От имени бывших жителей ныне покинутого города Припять, обращаемся ко всем пользователям сети Интернет:
форумчанам, блоггерам, участникам интернет-сообществ, случайным прохожим - всем, кому не безразлична тема Чернобыльской катастрофы.

На срок с 25 по 27 апреля, в 23-ю годовщину чернобыльской катастрофы, замени свою аватару на огонек свечи!
Покажи, что ты Помнишь!..

Просьба ко всем, кто решит поддержать данную инициативу, перепостить это сообщение в собственных блогах и на форумах, участниками которых Вы являетесь.

С уважением, Администрация сайта г. Припять.
pripyat.com

Наш Протест "Одноклассникам"

> «Письмо́ сча́стья» или «магическое письмо» — термин, обозначающий сообщение, нередко религиозно-мистического содержания, рассылаемое по электронной или обычной почте нескольким адресатам с требованием, чтобы получатель распространил копии сообщения дальше. Подобные сообщения могут расцениваться как мемы[1]. Для мотивации дальнейшей рассылки текст «писем счастья» использует эмоционально-манипулятивные истории, схемы финансовых пирамид с обещаниями быстрого обогащения, а также эксплуатируют суеверия, угрожая неудачами или даже физической расправой, если получатель такого письма не выполнит содержащиеся в нём требования.

Текст «писем счастья» может со временем видоизменяться, усиливая свои убеждающие формулировки для мотивации дальнейшей рассылки. Иногда это происходит намеренно, когда получатель вносит изменения в текст, или случайно, в результате описок.

Первые подобные сообщения под названием «небесные» или «святые письма» (Himmelsbriefe) появились в средние века. Древнеегипетская «Книга мёртвых» также содержала в себе обещание воскрешения тому, кто будет похоронен с её копией. В революционной России начала XX века агитационные листовки и подпольные газеты распространялись с девизом «Прочти сам — передай другому».

С развитием электронных коммуникаций (е-мейл, системы мгновенного обмена сообщениями и пр.) распространение подобных сообщений стало более скоростным и массовым, приобретая характер спама. Некоторые провайдеры услуг электронной почты запрещают своим пользователям рассылку таких писем.

Кроме того, в России «письмами счастья» называют письма из Пенсионного фонда с ежегодными уведомлениями о начислении сумм на персональные счета и процентами по вкладу. Так же письмами счастья называли письма, рассылаемые местными представительствами энергосбытовых компаний, с сообщением о снижении цен на электроэнергию. Сделано это было с целью привлечь больше голосов в пользу партии СПС, в состав первых трёх кандидатов которой включили Чубайса.

Одним из видов распространения информации (литературных произведений, публицистики, фотографий и пр.), напоминающий механизм «писем счастья», являлся так называемый самиздат — система неофициального копирования материалов, существовавшая в СССР.

«Итак, на современном этапе развития науки, мы можем с полной уверенностью утверждать, что в мире основой всего мироздания, всего существующего является то, что учёные назвали универсуум. Универсуум суть есть та же энергия, т.е. универсальный тип энергии. Это – наивысший род всех вещей. Всё, что мы с вами видим – столы, стулья, птицы, и даже человек, есть формы данной энергии. Всё сущее есть продукт стремления универсуум к развитию. Поэтому Универсуум не может существовать вне вещи. В общем же, развитие Универсуума определяется двумя векторами – отрицательным (деструктивное создание – разрушение) и положительным (созиданием). Как же мы можем описать развитие Универсуума? Возьмём для примера вещь абстрактную. Ей может оказаться что угодно, то, что вы способны сейчас представить. Для нас сейчас не имеет значение её название, общие, как и второстепенные признаки. Любая вещь – это Универсуум в физическом, видимом для нас воплощении. Любая вещь – «вещь абстрактная». Но вернёмся к развитию. Первый этап, который можно выделить – это «абсолютная пустота» - некоторая напряжённость, потребность Универсуума в воплощении своём. Затем происходит объединение элементарнейших частиц (мы будем называть их атомами), необходимых для воплощения вещи («вещи абстрактной», Системы). И здесь нам необходимо вспомнить о двух векторах Универсуума, потому что теперь уже происходит процесс созидания (т.е. Универсуум направляется по положительному вектору). Начинается становление вещи. Развитие вещи вещи происходит до того момента, пока часть Универсуума, конкретная его ветвь, вложенная в вещь, не реализует себя полностью. И тогда начинается деструктивное создание: уничтожение вещи, высвобождение Универсуума. Опять наступает абсолютная пустота». Так заканчивал свою речь стареющий профессор. Его публика, участники научной конференции, как видно были в большом изумлении. Всё время, занятое повествованием, внимали они его как-то по особенному сконцентрировано, пытаясь услышать, проникнуть в смысл каждого слова, каждой интонации, каждой паузы… «Ну что ж, надеюсь я не замучил вас своим старческим бубнением на параноидальные темы!», - хитровато прищурившись, слегка улыбнувшись произнёс учёный – рыжеватый старичок, лет семидесяти с ясными голубыми глазами, в которых ещё теплелись отблески юности…

