Долли_Дурманова все записи автора
«Я американский писатель, рожденный в России, получивший образование в Англии, где я изучал французскую литературу перед тем, как на пятнадцать лет переселиться в Германию. …Моя голова разговаривает по-английски, мое сердце — по-русски, и мое ухо — по-французски»

В.Набоков


Он всегда был не таким, как все. В эмиграции его книги удивляли своей отдаленностью от литературных традиций, вызывали обвинения в "нерусскости". В Америке он шокировал и покорил всех своей "Лолитой", превратился из безвестного преподавателя провинциального колледжа в живого классика. Теперь же на его родине спорят, что делать с "феноменом Набокова": относить ли его к русской или к американской литературе.
Он любил подчеркивать, что родился "в один день с Шекспиром и через сто лет после Пушкина", упоминая имена-символы двух великих литератур, которым сам равно принадлежит. В русскую он вошел как Владимиръ Сиринъ, литературное существование которого прекратилось так же через сто лет после Пушкина, в 1937, когда начал публиковаться его последний роман "Дар". В Америке он прославился как Vladimir Nabokov, пишущий на английском и даже внешне сильно отличающийся от Сирина (об этом говорят его современники и фотографии).
Бабочки и шахматы стали символами его творчества. Он любил выискивать узоры судьбы, потаенную симметрию в собственной биографии. И вот – как два крыла бабочки, симметричны друг другу русская и английская половины его творчества. Словно клетки на шахматной доске – восемь по горизонтали, восемь по вертикали – выстраиваются его восемь русских и восемь английских романов. Чтобы не нарушить чистоту симметрии, судьба не дала дописать девятый роман на русском, "Solus rex" (помешала война) и девятый на английском, "Оригинал Лауры" (помешала смерть).



22 апреля 1899 года, дом 47 на Большой Морской в Санкт-Петербурге – таковы координаты времени и места рождения Владимира Владимировича Набокова. Он был первенцем в семье Владимира Дмитриевича Набокова и его супруги Елены Ивановны, урожденной Рукавишниковой. Набоковы были знатным и богатым дворянским родом. Многие его представители достигли серьезных общественных высот, например, дед будущего писателя Дмитрий Николаевич Набоков был министром юстиции, одним из авторов судебной реформы 1864 года.
Кроме Владимира в семье Набоковых было еще четверо детей: сыновья Сергей и Кирилл, дочери Ольга и Елена.
С детства формируется круг увлечений и интересов, оставшихся неизменными на всю жизнь: шахматы, бабочки, книги. Набоков был очень неплохим шахматистом, но больше его привлекали шахматные задачи. В их составлении он ощущал нечто родственное литературному творчеству.Бабочки, пожалуй, занимали в его сердце место наравне с литературным творчеством. "Мои наслаждения, – как сказал он позже, – самые острые из ведомых человеку: писательство и ловля бабочек". Надо сказать, что это не было хобби. Набоков был серьезным исследователем-энтомологом, автором ряда научных статей, открывшим и описавшим несколько новых видов бабочек.
Литература рано вошла в его душу и прочно обосновалась в ней. Воспитываясь в аристократической семье, склонной к англоманству, Набоков начал говорить на русском и на английском одновременно. Чуть позже благодаря Mademoiselle добавился еще и французский.
Знание языков позволило ему в оригинале знакомится с мировой литературой. В другом интервью он сообщил: «От десяти до пятнадцати лет, в Петербурге, я должно быть, перечитал больше беллетристики и поэзии – английской, русской и французской, – чем за любые другие пять лет моей жизни.»






У Набокова были неплохие способности к рисованию, его учил знаменитый Добужинский. Мальчику прочили будущее художника. Художником Набоков не стал, но и способности, и приобретенные навыки пригодились для его словесной живописи, уникальной способности чувствовать цвет, свет, форму и передавать эти чувства словами.
Рано открыл он для себя счастье и муку стихотворчества. Интересно, что подтолкнул его к сочинению первого стихотворения (в июле 1914) вид капли, скатившейся с листа сирени. Для развития поэтического дара идеальной средой была атмосфера Серебряного века, ренессанса русской поэзии.

