Иоланта - Ламара, Водемон - Гуров, премьера в Киевском оперном театре, 1961 г.

1963 год, 3 января, г. Киев

Мне было 8 лет, когда родители привели меня в Батумское музыкальное училище, чтобы научить игре на фортепиано. Там проверили мой музыкальный слух, ритм и в конце объявили, что девочке всего 8 лет, она очень маленькая и посоветовали привести меня в следующем году. А в 9 лет объявили, что в 9 лет девочка уже большая, и поэтому не могут меня принять. Мои родители были очень удивлены и не понимали, почему обошлись с нами так несправедливо и жестоко. На этот вопрос мы позднее нашли ответ, когда из газет узнали, что директор Батумского музыкального училища был снят с должности за взяточничество. Это известие не имело для меня никакого значения, так как в 10 лет учиться игре на фортепиано уже действительно было поздно. Но чем сложнее было получить музыкальные знания, тем сильнее становилось мое желание выучить музыкальную азбуку. Первые уроки элементарного знания дал мне отец, который в молодости играл в профессиональном оркестре на валторне.

Ламара Чкония - Рахманинов - Сирень

Я мечтала о том, чтобы в нашем доме было радио и я могла бы его слушать. Отец категорически запретил вносить в дом радио, так как считал его источником коммунистической пропаганды. Поэтому я иногда заходила в гости к соседям и там слушала музыку. Кино в г. Батуми вообще было новым явлением и до Барцханского поселения еще не дошло. Единственным источником музыки в нашей семье был патефон и несколько пластинок с записями оперных арий, которые я часто слушала. Одновременно пела в школьном хоре, которым руководила Татьяна Викторовна, к сожалению, не помню ее фамилию. Он была женой русского генерала и жила на территории военного городка, расположенного на окраине города. Татьяна Викторовна хорошо играла на фортепиано, я ее тайно боготворила и с нетерпением ждала занятий хора. Когда мои родителия узнали, что в школе работает пианистка-профессионал, обратились к ней с просьбой заниматься со мной по фортепиано. Договорились: я должна была каждый день пешком 3-4 километра ходить к ней в дом получать уроки, а с собой приносить за каждый час урока литр молока.

В то время мы имели корову по кличке Вардо, которая в день давала 5-6 литров молока, чего едва хватало на нашу семью из шести душ (бабушка жила с нами). Дома у нас тогда пианино не было, как и по всей Барцхане. Поэтому домашние занятия были исключены. А Татьяна Викторовна вместо того, чтобы сразу приступить к занятиям по фортепиано, вначале поручала мне убрать свою спальную комнату и кухню, иногда даже стирать белье, а воду надо было ведрами тоскать со двора. В оставшиеся 15-20 минут до прихода следующего ученика сажала меня за рояль. Я старалась быстро управиться с уборкой дома, чтобы больше времени оставалось для занятий по музыке, поскольку знала, что вскоре должна прийти другая ученица. На занятиях я поглядывала на часы и удивлялась, что так быстро летело время. Мои родители об этом ничего не знали. Боялась, что если они узнают, то вовсе запретят мне ходить на уроки музыки. Но в один «прекрасный» день мама спросила: «Ламара, что ты делаешь у этой своей Татьяны Викторовны?». Ничего не подозревая, я ответила: «Учусь игре на фортепиано». «Ламара, чему ты учишься, я тебя спрашиваю, как убирать квартиру? Как мыть полы? Как стирать белье и мыть посуду?! Тебе что, здесь по дому не хватает работы?!» После этого она пошлепала меня по щекам. В это время подошел папа и стал между нами. Я же удивленно смотрела на маму, такой возмущенной никогда ее не видела. Позднее я узнала, что мама случайно на улице встретилась с близкими соседями Татьяны Викторовны, которые все ей рассказали. Так закончилась моя вторая попытка выучиться игре на фортепиано.

Мастер-класс Ламары Чкония в Мадридской консерватории, вместе с учениками и педагогами, Мадрид, 2007 г.