Помогите вырастить Дерево Любви для Себя

"Если наказывать ребенка за дурное и награждать за доброе, то он будет делать добро ради выгоды" (И. Кант)
Согласны ли вы с утверждением???

Сегодня «Дневник Тани Савичевой» выставлен в Музее истории Ленинграда (Санкт-Петербург), его копия - в витрине мемориала Пискаревского кладбища, где покоятся 570 тысяч жителей города, умерших во время 900-дневной фашистской блокады (1941-1943 гг.), и на Поклонной горе в Москве.

Детская рука, теряющая силы от голода, писала неровно, скупо. Хрупкая душа, пораженная невыносимыми страданиями, была уже не способна на живые эмоции. Таня просто фиксировала реальные факты своего бытия - трагические «визиты смерти» в родной дом. И когда читаешь это, цепенеешь: «28 декабря 1941 года. Женя умерла в 12.30 ночи.1941 года».

«Бабушка умерла 25 января в 3 часа 1942 г.».
«Лека умер 17 марта в 5 часов утра. 1942 г.».
«Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа дня. 1942 год».
«Дядя Леша, 10 мая в 4 часа дня. 1942 год».
«Мама – 13 марта в 7 часов 30 минут утра. 1942»
«Умерли все». «Осталась одна Таня».

Страшный инцидент произошел в Питере 10 марта, но стал известен на прошлой неделе, когда видеозапись с камер слежения в метро попала в Интернет, а потом ее показали по одному из центральных телеканалов.

На глазах у нескольких человек между вагонами состава провалилась молодая девушка, 19-летняя студентка Виктория Соколова, и никто даже не подумал броситься на помощь!

Шокирующие кадры остались на внутренних видеокамерах станции. И вскоре просочились в интернет. Когда свидетелей смерти нашли, оказалось, что они в тот момент просто «решили не заморачиваться»…

Самоубийца из Благовещенска все рассказала в Интернете

27 сентября в Благовещенске (Амурская область) две девушки 14 и 16 лет погибли, выбросившись с балкона 12-го этажа дома. Следователи и СМИ предлагают самые разные версии причин трагедии, но онлайн-дневник одной из девушек говорит совсем о другом.

Как сообщает газета «Новые известия», на балконе, откуда прыгнули юные самоубийцы, милиционеры обнаружили сумку одной из девочек и написанную карандашом предсмертную записку, где говорится: «Самоубийство посвящается одиноким воинам декаданса». В прокуратуре Благовещенска считают, что скорее всего это были добровольные действия девушек, то есть и правда самоубийство.

Как часто бывает в таких случаях, сразу же появились разные версии. В прокуратуре Амурской области «Новым известям» сообщили, что следствие проверяет все версии, в том числе и ту, по которой девушки могли быть членами секты. СМИ пестрят еще большим количеством предположений. Амур.инфо, к примеру, акцентирует внимание на зловещей статистике. В Приамурье в год на 100 тысяч человек приходится 60 случаев суицида. Это на треть больше, чем в целом по России. То есть виновата оказывается география.