Еще более мощным стимулом к сочинительству стала первая любовь. Его избранницу звали Валентина Шульгина. Они познакомились летом 1915 года. Обычно семья Набоковых проживала в особняке на Большой Морской осень, зиму и весну, а на лето уезжала в имение Выра под Петербургом. Так же было и на сей раз, а родители Вали сняли по соседству дачу. Эту первую любовь Набоков воссоздал через десять лет в своем первом романе "Машенька", а еще позже в воспоминаниях, дав ей имя Тамара.
Осенью 1917 Владимир Дмитриевич отправил семью подальше от гражданской смуты в Крым, а позднее и сам, чудом избежав ареста, присоединился к ней. Он стал министром юстиции Крымского Временного правительства. В это время Владимир Набоков-младший познакомился с Андреем Белым и Максимилианом Волошиным. Он продолжал писать стихи и ловить бабочек, а однажды его чуть не арестовал бдительный часовой, вообразивший, что тот подает сачком знаки английским военным судам. Весной 1919 года красные ворвались в Крым, и 15 апреля под грохот артиллерийского обстрела Набоковы отплыли из Севастополя на небольшом греческом пароходе, чтобы навсегда оставить Россию.
Константинополь – Париж – Лондон, такой маршрут проделала семья Набоковых, прежде чем осесть, наконец, в Берлине. Старших сыновей, Владимира и Сергея, направили в Кембридж, чтобы закончить образование. 1 октября Владимир Набоков стал студентом Trinity-college, колледжа Святой Троицы. Именно там начались у него первые приступы мучительной неизлечимой болезни, преследовавшей его всю жизнь, – ностальгии.
7 января 1921 года в газете «Руль» был опубликован рассказ «Нежить»Кроме того, этот день можно считать своеобразным днем рождения, поскольку впервые появилось имя Владимир Сирин. Набоков подписал рассказ этим псевдонимом, чтобы читатели "Руля" не спутали его с отцом, публиковавшим в газете свои статьи. Под именем Владимира Сирина суждено было прославиться Набокову среди населения призрачного государства, называвшегося Россией в изгнании.
В июне 1921 он познакомился со Светланой Зиверт, которая стала его возлюбленной (а позднее невестой) и героиней многих стихотворений этого периода.






В это же время он попробовал себя еще в одной роли – в роли переводчика. На спор с отцом Набоков взялся за перевод книги Ромена Роллана "Кола Брюньон", название которой было переведено как "Николка Персик". Этот перевод был закончен и напечатан в 1922, а в 1923 вышла в свет еще одна книга – "Л. Карроль. Аня в стране чудес. Перевод с английского В. Сирина". Также Набоков переводил поэзию и в течение 10 лет (с 1922 по 1932) опубликовал переводы из Руперта Брука, Ронсара, O`Салливана, Верлена, Сюпервьеля, Теннисона, Йетса, Байрона, Китса, Бодлера, Шекспира, Мюссе, Рембо, Гете.
1922 год стал самым тяжелым в жизни Набокова. 28 марта произошло страшное событие: в Берлине на публичной лекции П.Н. Милюкова террористами-черносотенцами был убит Владимир Дмитриевич, заслонивший от пули своего соратника по партии.
Эта утрата оказала сильнейшее влияние на внутренний мир Набокова и многократным эхом отозвалась в его творчестве.
Следующий год вновь начался печально. По настоянию родителей Светлана Зиверт разорвала свою помолвку с Набоковым. К этому времени он завершил свое обучение в Кембридже, переехал в Берлин, ставший в это время "столицей" русской эмиграции, и делал лишь первые шаги самостоятельной жизни (Елена Ивановна вместе с семьей переселилась в Прагу). Будущее его было более чем туманно, постоянной и хорошо оплачиваемой работы он не имел и не собирался искать, поэтому Зиверты решили, что Владимир Набоков не сможет обеспечить достойное существование их дочери.
Но судьба в конце концов смилостивилась к Набокову и сделала бесценный подарок: 8 мая на костюмированном балу он познакомился с Верой Слоним. Эта встреча стала, пожалуй, самой важной в его жизни. Ибо Вере Евсеевне было суждено стать его женой, матерью его сына, его музой, первым читателем, секретарем, адресатом посвящений почти всех книг, вторым "Я" Набокова. Русская литература знает мало таких счастливых писательских браков.
В это время Набоков начал систематически зарабатывать на жизнь уроками английского и французского языков, тенниса, бокса и даже стихосложения. Разумеется, солидных денег эти занятия не приносили, но гонорары за стихи и рассказы были еще меньше. После знакомства с Верой набоковское творчество удивительным образом поднялось на качественно новый, более высокий уровень. Задуманный роман, который должен был называться "Счастье" и несколько фрагментов которого стали рассказами, постепенно перерос в новый замысел. В октябре 1925 года он воплотился в роман "Машенька".
За этим романом последовали «Король, дама, валет», «Защита Лужина», сборник рассказов «Возвращение Чорба», повесть «Соглядатай», «Подвиг», «Камера Обскура».
Весной 1934 в семье Набоковых произошло радостное событие: 10 мая у них родился сын, которого назвали в честь прадеда Дмитрием. В этом же году в "Современных записках" увидел свет новый роман, "Отчаяние".






