Ptisa_Lucy все записи автора Автор Дэйв Макара,



Кто-нибудь знает, что такое быть неудачником?

Нет, не тем, "которого бросила девушка, потерял работу, обнаружили рак, а теперь еще и какой-то придурок яд выпил...", совсем не тем.

Простым, обычным, заурядным неудачником, у которого не хватило сил дождаться нужного автобуса, не хватило уверенности подойти к девушке или уйти, прикрыв за собой плотно дверь?

Не знаете, нет?

А я вот знаю.

Потому что вижу такого каждый божий день, когда чищу зубы. Или брею свои три волосинки на подбородке, из которых две - уже седые.

Нет, было у меня и по другому - я рвался изо всех жил, прощал и прощался, уходил вежливо и культурно, не говорил о людях плохого за глаза и вообще - только время от времени ныл под душем, чтобы никто не видел.

А никто и не смотрел.

Никто не смотрел...

За то время, что я играл в благородство, то задерживаясь на работе, то исправляя чужие косяки, то выбивая нож, чтобы человек не собрал себе на срок, люди просто жили.

Им было удобно, что рядом есть некто, кому не все равно.

Кто подставит плечо, выбьет нож, подменит на работе.

Простота убивала-убивала меня, да и убила.

Осталась оболочка, которая очень быстро набрала вес, лишилась здоровья, волос и веры в будущее.

Друзья стали частью истории, любовь покрылась пылью, а отношения из счастливых и крепких, обратились в одноразовые и ни к чему не обязывающие.

Любовь к пиву сменилась любовью к коньяку и виски без колы, а любовь к шоколаду переросла в любовь к безвкусным и унылым пенопластовым слайсам, приятно хрустящим, но и не более того.

Быть может, у меня еще оставалось что-то впереди, но в этот раз, наблюдая как несется по гололеду масштабный и тонированный в "ночь" "Крузак", отбрасывающий массивным кенгурятником легковушки со своего пути, осознал, что ничего "дальше" и "впереди" уже не остается.

Увы, даже тут я так и остался все тем же неудачником и вместо черного "Крузака" меня сбило маленькой, красненько машинкой, с ресничками над фарами и буковкой "У" в красном треугольнике!

Не было ни тоннеля, ни света.

Больно - было.

Темно было.

А света, труб или ангельского пения - не было.

До последнего я цеплялся, как и все неудачники, за надежду и русский Авось, ан нет, у Авося был выходной, а Надежда оказалась исключительно скользкой сучкой и прошмыгнула мимо.

А вот боль и тьма - задержались.

Время от времени мне слышались человеческие голоса и я начинал биться во все темные стороны сразу, осознавая, что лучше сдохнуть, чем жить в нашем мире калекой.

Да-да, я слышал этот бредомаразм о том, что любая жизнь дороже смерти, что пьяный лев свинье не товарищ, что нас испытывают бедами и проверяют волю к победе - ужасами.

Вот и проверяйтесь. Сами.

Голоса уходили, ватная тишина припадала на уши и возвращалась боль, шаг за шагом поглощающая мое сознание, стирающая воспоминания, лица людей и знания...

Сперва те, что не пригодились после института, потом те, что вышли из обращения, а потом и те, на которых держался последние лет десять на плаву, уворачиваясь от неприятностей и постоянно готовясь к все худшему и худшему положению дел.

Потом уже пошли в ход личные, о которых постарался сам забыть, чтобы смотреть в зеркало без оскала.

Чистые страницы памяти шелестели, шелестели и шелестели, пугая видимой в темноте, белизной и ровной, пустой, строкой.

А потом, резко, словно по взмаху волшебной палочки, строки снова начали заполняться убористым, каллиграфическим текстом, вчитываясь в который хотелось дополнительно найти в темноте стенку и убиться об нее, чтобы было хоть не так стыдно за прочтенное.

Убиться не удавалось.

А читать приходилось - пока читаешь - не так больно, это я вынес еще из той, детско-подростковой действительности.

"...Прервал отношения..." "Не стал заморачиваться", "отказался помогать", "ушел"...

- Так! Стоп! - Скомандовал я самому себе и вновь вернулся к строке с "Ушел".

"Ушел с вечеринки, оставив свою девушку..."

От несправедливости я аж хрюкнул.

Ну, да... Ушел.

Попросил человека закрыть за мной дверь и ушел, чтобы не портить всем веселье. Да и девушка моя, уже тогда была совсем даже не моя, а своя собственная, тем более что все наши отношения, с самого начала, были не ошибкой даже, а обычной наивностью с моей стороны и, словно в насмешку, но сейчас мне кажется, что с ее стороны это было то ли жалостью, то ли экспериментом.

Строка, прямо на моих глазах, сперва закружилась черными финтифлюшками, потом попыталась распрямиться, потом вновь начала формировать слова.

