Телармониум ( Telharmonium ) — был запатентован Американским изобретателем Таддеусом Кехиллом в 1897 году (патент «Принцип и устройство для воспроизведения и распространения музыки с помощью электричества») и сконструирован в 1906-ом (четыре года работы, 50 человек). Инструмент представлял собой набор из 145 специальных электрогенераторов, которые вырабатывали электрический ток разных частот, и сложной системы переключателей и индукторов, направленных на реализацию аддитивного синтеза звука. Инструментом управляли с помощью трёх динамических клавиатур объёмом в 7 октав, на которых играли в четыре руки. Амплитудный диапазон находился в области 40-4000 Гц.

Этот аппарат весил 200 тонн, в длину имел что-то около 19 метров, и стоил целое состояние. По некоторым своим характеристикам он даже значительно обгонял своё время. И хотя как коммерческое предприятие он провалился, именно он заслуживает звание праотца всех электронных музыкальных инструментов.

В 1897 году 30-летний инженер из Айовы по имени Таддеус Кэхилл (Thaddeus Cahill) получил патент за номером 580 035 на «Принцип и устройство для произведения и распространения музыки с помощью электричества».

Впрочем, с момента выдачи патентного свидетельства прошло ещё девять лет, прежде чем законченная версия описанного устройства увидела свет. Вернее, наоборот, свет увидел — и услышал — его. Агрегат этот получил название «Динамофон», или «Телармониум» (Telharmonium).

 

Упрощённо, Телармониум представлял собой набор из 145 специальных электрогенераторов, вырабатывавших переменный электрический ток различных частот, и сложной системы всевозможных переключателей и индукторов.

Всё это контролировалось несколькими (тремя, если быть точными) немного изменёнными органными клавиатурами, причём клавиатуры были динамическими, то есть отвечали на силу нажатия! Диапазон частот у Телармониума раскинулся от 40 до 4000 Гц.

Ламповых и каких-либо других усилителей сигнала в то время ещё не придумали: это случилось ещё только двадцать лет спустя.

Звук выводился сначала через исполинских размеров трубы вроде граммофонных, а впоследствии сигнал подавался напрямую в телефонные линии.

При этом, чтобы послушать Телармониум, требовалось надевать на телефон специальный рожок.

 

 

Телармониум подавал по целому амперу на каждый телефонный аппарат. Этого было более чем достаточно для того, чтобы, при наличии рожка, слышать всё, не поднося трубку к уху. Кончилось это, кстати, весьма печально: телефонная компания подала в суд за повреждение телефонных линий. Но об этом позже.

Играть на Телармониуме приходилось в четыре руки: основному исполнителю требовался ещё и помощник. Однако, судя по различным фотографиям, ассистент тоже играл, хотя бы одной рукой, а не только переключал различные кнопки да поворачивал ручки. На Телармониуме исполняли «уважаемую» в ту пору музыку: Баха, Шопена, Грига, Россини и других классиков.
В своей статье в журнале «Звукорежиссёр» Лев Орлов писал, что после «коммерческого дебюта» Телармониума в Массачусетсе, пресса отмечала «полноту, округлость и чистоту звучания», и что некоторые репортёры заявили, что Кахилл «предвосхищает развитие музыкальной индустрии».

И оказались в чём-то правы. При этом, почему-то особое внимание уделялось тому, что музыку можно транслировать по телефону.

 

 

Надо сказать, что во время той первой публичной демонстрации, исполнители физически находились в двух километрах от гостиницы, в которой собрались благодарная публика и пресса.
В общем, успех. Но это был успех локальный, а Кэхиллу, который к тому времени уже успел поднабраться честолюбия, хотелось большего. И тогда при всём, как говорится, честном народе, двухсоттонный Телармониум разобрали, погрузили в тридцать (!) железнодорожных вагонов, и повезли из Массачусетса в славный город Нью-Йорк за славой. Поход удался. В Нью-Йорке для этого инструмента построили целый «Телармонический зал».

