ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Бах - та самая соната №4
Моя дорогая Хельга,
ты прочтешь это письмо уже на рассвете, когда за окном встанет солнце, когда окрасит все вокруг в теплые тона, когда прольет золото на воды реки Эйвон, когда мрачный вид из окна в твоей комнате превратится в прекрасный утренний пейзаж, дающий надежду на лучшее завтра.
Столько лет я искал смерти, столько лет прожил зря. Череда войн, сражений, женщин, имена которых забывал следующим же утром, а порой и вовсе не знал. Все это не имеет значения, важно лишь чувство, которое захватило мое сердце в беспощадный плен, чувство, которое не было знакомо мне до встречи с тобой, чувство, которое куда сильнее ненависти или смерти… А желание… Осталось только одно – твое счастье, все остальное не важно, все остальное суета. Только бы мелькнула улыбка на твоих губах, вкус которых никогда не забыть, сколько бы ни прошло вечностей, только бы радость в твоих кристальных глазах сменила ту боль и то отчаяние, что я видел всякий раз, глядя в них, утопая в них…
Темно-синяя склянка на столе… В ней живая вода, всего полдозы, этого хватит, чтобы обрести бессмертие, но… я искренне надеюсь, что эта учесть обойдет тебя стороной, вечность мучительна… И все-таки на крайний случай я оставляю ее тебе…
Свидетельство о моей смерти. Действительное и заверенное. Это, пожалуй, лучший подарок из всех, что я мог преподнести тебе. Это, пожалуй, лучшее, что я вообще мог сделать. Ты свободна, моя дорогая. Ты абсолютно свободна, вдова Джеймса Моргана. Это твоя возможность начать все с чистого листа, твой билет в будущее. Тебя больше не сковывают никакие обязательства, ты вольна делать все, что только пожелаешь. И я уверен, ты встретишь достойного тебя мужчину и будешь счастлива с ним. Ты ведь еще так молода, у тебя впереди столько удивительных открытий, столько счастливых мгновений…
Ты не будешь ни в чем нуждаться, наследства вполне хватит на всю твою жизнь, на лечение Инги, на исполнение любых капризов. Я хотел бы, чтобы теперь над твоей головой сияло безупречной синевой ясное небо, чтобы никогда больше не было серых туч и проливного, холодного, безжалостного дождя, что так умело мог смешивать воедино кровь, слезы и воду. Я хотел бы, чтобы в твоей жизни, непременно счастливой, не было слез, не было даже тоски.
И если твое доброе чистое сердце вдруг замедлит шаг в скорбной грусти обо мне, о твоем старом, признавшим себя мертвым муже, скажи ему, что не нужно. Я не стою ни одной слезинки, ни одного мгновения горечи… И потом я ухожу не один, я забираю с собой память, сложенную из маленьких крупиц тех дней, что мы все же провели вместе, я забираю с собой свою бесконечную, как и моя жизнь, вину, и сохраню воспоминание о тех минутах с тобой, когда действительно был счастлив, моя дорогая, когда был по-настоящему несчастен.
Я клялся самому себе, что никогда, никогда никого ни о чем не попрошу, но, знаешь, Хельга, пришел момент нарушить клятву. И я прошу: будь счастлива. Теперь ничто не мешает тебе, разве нет? Твоя сестра очнулась, тебе больше ни к чему терпеть унижения, упреки, твой никчемный муж более не появится в твоей жизни. Теперь все будет хорошо, и оглянись, оглянись на это солнце, на сдержанно зеленые луга, на быстрый бег реки, на сад. Где расцветают нежные розы! И пойми, наконец, что мир, этот чертов мир, который может раздражать порой или вовсе надоесть, прекрасен, поистине прекрасен и полон возможностей, полон надежд, красив и многолик…
Как жаль, что порой самые светлые чувства, нашедшие приют в чьей-то черной душе, обретают способность разрушать… Но все же… Я не могу не повторить этих банальных, но таких необходимых и важных, таких значительных слов…
Я люблю тебя, Хельга. Я повторял бы вечность, я повторял бы до изнеможения, до потери пульса, я твердил бы об этом каждый миг, но эти слова, обращенные только к тебе, и так повторяет мое старое сердце в каждом ударе.
Никогда не увижу тебя больше. Какое страшное и вместе с тем светлое «никогда». Мой последний поступок, мой самый благородный за долгие 300 с небольшим лет поступок.
Улыбнись и не грусти, я тоже улыбаюсь. И я даже немножко счастлив, потому что вернул тебе то, что отнял сам, что отняла жизнь – будущее.
Никогда не был столь откровенным, никогда не был столь уверенным в том, что поступаю правильно.
Прощай, моя дорогая Хельга, моя ледяная принцесса, моя бедная девочка со сказочно-добрым сердцем.
Навеки твой,
Джеймс Морган.
КОНЕЦ

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Fleur - Кома
Ночь слишком длинная, не ночь, а просто маленькая вечность заключенная в нескольких часах. Время тянется так медленно, словно кто-то специально замедляет его шаг, смотря на часы, ведь мне казалось раньше, и я слышала от кого-то, что если следить за движением стрелки по циферблату она замедлит свой ход... И она действительно замедляла его, и без того медленный, мучительный. Особенно мучительно, если ты не можешь сомкнуть глаз, еще более мучительно, если ты дожидаешься утра. Спать без снотворного? Я разучилась наверное, вообще разучилась спать, не могу заставить себя сомкнуть глаза хоть на минуту, лучше разглядывать причудливые тени на потолке, смотреть, как легкий сквозняк шевелит светлые шторы. Слушать, как тикают часы, монотонно и спокойно, как маятник... Колодец и маятник. У меня будет только одно короткое мгновение, когда лезвие перережет веревки, которыми я словно прикована к шелковым простыням, прежде чем он убьет меня... И снова мысли о смерти, я возвращаюсь к ним, словно проходя круг, проклятый круг, я снова начинаю желать этого и думать только об этом. Но сейчас я почти даже совсем не хочу этого, я хочу, чтобы скорее наступило утро, наступило это завтра... Странно, но я впервые в жизни так безумно и отчаянно желаю прихода завтрашнего дня, которого всегда боялась и от которого не знала чего ждать. Я тоже не знаю, но что-то внутри разрывается ожиданием чуда, перемен...
Какие могут быть перемены в твоей проклятой жизни, скажи мне дорогая Хельга?
Завтра. Завтра я попытаюсь найти в себе силы, новые силы и желание может быть увидеть в нем, в своем проклятом супруге что-то человеческое, что-то, что я могла бы уважать и возможно, только возможно, любить... Завтра я задам все мучающие меня вопросы, извинюсь за сегодняшнюю резкость, я не имела права, я не должна была...
Ненависть уничтожает первым делом меня саму, сжигая все внутри, все другие чувства и порывы. Ненависть способна иссушить любой родник, любой океан слез и превратить в смертельную пустыню любой самый прекрасный цветущий сад... Это чувство не делает мне чести. Это чувство меня не спасет, а только уничтожает, изнутри, как самый сильный яд замедленного действия, как часовая бомба, которая рано или поздно взорвется, а пока отравляет кругом все живое и дышащее... Это чувство - паразит, болезнь, заразная, распространенная, мы все ей больны, каждый из нас. Это чувство - самоуничтожение, суицид. Это чувство - худшее, что может быть в человеке, и я... я избавлюсь раз и навсегда от этого чувства, каких бы титанических трудов мне это не стоило. Вырежу как гной, вырву с корнями, как ядовитый сорняк, совершу экзорцизм святой водой, молитвой. Я переступлю через себя, и через тебя заодно, проклятый голос в моей голове, и очищусь от него, как от скверны, от греха и грязи.
Я найду в себе силы, их во мне гораздо больше, чем я думала, гораздо больше чем казалось, я все еще не хочу сдаваться, опускать руки, хочу бороться... Бесполезно лить слезы и биться в истерике, когда пройдена ровно половина пути по горящим углям, по лезвиям ножей. Осталось еще столько же, и мои обожженные и изуродованные ступни окажутся на мягкой траве, еще совсем немного.
Я найду в себе силы - жить. Смерть - это не выход. Жизнь страшна, отвратительна, мучительна, самое жуткое, что могло произойти с человеком, самый страшный ад, но пока моя сестра жива, и пока я нужна ей, я буду рядом, я буду оберегать и охранять ее, как никто не заботился обо мне.
Я найду в себе силы - простить. Даже вам, сэр Морган. Все, о чем мне не хочется думать или вспоминать, но все, что я прошла, смело, уверенно, и пройду еще столько же. Ваши насмешки, упреки, обманы... Вам удалось так долго обманывать меня, заставлять в эти игры, но обмануть небеса нам не удастся, все-таки вы мой супруг перед лицом Бога, и я не имею права бежать от этой судьбы.
Я сама избрала эту судьбу.
Ты сама избрала эту судьбу...
Я найду в себе силы не отрекаться от нее, продолжать идти по этому пути. Я найду в себе силы признать что это моя судьба, мой выбор. У меня была возможность избежать ее, но я ступила на эту дорогу, и обязана пройти ее до конца. Пройду. найду в себе силы пройти...
Только бы скорее закончилась эта бесконечная ночь.
Я разучилась спать, совсем. Я могу только слушать тишину и тиканье часов, прислушиваться к шагам в коридоре... Страшно, страшно в этом замке, после... нет, лучше не вспоминать, лучше и тишины не слушать. Я поднялась с постели, кутаясь в шаль, села на широкий каменный подоконник, наслаждаясь простирающимся отсюда видом - старинное кладбище, вековые деревья, зеленые луга, легкий туман... И светлеющее на востоке небо. Темнота быстро отступала и на моих глазах из-за крон деревьев поднималось огромное красное солнце, окрашивая небо совсем в другие краски пастельные, призрачные... Бледно розовый, золотой, персиковый, светло-фиолетовый, голубой, полная палитра. Если бы я только была художником я бы нарисовала это небо, самое прекрасное, как мне показалось сейчас, что я видела в своей жизни... Но вряд ли краска и холст способны передать это ощущение, эти цвета, неповторимые, божественные... Самый прекрасный рассвет.
Нет, еще рано. Нужно еще немного подождать.
О чем я буду говорить?
Действительно, о чем ты собираешься говорить?
Вы конечно сделали мне много зла, но я же полная дура, готовая любить весь мир, и хочу дать вам второй шанс, чтобы вы снова сделали мне много зла, а я снова, как еще большая дура, дала вам уже третий шанс?
Замолчи.
Нет, серьезно... Я только пытаюсь предположить, что нужно сказать, что обычно говорят в таких ситуациях, хотя знаешь, нормальные люди бы просто не попали в такую ситуацию. Нормальная женщина на твоем месте просто не вышла бы замуж за какого-то сомнительного старика, на которого с первого взгляда можно повесить ярлык “сумасшедший”, только ради полумертвой девчонки. Нормальная женщина если бы и вышла, то убила его еще при первой возможности, продала бы все это бесполезное барахло и уехала подальше отсюда. Но ты же ненормальная. Два сапога пара, черт побери... Нашли друг друга два совершенно чокнутых человека, каждый со своими закорочками, так что же вам не мешает наслаждаться этим? Как же так сегодня ты спишь одна, почему не бродишь по кладбищу или... Ты же уже на все готова и согласна, не правда ли?
- Заткнись, - пробормотала я в слух и зажала голову пальцами, тряхнула короткими волосами, пытаясь прогнать наваждение, заставить голос заткнуться.
Меня тошнит от тебя, моя ледяная принцесса, я сама тебя ненавижу, но по чьей-то злой и смешной прихоти мы с тобой одно существо, и власть над нашими поступками почему-то в твоих руках, хотя однажды...
- Нет! - снова в слух, и я сползла с подоконника, все, также сжимая голову, потом не отдавая себе отчета в своих действиях вцепилась пальцами в кожу и резко повела вниз, по лицу, по щекам.
Этого никогда не будет. Никогда. Слышишь?
Может быть. Кто знает, моя дорогая, кто знает. Судьба чертовски непредсказуема... Но пока я вынуждена терпеть тебя, твои глупые, нелепые и смешные поступки, твою отвратительную наивность и глупость, хотя мне иногда так хочется вмешаться, остановить от очередного бреда, в который ты бросаешься с головой, гордая собой и своим бессмысленным геройством, которое ты совершаешь... Да, можешь простить всех, кто причинил тебе зло, можешь простить и лорда Моргана, ведь едва ли он виноват в твоих бедах. Никто кроме тебя, моя дорогая глупая девочка, никто, слышишь, никто не виноват в твоих бедах. Ты сама завела себя в зеркальный лабиринт, сама толкнула к раскаленным углям, сама мучаешь себя, сама страдаешь...
Ты сама избрала эту судьбу.
И ты совершаешь новую очередную ошибку...
Не тебе судить.
Я все решила, без тебя. Замолчи, заткнись, исчезни...
Я поднялась с пола, глянула на часы, хотя знала, что сейчас еще слишком рано, но больше терпеть не могла. Не важно, сколько сейчас времени, просто я не могу больше тянуть, наедине с собой я сойду с ума, я... Хотя это звучит смешно после всех моих поступков, после всего что я сделала... Может быть ты и права? Это уже не важно. Мне нравится совершать ошибки и платить за них... собственной кровью, собственными слезами. Может быть они помогут мне, научат, а может быть, как и для моей сестры моя кровь и слезы станут живой водой, помогут затянуться ранам, напиться среди пустыни... Готова на глупые геройства и жертвы? Готова. Потому что я - это я. А ты - это ты. Ты только часть меня, и, пожалуй самая худшая часть.
Неслышными шагами по коридору до комнаты, отворить дверь, убедиться, что постель пуста, даже не разобрана, что к ней никто даже не притрагивался... Где он?! Черт побери... Пробежаться по этажу, искать, потом первый этаж, лабиринты затейливые комнат, двери, столовая с высокими окнами, выход в сад, эти прекрасные розы... Даже кладбище, как не страшно и странно было идти туда, после всего, что было, но даже там я никого не нашла. У входа в дом меня поджидал дворецкий Вилли, скрестив руки на груди он наблюдал за тем, как я быстрой походкой иду от кладбища, когда я поравнялась с ним он осведомился:
- Вы не замерзли, хозяйка? - только сейчас я словно опомнилась и почувствовала холод - выбежать на улицу в одном только легком платье и наброшенной поверх шали, босиком. Я покачала головой и спросила:
- Где сэр Морган? - сердце отчаянно стучало, после быстрого бега или... от волнения?
- Он... - дворецкий словно растерялся на мгновение, но на самом деле подбирал слова или думал, как мне все сказать, ведь он определенно что-то знал, - ... уехал этой ночью...
- Куда!? - изумилась я.
- Он оставил вам письмо, - вместо ответа на мой вопрос произнес Вилли. Я посмотрела на него испепеляющим взглядом, и бросилась в дом, чуть не рухнув с лестницы быстро поднялась на второй этаж, все-таки черт побери слабость давала знать о себе, а я и забыла уже совсем о том, что еще вчера стояла на пороге смерти, на пороге этой заветной двери, - дверь комнаты, которая должна была быть нашей общей, но не стала, и наверное никогда не станет...
Никогда.
Какое страшное и горькое слово, как выстрел, как удар плети, как приговор.
Действительно, на столе лежало письмо - чернила свежие совсем, еще только недавно успели высохнуть, рядом на столе гусиное перо, которым оно было написано, еще какие-то бумаги, любопытство было все-таки гораздо сильнее вежливости. Завещание, в котором только одно имя, как законной хозяйки всего, что пренадлежало моему супругу, в случае... его смерти. Еще один лист бумаги, поблекнувший, пожелтевший от времени, свидетельство о смерти. Я ничего не понимаю... Он же не мог умереть, черт побери, он же был бессмертен, или он и здесь солгал мне? Нет, не понимаю...
Предательские слезы, которые скатываются по щекам, быстро стремительно. Почему я плачу? Ведь этот человек сделал мне столько зла, причинил столько боли, так долго обманывал меня, и продолжал обманывать. Потому что счастлива его смерти? Нет... Потому что это - только доказательство того, что все его слова были правдой... Только? Слишком много лжи, чтобы разобраться где искренность, а где фальшь, но все же одно точно было настоящим, и кажется, именно из-за этого я плачу, захлебываюсь своими слезами.
Любовь...?
И... обещание уйти навсегда, оставив все это, все то, что мне совершенно не нужно, только мне одной, подарить свободу, шанс на другой мир, другую жизнь...
Я дрожащими пальцами взяла письмо, принялась медленно и тихо, в слух, читать, так внимательно, словно в каждом слове был спрятан еще смысл тысячи, миллиона слов, и я могла случайно упустить его, самый главный, самый важный...

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Бах - та самая соната №4
- Что?.. – переспросил я, хотя прекрасно слышал ее слова. На какое-то мгновение, совсем короткое, в них мне послышалось что-то большее, чем доброта, померещилось, что не все потеряно, что есть надежда, и сердце рванулось из груди, метнулось к ней, но тут же ударилось от клетку из костей, осталось гнить в своей тюрьме из ребер и обливалось кровью, ведь сердце не плачет. Ты сделала из меня сущего романтика, моя дорогая, а я же так и не смог выжечь в твоей душе доброту, как ни старался, на месте сожженных душевных порывов всякий раз пробивались новые ростки доброты. Пожалела старика почем зря. Эта комедия – или же сказка, в которой красавица никогда не полюбит чудовище – имеет свой финал…
- Я не могу выгнать Вас, - повторила Хельга. Моя бедная добрая девочка… Слишком добрая… Несравненно добрая… Ты так идеально подходила, чтобы покончить со мной, только жаль, что не успела… Впрочем, нет, не жаль. И пусть агонии, муки, ад, и наша ночь, как мое самое лучшее и самое горькое воспоминание… Моя добрая девочка, моя дорогая супруга, прости, мне не нужна твоя жалость, я готов к тому, на что обрек себя сам, я готов отдать тебе все, я бы с радостью отдал тебе свою жизнь, но, к несчастью, как раз она тебе и ни к чему… Ты называла меня «сэр» и говорила, что я твой хозяин, но, моя дорогая, все совсем наоборот. Я принадлежу тебе, как ни прискорбно сознавать это, я твой и ничей больше… Только не нужен. Да, я не нужен своей хозяйке, поэтому я должен уйти. Смешно. Да, я бы и сам посмеялся над собой, если бы мне не было так… горько.
- Что ж… моя дорогая, - задумчиво произнес я, глянул мельком в окно. Да, пора бы. – Уже поздно… Давай поговорим завтра, ты еще слаба, и тебе нужен отдых.
- Но… - Хельга поднялась с кресла, сделала было один единственный шаг, но так и замерла на месте.
