Ламара Чкония - начало карьеры

Воскресенье, 29 Марта 2015 г. 08:42 + в цитатник

все записи автора

Знаменитая на весь мир грузинская певица Ламара Чкония родилась 27 декабря 1930 года. Она относится к тому счастливому поколению, которому в 60-70 годах XX столетия удалось внести огромный вклад в развитие мировой вокальной культуры.

Ламара Чкония первая грузинская вокалистка, которая благодаря своему таланту и профессионализму, сумела прорвать «железный занавес» Советского Союза и выйти на мировую арену.

сканирование0006 (700x444, 205Kb)

Ламара Чкония, концерт в Москве, 1975 год, дирижер Ю. Силантьев

В 1956 году она с отличием закончила тбилисскую консерваторию и сразу же была зачислена солисткой тбилисского оперного театра. Очень быстро ей доверили исполнение главной роли – Маро в новой премьерной постановке оперы З. Палиашвили «Даиси».

Жизнь творческого человека полна трудностей, препятствий и тяжелых переживаний. Исключением в этом отношении не является и творческая жизнь Ламары. После триумфального выступления в «Даиси», против нее заработала мощная система интриг. Здесь мы хотим привести отрывок из ее книги, созданной по дневникам певицы, которая была издана в Киеве, в 2009 г.

Lamara Chkonia, Maro's aria(Maros Tirili),opera Daisi,Kiev 1964

Позже, когда мои недоброжелатели засуетились вокруг меня и стали сплетать хитроумные театральные интриги, я поняла, что многих задело за живое мое выступление. Хотя оно и не было совершенным, но главное зерно, которое они как профессионалы успели разглядеть, очень обеспокоили некоторых. Мне, девушке, искренне верящей во все хорошее в жизни, было сложно понять, почему меня отстранили от первых ролей. И в течение почти четырех лет не допускали к ним. Приведу один пример.

После долгих просьб выписать для меня хотя бы одну простую репетицию для роли Татьяны в опере Чайковского «Евгений Онегин» (эту партию я выучила самостоятельно) режиссерское управление театра на свой страх и риск пошло на это. Через два дня прихожу в театр, внутренне готовая и заряженная для роли Татьяны, и вижу, что в режиссерском управлении на стенде распорядка дня моя фамилия перечеркнута и вместо нее в этой же роли значится другая певица. Это был первый психологический удар. Подобное случалось и далее. Создавалось впечатление, что кто-то спецаильно преследует меня. Поняла, что указания, касающиеся меня, идут из директорского кабинета. Но что я могла предпринять? Не могла же ругаться с дирекцией. Тем более, что в кабинете директора всегда было много народу. Вечно там окалачивались народные артисты П. Амиранашвили, Д. Андгуладзе, Б. Кравеишвили и другие солисты. Таким образом перевели меня на вторые партии...

В 1958 году по приглашению великого Вахтанга Чабукиани из ленинградского Мариинского театра оперы и балета пришел на работу в тбилисский театр молодой танцор Морис Лекиашвили, который два года назад успешно закончил Ленинградскую академию танца им. Вагановой. В Мариинском театр он успел станцевать несколько сольных партий, стал лауреатом балетного конкурса. В Тбилиси Морис довольно быстро завоевал признание и любовь публики, исполняя главные роли – принца Дезирэ в балете П. Чайковского «Спящая Красавица», Вацлава в балете Б. Асафьева «Бахчисарайский фонтан», Горды в балете Г. Торадзе «Горда». О нем довольно много писали гаеты и журналы.

Однажды я и солистка театра Медея Амиранашвили сидели в амфитеатре и смотрели «Вальпургиеву ночь» из оперы Ш. Гуно «Фауст». Мой взгляд привлек молодой танцор, который пируэтом промелькнул с одной кулисы в другую, исполняя Вакха. «Кто этот красивый молодой человек, который крутит пируэты, как веретено на нитке?» - спросила Медею. От нее узнала, что это новый танцор, которого Вахтанг Чабукиани пригласил из Ленинграда и предсказывает ему большое будущее. По окончании спектакля Медея познакомила нас. Мы с Морисом как-то очень естественно подружились, а потом и полюбили друг друга. Он ускорил официальный развод с моим бывшим мужем.