Первый концерт прошёл с бешеным успехом, несмотря на провальное качество звучания. Виной тому было низкое качество электрических кабелей, да и, по некоторым сведениям, частые ошибки исполнителей.

 

 

Оказалось, что Телармониум был способен даже имитировать некоторые акустические инструменты, вроде флейт и барабанов, что тоже способствовало восторженному приёму изобретения Кэхилла. В 1911 году Кэхилл построил свой третий (и последний, как оказалось) Телармониум. Он был ещё больше и ещё дороже двух своих предшественников, поскольку было произведено немало технических усовершенствований. Но к тому времени за Кэхиллом уже стояла «Новоанглийская электромузыкальная компания» (New England Electric Music Company).
Вместе с ней изобретатель собирался развернуть бурную коммерческую деятельность.Предполагалось, что через телефонные линии музыку Телармониума можно будет слушать в каждой гостинице и даже в собственных домах.Увы, вскоре выяснилось, что мощность Телармониума оказалась слишком велика для тогдашних телефонных линий, а кроме того, во время его работы по всей сети шли помехи!

 

Существует легенда, по которой один бизнесмен, разъярённый тем, что Телармониум мешает ему делать деньги, вломился в здание, где находился агрегат, и разнёс его вдребезги. Но это, судя по всему, не более, чем слухи. В любом случае, предприятие провалилось. Необычная клавиатура инструмента требовала привычки, и музыкантам это не шибко понравилось.

Кроме того, исполнители говорили, что, несмотря на всё разнообразие тембров, у Телармониума была масса совершенно посторонних призвуков, которые постепенно начинали действовать на нервы, причём совершенно невыносимым образом.

 

 

Опять же, телефонные компании были в бешенстве от перебоев, которые вызывал Телармониум. Ну и, наконец, по сведениям Орлова, люди, которые должны были привлекать новых инвесторов, благополучно скрылись со всеми деньгами. Телармониум умолк навсегда в 1916 году. Спустя восемнадцать лет его изобретатель умер в нищете и одиночестве. И, к сожалению, ни одной записи звучания Телармониума так никогда и не было сделано. Хотя звукозаписывающие приборы в то время уже существовали. Зато сохранились основные принципы, придуманные Кэхиллом.

 

А что было потом ? 

 

1930-е годы оказались не самыми приятными для Америки. Великая Депрессия вывела из игры, вероятно, больше коммерческих компаний, чем это сделала бы любая война (кроме ядерной, конечно же). Неважно обстояли дела и у Hammond Clock…

Едва ли, впрочем, мистер Лоренс Хаммонд (Laurens Hammond) был склонен в трудные времена отираться в барах, с тоской поглядывая в пустеющую кружку. Не тот у него был склад ума и характера. Впоследствии его подчинённые отзывались о нём как о жёстком и автократичном руководителе, с которым никто не осмеливался спорить.

 

 

Справка:

Лоренс Хаммонд (Laurens Hammond) родился в Эванстоне, Иллинойс, 11 января 1895 года. Его отец, Уильям Хаммонд, в 1898 году покончил с собой, по слухам — из-за финансовых разногласий с правлением Первого Национального банка, который он сам же и основал. После смерти мужа, Идея Луиза Стронг-Хаммонд вместе с сыном перебирается во Францию, там Лоренс получает начальное образование, изучает языки и начинает заниматься изобретательством: по словам матери в 14 лет он уже проектировал систему автомобильной автоматической коробки передач, и, якобы представил свои проекты инженерам Рено, впрочем, эти проекты были отклонены. Семья вернулась в Штаты, Лоренс изучал механику в Корнелльском университете и получил высшее образование и степень бакалавра в 1916 году. Во время Первой мировой войны Хаммонд служил во Франции в 16-м инженерном полку в составе американских экспедиционных сил. После демобилизации он переезжает в Детройт и работает главным инженером Gray Motor Company, фирмы-производителя корабельных двигателей. В 1919 году Лоренс изобретает часы с бесшумным пружинным подзаводом, и это изобретение принесло Хаммонду достаточно средств для того, чтобы открыть собственное дело в Нью-Йорке.

