Александр_Ш_Крылов все записи автора

Валерий Лебедев

С вальсом № 2 из так называемой «Джазовой сюиты» Шостаковича связано много загадок.
И не частных, хронологических или музыковедческих, а психологических, идеологических и даже политических.

Начнем, однако же, с частных. В источниках говорится, что «Джазовую сюиту» Шостакович написал в 1938 году. Ничего джазового в ней нет. То есть – совсем ничего. Оркестровка сделана в стиле садового духового оркестра. Как звучала эта вещь – неизвестно, ибо партитура была утеряна, и мы ее знаем по гораздо более позднему воспроизведению (тоже не джазовму), причем не ясно, принадлежит ли эта позднейшая оркестровка Шостаковичу.

Пусть выскажутся свидетели. Говорит Матвей Блантер:

- Лично я с Шостаковичем знаком не был. Поводом стала организация в 1938 году Государственного джаз-оркестра СССР. Дирижером пригласили Виктора Николаевича Кнушевицкого. Мы стремились поднять уровень джазовой музыки. Нам организационно помогал Моисей Абрамович Гринберг — тогдашний начальник Музыкального управления Комитета по делам искусств: это был замечательный администратор. Пришла мысль попросить написать для джаза Прокофьева, Шостаковича, Дунаевского. Чтобы ознакомить с нашим составом и уровнем, мы пригласили Прокофьева на репетицию. Он отличался прямолинейностью. Пришел и остался нами доволен. Приободрившись, я решил поехать в Ленинград, к Шостаковичу. По правде сказать, я хотел дать ему заработать. После избиения в 1936 году, симфония [речь, похоже, идет о 5-й симфонии. – В.Л.] вернула его к жизни, но слышал я, что денег у него не было. Я не знал, какой он человек, и сказал о предстоящей поездке Араму Ильичу Хачатуряну. Он меня поддержал, написал рекомендательное письмо. В Ленинграде из «Европейской» гостиницы я позвонил Шостаковичу, приехал к нему на Петроградскую сторону и представил письмо, чем вызвал его веселье: ему показалось забавным, что известный композитор прибегает к рекомендации. Мы провели вместе целый день. Он сыграл свою музыку к фильму «Человек с ружьем» с песенкой, вскоре ставшей популярной, потом поехали на футбольный матч. Договорились о джазовом сочинении, и Шостакович проводил меня на вокзал. Вскоре он привез в Москву три пьесы для нашего оркестра. Мы собрались на квартире Кнушевицкого, чтобы послушать. Инструментовка звучала прекрасно, но музыка была не джазовая. Он пришел в оркестр, посидел около часа, специально послушал саксофониста, ударника. Потом принес новую инструментовку, и все звучало изумительно.
 

Мы составили программу. Без театральности. Чисто концертную. Впервые джазовые пьесы Шостаковича были сыграны в октябре 1938 года в Колонном зале Дома союзов. В тот вечер впервые прозвучала также моя песня «Катюша».
Мы выступали много. Даже в Кремле, под Новый год, и понравились Сталину. Так дотянули до войны. Оркестр поехал на фронт, попал в окружение, половина оркестрантов погибла. Мой брат Яков Блантер, собиравшийся написать книгу «Джаз-оркестр на фронте», тоже там погиб. Были ли пьесы Шостаковича опубликованы — не знаю, больше я партитуры не видел. (Источник)

Итак, партитуры нет, записи 1938 года тоже нет. Сам Блантер не называет по имени ни 2-й вальс, ни «Джазовую сюиту», но помнит, что музыка была «не джазовая». Хотя из других источников следует, что он имеет в виду именно эту «Джазовую сюиту».

Слушаем второго важного свидетеля : с Манаширом Якубовым беседует композитор Аркадий Петров. Музыковед Манашир Якубов - автор более двадцати книг и примерно сотни статей, опубликованных в Англии (в Кембридже и Оксфорде), Италии, Германии, США, Финляндии, Польше, Японии и других странах - всего более чем на двадцати языках. Он главный редактор издательства "Дмитрий Шостакович", председатель правления Общества любителей музыки Шостаковича.

Аркадий Петров:

- А нет ли у Шостаковича других неизвестных произведений?

Манашир Якубов:
- Есть, и притом немало. Строго говоря, многие из этих опусов когда-то исполнялись, но потом были забыты. Это относится, например, ко Второй сюите для джаза (так у Якубова – В.Л.). Сюита была написана в 1938 году по заказу только что созданного Государственного джаз-оркестра СССР, во главе которого стояли Кнушевицкий и Блантер. Она исполнялась, вошла в репертуар оркестра, но затем была утеряна. В сюите три части, их названия - Скерцо, Колыбельная и Серенада - удалось восстановить по газетной рецензии. И только благодаря этому мне удалось после долгих поисков "опознать" клавир этих пьес среди неразобранных рукописей Шостаковича. Потом английский композитор Джералд Макберни их оркестровал, и теперь Вторая джазовая сюита снова вернулась на концертную эстраду.

Помещено это интервью в журнале «Новое время» 28 июня 2003 года. (Источник)

Якубов не называет даты , когда он опознал останки сюиты. Ясно лишь, что это произошло через много лет после смерти Шостаковича, иначе бы ему не нужно было мучиться и восстанавливать клавир по «газетной рецензии». При жизни Шостаковича ноты сюиты легко узнал бы сам композитор. Или его сын Максим. Или Блантер с Кнушевицким. Или кто-то из музыкантов их оркестра. Кнушевицкий умер в 1963 году, Блантер – в 1990 . Значит, архив разбирался после 1990 г..