Еще дальше пошло информагентство REGNUM. В публикации ""Агата Кристи довела девочек до самоубийства" трагический поступок связывается с текстами известной рок-группы, а также приводятся слова неких анонимных психологов о том, что самоубийство могло быть связано "с ранним вступлением в половую жизнь". Анонимные психологи, очевидно не знакомые с историей человеческой цивилизации до XX века, полагают, что «половая скороспелость, простимулированная современными СМИ, развенчивает ареал любви, необходимый для нормального формирования молодой психики, а такое разочарование иногда становится смертельным».

В новостях также многократно повторяется, что «еще утром, судя по поведению девочек, ничто не предвещало катастрофы». Между тем, состояние одной из самоубийц очень хорошо отражает ее сетевой дневник: там практически нет ни одной позитивной записи, все они посвящены одиночеству. В своей последней публикации от 20 сентября, под заголовоком "Помоги?!" она пишет:

«Мне есть чем жить. Мне есть от чего умирать. Под кожей что-то больно бьется... Я не буду называть это - депрессией. Я не буду делать приставку: «сезонная».

В другой записи: «Мама пытается выяснить, перешарив толпу родственников, в кого я такая пошла. Я давлюсь сигаретным дымом и хочу плакать». И наконец: «Cтоит ли жить, если уже два года как умер?».

Припять - город, эвакуированный после аварии на ЧАЭС. Меня завораживают фотографии
заброшенного города. Переодически я буду публиковать самые интересные...

Я стала больной: и морально, и физически, и психически, наверное. Меланхолия душит горло... Разрушает жизнь. Отнимает близких.. Приносит взамен одиночество...непонимание...

Это день, когда я приняла решение...решение уйти из жизни.... Мне нечего здесь делать
больше...Я никем себя в этой жизни не вижу...
Остался месяц только месяц... За месяц надо успеть много...

ИЛЛЮЗИЯ №1. НАС ЛЮБЯТ!
РАЗВЕНЧАНИЕ: ЛЮБЯТ НЕ НАС, А НАШ ОБРАЗ...КАРТИНКУ. КОГДА КАРТИНКА НАДОЕДАЕТ - ИСЧЕЗАЕТ ЛЮБОВЬ. КОГДА РЕАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК НЕ СООТВЕТСТВУЕТ СВОЕЙ КАРТИНКЕ - ИСЧЕЗАЕТ ЛЮБОВЬ.

ИЛЛЮЗИЯ №2. У ЧЕЛОВЕКА ЕСТЬ НЕКАЯ ВЫСОКАЯ ЦЕЛЬ СУЩЕСТВОВАНИЯ..
РАЗВЕНЧАНИЕ: БРЕД! СМЫСЛ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА ТАКОЙ ЖЕ, КАК И У ВИРУСОВ, ПРОСТЕЙШИХ, НАСЕКОМЫХ И Т.Д. - ПОДДЕРЖАТЬ СВОЙ БИОЛОГИЧЕСКИЙ РОД. БИОЛОГИЧЕСКИЙ РОД В ЦЕЛОМ, ЛЮБОЙ ОБЪЕКТ - ФИЗИЧЕСКОЕ ВЫРАЖЕНИЕ НЕКОТОРОЙ ЭНЕРГИИ. ОНА НАХОДИТ СВОЁ ВЫРАЖЕНИЕ ВО ВСЁМ, ЧТО МЫ ВОСПРИНИМАЕМ И НЕ ВОСПРИНИМАЕМ. ЧЕЛОВЕК - ДВИЖЕНИЕ ЭНЕРГЕТИЧЕСКИХ ПОТОКОВ!

ИЛЛЮЗИЯ №3. чЕЛОВЕК - ВЕНЕЦ ПРИРОДЫ!
РАЗВЕНЧАНИЕ: БРЕЕД! НА ЗЕМЛЕ СУЩЕСТВУЮТ МНОЖЕСТВО СУЩЕСТВ, БОЛЕЕ СОВЕРШЕННЫХ ПО ПРИСПОСОБЛЕНИЯМ К УСЛОВИЯМ ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ!!! ЧЕЛОВЕК НЕ ПРИСПОСАБЛИВАЕТСЯ, А ЛОМАЕТ ПРИПЯТСТВИЯ....