Всю свою энергию я перенесла на предстоящую школьную олимпиаду. Татьяна Викторовна, как видно, не была довольна тем, что я уже не ходила к ней на уроки, и, наверное, потому не дала мне сольное пение в сопровождении школьного хора, как обещала прежде. На мое место поставила лучшую подругу Ирину Партнову. Ира имела очень хороший голос, по крайней мере, мне тогда так казалось. И потому я вынуждена была все свое внимание перенести на художественную гимнастику. Была довольно гибкой – каучуковой девушкой. Очень легко делала шпагаты, корзинки, мостики, стойки. Дома об этом ничего не знали, и я тоже не говорила, так как знала мнение моей матери, что девушке не подобает выходить на сцену в коротких трусах, валяться на полу и поднимать ноги вверх. Я и представить не могла, что этот мой номер включат в программу городской олимпиады. И когда Татьяна Викторовна объявила мне об этом, я категорически отказалась от выступления на олимпиаде и объяснила почему. Вызвали меня к директору школы Нине Васильевне Сесенко, которая пригрозила, что если я провалю этот номер, меня исключат из школы. Она тут же разъяснила, что с акробатическим номером выступать на городской олимпиаде – большая честь, а не стыд. Что было делать, вынуждена была согласиться. Когда пришел день выступления на олимпиаде, я попросила родителей отпустить меня участвовать в школьном хоре и объяснила, что это для них будет неинтересно и могут оставаться дома. Они как-то сомнительно посмотрели на меня. Я же, уверенная в том, что они не придут, спокойно отправилась выступать. Оказывается, как только я вышла из дома, родители быстро оделись и поехали в город на олимпиаду. Когда они увидели меня на сцене полуголой и как я под музыку Шуберта исполняла акробатический номер, с возмущением демонстративно оставили зал. Когда вернулась домой, отец сказал с глубоким сожалением: «Что это было, дочка?! Вместо пения ты кувыркалась на полу, забрасывая ноги до потолка. Это и есть твое пение?». А мама в течение двух дней удивленно повторяла: «Ламара, у тебя же хорошо получается пение. Объясни пожалуйста, что это было, тьфу, тьфу, тьфу, как тебе было не стыдно?».

Ламара Чкония - Гурилёв - "Глаза"

1967 год, 10 декабря, г. Киев

Когда пришло время определить меня в школу, мама настаивала, что детей надо отдать в русскую школу, объясняя, что без знания русского языка они в жизни пропадут, и настояла на своем, несмотря на то, что русская школа от нашего дома была далеко. Совершенно в другом районе. Отец же приводил свои аргументы в пользу грузинской школы: «Женщина, послушай, грузинская школа – вот она, рядом с нашим домом. Так нет, ты хочешь, чтобы они ходили в школу, которая за 3-4 км от нашего дома. Ни один автобус туда не ходит. И дети будут пешком добираться в такую даль?!».

Школа действительно была далеко. И по дороге я вынуждена была отдыхать на обочине, где росла зеленая трава. Но мама, кахетинская женщина с соответствующим упорным характером, так легко не сдала свои позиции. Решено было отдать меня в русскую школу. И отец недолго сопротивлялся. Это была русская средняя школа рядом с так называемым военным городком, где учились в основном русскоязычные дети из семей военнослужащих, а также дети из семей разных национальностей.