Итак что мы имеем? Архив, груда бумажек, среди них листки с нотами. Ноты для рояля – клавир. На листках не написано название, иначе бы для опознания не понадобилась рецензия в газете. Каким-то образом «по газетной рецензии» Якубов догадывается, что этот клавир есть ни что иное как «Джазовая сюита» Шостаковича (партитура, как мы уже знаем, не сохранилась). Сама по себе процедура таинственна. Как это - «по газетной рецензии»? Там ведь может быть только нечто описательное. Скажем: «щемящее исполнение вальса навевает молодость, звуки духового оркестра в городском саду будят старые воспоминания, потом вдруг прорезываются скрипичные голоса великосветского бала, давно канувшие в прошлое и ставшие чуждыми нашему поколению молодежи, строящего коммунизм». И вот отсюда следует, что найденные листки – джазовая сюита?!

В интервью с Якубовым есть еще одно странное сообщение: «Потом английский композитор Джералд Макберни их оркестровал». Почему английский композитор? Почему не советский? Хотя бы и сын Дмитрия Дмитриевича Максим? Каким образом этот опознанный по газетной рецензии клавир ушел за границу?

Небольшое расследование показывает, что впервые этот вальс на Западе, в Лондоне в Barbican Hall прозвучал в оркестре под управлением Мстислава Ростроповича 1 декабря 1988 года, но остался малозамеченным.
(см. Источник )

Затем этот вальс (и всю «Джазовую сюиту») исполнил (1991) и записал на пластинку (в 1993) году Нидерландский Королевский оркестр Royal concertgebouw orchestra под управлением Рикаррдо Чейли (The Royal Concertgebouw Orchestra (Dutch:Koninklijk Concertgebouworkest) conducted by Ricarrdo Chailly). Сейчас этим коллективом руководит дирижер латышского происхождения Марис Янсонс (Mariss Jansons).
Оркестр очень заслуженный, увенчанный, существующий уже более ста лет (с 1888 г.). Он не станет играть нечто сомнительное и непонятно кем написанное. Но и после этого вальс не стал широко известным.

Вот вся программа Джазовой сюиты (номер2), включающий Вальс 2, как он представлен в записи Королевского оркестра (до этого нигде нет явного перечисления частей сюиты) :

Jazz Suite No.2 (название и оформление альбома явно иронические)
March
Lyric Waltz
Dance I
Waltz I
Little Polka
Waltz II
Dance II
Finale
(Запись 1993 г. Вот здесь можно прослушать:
 Jazz-Suites-Shostakovich)

Вспомним, что говорил видный шостаковичевед Якубов:

Во «Второй сюите для джаза три части, их названия - Скерцо, Колыбельная и Серенада».

А в исполнении королевского оркестра Нидерландов – 8 композиций. Причем среди них есть наш Вальс 2, а в трех названных Якубовым частях - нет. И вообще ни одна из частей у Якубова и в данных исполнения королевского оркестра не совпадает по названию.

Впрочем, Якубов дает много интервью и говорит в них разное, главное – что дело с этой сюитой темное, называет и примерно похожие части и их число. Например, говорит:

"Вальс лирический (пятая часть) имеет одну из самых запутанных родословных».

Вообще-то в оркестровке Нидерландского оркестра искомый вальс идет под номером шесть, хотя и называется Вторым, а вторым идет «Лирический вальс».

Впрочем, нумерация – это ерунда. Для нас с вами ерунда, а музыковеды-шостаковичеведы бьются «за это дело» жестоко. И Якубов внес «в самую запутанную родословную» и «Вальса лирического», и «Вальса Второго» из «Джазовой сюиты номер 2» , как и в саму родословную сюиты, свою лепту. Я на этом остановлюсь, ибо если приводить все, что говорится про «Джазовую сюиту», то мы запутаемся вконец.

Но зато приведу вопросы журналиста Ильи Овчинникова, заданные им Якубову:

Манашир Абрамович, с рядом сочинений Шостаковича связаны досадные ошибки, которые трудно искоренить даже в юбилейном году. Так, фирмой EMI выпущен цикл симфоний, куда включен известнейший вальс Шостаковича, обозначенный как Вальс из Второй сюиты для джаз-оркестра. Между тем, он входит в Сюиту для эстрадного оркестра, составленной из фрагментов разных произведений, тогда как Вторая сюита для джаз-оркестра является совершенно самостоятельным опусом. Как бороться с распространением подобных ошибок и много ли их?

Как бороться, Якубов прямо не сказал, но намекнул, что он как раз и борется, подтвердил, что ошибок много и еще раз поведал историю того, как он по газетной рецензии установил, к чему относятся листочки найденного им клавира – как раз ко второй «джазовой» сюите, в которой и есть ТОТ самый (Второй) вальс.

Тайна вальса номер 2 еще сгустится , если узнать, что «наш» вальс прозвучал в фильме «Первый эшелон» Михаила Калатозова (апрель 1956 г.).

А что мы так привязались к этому вальсу? У Шостаковича много вальсов, даже в этой «джазовой» сюите три. А потому привязались, что он очень известен на Западе, даже имеет название «Русский вальс», но совсем неизвестен в России. Я провел своего рода опрос: ни один из знакомых мне музыкантов или музыковедов ничего не слышали о Вальсе номер 2.

У нас в Гусь Буке давно, 7 лет назад появилась такая запись:

Нестор nestor@fromru.com New York, NY USA - Wednesday, November 12, 2003 at 19:46:33

В последние месяцы не проходит и дня, чтобы меня не просили различные люди (в основном, американцы) этот вальс исполнить. Я всем говорю - подите прочь от меня, шостаковичевские мафиози! Но - исполняю. Мафия платит. На-днях некий сицилиец по имени Mauro Aprile Zanetti, тенор, прицепился ко мне с этим вальсом. Я оторопел – сицилийская мафия слилась с шостаковичевской!

