его надо «сломать», то есть расчленить на отдельные буквы, а для того чтобы слово прочитать, его надо «построить», то есть собрать отдельные буквы в единое целое.

Денис уже умел называть первую букву в слове. (Это нам понадобилось при разучивании букв.) Когда мы нарабатывали этот нехитрый навык, я его спрашивал:

— С чего начинается ММММММММама?

— С чего начинается ШШШШШШоколад?

Начальные буквы я тянул так долго, что дать неправильный ответ было просто невозможно. Постепенно подсказка становилась всё менее явной, но Денис уже уловил суть вопроса и отвечал безошибочно.

Подобным же образом он научился определять последнюю букву в двухбуквенном складе. (Я пока не трогал склады на -е, -ё, -ю, -я, -ь.) Для этого оказалось достаточным несколько раз задать вопрос:

— Чем заканчивается «МА-А-А-А-А-А»?

Потом мы с Денисом стали играть в такую игру. Я брал несколько одинаковых маленьких коробочек (без крышки), переворачивал их вверх дном и прикреплял к ним небольшие полоски самоклеющейся бумаги, на которых были написаны разные двухбуквенные склады. Я просил Дениса отвернуться, и в это время клал под одну из коробочек конфету-горошинку. Когда Денис поворачивался обратно, я говорил, например:

— Конфета лежит под слогом «МУ».

Или просто:

— Му.

После этого Денису разрешалось приподнять одну из коробочек, и если там оказывалась конфета, то она доставалась ему. Если же нет, то «ход» переходил ко мне. Я, разумеется, всегда безошибочно «угадывал» правильную коробочку, и с демонстративным удовольствием поедал конфету под огорченным взглядом Дениса.

Мы начали со складов: «МА», «МИ», «МО», «МУ», «МЫ». Не обошлось без подсказок:

— Давай-ка, сообразим. Вот, я назвал слог «МУ». На какую букву он заканчивается? Правильно, на «У». А теперь посмотри внимательно на коробочки! Какой из этих слогов тоже оканчивается на «У»?

Задания постепенно усложнялись. Пока Денис отворачивался, я менял набор слогов или хотя бы просто переставлял коробочки местами. Усложнялись и подсказки:

— Давай-ка, найдем слог «ДА». Покажи для начала все слоги с первой буквой «Д»... Хорошо. А теперь: у которого из них последняя буква «А»?

Когда наконец в нашей игре мне перестали доставаться конфеты, я отважился показать на одну из коробочек и спросить напрямую:

— А это что за слог?

К моей радости, этот вопрос не вызывал у Дениса никаких затруднений.

Пришла пора познакомиться со складами на -е, -ё, -ю, -я. У меня были опасения, что тут у нас могут возникнуть трудности. Но всё обошлось без особых проблем. Простого объяснения и нескольких примеров оказалось достаточно. Правда, пришлось слегка повозиться со складами на -ь. Как и следовало ожидать, заявления о том, что «этот значок смягчает предшествующую согласную», не встретили ни малейшего понимания. В конце концов, приемлемых результатов удалось добиться благодаря следующему объяснению:

— Мягкий знак читается так же, как и буква «И», только очень коротко и тихо, так что его почти не слышно.

Наконец-то переходим к чтению слов! Тут я пожалел, что выкинул все наши Домановские карточки. Было бы любопытно посмотреть на старые слова новыми глазами. Ну, да ладно! Новые слова я выписываю уже не на бумажных полосках, а на полноценных листах писчей бумаги формата А4. Сперва я вывожу, конечно:

— Что осталось?

— Ма.

— А вот так? — Закрываю первый слог, открываю второй.

— Ма.

— А теперь давай повторим! — Вначале короткое время держу открытым только первый слог, потом — только второй.

— Ма. Ма.

— Отлично! Еще быстрей.

— Ма-ма.

— Какое слово получилось?

— Мама! — говорит Денис, радуясь внезапному открытию.

Точно таким же образом читаем остальные слова. В слове «Матвей» целых четыре склада. Держу два пальца так, чтобы между ними образовался небольшой просвет — «окошечко», и наставляю это окошечко вначале на «Ма», потом — на «т», потом — на «ве» и, наконец, — на «й». Всякий раз выдерживаю достаточную паузу, для того чтобы Денис успевал прочитывать содержимое окошечка. Повторяю эту процедуру всё в более быстром темпе, а потом и вовсе убираю руку и выставляю на обозрение всё слово целиком. Склады сливаются в единое слово — и вот:

— Матвей! — торжествует Денис.

— А теперь говори сам, какие слова тебе написать, — предлагаю я.