По человеческим качествам они так отличались друг от друга, что я, не задумываясь, подала заявление о разводе. А 25 октября 1959 года мы зарегистрировали наш брак. От свадьбы отказались, так как наши родители были против этого брака. Мои родители не желали видеть зятем артиста балета, родители Мориса не хотели невестку с ребенком на руках. Артисты театра тоже разделились на две группы: одни предостерегали меня от необдуманного шага, другие, особенно девчонки, преследовали его и отговаривали от женитьбы на женщине с ребенком и на 5 лет старше его.

Морис очень скоро убедился, что дирекция театра со всех сторон притесняла меня, старалась ограничить мои возможности для работы. Дело дошло до того, что меня вообще не выпускали на сцену. Исключением был только один случай: когда одновременно заболели все сопрано и петь было некому, обратились ко мне, чтобы я исполнила главную роль в опере З. Палиашвили «Абесалом и Этери».

Партию Этери я никогда не пела, только слушала из зала. До спектакля оставалось два дня. С партнерами ни одной репетиции. О репетиции с оркестром и речи не было. Только на два дня выделили концертмейстера, и меня буквально вытолкнули на сцену. Дирижер Одиссей Димитриади утешал: «Ламара, не бойся, смотри на меня – я все вступления к музкальным фразам покажу». Партию Абесалома исполнял любимец публики Зураб Анджапаридзе. Спектакль я спела без единой ошибки, да еще умудрилась исполнить мизансцены, ни разу не взглянув в сторону дирижера.

После спектакля директор театра и главный дирижер поздравили меня. Но отношение ко мне не изменилось. На сцену меня все равно не выпускали, но зато с удовольствием посылали от театра в периферийные клубы для пополнения театрального бюджета. По этой причине Морис представления не имел ни о моем голосе, ни о моем исполнительском мастерстве. На одном из таких периферийных концертов в г. Гори Морис впервые услышал меня и спросил, почему я на оперной сцене не исполняюведущие роли. И тут же ответил: «Наверное, потому что обладаешь уникальным голосом».

Вернувшись из Гори в театр, мы узнали, что всем молодым артистам прибавили зарплату, кроме меня. Это было последней каплей, которая переполнила чашу моего терпения. После долгих раздумий мы с морисом решили оставить театр. Для поиска работы мы разослали по всем оперным театрам Советского Союза письма, где предлагали свои услуги, но ответа ни от одного театра не последовало. Тогда мы решили выбрать один из театров и поехать испытать свои силы. Выбор пал на Киевский оперный театр, так как решили, что на украине более мягкий климат, чем в Москве и Ленинграде.

В Киеве тогда директором оперного театр был зять Никиты Хрущева Виктор Петрович Гонтарь. Первым туда поехал Морис. На пробе все были восхищены его танцем. Директор тут же предложил ему хорошую зарплату. Морис поблагодарил, добавив, что у него есть жена, которая является солисткой тбилисского театра, и что без нее он не сможет приехать. На это Гонтарь ответил: «Молодой человек, Украина большая. Здесь много оперных театров, и каждая там работающая сопрано мечтает попасть в киевский театр».

Несмотря на такой ответ, как только Морис вернулся в Тбилиси, мы подали заявление об уходе из театра по семейным обстоятельствам. В душе теплилась надежда, что директор не отпустит нас. Вызовет к себе, спросит, по какой причине решили покинуть театр, и, уговаривая нас остаться, прибавит зарплату. Ничего подобного не произошло.