Видите? Пианиста Сашу Избицера просили именно американцы, и даже один итальянец, исполнять Вальс номер 2 («Русский вальс»). В общем – иностранцы. А русские – не просили. Что вдруг произошло с 2000 года? Отчего вальс, написанный еще 1938 году, получил такую известность на Западе? Оттого, что в прокат вышел фильм Стенли Кубрика «Широко закрытые глаза» (1999), где вальс 2 полностью прозвучал в финальных титрах. Его гораздо раньше должны были бы исполнять в СССР каждый день по радио. Выпускать пластинки. Писать на него тексты и петь. И это после того, как вальс понравился Сталину (!) (об этом пишет Блантер), прозвучал в фильме Калатозова и была выпущена пластинка. Этот вальс должен был бы стать брендом, более известным, чем «Подмосковные вечера», «Полюшко-поле» и даже «Очи черные». Ничего подобного! Ладно, в 1938 году, когда вальс. по словам Блантера, появился, по каким-то причинам утеряли партитуру, ноты. Не до них было, катился 9-й вал Большого террора. Но 1956 год, фильм известного мастера Калатозова!

Вот здесь можно послушать вальс, как он звучал в фильме Калатозова «Первый эшелон»:

О фильме Первый эшелон» стоит сказать (синопсис).

В один из степных районов Казахстана прибывает по комсомольским путевкам, с целью освоения целинных земель, отряд молодёжи. На фоне трудовой жизни целинников развивается трогательный роман секретаря комсомольской организации и трактористки Анны.

Как раз под музыку вальса.

Комсомольцев привез поезд. А кто доставил пропавшие ноты Калатозову? Неизвестно. Хотя этого никак не могло произойти без ведома автора. Так что пока предположим, что он и передал ноты Калатозову.

Калатозов, конечно, видный режиссер. Но на Западе он стал известен с 1957 года, после фильма «Летят журавли», получившего в Каннах главный приз. А фильм про подвиги целинников с вальсом как-то прошелестел тихо. Музыка не достигла ушей.

Фильм Кубрика достиг цели. Тем более, то был его последний, то ли предсмертный взлет, то ли провал. Название грустно-ироничное и амбивалентное: "Eyes Wide Shut"» – Широко закрытые глаза.

(Здесь полностью с переводом )

Искомый нами вальс звучит фрагментами в разных кадрах, с вальса начинается и заканчивается фильм, полностью Вальс звучит на заключительных титрах в исполнении уже названного Нидерландского королевского оркестра.

Фильм немного абсурдистский, фрейдистский, с мистикой, черной мессой. Привлек критику не столько этими изысками, сколько оргиастической сценой в духе позднего распутного Рима, нечто вроде «Калигулы», с мрачным ритуалом Восточной масонской ложи , где некий сверху раздающийся голос со словами, прокрученными наоборот, произносит что-то вроде «дьяволу поклонимся». По всем углам залы и в разных ответвлениях от нее происходят машинообразные совокупления. Эротики и секса в этом не больше, чем в работе кузнечного цеха с паровым молотом в главной роли. Не совсем ясно, присутствует ли на этой оргии герой виртуально, или «на самом деле», есть ли это его фантазия, или реальность. В распадном уголовно-масонсом клубе, как видно, состоят очень влиятельные персоны, отцы города. Героя (его играет Том Круз) разоблачают как самозванца и изгоняют, но за право уйти живым, после того, что он тут видел, одна из многочисленных обнаженных дам приносит себя в жертву. Дома жена героя (ее играет Николь Кидман) рассказывает ему о своём сне, который мистическим образом повторяет то, что герой видел в клубе. Название фильма подтверждает: люди, фактически, видят мир закрытыми глазами, хотя бы они и были широко распахнуты. Они ни хрена не понимают не только в мире, но и в самих себе.

Фильм тягостный, награды его обошли (о чем Кубрик уже никогда не узнал). Том Круз и Николь Кидман, бывшие во время съемок супругами, так опротивели друг другу своими голыми похождениями в течение кинопроцесса (съемки шли три года), что после завершения фильма развелись. В этом проявилась сила искусства и его прямое влияние на человека.
( От себя замечу, что фильм Кубрика на мой взгляд гениальный и моральный. Если понять, что все события и поступки героев переплетены в фильме, как темы в Вальсе Шостаковича - и один поступок, ведёт к последующему НЕИЗБЕЖНО !)
К чему, однако, в фильм в титрах включен полностью Вальс номер два Шостаковича? Это тайна Кубрика. На фоне психологического подкорочного триллера и раздрызга героев по сексуальным пустякам Кубрику (наверное) показалось убедительным для контраста дать спокойную, мелодичную, умиротворяющую музыку вальса, в котором царит гармония чувств, какие-то настоящие ценности великосветского бала, плавное течение Амура и Дуная, просторы русских равнин и вообще полей, лесов и рек.

Между прочим, Кубрик полностью повторил прием благостной музыки в титрах из своего более раннего фильма «Сияние» (The Shining, 1980 г.). Тоже фильм психологических ужасов, где герой (Джек Николсон) постепенно сходит с ума и все норовит зарубить топором свою жену и сына. И вот на титрах, когда жена с сыном спасаются на снегоходе, а безумец замерзает во дворе отеля, звучит безмятежная музыка 20-х годов. На снимке – выпуск колледжа 1921 года. Балл-рум оркестр Рея Нобла стилизует звучание времен процветания, когда еще не наступила Великая Депрессия и жить было хорошо, и жизнь была хороша.

Тут правда музыка чепуховая, танцевальная поделка ресторана 20-х годов со сладкозвучным кастратским пением.