"Когда мне было лет девять-десять, у меня был враг Васька Ключарев, ровесник мой, сын чиновника, замечательно храбрый кулачный боец, сухонький, но гибкий, как стальной прут. Я с ним дрался при каждой встрече, мы бились до крови, до слез, но плакали не столько от боли, как от горя: ни тому, ни другому не давалась победа. Изобьем друг друга и, обессиленные, разойдемся, обливаясь постыдными слезами, а при новой встрече – снова бой, и снова нет победы! Целую зиму жил я мечтой поколотить Ключарева так, чтобы он признал меня победителем; он, конечно, жил такой же мечтой, и оба мы ненавидели друг друга жестоко, как дети.
На пасхальной неделе я встретил Ключарева в Прядильном переулке, знаменитом не просыхавшей в нем все лето грязной трясиной, в которой, говорили, лошадь утонула.
По одной стороне переулка во всю длину его тянулись заборы садов, на другой стояли неказистые домики, перед ними проложены были деревянные мостки, и вот по этим мосткам наступает на меня празднично одетый Ключарев.
Бросился он, но, поскользнувшись, упал, и руки его, почти до локтей, воткнулись в грязь. Я помог ему встать на ноги, он отшатнулся от меня и, глядя на запачканные рукавчики рубахи, сказал с кривенькой усмешкой:
– Высекут.
– Ну?
– Высекут, – повторил он, вздохнув, и спросил:
– Тебя кто сечет?
– Дед.
– Меня – отец.
Я подумал, что и отец тоже, наверное, больно сечет, и мне захотелось утешить врага.
– Пасха, – сказал я. – Может, не высекут.
Но Ключарев безнадежно покачал головой.
Тогда я предложил ему вымыть рукавчики. Он согласился не сразу и молча. Одним своим концом переулок упирался в неглубокий овраг, на дне его стояла лужа, ее именовали: Дюков пруд. Ключарев снял рубашку, я залез по колени в пруд и начал смывать грязь с нее. День был хмуренький, холодный, враг мой вздрагивал и очень грустными глазами смотрел, как смело я терзаю его рубашку. Когда из темно-коричневой она вся сделалась желтой, он тихонько сказал:
– Все равно видно, что грязная.
Подумав, решили высушить рубашку. Я в то время уже начал покуривать замечательные папиросы "Персичан", три копейки десяток, у меня в кармане были серные спички. Вылезли из оврага; на пустыре, в развалинах давно сгоревшей кузницы развели небольшой костер и занялись сушкой рубахи. Молчали. О чем говорить с врагом?
От дыма рубашка стала черной. В двух местах мы ее прожгли: немножко – рукав и дыру на спине. Это уж было смешно. Мы и посмеялись, конечно, не очень весело. Ключарев, с трудом наклеив на себя рубашку, все-таки еще сырую, вымазал острое лицо свое копотью и хмуро сказал:
– Я пойду домой. Драться сегодня уж не будем.
Ушел. Жалко мне было его. И, честно говоря, в тот день я бы с удовольствием подставил свою спину под розги его отца.
Через несколько дней я, снова встретив врага, спросил:
– Пороли?
– Не твое дело, – сказал он, сжимая кулаки. – Становись, давай!
Дрались, кажется, более ожесточенно, чем раньше, а все-таки безуспешно. Прислонясь к забору, высмаркивая кровь из разбитого носа, враг сказал мне:
– Ты стал сильнее.
– Ты – тоже. – ответил я, сидя на тумбе; у меня затек глаз и была разбита губа.
Мы разошлись, обменявшись этими словами, в которых прозвучала не только горестная зависть, но, может быть, было скрыто взаимное уважение, смутное сознание того, что мы не только враги, но и учителя друг друга.
После этого мы еще дрались два-три раза, но так и не узнали, кто из нас победитель, кто побежденный, ибо мы никогда не рассуждали о том, кому досталось больше и больней.
В августе, после двухдневного ливня, я застиг Ключарева в овраге, на задворках Полевой улицы, он сидел на повалившемся заборе, подпирая челюсти ладонями, и, когда он поднял лицо, стало видно, что веки его смелых глаз красны и опухли.
– Я не хочу драться, – сказал он.
– Боишься? – спросил я, чтоб раздразнить его, но он ответил:
– У меня сестра умерла. Это бы – ничего, она маленькая, младенец, а есть хуже: меня в кадетский корпус отдают.
Для меня кадетский корпус, огромное здание в Кремле, только тем отличался от арестантских рот, тоже огромных, что корпус был белый, а роты окрашены в неприятную желтую краску. Все большие дома казались враждебными мне, маленькому человечку, я подозревал, что в них пряталась скука, от которой могут лопнуть глаза. Мне стало жалко врага за то, что его хотят загнать в скуку. Я присел рядом с ним и сказал:
– А ты убеги.
Но он встал и первый раз миролюбиво протянул мне боевую ручонку свою, силу которой мое тело многократно испытало.
– Прощай, брат, – сказал он негромко, глядя не на меня, а в сторону, но я видел, что губы его дрожали.
Очень не хотелось мне сказать ему:
"Прощай!"
Но, разумеется, сказал. Долго, с грустью смотрел, как медленно, нехотя, любимый враг мой поднимается из оврага по размокшей, скользкой тропе.
И долго после того скучно и пусто мне было жить без врага".