В 1922 году Хаммонд вместе с Уильямом Кэссиди изобрели систему Teleview — красно-зеленые очки для просмотра трёхмерного изображения. Однако эту систему закупил всего-навсего один кинотеатр — нью-йоркский Selwyn Theater. А фильм «Radio-Mania», с успехом запущенный в прокат в декабре того же года, вошёл в историю, как единственный, снятый для Teleview: слишком уж высока была стоимость монтажного и демонстрационного оборудования. В то время никто и предположить не мог, что именно эта технология цветного кодирования окажется наиболее жизнеспособной и станет прототипом современного 3D

 

Тем более, что к своим сорока годам мистер Хаммонд успел придумать слишком много всяких полезных штучек, чтобы просто так вылететь в трубу из-за «какой-то там» Великой Депрессии.

Сам он в депрессию не впадал и по барам не странствовал. Вместо этого, он напрягал все силы своего громадного ума, чтобы понять, куда можно было бы пристроить свой «синхронный электродвигатель».

С часами-то оно всё было в порядке. Покупали их на ура. Часы эти славились своей бесшумностью и точностью хода, чем и заслужили всенародную любовь.

Была у них, правда, одна очень хитрая особенность: точность их обеспечивала не какая-то там сверхсложная электромеханика, а… люди. А именно — инженеры электростанций.

Дело в том, что шумный двигатель часов, запрятанный в звукоизолирующий корпус, синхронизировался с частотой переменного тока в общих электросетях. Частота поддерживалась на уровне 60 Гц. Если она менялась, то часы начинали спешить или отставать.

 

 

Компания Хаммонда решила этот вопрос до безобразия просто и изящно: каждому работнику каждой электростанции, в обязанности которого входила поддержка постоянной частоты тока, подарили по таким вот часам. И шепнули, что точность хода зависит от неизменности частоты.

В общем, эти инженеры сами стали следить за постоянством частоты, чтобы их часы работали безукоризненно…

Но к началу 1930-х это было уже в прошлом: рынок часов вдруг умер. И теперь надо было срочно придумывать что-то такое, в чём можно было бы использовать пресловутый электромотор. И чтобы оно к тому же имело достаточный коммерческий успех.

Мистер Лоренс Хаммонд никогда не был особо музыкальным человеком. Он не умел играть ни на одном музыкальном инструменте и, как говорят, вовсе был лишён слуха.

Впрочем, тот же самый термин «tone-deaf» применяли и по отношению к некоему Роджеру Уотерсу (Roger Waters), который не мог даже самостоятельно настроить свою бас-гитару. Впрочем, его игре в одной малоизвестной команде со странным названием Pink Floyd это почему-то совершенно не мешало.

Не помешало это и Хаммонду. Конечно, можно говорить, что он относился к музыке утилитарно, что взялся за создание нового музыкального инструмента исключительно по коммерческим соображениям, что всё это ради денег…

Какая, впрочем, теперь уже разница?

Небольшой заводик на Западной Авеню в Чикаго, принадлежавший компании Хаммонда, был местом весьма шумным.

На четвёртом этаже, в испытательной лаборатории, не смолкая, орал фонограф. На третьем этаже, из лаборатории, то и дело доносились всякие нехорошие звуки электрического происхождения.

В общем, всё здание то и дело сотрясалось от всевозможных шумов, что довольно крепко било по ушам некоему Уильяму Лейхи (William L. Lahey), помощнику бухгалтера. Помимо бухгалтерских обязанностей, Лейхи служил органистом в Епископальной церкви Святого Христофора в пригороде Чикаго.