- Завтра, моя дорогая, все завтра, - завтра… какое удивительное слово, всегда впереди и никогда не сейчас, завтра всякий раз ускользает от нас, его не догонишь, не схватишь за хвост… - Спокойной ночи, Хельга… - прощай, Хельга… Я вышел из комнаты, поплотнее закрыв за собой дверь, и двинулся вперед по коридору. Прикоснулся пальцами к стенам, каждая деталь, каждая мелочь кажется важной, когда знаешь, что смотришь на нее в последний раз. Я зашел в свою спальню, достал из сейфа, что так удобно спрятался за мрачной картиной в золотой раме в стене, бумаги и сел за стол.
Свидетельство о смерти. На имя лорда Джеймса Моргана. Нужно только поставить дату. Так просто. Сегодняшнее число? Да, пожалуй. Или тремя днями раньше. Да и какая разница? Всего лишь дата на бумажке. Теперь ты свободна, моя дорогая, по-настоящему свободна. Вдова Морган…
Мое завещание, согласно которому все мое имущество переходит к Хельге, моей единственной наследнице. Мое завещание – твое будущее, моя дорогая, ты сможешь оплатить лечение твоей чертовой сестры, да что там, ты сможешь оплатить что угодно, ты ни в чем не будешь нуждаться…
Чистый лист бумаги, немного пожелтевший от старости, слишком давно он был подготовлен… Я надеялся записать на нем рецепт Живой Воды перед тем, как умереть… Но сейчас на его гладкую поверхность ложатся ровные строки прощального письма… Не знаю, к чему писать все это ей, не знаю, почему не могу уйти, не написав. Стал романтиком на старости лет, да, пожалуй так, водить гусиным пером по бумаге при дрожащем свете свечей, в котором эти чернила отчего-то кажутся красными как кровь… Почему бы не написать кровью?.. Я все равно не умру. Я все равно умер. Это ведь не жизнь больше, не жизнь теперь… А ты, моя дорогая, непременно будешь счастлива…
Оставил бумаги на столе, ты же найдешь их утром, да? И возле бумаг этот темно-синий пузырек, наполовину пустой или наполовину полный, как тебе будет угодно, на всякий случай… Надеюсь, этот случай не наступит, и тебе не придется встать перед лицом вечности, не придется испытать всю тяжесть бесконечной череды дней, месяцев, лет, веков…
- Вы звали меня, хозяин? - Вилли показался на пороге, учтиво поклонился по обыкновению. Странный он человек, вечно чем-то доволен, даже той же вечностью. И чертовски благодарен за то, что я испытал эликсир сначала на нем, и никогда не испытывал на нем способов смерти.
- Да, Вилли, - кивнул я и, взяв только трость, вышел к нему, протянул руку для рукопожатия. – Поставь то надгробие. И служи ей, как служил мне.
- Слушаюсь, хозяин… - дворецкий ответил мне рукопожатием и не сказал ничего больше.
Я приостановился у окна… Какие виды… Мой сад, мой замок, мое кладбище, с которым связано теперь столько… Прощай, Уорикшир… Прощай, мой маленький мир…
Прошел мимо двери, за которой дремала в объятиях Морфея единственная любимая женщина, или все-таки моя бедная добрая девочка…
Поцеловать на прощанье? Коснуться губами хотя бы щеки? Нет… Я не должен, не имею права, я признан мертвым, а мертвецам нельзя прикасаться к живым, разве не так?
Куда я иду? Да разве это имеет значение? Нет, мне все равно. Любое место для меня отныне ад, любая дорога – раскаленные угли, и каждый вдох – агония, каждый выдох – мука. Сам виноват, сам себя наказал. Пожалуй, сам избрал свою судьбу.
Покинул замок. Не оглянулся. Ушел по-английски.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Autumn Tears - Remember
Так уверенно направился к двери...
Я чего-то не понимаю, я точно чего-то не понимаю, и вряд ли смогу понять вообще. Забавно, смешно, глупо такой, казалось бы огромный жизненный опыт, и все равно некоторые вещи, поступки, слова словно сказаны для меня на непонятном чужом языке. Чтобы стать светлее и чище, и, несомненно мудрее, нужно пройти по раскаленным углям и я гуляла вдоволь по ним, но... Я все равно не понимаю и не могу понять.
- Стойте, - сказала я быстро, и он покорно остановился у двери, я поймала себя на ощущении, что теперь не он мой хозяин, а я... его? Могу повелевать и указывать и распоряжаться как хочу его жизнью, откуда только взялось черт побери это чувство? Или это новая игра, которая недавно пришла ему в голову, в которой мы меняемся ролями... Это просто невозможно понять. И некоторых людей вообще невозможно понять, просто немыслимо, когда других легко читать, как открытую книгу, которая сама раскрывает перед тобой все свои тайны... Жаль, что мой супруг не из числа этих людей.
Он обернулся, посмотрел на меня... с надеждой? Да, несомненно, с надеждой...
Глупая добрая девочка, как же меня тошнит от твоего гуманизма, от твоих порывов любить и жалеть каждую тварь, каждую не стоящую того собаку. Как меня раздражает твое желание жертвовать собой ради эфемерных и смешных целей... Почему если ты ненавидишь, ты не можешь просто ненавидеть? Раз ты теперь хозяйка и имеешь власть, почему бы не отомстить за все... хорошее. Почему ты пытаешься забыть, закрыть глаза на всю боль и мучения которые он тебе причинил и снова найти в нем что-то человеческое. Нет, нет ничего человеческого в этом человеке, вспомни о том, что он сделал тебе, том, что сделал с тобой, посмотри на свою руку с вырезанным на коже словом ненавижу, посмотри... Вспомни каждую насмешку, укор, унижение, и конечно же...
Не пытайся, черт тебя подери, услышать искренность в его словах, какими бы правдивыми они не казались, это всего лишь очередной обман, очередное бесчестие в которое он хочет тебя втянуть, удержать здесь, оставить при себе, натянуть цепь на шее, чтобы чувствовать свою абсолютную власть... Ненавидь, если ненавидишь, так горячо, сильно у тебя же хорошо получалось, так, как ты ненавидишь эту жизнь...
Замолчи!
Ты не в праве указывать что мне делать, и что чувствовать. Я не буду тебя слушать...
Не слушай. Просто вспомни. Ланселот убил Дракона, а ты готова без борьбы, без попытки освободиться сама снова стать рабой этого Дракона?
Сначала нужно убить Дракона в самих себе...
Если я кого-то убью, то только тебя. Я ненавижу только тебя, так горячо, жарко и безумно, словно это ты причинила мне всю эту боль, ты, ты... Я бы вырвала тебя как сорняк, как дикий цветок, проросший сквозь сердце, если бы только твои проклятые корни не держались так хорошо. Я бы вырезала тебя, как гной ножом, если бы не успело сгнить уже все тело... Замолчи, заткнись, исчезни уже наконец. Ненавижу...
Давай, теперь снова скажи это лучше своему обожаемому мужу, он явно ждет от тебя каких-то слов. Это ведь такие замечательные и сладкие слова, несомненно желанные, которые ты бы могла ему вообще сказать, порадуй его тем, что соблюдаешь его принцип, скажи снова все, что накопилось, наболело. Убирайтесь скорее. Сгиньте. Исчезните...
Это адресовано тебе.
Как же так? Это я унижала тебя, смеялась над твоими переживаниями, это для меня ты была всего лишь глупой красивой куклой, без чувств, без права на свободу... Это я смеялась над твоей болью, которую сама же причинила тебе? Это я обманывала тебя, и заставляла саму жить отвратительной лжи, я угрожала каждый раз, чтобы напомнить о своей власти, что оставлю без медицинской помощи твою сестру? Это я, в конце-концов, взяла тебя силой на святой кладбищенской земле? Так почему ты ненавидишь меня, а не его, почему к нему пытаешься проникнуться жалостью и какими-то еще другими чувствами. После всего, что было?
Зачем ты после удара по левой щеке пытаешься подставить правую?
Заткнись.
Дать ему второй шанс?
Замолчи.
- Нет. Вы не должны уходить, - ты дура, Хельга, ты полная дура, - и я... - чтобы оправдаться, конечно, - не имею никакого права выгонять вас из вашего замка...

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора “Ненавижу и презираю Вас»… Я же так ждал этих слов, так мечтал услышать их, ощутить в полной мере вкус ненависти в ее глазах, в ее голосе, в каждой клеточке ее желанного, принадлежавшего мне той ночью тела. И вот, пожалуйста. Все желания сбываются. Жаль, что сбываются не вовремя, не так, как мы того хотели… И лучше было бы и вовсе не желать, но, черт побери, ненависть, желание, смерть – три проклятых слова, три глупых истины, что стали ей девизом, как я и хотел. Знать бы тогда, что она вдруг, так внезапно, неожиданно станет для меня единственным по-настоящему важным человеком, единственной женщиной в этой долгой череде страшных и бессмысленных лет, которую я полюблю… И странно, что жил до нее, не зная этого чувства, такого же сильного, какой может быть ненависть, или даже сильнее нее.
- Хельга, сядь! – я застал ее в ее комнате, когда она укладывала свои чертовы безликие тряпки в старый чемодан, мой тон заставил ее посмотреть на меня на одно короткое мгновение, впрочем, мне было достаточно и этого мимолетного взгляда. Я сам усадил ее в кресло, ходил перед ним туда-сюда несколько минут, не в силах произнести слов, но потом все же остановился, посмотрел ей в глаза. Она поднялась, но я взял ее за руку повыше локтя и усадил снова, так и не отпустив руки. Какое странное чувство… будто все в последний раз… и вереница «никогда» в голове…
- Не уезжай… - что за нелепая просьба?! До чего я дошел?! Сидеть в комнате, уговаривать ее остаться… зачем?! Чтобы мучить? Чтобы продолжать мучить ту единственную, кого должен был беречь?! Нет… Нет, нет, нет, я не должен, я не должен мешать ей, я не могу, я не посмею. Я не посмею?! – Или же… - я терял самое важное, что у меня было, но не имел права удержать, лишь разжать пальцы, отпустить, чтобы никогда больше не обрести вновь. Разжать пальцы, выпустить редкую птицу на волю, открыть перед ней изящную дверцу золотой клетки, отпустить… Разжать пальцы, лишиться навсегда того, что и так никогда не было моим. Разжать пальцы… - Хорошо, если ты… хочешь уехать, уезжай, Хельга. Уезжай… - и глаза в глаза, только прошу тебя не отводи взгляда, моя дорогая, не отводи в последний раз, позволь мне чуть дольше насладиться твоими глазами, в которых уместилось столько боли и отчаяния, столько… - Ты свободна, моя дорогая, ты можешь делать все, что посчитаешь нужным…
Она молчала, и ее молчание как дамоклов меч, занесенный над моей головой… Отпустил ее руку и упал на колени перед ней, невыносимо. И что-то внутри, под костяной клеткой ребер отчаянно билось и так же отчаянно замирало, рвалось на части, но все равно не могло остановиться… Бессмертие, вечность, мое наказание за все грехи, любовь, которая так и останется в этой вечности безответной – моя кара, я сам все сломал, я сам все разрушил, я сам виноват.
- Да, без меня ты поймешь, что жизнь не так плоха… - без тебя я пойму, что мой бесконечный ад уже начался. – Без меня ты сможешь быть действительно счастлива… Ты обязательно будешь. Без меня, - она все так же молчала, а я смотрел на нее в немой мольбе сказать хоть слово, хотя бы то же «ненавижу», хоть что-нибудь. Ее глаза… Да, пожалуй, я тонул в кристальной чистоте ее глаз, пожалуй, я все-таки умер, хоть и не мертв, но и не жив… Наверное, так, наверное, это логичный и правильный конец чертовой комедии под названием «Жизнь Джеймса Моргана». – Я не стану держать тебя, но… - в голове промелькнула мысль, даже нет, желание. Да, желание, мое последнее желание. Нет, не умереть, не взять. Отдать. Отдать все, что у меня есть. Отдать ключ от этой золотой клетки, отдать весь мир, отдать и не просить ничего взамен. Как необычно, как глупо и как… благородно? Нет, вряд ли это слово хоть как-то относится ко мне. – Хельга… Ты не веришь, я знаю, я не заслужил твоего доверия, да и не пытался никогда. Я говорил слишком много нелепых фраз, и ты уже не видишь разницы между ложью и правдой… Моя вина. Да и все, что было, моя вина, - еще бы хоть раз коснуться губами ее губ, но нет, даже руки не коснусь, ни к чему портить момент глупым проявлением глупых неуместных чувств. – Знаешь, моя дорогая, за 300 с небольшим лет у меня было много, да что там, очень много женщин, но… ты единственная… я любил только тебя… - и голос срывается на шепот, будто горло сдавили невидимые руки. – Я люблю только тебя… - снова признание, которое ничего не значит, которое ничего не изменит, не решит. Оно будто только коробит ее слух, и она не поймет, что за этими словами, без которых было так легко, стоит чувство, большое, глубокое, как бездна, страшное, потому что настоящее, потому что его нельзя заставить молчать, нельзя уничтожить, нельзя от него избавиться. Как и от вечности, что стелется бесконечной дорогой из раскаленных углей передо мной. И я буду идти по этой дороге босиком, но никогда не пройду ее, потому что у ада нет конца, есть только начало, и человек, наверное, должен сделать все, чтобы не допустить этого начала, а я сам торопил, а я сам шагнул навстречу агонии, и она с радостью приняла в свои мучительные объятия, хотя бы она, ведь Хельга никогда не ответит. В ее ледяном сердце теперь лишь светлая любовь к Инге и колючая ненависть к своему старому мужу.
Она продолжала молчать, и все, что мне оставалось, тонуть в ее глазах, захлебываться этой ненавистью, этим презрением, понимать, что ничего больше не будет, кроме бесконечности страданий. Заслужил, сам виноват, сам себя наказал. Это высшая справедливость, разве нет? И я приму ее. Уже принял.
- Да, Хельга, ты можешь уйти, хотя… - всего лишь коснулся пальцами ее прохладной ладони, как на меня поднялись снова ее глаза, полные ненависти и, пожалуй, непонимания. А быть может, только ненависти. Да, моя ледяная принцесса, да, это самый лучший выход. Единственный выход. – Лучше уйду я. Да, Хельга, я уйду, навсегда уйду и… не побеспокою тебя больше, ты не увидишь меня, никогда не увидишь, ты же этого хочешь, ты же за этим собралась уезжать… Да, лучше я… Я уйду… и оставлю тебе все. Замок, деньги, подвал, Вилли… Все. И оставлю тебя. Да, моя дорогая, да…
Безумие?.. Разумеется, они были правы, все те, кто звал меня безумцем. Они были чертовски, бесконечно правы… Я безумен и я безумно люблю. Настолько, что отдам все без сожаления, расстанусь со всем, что было мне так важно, так дорого, так необходимо… Безумие. Да, безумием было и то, что я предпочел одну-единственную ночь последней возможности, последней надежде на покой. И не могу жалеть об этом, и не могу не жалеть. Эта любовь сделала меня таким несчастным и таким счастливым, даже сейчас, когда должен оставить ее навсегда…
- Хельга, я уйду сегодня же, сейчас…

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора Дорога до Уорикшира казавшаяся одним мгновением, когда мы ехали сюда, теперь вдруг обернулась маленькой вечностью. Я неотрывно следила за проносящимися мимо пейзажами, стараясь даже не смотреть на своего супруга, даже не думать о нем и его присутствии здесь. Впрочем, я вообще старалась сейчас не думать, слишком мучительными были почти все мои мысли, от которых не могли увы меня отвлечь сдержанно зеленые унылые луга за окном и темные леса, таящие в себе страшные и пугающие тайны. Англия... Когда-то я мечтала попасть сюда, зачитываясь древними легендами и сказаниями о рыцарях, друидах, короле Артуре... Думала ли я когда-то, перелистывая так нравившиеся мне “пустые холмы”, что онажды окажусь здесь, и не в качестве бесполезного туриста, чтобы однажды вернуться домой, а... навсегда? Страшно подумать. Какое жестокое и горькое слово, сколько в нем... несбывшихся мечт, неисполнившихся желаний? Как заклинание, как темная магия, как приговор, словно я теперь на вечно прикована к этой проклятой стране, к этому проклятому графству, замку и... его хозяину? Я позволила себе посмотреть на него, и тут же встретилась с ним взглядом, поспешно отвернулась снова к пейзажам за окном. Он смотрел на меня, неотрывно, кажется все это время, почти даже не следил за дорогой, и это раздражало, пугало и настораживало меня. Я не знала и не знаю чего мне ждать, и что ждет меня по возвращению в Уорикшир, ведь я снова стану только безвольной куклой, не способной... Я снова связанна по рукам и ногам, акцентом на слове “лучший”... Чертова лучшая клиника, чертова медицинская помощь которая снова нужна моей сестре, которая стоит денег, которые снова обязывают меня вернуться в этот проклятый тысячи раз проклятый замок и, снова повесив на лицо вежливую улыбку изображать примерную жену. Изображать?
Странно, но кажется это было куда проще, когда мой супруг был отвратительным немощным безумным стариком, все его странности хотя бы можно было списать на возраст. Впрочем... если верить его словам, а мне очень сложно верить им, запутавшись в этой паутине из лжи, он гораздо старше тех лет на которые выглядел, и это оправдание по-прежнему имеет силу... Оправдывать? Зачем. Я просто не хочу, я...
Ненависть гораздо проще?
Ненависть. Желание. Смерть.
Похоже тебе очень понравились предложенные жизненные преоритеты, и ты готова следовать им и свято чтить? Не ты ли пыталась в самом начале заставить себя полюбить старика, стать смиренной и покорной, его оправдать? Почему теперь тебе это так сложно...?
После того, что...
Ах, да эта сладкая или какое бы другое слово подобрать, ночь на кладбище? Холодный ливень и жаркий пыл проклятого англичанина, и конечно же этот приятный отвратительный грех... Почему ты не думала о том, что он имел на это полное право, во-первых как хозяин, для которого ты прежде всего вещь, во-вторых как муж... Первая брачная ночь, не так ли? Помнишь, тогда в день свадьбы ты была смиренно готова к этому, но... Важно не это черт побери! И замолчи уже не конец. Я действительно не имею права обвинять его в этом, во всем виноват проклятый обман, да черт бы его побрал. Эта паутина лжи которую он плел так старательно и долго, весь этот нелепый маскарад и поистине театральное действо. Зачем было впутывать меня в это, почему нужно было столько лгать, нельзя было сказать самого начала, просто... развлечься таким образом? Доказать очередной раз, что здесь я всего лишь вещь, собственность, кукла и со мной можно поступать как угодно, как вздумается играть в разные самые жестокие игры. Ведь я сама подписала себе приговор добровольно, сама отдалась в его руки, в его владение лишив себя права на свободу, на другую жизнь... Я могла отказаться, но... Инга.
Я сама избрала эту судьбу.