Теперь я очень благодарна своим родителям, но тогда, когда меня привели в школу, я не знала ни одного русского слова, из-за чего очень стеснялась. На каждом уроке боялась, что вызовут к доске, надо будет отвечать и я осрамлюсь. В конце года мама пришла в школу узнать, как я учусь. Классная наставница объяснила, что мне по всем предметам натянули оценки до тройки, и заодно добавила, что я на уроках сижу тихо, не разговариваю, неактивна. В общем, сижу как тюфяк! Мама не поняла последнее слово и сразу же по возвращению домой спросила у отца: «Гриша, объясни, пожалуйста, что такое «сидит, как тюфяк?». Отец рассмеялся: «Как бы тебе это объяснить? Это домашний мешок, который русские наполняют соломой или ватой и пользуются им как матрасом». «И что? Значит, наша дочь сидит в классе, как мешок? Не мыслит, не отвечает?! Эта учительница в своем уме или сумасшедшая?! Дома даже очень умно рассуждает, и память хорошая, и разговаривает хорошо, а в школе сидит, как мешок, тобишь, как тюфяк?!» Я все это время из другой комнаты, притаившись за дверью, слушала их разговор. Мама громко позвала меня: «Ламара, а ну-ка иди сюда. Ты что, в классе целый год вообще ни слова не молвила? Как это... ни одного слова за целый год? Как ты вытерпела, черт возьми? Что это за железные нервы у тебя!».

Ламара Чкония - П. Булахов - "Нет, не люблю я Вас" 

Никто и не подумал, что молчала я потому, что стеснялась и боялась допустить ошибку, чтобы потом одноклассники не осмеяли меня. Я ведь ранее один раз глотнула стыда на уроке математики, который проводил эмигрировавший из Франции пожилой педагог Жозеф Жиро, очень холеный интеллигент. Как-то он рассказал в классе что-то очень интересное и смешное из своей жизни. Мне его рассказ показался таким невероятно фантастическим, что неожиданно для себя вскрикнула: «Не может быть, Вы врете!». Через 5-10 минут он приблизился к моей парте, наклонился и шепнул мне на ухо: «Детка, не «врете» следует говорить, а «лжете». От стыда я почувствовала, что кровь подступила к голове, и покраснела до ушей.

Семь лет я проучилась в русской школе и так овладела русским языком, что мои русские одноклассники списывали у меня контрольные диктанты. Не могу не вспомнить с чувством глубокой благодарности директора школы Нину Васильевну Сесенко, которая одновременно была преподавателем русского языка. Она со мной была, можно сказать, неумолима и жестока. Отметка тройка, выставленная ею, мне казалась пятеркой. Однажды даже осенний экзамен заставила сдавать. Но зато грамматику русского языка по сей день помню наизусть.

Во время войны, а именно в 1941 году, в нашей школе разместилась эвакуированная из Ленинграда школа вместе со своими учениками, учителями и всем школьным инвентарем. Это была одна из лучших школ Ленинграда, и в течение четырех лет я была приобщена к великой русской культуре. Особенно хочу выделить предмет русскую литературу, которую вела Рындина. Это была таланливейшая личность, которая сразу же по приезду организовала литературно-драматический кружок. Она сама после уроков выступала перед нами как настоящая драматическая актриса, читала отрывки из произведений Толстого, Тургенева, Чехова и других писателей. Я с большим удовольствием посещала этот кружок, который был для нас и театром, и кино. Сейчас я особенно благодарна ей за то, что помогла мне полюбить русскую литературу, чтение книг и русский язык.

Ламара Чкония - Исаак Дунаевский - Под луной золотой

1968 год, 17 марта, г. Киев

Вчера в Киевском театре оперы и балета им. Т. Шевченко состоялась премьера оперы П. Чайковского «Евгений Онегин», где я исполнила роль Татьяны на украинском языке. Именно в этой роли в 1960 году состоялся мой дебют на этой сцене, и, как исключение, мне разрешили спеть роль Татьяны на русском языке. Затем по инерции еще спела 15 спектаклей на русском языке и начала переучиваться с русского на украинский язык. Надо сказать, что образ Татьяны я поюбила со школьной скамьи и поэтому часто пою эту роль на гастролях по городам Советского Союза.