Не то со Вторым вальсом. Это музыка яркая, своего рода гимн страны. Почему же она не стала известна в России? Точного ответа нигде нет. Я думаю – потому, что так хотел Шостакович. Но почему? Потому что он как бы не автор этой музыки. И вместе с тем – это именно он ее написал. Тогда как понять эту диалектику в духе «песня слышится и не слышится»?

Для понимания вспомним , что предшествовало написанию «Джазовой сюиты N2». Предшествовало посещение тов. Сталиным оперы Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда».

Шостакович ждал вызова к вождю, в правительственную ложу. Но никто его не позвал,

Сталин и трое его «соратников» из политбюро (Молотов, Микоян, Жданов) ушли еще до окончания действия.

Далее процитирую кое что из солидной монографии

Кшиштоф Мейер (польский композитор, ученик Шостаковича, пианист, педагог, музыковед).

Шостакович: Жизнь. Творчество. Время / Пер. с польск. Е. Гуляевой. — М.: Молодая гвардия, 2006. — 439 с.

Критик "Известий" рассказал нам позже, что когда он спросил Сталина, понравилась ли ему музыка, то услышал в ответ: "Это сумбур, а не музыка!"».

Композитор оставался в Москве лишь сутки, а затем уехал в Архангельск, где вместе с Виктором Кубацким должен был выступить в нескольких концертах. Это было 28 января (1936 г.). Еще на железнодорожной станции Шостакович купил свежий номер «Правды» и увидел в нем небольшую статью под названием «Сумбур вместо музыки. Об опере "Леди Макбет Мценского уезда"». Он начал читать, сначала с недоумением, а потом с ужасом».

Вот что было написано в статье без подписи (кто автор, документально не известно, но все убеждены, что то в очередной раз блеснул критик Заславский, умерший в почете литкритиком «Правды»), привожу выборочно:

«Вместе с общим культурным ростом в нашей стране выросла и потребность в хорошей музыке. Никогда и нигде композиторы не имели перед собой такой благодарной аудитории. Народные массы ждут хороших песен, но также и хороших инструментальных произведений, хороших опер.

Некоторые театры как новинку, как достижение преподносят новой, выросшей культурно советской публике оперу Шостаковича "Леди Макбет Мценского уезда". Услужливая музыкальная критика превозносит до небес оперу, создает ей громкую славу. Молодой композитор вместо деловой и серьезной критики, которая могла бы помочь ему в дальнейшей работе, выслушивает только восторженные комплименты.

Слушателя с первой же минуты ошарашивает в опере нарочито нестройный, сумбурный поток звуков. Обрывки мелодии, зачатки музыкальной фразы тонут, вырываются, снова исчезают в грохоте, скрежете и визге. Следить за этой "музыкой" трудно, запомнить ее невозможно.

...Это музыка, умышленно сделанная "шиворот-навыворот" так, чтобы ничего не напоминало классическую оперную музыку, ничего не было общего с симфоническими звучаниями, с простой, общедоступной музыкальной речью. Это музыка, которая построена по тому же принципу отрицания оперы, по какому левацкое искусство вообще отрицает в театре простоту, реализм, понятность образа, естественное звучание слова. ...Способность хорошей музыки захватывать массы приносится в жертву мелкобуржуазным формалистическим потугам, претензиям создать оригинальность приемами дешевого оригинальничания. Это игра в заумные вещи, которая может кончиться очень плохо.

... И все это грубо, примитивно, вульгарно. Музыка крякает, ухает, пыхтит, задыхается, чтобы как можно натуральнее изобразить любовные сцены. И "любовь" размазана во всей опере в самой вульгарной форме.

"Леди Макбет" имеет успех у буржуазной публики за границей. Не потому ли похваливает ее буржуазная публика, что опера эта сумбурна и абсолютно аполитична? Не потому ли, что она щекочет извращенные вкусы буржуазной аудитории своей дергающейся, крикливой, неврастенической музыкой?».

Между прочим, о похотливости музыки Шостаковича вначале написали именно в западной прессе. «Нью-Йорк таймс» после постановки оперы в Нью-Йорке в 1935 году:

«Поражаешься композиторскому нахальству и недостатку самокритичности.

Шостакович является, вне сомненья, наиглавнейшим композитором порнографической музыки во всей истории оперы».

Особое возмущение американских критиков вызвала сцена, в которой Сергей овладевает Катериной под аккомпанемент недвусмысленно-описательных глиссандо тромбона в оркестре: этот эпизод получил у американцев название "порнофонии". ( Об этом пишет Соломон Волков Источник)

По своему, конечно, верно. Не этого ждали от композиторов вождь и партия. А простой и задушевной песни. Можно и не задушевной, но уж точно – патриотической. Такие песни уже были в большом количестве. Но нужно было еще.

Шостакович мог писать такие песни и писал их. Ему не следовало бы отвлекаться на оперы, сатиры и какофонии с порнофониями.

Вот примеры правильных песен Шостаковича:

Заря Октября
Музыка: Д Шостакович Слова: В Харитонов, 1931

Песня мира
"С нами люди простые из каждой страны, мы в грядущее смотрим спокойно"
Слова: Долматовский 1932

Песня о встречном "Страна встает со славою на встречу дня!"
Слова: Борис Корнилов 1936г.

Комсомольцы выходят вперед (Оратория "Песнь о лесах" соч. 81)
Мы простые советские люди, коммунизм - наша слава и честь. Если Сталин сказал: "Это будет!", мы ответим Вождю: "Это есть!".
Слова: Евгений Долматовский 1949г.

Пионеры сажают леса
Тополя, тополя, скорей идите во поля...
Слова: Евгений Долматовский 1949г.