Она вернулась, она жива, все эти врачи и дорогостоящее лечение помогли ей, мои страдания, мои пролитые слезы оправданны, не в пустоту... Я должна быть счастлива, и черт побери благодарна, только... кому? Врачам, которые утверждали, что надежды нет, что она - кошка Шредингера, своему супругу, который... Нет, нет, нет. Это была всего лишь сделка. Мои жизнь, душа, тело в обмен за... деньги? Это еще лучший расклад событий, который мог со мной случиться, ведь мне пришлось продаваться не бесчисленному количеству мужчин, а только одному... И все равно больно, и грустно, и все равно бесчестие. Еще большее бесчестие быть собственностью человека, который отрицает существование этой самой чести, долга, достоинства, любви... Любви?
Кажется, я скоро тоже начну отрицать ее существование, слишком сложно верить в него, когда ты начинаешь на личном горьком опыте осознавать что то, что мы зовем любовью всего лишь инстинкт размножения, животное желание... Желание. Действительно.
Ненависть. Желание. Смерть... А я ведь наконец-то усвоила это, как вы хотели, мой дорогой супруг.
Машина остановилась, за стеклами автомобиля в своем спокойном, словно спящем великолепии застыла природа Уорикшира - высокие вековые деревья, густые кустарники, как колючая проволка оберегающие покой хозяев замка. И конечно же сам замок, высокий, мрачный, кажущийся отсюда еще более древним, чем он был... Интересно, а кто старше, он, или мистер Морган... Нет, совсем не интересно. К чему мне это?
Он хотел помочь мне выйти из машины, но я игнорировала его руку, выпрыгнула сама, поморщилась от боли. Раны быстро затягивались, но все равно все еще причиняли слишком много неудобств... Просто оставаться в больнице было нельзя, было рискованно и опасно. Это слово на моей руке, эти шрамы, я рисковала оказаться потом в одной палате со своей сестрой. Без малейшей возможности на побег... А здесь у меня будет столько вариантов. Эти сверкающие столовые ножи, старинные ружья, висевшие на стенах, холодные воды реки Эйвон... Смерть... сладкое желанное слово, одно из трех проклятых слов... Впрочем, неотрывно связанное со вторым. Желание, назойливое, отчаянное, как паранойя, требующее утоления, как жажды... Наверное его можно сравнить со страстью, только не стоит, оно все-таки намного сильнее страсти.
И я исполню его, черт побери, исполню... Зачем продолжать эту глупую бессмысленную агонию под названием жизнь. Мне невольно вспомнились слова мужа, показавшиеся странными, абсурдными, почти безумными, после всего что он говорил раньше, да и ввиду последних обстоятельств... Разве может моя жизнь быть чем-то другим, кроме страдания, мучения, боли? Счастье глупое бессмысленное слово, абстрактное, эфемерное, придуманное поэтами и бардами, как, впрочем и любовь... В этой жизни нет ничего хорошего, и я уже давно поняла это. Есть только ненависть, горькая, жгучая, уничтожающая даже меня саму, изнутри. Есть желание, не важно какое, просто желание, на исполнение которого мы работаем всю свою жизнь, и есть... смерть. Не больше чем точка в конце. Не больше чем освобождение от этого глупого круговорота... страданий в природе. Смешно. Нелепо...
Мне снова стало плохо, потемнело глаза, пересохло в горле, я потеряла равновесие, попятилась и облокотилась на крыло машины, чтобы не упасть на землю. Сэр Морган наклонился надо мной и заглянув в глаза спросил, словно это имело какое-то значение:
- Тебе плохо?
- Хорошо, - слабо пробормотала я, хотела снова подняться, собраться с силами, идти сама. Слишком слаба, ведь эта рана... смертельная. Я могла быть мертва, я, черт побери, могла быть мертва, если бы не он, если бы он не спас меня. Зачем? Только потому что понял, что я хочу смерти и это единственное чего я вообще хочу? Мне было как-то странно так долго смотреть ему в глаза, я пыталась понять, что вложено в этот взгляд, но не могла, то что я видела в нем совсем не вязалось с этим человеком. В нем нет ничего человеческого, ни капли жалости, сострадания, и пора бы уже наконец-то понять это. После всех его слов, всего что было...
Я обещала себе, еще очень давно, еще когда все только начиналось, что однажды больше не буду сдерживаться, однажды выскажу все в лицо, все свои настоящие чувства спрятанные под маской спокойствия и смирения, но только после пробуждения Инги... Кажется этот момент настал. Глядя в глаза. В этой непростительной близости. После всего, что было, перед тем, что еще могло было бы случиться...
- Я хочу сказать вам, сэр, - пауза, долгая мучительная, но странно говорить это и держать все еще держать себя в руках, - что... я ненавижу и презираю вас, и меня совершенно не пугает ваша власть над моей жизнью. Я сама в силах обеспечить содержание своей сестры, мне не нужны ваши деньги, ни цент... Я не хочу доставить вам удовольствие дав почувствовать хоть на время хозяином моей жизни или жизни моей сестры... И я... не намеренна больше оставаться в этом замке, ни минуты... Я сейчас же собираю вещи, и уезжаю... - я хотела сказать что-то еще, но решила, что и этого вполне достаточно, и быстро, как могла, как позволяла сильная ноющая боль там, где прошла пуля пошла к замку, не дав ему ответить и произнести хоть слово.
Это безумие с моей стороны, поступать так, но у меня нет другого выхода. Впрочем, выход есть всегда, и я могла бы остаться здесь, продолжать изображать из себя примерную жену, со стиснутыми зубами переносить все унижения и насмешки, упреки и обвинения, но я не вижу в этом смысла. Я уеду отсюда, больше никогда не вернусь в этот замок, никогда... Какое сладкое слово, не правда ли? Впрочем скоро у меня будет еще больше этого слова, когда я сдам Ингу в приют, только ей станет лучше, чтобы она забыла про меня, чтобы у нее была другая судьба, и...
Останусь наедине с тысячами способов и вариантов, из которых должна буду выбрать только один, самый точный, самый верный...
И я открою эту дверь, отправлюсь к тем, кто уже давно покинул этот мир, грустный, страшный, неправильный.
Я сама избрала эту судьбу.
Ты сама избрала эту судьбу.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора Живая вода… Эликсир бессмертия… Цель всех алхимиков прошлых лет…
Я все-таки не напрасно создал ее. Ради одного только спасения Хельги стоило создать это зелье… Хотя с другой стороны, если бы не создал, и не пришлось бы… Впрочем, ничего не пришлось бы. Я бы догнивал в могиле на кладбище, на фамильном кладбище, которое теперь приобрело для меня какую-то особую ценность… Незабываемо, незабвенно. Непростительно… Так много слов с частицей «не», так много слов… А есть еще «никогда». Да, никогда больше. И что теперь?.. Да, да, круги ада, бесконечная агония… А я готов, а я согласен, а я не жалею. Хоть и понимаю, что все сломал. Так просто. Ведь сам говорил ей когда-то.
Каждый может сломать что-то. Уничтожить. Убить. Иногда для этого не нужна даже причина.
Я сидел в больничном коридоре, на плечах белый халат, в голове мысли, почему-то о ней все до единой. Сентиментальный старик.
- Ваша жена очнулась, - подошедшая незаметно медсестра оторвала меня от своего бесполезного занятия, и я поднял глаза. – И хочет Вас видеть. Можете зайти.
- Спасибо, - из вежливости ответил я, поднялся как-то растерянно – хочет видеть? Меня? Нет, это невозможно – и шагнул в палату. Бедная моя Хельга… Дорогая моя Хельга… Все равно не моя Хельга…
Провода, трубки, больничная койка, сигналы подключенных к ее измученному хрупкому телу аппаратов. Я сел рядом на стул, не взял ее за руку, не мог. Теперь это роскошь – касаться ее, теперь я не могу, не имею права. Да и раньше не имел, не мешало. Хотелось сказать ей очень многое, снова говорить о своей бесполезной любви, которая просто ни к чему ей, говорить, что все будет хорошо, что теперь все будет по-другому, что мы будем жить гораздо лучше прежнего, но… сам не верил в будущее, будто перед глазами только темнота, беспросветная, затягивающая бездна, и никаких надежд, ничего больше.
- Как ты? – спросил вместо этого как-то тихо, почти шепотом.
- Где Инга? – она ответила вопросом на вопрос. Дорогая, тебя кроме Инги хоть что-то еще интересует, черт побери?! Инга, Инга, Инга… Мне в пору ненавидеть эту маленькую дрянную девчонку, по вине которой ты едва не погибла. Ей ты простишь все, не так ли? Ты даже и не подумаешь изменить к ней отношение, что бы ни случилось… И знаешь, я ей завидую, черт возьми. Потому что именно ей досталась вся твоя любовь, потому что ей принадлежит твое проклятое ледяное сердце, потому что ты навсегда ее, а не моя… Я бы придушил эту маленькую дрянь своими руками, но нет… не могу, ты же так любишь ее, а я же так люблю тебя… Вот он круг ада. Один из девяти. И я пройду их все, я буду проходить их снова и снова. И, черт побери, та ночь, когда мы были только вдвоем во всем мире, когда ты принадлежала мне хотя бы этим своим сводящим с ума телом, когда я понял, что принадлежу тебе всецело… Она того стоила. Самая жестокая и самая желанная, счастливая-несчастная, непростительная и неповторимая.
- Ей нужна психологическая реабилитация, ты же понимаешь. Сейчас Инга в клинике, в самой лучшей, естественно, там есть все условия, да это и не клиника даже, скорее санаторий. Правда пока тебе лучше не навещать ее. Ей нужен прежде всего покой, а не чувство вины перед тобой.
- Да, я… я понимаю… - она не смотрела на меня, смотрела на провода, опутавшие ее тонкие руки. Хочешь снова попробовать в деле это горькое-сладкое слово «самоубийство»? Нет, детка, я не позволю тебе, я не допущу.
- И я прошу тебя. Живи, Хельга, ради той же Инги хотя бы, но живи, - прошептал я, наклонившись чуть ближе. Ее тонкая изящная ладонь… Коснуться бы в последний раз… В последний? Да, наверное, так было бы лучше. Для тебя. – Жизнь, она ведь гораздо лучше, ты поймешь это. Да, поймешь со временем. Просто дай ей шанс, и она откроется тебе, распустит павлиний хвост радостей, счастья, она заиграет всеми возможными красками, и ты полюбишь ее. И не будешь думать о смерти. С тобой рядом будет твоя сестра, она непременно поправится, и вы обе будете счастливы.
- Счастливы? Радости? Краски? – бледные губы шевелились, едва слышный голос, и глаза по-прежнему прикованы к аппаратам. – А как же ненависть, желание, смерть?
Что я мог ответить? К счастью, не пришлось. В палату зашел врач, смерил меня недовольным взглядом. Похоже, ни один муж прежде не устраивал в этой больнице такой переполох.
- И когда Вы выпишите мою жену? – нахмурился я, обернувшись на него. Врач тяжело вздохнул и подтвердил мои догадки словами.
- Что же Вы такой беспокойный, я понимаю, Вы очень любите свою жену, но это не повод устраивать в нашей больнице скандал за скандалом, - он покачал головой, а Хельга непонимающе посмотрела на него, когда он упомянул о любви. – О выписке говорить рановато, но, учитывая последние обстоятельства, я могу сделать исключение. Ей пойдет на пользу пребывание на свежем воздухе, так что… - врач многозначительно замолчал. Да, конечно, Уорикшир…

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - И. С. Бах (Морис Жендрон - виолончель) - Сюита для виолончели соло № 5 До минор:
Нет... Опять? Ну почему, почему я опять возвращаюсь к жизни? Черт бы побрал этих врачей, эту проклятую медицину, моего проклятого супруга, голос которого я смутно, но все же различала среди чужих голосов. Что мне еще нужно сделать с собой, чтобы никто не помешал мне умереть, в голову не приходят уже даже никакие способы, хотя я большой специалист в... смерти? Ха-ха, смешно.
Тебе снова становиться смешно, не кажеться, что это признак помутнения твоего рассудка?
Замолчи, заткнись уже наконец, мне все равно. Все равно, ты слышишь? Ты, гнусное, отвратительное, гнилое существо, часть меня, может быть даже лучшая, монстр из зеркала, древнее скандинавское божество, зеркальный, черт тебя подери враг. Все равно, все...
Ненависть. Желание. Смерть.
Одно из моих самых заветных желаний, впрочем, пожалуй даже самое заветное, сбылось, и теперь осталось другое, которое исполниться, обязательно исполниться... Чертвертая попытка самоубийства за этот день? Пусть сорок четвертая, пусть шестьдесят шестая, пусть... Я доведу дело до конца, я обещала, я поклялась, я... Я сделаю это наконец.
Смех быстро сменяется слезами и сильной острой болью, без сомнения я снова возвращалась в проклятую реальность, которую так отчаянно и сильно желала теперь покинуть, также, пожалуй, сильно, как хотела возвращения из комы сестры... Она вернулась, она жива, ей больше ничего не грозит, я отдала свою жизнь, судьбу, счастье, свободу, чтобы она могла ожить, и теперь мне больше ничего не нужно, кроме смерти разве что. Сколько способов я знаю еще, сколько способов испробую, по выходу из этой проклятой больницы...
С трудом открыла глаза, вздохнула полной грудью, оглядела все еще расплывчатую палату, ее белые стены, узкое окно, капельницы, аппараты, проводки... Осторожно пошевелила пальцами, но тут же почувствовала на себе чей-то взгляд, и заметила его обладателя. Рядом с моей постелью, внимательно следя за каждым моим движением сидела медсестра, среднего возраста, с худым вытянутым лицом, выдававшим в ней жесткого и равнодушного человека.
Ко мне приставили охрану? Чтобы я... А что будет дальше, палата самоубийц? Я не сомневаюсь, что это дело рук сэра Моргана, которому очень нравиться продливать эту агонию, называемуюмоей жизнью, не сомневаюсь что он не перед чем остановиться, чтобы дать мне это единственное, чего я жажду всем своим естесством... Зачем? Как же так легко отпустить куклу, над которой так приятно издеваться, как же можно так легко позволить ей сбежать, ведь тогда, наверное, придется тратить время и силы на поиски новой... Или мои страдания как-то особенно приятны чертовому лорду так, что их нельзя заменить чем-то другим?
Ненависть.
Какое сладкое сжигающее тебя изнутри чувство, не правда ли!?
Пальцы безвольно сжались, это было, пожалуй, единственное, что еще слушалось приказов разума, и, заметив это моя сиделка произнесла скрипучим голосом, выразительно посмотрев на провода, отходившие от руки:
- Захотела снова в реанимацию?
- Нет, - слабо пробормотала я, слова обожгли пересохшее горло, свой собственный голос казался чужим, непривычным. Я подумала о том, что им ничего не будет стоить засунуть меня в палату самоубийц, и там... жизнь там, наверное, гораздо больший ад, чем моя жизнь здесь, по крайней мере одного у меня там не будет точно - малейшей возможности прекратить наконец-то эту глупую больную клоунаду, под названием жизнь. Нужно делать вид, что я хочу поправиться, нужно... выйти на свободу из этой больницы. Тогда в моем распоряжении будет огромный выбор способов...
Сверкающее, словно зеркало лезвие ножа, холодные воды реки, залива, моря. Веревка, газ, огромный ассортимент ядов и веществ, которые могли бы помочь мне в моем отчаянном желании, ртуть, передозировка лекарств, смертельная доза морфия... Выстрел, крошечная дырочка в виске, самый надежный и верный вариант. Прыжок с моста, крыши... И еще тысячи разных вариантов, которые даже не приходили мне в голову, но обязательно придут, окажись я на свободе.
- Где моя сестра? - спросила я, будто медсестра может знать, и она действительно не знала, пожала плечами. Повисла некоторая пауза, в которую все внутри меня рухнуло - какая к чертям смерть, если с Ингой не все впорядке, если она снова... впала в кому? Или что-то страшнее? Этот пистолет в ее руках, темный переулок, что с ней стало потом, после выстрела... Я... как это не печально не имею права даже на мысли о смерти, пока не убежусь в том, что с ней все в порядке. Да и если в порядке, то что будет с ней дальше, когда я умру, кто позаботиться о ней, если не я... Одна, в далике от родной страны, без знакомых друзей и родственников, еще слабая после долгой комы, что она будет делать, если я брошу ее?!
Нет, лучше не думать об этом...
Лучше не думать вообще о своем, то есть ее будущем, у меня то его нет, и не было. Неужели я думала, что все так просто - она очнеться и все, эта огромная ответственность, как бетонная глыба упадет с моих плечей?
Все, больше не нужно думать о ней, можно стать эгоисткой, можно...
Можно.
Я больше не способна сделать ничего для нее. Все что было в моих силах - сделанно. Теперь я для нее только обуза, такая же, какой и она была для меня. Если я умру, она станет сиротой, ее определят в приют, откуда ее, может быть заберут новые родители, у нее будет другая семья, другая жизнь... Она будет счастлива, и не стоит больше беспокоиться о ней.
Все решено.
Я хочу... и... я должна умереть. Должна - какое грустное и тяжелое слово, но мне никуда не деться от него, потому что это последнее, что я сделаю для нее, ее благополучия и дальнейшей жизни.
- Сказать вашему мужу, что вы очнулись? - оторвал меня от своих мыслей голос медсестры, я посмотрела на нее гневным испепеляющим взглядом и отрезала:
- Нет, - еще только этого мне не хватало. Обрадовать лорда Моргана тем, что его кукла, собственность, вещь, снова способна развлекать его своими переживаниями и своей нелепой жизнью? Не за что... Если бы у меня была такая возможность, а она, наверное у меня будет, я сделаю это, я убью себя у него на глазах, ведь это наверняка будет достаточно интересным зрелищем, чтобы развеять его чертову скуку?
Впрочем, подумав я все-таки сказала снисходительно, вспомнив о том, что он наверняка что-то знает о местонахождении моей сестры:
- Да, скажите... - наверняка его позабавит и то состояние в котором я нахожусь сейчас, ведь это не правда ли забавно, все эти трубочки, проводки... кукла, как она есть, - и... - сложно это говорить, ведь у меня лгать получается совсем не так хорошо, как у него, - я хочу его видеть.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Шопен - Piano Concerto no.2, Op.21 in F minor Larghetto
- Впрочем… Да, я… я зайду на минуту, - решился наконец, старый маразматик! И что я скажу ей, что я могу сказать, глядя ей в глаза?.. Что я могу?.. Просто посмотреть на нее, удостовериться в том, что она жива, и уйти, молча, так и не сказав больше ни слова… И без того много сказано. И без того ложь кажется ей правдой, а правда ложью… Никогда не поверит в мою любовь, никогда, никогда… Я обречен, я обрек себя сам, я должен уже смириться, привыкнуть, пора бы.
Я шагнул к двери, потянулся к дверной ручке, повернул ее… Моя Хельга лежала на кровати недвижима, в ее руке зажаты провода, кислородная маска на подушке рядом… Нет… Она снова… снова пыталась покончить с собой?! Нет…
- Сюда! – рявкнул на врача, тот спохватился, бросился к ней, крикнул на весь коридор страшное слово «реанимация». Я подхватил Хельгу на руки, едва ли дышала, слабый стук сердца, совсем не слышный… Нет, Хельга, нет…
- Что произошло?.. – обратился он ко мне.