Помню, однажды в Мариинском театре после окончания спектакля ко мне подошли две пожилые хорошо одетые женщины с небольшим букетом цветов и маленьким письмецом. После комплиментов в мой адрес вручили мне письмо и объяснили: «Ламарочка, когда приедете домой, спокойно, внимательно прочтите это письмо». Я действительно так и поступила, как только пришла в гостиницу. В письме очень хвалили мой голос, музыкальность, интеллект, что я несравненная была в первых двух актах, но письмо заканчивалось следующей фразой: «Мы впервые услышали такую интерпретацию роли. Мы очень удивлены , почему осталась Татьяна с Греминым, тогда как в последнем акте она с такой же силой и страстью любит Онегина, как и в первом!». Я было опешила, не знала, как принять последнюю фразу письма – как комплимент или как критику. Но после непродолжительного размышления поняла, что в последней заключительной сцене чего-то не хватает. Почему-то в моей памяти всплыл образ Анны Карениной. Сопоставила эти два образа и поняла свою ошибку: если Анна Каренина свою любовь поставила выше всех неписанных моральных законов тогдашнего общества и на пути, ведущей к своей любви, разрушила все условности и сама стала жертвой, то пушкинская Татьяна являлась прагматичной, трезво мыслящей женщиной. Она смогла безо всякого колебания приглушить свои чувства и в последнем акте оперы ответить Онегину: «Ах, я вас люблю, но я другому отдана и буду век ему верна!». Между прочим, именно это «Ах!» выбило меня из колеи и толкнуло в сторону излишних эмоций. Я поняла, что моя Татьяна в заключительной сцене была излишне сентиментальна, и, думаю, именно это раздасадовало двух ленинградок с утонченным вкусом. К сожалению, не знаю их имен, но буду им всегда благодарна.

Афиша постановки оперы Чайковского "Евгений Онегин", 1964 г.

Когда уже в киевском театре готовилась новая постановка оперы «Евгений Онегин» и с самого начала мне объявили, что все три премьеры должна буду петь я, совершенно по-другому пересмотрела весь образ Татьяны.

Постановщиком оперы «Евгений Онегин» был народный артист Украины режиссер Владимир Скляренко, талантливый и опытный постановщик. Он осуществил много великолепных оперных спектаклей во многих городах Советского Союза. О нем в театре говорили и то, что у него взбалмошенный, крутой характер. И впрямь заладил: «Татьяна в сцене письма должна быть в том же костюме, в котором ходила на свидание к Онегину в сад, и должна лежать в постели в той же обуви, как в саду, не снимая туфли». Вместе с этим объяснял: «Поймите. Я не приступаю к постановке спектакля, пока не придумаю новую концепцию, новое видение. Я не могу копировать даже Станиславского». Общеизвестно, что трудно ставить по-новому традиционные спектакли. Как видно, он думал, что если Татьяна во время сцены письма ляжет в постель в туфлях – это будет новая концепция. Он также заладил: когда на греминском балу Татьяна выходит с веером под руку со своим супругом, увидев Онегина, она в замешательстве должна уронить веер. В эту минуту Онегин должен опередить Гремина, поднять веер и подать Татьяне. Эта сцена вызвала у меня внутренний протест, так как я помнила слова Пушкина, что Татьяна уже владела собой. И когда Гремин представил свою супругу Онегину, она уже полность овладела собой, как пишет Пушкин: «У Татьяны и бровь не шелохнулась». Эти два момента вызывали во мне чувство недоверия. И потому на репетициях я исполняла желания режиссера. А на спектакле осмелилась исполнить роль Татьяны, как мне виделось! Одновременно думала и то, что во время спектакля режиссер не сможет ворваться ко мне на сцену с криком: «Что ты делаешь, Ламара, почему не исполняешь все так, как я поставил?!» На премьере после сцены письма в гримерную вошел Скляренко и с радостью сказал: «А это Вы здорово придумали петь все сцену письма босяком и в ночной рубашке!». Сцену на греминском балу я тоже исполнила по –своему, т.е. веер не роняла. В конце спектакля был огромный успех, режиссер под овации много раз поздравлял и целовал меня!

Ламара Чкония - Чайковский - Ария Иоланты