Сталину слава!
"... навеки он верен той клятве, которую Ленину дал!.."
Финальный хор из к/ф "Падение Берлина".
Слова: Е. Долматовский 1949г.

Родина слышит
"...Родина слышит, родина знает, где в облаках её сын пролетает"
Созданная задолго до полётов космонавтов, потом ассоциировалась с ними.:

Слова: Е.Долматовский 1951г

Молодёжная
" ... Не напрасно нас страна призывала к бою - засверкала целина первой бороздою!.."
Звонкая мобилизационная песня о наступлении советской молодёжи на целинные земли. Слова: Сергей Васильев 1956г.

Музыка «Леди Макбет», которая «крякает, ухает, пыхтит, задыхается», не может петься на банкете.

Маршал Тухачевский, друг Шостаковича, — они не раз вместе музицировали (маршал на скрипке) — знал толк в уханье и пыхтенье, считался советским казановой и наилучшим любовником в сталинском окружении, затмевая даже Михаила Ивановича Калинина, всесоюзного старосту (среди своих был известен под кликухой «похотливый козел») и опережая входящего в силу Лаврентия Берия. Обходил он в этом искусстве и ДД.

Поэтому маршал оказался единственным из всего союза композиторов , кто написал Сталину протест против разносной статьи в «Правде» «Сумбур вместо музыки». Вроде бы еще письма в защиту написали Горький, Михаил Булгаков и режиссер Лео Арнштам.

Пока письма писались да читались, настал 1937 год. Маршал стал крякать и пыхтеть при активном участии следователя и признался во всем. Самое главное – в попытке убить тов. Сталина.

Скопом стали брать все окружение Тухачевского. Все они начинали крякать, пыхтеть и признаваться. Быстро дошла очередь и до друга маршала, композитора Шостаковича.

Из воспоминаний третьей жены Шостаковича Ирины Антоновны (она была моложе его на 28 лет, познакомилась с ним в 1962 году и о тридцатых годах ничего вспоминать не могла, просто излагает хорошо известное и без нее): «Вокруг самого Шостаковича сжималось кольцо. Когда после изъятия из репертуара оперы "Леди Макбет", балетов "Золотой век", "Болт" и "Светлый ручей" на него наклеили ярлык "врага народа", до физической расправы оставался один шаг. Тесть был отправлен в лагерь под Караганду. Арестован муж старшей сестры Марии, барон Всеволод Фредерикс. Мария выслана в Среднюю Азию.
Адриан Пиотровский, возглавлявший "Ленфильм", вызвал Шостаковича к себе и предложил написать о взаимоотношениях с арестованным маршалом Тухачевским. Дело было в субботу. "Самым страшным было то, - признавался Шостакович, - что надо еще было прожить воскресенье". Явившись в понедельник, он увидел заплаканную секретаршу: Пиотровского взяли. А 13 июня 1937 года в прессе появилось сообщение о расстреле Тухачевского, с которым Шостакович дружил».

Из других воспоминаний (Источник):

«Шостаковича вызвали в "Большой Дом" (ленинградское управление НКВД). На допросе следователь (Закревский) его спросил: "Вы были у Тухачевского. вы? Вы слышали, как Тухачевский обсуждал с гостями план убийства товарища Сталина?" Шостакович стал отрицать. "А вы подумайте, вы припомните, - говорит следователь. - Некоторые из тех, кто был с вами в гостях у Тухачевского, уже дали нам показания". Шостакович продолжал утверждать, что он ничего не помнит. "А я вам настоятельно рекомендую вспомнить этот разговор, - сказал следователь с угрозой. - Я даю вам срок до одиннадцати часов утра. Завтра придёте ко мне ещё раз, и мы продолжим беседу..."

Шостакович вернулся домой и стал готовиться к аресту.
Утром он снова явился в "Большой Дом, получил пропуск и сел возле кабинета следователя. Проходит час, другой, а его не вызывают. Наконец какой-то чекист поинтересовался: "Что вы тут сидите? Я смотрю, вы здесь уже очень давно". - "Жду. Меня должен вызвать следователь З.". - "З.? - переспросил чекист. - Ну так вы его не дождётесь. Его ночью арестовали (по некоторым сведениям, в ту же ночь и расстреляли). Отправляйтесь-ка домой".

Шостакович тогда чудом избежал ареста.
Окружение и соавторы Шостаковича «были чреватыми». Его тетя в 1923 году выехала на Запад, и семья Шостаковичей состояла с ней в переписке.

Уехавший из СССР в 1931 году соавтор либретто «Носа» Евгений Замятин за границей донашивал антисоветский памфлет «Мы». Поэт Борис Корнилов , сочинивший вместе с Шостаковичем про «Вставай кудрявая», арестован и быстро расстрелян, равно как и Михаил Кольцов (редактор «Огонька»), в ссылке Осип Мандельштам, и его вот-вот снова пошлют в лагерь на смерть, арестован Адриан Пиотровский - автор либретто балета Шостаковича "Светлый ручей". Мейерхольд, в доме у которого Шостакович останавливался, бывая в Москве, обвинен в диком формализме (возник даже термин мейерхольдовщина), и уже не долго ему осталось жить. Опущу множество имен, чтобы не напоминать кладбищенский справочник.

Процитирую из Кшиштофа Мейера:

«Поскольку НКВД приезжало к своим жертвам ночью, с этого времени и в течение долгих месяцев Шостакович ложился спать одетым, а на случай ареста всегда имел наготове небольшой чемоданчик. Он не спал. Лежал и ждал, вслушиваясь в темноту. Он был совершенно подавлен, его начали посещать мысли о самоубийстве, которые с большими или меньшими перерывами преследовали его в следующие десятилетия. Длительное ожидание худшего оставило прочные следы в его психике, и панический страх перед потерей свободы сопровождал его до самой смерти. Этот страх то уменьшался, то набирал силу, но не исчезал никогда. Теперь Шостакович видел в себе человека, втянутого в политику, поскольку формализм и впрямь считался преступлением против народа. Он искал забвения в алкоголе, причем все в большей степени».