- Куда? – спросил я, он повел меня по коридору. Я перешел на бег, каждая секунда дорога, каждое мгновение бесценно… Смерть, я звал тебя, но я звал для себя, так не трогай единственного человека, которого я люблю… Оставь в покое, мою, да пусть и не мою вовсе Хельгу… - Не медли, спасай ее, чертов Гиппократ! Сделай, что угодно, хоть в лепешку расшибись, но спаси ее, слышишь?! – страх? Да, страх. Я никогда не боялся так, я никогда не боялся. Тем более, никогда не боялся за кого-то. Как я мог еще сомневаться в том, что это любовь, черт побери… Что же делать, что, что… Я положил ее на кровать - или это все же стоило называть столом? Бессмертным не так часто приходится бывать в больницах, чтобы знать о таких мелочах – и повернулся к врачу. – Слушай, ты должен, ты обязан ей помочь…
- Слишком тяжелое состояние, - отрезал он. Что же делать, что?! Нельзя сидеть сложа руки! Я ведь… я ведь могу ей помочь… Да, я могу! Живая вода! Эликсир бессмертия! Да…
- Просто не дай ей умереть, пока я не вернусь, ты же можешь, эти все аппараты… Прошу тебя, не дай ей умереть! – выкрикнул последние слова, бросился бежать прочь, по коридору, к дверям, к машине. Я должен успеть, пока ее не забрала смерть… Смерть. Сладкое? Долгожданное слово?! Нет, черт побери, не так, все должно было быть по-другому!
Я мчался по шоссе, почти не разбирая дороги, до предела выжимая педаль газа. Успеть, успеть… Как мне удалось добраться до замка за два с небольшим часа, одному Богу известно… И сразу бросился в подвал, в место моих частых уединений, в музей невероятных открытий… Где же он? Где этот чертов эликсир бессмертия, где эта проклятая живая вода?! Нет… Нет! Ведь должна была быть еще одна доза, еще один темно-синий пузырек в 30 миллилитров, еще одна чья-то вечность… Вечность?..
Нет времени на раздумья, только бы успеть, только бы докторам удалось задержать смерть, удержать жизнь, только бы…
Снова мчался по шоссе, не помнил себя, забывал все, думал только о том, как спасти ее… В кои-то веки все мои мысли были заняты не смертью и желанием, а жизнью и, черт побери, да, любовью!
Распахнул двери с такой силой, что едва не сорвал с петель, вбежал в коридор. Успеть, успеть, успеть…
- Где она?! – самообладание? С чего бы?! Я и без того не отличался этим качеством, а тут… - Где она, черт тебя дери?!
- Успокойтесь, сэр, Ваша жена жива. Она в очень тяжелом состоянии, кризис миновал, но…
- Где?!
- Третья палата по коридору, но к ней нельзя, понимаете, ее состояние…
- Мне можно! – да, можно, черт побери, потому что я могу ее спасти, потому что я должен ее спасти. Я оттолкнул врача, бросился в палату, запер дверь и сел на пол у ее кровати. Моя окутанная новыми проводами девочка, моя бедная ледяная принцесса… Капельница, кардиограмма на мониторе, почти ровная, черт побери… И кожа еще бледнее, будто жизнь покидала ее… И жизнь действительно покидала ее тело…
Я открыл пузырек, дурманящий запах ладана разнесся по палате… 30 миллилитров, еще одна вечность, твоя вечность, Хельга… Вечность?..
Вечность… это же так страшно, так мучительно, так больно… Я же знаю… Вечность, проклятая вечность. Круги ада, агония, бесконечность страданий… И я обреку тебя на эту чертову вечность? Тебя?.. Ты хочешь умереть, как и я… Но… Смерть – это роскошь, которая непозволительна для тебя, моя дорогая… А вечность? Вечность – это кара, которой ты не заслуживаешь… Что я могу сделать тогда?
Старый маразматик, идиот, кретин, жертва склероза! Полдозы живой воды… Это ведь не вечность, это всего лишь жизнь… Это жизнь!
Снаружи крики врачей, угрозы… Не важно.
Прямая линии кардиограммы и протяжный сигнал… Не важно.
Я осторожно снял с ее лица кислородную маску. Всего полдозы. Ни каплей больше.
Я спрятал пузырек в карман пиджака, взял ее за руку… На экране – зигзаги сердцебиения. Дыхание. Моя Хельга, ты жива… Ты должна жить. У тебя впереди будущее, у тебя впереди счастье, радость, поверь… У меня же – бесконечный ад, агонии и муки, вечность…
- Я попрошу тебя только об одном: не умирай… - прошептал я одними губами, вряд ли могла что-то слышать, медленно приоткрывала глаза. Коснулся губами ее руки, как в последний раз, как прощальный поцелуй, вышел…
Моя дорогая Хельга, какое же это счастье… что ты жива…

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - OST - Giorgino - Ouverture
Выстрел, оглушающий звук, как раскат грома, как удар в гонг, отдавшийся звонким эхом в тишине, мгновенно окутавшей мое сознание мягким облаком. Я почти не успела понять что случилось, просто сделав шаг, чтобы забрать себе то, что предназначалось моему проклятому супругу. Смерть. Желанную, сладкую, как освобождение, о котором я молила, которого я так хотела, о которой мечтала так давно...
Удовлетворение, именно так, самое подходящее слово, пришло вместе с острой мучительной болью, которая разрывала на части, застилала глаза мутной пеленой, лишала способности мыслить и ощущать что-то кроме нее. Так больно не было еще никогда, и вряд ли еще будет, ведь это... моя последняя боль? Неужели сейчас все наконец-то закончится? Сердце замирает в восторге ожидания этого мгновения, последнего... Даже боль перестает казаться болью, все больше не имеет смысла... Я еще вижу тусклый свет фонаря, вижу размытый силуэт Инги, тени, слышу голоса, что-то чувствую кроме этой боли... Слова, как из-под толстого слоя воды, и зачем вообще говорить все это, зачем, когда я и так слышала это, вдоволь наслушалась уже, когда нет смысла... И вот темнота, глухая безответная, провалиться в нее, растаять, чувствовать только боль. Я уже мертва... или? Я представляла смерть совсем другой...
Темнота. Тишина.
Нет, это совсем не похоже на смерть, это...
Черт побери.
Даже то единственное, чего я так хочу, даже этого не дано мне... За что? За какие грехи?
Нет, что ты... у тебя ведь нет грехов, почти, разве что, кроме, но это не имеет значения. Ты сама хотела мучений, страданий, за весь мир, и вот, получи самое страшное и жестокое по имени жизнь. Может быть ад страшнее этого мира? Вряд ли, поэтому нет даже надобности в зеркальном лабиринте, терновом венце, ледяном озере, достаточно просто... остаться в живых.
Я медленно с трудом открыла глаза, это было сложно, потому что веки стали свинцовыми и неподъемными, словно их приклеили к глазам, словно они были пришиты прочными невидимыми нитями. Мучительно ослепил и ударил яркий белый свет, я отчаянно пыталась понять, где нахожусь, слепо щурясь в расплывающиеся силуэты комнаты. Постепенно очертания стали более явными, и я поняла, что это больничная палата.
Ты хотела поменяться местами с Ингой? Прошу – она вернулась к жизни, а ты лежишь на бойничной койке, словно заменив ее...
Я осторожно попыталась пошевелить пальцами руки, и мне это удалось, хотя и с трудом. Нет, я не в коме, и... не мертва.
Почему?!
Ну почему мне не дали умереть!?
Я смутно, с трудом вспомнила все, что слышала и видела до того как потеряла сознание, рухнула в эту пропасть, и задумалась надо всем, что успела запомнить. Искренность? Или мой рассудок действительно помутился, или я слышала в этих словах искренние чувства? Но откуда им взяться, черт их побери, разве такое... чудовище, как он вообще способно на это? Что я выдумываю себе здесь, после всего что было, что за глупые и нелепые сказки придумываю и рассказываю сама себе? Полнейший бред, самый настоящий глупый и смешной, и откуда он вообще берется в моей голове? Впрочем, в этой голове и так слишком много лишнего, постороннего, ненужного, от которого не мешало бы избавиться...
Любовь – это никчемное, размытое понятие, как и честь, долг, достоинство
Неужели ты уже забыла эти слова? Как слаба твоя память, что так легко стерла их, не оставив и следа? Так вспомни, так осознай, наконец, что человек, говоривший такое вообще не способен на какие бы то ни было человеческие чувства, и пытаться услышать в его голосе взаимность, смешно, нелепо... Я не знала, что ты скатилась до такого... Замолчи. Шепотом, все также про себя. В моей голове слишком много всего постороннего, и ты самое постороннее, что только может быть там, слышишь?
Конечно.
Ведь я говорю правду, которую ты даже озвучить боишься... Не так ли? Если я начну говорить то, на что ты пытаешься закрыть глаза, чтобы не думать об этом, ты снова начнешь пытаться изгнать меня, обещать убить, ведь я права? Не нужно даже проверять, но меня это забавляет... Как забавляет твоя глупая доброта и ненужная жертвенность. Такое впечатление, что ты уже готова простить, и броситься этому человеку на шею... Словно ничего не было, словно он не унижал тебя, не говорил слов, страшных и горьких, смешивая с грязью твои принципы, не угрожал тем, что лишит твою сестру медицинской помощи, которую он ей оплачивает, не сделал с тобой этого в конце-концов... Готова все простить? Готова вспомнить свои прежние нелепые порывы полюбить старика, списывать все его выходки на старческий маразм? Или ты уже готова броситься в бездну бесчестия, бездну в которой такие слова, как любовь, долг, достоинство, не значат ничего и их можно бесконечно произносить, придавая им другой смысл?
Замолчи.
И откуда только силы в этой руке, ставшей безвольной, кукольной, почти не моей? Оторваться от простыни, вцепиться пальцами в провода, соединяющие меня со всеми этими аппаратами, так похожими на те, что продлевали жизнь моей сестры, рвануть изо всех сил, сбросить с лица кислородную маску...
Лишь бы только не слышать этот голос, проклятый голос.
Голос разума?
Или... безумия?

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Bioshock - Dancers on a String
- Я… Я рад за тебя, моя дорогая… Твоя сестра наконец очнулась, и ее непременно найдут, - как мог мягко проговорил я и, глядя в ее глаза, полные слезы, хотя ни одна соленая капля не упала сейчас с ресниц, очень захотел ее обнять, просто обнять, успокоить что ли, едва потянулся к ней руками, как вся та ненависть вернулась в ее взгляд, разгорелась с новой силой. Разве я не этого добивался, черт побери? Мечты сбываются. Ха-ха… Горько.
- Не смейте ко мне прикасаться! – не крик, нет, твердый и уверенный голос, почти стальной.
- Как тебе будет угодно… - прошептал я, поднялся и вышел прочь. Невыносимая ненависть, невыносимое презрение… Здравствуй, мое вечное несчастье, моя нескончаемая агония, здравствуй, мой ад. Я заслужил.
Я ждал ее у машины, и совсем скоро Хельга вышла. Она не брала с собой вещей, впрочем, как и я, и мой маскарад уже ни к чему, она все знает. До других мне дела нет. Дорога заняла несколько часов, и за это время Хельга не произнесла ни слова, она напряженно глядела на мелькавшие за окном пейзажи, и я тоже молчал. А что мог сказать? Все слова уже сказаны, и все поступки совершены, черт побери… Я следил за дорогой - пустое шоссе, кому еще в столь поздний час могло придти в голову прокатиться до Лондона – и пытался понять, жалею ли об этой счастливой-несчастной ночи, о роковой ночи?.. Или же нет?.. Если бы я мог повернуть время вспять, неужели я остановился бы?.. Нет, черт побери, я бы не смог, я бы точно так же, точно там же… Жалею ли я?! Да или нет? Такой простой вопрос, а я не могу ответить. Если бы я мог повернуть время вспять, я бы… не допустил желаний, тем более чувств… Как?! Был только один способ не допустить этого – не заходить в тот чертов магазин, а еще лучше не прилетать в эту проклятую холодную страну!.. Хельга, если бы ты знала, что творится в моей душе, если бы только могла узнать… Впрочем, ни к чему. Я и так сказал тебе много лишних слов. Моя любовь разрушает, стирает в порошок, убивает… Если бы только меня, но… Моя страсть – твоя боль, твоя боль – моя мука… Все круги ада, бесконечная агония, череда страшных «никогда», хотя в запасе чертова вечность… Черт побери!.. Я разрушил все сам, я испортил все сам, я сам себя наказал…
Я остановил машину на стоянке, неподалеку от злополучной больницы – за что я им только деньги плачу?! Упустить коматозного ребенка? Смешно! - вышел и огляделся. Хельга вышла следом, она отчаянно искала глазами эту чертову девчонку, вглядывалась в сумрак переулков, оборачиваясь на каждую тень… Ах, моя – как отвыкнуть от этого приятного местоимения – ледяная принцесса, ты никогда не полюбишь меня, впрочем, не только меня… Все твое сердце отдано этой твоей Инге, будь она не ладна… В нем просто нет, не может быть места для кого-то кроме…
- Инга! – позвала Хельга, настойчиво, громко. – Инга! Инга, милая, отзовись!..
Этот голос никогда не прозвучит для меня ласково. Сам добивался, сам виноват!
Эти глаза никогда не станут искать меня… Сам все сломал!
Эта ледяная принцесса никогда не ответит на мое чертово бесполезное бестолковое чувство… Сам назначил себе кару… Так неси, сэр Морган, этот крест на своих плечах вечно, стирай ноги в кровь, пройди всю землю вдоль и поперек, пройди все круги ада, бейся в агонии, но продолжай идти и нести с собой, на себе этот чертов крест, которому имя любовь…
Свет одинокого фонаря вырвал из темноты тонкую фигурку, она раскачивалась туда-сюда, подняв светловолосую голову, глядя неотрывно на раскаленную лампу, возле которой кружили ночные бабочки. Инга? Черт побери, точно Инга. Она стояла в свете фонаря в больничной пижаме и, кажется, что-то держала в руке.
- Хельга! – окликнул я супругу шепотом, она вздрогнула и обернулась на меня, впрочем, до меня ей не было никакого дела, едва увидев сестру, моя – не моя, а ее, черт побери - дорогая Хельга улыбнулась и громко, радостно – никогда не видел радости на ее лице… - закричала:
- Инга!..
Черт побери, это… пистолет!.. В тонкой руке зажат пистолет, Инга медленно повернула голову. Глаза, почти такие же, как у Хельги… Впрочем, нет, несравнимо. Похоже, но не то… Предвзятость? Да, конечно, разумеется.
Инга… И пистолет… Что если?.. Смутная догадка. Эта девчонка ведь тоже бедная исландская, без сомнения, девственница… И, должно быть, не лишена доброты, с такой-то сестрой… Так, может быть, еще не все потеряно? Может быть, эта никчемная коматозница на что-то сгодится?..
- Инга… Моя маленькая Инга… Ты жива, ты цела… Инга… - шептала Хельга, по щекам катились прозрачные слезы, одна за другой. Черт побери, я здесь лишний… Да, лишний. Лишний в этом чертовом мире.
Инга, видимо, тоже подумала об этом, она подняла руку с зажатым пистолетом и сделала пару шагов, еще немного поближе. Хельга смотрела на нее непонимающе.
- Инга, что ты делаешь? Инга! – бесполезно, моя дорогая, уговаривать эту малолетку. Она увидела во мне угрозу для тебя, увидела сразу и теперь, кажется, приняла решение угрозу устранить. Что ж… Это лучший исход. Стреляй, никчемная бесполезная сестра моей любимой! Стреляй, спаси ее…
Тонкий, почти прозрачный палец опустился на курок… И выстрел, заставивший меня замереть. Так быстро летит 9-тимиллиметровая пуля, так быстро должна была оборваться моя чертова бессмысленная жизнь… Вместо это спина Хельги прямо передо мной, вместо этого ее сдавленный крик, вместо этого сирена не то кареты скорой помощи, не то полицейской машины, вместо этого оседающее тело любимой женщины, ее кровь на моих руках…
- Нет, нет, нет… - сам не заметил, как опустился вместе с ней на мокрый асфальт, как начал говорить, шептать, как брал ее руку, как прижимался к прохладной ладони щекой и смотрел в глаза. – Нет! Ты не можешь умереть, Хельга, нет… Нет! Я прошу тебя, я умоляю… только не умирай… Ты должна жить! Ты должна жить… Хельга, пожалуйста, не умирай… Все ведь будет хорошо, все будет, как ты захочешь… Я ведь… Черт побери, я так люблю тебя… Прошу тебя, живи… Живи, моя дорогая… - я коснулся губами ее руки, будто и впрямь прощался. Нет, нет, нет… Только не ты… Тысячи проклятых вечностей, бесконечный ад, все, что угодно – лишь бы ты жила… - Хельга, не умирай… Хельга!.. – ее кристальные глаза закрылись… И, кажется, весь мир рухнул в этот момент. – Хельга!.. Нет!.. – закричал… Нет. Нельзя. Нужно спасать.
Я поднял ее на руки, бросился в больницу…
Зачем ты сделала это, моя дорогая?! Чего ты хотела?
Едва ли спасти меня… Нет, ни к чему. Бред. Твое доброе сердце способно на подвиги, но это уже слишком, здесь другая причина…
Умереть?.. Ты же тоже хотела умереть… Умереть от рук собственной сестры? От рук сестры, которую ты только-только обрела вновь? Нет, Хельга, нет…
Отомстить?.. За всю ту боль, за все страдания и муки отомстить мне таким странным, изощренным способом? Отнять у меня надежду, отнимать ее снова и снова, не дать мне покоя?..
Или и то, и другое. Убить двух зайцев одним выстрелом? Впрочем, ты же не любишь охоту…
Моя дорогая, я не могу понять. В чем причина? Почему ты закрыла меня собой?..
А знаешь… Это все не важно, не имеет значения… И мои агонии, моя проклятая вечность тоже… Единственное, что важно по-настоящему… твоя жизнь. Лишь бы ты выжила… Лишь бы ты жила… Только ты…
- Вы муж? – в коридоре показался врач, он подошел поближе и остановился в метре от меня.
- Да, - кивнул я, накинул белый халат на плечи и перевел дух. – Как она? – с ходу спросил я. Лучше сразу правду мне в лицо, не скрывай, врач, не медли, еще минута затянувшейся напряженной паузы, и я задушу тебя своими руками.
- Ваша жена пришла в себя, - сказал он наконец. Слава Богу! Неужели кто-то там наверху услышал мои молитвы?.. - Вы можете зайти к ней на пару минут.
- Не думаю, что это уместно, - я отвел взгляд. Из всех людей я самый ненавистный ей. А в такие минуты хочется видеть любимых, разве нет? – Скажите, ее жизни что-то угрожает?
- Состояние довольно тяжелое, мы не можем давать гарантий.