Ворон
Перевод Игоря Голубева
(СТИХИиА, кн.3. М., Ладомир, 2001)
Било полночь. Был я болен, духом пуст и обездолен,
Заблудился в старой Книге, в неразгаданных словах.
Пробужденьем от кошмара прозвучали три удара,
Как когда-то - три удара старой битой на дверях.
Я подумал: там прохожий зябко ёжится в дверях,
Заблудившийся в полях.
Только я привстал со стула, лампа, помню я, мигнула,
Пламя словно бы от ветра закачалось на свечах.
И внизу качнулись тени - сумма смуты и смятений,
Не вопросы, просто тени, молча лёгшие во прах...
Ах, Ленор, моя утрата, ночи, лёгшие во прах...
Ты ушла - и мир зачах.
Зашуршало что-то в шторах, из угла донёсся шорох,
Будто ночи одиночеств отражаются в вещах,
Довершают мне потерю приглашеньем к суеверью,
Тут же кто-то ждёт за дверью с чёрной ночью на плечах...
Я нарочно медлю, что ли? Поневоле смутный страх,
Если полночь на часах.
Впрочем, хватит! Может, хуже там - кому-то - в зимней стуже.
Я откинул крюк тяжёлый и за дверью нараспах
Огляделся: "Гость иль гостья, здесь темно как на погосте,
Где же вы? Не прячьтесь, бросьте!.." - Пустота и снежный прах.
Леденеющий от злости, ветер гонит снежный прах,
Стонет в кленах и в кустах.
Но озноб бежит по коже не от ветра, не похоже,
Вроде б что-то или кто-то, заблудившийся в мирах,
Из глубин декабрьской ночи сообщить мне что-то хочет,
Передать мне что-то хочет знаком или на словах.
Вдруг "Ленор" шепнуло эхо... Может - я позвал впотьмах,
Может, просто шум в ушах.
У меня замёрзло сердце, я вернулся в дом согреться,
Сел к камину и услышал тот же стук, вернувший страх.
Но сказал себе: "Так часто клёны полночью стучатся,
Нам мерещатся несчастья, людям, жмущимся в домах, -
Будто призраки стучатся к людям, жмущимся в домах,
А всего-то - ветки взмах".
Но едва окно раскрыл я, вижу клюв, глаза и крылья -
Мне шагнул навстречу Ворон, и крыла тяжёлый взмах
Чадо Вечности и Ада перенёс на бюст Паллады...
Мне за слёзы так и надо - слишком горем я пропах.
Хоть какой, да собеседник: если горем я пропах,
Скажет "Крра!" в ответ на "Ах!.."
Как он важен, как вальяжен, хоть и чёрен, да не страшен,
И едва ль его жилище - на Летейских берегах.
Если был бы он и вправду Вестник Рая, Ворон Ада,
Мне узнать бы было надо, как зовётся в тех мирах.
Ну, давай! Ответствуй, Ворон, как ты звался в тех мирах!
Ворон горько каркнул: "Крах!"
Я отпрянул: ну и диво! Птица дьявольски учтива,
Хоть запуталась, бедняга, в разных птичьих именах.
Вышло чётко; но, однако, имя - нечто вроде знака,
Можно звать и так и всяко, но своих домашних птах,
Даже пусть больших и чёрных, но никто домашних птах
Не терзает кличкой "Крах".
Как он прочно сел над дверью! - видно, чувствует доверье.
В этом чудится мне что-то, встарь мелькавшее в мечтах.
Где мечты?.. Где шатья братья?.. Не могу друзей собрать я,
Словно некое проклятье на моих лежит друзьях.
Что же нужно, чтоб остался хоть бы ты - в моих друзьях?
Ворон горько каркнул: "Крах!"
Вздрогнул я. За чёрным словом - жалким жизненным уловом -
Чей-то чёрный крест увидел на надеждах и делах.
Был хозяин птицы - нытик, духом полный паралитик,
Вы таких не окрылите, - он почти с восторгом чах.
Ворон слушал это слово, а хозяин чах да чах -
Сам себе накаркал крах.
Вещий Ворон, тощий Ворон, чей-то горестный позор он
Поневоле выдал миру: что ему в людских речах!..
Я придвинулся: наверно, понимает он неверно,
Но - сиянье или скверну слышит он в таких словах?
Что он, Ворон, смутно видит в человеческих словах -
Для примера, в слове "крах"?
Не "любовь" ли?.. Вдруг воскресло, как она садится в кресло,
И опять сидим мы рядом и мечтаем при свечах...
Может, ей, такой прекрасной, к высшим таинствам причастной,
На земле - такой несчастной, место - там, на Небесах?
Для неё, кого с рожденья ждали там, на Небесах,
Смерть - Призванье, а не крах?..
И в ответ мне - полузримо в клубах ладанного дыма
Появились серафимы с горним светом на челах.
"Вот мне знак! Теперь я знаю: горем я Ленор терзаю!..
Жечь, как я сейчас дерзаю, душу на ночных кострах -
Пусть оставлю! - и тогда мне вместо жизни на кострах
Будет..." Каркнул Ворон: "Крах!"
"Ты! Подделка под пророка! Не казни меня до срока!
Будь ты птица, будь ты демон, ты - знаток в таких вещах.
Не в пустыне злого Рока, так на папертях Востока,
Не в твоей стране порока, так в иных каких краях -
Подскажи - какое средство стать беспамятным как прах?!"
Ворон горько каркнул: "Крах!"
"Ты! Подделка под пророка! Ты - не морок, ты - морока.
Хоть бы видимость надежды отыскать в твоих словах!..
Подтверди мне не переча, что блаженной будет встреча,
Что Ленор, затеплив свечи, ждёт меня на Небесах.
Что же - ну, ответствуй, демон! - ждёт меня на Небесах?"
Ворон горько каркнул: "Крах!"
"Вот и знак, пернатый дьявол: ты мой враг, ты вновь слукавил,
Ты пронзил мне клювом сердце, - изыди, вселенский страх!
Не переча, не пророча - прочь, порочный отпрыск Ночи,
В дверь, в окно - решай, как проще, каркай там, в пустых полях.
Что тебе в моих мученьях, что тебе в моих мечтах?.."
Ворон горько каркнул: "Крах!"
Так сидит и до сих пор он, и следит за мною Ворон,
Белый бюст и чёрный Ворон сторожат меня в дверях.
Взгляд - как огненная спица, и хотя недвижна птица,
Тень под нею шевелится, как крыла протяжный взмах,
Мне из глуби этой тени всё виднее каждый взмах,
Всё роднее слово "крах".

