Ангел-вредитель все записи автора Всё, я вернулась))) Вот вам что-то новое. Давно хотела написать КаНонный фик, а то ЧеЛовечные начинают навязать в зубах...

День прошёл как всегда…
Роды, роды, аборт и снова роды. А между ними – скачки по реанимации – проведать своих девочек. Единственное, что жизнь не смогла из тебя выбить – это любовь ко всем и желание помочь каждому.
А потом ты вдруг понимаешь, что день закончился…
Понимание накатывает какой-то липкой, ужасающей волной страха. И нежеланием идти с работы, потому что идти нужно через лабораторию. А там…
Впрочем, это не важно…
Только это «не важно» давило на плечи каким-то тяжёлым ужасом, сжимающим внутренности…
Может, именно поэтому ты нарочито долго переодеваешься, чистишь туфли перед тем, как их одеть, собираешь в сумку всё, что вынула с утра: телефон, записную книжку, ручку, паспорт, гору таблеток и кучу бумаг.
Сумка закрыта.
Ты выходишь, нарочито громко хлопаешь дверью, чтобы очнуться от страхов окончательно и слишком резко поворачиваешь ключ в замке.
Всё.
Ждать – бесполезно.
Да и не нужно.
Чем раньше узнаешь, тем… ты не знаешь, чем закончить эту фразу.
Ты просто тупо идёшь по коридору, слушая стук собственных каблуков и машинально здороваясь со всеми встречными.
Мерзко на душе…
Лифт.
Вниз.
Вниз.
Вниз…
Лаборатория – на цокольном этаже.
Тут всё выложено кафелем, который вечно моют какие-то невнятные уборщицы…
В выдачу лаборатории ты заходишь, осторожно постучавшись. Сердце делает невыразимые кульбиты.
«Ненавижу немецкий»,- мимолётно пронеслась мысль перед тем, как заговорить с лаборанткой – миловидной девушкой с прекрасной европейской, словно приклеенной, улыбкой на лице.
- Добрый вечер, Анна.
- Фрау Новикова,- обернулась девушка с искусственной улыбкой.- Результаты готовы.
Папка с твоими результатами лежит на столе, а не в общем ящике.
Это кажется тебе дурным знаком.
ты поспешно, словно воровка, забираешь папку и спешишь покинуть лабораторию.
Выходишь, прикрыв за собой дверь, и садишься на кушетку.
Дрожащими руками, с трудом сдерживая бешено колотящееся сердце, ты открываешь папку, пролистываешь три страницы подробного, но бесполезного сейчас отчёта и открываешь четвёртый лист…
На секунду тебе кажется, что сердце всё-таки рухнуло куда-то вниз.
Потому что сквозь дымку паникующего сознания ты читаешь: «Патологий нет».

Ты сидишь, неверяще уставившись в листок и перечиываешь раз за разом эти два слова, которые спасли тебя, избавили от самой страшной печати для выросшей в деревни девушке – бесплодна.
Нет, ты могла, ты можешь иметь детей.
И счастье, наконец, коснулось тебя своей ласковой рукой.
Ты захлопываешь папку, прислоняешься затылком к стене и тихонечко смеёшься.
Проходящая мимо австрийка испуганно отшатывается, наверное, приняв тебя за сумасшедшую.
Но тебе всё равно.
«Рудик!- промелькнула в голове спасительная мысль, перекидывая тонкий мостик от истерики до реальности.- Значит, всё хорошо! У нас будет малыш!»
Пальцы сами набирают номер на телефоне…
Стоп.
Другая мысль поражает тебя невероятной болью, отдавшись эхом во всём твоём теле.
Рудик…
Как же так…
Ведь если пара не может завести ребёнка, а женщина здорова, то…
«Господи…»
Дозвон сброшен.
«Не может быть…»
Рука неосознанно тянется к лицу и прикрывает губы – жест из твоей юности, кажущейся сейчас такой далёкой – когда-то ты реагировала так на страх.
А сейчас тебе страшно.
Страшно и больно одновременно.
Рудик…
Как же сказать?..

Ты давно не плакала… Очень давно. Но сегодня силы совсем оставили тебя.
Майская погода, словно чувствуя тебя, разразилась невероятным ветром и дождём. А ты идёшь, потерянно опустив голову по парку. В дождь можно плакать открыто, не прячась. Дождь – это время слёз…
Телефон в руке надрывается какой-то тихой, до омерзения ненавязчивой мелодией…
Ты совершенно точно знаешь, кто это звонит и… не берёшь трубку. Потому что если возьмёшь, возненавидишь себя.
«Как же сказать?..»
Ты знаешь абсолютно точно, что болезненно самолюбивый Рудик… что всё это грозит ему нервным срывом. Он слишком близко принимает к сердцу несовершенство: своё и окружающего мира…
Скамейка.
Дрожь от нервного перенапряжения.
Пальцы, продолжающие судорожно сжимать трезвонящий телефон, и взгляд, устремлённый в пустоту асфальта.
Трель мобильного на время прекратилась, и ты вздыхаешь, испытывая ещё большую боль или небольшое облегчение… Ты пока совсем не разобралась…
Но телефон снова оживился минут через десять, когда ты уже совсем забыла о нём. Оживился всё той же знакомой музыкой, и ты, не задумываясь, отвечаешь.
- Да.
- МАША! Машенька, Господи! Где ты, родная? Что случилось?- из трубки доносится взволнованный крик мужа.
- Я в парке,- ты стираешь катящиеся по лицу слёзы – такие омерзительно непрошенные, и так и не можешь понять, что же это: слёзы или всё-таки дождь.
- Ты только будь там, родная. Будь там,- увещевает Рудик.- Я сейчас подъеду, и мы поговорим. Хорошо?
- Да,- ты всё-таки заревела в трубку…

Ты ещё издали, сквозь слёзы видишь его серую рубашку и рыжие волосы. Ты всегда чувствуешь его, даже не видя…
Пытаться успокоиться сейчас – бессмысленная затея. А перед кем показушничать? Перед тем, кто знает тебя наизусть? Перед мужем? Перед любимым?..
- Маша!- он падает перед тобой на колени прямо на мокрый асфальт и крепко прижимает к себе.
- Рудик…- ты сильно вцепляешься в его плечи, вдыхая запах его волос.
- Машенька,- облегчённо шепчет он, гладя твои волосы.- Хорошая моя… Куда же ты… Ну, что? Что случилось?
Но ты только молчишь, обречённо вцепившись в его рубашку...