На следующий день, когда я пришла в отдел кадров узнать ответ на мое заявление, заведующая отделом Кетеван Болквадзе показала мое заявление с резолюцией директора об освобождении от работы. У меня подкосились колени и невольно брызнули слезы. Кетеван вскочила, посдила меня на стул, быстро закрыла дверь и шепотом сказала: «Знаешь что, Ламара, наш директор, этого не сделал бы... Когда я положила ему на стол твое заявление, там, как всегда, сидел Петре Амиранашвили, который подтолкнул к этому: «Слушай, отпусти ее. Пусть катится ко всем чертям, она театру не пригодится». Это было похоже на правду, так как все знали, что если у Петре не было спектакля, он обязательно сидел у директора в кабинете и правил театром. Когда я немного успокоилась, Кетеван мне посоветовала: «Зайди к Митюше, когда никто не будет сидеть у него в кабинете, и попроси его вернуть твое заявление, еще не поздно». Я ответила, что скорее пойду чистить общественные туалеты, чем унижусь пред ним и попрошу вернуть мое заявление. Больше моей ноги не будет в этом театре!

В 1960 году в конце мая я и Морис собрали два чемодана и через три дня поездом прибыли в Киев. Мою маленькую Нателу оставила в Батуми у родителей. В Киев мы везли и два рекомендательных письма. Одно – на имя Елены Стуруа, которая более двадцати лет работала доцентом на искусствоведческой кафедре Киевского государственного университета. Другое было на имя Бориса Пономаренко, который раньше работал дирижером оркестра Грузинского государственного радиокомитета. В Киеве он был заместителем директора оперного театра. Авторам этих писем являлись великая художница Грузии Елена Ахвледиани и замечательный грузинский композитор Александр Букия.

Как только мы приехали в Киев, Борис Пономаренко попросил директора оперы прослушать меня, но получил отказ. Я и Морис в то время снимали угол в одном сыром и темном полуподвальном помещении недалеко от оперы. Деньги с каждым днем таяли. Я решила без Мориса лично повидать директора театра и попросить послушать мое пение. Для этого мне пришлось целых две недели сидеть в приемной. Директор то в Москву улетал, то в Ленинград, то в Харьков. Наконец, через две недели утром, когда В. Гонтарь заходил в свой кабинет и опять увидел меня в приемной, он, еле сдерживая гнев, выпалил: «В конце концов поймите, что здесь ни у кого нет ни времени, ни возможности, ни инетерса слушать вас! Наш театр сейчас готовится к гастролям в Москве!». Зашел в кабинет и хлопнул дверью. Я представила себе наше финансовое положение: из Киева на переезд в другой город для пробы денег уже не оставалось! От безысходности залилась истерическим плачем. Увидев это, секретарша быстро зашла к директору, и пяти минут не прошло, как дверь открылась, вышел Гонтарь и уже несколько смягченным тоном сказал: «Ну ты, женщина, грузинка, какой же ты настырной оказалась. Сейчас на сцене идет генеральная репетиция оперы «Хованщина», во время антракта на сцену выкатят рояль, спой какую-нибудь арию и уходи».

Директор распорядился обустроить сцену для пробы и найти для меня концертмейстера. У меня отлегло от сердца, заставила себя прийти в хорошее настроение для пения. Через час на сцену выкатили рояль. Зал почти заполнился участниками «Хованщины». Веь хор, оркестр, солисты, обслуживающий персонал и художественный совет театра – все были в зале!

Из своего репертуара я выбрала самую длинную, приблизительно 7-8 минут, арию Нормы из оперы В. Беллини «Норма». Подумала, что вначале избавлюсь от волнения и вторую часть спою лучше. Вышла на сцену, колени тряслись и заодно – подол моей юбки. Когда закончила петь, в зале воцарилась гробовая тишина. Я не знала, уходить мне со сцены или нет. Пока худсовет думал, я сделала несколько шагов к кулисе. Из зала раздался громкий голос Гонтаря: «Девушка, что вы можете еще спеть?». Спела арию Пажа из оперы Мейербера «Гугеноты».

