Ужас_Аркхэма (Цитаты_жизни) все записи автора Ощущение, как в самолёте, когда после девятичасового полёта над Атлантикой томительно, бесконечно тянутся последние полтора часа полета: в салоне уже духота, всё вкусное закончилось, на полу валяются ошметки целлофановых пакетов.

Зачем мне такое изобилие персонажей? Это сколько романов придется написать, чтобы всех их расселить? Сопереживать им бессмысленно, винить их в чем-то, как это делала «Хармс», тоже. Они вне смысла, вне вины. Это даже не Гоголь, и не Салтыков-Щедрин, а последний кадр из фильма «Елена» Звягинцева.

Девятое отделение Кащенко – слепок нашего общества. Половина его населения не отдает себе отчёта в том, что происходит с ними, с миром, что станет с их детьми, о любви к которым они готовы говорить часами. Особенно когда больше говорить не о чем… Депрессии, повторяющиеся год за годом, приводят их сюда вновь и вновь. А сколько таких же, которых их депрессии сюда не приводят?

Смотрю на эту бабу и приходит в голову, что она вся наполнена ханжеским прахом, который засыпал, год за годом, слой за слоем, покрывая органы чувств, разум, мораль.

Шмон у нас в палате проводится на скорую руку, и уже через пятнадцать минут в четвертой палате крики, там переворачивают матрацы, поднимают больных. У Оли Рваное Ухо находят булку с маком, с полой серединой. После четвертой переходят в третью и пятую одновременно.
— Лен, вы пока яблоки спрячьте, — говорит мне кроткая Лара. — В пакет сложите и в шкаф на плечики, а сверху свою кофту повесьте. Никогда не догадаются посмотреть… Я от детей всегда так прячу.

День откровений переходит в ночь сурка. В «салоне» — наркоши, которые засыпают лишь под утро, во второй надзорке всхлипы и мычания, в сестринской громкоголосое чаепитие с тортами. С потолка «салона» осыпаются кусочки штукатурки, крошечные тусклые плафоны покрыты коричневым налетом никотина, на недавно вымытом полу уже связочки волос, ошметки сигаретных пачек, в палате храпа нет, но четверо надсадно кашляют… Соседка-депресняк, накануне жевавшая банан, шоколад и еще что-то, а неделю назад игравшая без выражения «Лунную сонату», сидит за столом при свете полуперегоревшего ночника. Мечет в рот с двух рук — одна достает из пакета картофельные чипсы, вторая вытягивает из коробки профитроли, одну за другой…

На улицу не пускают, сегодня ко мне никто не придет. Вместо этого с высокой вероятностью лечащий, то бишь наблюдающий, врач, которая опять, черт ее побери, дежурит в субботу, вызовет меня для «разговора по душам». Как не показать ей, в какой астрал я вчера ушла? Не дать прочесть на лице ничего про темно-голубые, уходящие вверх ямы, закручивающие тела в острые зеленые искры? Эдак можно и до комиссии не дотянуть. «Я сошла с ума, какая досада!», как говорила Раневская. Надо позаниматься немецкой грамматикой. А вдруг это тоже признак душевного нездоровья?

Ужас_Аркхэма (Цитаты_жизни) все записи автора Любовь – это единственный категорический императив. Спасибо, что разрешили напомнить вам об этом.

Признательность – чувство полезное, но бессодержательное.

Страсти – это созидательная сила, не-разум – совсем иное.

Вам трудно понять пока, но постарайтесь: одиночество – это далеко не всегда страшно. Гораздо страшнее, если вы – ради того, чтобы не испортить себе старость, которая у вас так далеко и о которой вы еще ничего не знаете, – своими руками сейчас испортите настоящее…

— Слушаю эти стихи о воздухе, дрожащем после отзвонивших колоколов, и думаю, а есть ли о чем говорить? Колокола отзвонили… Может быть, о жизни «за гранью» не говорят именно потому, что за это лишь пусто́та, о которой и сказать нечего?
— Полина, у нас нет иной ипостаси, кроме души и тела. Если в теле болезнь, а душа ею измучена, то не может быть и сил.

Вслед за этим – главный вопрос. Чего мы, собственно, ждем от жизни? Что принесет нам радость, когда пробьют часы и дальше прятаться от своих пятидесяти невозможно, а комплексовать при встречах с тридцатилетними – разрушительно. Ни ночные клубы, ни яхты или дискотеки уже не помогают, потому что либо в них уже не зовут, либо самой неинтересно. Себя не уговорить, что главное в твоей жизни – это выполнение за детей домашнего задания или стирка пеленок, а дети выросли и дом опустел.

Да, неважно, нашел Фауст истину, или нет. Важно, что искал. Все беды от запретов на познание, от табу, стыдливых умолчаний. Поиск истины – это, пожалуй, единственный процесс, который важнее результата.

Фантазия – это творчество, а творчество – это бунт.

Женственность – вещь столь же загадочная, сколь и бессодержательная.

…любовь, страсть выпадает женщине больше, чем раз в жизни, и нельзя лишать ее права ни на эту любовь, ни на свободу от оков брака, если муж опостылел.

Кто может сказать, единственное ли то устройство мира, в котором мы существуем? Оно предстает данностью, но, может, это нечто текучее, приобретающее ту форму, которую ему создает человек? Стереотипы предписывают поведение и даже мысли, те создают путь, по которому мчится жизнь. В этой данности у женщины есть десять, пятнадцать, ну даже двадцать лет ощущения себя женщиной, а потом все катится вниз, с каждым годом только отбирая что-то, ничего не давая взамен. Но путь мог бы быть и другим, а с ним – и устройство мира. Бесконечность смены красок, страстей, фантазий, набирающих силу с каждым годом, наполняющие жизнь женщины новыми ощущениями. Из них можно мять, лепить, менять и сам мир, выбрасывать из него отжившее, как хлам из кладовки.