Мерз все записи автора

Отражение

О живущей у старого моста русалке разные сказки ходили. Кто говорил, что девка молодая от любви безответной в реку сиганула. Другие уверяли, что ведьма это, испытание водой не прошедшая. Как бы там ни было на самом деле, а детей к мосту не пускали ― опасались, что утащит их нечисть на речное дно.

Дед Фома называл её Речной Девой. У него для внучат своих особая сказка была ― грустная, но добрая. Рассказывал он детишкам, что вовсе это не нечисть и не русалка в реке живёт, а принцесса речного царства, у которой нет ни родных, ни друзей. Ну, кроме рыб и раков, конечно же. Скучно ей, вот и баламутит воду у моста, чтобы внимание к себе привлечь. А когда человек над водой склоняется, чтобы посмотреть, что там такое происходит, она его отражение крадёт. Не со зла, а чтобы поиграть. А человеку ведь без отражения никак нельзя, вот и прыгают люди в воду, чтобы своё вернуть, да и тонут, потому что омут у моста глубокий ― место само по себе гиблое.

― Но она ведь не насовсем отражение берёт, да? ― спросила как-то раз у старика шестилетняя Катенька. ― Она ведь поиграет и отдаст потом?

― Не знаю, ― пожал в ответ плечами дед Фома. ― Никто ведь этого ждать не захотел.

Ему бы задуматься о том, почему внучка такой интерес к играм Речной Девы проявила, да как-то упустил это из виду. А шестилетней девчонке жалко принцессу подводную стало ― ведь и правда ей там скучно, одна же, бедняжка, мается.

Ночью, когда вся деревня крепко спала, Катенька потихоньку выбралась из кровати, накинула на плечики мамин платок и в одной рубашке по тропинке к реке побежала. Да не просто к реке, а к тому самому мосту, куда при свете дня взрослые на пушечный выстрел не подпустили бы.

Мост такой старый был, что уж совсем развалился. Никто по нему не ходил давно, а течение так опоры деревянные расшатало, что только они и остались ― не мост, а гнилые брёвна, вверх торчащие. И тропки туда все позарастали колючками так, что не продерёшься. Темно, страшно, колючки больно в босые ножки впиваются, а Катенька всё равно вперёд пробирается и шепчет сквозь слёзы:

― Ай-яй, бедняжечка… Никто-то с тобой играть не хочет, вон какое тут всё нехоженое. Совсем, небось, скучно тебе там. Ну ничего, ты потерпи, я уже иду…

Пока добралась до брёвен покосившихся, все ноги-руки в кровь изодрала и рубашку порвала. Да ещё и платок мамин потеряла ― за куст где-то зацепился, да там и остался. А как к воде подошла, так и поскользнулась на гнилье, что от моста осталось. С головой в омут ушла и не ойкнула даже.

***

Проснулась поутру деревня. Проснулись Катенькины близкие, а малышки-то и нет. Кинулись искать, все окрестности осмотрели, под каждый куст заглянули и по платку да по траве примятой поняли, куда девочка ушла. Мужики у моста полдня крутились и дальше по течению вдоль берега прошли ― сгинула Катенька, и следа не осталось.

Дед Фома себя в случившемся винить стал, ведь это после его глупой сказки внучка в речке утопла. Знал же, что сердечко у неё доброе и сострадательное. Должен был сообразить, что поиграть с Речной Девой малышка захочет, потому что некому больше. Да ещё и родня его поедом есть начала ― наболтал детям ереси, дурень старый, а оно боком вышло. Нет ведь в реке ничего и никого, кроме омута, который не одну жизнь забрал. Эх, горе горькое…

Ушёл старик из дому. Добрёл до моста старого, сел на берегу и давай в воду глядеть ― авось увидит что. Умом понимал, что забрала река его внученьку, а сердцем в сказку верить хотелось.

На смену вечеру пришла ночь. Тёмная, безлунная, каких давно не бывало. Устал дед Фома, носом клевать начал. Чуть в реку не свалился, да удержали его на берегу ручки маленькие ― внучкины.

― Катенька! ― схватил старик любимицу в объятия. ― Ох и напугала ты нас! Идём же домой скорее, там мама твоя воем воет, места себе не находит…

А Катенька молчит, не говорит ничего, только смотрит на него грустно и с любовью безграничной.

Привёл дед Фома внучку домой, обрадовались все, да изменилась с тех пор Катенька так, что на саму себя непохожа стала. Тихая сделалась, бессловесная, будто жизнь из неё ушла. Родные уж и подарками-сладостями девочку баловали, и к лекарям-знахарям её водили, а всё толку нет. Сядет, бывало, в сторонке и смотрит на всех с тоской неизбывной, смотрит… Так смотрит, что аж оторопь берёт.