Приведу ниже часть из интервью с Эрнстом Неизвестным, которое взял у него Александр Избицер (наша публикация):

«Вот что произошло на одном из идеологических совещаний, куда нас всех Хрущев таскал, – это было или в Кремле, или у него на даче. Но, тот эпизод произошел именно в Кремле. Меня, кстати, удивляет, что никого из тех, кто писал о том событии в своих воспоминаниях, почему-то это не резануло. Ни Ромм, ни Солженицын не упоминают об этом вовсе. Меня же происшедшее резануло чудовищно.

Хрущев закричал:
- Эй, Вы там, в очках, встаньте! - и вдруг поднялся Шостакович.

Ильичев наклоняется к Хрущеву и шепчет ему на ухо, поднялся не тот. (Кого Хрущев хотел поднять, я не знаю до сих пор). Хрущев кричит Шостаковичу:
- Да не Вы! А вот Вы! - и указывает на кого-то другого.
Шостаковичу:
- А Вы садитесь!

Дмитрий Дмитриевич же словно не слышит. Он стоит. Ему со всех сторон говорят:
– Садитесь!

Он стоит. Но не просто стоит, он – простите меня! – стоит на полусогнутых ногах и… дрожит! У него уже трясутся руки. Хрущев выходит из себя:
- Не Вы, а Вы!!!

Шостаковича тянут вниз друзья или просто рядом сидящие, а он не садится! Я не хочу называть фамилии – со мной рядом сидел один очень видный человек. Я спрашиваю его:
– Что же происходит? Почему - Шостакович - стоит!!??

И он с такой презрительной, холодной улыбочкой отвечает:
- Он привык стоять.

В конце концов Дмитрия Дмитриевича просто силой усадили в кресло.

Для меня то был огромной силы трагический эпизод.

Александр Избицер Нью-Йорк, Сохо, студия Эрнста Неизвестного "Я буду говорить о Шостаковиче"

Все вышесказанное про паралич Шостаковича от страха, конечно, известно. А именно: то, что Шостакович был запуган на всю жизнь, все время боялся ареста, пыток, расстрела, что он был готов на любые (в быту) компромиссы.

Исаак Гликман в комментариях к письмам Шостаковича (к Гликману) пишет:

"Творческое, художническое бесстрашие Шостаковича сочеталось в нем со страхом, взращенным сталинским террором. Многолетняя духовная неволя опутала его своими сетями, и не случайно в автобиографическом Восьмом квартете так надрывно, драматично звучит мелодия песни "Замучен тяжелой неволей".

(к письму Шостаковича Гликману от 19 июля 1960 года).

В качестве отступного Шостакович соглашался писать патриотические песни, оратории, кантаты. Музыку к холуйским фильмам Михаила Чиаурели (даже к такому «шедевру», как «Падение Берлина»). Получал Сталинские премии и вступил в партию, когда ему уже ничего не грозило и даже когда было отменено постановление ЦК от 1948 года, в котором Шостакович очередной раз клеймился как злостный антинародный формалист. Но... давать отступные в своих главных творениях, в симфониях, например, он не мог. Хотел. Но не мог.

И названия давал, скажем, «1905 год». И «1917 год», а нутро все равно перло. Дрожа как осиновый лист, Шостакович в 1948 году (по другим данным – в 1957) написал по мотивам постановления ЦК «Антиформалистический раек», в котором трое партийных бонз (Единицын, Двойкин, Тройкин - Сталин, Жданов, примкнувший к ним Шепилов) поют очень правильные слова: «Нам не нужна музыка антинародная, а нужна музыка народная», «Формалистическую музыку пишут антинародные композиторы, а реалистическую музыку – народные композиторы» , но... поют на издевательски искаженную мелодию «Сулико» - как все знали, любимой песни Сталина. О публичном исполнении нечего было и думать, даже самый тупой деятель партийной культуры понял бы, что это сарказм и злая сатира.

Неужто не боялся? Очень боялся. И все равно – писал. Внутренний голос говорил: сядь и пиши. Я буду диктовать, а ты просто записывай. Ты как бы ни при чем. В случае чего вали на меня. На внутренний голос. Так голос-то ведь троцкистский (НКВД значило его в списках троцкистов)! Ну, извини, какой есть.

Вся жизнь в ужасе – вот судьба. И всю жизнь он «исправлялся». После статьи «Сумбур вместо музыки» написал 4-ю симфонию (1936 г.), где много как бы веселой музыки, всякие гротескные галопы, марши, вальсы, польки. Но... там же невероятно мрачная музыка похоронного марша, притом же зацикленная и повторенная «со значением». Галоп на кладбище? Веселый данс-макабр? И вообще опять все сложно (для удвоенного симфонического состава!), народ совсем не поймет. Было признано, что товарищ Шостакович еще не встал на путь исправления. Симфонию сняли с репетиций (формально – сам автор), партитуру, как водится, «потеряли». Только к 60-м годам по оркестровым голосам восстановили и исполнили (Кондрашин, 1961 г.).

В 1937 году Шостакович написал 5-ю симфонию. Там хоть не было явных похоронных маршей, но тоже... все очень далеко от частушек. Симфонию разрешили сыграть, но прощения композитор не получил - не твердо встал на путь исправления.

