Shuurey все записи автора Гид,заканчивая экскурсию по Барнаулу,прочитал стихи,которые я не слышала."Но Петербург неповторим"-по этим строчкам нашла.Александр Городницкий.

ПЕТЕРБУРГ
Кем вписан он в гранит и мох,
Рисунок улиц ленинградских,
На перепутье двух эпох,
Бессмысленных и азиатских?

Насильно Русь привёл сюда
Разочарованный в Востоке
Самодержавный государь,
Сентиментальный и жестокий.

Здесь, первый выплавив металл,
Одев гранитом бастионы,
Он об Италии мечтал,
О звонкой славе Альбиона.

Не зря судьба переплела
Над хмурой невскою протокой
Соборов римских купола,
Лепное золото барокко.

И меж аллей, где тишина
Порхает легкокрылым Фебом,
Античных статуй белизна
Сливается с полночным небом.

Прости же, Англия, прости
И ты, Италия седая!
Не там Владимир нас крестил -
Был прав безумный Чаадаев.

Но, утомлённые Москвой,
Купив билет на поезд скорый,
С какой-то странною тоской
Мы приезжаем в этот город.

И там, где скользкие торцы
Одела влажная завеса,
В молчанье смотрим на дворцы,
Как скиф на храмы Херсонеса.

Шумит Москва, Четвёртый Рим,
Грядущей Азии мессия,
А Петербург - неповторим,
Как Европейская Россия.
1977


РОМАНС ЧАРНОТЫ


Как медь умела петь
В монастыре далече!
Ах, как пылала медь,
Обняв крутые плечи!
Звенели трензеля,
Летели кони споро
От белых стен Кремля
До белых скал Босфора.

Зачем во цвете лет,
Познавший толк в уставе,
Не в тот пошёл я цвет,
На масть не ту поставил?
Могил полны поля,
Витает синий порох
От белых стен Кремля
До белых скал Босфора.

Не лучше ли с ЧеКой
Мне было бы спознаться,
К родной земле щекой
В последний раз прижаться,
Стать звоном ковыля
Среди степного сора
Меж белых стен Кремля
И белых скал Босфора?..
1971

ОКОЛО ПЛОЩАДИ


Ветер неласковый, время ненастное,
хмурь ленинградская.
Площадь Сенатская, площадь Сенатская,
площадь Сенатская.
Цокали, цокали, цокали, цокали,
цокали лошади
Около, около, около, около,
около площади.

Мысли горячие, мысли отважные,
мысли преступные.
Вот она - рядом, доступная каждому
и - недоступная.
Днями-неделями выйти не смели мы,-
время нас не щадит.
Вот и остались мы, вот и состарились
около площади.

Судьбы пропавшие, песни неспетые,
домом и службою
Так и проходят меж пьяной беседою,
жизни ненужные...

Цокали, цокали, цокали, цокали,
цокали лошади
Около, около, около, около,
около площади.
15 октября 1982, Сухуми


***
АРБАТСКИЕ СТАРУШКИ


Ах, как у времени нашего норов суров!
Дня не пройдет, чтоб какой-нибудь дом не разрушить.
Скоро не будет арбатских зеленых дворов,
Скоро не будет арбатских веселых старушек.

Ах, как стремительно мы убегаем вперед,-
Что нам теперь деревянных домишек обломки?
Что доживает, само постепенно умрет.
То, что само не умрет, доломают потомки.

Годы уходят, состаримся скоро и мы,-
Смена идет нам, асфальтом на смену брусчатке,-
Дети скрипящей и снежной арбатской зимы,
Дети исчезнувшей ныне Собачьей площадки.

Буду некстати теперь вспоминать перед сном
Солнечный мир тишины переулков, в которых
Не уважают газету и свой гастроном
И уважают соседей, собак и актеров.

Будет глаза мои радовать липовый цвет,
Будут кругом улыбаться забытые лица.
Нет разрушенья в помине, и времени нет,
Да и войны никакой, говорят, не случится.

Ах, как у времени норов сегодня суров!
Дня не пройдет, чтобы что-нибудь в нас не разрушить.
Скоро не будет арбатских зеленых дворов,
Скоро не будет арбатских веселых старушек.
19 октября 1974, Кобулети


***
ДВОРЕЦ ТРЕЗИНИ


В краю, где суровые зимы
И зелень болотной травы,
Дворец архитектор Трезини
Поставил у края Невы.
Плывёт смолокуренный запах,
Кружится дубовый листок.
Полдюжины окон - на запад,
Полдюжины - на восток.

Земные кончаются тропы
У серых морей на краю.
То Азия здесь, то Европа
Диктуют погоду свою:
То ливень балтийский внезапен,
То ветер сибирский жесток.
Полдюжины окон - на запад,
Полдюжины - на восток.

Не в этой ли самой связи мы
Вот так с той поры и живём,
Как нам архитектор Трезини
Поставил сей каменный дом?-
То вновь орудийные залпы,
То новый зелёный росток...
Полдюжины окон - на запад,
Полдюжины - на восток.

Покуда мы не позабыли,
Как был архитектор толков,
Пока золочёные шпили
Несут паруса облаков,-
Плывёт наш кораблик пузатый,
Попутный поймав ветерок,-
Полдюжины окон - на запад,
Полдюжины - на восток.
19 марта 1987

СМЕРТЬ БОРИСА


Пошто молчите вы, бояре?
Царь умер. Наступает день.
Опять колючий запах гари
Ползёт от ближних деревень.

И вот на Лобном месте шумном,
Спеша умы предостеречь,
Сам набольший боярин думный
Перед народом держит речь.

Советчик царский и наперсник,
Он в шубе, в золоте, в мехах.
Недобро вспыхивают перстни
На цепких старческих руках.

Слова кружатся над толпою,
Над желтизной поповских риз,-
Мол, он за правду всей душою,
Да принуждал де царь Борис.

За всё, что было в эти годы,
Ему вина, ему хула,
А мы так издавна народу
Желали хлеба и тепла.

Он в том клянётся всем что свято -
Крестом и верою своей,
И от багрового заката
Пылают маковки церквей.

Брели сторонкой побирушки
Прознать, что люд болтает лих,
И были выкачены пушки
У Спасских врат и у Тверских.

И верховые без устатку
Швыряли медь в гундосый сброд,
Дабы отныне жил в достатке
Царём обиженный народ.

И осознав, что правды нету,
Не веря более в слова,
Дрались калеки за монету
Перед собором Покрова.
1956