Когда я закончила петь арию Пажа, директор приблизился к перилам оркестровой ямы, назвал мне несколько опер из текущего репертуара театра и спросил: «Детка, ты можешь спеть одну арию из этих опер?». Я выбрала известную арию Чио-Чио-сан из оперы «Мадам Баттерфляй» Пуччини. Как только закончила петь арию, в зале раздался гром аплодисментов. Директор театра вскочил со стула и громким голосом обратился к Морису, сидевшему в заднем ряду партера: «С такой женой не пропадешь! Обоих сейчас же беру в солисты!». И тут же нам назвал зарплату, которая во много раз превосходила тбилисские зарплаты. Нашей радости не было предела!

Директор тотчас же пригласил нас в свой кабинет оформлять прием на работу и предложил: «Сейчас можете ехать в Тбилиси увольняться с работы. Все дорожные затраты и перевоз вещей театр возместит». На это мы, улыбаясь, ответили, что нам незачем возвращаться в Тбилиси, так как уже уволились из театра, а что касается вещей, они в двух чемоданах с нами. Виктор Петрович ушам своим не поверил: «То есть как – вы там уволились? Не будучи уверенным, что я приму вас на работу?!». Мы улыбнулись и подтвердили. «Вы что, ненормальные? Кто так делает?! Может быть, вы там что-нибудь натворили, и вас выгнали из театра?!». Мы ответили: «То, что выгнали, это ближе к правде, но мы там ничего не натворили!».

Он тут же попросил секретаршу срочно соеденить его с директором тбилисского театра.

- Дмитрий Михайлович! Чкония и Лекиашвили ушли из вашего театра. Они что-нибудь натворили там?

- Нет, Виктор Петрович, оба сами пожелали уйти из тетра, по собственному желанию, и подали заявление.

- Но самы вы такую певицу как могли уволить, просто не могу понять ?! Но как бы там ни было, большое спасибо вам, большое спасибо!

После этих слов он повесил трубку.

сканирование0007 (450x700, 207Kb)

Ламара Чкония и Пласидо Доминго, Португалия 2000 год.

Надо отметить, что директор киевского театр В. Гонтарь в отношении к нам проявил большую сердечность и благородство. Когда он узнал от Бориса Пономаренко о нашем экономическом положении, тотчас же задним числом оформил наш прием на работу и выписал зарплату за месяц, выплатил транспортные расходы. Мы были весьма рады таким вниманию и заботе. Здесь же хотелось бы способо отметить, что 1960 году 21 июля в таком большом театре как киевский, когда он по своей категории и художественному уровню был приравнен к московскому Большому театру, всего лишь через месяц впервые спела роль Татьяны в опере «Евгений Онегин» П. Чайковского. Моим партнером в роли Онегина был любимый певец украинского народа народный артист СССР Николай Ворвулев. Обидно, но факт, что целых три года в Тбилиси я пыталась выпросить у дирекции и дирижера разрешить мне спеть роль Татьяны на сцене родного театра, но моя просьба оставалась без ответа.

Хочется сказать еще и то, что когда мы начали работать в Киевском оперном театре, там уже гремели имена таких певцов, как народные артисты СССР Елизавета Чавдарь, Евгения Мирошниченко, Лариса Руденко, Белла Руденко, Михаил Гришко, Борис Гмыря, Николай Ворвулев, Дмитрий Гнатюк, Анатолий Соловьяненко, Евгений Тимохин, Константин Огневой и многих других великих талантов. Пребывание в таком коллективе на меня, молодую актрису, накладывало огромную ответственность. Хорошо понимала: для того чтобы занять достойное место рядом с ними, надо было еще много потрудиться, не покладая рук и не жалея сил.

Lamara Chkonia. Opera Rinaldo - Haendel. Almirena - "Lascia ch'io pianga"

Несмотря на то, что у больших оперных певиц не остается времени на воспитание детей, Ламара сумела вырастить двух дочерей, которые сегодня являются украшением мировых оперных сцен. Мы хотим предложить вам несколько произведений в их исполнении.

Eteri Lamoris Chkonia y Natela Nicoli Chkonia - Ave Maria Bach-Gounod

Этери Ламорис и Натела Николи . Концерт, посвященный 75-летию Ламары Чкония