- Если с ней что-то случится, - я не отдавал себе отчета в действиях, схватил врача за грудки. – Я закопаю тебя, и всю твою чертову больницу взорву к чертям собачьим, ты меня понял?!
- Я понимаю Ваше горе… Но мы сделаем все, что в наших силах… - его спокойный тон остудил меня. Я отпустил его, сделал глубокий вдох. – Может быть, все же зайдете, пока она в сознании?
- Нет, не стоит…

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - М.Р.Ф. - Мои новые черные крылья (Студийный вариант)
Сердце остановилось, или, по крайней мере, замерло на короткое мгновение, растянувшееся в минуту, час, вечность... Я больше не слышала, как оно бешено и отчаянно стучит в груди, проклятое, еще живое. Почему я не могу отдать даже его своей сестре, чтобы моя смерть стала только живой водой для ее возвращения, а я наконец-то получила то, чего так отчаянно и сильно хочу. Холод, леденящий душу холод смерти. Которую я, черт побери, подарила стольким, и не могла подарить себе...
Гнев сменился равнодушием, а ненависть призрением, незаметно, так, что я даже не заметила, как это произошло. С трудом остановила себя, занесенную в воздухе руку, осознала как это глупо и нелепо и растерянно посмотрела на стоявшего в дверях дворецкого, который в свою очередь, теперь тоже смотрел на меня, слегка улыбаясь только уголками губ.
- Поздравляю, хозяйка, - произнес он, - ваша сестра очнулась...
Если бы я сейчас стояла на ногах, я бы обязательно потеряла равновесие и рухнула на пол, но меня спасло мягкое кресло, дальше которого падать было уже некуда, я отчаянно вцепилась пальцами в его ручки, почти забыв даже про своего проклятого супруга и переспросила дрожащим голосом:
- Очнулась?... Это... – только не расплакаться снова, с трудом сдерживать слезы, которых и так пролито больше, чем достаточно. Хватило бы, чтобы напоить дождем выжженную солнцем землю, хватило бы на бескрайний глубокий океан, в котором можно утонуть... Утонуть. Какое сладкое и желанное слово... Темные воды реки Эйвон, ванна, наполненная до краев, море, залив, в который мне когда-то так хотелось броситься, в котором утонул тот мальчик, который хорошо умел плавать... Который хотел жить, в отличии от меня...
Я совсем не хочу этого, не капли. Заберите мою проклятую жизнь, дайте мне свободу и успокоение, последнее, о чем я прошу...
Все-таки остановить себя, пересилить, выдавить хоть слово, хриплое от сдавленных рыданий, дрожащим голосом, глотая собственные слезы, медленно стекающие по лицу, - правда...?
- Да, хозяйка, - Вилли слабо, почти незаметно кивнул, и его улыбка насмешливая и в тоже время вежливая стала более явной и ощутимой, теперь было легко понять, что он улыбается.
- Это и есть скверные новости? – осведомился до этого молчавший сэр Морган.
- Нет, хозяин, - возразил дворецкий, - скверная новость то, что Инга, очнувшись, напала на врача и сбежала. Непредсказуемо для ребенка так долго находившегося в коме, не находите...
- Где она сейчас?! – нетерпеливо перебила я.
- В Лондоне, хозяйка. Ее ищут, - ответил Вилли, - желаете отправиться в Лондон завтра утром?
- Сейчас, - приказала я, и даже удивилась тому, как твердо, уверенно и жестко прозвучал мой тихий ослабевший от слез голос. Откуда во мне еще силы приказывать, повелевать и вообще думать. Впрочем, это гораздо лучше, чем растерять последние крупицы самообладания, снова пытаться покончить с собой, продумывать способы, или плакать, кричать, биться в истерике, произносить слова ненависти... Мне просто дали шанс, точнее нет, не так, шанса мне никто не давал, он был у меня еще давно, не знаю даже уже когда, но, кажется гораздо раньше охоты, когда я в последний момент подняла ствол дробовика, не дав себе убить его, а стоило, стоило, черт побери, может быть еще тогда, в пыльном книжном магазине, где я подписала себе приговор, пожизненный, жестокий, страшный. Скорее всего, именно там, я лишила себя последнего шанса, а сейчас... Что же появилось у меня теперь? Надежда? Вера? Удовлетворение, пожалуй, даже так... Потому что случилось то, о чем я молила, долго вопрошала равнодушные небеса, то, чего я хотела больше всего в жизни... Она вернулась. Моя сестренка. Моя кошка Шредингера, которая могла быть мертвой, но оказалась живой... И теперь я сама найду ее, найду, чтобы хотя бы увидеть, убедиться в том, что меня не обманули, и она действительно вернулась, ей подарили жизнь, новую нормальную жизнь, новое нормальное будущее, которого у меня не будет никогда... Какое горькое и жестокое слово, страшное и мучительное, как смерть, как безысходность, впрочем, по сравнению с ним смерть что-то легкое и приятное, короткое и быстрое, когда как никогда это вечность нескончаемая, долгая, бесконечная...
- Я подготовлю все к отъезду, - оторвал меня от своих мыслей голос Вилли, и звук хлопнувшей двери. Я снова осталась наедине со своим проклятым супругом.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - И.С. Бах - Соната для скрипки и клавира №1 си минор (кажется)
Я сидел у ее кровати, глядя на нее, спящую, и даже во сне она, кажется, плакала… Так показалось мне. Хотя, конечно, это лишь капли дождя с мокрых, белых как снег волос…
Что я наделал?.. Эта чертова роковая ночь, что похоронила мою последнюю надежду, но… не это главное… Моя дорогая Хельга, моя… любимая Хельга, впрочем, и теперь, как и прежде, не моя, ты должна жить… Ты единственная, кто этого достоин… Черт побери!.. Кто же там, наверху, так жестоко посмеялся над нами?.. Я хочу умереть, но никогда уже, впереди – вечные муки, круги ада, плата за единственную ночь – чертова вечность… И ты, Хельга, хочешь умереть… Я знаю, каково это, я понимаю твое желание, как никто другой, но не могу… Не могу тебе позволить совершить это. Никогда, моя дорогая, не смогу…
Все, чем я могу помочь тебе теперь, это попытаться сделать твою несладкую жизнь немного легче, ведь твоя обжигающая не то холодом, не то пламенем ненависть, что оставила на моей спине шрамы в подтверждение пусть не страсти, но все же чувства, твоя ненависть теперь ни к чему, она не имеет больше смысла… Я мог бы стать для тебя кем-то, кто бы мог о тебе позаботиться, кем-то, кто окружил бы тебя теплом, кто согрел бы, а не сжег, кем-то родным, с кем ты могла бы поделиться своими мыслями, кем-то, кто приятной беседой о музыке, например, развеял твое одиночество, кем-то… Но как? Как теперь? Ведь где-то очень глубоко, в моей зачерствевшей душе все еще не истерты в пыль крупицы чести… Странно думать о чести после того, что сделал… Но тем не менее эти крупицы, не больше песчинок, не позволят мне делать вид, что ничего не было – да и забыть это невозможно, мгновения, когда я был самым счастливым и самым несчастным в одно и то же время, когда любовь победила смерть, а желание расправилось с жалким милосердием, когда Хельга, единственная, кого я люблю, ненавидела меня всем своим существом, и я был, должно быть, единственным, кого она ненавидела, когда я, привыкший брать, отдался ей, той ночи, чертовым непреодолимым желанием… Нет, такое нельзя забыть, такое никогда не повторится…
Я должен рассказать. Рассказать ей все. С самого начала. И до последних минут. Про алхимию, про живую воду, про бессмертие… И про эту ночь.
Рассказать. Ей. Все.
Не знаю, сколько еще я просидел вот так, у ее кровати, но, когда отвлекся наконец, от своих тяжелых, гнетущих, убивающих и не способных убить мыслей, за окном уже светило солнце… И я поспешил уйти, ни к чему ей видеть это старое морщинистое лицо в момент пробуждения… Да и вообще ни к чему…
Я заперся в своей комнате, пытался собраться с мыслями, но даже не представлял, как говорить ей обо всем, как… «Дорогая, знаешь, я бессмертен, я алхимик и, кстати, это я изнасиловал тебя вчера на кладбище»… Ужасно звучит. Хотя вполне соответствует реальности…
А может быть, я смогу? Притворяться, играть… Мог же раньше. И сейчас смогу, разве нет? Сделать вид, что все в порядке, что прошлой ночью ничего не было, что вообще ничего не было, начать жизнь с чистого листа… Поздно.
Слишком поздно. Слишком далеко зашел. Слишком сложно объяснить…
Вернулся все же в ее спальню, уже вечером, и за окнами стояла тишина, сотканная из скорби и васильковых сумерек. Хельга стояла у окна, кутаясь в свой чертов свитер, лицом к двери, рядом с креслом, когда я вошел в комнату.
- Сэр, я… - она хотела что-то сказать, но… прости, моя дорогая, сегодня буду говорить я.
- Хельга, - просто называть ее вслух по имени… Вслух по имени – как она никогда меня не назовет… Что будет после того, как я скажу ей? Впрочем, когда я думал о последствиях! – Сядь, прошу тебя, я должен с тобой поговорить, моя дорогая, - «прошу тебя»? Что дальше? «Не соблаговолите ли Вы…»?! Я дождался, когда она сядет на кресло, и тяжело вздохнул. Ты думаешь, моя дорогая, что я стану обвинять тебя в чем-то, ругать? Нет… Мои слова будут куда страшнее, чем упреки… Потому что нет ничего страшнее правды.
- Сэр… - она подняла на меня свои кристальные глаза, полные боли, красные от слез. Ты снова плакала, моя дорогая?... Ну почему же ты не убила меня вчера до? Всем было бы легче… Впрочем, я сам выбрал свою судьбу. – Что с Вашим лицом, сэр?..
- С лицом… - повторил я, мои царапины… Хм, ты еще не видела спину, моя дорогая. – Это… кошка, - дикая исландская кошка постаралась, моя дорогая. – Впрочем, все по порядку. Я решил рассказать тебе все. Надеюсь, ты готова слушать. Эта история, странная, едва ли правдоподобная, но случившаяся на самом деле, началась в 1645 году… Когда я родился на свет…
- Что?.. – и без того бледная Хельга совсем побелела. Наношу удар за ударом по твоему несчастному сердцу, но разве ложь была бы для тебя лучше? Нет, нет, даже самая страшная правда лучше, достойнее любой лжи. Держись, моя дорогая, и дослушай до конца.
- Я живу уже 327 лет… или немногим больше, после 100 перестаешь считать. И я бессмертен. Живая вода, - и еще десятки слов между этими фактами, сотни событий, войны, перевороты, скитания. – Великая Книга Тайных Знаний гласит, что убить меня может только… бедная исландская девственница с добрым сердцем… Вот почему…
С каждым последующим словом она все отчаяннее мотала головой, не верила, в конце концов поднялась с кресла, резко, порывисто, метнулась к двери.
– Это какой-то бред! Этого не может быть! Вы… Вы сумасшедший! – моя бедная Хельга… Я поймал ее за руку и усадил обратно в кресло.
- Ты не веришь? – спросил я тихо, тяжело вздохнул и достал из кармана пиджака тонкую колбу с мутным зельем. – Я докажу тебе, моя дорогая… - залпом, одним глотком. Главное – решиться. Снадобье начинало действовать, и Хельга испуганно смотрела, как чернеют волосы, как разглаживаются морщины, как вдруг ее старый муж превращается прямо на глазах в того страшного человека, который посмел сделать – как я мог?.. Я не мог иначе… неизбежность… - с ней то, что нельзя простить, забыть, стереть из памяти. Никогда.
- Нет! – Хельга пронзительно закричала, прикрыла рот ладонью, дрожащими пальцами, вжалась в спинку кресла. Какой страх… Какой животный, инстинктивный страх… Во всех нас, что ни говори, живет зверь, который рано или поздно вырывается наружу. Страхом или страстью, яростью или желанием… - Я… Я ненавижу Вас! – она обхватила голову руками, и снова крик, такой искренний. – НЕНАВИЖУ!!! – Хельга снова хотела убежать, я не дал, упал на колени перед креслом, у ее ног, хотел взять за руку, не решился, не смог, не посмел. Недостоин даже прикосновения пальцев… Достоин лишь пощечины, хлесткой, горячей. Получил ее тут, заслужил. И Хельга бы продолжала, если бы у нее было больше сил, если бы не была еще так слаба… И я бы рад был, если бы она била меня, нещадно била, ругалась, если бы снова и снова пыталась убить, хоть и тщетно теперь, я был бы рад, но она замерла.
- Это мой истинный облик, истинный облик твоего старого дряхлого немощного мужа… Прости мне эту ложь… - что же я не прошу прощения за ночь?! За то, что сделал?! Потому что чувствовал в ней ответный порыв?! Нет, порыв, порожденный ненавистью, не имеет значения… Нет, черт побери…
- Да как Вы… Как Вы вообще смеете… говорить мне все это?! – снова крик, срывающийся в плач, в рыдание, и хрупкие плечи, скрытые под нелепым свитером, дрожали, и прерывистое дыхание…
- Я люблю тебя… - слишком часто стал повторять эти слова, хотя обходился без них веками, не помню, когда говорил их другой женщине, никогда прежде эти слова не имели такого значения, хоть и были совершенно бессмысленны. Как глупо, но я не могу не говорить их, этих странных слов, не могу молчать. – Я знаю, ты не веришь мне, ты не поверишь после того, как я…
- Замолчите! – отчаянный крик, и, кажется, задребезжало тонкое оконное стекло. И я бы с радостью провалился сквозь землю. Если бы мог…
- Ты никогда не поймешь меня, Хельга, я и сам понимаю себя с трудом, но знаю, истинно знаю только одно: я люблю тебя…
- Замолчите, черт Вас подери! – еще один удар, молодец, моя дорогая, отомсти. Причини мне такую же боль, как я причинил тебе, пусть это станет искуплением. Ну же…
- Ты никогда не поймешь этого… - я не смотрел на нее, не смел смотреть в глаза, не смел? Да, пожалуй, именно так… - Но я люб…
- Заткнитесь, черт побери! – снова крик, и еще одна пощечина, прошу, продолжай. Я хочу хоть как-то искупить свою непростительную вину перед тобой, но нет… Вряд ли это возможно. Вряд ли что-то вообще возможно теперь… Я все испортил сам.
Наш разговор – если это вообще можно назвать так – прервался стуком в дверь, не дожидаясь ответа, на пороге показался Вилли.
- Скверные новости, хозяин… - сообщил он, ничему не удивляясь.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - И.С. Бах - Адажио (Переложение для виолончели и форт
Шум воды из-под крана, словно звук разбивающихся после падения с высоты брызг горного водопада. Закрыть глаза, и попытаться представить себе это, оторваться от оков этого мира, чтобы ощутить все краски, все звуки и запахи густого тропического леса... Волшебная страна, в которой нет места боли и страданиям, одиночеству, страху, отчаянию. Дурманящий аромат цветов, которые мне даже не приходилось встречать в своей жизни, и даже названий которых я не знаю, и вряд ли узнаю когда-то... Прикоснуться к нежным ярко-пурпурным лепесткам... Пальцы хватают только воздух, и все это красочно-сказочное видение рушиться в одно мгновение. Я открыла глаза, мучительно ноющие, покрасневшие и опухшие после долгой истерики, уперлась взглядом в монотонную плитку, которой была отделана ванная комната. Вода уже достигла самого края – еще немного, и она преодолеет его и польется на пол... Это не имеет значения. Ничего не имеет значения. Я хочу обратно, в этот цветной сон, в эту выдуманную реальность, назад, спрятаться там, убежать... Одно движение, опустить голову под воду, и считать, пока не закончится воздух, пока... Немного... Нет. Я вынырнула, жадно вдыхая, как рыба, выброшенная на берег, задыхающаяся на палящем солнце. Утопиться в ванной это глупо, это бессмысленно, это... А что мне еще остается?
Закрыть оба крана, тряхнуть мокрыми волосами, пытаясь прогнать наваждение.
Нужно вернуться в комнату...
Нужно?
Откуда вообще взялось это слово?
Ничего мне уже не нужно... Ничего не имеет значения. Единственное чего я хочу – утопиться в этой проклятой ванне, или в реке Эйвон, броситься в ее темные воды, исчезнуть в них, распахнуть настежь эту дверь, которую я милостиво открывала для стольких людей, и до сих пор не могла открыть для себя...
А что за ней? Холодные воды реки забвения, кромешная темнота и обессиливающая тишина или волшебный цветущий сад? Есть только один способ узнать...
Я вернулась в свою комнату, переоделась из мокрой рубашки в растянутый свитер и бесцветные брюки, одежда, которую я привезла с собой, оттуда, куда вряд ли когда-то вернусь теперь, которая даже пахнет домом, сохранив в себе пусть такой незначительный, но привет из прошлого. Перебирать свои вещи, дрожащими пальцами, достать фотоальбомы, те, что еще дома, в последний день до отъезда я обливала горькими слезами... Мое безвозвратно потерянное прошлое, мое навсегда исчезнувшее детство, сладкое время, которое больше никогда не вернется... Померкнувшие и выцветшие от времени фотографии, время не пощадило их, не пощадило и людей, что счастливо и беззаботно улыбаются с них, не зная, даже не догадываясь о том, что случиться с ними совсем скоро... Не догадываясь даже о том, что однажды, кроме этих фотографий от них ничего не останется... А те, кто остались в живых, и не думали о том, что готовит им судьба. Эти искренние беззаботные улыбки, это грустное, пахнущее тленом счастье, разрушившееся, исчезнувшее, легко, быстро, как появившееся из-за туч солнце, всего на мгновение, короткое, незабываемое... Но кроме памяти ничего не осталось, и эта память причиняет боль... Я когда-то была счастлива? Я уже почти не верю в это... Но фотографии утверждают обратное. Две маленькие светловолосые девочки, которые улыбаются на каждой фотографии, держаться за руки, обнимаются, не отпускают друг друга... Мы не знали, даже представить себе не могли, что однажды случиться с нами, что между нами вырастет стена из холодного оцепенения, казалось бы, навсегда разделившая нас, с детства клявшихся быть всегда вместе. Когда у меня появилась сестра, я пообещала и себе, и родителям, что всегда буду рядом с ней, и не оставлю ее чтобы не случилось... Чтобы не случилось... А что стало со мной? Наивная девочка с фотографий, с распахнутыми большими глазами, в которых отражаются как в зеркале все переживания до единого, и добрым сердцем, готовая страдать за весь мир, получила то, что хотела? Вряд ли я хотела этого, тогда я просто совсем смутно осознавала что, значит, жертвовать собой, хотя и отчаянно мечтала о подвигах и геройствах... Пожертвовала? Всем, что у меня было. Будущее? Теперь у меня нет будущего, впрочем, его не было с самого начала... Жизнь? Она целиком и полностью принадлежит моей сестре, и будет длиться только до тех пор, пока нужна ей... Душа? Лучше и не думать теперь об этом... Тело, и даже честь, черт побери, всем этим я пожертвовала ради... ради нее?