Стали в деревне поговаривать, что Фома нечисть вместо внучки привёл. Родители заступались поначалу за дитятко своё, но тоже нутром чуяли, что с Катенькой неладное что-то творится. В церковь ходить не хочет, упирается. Не ест, не пьёт, к воде близко даже не подходит… Вроде и своя кровинушка, жалко, а ну как и правда нечисть?

Сходила мать Катенькина в церковь в воскресный день, принесла оттуда воды святой, налила в кружку и поставила перед дочкой ― пей, мол. Катенька головой замотала и кружку от себя отодвинула.

― Пей! ― прогремел отец сурово.

Вздохнула девочка беззвучно, посмотрела на близких своих ещё тоскливее, чем прежде, заглянула в посудину с водой и исчезла, будто и не сидела только что за столом.

Дед Фома первым в себя пришёл. Взял кружку со стола, обвёл всех хмурым взглядом и снова к реке пошёл. А как до моста старого добрался, выплеснул воду святую прямо в реку.

Забурлил омут, пошла вода из его глубин чёрная и мутная. А из мути этой такая страсть полезла, что старик от ужаса и перекреститься-то забыл. Сердце в пятки ушло, а в голове одна мысль крутится ― неужели эта невидаль речная Катеньку маленькую сгубила?

Долго бурлила река. Долго жёсткие водоросли по лицу старика хлестали, будто наказывали за воду святую. А потом улеглось всё, и увидел дед Фома, что стоит перед ним девочка лет десяти от роду. Прямо на воде стоит, словно на земле твёрдой.

― Отдай внучку! ― рухнул на колени дед. ― Дитя она неразумное, не жила ведь ещё даже. Меня забери, а её отдай!

― А зачем ты мне, старик? ― прозвенели вокруг сотни детских голосов. ― С ней весело, а с тебя какой прок?

― Сказки тебе про людей рассказывать стану. Колыбельные петь. Венки из цветов плести научу. Рыбу из сетей выпускать буду...

Задумалась Речная Дева ― никогда ещё по доброй воле к ней на дно омута не просился никто. Да ещё и сказки рассказывать обещает… С девчонки-то шестилетней что взять? Это поначалу с ней весело было, а потом по дому тосковать начала да слёзы лить, которые воду солёной делают.

― Хорошо, ― говорит. ― Если отгадаешь, кого домой недавно вместо внучки своей привёл, выполню тогда твою просьбу, верну её. А тебя заберу, уж не обессудь. Но если ответишь неправильно, оба со мной останетесь.

Поразмыслил дед Фома немного, вспомнил, какой была Катенька после возвращения, и решил, что даже если ответ его неверным окажется, хуже уже всё одно не будет.

― Отражение это её было. Неживое, а потому бессловесное.

Улыбнулась Речная Дева в ответ, топнула ножкой по воде, и выбросила пошедшая от этого волна на берег Катеньку ― мокрую, холодную, но живую. Снял старик с себя рубаху, завернул в неё любимицу, прижал к своему телу тёплому, чтобы согреть, и попросил у нечисти речной отсрочку ― совсем недолго, чтоб только внучку до дома родительского донести.

Отпустило его дитя водяного, поверило на слово, потому как знало, что в любом случае рано или поздно до обещанного доберётся. А дед Фома и не собирался никого обманывать. Донёс Катеньку до деревни, постучал в дверь к детям своим, передал им озябшую внучку с рук на руки и обратно к старому мосту вернулся.

Говорят, что именно с тех пор в деревне перестали небылицы про русалок и ведьм сказывать. Катенька ведь всё-всё поведала матери с отцом и братьям с сёстрами ― и про то, как хотела с речной принцессой поиграть, и о том, как дед Фома за её детскую глупость своей жизнью расплатился. Кто там на дне омута живёт или что ― какая разница? Негоже детям говорить о том неведомом, которое поблизости водится ― любопытные они, всюду свои маленькие носики сунуть норовят.

Старый мост в тот же год разобрали так, что о нём и напоминаний никаких не осталось. Брёвна гнилые мужики верёвками повалили и на волю течения отдали ― пусть несёт, куда хочет, лишь бы от греха подальше. И тропинки все к тому месту заросли сначала кустами непролазными, а потом лесом густым.

Иногда сплетники деревенские шепчутся меж собой, что по ночам дед Фома и его приёмная нечисть речная выходят на берег полюбоваться на звёзды и послушать, как шумят на ветру деревья. Старик садится у воды, а девочка ложится рядом на траву и кладёт голову ему на колени. Волосы у неё или водоросли вместо них ― в темноте разве разглядишь? Но колыбельные его, коли ветер с реки дует, можно и на краю деревни услышать. И омут с той поры больше никого себе не забрал. Видать, ласка и доброта и у нечисти ценятся намного выше краденного и силой отнятого внимания.

Инет.