Исписав листа три-четыре отдельными словами, переходим к предложениям. Предложения придумываю я сам, но стараюсь, чтобы они понравились Денису:

Мама любит Дениса.
Папа любит Дениса.
Матвей любит Дениса.
Денис любит шоколад.
Денис хороший.

 

Еще несколько листов таких предложений — и обоим нам не терпится приступить к настоящим книгам.

— Денис, какую книгу ты хочешь прочитать первой: «Репку», «Колобок» или «Курочку Рябу»?

Денис выбирает «Репку», а потом пугается. Слишком уж тут много текста на одной страница, да и шрифт — какой-то мелкий, непривычный.

— Ты же уже давно знаешь наизусть всё, что здесь написано!

— Нет, не буду читать!

Закрываю листом бумаги весь текст, кроме заглавия.

— Ну, а хотя бы заголовок сможешь прочесть? Давай, попробуем!

Делаю пальцами обычное «окошко» и оставляю открытым только первый склад.

— Ты знаешь, что это такое?

— Ре, — отвечает Денис, удивляясь тому, что всё оказывается так просто.

— А теперь, давай, попробуем прочесть всё слово целиком. — Начинаю передвигать «окошко» от склада к складу.

— Ре. П. Ка. Репка! — говорит Денис, не переставая удивляться.

Сдвигаю лист бумаги немножко книзу, так что становится видна первая строка.

— Попробуем прочитать еще несколько словечек?

— Попробуем!

Шрифт, конечно, мелковат. «Окошко» из пальцев делать уже неудобно. Беру две полоски бумаги. Располагаю их вдоль строки. Одна полоска прикрывает строку слева, другая — справа, между ними остается просвет в одну-две буквы. Это теперь наше новое «окошко». Мы движемся гораздо медленнее по сравнению с тем, когда Денис читал «папины листочки», но всё-таки движемся! За один раз мы смогли прочесть только первую строчку, но, самое главное, мы преодолели страх перед печатным шрифтом!

Постепенно дело налаживается. Мне уже не нужно прикрывать листом бумаги бóльшую часть текста. Да и «окошко» требуется далеко не всегда, а только когда попадаются особенно длинные и трудные слова. Удивительно, правда, что не чувствуется, что мы читаем хорошо знакомый текст.

Однако пока — всё еще очень много ошибок. Вроде бы Денис и знает все буквы, вроде бы и понимает принцип слияния складов, но когда на него «наваливается слишком много работы», то ему трудно сразу за всем уследить и выясняется, что его знания не такие уж и прочные. Все склады, которые хоть раз вызывали затруднение, я выписываю на отдельный лист бумаги. Сюда же попадают и наиболее распространенные трех-, четырехбуквенные слоги (такие как «ста» и «стра»), а также буквосочетания, читающиеся по-особенному (вроде «тся», «ться» и «сча»). В начале каждого занятия я заставляю Дениса (выборочно) прочитывать этот список. Он делает это с большой неохотой, так что мне приходится проявлять настойчивость. Да и всякий раз, когда «нелюбимый» список пополняется новым слогом, Денис реагирует весьма болезненно.

Еще он ужасно не любит, когда я требую от него заново перечитывать предложения, в которых он, на мой взгляд, ошибался слишком часто. Тут мы приходим в конце концов к компромиссу. Я больше не пристаю к нему с подобными требованиями, но всякую новую порцию текста он читает два раза: первый раз — на одном занятии, второй раз — на следующем.

Мы занимаемся с Денисом понемногу, зато (почти) каждый день. Проходит время — и вот, уже прочитано несколько тоненьких книжек. Трюк с «окошечком» уже больше не нужен. «Нелюбимый» список упразднен за ненадобностью. Мое присутствие становится излишним. Можно сказать, что чтение по складам освоено. Теперь впереди — самый трудный этап: предстоит научиться беглому чтению. Но это уже другая история...

* * *

Своего второго сына, Матвея, я стал учить читать уже после четырех. Я был полон самоуверенности и считал себя опытным домашним педагогом. Матвей легко выучил все буквы алфавита — и... на этом дело остановилось. Связывать буквы в слитные склады он решительно отказывался. Все попытки подвести его к пониманию (столь любезному моему сердцу) проваливались. Разучивание складов как единых символов никаких результатов тоже не приносило. Иногда он как будто что-то запоминал или понимал, и у него даже начинало что-то немножко получаться, но проходил день, проходила ночь, — и на следующее утро никаких следов вчерашних достижений в его голове уже не оказывалось.