В конце одного особенно шумного дня в его кабинете внезапно нарисовался сам Лоренс Хаммонд и спросил: «Билл, ты не слышал сегодня никаких странных звуков?» Билл честно ответил, что слышал нечто похожее на звук флейты.

«Да, — ответил Хаммонд. — Я сделал электрическую флейту».

Принцип работы устройства был довольно прост. Маленькое, размером не более серебряной долларовой монеты, колесо с бугорками или зазубринами по краям вращалось напротив электромагнита.

 

 

Возникавший благодаря этому колеблющийся ток затем подавался на громкоговорители (благо, к тому времени они уже появились), в которых и преобразовывался в слышимые звуковые волны. Всё это называлось «колёсным тон-генератором» (Tone Wheel Generator).

Открытие Хаммонда состояло в том, что ему удалось найти способ производить электрические волны именно с такими характеристиками, чтобы их можно было преобразовывать в музыкальные звуки.

Но этого было недостаточно для настоящего музыкального инструмента. И потому Хаммонд собрал целую небольшую армию инженеров, которым надлежало решить, казалось бы, невыполнимую задачу: создать аппарат, имитирующий звуки органа.

В какой-то момент такой аппарат собрали… но его размеры — это была просто беда: в одной конструкции было сразу столько колёсных тонгенераторов, переключателей и проводов, что хватило бы на целый склад.

А Хаммонду нужно было совсем другое — относительно недорогой прочный инструмент, не требующий особого ухода и, если получится, достаточно маленький, «чтобы возить его на заднем сидении такси».

Почесав затылок, Лоренс Хаммонд приступил к разламыванию своего фортепиано. Уцелела только клавиатура, которая, собственно, и понадобилась для очередных опытов.

Хаммонд оборудовал её простыми переключателями, которые соединяли каждую клавишу с двумя проводами. Провода эти шли через всю комнату к замысловатой электросхеме, соединённой с тонгенераторами.

Долго ли, коротко ли, Хаммонд понял, что, прикрепляя по нескольку проводов к одной клавише, и подсоединяя их к различным тон-генераторам, можно создавать комплексные звуки с весьма интересными тембрами. Всё гениальное, как говорится, просто.

В общем, между 1933 и 1934 годами Хаммонд и его помощники работали в поте лица, стараясь получить необходимый звук. В конце концов, им удалось установить, что 91 тон-генератор с колёсами различной формы — это вполне достаточно для того, чтобы достоверно изобразить знакомые звуки органа.

А для дополнительной тембральной окраски пришлось внести в конструкцию дополнительно 1500 крошечных переключателей с палладиевыми контактами и… 13 километров (!) проводов, причём некоторые из них были толщиной с человеческий волос.

Каждая нажатая клавиша задействовала одновременно девять дополнительных переключателей, каждый из которых был соединён с различными тяговыми стержнями, расположенными над клавиатурой.

Именно это позволило смешивать простые «фундаментальные» звуки с обертонами и контролировать громкость каждого из этих компонентов. Звук стал богатым и ярким.

Пока шли всевозможные усовершенствования, тучи вновь сгустились над головой Хаммонда. Главный бухгалтер компании посчитал, посчитал, и насчитал компании четвертьмиллионный убыток за один только 1933 финансовый год.

Больше медлить было нельзя. Хаммонд и его сотрудники подхватили свой «сундук» и бросились в Патентное бюро США в Вашингтоне.

 

 

Ответственные лица в патентном бюро были, на сей раз, куда внимательней, чем обычно. Хаммонд был не первый, кто заявлял о попытках создать электроорган, а чиновники — вот странно-то — заботились больше всего о том, чтобы получить какое-нибудь изделие, достойное запуска в серийное производство, с тем, чтобы создать новые рабочие места.

19 января 1934 года органистка Луиза Бенке (Louise Benke) села играть. И тотчас же, как в сказке, со всех сторон начали сползаться любопытные…

24 апреля 1934 года мистеру Лоренсу Хаммонду выдали патентное свидетельство.