В колонках играет - Ramstein
Последний лист оторвался от ветки, и, тихо кружась, медленно опустился на землю. Повсюду были мёртвые, засохшие деревья и... молчание. А ещё темнота, вечная и всёпоглощающая темнота, которая и поглотила этот последний, несчастный листок. Кругом нет ни одного признака жизни, всё было глухо: не было ветра – не было многочисленных шорохов, звуков, шумов, обычно наполняющих привычную нам действительность; не было и птиц, которые щебетали бы, легко перелетали с ветки на ветку... Не было и тех, кто наслаждался бы их песнями, прогуливался под массивными ветвями деревьев, не раздумывал под надёжным укрытием о своей жизни, не объяснялся кому-нибудь в любви, и, соответственно, не порывал с любовью до конца жизни. Никого не было – была только тишина и темнота. Если пройти от этого места по дорожке, ведущей неизвестно куда, можно было бы увидеть развалины домов. По-видимому, это были великолепные дома, каждый из которых имел свои, присущие только ему черты, каждый из которых был по-своему красив. В каждом особняке жили люди, их нет теперь, нет и страдания, слёз, предательства, убийства. Зла вообще нет! Ищите его в небе, всё ещё наполненном звёздами, или в недвижной поверхности пруда, окружённого погибшими деревьями, или на высохшей земле – нигде вы его не найдёте. Зло – спутник живого, всего живого и развивающегося. Кто-то не захотел терпеть Зла, и просто убрал всё живое. Нету теперь солнца – нету и тепла, нету и света. А есть холод, который никого не обожжёт. Нету животных – нет и убийства, борьбы за выживание, пищу, место обитания. Растения давали животным живительный кислород – и их тоже убрал высший разум. Сегодня упал последний жёлтый листочек – в этот миг остановилось время. Всё замерло.