Так продолжалось больше года. Я то в отчаянии полностью забрасывал наши занятия, то под влиянием какой-то новой идеи пытался их возобновить. Всё было напрасно! Матвей казался совершенно необучаемым. Я даже стал опасаться, не связано ли это у него с какими-либо проблемами медицинского характера.

Но вот, однажды я предложил ему запоминать слова целиком, по (упрощенному) методу Домана, — и к моему величайшему изумлению, этот метод сработал.

Матвей выбирал слова по своему усмотрению. Я записывал их в столбик на обычных листах писчей бумаги. Для запоминания большинства слов было достаточно одного-двух показов.

Через месяц Матвей уже умел распознавать более сотни слов, даже если я писал их на новых листках в иной последовательности. Складывалось впечатление, что он может пополнять свой «репертуар» неограниченно.

(Я не знаю, как объяснить успехи Матвея в такого рода деятельности на фоне полного провала Дениса. Остается только разводить руками и глубокомысленно заявлять, что все дети разные. Вероятно, память у Матвея устроена совсем по-другому. А может быть, определенную роль тут сыграло то, что он уже твердо знал все буквы и понимал, на чтó следует обращать внимание. Не исключено, однако, что всё дело просто в возрасте: всё-таки Матвею к тому времени исполнилось уже пять лет.)

Впрочем, как бы ни радовался я достижениям Матвея, продолжать с ним следовать по Домановскому пути мне не хотелось. Я был уже не новичком и знал, что этот путь ведет в тупик. Меня занимал вопрос: «Как перейти от распознавания знакомых слов к полноценному чтению?» В книгах Домана эта проблема полностью игнорируется. Не разучивать же с ребенком все слова русского языка вместе с их столь изменчивыми окончаниями!

На помощь пришел старый испытанный принцип: «Ломать проще, чем строить». Я выбрал из Матвеиного репертуара словечко попроще (кажется, это было слово «дыра») и сказал:

— Вот, смотри: «дыра» состоит из двух кусочков...

Я оттопыриваю два пальца на левой руке.

— ...«ДЫ»...

Показываю правой рукой на первый оттопыренный палец.

— ...«РА».

Показываю на другой оттопыренный палец.

— А теперь, повтори, пожалуйста, мои слова и мои движения!

После того как Матвей освоил это нехитрое упражнение, мы вернулись к нашему листочку, на котором было написано слово «дыра».

— А сейчас, будь внимателен.

Закрываю пальцем слог «ра».

— Я спрятал от тебя второй кусочек слова «дыра». Остался только первый кусочек. Что это за кусочек? Как он называется? Ты это уже знаешь. Ну, конечно, «ды»!

Так и выучил Матвей ничего не значащие склады «ды» и «ра» как кусочки знакомого слова «дыра». Подобным же образом ему удалось выучить и многие другие склады. А дальше было уже легче. Склад «ра» мы разломали еще на два осколка, и неожиданно оказалось, что эти осколки — не что иное, как наши давние знакомые — буквы «р» и «а». И тогда пришло, наконец, долгожданное понимание. Мы вышли на накатанную дорожку, которую я однажды уже прошел с Денисом.

* * *

Скоро настанет очередь моего третьего сына, Антона, осваивать науку чтения. Тем временем, он уже успешно сдал все наши «экзамены» на знание букв. Однако мы никуда не торопимся. На этот раз я принципиально не ставлю целью, чтобы мой ребенок научился читать как можно раньше и как можно быстрее. Такое полное отсутствие спешки — для меня совершенно новый опыт. У меня есть возможность больше наблюдать и больше думать.

В порядке эксперимента показываю ему слог «му». Спрашиваю:

— Что это такое?

Антон на пару секунд замирает, закатывает глаза, что-то шепчет себе под нос, а потом внезапно выпаливает:

— М! — От радости он даже слегка подпрыгивает, вскидывая голову кверху. Он уверен в правильности ответа и, вероятно, вспоминает о шоколадке, которая досталась ему после успешной сдачи «экзаменов».

— И только? Посмотри-ка: тут еще кое-что написано!

Антон снова закатывает глаза, снова как будто что-то шепчет, — и снова нахлынувшая волна радостных эмоций бьет через край:

— У!

М-да... Конечно же, «ребенок хорошо знает буквы»... Но как, однако, по разному можно «хорошо знать буквы»!

Пожалуй, не пришло еще время убирать карточки с буквами. Пусть Антон поиграет еще с ними в «мемори» и в «рукки-цукки»! По мере тренировки, ему будет требоваться всё меньше усилий, чтобы назвать букву, а сопровождающие эмоции сделаются не столь бурными. Тогда, глядишь, и слитное чтение складов не окажется для него такой уж большой проблемой.

Источник