И мне больше нечем жертвовать.
Прости меня.
Превышен последний болевой порог.
Непреодолимо я приближаюсь к запретной черте...
Я больше ничего уже не смогу дать тебе, моя бедная маленькая сестренка, мне больше нечего отдавать, наверное, уже нечего. Все что у меня осталось – этот пыльный фотоальбом, грустные воспоминания о счастье. Жестокая ирония, или все-таки реальность? Порой, счастье причиняет, куда большую боль, чем любое горе, тем, что однажды неслышно ускользает, растворяется, как песок, сквозь пальцы... И каждая крошечная песчинка приближает нас к границе, к этой двери, которую просто нужно иметь смелость открыть.
Веревка?
И откуда она здесь, среди вещей привезенных из Исландии, зачем... Впрочем, я отлично понимаю зачем, и, обязательно воспользуюсь ей по назначению. Петля, узел, привязать ее к старинной люстре, потянуть, проверить, вроде держится крепко, подняться на стул, набросить ее на свою шею. Страшно? Обратной дороги уже не будет – перебинтовать руки, выпить противоядие, нельзя... Впрочем, зачем мне нужна обратная дорога, разве я хочу вернуться к жизни, жить дальше, после... Одно немыслимое усилие и я толкнула стул, не успела даже вскрикнуть, только хрипло прошептать что-то, вцепилась руками в петлю... Немного, еще немного, короткая предсмертная агония.
И я открою эту дверь, за порог которой шагнуло столько близких и дорогих мне людей, безвозвратно, необратимо. И я узнаю что там, за ней – цветущие райские сады, пустота или ад... Впрочем, вряд ли существует ад, страшнее жизни, вряд ли...
Звук хлопнувшей двери, который я слышала смутно, отдаленно, перестав уже даже бороться, задыхаясь. Нет, не нужно мне мешать, даже не вздумайте, дайте хотя бы умереть спокойно, я имею на это право, единственное, что еще у меня осталось, мое, не пожертвованное никому ради вселенского блага и спасения человечества или кого-либо – смерть.
Сладкое желанное слово...
Но даже этого у меня нет.
Ничего.
Ни-че-го не осталось.
Кто-то перерезал веревку, посадил меня на кровать, снял с шеи проклятую веревку.
- Вилли, принеси воды, - я узнала голос своего супруга и трижды прокляла и его, и эту глупую очередную попытку самоубийства, за которую сейчас меня будут отчитывать, как школьницу или нашкодившую кошку. Черт бы вас побрал, сэр Морган, побрал бы уже, наконец, ведь вам ничего не мешает просто спокойно лечь и умереть, отправиться в долгожданное забвение? Ведь только я не имею права даже на это, потому что пока я еще нужна Инге, я не имею права забывать о ней, я... мразь. Проклятая эгоистка. Как я могла позволить себе это?
Я сама избрала эту судьбу...
Я не имею права на побег, на трусость. Я обещала бесстрашно идти до конца, терпеть любую боль, любые унижения. Комната с зеркалами. Зеркальный лабиринт... Секреты зияющей бездны, терновый венец... Раскаленные угли, позор, насмешки, агония, безумие, бесчестие... Сломалась при первом же испытании на прочность? Смешно и банально...
Нет... Слишком много этих испытаний на прочность.
Последний болевой порог превышен, пожалуйста, хватит...
Я осторожно поднялась, села на кровати, осторожно посмотрев на своего супруга, но боясь встретиться с ним взглядом, сейчас мне меньше всего хотелось чувствовать на себе его проклятый взгляд.
Нужно как-то оправдываться... как?
- Я... – начала было я, но так и не нашла подходящих нужных слов, да и заметила как охрип и дрожит мой голос и засмущалась этого. Слезы сползали по щекам, выдавая эту отвратительную горькую слабость, я отвернулась, чтобы не показывать их ему, чтобы они лишний раз не доставляли ему удовольствия. Глупо. Отвратительно глупо, ведь не сложно услышать их в моем голосе, который предательски выдает меня.
- Что случилось, моя дорогая? – осведомился мой муж, я насторожилась, потому что ожидала упреков, наказаний, гнева или злости, но не услышала ничего этого. Впрочем, возможно он уже знает все, и хочет позабавиться, заставив меня саму признаться в том, что случилось, словно я виновата в этом. Непременно буду, виновата, что я делала ночью на кладбище, и вообще в произошедшем исключительно моя вина.
- Этот человек, сэр... я говорила вам о нем, - с трудом сдерживая так и рвавшееся из груди рыдание произносить слова, которые как удары плети причиняют жгучую сильную боль, впрочем, разве мне еще может быть больнее, чем было? Вряд ли, - что приходил сюда ночью, - самое интересное? Пожалуй. Как сознаться в том, что здесь вообще произошло, сгорая от стыда, отвращения к себе, ненависти к нему, впрочем, как и к себе самой, озвучить в слух. Я утерла слезы, предательски выступившие на глазах рукавом свитера, и опустилась на колени, на полу, низко опустив голову, готовая к праведному гневу, ударам, наказаниям... может быть мне даже станет легче, если меня накажут, если... Убьют совсем? Но об этом даже молить глупо, моим хозяевам, точнее хозяину, вряд ли знакомо такое чувство, как милосердие.
- Накажите меня, сэр, как вам будет угодно, - сколько чертовой покорности, склоненная голова так и просит короновать ее терновым венцом, и как тебе роль невинной мученицы, о которой ты так долго вопрошала, здесь называя страданиями какую-то нелепую ерунду, не зная даже, что такое настоящие страдания?, - я не верная жена, - с каждым словом слезы все быстрее стекали по щекам, и все сильнее захотелось закричать, заплакать, - этот человек... Сэр, он меня изнасиловал, - браво, тебе хватило смелости в этом признаться, а может еще лучше было сказать, что вместо того, чтобы сопротивляться ты выбросила нож? Или еще лучше добавить, что тебе понравилось?
Замолчи.
Только после этих последних слов, как приговор, зачитанный инквизитором, как признание в убийстве или любом другом тяжком грехе, впрочем, разве это было не что иное, как именно признание в грехе, только после них я позволила себе спрятать лицо в ладонях и зарыдать. Ожидая гнева, злости, удара, наказания... Но вместо этого мой супруг, неужели в нем проснулись какие-то человеческие чувства, погладил меня по коротким еще мокрым взъерошенным волосам и сказал снисходительно:
- Успокойся, Хельга, - впервые назвал меня по имени? Впрочем, это не имеет значения. Заставил подняться, лечь на кровать.
- Мы поговорим об этом позднее, - значит, расплата еще впереди. Зачем медлить? Я готова принять ее сейчас, давайте уже сюда свой зеркальный лабиринт, свою бездну, свое клеймо, Нюрнбергскую деву, что там припасено для мерзкой неверной жены в подвалах этого проклятого замка?
На пороге комнаты стоял дворецкий Вилли, с его странным совершенно спокойным без единой эмоции лицом, которое пугало и настораживало меня своим равнодушием, и в тоже время присутствием во всех проблемах замка. На подносе, который он держал в руках возвышался стакан воды.
- Вода, хозяин, - короткая улыбка, больше напоминающая издевательскую ухмылку, - и успокоительное...
Лучше бы яд, лучше бы, черт подери, вы, учтивый до отвращения дворецкий принесли мне смертельную дозу морфия, растворенный в воде цианид... Что угодно, чтобы мне не проснуться уже никогда...
Мне пришлось выпить и воду, и успокоительное, и сразу же после принятия его сознание перестало слушаться меня, падая в какую-то глубокую темную пропасть. Стоило мне только закрыть глаза, как я провалилась в глубокий сон, без мыслей, без чувств, и даже без сновидений...

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - И.С. Бах. - Лунная соната
Эти слова – гораздо сильнее любого яда, гораздо болезненнее удара любой плети. Зачем... Зачем произносить их, смешивая это высокое светлое чувство с этой грязью, вязкой, липкой, холодной, как ставшая мягкой из-за дождя земля? Лучше никогда не произносить, лучше никогда не слышать их, чем слышать их так, от человека, который вкладывает в них какой-то совсем другой смысл, тот, от которого хотелось рассыпаться на тысячи осколков, раствориться, исчезнуть, больше не дышать.
Ты сама избрала эту судьбу.
Доигралась? Ты хотела пострадать, ощутить настоящую горечь боли и унижения? Ты хотела почувствовать себя героем, невинной мученицей, и что же, как тебе эта роль. Нравится быть безвольной куклой в руках этого человека, не в силах, пошевелиться. Ведь руки, уставшие от бессмысленной борьбы, тонкие пальцы, онемевшие от холода, с которых струи дождя, смывают чужую кровь, уже не наносят ударов, уже не пытаются освободиться, безвольно цепляясь за его плечи под мокрой тканью рубашки. И даже голос не подвластен тебе, не в силах даже закричать, слезы предательски сдавили горло, лишая способности даже шептать, тихо и отчаянно умолять о спасении, о пощаде... Чувствовать обнаженной спиной ледяную стену склепа, запах мокрого мха и тлена, смутно осознавать происходящее, и неслышно плакать, смешивая собственные слезы с дождевой водой, вот и все, на что я способна. Кукла. Фарфоровая кукла, бесполезная и безвольная. Стоило ему только отпустить меня хоть на мгновение, как я, не удержавшись на ногах, рухнула вниз, на мокрую траву и холодный старинный поросший мхом камень.
Ты сама избрала эту судьбу...
Я сама...
Все могло быть иначе, и ты осознаешь это лучше меня, ведь тебе всего-то нужно было убить старика, быстро продать этот проклятый замок и уехать отсюда, далеко, домой, туда где спокойно и безопасно, туда, где этот страшный человек не нашел бы тебя, где ты могла бы укрыться, спрятаться от него, не позволить сделать с собой этого...
Или ты хотела этого?
Замолчи.
Заткнись!
Если бы у меня были силы, я бы закричала, если бы у меня были силы... если бы только были силы... Драться, сопротивляться, отчаянно ненавидеть так, как я ненавижу этот проклятый голос в своей голове. Этими пальцами разорвать его чертову грудь, вынуть сердце, заставить его остановиться, и его самого, за то, что он посмел сделать... со мной...
С тобой? Ах, да, ты же хозяйка мира мертвых, двери которого ты так любезно открывала все это время перед совершенно разными людьми, не заслуживающими смерти, имеющими право на жизнь... Так почему ты не смогла отправить туда одного человека? Его? Или своего мужа? Да, причем здесь сейчас этот чертов старик? Я не хочу даже тратить на него своего времени, я... Ненависть, такая сильная и жгучая, что ее вполне хватило бы, чтобы испепелить взглядом, чтобы наслать проклятие, равносильное тому, которое преследовало меня... Добрая девочка? Ха-ха, как же мне нравится твоя противоречивость, дорогая Хельга, то ты готова любить весь мир и жертвовать собой ради каждой не достойной этого собаки, то хочешь уничтожить его своими руками?
Раздвоение сознания...
Он опустился надо мной, взяв за подбородок, заставил посмотреть в глаза, снова поцеловал, сжигая этой мучительной пыткой...
Противоречивость.
Безумная, странная, но такая интересная. С одной стороны ты ненавидишь этого человека всем своим естеством и отчаянно желаешь его смерти, а с другой тебе так хочется ответить на эти прикосновения, заставляющие переживать столько новых непривычных ощущений, это тело, совсем не привыкшее к... нежности? Или все-таки страсти. Откликнуться, отдастся, податься на встречу, разве ты совсем не хочешь этого? И тебе не надоело строить из себя бесчувственный кусок льда, которому чуждо все человеческое?
Ты сказала человеческое? Может быть, ты ошиблась, перепутав с животным? Ведь, это несомненно есть в каждом из нас, каждый пытается скрывать, подавлять это, но оно все выбирается наружу, как и ты, мерзкая изворотливая дрянь все время выбираешься из-под моего контроля и начинаешь позволять себе разные вольности, за которые уже давно бы стоило тебя...
Что ты сделаешь со мной?
Я часть тебя.
Это бесполезно, моя дорогая наигранно-добрая девочка, с садистскими наклонностями, я бы даже сказала, желающая казаться доброй, да и уже, пожалуй, не девочка, за что тебе стоит сказать отдельное спасибо... Это пустая бессмысленная трата времени, война со мной, ненависть ко мне, лучше не забивай свою белокурую головку этой ерундой, а испытывай настоящие чувства, настоящую ненависть к живым реальным людям, а не голосам в твоей голове... Твоя ненависть ко мне всего лишь слова, как бы ты не хотела этого, ты не сможешь ничего сделать мне, а тем, что существует отдельно, за пределами твоего сознания ты вполне можешь причинить вред... Испепелить, растоптать, уничтожить, убить... Что ты там еще хотела сделать со мной? Почему бы тебе не сделать этого с этим человеком? Или, наоборот, дать волю своим желаниям, о которых ты даже думать не хочешь? Каждое его прикосновение – пытка? Сладостная?...
Замолчи...
Все-таки позволить себе ответить на поцелуй, короткое мгновение, и снова опомниться, вернуться к своей холодности, к своей ненависти...
- Я люблю...
- Нет, - каким-то немыслимым усилием заставив себя охрипшим от слез голосом оборвать его, не дать произнести эти слова, смешивать их, их высокий смысл и значение, и это чувство, которое мне вряд ли когда-то придется испытать, покоясь под узами брака, как под каменной плитой, словно на этом кладбище. Смешно? Смешно и грустно, что в представлении некоторых людей это так просто. Любовь – высшая кара и самое высокое наслаждение, то чувство, за которое можно умереть, которое выпадает испытать только одному человеку из сотни, самое прекрасное и лучшее, что есть в человеке, смешивать с первобытным грехом, словно это так просто. Словно любовь – это вот так просто, не зная даже имени сорвать одежду, и завладеть на старом кладбище, плевав даже на то, что это священная земля? Нет, я не позволю ему, черт побери, даже произносить этих слов, лучше даже ответить на поцелуй, лишь бы не слышать этой мерзкой и отвратительной лжи, отбрасывающей густую тень на истинный смысл этих слов...
Ты ищешь повод, чтобы разрешить себе насладиться этим грехом, который ты так презираешь, но который заставляет трепетать это чертово тело, никогда не знавшее такого отношения к нему? Почему бы просто не признаться себе...
Нет.
Замолчи.
Знаешь, мне тоже грустно, грустно смотреть, как ты пытаешься закрыть глаза на правду, как пытаешься обмануть себя и окружающих, и ненавидишь меня за то, что я не покупаюсь на эти дешевые фокусы. Хоть раз признаться себе в том, что ты не такая добрая, не такая замечательная, не такая праведная, какой хочешь казаться, не сваливать на меня все свои плохие черты, и темные порывы...
Заткнись.
Я почти уже не слышала голоса, этого проклятого голоса, который мне хотелось бы вырвать из своего сознания, заставить наконец-то заткнуться, замолчать на всегда, больше не лезть в мою жизнь. Все больше растворяясь в этом проклятом пьянящем экстазе, сладостной боли и мучительном наслаждении, когда уже нет сил, как впрочем, и желания остановиться, заставить его остановиться, позвать на помощь... Впрочем, если бы кто-то мог слышать меня здесь, эти проклятые стоны, плавно переходящие в крики. Если бы кто-то вообще мог прийти на помощь... А хочешь ли ты сейчас этой помощи?
Заткнись.
Замолчи!
Я потеряла сознание, а когда оно, как и ощущение происходящего вернулось ко мне, этого проклятого человека уже не было рядом, я лежала на мокрой после дождя траве, укутавшись только в его рубашку, как в чертово свидетельство его присутствия здесь. Все произошедшее казалось дурным сном, тяжелым, страшным, но, к сожалению, было реальностью...
Луна вышла из-за туч, и ее холодный свет помог мне отыскать свою рубашку, а потом и обратную дорогу до замка, слегка шатаясь и теряя равновесие, босиком по мокрой ледяной траве, по сырой земле.
Хотелось упасть на колени, заплакать или даже закричать.
Но даже на это уже не было сил...

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Бах - Соната №4 для скрипки и клавесина
Ты пришла сама… Моя дорогая Хельга, ты пришла сама… Этой лунной ночью, этой таинственной ночью, этой роковой ночью…
- Детка, что ты здесь делаешь? – спросил я, схватил ее за руку, чтобы не убежала. Нет, не сегодня. Не отпущу сегодня. Нет сил противиться этому безумию, имя которому… любовь. Да, такая странная и жестокая любовь… Ненавижу себя за это нелепое чувство, ненавижу это нелепое чувство, ненавижу. Ненависть. Желание. Смерть. Я был прав, когда нес тот бред? Да нет, есть же и долг, и достоинство, и честь, и доблесть. И любовь, черт бы ее побрал. Просто ненависть, желание и смерть подчас сильнее всего остального…
- Я ищу своего мужа… - ее тихий голос почему-то напомнил нервный скрипки плач, отчаянный… И последние крупицы лунного света, отразившиеся в ее кристальных глазах… Черт! Становлюсь романтиком на старости лет? Да, пожалуй, так…
- На кладбище его нет, и тебе это известно… Ведь он еще жив, не так ли? – прошептал я ей на ухо, наклонившись ближе, рискованно близко… Ее запах, почему он сводит меня с ума?.. И не только он. – Ты не убила его, детка, а я ведь обещал… Я обещал тебе, и какой я буду мужчина, если нарушу данное обещание?.. – усмехнулся, глядя в ее глаза – в них, а не в теплых водах Эйвона, в ее глазах, в них одних я могу утонуть, пропасть навсегда, кануть в бездну… – и одним движением прижал ее к стене склепа… Да, моя дорогая, прямо здесь у стены… И все равно, что это стена склепа, все равно, что это кладбище, но здесь ты станешь моей… Хоть на время, пока не закончится эта чертова ночь…
А ты ведь еще можешь остановить меня. У тебя в руке нож, моя дорогая… Сделай это, пока не поздно… Я же оставил твою руку свободной, я не держу, так воспользуйся последним шансом… Пронзи мое сердце, освободи его от этой муки, вырви его из моей груди и брось на сухую землю, прошу тебя… Иначе…
- Отпустите меня! – закричала она пронзительно, разрывая царившую здесь по праву гробовую тишину… Это музыка, моя дорогая, к несчастью, твой крик для меня как симфония, соната или ноктюрн, не суть, но музыка, услада для моего слуха… Кричи, моя дорогая, если хочешь кричать… Она метнулась было в сторону, но я не дал, преградил ей путь, крепче прижал спиной к стене…
- Или что? – последняя надежда. Ведь в ее руке нож. И пока луна не спряталась, не укрылась тяжелой тучей, пока при ее слабеющем свете ты можешь увидеть в зеркальной глади стального лезвия свое отражение… Ты же так боишься зеркал, так посмотри же… - Или ты убьешь меня, не так ли?