Тяжело быть при жизни мёртвым... Плёнкой, которую никто не видит... Иметь десятки полузнакомых, полудузей...
Ты что-то говоришь - и слово бросается в пустоту, не задерживаясь в пространстве...
Говорят, что иногда когда человек лежит в реанимации, он всё слышит, всё чувствует, но ни шелохнуться, ни сказать, ни заплакать не может...

Каждый предмет, каждое явление, каждая личность распалась на тысячи мелких, неодинаковых по форме, разноцветных осколков...Одни из них потухли, упали в бездну, а другие - соединились в причудливую, до селе невиданную мозаику. Исчезли добро и зло, правда и ложь, а остались только мозаики - непонятные, довольно смутные, хаотичные структуры. Их уже нельзя оценить привычными категориями морали и нравственности, законами науки. Долго ли они будут сущестовать? Непонятно... Но обочине дороги стоит тень, по очертаниям, фигуре, напоминающая человека. На той её стороне, что всё же освещается солнцем, видны блеск глаз, довольно-таки приятная улыбка...морщины на лице выдают многие события, через которые эта тень прошла. Я думаю, что мы бы назвали такие очертания добрыми. Если приблизиться к фигуре, можно понаблюдать за той стороной, которую солнечный свет не трогает и не тронет никогда и которая уходит далеко вглубь своими корнями. Там картинки прошлого опыта (а собирает она их очень-очень много), множество путей, дорог, подобных тем, на которых мы сейчас стоим и наблюдаем и бескоечное число знаков, с помощью которых она общается со своим "солнечным соседом" и с нами. Пусти туда сейчас камень - он упадёт прямиком туда, останется надолго в тихом и укромном месте, не будет никого тревожить, но будет ждать, ждать, когда можно будет выскочить наружу, в тот момент, когда ждать этого никто не будет. Предсказать этот момент невозмножно: мы мирно идём по дороге и вот в нас летят пули. А подкинь вовремя туда ласки - руки фигуры приласкают, правда, кого и когда - предсказать тоже невозможно. Камень темнота примет всегда и везде, а с теплом и лаской навсегда опаздать можно... А если убрать эту тёмную, небезопасную сторону? Из фигуры вылетит птица, тигр, медведь, а скорее всего - обезьяна. А если заменить её мозаикой? Станет ли фигура более управляемой? Что вернёт нам? Отправимся в путь по одной из дорог тёмной стороны. Что же мы там увидим? О,вот первая картинка: обычный дворовый мальчик со смешными путанными кудряшками, пятнышками веснушек на лице; игра в футбол, рядом - другие маленькие недостроенные, недорисованные фигурки... Постепенно этот образ перетекает во второй - школа, парты.. В третий - армия, казармы... И двор, и школа, и армия строят фигурки, задают направление тем дорожкам, которые впечатаны в тёмную сторону.