Шостаковичу не раз советовали: ну, что тебе стоит, пиши песни советских композиторов. И Тухачевский это советовал. И Блантер. И композитор и музыковед, друг Борис Асафьев, который требовал «служить народу». И коллеги, особенно после статьи «Сумбур вместо музыки» Книппер, ссылавшийся на свое «Полюшко-поле» как на образец.

Настал 1938 год. Пик террора. И вот тут, по просьбе и заказу «джаз-оркестра» Кнушевицкого и Блантера (никакой то был на самом деле не джаз оркестр, а просто эстрадный), Шостакович пишет ту самую «Джазовую сюиту» с Вальсом номер 2, о которой много говорилось с самого начала статьи. Как я уже говорил выше, музыка сюиты вовсе не была джазом. Даже для Блантера, который попросил Шостаковича послушать, как звучит саксофон и ударник в его «джаз» оркестре, и хоть как-то приблизить звучание к «джазу».

Ничего такого Шостакович не сделал, но название «джазовая сюита» оставил. В этом вальсе, равно как и в других композициях сюиты откровенное звучание духового оркестра. Это была одна из его шуток.

Более того, похоже, что сюиты в том виде, как она исполняется теперь, вообще в 1938 году не было. Она составлена где-то в 1991 году из разных композиций Шостаковича.

Тут мы подходим к тайне Вальса 2. Возможно, впервые Шостакович решил пошутить в музыке почти в лобовую. Настолько явно, что об этом до сих пор никто не догадывался. Вообще-то для него юмор, сатира, гротеск и сарказм в музыке были любимыми приемами. Но там этот сарказм был явным, как в «Райке». А здесь прием состоял в том, что Шостакович выдал настоящий, почти что народный вальс, и никакого юмора с сатирой в нем совсем не заметно. Но как его написать народным? А нужно взять готовые музыкальные интервалы, интонации из известных композиций, немного изменить порядок нот (иногда на обратный) и вещь готова! Еще лучше взять не один «народный вальс», а несколько. И Шостакович берет три известных вальса:

«Волны Амурского залива» (это настоящее название, а не просто «Амурские волны»), написанные в 1909 г. Максом Кюссом (родом из семьи бедных одесских евреев) под влиянием чувства к недоступной жене полковника Генштаба, некоей Вере Николаевне (фамилия ВН неизвестна).
«Дунайские волны» (1880 г.) , автор - румынский композитор сербского происхождения Иосиф ИванОвич.
Вальс «На сопках Манчжурии», сочиненный в 1905 г. капельмейстером Мокшанского пехотного полка Ильёй Шатровым.
Немного есть из Иоганна Штрауса, но это не более, чем некий характер звучания.

Все три вальса были к тому времени хорошо известны. Удивительная компиляций из этих трех вальсов сразу «легла на ухо». Он казался давно знакомым, «близким и родным», и вместе с тем – новым. Слияние пенной волны Амура с голубым Дунаем, протекающей через сопки Манчжурии в Венский лес, вполне узнаваемо. Ах, гениальная музыка Шостаковича! Вслушайтесь в этот вальс еще, здесь он в исполнении известного музыкального шоумена , летучего голландца Андре Рьё (Andre Rieu), который исполняет его как раз в аранжировке Нидерландского королевского оркестра ( напоминаю - звучащей в фильме Кубрика):

Andre Rieu - Dmitri Shostakovich - Waltz 2 (Russian Waltz)
 

Но все же – почему не известен в России? Даже слов на эту тему никто не написал. В то время как на Амурские , на Дунайские волны, на сопки – множество версий. Есть очень советские, не хуже, чем многие песни Шостаковича:

Амурские волны

Ты шуми, Амур родной.
Ты шуми седой волной,
В грозном беге прославляй
Наш советский вольный край.

Дунайские волны

Видел отважных советских ребят,
Славных друзей и хороших солдат,
Тех, кто на Волге сраженье вели
И на Дунай пришли

Итак, почему вальс 2 не стал популярен в России? Я могу лишь повторить свою догадку: потому что популярности этого своего вальса не хотел сам автор. Он-то прекрасно понимал, что специально написал компиляцию, точнее - стилизацию, создал подражание «Волнам». Своего рода учебную фугу. Сделанную отлично – талант-то не спрячешь.

Но в вальсе – не его композиторский голос. Это чужой для него язык.

Никто не назовет наглый визгливый марш на высоких тонах (флейты) «нацистского нашествия» из 7-й «Ленинградской» симфонии мелодией, которую хочется напевать за рулем. Но никто и не забудет эту музыку, только один раз ее услышав.

Вам не нравится мой голос, мои интонации ? - как бы спрашивал Шостакович. Они формалистические и антинародные? Вам мой голос неприятен, как звук ножа по стеклу? Хорошо , как пародист я могу говорить чужим голосом, я напишу музыку не хуже песен Книппера, Дунаевского, Блантера, Кабалевского, Хренникова, Богословского и еще массы других, ныне давно забытых. Не хуже «Вечер на рейде» Соловьева- Седого. Разве у великого песенника Дунаевского нет такого рода компиляций? Полно. Но сделаны они мастером.

Шостакович написал не только хорошую, но отличную подделку. Лучше оригиналов.

Простая, но не примитивная мелодия. Ясная и не сложная оркестровка. «В городском саду играет духовой оркестр».

Но он прекрасно понимал, что это не его голос. Не его музыкальная суть. Мог бы он писать такие вещи? Мог. В той же «Джазовой сюите три вальса – все одного типа. Но Второй оказался наиболее впечатляющим. Ноты вальса (как и сюиты 2), конечно же, никто не терял. Просто ДД не давал разрешения на широкое исполнение. Когда нужно было быстро заработать, разрешил использовать в фильме Калатозова «Первый эшелон» (1956) – не пропадать же добру. Между прочим, задолго до «восстановления» партитуры Якубовым. За небольшой тираж пластинки получил авторские. Но никакой гордости: учебная работа.

