Томаовсянка все записи автора

Мстислав Ростропович.....Студент консерватории Слава Ростропович после победы во Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей был переведен со второго курса сразу на пятый. Кроме этого, его еще выдвинули кандидатом для занесения на доску почета. 

Но для успешного окончания консерватории Ростроповичу нужно еще было сдать государственный экзамен по истории коммунистической партии.

Слава утешал преподавателей:

- Не волнуйтесь. Я зайду в комиссию, сделаю шаг вперед, два шага назад и спрошу: "Что делать?"

( Он обыграл Ленинское выражение "НЭП следует рассматривать как временную передышку, как шаг назад, для того, чтобы сделать два шага вперёд".

Всесоюзное признание пришло к Мстиславу Леопольдовичу в 1950 году после того, как он победил в Праге на конкурсе имени Гануша Вигана. Ростропович стал преподавателем Московской консерватории, где работал в течение 26 лет. В Ленинградской консерватории Ростропович преподавал 7 лет. С 1959 по 1974 годы Ростропович работал профессором Московской консерватории. Звание почётного профессора Московской консерватории он получил в 1993 году.

Исполнительная деятельность Ростроповича в 60 годах не имела аналогов в музыкальном мире.  Исполнительский стиль Ростроповича запоминается сразу: он сочетает эмоциональную приподнятость с интеллектуальностью, исключительно развитым чувством формы. Став очень известным виолончелистом, он исполнял многие произведения впервые. Более ста произведений было написано специально для него. В сезон он давал 130-200 концертов в Советском Союзе и за рубежом.

В 1964 году Мстиславу Ростроповичу присвоена Ленинская премия.

Мстислав Ростропович исполняет "Лебедь" Сен-Санса на юбилее Исаака Стерна. Сан-Фрнциско, 1990-й год.

  Однажды мы рассматривали его юбилейный альбом с многочисленными фотографиями. И вдруг внимание Славы привлек один редкий снимок, где он в костюме классической балерины играет на виолончели. «О! — воскликнул он, невероятно возбудившись, — эту историю я должен рассказать во всех подробностях».
  И рассказал с огромным вдохновением, сладострастно смакуя каждую деталь:
— В то время я был главным дирижером Вашингтонского оркестра. Мы очень дружили со скрипачом Айзеком Стерном и флейтистом Жан-Пьером Рампалем. Дружили втроем и всегда играли друг у друга на юбилеях… Оба они играли, кстати, и на моем 60-летии в 1987 году в Кеннеди-центре… И вот однажды — дело было в 1990 году — мне позвонили в Вашингтон и сказали: «Мы будем праздновать 70-летие Айзека Стерна в Сан-Франциско, потому что он там родился. Это будет в парке, на открытой площадке. Мы просим вас приехать». И тут мне сразу пришла в голову одна идея. Я им сказал: «Приеду только при условии, если никто не будет знать, что я там буду. Никто не должен об этом знать! Никому не сообщайте! И чтоб в программе концерта меня тоже не было. Скажите, что я занят. А вам я сообщу, каким самолетом прилечу. Мне нужна будет отдельная машина, чтобы я остановился в ДРУГОМ ОТЕЛЕ. Чтобы никто не знал, где я остановился. И последнее, что я прошу сделать: пришлите мне из оперного театра Сан-Франциско портниху и сапожника, который делает балетные туфли, чтобы снять мерку с моей ноги… Если вы на эти условия пойдете — я приеду, не пойдете — не приеду».