Патент на орган Хаммонда выдали с рекордной скоростью: прошло всего лишь три месяца. Инструмент появился в несчастливые времена, но, видимо, под счастливой звездой. Его слава до сих пор не померкла, хотя «классические» органы Хаммонда больше не выпускаются. Или всё не так просто?

И всё же, почему-то сложилось так, что имя Хаммонда вспоминают только в связи с его музыкальным инструментом…

Итак, как уже рассказывалось, патент Хаммонд получил, причём получил чрезвычайно быстро, всего за три месяца. Кстати, на это патентное свидетельство можно взглянуть здесь, при условии наличия в вашей системе QuickTime. Как и полагается, в системе представлен полноценный чертёж всех частей органа.

Слава же пришла гораздо раньше, чем Хаммонд думал. Пришла она в виде двух ошарашенных инженеров компании Ford Motor, которых на днях вызвал к себе сам Генри Форд и, размахивая руками, велел им немедленно построить (!) ему электроорган «такой вот высоты, такой вот ширины и вот такой вот длины».

Из чувства самосохранения инженеры двинулись в Патентное Бюро и, к немалому облегчению, обнаружили там патент, выданный Хаммонду. Описание электрооргана идеально отвечало запросам грозного босса.

Это потом выяснилось, что Форд и не собирался заставлять своих инженеров строить ему электроорган, он собирался купить его у Хаммонда, но не хотел этого афишировать, опасаясь, что Хаммонд смекнёт, что работа нужна к спеху и, как у Гоголя написано, заломит ровно вшестеро.

 

 

В общем, озадаченные Фордом инженеры заявились в компанию Хаммонда, намекнули, что распоряжения мистера Форда выполняются по единому движению его брови, в противном случае можно попасть на большие неприятности, и спросили, нельзя ли им купить орган прямо сейчас?

В планы Хаммонда это вообще-то не входило. Орган собирались представлять только 15 апреля 1934 года на Выставке Промышленных Искусств (Industrial Arts Exposition), а на дворе стоял февраль.

О чём несчастным инженерам и было сообщено. Через несколько дней мистер Форд прислал персональное предложение привезти ему орган «когда тот будет готов».

В общем, Хаммонд сотоварищи не стали дожидаться выставки, и в самом начале апреля орган Хаммонда модели А отправился к Форду.

Посмотрев и послушав, Форд заявил, что через двадцать лет такой инструмент должен стоять в каждом доме. Но не купил. Вместо этого привезших его людей отправили обедать…

И только после этого Форд спросил насчёт цены. Услышав цифру $1250 он немедленно купил шесть органов и распрощался с людьми Хаммонда.

Так совершилась первая сделка, связанная с органом Хаммонда. Считается, что именно Хаммонд и его люди придумали принцип максимальной открытости и «шумливости» компании (осознали, так сказать, необходимость постоянной рекламной и PR-деятельности).

Однако же подготовить «мышеловку» для Форда они не успели, он, как говорится, сам пришёл.

Надо сказать, что, по некоторым сведениям, Форд пригласил Хаммонда в гости (большая честь, однако же), и предложил ему денег и инженеров. Хаммонд вежливо отказался, и, видимо отклонил совет Форда держать цену на очень низком уровне и стараться не делать больше $20 долларов с каждого органа.

В первый же год компании Хаммонда удалось продать 1400 органов. В основном они целились по церквям и всяческим учреждениям, но среди покупателей было и множество частных лиц.

В частности, Джордж Гершвин, по слухам, купил орган, едва увидев и услышав его. Приобрёл инструмент и президент Рузвельт, выведший страну из Великой Депрессии. Символично, не правда ли?

Инструмент был дорог, но, тем не менее, быстро обрёл бешеную популярность. Доходы компании в 1936 и 1937 годах исчислялись сотнями тысяч, а тогдашние сотни тысяч долларов — это, в общем и целом, нынешние миллионы.