Сперва, вроде те же самые - "ушел с вечеринки", словно кто-то пытался запретить правку, вынуждая меня признать свою правоту.

Но я то знал, что сделал все правильно!

Строка вновь смялась в вереницу символов, дрогнула и выдала на-гора нечто связное и новое, но мне снова не понравившееся:

"Ушел с вечеринки, оставив друзей..."

Полно-те!

Какие же это друзья, если плотно закрыв за мной дверь, вспомнили только под утро? Это уже не дружба и даже не приятельство.

Это - предательство.

Боль дернула сердце и внезапно ее стало меньше.

Не глобально, но ощутимо.

Я вновь уставился в строчки и заметил еще одну, из тех, которые меня не украшают.

Боль накатила новой волной, но строчки стали уже не настолько неподъемными, чтобы я с ними не справился.

"Не стал бороться за любовь..."

"Ну, да... Не стал. И не потому что испугался, а потому что с ужасом принял, что жить в веренице постоянного веселья и азарта - скучно!"

А романтизм, это ведь изумительно в дамских романах, когда женщина находит коня своей мечты и меняет его на шалаш с милым.

Так и разошлись два наших корабля.

Потом было еще и еще, были подводные лодки, были легкие и изящные яхты, были даже асфальтовые катки, "раскатавшие" меня на долгих семь лет глобального транса, из которого я вышел в аккурат перед несущемся авто.

Я читал и правил.

Правил и перечитывал, пытаясь расставить приоритеты, раздвинуть рамки и расширить зону комфорта.

Боль забилась в какой-то дальний уголок и время от времени пыталась о себе напомнить, но новая правка отфутболивала ее обратно, в темноту и пустоту.

На какой странице жизни я сбился - сам не скажу. Где-то между сорока трех лет и пятьюдесятью девятью, когда у всех уже взрослые дети и на подходе внуки и внучки.

Я оторвал свой взгляд от страниц, вдруг осознав, что в очередной раз делаю фигню.

Быть может, переписывая страницы я не правил точку зрения мира, а лишь "подгонял" свою?!

Я попытался перелистнуть страницы и снова оценить написанное.

Страницы держались единым массивом, словно склеенные.

Вот только...

Когда подобное удерживало мужчин?!

С треском и странным металлическим звоном мне удалось отодрать страницу и прочесть.

И стало на душе гадко и уныло, словно я снова и снова оправдывался теперь уже не перед миром, а перед самим собой, за то, что сделал.

Ах, как сладок и велик искус жить по правилу одного старого гомосексуала: "Единственный способ отделаться от искушения — поддаться ему.“

Ну, вот...

Я поддался.

Только на душе от этого противно, словно искупался в дерьме.

Боль, хорошо знакомая с моим состоянием, отчего-то вновь решила заявить свои права и принялась трудиться над моим левым виском, старательно вколачивая в него гвоздь.

Со скрежетом, вновь перевернул страницу и замер, осененный простой мыслью - а, не пошло бы оно... ВСЁ!

Вот, вроде и нет меня, и мир вокруг ревущий покоем и тишиной, а в висок колотится боль, а руки тянут и мнут страницу, пытаясь ее вырвать.

Не смять, не исправить, а именно - вырвать!

Вырвать совсем, не оставляя следа, отправить в мусорку, а еще лучше - сжечь, чтобы и следа ее не было!

Моя ЖИЗНЬ!

Мои ПОСТУПКИ!

Мои РЕШЕНИЯ!

Мои СОБЛАЗНЫ и Мои МЫСЛИ!

Я рвал книгу жизни, наслаждаясь звоном, скрежетом и болью.

Вырывая страницы - чувствовал, как же мне надоело жить с болью. Жить с мнением окружающих и их настроениями, в которых, как обычно, нет места другому человеку.

Что получил я за свои "понимания", "рассмотрения с другой точки зрения" и прочие, "общечеловеческие ценности"?

Правильно - ни хре-на!

Прокручивая в тишине ночи свои поступки, всегда и во всем сперва считал виноватым себя самого, ан нет... То есть - да.

Виноват.

В том, что вставал на сторону тех, кто мной пользовался.

Кому было удобно.

Защищая слабых, не замечал их подлости и удивлялся, удивлялся, удивлялся.

Человек так далеко ушел от обезьяны, что подлость и зависть стали основным чувством и стимулом развития.

Я снова и снова вырывал ставшие такими тяжелыми, жесткими и прочными, страницы своей жизни.

Хотите прочесть и осудить?

Пишите свое!

Читайте!

Осуждайте!

Хрустнула, разрываемая на две части, темно-сафьяновая обложка книги, промелькнуло тисненное золотом, мое собственное имя.

На тот свет сундучок не прихватишь.


https://author.today/work/236486