  И они прислали! Сапожник, конечно, поражался размером моей ноги по сравнению с ножками балерин. Но вполне справился, сделав мне пуанты 43-го размера… Портниху я попросил сшить балетную пачку моего размера и блузку, а еще заказал трико и диадему на голову.
  Организаторам я сказал, что приеду в Сан-Франциско заранее, приду за пять часов до начала концерта и мне будет нужна отдельная комната и театральные гримеры. Я буду там одеваться и гримироваться, но никто об этом не должен знать.
  Все так и произошло. Никто не знал о моем приезде. Я пришел за пять часов до концерта, закрылся в отдельной комнате, и меня стали одевать и гримировать. Когда я понял, что они все сделали идеально, я надел пуанты и — уже перед самым концертом — пошел в общественную женскую уборную. Мне нужно было посмотреть на реакцию дам. И вот я вошел, а женщины продолжали заниматься тем, чем они всегда занимаются в уборных, — известно чем… Единственное, что я позволил себе там сделать: подойти к зеркалу и поправить диадему. Долго я там не находился, чтобы не заметили мой 43-й размер тапочек, каких у балерин не бывает. Словом, я оттуда ушел, и никто меня не узнал…
  Дальше… Мне предстояло играть на виолончели «Умирающего лебедя» Сен-Санса. Почему? Потому что в программе был «Карнавал животных» с этим номером в сюите. А самый знаменитый американский актер Грегори Пек должен был читать некий новый текст, не соответствующий тексту Сен-Санса. Потому что они сочинили «юбилейный» текст из жизни Айзека Стерна. Словом, Грегори должен был читать, а Сан-Францисский оркестр исполнять «Карнавал животных» Сен-Санса, номер за номером. А мне нужно было играть на виолончели «Лебедя» после такого примерно текста: «Вот Айзек Стерн однажды встретил замечательную женщину, которая напоминала ему лебедя… Это была его будущая жена Вера Стерн»… (А жена Вера в это время сидела вместе с юбиляром — там, на лужайке, где огромное количество людей было вокруг)… Далее следовал текст: «И он увидел этого белого лебедя…. И он в него влюбился… И соединился с ним на всю жизнь»… Вот в это время я и должен был вступать с «Умирающим лебедем»…
   Но как мне выйти на сцену? Я придумал — как… Во-первых, нужно, чтобы на сцене уже была виолончель и не было ее владельца-концертмейстера. Поэтому я договорился с концертмейстером группы виолончелей, что уже в самом начале концерта он сделает вид, что ему плохо! Он должен схватиться за живот, оставить виолончель на кресле и буквально «уползти» за кулисы. И он это сделал блестяще! Потому что сразу три доктора из публики побежали ему помогать!
  А оркестр, между прочим, ничего не знал о моем замысле…
  Дальше мне нужно было договориться с пианистом. Ведь он играет на рояле вступление к «Умирающему лебедю», а оркестр будет молчать (как и положено). Я сказал пианисту: «Ты начнешь играть на рояле вступление — эти медленные арпеджио „та-ра-ри-ра“, „та-ра-ри-ра“, „та-ра-ри-ра“, все одно и то же — и так будешь играть бесконечно долго, может быть, даже полчаса»…
  Вот тут я и выплываю на пуантах, спиной к публике, плавно взмахивая руками, a la Майя Плисецкая… А надо сказать, я еще попросил поставить в углу сцены ящик с канифолью… И вот я доплываю до этого ящика и вступаю в него ногами, чтобы «поканифолиться»… Причем никто почему-то не смеется. Пока!.. Только оркестранты ошалели, потому что подумали: «Может, это его, Айзека Стерна, подруга, старая балерина какая-нибудь. Ему ведь 70, а ей, может быть, 65… И она пришла его таким образом поздравить»…
   Тем временем я дошел-доплыл до виолончели… А пианист на рояле все продолжает занудно играть вступление: «та-ра-ри-ра», «та-ра-ри-ра» — уже полчаса играет…
  И вот я, наконец, сел за виолончель на место концертмейстера, расставил ноги, как положено, и начал играть «Лебедя». А пианиста предупредил: когда я сыграю два такта начальной мелодии до того, как изменится гармония, — ты продолжай себе играть на тонике. И вот я сыграл эти первые два такта на виолончели и… остановился. Взял смычок и опять пошел к ящику с канифолью, и поканифолил смычок и подул на него… И вот тут раздался смех!.. Наконец-то дошло…
   Разумеется, я все-таки сыграл «Умирающего лебедя» до конца. И должен сказать, я редко имел такую овацию, какую получил в тот вечер. Но Айзек на меня обиделся. Почему? Вера Стерн мне сказала, что он так хохотал, что… обмочился. Это, во-первых. А во-вторых, на следующий день в «Нью-Йорк Таймс» и других газетах не было портретов Айзека, а были только мои фотографии. Словом, получилось так, что я у него нечаянно отнял популярность. Конечно, ему было обидно: 70 лет исполнилось ему, и не его портрет повсюду, а мой — в образе «Умирающего лебедя

  В 1974 за диссидентскую деятельность (поддержку Солженицына) Мстислава Ростроповича вместе с семьей вынудили уехать из СССР. Спустя четыре года знаменитого музыканта и его жену, талантливую певицу Галину Вишневскую, Советский Союз в принудительном порядке лишил гражданства. С именем Ростроповича, который на протяжении 17 лет руководил Национальным симфоническим оркестром США, связано укоренение в Америке музыки великого русского композитора Шостаковича.

  Ростропович вернулся в Москву после 16 лет изгнания в 1991, в связи с событиями у Белого дома. Он был уже признанным во всем мире музыкантом. Народный артист СССР Ростропович удостоен звания почетного доктора более 50 университетов в различных странах мира, а также государственных наград 29 стран мира. Активно занимался благотворительной деятельностью.

  В 2003 Мстислав Ростропович стал первым русским музыкантом и седьмым в мире, кому был вручен престижный Grammy «За экстраординарную карьеру музыканта, за жизнь в записях».

  Скончался великий виолончелист Мстислав Леопольдович Ростропович 27 апреля 2007 года в Москве после тяжелой болезни и похоронен на Новодевичьем кладбище.

27 марта родился Мстислав Леопольдович Ростропович (1927 - 2007)