- Н-нет… - Хельга зажмурилась и поднесла лезвие к своей шее, к своей тонкой нежной шее. – Я убью себя!..
- Что?.. – нет… нет, нет! Если кто и должен умереть в этой чертовой комедии, то только не ты. Тебе я этого не позволю…
- Дура, - снисходительно усмехнулся я, одним движением отнял у нее нож – ее руки какие-то безвольные, будто она смирилась с неизбежным, ее руки с вырезанным на коже словом «ненавижу», ее руки, которые, быть может, могли быть нежными, ласковыми… - и швырнул в сторону. И что теперь? Детка, еще ведь не поздно? Впрочем, уже поздно… Эта ночь все решила, и я сделал выбор. Выбор между смертью и любовью. В пользу последней.
- Отпустите меня… пожалуйста, отпустите… - по бледной щеке скатилась слеза, соленая, я попробовал на вкус, потом снова целовал, самозабвенно долго целовал ее губы, шею, плечи. Она тщетно пыталась освободиться, вырваться из моих рук. Прости, не сегодня. У тебя была возможность… У тебя было столько возможностей!.. Но…
- Я не могу, я ведь обещал, разве джентльмен не должен держать свое слово? – прошептал я ей на ухо. И небо, совсем недавно такое ясное, звездное, лунное, почернело, разразилось ливнем, и его шум, стук капель по крыше склепа, ветер, запутавшийся в сухих ветвях… В мгновение ока все вокруг стало мокрым, и я сам, и моя Хельга, ее и без того тонкая, легкая сорочка теперь почти прозрачна, и невозможно теперь отступить… Путь отрезан, Хельга, твой путь, и мой тоже…
- Отпустите! Отпустите… - как заклинание, как молитва… Прости, нет. Я не смогу уже. Если бы ты была немного решительнее, если бы твой выстрел пришелся в цель… Но сейчас… Все решено, моя дорогая… И ненависть, и смерть… они бессильны перед тем желанием, что ты разжигаешь во мне, моя ледяная принцесса. Все бессильно, все бессмысленно… Я раздевал ее, раздевал медленно, будто наслаждался ее дрожью, ее страхом и этой ненавистью в ее глазах, единственном чувстве, которого я достоин… И капли дождя стремительно сбегали вниз по ее обнаженному телу… Ниже, ниже… Сведенный с ума, лишенный рассудка, твой… Только твой, Хельга… Я расстегнул свою рубашку, этот жар, что обжигал меня изнутри, я прильнул губами к ее нежной мокрой коже, и мои прикосновения рук, пальцев, мои настойчивые объятия… как масло в огонь этой ненависти, которая станет столь бесполезной через пару мгновений… Новый поцелуй, такой же безответный, как и каждый… Соленый вкус от слез… Нет, нет, это просто дождь, и моя Хельга вовсе не плачет… И не стоит лить слезы, неизбежность… Это ведь с самого начала было неизбежно.
- Я люблю тебя… - прошептал ей на ухо, я люблю… Черт побери, какая нелепость! Какая ирония! Боже, за что ты так посмеялся надо мной?! Впрочем, конечно, есть за что… Один короткий взгляд, глаза в глаза после этих слов, столь банальных и столь важных… Но ты же никогда не ответишь на мои чертовы чувства, ты никогда не полюбишь меня, так ненавидь! Возненавидь так сильно, как никогда прежде! Пусть хоть в качестве врага занять крохотный уголок в твоей ледяном сердце и вечно замерзать, биться в судорогах, как бьешься сейчас ты совсем рядом, за мгновение до близости… Она кричала, оглушая меня этим криком-стоном, сливавшимся с шумом дождя и доносившимся издалека приглушенным громом, ее руки срывали с меня рубашку, будто это могло ей помочь, ее пальцы царапали мне спину и лицо в кровь… Последние незаживающие раны…
И ливень с новой силой, подгоняемый шквалистым ветром, когда наконец я овладел ей. Какое сладко-горькое блаженство…
И пусть будут еще тысячелетия этой усталости, тысячелетия агонии, которую нельзя даже назвать жизнью, вечность страданий, мук, да, это будет мой ад на земле, я готов вынести все, лишь бы здесь и сейчас ты была моей, только моей, Хельга, лишь бы принадлежала мне целиком… Лишь бы принадлежать тебе.
- Я люблю тебя, люблю… - повторял снова и снова. Наша первая и единственная, наша последняя ночь… И я обречен. Быть вечно живым… Нет, скорее вечно мертвым… Только сейчас, когда ты в моих объятиях, Хельга, когда ты моя, хотя бы телом - и никогда душой, черт побери! – я… Я, знаешь, Хельга, я несчастен и в то же время счастлив, как никогда не был… Моя единственная ночь с моей единственной любимой женщиной… - Я люблю тебя…

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Autumn Tears - Ophelia's Crown
Черт бы тебя побрал, черт бы меня побрал... Ненормальная, сумасшедшая, действительно дура... Как я могла на это решиться, как я могла так глупо выдать себя, и как я могла... посметь поднять руку, спустить курок!?
Если бы в последний момент я не опомнилась, и не подняла ствол, я бы... убила его!? И что было бы тогда, скажи мне? Ты избавилась бы от своего мучителя, стала бы свободна, стала бы полноправной хозяйкой этого чертового замка, всех этих проклятых денег, и в том числе своей жизни... Нет, моя жизнь никогда не принадлежала ему, и не будет принадлежать, как бы он не хотел этого, в мире есть только один человек, которому принадлежит моя чертова жизнь, ее полноправный хозяин, имеющий право повелевать и распоряжаться ей. Вы – сэр Морган? Мечтайте, можете думать, что это так. Но единственный мой хозяин – это моя сестра. И ради нее я готова на все, даже на... убийство.
Убить живого человека, имеющего право на жизнь, право, которого я не в силах его лишать. Ради нее – я смогу сделать даже это, мне ничего не страшно, меня ничего не остановит. Терновый венец? Одевайте на мою голову, если хотите. Зеркальный лабиринт? Прошу, я буду бродить по нему, только если он вернет мою сестру к жизни, если так будет нужно, если это ступень на пути к ее возвращению, которую я должна перешагнуть. Ходить по раскаленным углям? Так, где они, эти чертовы угли...
Я сама избрала эту судьбу.
Ты сама избрала эту судьбу.
И я не отрекаюсь от нее, какие препятствия и испытания бы не возникли на моем пути. Что они мне, на дороге к священной цели? Я пройду через все, лишь бы она вернулась, лишь бы исполнилось мое единственное и самое сильное желание.
Ненависть. Желание. Смерть.
Вы, пожалуй, были правы, сэр, хоть в чем-то. Я не могу не признать этого, как бы сильно не отрицала вашей власти надо мной, потому что ваши слова – пророчество.
Я ненавижу себя, ненавижу за это, за эту мерзость, за свое истинное лицо в зеркальном отражении, за то, что я собираюсь сделать...
Я отчаянно желаю только одного – возвращения своей сестры к жизни.
И... смерть? Кто-то один из нас троих должен умереть, и этим кем-то будете вы, сэр Морган. Все сошлось, как по картам или хрустальному шару. Именно этой ночью я сделаю то, что должна, что обязана сделать, именно этой ночью я омою руки вашей кровью, и пусть она будет живой водой, которая разбудит мою маленькую сестренку...
Я закрыла окно, и спрыгнула с подоконника, поймав себя на том, что не могу всю ночь сидеть и вслушиваться в шаги, и готовить себя к тому, что должна была сделать, что должна была закончить, уже начав... Глупая дура, которой не хватило смелости выстрелить, но хватит, обязательно хватит смелости всадить этот проклятый нож по рукоятку в сердце своего законного супруга.
Это моя судьба, и я сама избрала ее, и я не испугаюсь того, что меня ждет, и того, что я должна сделать. Унижение, страх, призрение, позор, и ненависть к самой себе, за то, что я сделаю, обязательно сделаю...
Ради Инги? Или ради себя?
Обидно жертвовать собой, и ты решила исправить эту ошибку?!
Замолчи.
Я быстро дошла до его комнаты, и остановилась только у двери, рука, сжимающая нож дрогнула и ослабла, но я не выронила его на холодный каменный пол. Страшно? Слушать шаги, или... Или знать, что я собираюсь сделать, что я сделаю?
Я? Нет...
Поздно, обратной дороги нет.
Убить человека, кем бы он не был, это несправедливо, это жестоко, я не смогу, я не хочу, я не буду...
Я должна.
Открыла дверь, и осторожно прислушалась, вошла внутрь, и остановилась, глядя на узкую полосу лунного света, отброшенную на пол из оконного проема. Холодный, волшебный свет, похожий на дорогу в другой мир, похожий на то, что открывает дверь, та самая проклятая дверь, соединяющая два мира... Убежать, скорее, отчаянно по этой дорожке из лунного света, раствориться, исчезнуть, но...
Кто-то один из нас троих должен умереть, и если этим кем-то буду я, моя сестра тоже отправится туда, в царство покоя и забвения, и ее убийства я не смогу себе простить. У меня нет выбора, у меня нет выхода...
Ты сама избрала эту судьбу.
Я сама...
Его здесь нет, черт побери!? Отчаяние охватило меня мгновенно, заставив потерять контроль над собой, нашептывая в уши желание, убежать в свою комнату, выбросить нож и больше не вспоминать о том, что я собиралась сделать. Нет, я не могу, слишком поздно... Но... где он может быть!? Дом, сад, кладбище... Проклятое старинное кладбище семьи Морган, которое молча смотрело в мое окно, обдавая ледяным дыханием вечности, пропитывая запахом тлена...
Я плохо помню, как оказалась в саду, как быстро шла босиком в густой высокой траве, влажной после прошедшего днем дождя, сжимая рукоятку ножа обеими руками, как остановилась лишь на мгновение, чтобы посмотреть на огромную полную луну, смотревшую на меня, осуждающе или...? С жалостью. Равнодушно, пожалуй, скорее так.
Ледяной мистический лунный свет лежал на поросших мхом старинных надгробиях, а я кралась среди них, как тень, как призрак, осторожно оглядываясь и прислушиваясь к каждому шороху, бесшумно, словно не касаясь земли.
Одинокий крик ворона заставил меня вздрогнуть и остановиться, и вдруг почувствовать тот простой звериный страх, который овладел бы сознанием любого человека, оказавшегося на моем месте, любого нормального человека...
А ты ведь чувствуешь себя здесь спокойно, на кладбище, не правда ли?
Богиня смерти. Хозяйка мира мертвых...
Замолчи.
Я не хочу слушать этот бред...
Черный силуэт ворона на извилистых ветвях сухого дерева, рядом со старинным склепом, снова этот крик, в котором я пыталась разобрать слово, только одно слово, но знала, что это всего лишь вымысел. Я слишком впечатлительная, я слишком верю всему, что пишут в книгах, я слишком... Это уже не имеет значения.
Просто – Ланселот убил Дракона.
А мне не на кого надеяться, некого звать на помощь, и поэтому я сама убью его, этими руками, этим ножом...
Шелест черных крыльев, еще какой-то шорох... В тени этого проклятого старинного склепа, там, куда не падал холодный лунный свет, около поросшей плющом и мхом стены, кто-то стоял, случайно выдав свое присутствие. Он? Единственный способ узнать, быстро преодолеть разделяющее нас расстояние.
Последние лучи света упали на его лицо, вырвали из мрака, словно чтобы я узнала этого человека, словно, чтобы ужас сковал мое тело, как глубокая кома сковала мою сестру, и тут же растаяли, когда луна скрылась в тяжелых угрюмых тучах.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Bioshock - Welcome to Rapture
Что может быть лучше охоты? Пожалуй, только война. Действо, призванное нести смерть. И в любой момент может оборваться чья-то жизнь… Почему бы не моя? Ведь столько крови на моих руках… Так где же обещанный ад?! Где мой судный день?! Где мой приговор?! Я желаю смерти, я жажду смерти. Так подари же мне ее из милосердия, Хельга!
Не бойся, моя дорогая, это ведь просто… Тебе всего-то нужно спустить курок. И пусть мое сердце, мое чертово вечное сердце, в котором, черт тебя дери, так много места отдано тебе, разорвется в клочья… Я так хочу этого, как ничего другого… Разве что…
Нет, я не должен, не должен больше думать об этом, она все сделает, она все сделает правильно, и мне вовсе не придется думать о ней больше, да и вообще ни о чем. Мертвецу же ничего не нужно… Хельга, ты ведь подумала о моих вчерашних словах? Ты же решила, правда? У тебя нет других вариантов. Либо сегодня днем ты убьешь меня наконец, либо сегодня ночью я возьму тебя, черт побери… Я ведь дал слово. Я сдержу его. Я ведь предупредил.
- Не стой без дела, моя дорогая, мы приехали на охоту, а не на пикник, - нахмурился я, обернувшись на нее. Возненавидь с новой силой, так, как никогда прежде никого не ненавидела, пусть я буду единственным для тебя… Знаешь, моя дорогая, я хочу, чтобы твоя ненависть ко мне была такой же сильной, как моя… любовь?.. Что за наваждение?
Охота на лис… Забава? Традиция? Развлечение? Да, пожалуй, так оно и есть. Загнать. Спустить курок. И взять трофей. Что-то напоминает… Но, Хельга, у тебя ведь больше шансов, чем у лисицы, намного больше. У тебя оружие. И ты можешь все изменить. Должна изменить.
- Смотри, моя дорогая, - прошептал я, когда ее лошадь поравнялась с моей. – Вот там… - я указал вперед, там, где шевелились кусты. Затем показалась и морда, рыжая, умная, с большими янтарными глазами. – Красивая, да?..
- Да, сэр… - что, моя дорогая, никогда не видела прежде дикого зверя так близко? Конечно, любуешься.
- Пушистый хвост, черные лапы… Прелестно, не правда ли? Да… Природа порой создает очень красивые… - я посмотрел на Хельгу, черт побери, снова раздевать ее взглядом… И раздевать по-настоящему этой ночью, если она не убьет меня… Черт побери, убей, убей, убей… - …вещи…
- Это живое существо, сэр, и… - конечно, моя дорогая, теперь ты защищаешь права животных, браво! Оправдывать и пытаться спасти всех и вся, как это на тебя похоже… Как хорошо я успел узнать тебя… Прощай, моя дорогая, надеюсь, навсегда прощай… Всего лишь спустить курок.
- Убей ее, - потребовал я, Хельга вздрогнула и подняла глаза. Страшно убить лису? Страшно забрать чью-то жизнь своими руками? Так забери мою, я и сам отдам ее тебе, только выстрели, прошу тебя, моя дорогая, сделай это… Сделай это сегодня, сейчас же, здесь, или я тебя…
- Н-нет, я не могу… Нет! – она отвела глаза, снова посмотрела на лисицу. Я спешился, чертыхнулся и вскинул дробовик на плечо, передернул затвор -и громкий выстрел. Хладнокровно? Еще бы, слишком много в этой чертовой затянувшейся жизни позади. Лиса не успела даже издать этот сладкий предсмертный стон. Может, мне повезет больше, и я успею?
- Видишь, это ведь очень просто, моя дорогая, очень просто, - ухмыльнулся я, прошагал к трофею, поднял труп за хвост и продемонстрировал ей. На ее чертовы невыносимые кристальные глаза навернулись слезы. Бедная девочка, я тебя даже понимаю… Но… - Смотри, Хельга, вот еще одна. Испуганная, даже не шелохнется, - я указал на дрожащего лисенка неподалеку, метрах в двух от себя. – Убей хоть этого. Ну же? – безумная улыбка, небрежно брошенное тельце убитого зверя, старая привычка потирать руки… Я стоял у дуба, прислонившись к его стволу спиной, почти не двигаясь. Чтобы ей было легче попасть, разумеется. Черт побери, невыносимо… Смотреть на нее, представлять, как приятно снимать или срывать, черт побери, с нее эти чертовы тусклые тряпки, что она умудрилась привезти из своей проклятой убогой холодной страны, раздевать, пока ее тело не останется совершенно обнаженным, и прямо здесь у дерева, под тенью раскидистой кроны, или там, на мягкой траве, все еще влажной от утренней росы, или на берегу теплой реки Эйвон, в которой я бы с радостью утопился, если бы мог, на мокром песке под шепот быстрого течения, под аккомпанемент легкого ветра, блуждающего в тонких ветвях склонившихся в реверансе к самой воде плакучих ив, да где угодно… – Убей, Хельга! Сделай это в конце концов! Сделай уже хоть что-то, не свойственное кукле! Убей, соверши хотя бы один поступок, черт побери… Убей… - и совсем тихо добавил. - …того, кто не хочет жить… - едва ли она слышала, но взялась за оружие, крепко, решительно. По ее бледным щекам бежали слезы… Давай же, Хельга, решись, реши мою чертову дилемму наконец… Чтобы не пришлось выбирать между смертью и, черт возьми, любовью… Ненавижу это слово. И это чувство в себе! Я променял бы его на… Да нет, не променял бы… Черт побери, все зашло слишком далеко, и самое время поставить точку. Точку в конце… Пора. Ну давай же, моя дорогая исландская красавица, моя ледяная принцесса, да и не моя вовсе… Но давай же, убей, убей, это просто, поверь. Нужно лишь решиться. Нужно понять, что другого пути нет, что путь назад отрезан, а путь вперед заслонила стена, препятствие, досадное престарелое препятствие… Принеси мне покой, покой, покой… Я же так устал… Посмотри в мои глаза, в них нет желания жить, в них есть желание умереть, отчаянное желание… Как и то, другое, такое же безумное желание… Убей меня, или сегодня ночью я, как и обещал…
Сколько длится это мгновение, сколько прошло минут, часов? Я ждал слишком долго, я и сейчас жду… И перед глазами проплывает жизнь эпизодами… Черт побери, слишком долгая жизнь, слишком много событий, за один миг не успевает пронестись… Да и не стоит вспоминать ни о чем, ничто не достойно, вспоминать не о чем.
Я так грешен, я так устал…
Боже… Я никогда не был религиозным, никогда не молился, да и в церковь ходил только изредка, пару раз за 300 с лишним лет, но сейчас, Господи, я прошу тебя направь ее руки, сжимающие ствол дробовика, направь же их, позволь мне умереть, не дай совершить еще один грех, тот, что перечеркнет все надежды на погибель, не дай совершить главную ошибку, не допусти…
Тонкие пальцы потянулись к курку… Ну же… Раз, два, три…
Выстрел!.. Черт побери…
Дерево за моей спиной затрещало, и запах дыма ударил в нос… Она промахнулась. Моя Хельга промахнулась, попала в ствол, но ведь целилась в меня, черт побери!..
Лисенок будто очнулся, встрепенулся и бросился наутек изо всех сил… Я закричал в отчаянии и гневе.