Ещё не было рассвета... ТРЕСК!!! И тяжёлая ветка дерева, растущего около дома разбила окно в комнате, впустив весенний молодой и хулиганистый ветер. Ворвавшись в помещение, он тот час же принялся за работу: швырнул тетрадки, рисунки, лежавшие на столе с такой силой, что они оказались раскиданными по всему полу. Перепутались странички, стали в непонятно каком порядке. Перепутались мысли, чувства и строчки. На одном из альбомных листков был нарисован пушистый плюшевый медвежонок, раскрашенный в тёплые, радостные тона. Детский рисунок. Ветру он чем-то не понравился, ветер сегодня, очевидно, был чем-то возмущён, рассержен. С новою силою ударил он по полке, с неё слетела чернильница, украшенная разноцветными цветками: розочками,ромашками, васильками. Глухой удар и она упала приямо на мишку. Её чёрное содержимое в то же мгновение накрыло и лапки его и мордочку. Нету больше медвежонка. Тихо скрипнула дверь в комнату...вандал ушёл.
В подъезде дома было тихо. Не так тихо, как обыкновенно бывает ночью в этот час. Там было глухо. И двери в квартиры все были приоткрыты. И глухота свидетельстововала о том, что за дверьми этими не было никого. Рядом с подъездом типового дома, коих в Москве в любом отдалённом районе не перечесть, стояла совершенно обычная скамейка - зелёная, красная и жёлтая полоска... Ветер согнал с нёе совсем ещё молодой, ярко-салатовый листочек, который почему-то отбросило от себе материнское дерево, единственное, что поддерживало его короткую жизнь. Больше на этой скамейке никто никогда не разместится, не присядет. А молодой листок отправился в сторону клумбы, навстречу смерти. Одинокий теперь, оставленный кем-то из ушедших людей пёс, подбежал к подъезду родного дома, остановился, обратил свой собачий тоскливый взгляд на входную дверь и тихонько завыл...Перестал...Прислушался... Никто не спустился по лестнице, никто не подошёл к нему, не потрепал, как раньше часто бывало, по голове. Никто не кинул ему любимый мячик, не позвал "Домой!". Никто. Бродяга лёг на асфальт, положив голову на лапы - видимо выть было уже бессмысленно. Но вот дверь ожила, тихонько приоткрылась. Бедный пёс встрепенулся! Поднял голову, навотрил уши.. Но то не был его хозяин, то был опять бессменный разбойник тех мест - ветер. Ветер - и никого. И снова голова опустилась на лапы. Подняться больше не было сил. А разбойник, тем временем, отправился дальше в своё путешествие. Переулок, один другой... Эта детская площадка была раньше каждый день наполнена детьми и их родителями, счастливыми и гордыми, играми и смехом. Раньше здесь был мир сказок и приключений: ребята могли смастерить из песочницы - магазин, лесенки - гору, которую ни один путешественник не смог покорить, кроме Васи, обычного третьклассника из второго подъезда. Даже был свой аэропорт и самолёт - качели. Сколько бесстрашных пилотов садилось за его штурвал! А теперь... никто сюда не придёт с утра. Нет больше сказки. Умерла сказка. Только лишь в воспоминаниях деревьях, в шорохе листьев: "Серёжа! Иди домой скорее обедать!", - громкий, но ласковый голос, зовущий сына.
А на этой улочке...какие красивые деревья! Какой великолепный зелёный свод смыкался над головами прохожих!До... А отражение лужицы ещё хранит, наверное, картинку: любящие глаза, объятия...Кажется, эти двое не разожмут свои руки никогда, и любовь не покинет тихую улочку. Но любовь умерла. Нет больше любви.
Тем временем, над городом начало всходить солнце. Скользнуло своими лучами по крыше домов, по улица, скамейкам, детским площадкам. Никто не торопится на работу, в школу, в институт. И никто не прогуливает. Никто не гоняет голубей и не бегает по весенним лужам. Не встретить солнцу нежной девичей кожи, счастливых детских глаз, дарящих всегда правда какой-нибудь всегда прищуренный, но чистый, искренний взгляд. А где-то, у неизвестного подъезда проснулось преданное существо - пёс. Приветливо, по привычке гавкнув, он попытался встать на ноги. И опять - никого. Холодный, ещё не нагревшийся асфальт.
Со временем всё здесь окончательно превратится в прах, останется лишь пыль. Уйдут, последние воспоминания о радости и тепле, тихо, бесслёзно, оставив взамен себя тишину. Тишину и вечность!

смерть, одиночество. Любовь и потеря. Утрата.