И это далеко не всем понравилось. Этими «не всеми» оказались производители обычных, духовых органов. Более лёгкие и в десятки и сотни раз более дешёвые «Хаммонды» перебежали им дорогу и перебежали сильно.

Допустим, всё в том же 1936 году компания Хаммонда заработала $228 393, — в основном, на торговле с церквями. А один духовой орган стоил от $75 до $250 тысяч.

И производители духовых органов не нашли ничего лучше, как… подать жалобу в Федеральную торговую комиссию с требованием лишить Хаммонда права называть свою продукцию органами!

Аргументы? «Указанный инструмент не в состоянии производить весь диапазон музыкальных оттенков» и «весь диапазон гармоник, который наличествует у духового органа».

Это, в общем-то, было правдой. Или, по крайней мере, очень походило на неё — просто потому, что степень детерминированности звучания у электронного инструмента неизбежно выше, чем у инструмента «живого».

Однако для чиновников Торговой комиссии это не было слишком уж очевидным фактом. И потому был назначен поединок между духовым органом и творением Хаммонда. Своего рода, суд Божий.

В часовню университета Чикаго, где был установлен орган Скиннера (Skinner Pipe) стоимостью $75 тысяч, привезли орган Хаммонда. Его тон-кабинеты (собственно, то, через что выводился звук, некое подобие динамиков), были спрятаны среди труб духового органа, клавиатуры обоих органов скрыты за ширмами.

 

 

Почтенное жюри, собравшееся для того, чтобы решить, можно ли называть орган Хаммонда органом, не могло увидеть, на чём играют в данный момент.

Жюри состояло из двух групп. В первую входили обычные студенты, во вторую — именитые музыканты (в том числе, органисты) и дирижёры.

Им сыграли более тридцать различных пьес, причём каждый раз члены жюри должны были помечать на бумажке, на чём, по их мнению, играют в данный момент.

Студенты угадывали, в среднем, лишь в половине случаев. Иначе говоря, они именно угадывали, а не определяли источник звука.

У музыкантов дела обстояли немногим лучше. Кое-кто из них попадал девять раз из десяти, а кто-то — лишь один раз из десяти.

В общем, почувствовать разницу толком не сумел никто.

Компания Хаммонда, почуяв, что дела обстоят не так уж и плохо, начала давить на Федеральную торговую комиссию, дескать, сами послушайте и решите.

На это почтенный председатель комиссии Гарланд Фергасон (Garland S. Ferguson) резонно отвечал, что ФТК, дескать, представляет собой судебный орган, а не компанию музыкальных критиков.

В конце концов, 12 июля 1938 года Федеральная торговая комиссия постановила, что орган Хаммонда имеет полное право называться органом.

Но в то же самое время, чиновники предписали компании Хаммонда отказаться от утверждения, что электронный орган может выдавать бесконечное количество звуков и указывать точную цифру: 253 миллиона…

Орган Хаммонда сейчас стал легендой. Практически каждая уважающая себя рок-группа минувшего XX века считала своим долгом иметь в арсенале орган Хаммонда, несмотря на то, что количество электронных инструментов во второй половине столетия стало расти стремительными темпами.

Джон Лорд (John Lord) из Deep Purple использовал «Хаммонд» на всю катушку. Достаточно вспомнить их Child in Time.

На «Хаммонде» же, очевидно, играется легендарная песня Whiter Shade of Pale группы Procol Harum. Их, кстати, продюсировал покойный Джордж Харрисон.

«Битлы» тоже не остались в стороне: «Хаммонд» звучит на альбомах Rubber Soul, The Beatles’68, Abbey Road и Get Back.

Малоизвестная команда со странным названием и немузыкальным басистом — Pink Floyd — тоже вовсю использовала «Хаммонд». Скажем, композиция Echoes (финальная композиция на альбоме Meddle), начинается со странного «капающего» звука.