- Дура! Ты его спугнула! – дура, ты обрекла себя, ты обрекла нас обоих…

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора Что может быть хуже охоты, наверное, только, пожалуй, война. Я никогда не понимала и вряд ли когда-то пойму, какое удовольствие может приносить людям убийство загнанных в угол животных, не сделавших им ничего плохого. Время, когда охота была нужна для добычи пищи, уже очень давно кануло в прошлое, и теперь это отвратительное действо плавно превратилось в жестокое развлечение. Получать удовольствие от чьей-то смерти, и смерти вообще?
Не тебе ли думать об этом?
Отправив на тот свет столько людей? Что тебе война, стихийные бедствия, людская жестокость, когда ты сама унесла жизней, как маленький военный конфликт. Могла ли ты их спасти? Не любить, не ценить, не дорожить ими? Нет, вряд ли... Твоя эгоистичная любовь убила слишком многих людей, чтобы теперь тебе осуждать охоту. Что здесь особенного? Разве ты никогда не замечала, какие люди мелочные, жестокие, какое наслаждение им доставляет чужое горе... Странно, но при этих словах голоса в своей голове я почему-то рассеянно посмотрела на своего супруга, который держал за поводья вороного роскошного коня. Мне вспомнились вчерашние слова этого странного человека, слова, которые я отчаянно старалась забыть, но не могла, потому что они прочно засели в моей памяти.
Смерть... сколько заключено в этом коротком слове из шести букв, слишком много для простого набора звуков и символов. В этом слове – могущественная сила, граница этого мира, забвение и долгожданный покой, избавление, конец, приговор, и... начало. Смерть – это дверь, закрытая, только иногда слегка приоткрывающаяся, чтобы позволить заглянуть в крошечную щелку, замочную скважину, отшатнуться, испугавшись, и ждать когда она откроется сама, пропуская тебя в другой новый мир... Или решиться смелости и самому распахнуть эту дверь, настежь, чтобы ледяной ветер окатил тебя с ног до головы прохладой, словно приглашая в новое путешествие, странствование туда, за порог... Переступить, и? Любопытство или все-таки желание раз и навсегда прекратить эту бессмысленную жизнь, полную грустного, страшного, ненужных мучений, горьких страданий, так сильно влечет за край? Заглянуть хотя бы одним глазом, ощутить то, что чувствовали другие, все те, чье тело стало холодным, а глаза навсегда закрылись. Впрочем, ты и так холодна, не правда ли, не смотря даже на то, что твое проклятое такое же холодное сердце все еще бьется? Словно даже не сердце, а кусочек льда, оттуда, из далекой родины, где не осталось ничего, кроме воспоминаний... О людях, которые перешагнули этот порог, ощутили горьковатый привкус желанного успокоения. Хотя большинство из них совсем этого не хотело... Спрашивали их об этом? Вряд ли. А кто-то спрашивает тех, кто живет, но хочет умереть? Тех, кто едва волочит изможденные усталостью ноги, с трудом сводит концы с концами, каждый день переживает с трудом, как новую бессмысленную агонию? Все эти люди, которые смертельно больны, которых сжигают страшные мучения, все эти люди, которые потеряли все, что у них было, и уже не способны начать новую жизнь, которые отчаянно ищут способ забыться, люди которые живут также как ты... Бессмысленно, утопая в своем океане слез, с каждым днем испивая по глотку чашу собственного отчаяния с солоноватым привкусом безысходности. Люди, которые просто устали от жизни...
Люди, которые просто не имеют права на жизнь.
Замолчи.
Все люди имеют право на жизнь, все живые существа, кем бы они не были, какое зло бы не несли своими руками, какую боль бы не причиняли другим существам. Каждый тюремный заключенный, убивавший своими руками детей, каждый террорист-смертник, каждый бесчеловечный и чудовищный человек имеет право на жизнь. И уж тем более этот чокнутый старый лорд, которому нравится смеяться над твоими страданиями...
Который желает смерти?
Он не сказал мне об этом.
Он и не скажет тебе об этом. И как это, по-твоему, будет выглядеть? Дорогая, я очень устал от жизни, я очень хочу умереть, ты не представляешь себе как, но чертовка не торопиться отправить меня в вечный покой. Ты не могла бы меня убить? Бред. Если он и хочет этого, то вряд ли поделиться с кем-то этим желанием, твой полуночный гость прав... Я нервно вздрогнула при воспоминании об этом человеке, тряхнула волосами, испуганно покосилась на белоснежную лошадь, на которой должна была ехать. Не много ли испытаний для меня, ведь я никогда раньше не управляла лошадью, и вообще дома видела их достаточно редко... Не слишком?
- Не беспокойтесь, - светловолосый конюх, державший ее за поводья, похлопал меня по плечу, - лошадь спокойная... – хотела бы я в это верить. Я осторожно подошла к ней, провела ладонью по нежной шелковистой морде, по длинной хорошо ухоженной гриве. В зеркальных янтарных глазах животного отражалось серое английское небо, готовое вот-вот разразиться долгожданным дождем, который мог бы спасти меня от такой пытки, как это жестокое время провождение, но почему-то и не торопился этого делать.
- Смотрите, леди Морган, - странно было слышать такое обращение к себе, но пора бы уже и привыкнуть, конюх подвел меня к высокому боку лошади, и начал медленно и терпеливо объяснять, - чтобы забраться на нее поставьте ногу вот сюда, в шпоры, и возьмите ее за поводья и гриву, здесь, около седла. Не в коем случае не выпускайте поводья, чтобы не случилось... вот, попробуйте, - совершив неимоверное усилие над собой, я все-таки забралась на лошадь, и тут же почувствовала сильное желание спуститься назад – такой высокой она оказалась. Вообще спрыгнуть, убежать отсюда, не видеть, не слышать, не знать о предстоявшем действе. Но обратного пути уже не было, и быть не могло.
- Все время держите поводья обоими руками, - у конюха были очень приятные пальцы, только они и оставались оголенными в специальных перчатках из черной кожи, - пропустив через ваши руки, вот так, - странное ощущение, но это не имеет значения, нельзя забывать о... - чтобы лошадь чувствовала вашу власть над ней, но не слишком натягивайте их, а то она испугается. Может быть вам нужен кнут?
- Нет, спасибо, - как-то рассеянно пробормотала я и мотнула головой.
- Чтобы лошадь пошла, прижмите ноги к ее бокам, назад... вот так... – он показал каким должно было быть движение, и собирался сказать что-то еще, но его перебил голос моего проклятого мужа.
- Почему так долго? Можно подумать она глупая и не поймет, без этих бесполезных объяснений.
- Чтобы остановить – потяните поводья на себя, - дал последнее наставление конюх, протянул мне дробовик на длинном ремне, который я взяла осторожно, словно это была бомба, и накинула на спину. Зачем мне оружие... я не буду, я не за что никого не...
Неужели?
Но его же так приятно держать в руках?

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Бах - Соната №4 для скрипки и клавесина
Мне не спалось… Забавно, в первые годы этой тяжелой усталости – от жизни – я пытался убить себя бессонницей. Я мог не спать 30 ночей к ряду, но все, что я получал, плохое самочувствие. Я пробовал не есть и не пить, но… Да чего я только не пробовал за эти долгие годы, тянущиеся так медленно не вереницей, как у других, а похоронной процессией, бесконечно долгой, невыносимой, несносной…
И сейчас… Как никогда близок к смерти, до нее меньше шага, до нее долгожданной считанные дюймы, а я… Я вместо того, чтобы подводить итог своей странной и разной жизни, встаю с постели, одеваю костюм, тот, в котором моя дорогая Хельга впервые встретила своего одержимого незнакомца, здесь, в коридорах замка, выхожу из комнаты. Ноги ведут меня неизменно к двери ее спальни.
Старый маразматик! Куда тебя тянет на закате?! Чего ты ждешь?!
Горький комок презрения душит, раздирает мне горло… презираю свою слабость… что со мной стало? Почему я медлю? Ведь еще немного – и она решится. Ударил бы ее сегодня в столовой утром, несколько раз – и этого было бы достаточно. Так почему не сделал этого? Почему не смог?
Не смог?.. Что помешало?! Нет… Черт побери, нет, не хватало мне еще… чувств.
Я открыл дверь ее комнаты и шагнул за порог. Хельга стояла у окна, задумчиво глядя на беззвездную ночь, куталась в какую-то шаль, думала, должно быть, о своей бесполезной сестре или о тяжелой судьбе… Впрочем, что мне до ее мыслей?! До ее судьбы?!
- Кто здесь? – она обернулась на звук и вскрикнула, увидев темную фигуру в дверном проеме. Я тихо закрыл дверь за собой и подошел ближе, достаточно близко, чтобы зажать ей рот ладонью, чтобы схватить ее запястья, лишая ее последней возможности противиться.
- Давно не виделись, детка, ты же не думала, что я погиб от твоего бездарного удара? - я улыбнулся. Безумец, чертов безумец, зачем вообще пришел? Чтобы лишний раз испытать это великое искушение? Чтобы желать единственно близости с этой бледной хрупкой девушкой, которая так холодна, что даже ее чертова Исландия кажется Африкой… Чтобы представлять себе, как на мягкой кровати, на шелке простыней, в этой темной комнате без единого зеркала… Нет, этого не может случиться, не должно, я не могу себе позволить… Я ведь выбрал смерть, а не… любовь?.. Какое странное и необычное слово, какое неподходящее слово, какое… правильное слово. Черт побери, неужели я в самом деле… Нет. Нет. Нет. Если бы я знал, что такой будет кара за мои грехи, я бы… повторил их в точности. Кого я обманываю. Больше всего я бы хотел быть с ней, с Хельгой. Больше всего я хотел бы умереть. – А ты, я вижу, сменила прическу? Думаешь, это поможет мне утратить интерес к тебе? Как мило с твоей стороны. Мило и бесполезно. Я хочу тебя, как и хотел тогда, когда мы встретились впервые. Это неизменно. Ничто не поможет. Но…
Я же делаю все, чтобы моя дорогая Хельга возненавидела меня, я должен и дальше делать для этого все. Я должен продолжать, не останавливаться. Я не могу просто попросить… И дело не столько в том, что это скучно… Дело в том, что я не просил никого о помощи, никогда… И не буду делать этого впредь. Когда я был еще юн, я обещал это сам себе… Поэтому я буду и дальше взращивать ненависть к себе в твоем ледяном сердце, моя дорогая, может быть, хотя бы эта ненависть растопит его, может быть, хотя бы эта ненависть согреет или сожжет, но заставит тебя, черт побери, чувствовать. Чувствовать острое как иголка желание. Даже если это желание убить.
- Не бойся, я пришел, чтобы просто поговорить… - прошептал я, склонившись к ее уху. Поговорить?! О чем? О скверной погоде? О последних новостях графства? О теннисе или крикете? Старый маразматик. К чему все это? Можно же проще… Довести ее до полного отчаяния, до безысходности, дать ей в руки нож, сжать ее ладонь в своей руке, направить лезвие прямо в сердце… Так почему же… - Пойми, детка, так не может продолжаться… Ты не безвольная жертва ситуации или обстоятельств, ты хозяйка своей судьбы. Ты можешь ее изменить, - чертов старый проповедник! Почему же нельзя идти по простому пути, почему я не могу сделать все быстро и просто, что мне мешает? Чувства?.. Но это же нелепость! Нелепость… за все 300 с лишним лет такой нелепости не случалось… так почему же сейчас? почему она?.. Бред! Просто бред! Такое впечатление, что Хельга ударила меня не в живот, а в мозг! – Ты можешь избавиться от старого мужа, он недостоин тебя… И потом его ненавидит весь Уорикшир, уж поверь. Его только и можно, что ненавидеть, - это, черт побери, правда… Разве что верный Вилли, вечно молодой, вечно довольный, вечно дворецкий, не проникся ненавистью к своему хозяину, как ему удалось… - Я же видел, он унижает тебя, он изведет тебя, если ты… если ты не убьешь его, - короткий взгляд в ее глаза, в них столько боли, черт бы ее побрал, страха перед словом «убьешь» и отвращения передо мной. – Дослушай, черт побери! – когда попыталась вырваться. Нет, моя дорогая, я должен сказать тебе сейчас до завтрашней охоты, должен подготовить… - Ты имеешь на это право. Ты имеешь полное право убить этого чокнутого! Ты должна воспользоваться своим правом, чтобы остаться в живых, остаться собой, в здравом уме, - только не сочти, умоляю, мои слова за беспокойство о твоей жизни, не переставай ненавидеть меня еще и как маньяка, который только и мечтает о том, чтобы тебя… - Детка, твой супруг ни во что не ставит людей. Особенно тебя. Это видно. Так исправь его ошибку. Ты только подаришь ему вечный покой – лучшее, что возможно для него, это не убийство даже, это спасение, это благотворительность. Либо ты похоронишь его на фамильном кладбище Морганов, либо он похоронит тебя заживо в этих стенах. Ты должна бороться за свою жизнь, за свое будущее! Бороться, потому что следующий день, то, каким он будет, зависит только от тебя, - отлично, я уговариваю собственную жену убить самого себя, это точно комедия. В духе Шекспира, в общем-то. – Как ты думаешь, он любит жизнь? Как ты думаешь, он вообще способен на любовь?! – ах, если бы не был… Чертов старый маразматик, сам себе противен. – Этот дряхлый никчемный немощный старик мечтает о покое. Все надоело ему в этой жизни, все раздражает его черствую натуру. Он губит тебя, и ты вместо того, чтобы помочь себе, да и этому старому кретину, ты позволяешь эту маленькую прихоть добивать тебя, а ты ведь еще так молода, у тебя впереди еще целая жизнь… Борись же за нее! Она стоит того, поверь. В ней тысячи удовольствий, о которых ты и не подозреваешь… В ней много радости, красоты, счастья… Всего то, от чего ты отгородилась толстыми стенами древнего замка, такого же древнего, как твой муж. Муж, которому плевать на тебя, который ничего не предпримет для того, чтобы спасти тебя от меня, например, ты же рассказывала ему обо мне, да? И что? Двери по-прежнему открыты, я могу заходить, когда захочу. Гостеприимный сэр Морган. А ты можешь звать на помощь, сколько угодно, все равно никто не придет, потому что твоя судьба никого не волнует, потому что ты сама выбираешь свою судьбу, потому что… - я перевел дух, вдохнул аромат коротких теперь ее волос, на мгновение отпустил ее лицо, прильнул к холодным губам губами, целовал совсем недолго, мгновение дольше – и сорвался бы, и без того едва держался, противился изо всех сил этому искушению… Я выбрал смерть. Я уже давно выбрал ее. Разве я могу предпочесть ей кого-то, вроде моей бедной исландской девственницы с чертовым добрым, но холодным сердцем? – Этот Морган не хочет жить, поверь мне на слово. Я видел многих людей, слишком многих, а в нем нет даже маленькой искры любви к жизни. Он устал, он хочет отдохнуть. И ты тоже устанешь от него, тоже возненавидишь все и вся… Ты принадлежишь ему, как жаль, что не мне… - вздрогнула, а на моих губах вкус ее губ. Она никогда не ответит на мой поцелуй поцелуем, она лед, она снег, который не растает, она никогда не будет моей… Почему же так горько от этих «никогда»?.. Никак маразм, последняя стадия. Ха. Было бы слишком просто. – Но ты ведь можешь стать свободной, да, детка, уже завтра можешь! Я слышал, ты едешь со своим маразматиком на охоту… Это ли не шанс? Шальная пуля, случайность. Он умрет счастливым, потому что умрет. А ты будешь жить, тоже вполне счастливо, свободно. Ты станешь дважды освободительницей. Пойми, этот человек, который одевал тебе кольцо на палец, никогда не сможет сказать тебе прямо, что он устал жить. Ты слишком мало для него значишь, чтобы делиться такими переживаниями. Так окажи услугу ему, себе.
- Почему Вы… - она запнулась. Тяжело, моя дорогая? Слишком много информации к размышлению? Да еще и от человека, который в прошлый раз едва не взял тебя силой. Взял бы, черт побери, если бы не обстоятельства… - Я не понимаю… Зачем Вы говорите мне это, какое Вам дело?..
- Я?.. – снова поцелуй, чтобы собраться с мыслями, выдержать паузу, за короткий промежуток времени придумать причину. – Знаешь, детка, - оторвался от губ, опустился к шее, к плечам, с которых могла так легко соскользнуть шаль, да и вся ночная сорочка из легкой тонкой ткани… - Мой отец… - большего бреда я придумать не мог! Представиться собственным сыном? Браво, Джеймс, это не просто маразм, это шизофрения, да и маниакально-депрессивный психоз, пожалуй. Сумасшедший, да, она была права.
- Что?.. – моя бедная Хельга, не удивляйся так. Должен же я был что-то соврать. И вообще… Нечего задавать глупые вопросы!
- Мой отец тоже жил очень долго, так же долго, как твой муж… - я отвел глаза, а ты, моя дорогая, мучайся теперь еще и сомнениями, можешь считать меня сыном своего мужа, можешь считать меня кем угодно. Мне все равно… Впрочем, нет. Я хочу чувств, твоих чувств, Хельга, пусть только ненависти… Я не могу мечтать о чем-то еще, я стар, чтобы мечтать о любви, я стар, чтобы верить, я стар, чтобы надеяться… О чем я только думаю? Старый маразматик. – И мы говорили с ним, долго говорили… Он признался, что очень устал, что хочет только смерти, потому что все уже было, в его жизни было все, ничего нового не могло быть…
- Я не понимаю Вас… - моя растерянная девочка. Прошу тебя, подумай, о том, что я говорил тебе, проанализируй мои слова, пойми, наконец, что я имел ввиду, вспомни все, каждую мелочь обо мне, как о муже, и сделай это завтра, на охоте.
- Подумай, задумайся, детка, ты же такая добрая! Так сделай то, что нужно сделать, соберись, на это, наверное, сложно решиться, но смерть Джеймса Моргана принесет только облегчение. Вам обоим, - я снова улыбнулся, так улыбаются только безумцы, да, провел ладонью по ее напряженной спине, а ведь кровать была так близко… и манящие шелковые простыни, и ее прекрасное в своей хрупкости, так не похожее на все, что мне нравилось. Сводящее с ума тело совсем рядом, в моих руках… Черт побери. Надо уходить. Единственный способ сдержаться. Единственно возможный. Через дверь? Нет, я же преступник, вор, маньяк, да и просто проходимец. Через окно. И не важно, что моя рана, так необыкновенно медленно затягивающаяся, все еще беспокоит. Мне все равно. – Я вернусь к тебе, детка, если ты не сможешь убить его, я вернусь, чтобы сделать тебя своей, черт побери, я вернусь, я обещаю. Но если ты решишься, если Джеймс Морган будет мертв наконец, ты не увидишь меня больше, никогда не увидишь. Прощай, леди Морган, прощай… - новый поцелуй, куда жарче, дольше, будто хотел сжечь ее или все-таки себя, отпустил резко, так, что Хельга не удержалась на ногах, упала, я открыл окно и встал на подоконник. Сколько раз я пытался так покончить с собой? Все бесполезно, бессмертие, тщетность. Один прыжок, привычно, легко.