Со словами Якубова о том, что «восстановленную» им партитуру Джазовой сюиты он передал англичанину Джеральду Макберни ( Gerald McBurney ), стоит немного разобраться.

Напомню слова Якубова: «мне удалось после долгих поисков "опознать" клавир этих пьес среди неразобранных рукописей Шостаковича. Потом английский композитор Джералд Макберни их оркестровал, и теперь Вторая джазовая сюита снова вернулась на концертную эстраду».

Макберни – выпускник Московской консерватории по классу профессора, композитора Романа Леденёва, часто бывал и бывает в России. В биографии Макберни (он родился в 1954 г.) сказано, что он оркестровал «потерянную партитуру" "Джазовой сюиты 2" Шостаковича в 2000 году» (The Lost Jazz Suite No. 2, swing band 27 players, 2000, см. Источник). Напомню, что почти в том же виде (тот же принцип оркестровки) вальс 2 прозвучал в фильме Калатозова в 1956 г., затем в исполнении Ростроповича (1988), затем Нидерландский королевский оркестр сыграл «Русский вальс» (и всю сюиту) в 1991 г., и он звучит в фильме Кубрика в 1999 году. Поэтому ни о каких «находках потерянного» говорить не стоит. Просто Якубов еще раз «обнаружил» партитуру (а не восстановил ее по «газетной рецензии») и передал ее Макберни под видом своего открытия.

Прием перестановок и сочетаний, примененный Шостаковичем при сочинении Вальса 2, не раз использовался в музыке для разных целей.

В советское время – для демонстрации перековки. Для халтуры. Для того, чтобы сойти «за своего». Чтобы вступить в Союз композиторов.

Я как-то уже рассказывал историю приема в СК Давида Тухманова. Повторю ее.

К началу 70-х годов прошлого века Тухманов уже сочинил сколько-то песен, в том числе шлягер «Последняя электричка» (1963), а также: Эти глаза напротив (Т. Сашко), Непросто быть вдвоём (М. Пляцковский), Россия (М. Ножкин), Свободный вечер (М. Ножкин).
Встал вопрос о его приеме в Союз композиторов СССР. Есть рекомендации, есть песни, есть репутация. И фамилия почти подходящая. Лучше бы просто Туманов, без вот этого «Тух», но пусть будет как есть. Имя - Давид Федорович.

Давиду предложили написать явно патриотическую песню. Какую? Да вот – «Мой адрес – Советский Союз».
Только песня должна быть, сказал ему ныне покойный Тихон Хренников, с одной стороны свежая, новаторская. Но с другой – как бы давно знакомая. Чтобы ее народ сразу запел. Чтобы она легко ложилась на ухо. Но чтобы музыка была незаезженной.
Он задумался: с одной стороны свежая, с другой как бы хорошо знакомая. Диалектика, однако. Для начала он взял один фрейлакс и сделал из него вступление и проигрыш между куплетами.
Потом наступило главное: запев.
Текст ( Ножкина) уже был написан и предложен соискателю членства в Союзе композиторов . Первый куплет:
Колёса диктуют вагонные,
Где срочно увидеться нам.
Мои номера телефонные
Разбросаны по городам.

Что за мелодия? А?! Да это ж «Летят перелетные птицы», муз. Блантера, слова Исаковского.

Летят перелетные птицы
В осенней дали голубой,
Летят они в жаркие страны,
А я остаюся с тобой,
Родная навеки страна.
Не нужен мне берег турецкий
И Африка мне не нужна.

Немного смещаем акценты и все – запев готов. Звучит свежо, но очень знакомо. Вы попробуйте, очень ложится на ухо.

Теперь припев:
Заботится сердце,
Сердце волнуется,
Почтовый
Пакуется груз.

Это ж – Ой, рябина кудрявая, белые цветы,
Ой рябина рябинушка, что взгрустнула ты

И снова уход на смещенные акценты «Летят перелетные птицы»:
Мой адрес -
Не дом и не улица,
Мой адрес -
Советский Союз.

Давид Федорович написал знаменитую песню за 30 минут, в члены Союза композиторов был принят в 1973 году (в 33 года) еще быстрее, чем написал песню. Рассказывая историю своего вступления, хохотал очень заразительно.
Талантливый человек.
Страна запела:

Я там, где ребята толковые,
Я там, где плакаты "Вперёд",
Где песни рабочие новые
Страна трудовая поёт.
Заботится сердце,
Сердце волнуется,
Почтовый
Пакуется груз.
Мой адрес -
Не дом и не улица,
Мой адрес -
Советский Союз.

Шостакович часто колебался, впадал из-за своих компромиссов и оппортунизма в депрессии. "Разочаровался я в самом себе. Вернее, убедился в том, что я являюсь очень серым и посредственным композитором" — запись от 3 марта 1967 года, приведенная в книге Оксаны Дворниченко «Дмитрий Шостакович. Путешествие».

Но есть устоявшееся мнение, что Шостакович – гениальный музыкант. Конечно, он мог бы писать песни. Да и писал их.

Они не были выдающимися, ибо писать мелодии – не его стезя. Но они не уступали бы большинству признанных песен. Вальс №2 оказался выше среднего «песенного уровня». «Родина слышит, родина знает» – среднего. В целом вполне добротные композиции.
Но Шостакович не хотел и не мог быть добротным и средним. Он был не такой, как все.
У него был свой голос. И проявлялся этот голос не в песнях или мелодиях, а в мощных композициях, имя которым – Музыка.