Это звучит орган Хаммонда с громкоговорителями Leslie, позволявшими создавать ещё и дополнительные эффекты.

 

 

Существует леганда, будто Дон Лесли (Don Leslie), создатель вышеупомянутых громкоговорителей, начинал как подчинённый Хаммонда.

Однако это не вполне верно. Дело в том, что когда в 1936 году в некоторых частях Лос-Анджелеса начался переход с 50-герцевого электрического тока на 60-герцевый, многим органам пришлось заменить тон-генераторы, в противном случае они начинали звучать гораздо выше.

Именно этим Дон Лесли некоторое время и занимался. Вообще-то ему хотелось попасть на постоянную работу к Хаммонду, однако вместо него взяли кого-то из друзей.

Через какое-то время Лесли начал делать громкоговорители для «Хаммондов» с различными интересными особенностями, вроде вращающихся динамиков. То же самое пытались делать и инженеры самого Хаммонда, но впоследствии стандартом де-факто стала всё-таки продукция Дона Лесли.

Самое странное, что между компаниями Хаммонда и Лесли возникла стойкая корпоративная вражда.

Сами Хаммонд и Лесли не были ни врагами, ни друзьями, но на людях подчинённые Хаммонда регулярно вытирали ноги о продукцию Лесли, даром, что большинство из них втихую использовали у себя дома громкоговорители Leslie Tone Cabinets.

В это большинство, говорят, входил и сам Хаммонд.

Самое смешное, Дон Лесли никогда особо не рекламировал свои изделия, они обрели популярность лишь благодаря своему качеству.

До 1949 года они даже назывались все по-разному. Изначально они назывались Leslie Vibratone.

Потом Brittain Speakers — по имени партнёра Лесли Лу Бриттэна (Lou Brittain). Их совместное предприятие развалилось сразу после Войны.

Потом, когда громкоговорители начали собирать возле Голливуда, их стали называть Hollywood Speakers.

Потом органист Джесси Кроуфорд (Jesse Crawford) стал заниматься распространением громкоговорителей в Нью-Йорке, и вот — громкоговорители получают гордое имя Crawford Speakers.

Наконец, в 1946 году их снова стали называть «Вибратонами», в то время, как весь честной народ уже давно называл их Leslies.

В 1949 году вся путаница закончилась: Лесли сдался, и имя Vibratone исчезло навсегда, осталось только Leslie.

«Война» между ним и компанией Хаммонда закончилась в 1980 году, после смерти Лоренса Хаммонда. Причём закончилась очень простым образом: Hammond Company попросту купила производство Leslie Speakers.

Увы, производство органов Хаммонда прекратилось в 1976 году.

Но инструмент отнюдь не умер. На Западе вроде бы многие фирмы до сих пор занимаются ремонтом этих инструментов, даже, говорят, продают для них запчасти.

Энтузиасты готовы собственноручно собирать эти органы.

 

 

Ну а потом, в стандартный 128-тембральный набор MIDI обязательно входит орган Хаммонда, и любая «самоиграйка», по мере убогих возможностей своего тон-генератора, тужится воспроизводить его звук.

Со звуком настоящего Хаммонда эти «игрушки» имеют мало общего.

Интереснее другие эксперименты: в своё время автомобильная корпорация Suzuki решила приобрести марку Hammond. И выпустила серию инструментов под названием ХВ. К сожалению, это лишь цифровые муляжи.

Утешает одно. В последнее время, вопреки совершенствованию цифровых технологий, наблюдается рост популярности аналоговых синтезаторов. В частности, недавно снова начался выпуск легендарного синтезатора Moog

Может быть, и настоящие Хаммонды начнут снова выпускать?

 

Источники
http://maxpark.com/user/303030624/content/1661452
http://www.membrana.ru/particle/2549
http://moole.ru/blog/midnight/news/20001-pechalnaj...elarmoniuma-praotca-vsekh.html