Тем временем жизнь в столице третьего рейха становилась все тяжелее и опаснее. Поэтому в начале 1937 года Набоков покинул Германию и перебрался во Францию, а позднее к нему присоединилась Вера с маленьким Дмитрием. В апреле в "Современных записках" появилась первая глава романа "Дар". Это был наибольший по объему и итоговый для европейского периода набоковский роман. Тем печальнее его издательская судьба, ибо в августе редактор журнала Руднев, прочитав четвертую главу, содержащую пародийную биографию Чернышевского, наотрез отказался ее публиковать.
В конце декабря 1938 г. весьма успешно прошли первые публичные чтения Набокова в Париже. Там же в первом в жизни интервью он рассказал о технике своей писательской работы: "В том, что я пишу, главную роль играет настроение – все, что от чистого разума, отступает на второй план. Замысел моего романа возникает неожиданно, рождается в одну минуту… Остается только проявить зафиксированную где-то в глубине пластинку. Уже все есть, все основные элементы: нужно только написать сам роман, проделать тяжелую техническую работу… Иногда пишу запоем по 12 часов подряд, – я болен при этом и очень плохо себя чувствую. А иногда приходиться переписывать и переделывать – есть рассказы, над которыми я работал по два месяца. И потом много времени отнимают мелочи, детали обработки: какой-нибудь пейзаж, цвет трамваев в провинциальном городке, куда попал мой герой… Иногда приходится переделывать и переписывать каждое слово. Только в этой области я не ленив и терпелив". Позднее Набоков еще не раз будет ради заработка выступать с публичными чтениями своих произведений в Париже, в Бельгии, в Англии.
Для английского издания набоков переводит свой роман «Отчаяние»Работа была трудной: "Ужасная вещь – переводить самого себя, перебирая собственные внутренности и примеривая их, как перчатку",– писал он в одном из писем того времени. Закончив перевод, Набоков решил попробовать написать роман сразу на английском, и в январе 1939 года был завершен его первый англоязычный роман "The real life of Sebastian Knight" ("Подлинная жизнь Себастьяна Найта").

Переход на другой язык был тяжел и драматичен для Набокова, о чем он не раз говорил. Язык и воспоминания – это все, что оставалось у него от родины. Поэтому отказ от русского языка, "от индивидуального, кровного наречия", воспринимался как отречение от родины. И именно в это время было написано самое пронзительное и, может быть, лучшее стихотворение Набокова "К России":

Отвяжись, я тебя умоляю!
Вечер страшен, гул жизни затих.
Я беспомощен. Я умираю
от слепых наплываний твоих.

Тот, кто вольно отчизну покинул,
волен выть на вершинах о ней,
но теперь я спустился в долину,
и теперь приближаться не смей.

Навсегда я готов затаиться
и без имени жить. Я готов,
чтоб с тобой и во снах не сходиться,
отказаться от всяческих снов;

обескровить себя, искалечить,
не касаться любимейших книг,
променять на любое наречье
все, что есть у меня, – мой язык.

Но зато, о Россия, сквозь слезы,
сквозь траву двух несмежных могил,
сквозь дрожащие пятна березы,
сквозь все то, чем я смолоду жил,

дорогими слепыми глазами
не смотри на меня, пожалей,
не ищи в этой угольной яме,
не нащупывай жизни моей!

Ибо годы прошли и столетья,
и за горе, за муку, за стыд, –
поздно, поздно! – никто не ответит,
и душа никому не простит.


Начавшаяся война вынудила Набоковых покинуть Францию ради спасения жизни, ибо опасность печей нацистских крематориев была более чем реальной (родной брат Набокова Сергей остался и погиб в немецком концлагере). С большим трудом при помощи друзей выхлопотав французскую выездную и американскую въездную визы, в мае 1940 года на отплывавшем из Сен-Назера пароходе "Шамплен" (в следующем рейсе потопленном немецкой подлодкой) Набоков с женой и маленьким сыном покинул Европу, отправляясь навстречу неизвестности Нового Света.






Америка сразу произвела самое благоприятное впечатление: при осмотре багажа таможенники, увидев боксерские перчатки, надели их и стали в шутку боксировать друг с другом. Такая непосредственность не могла не понравиться жизнелюбу Набокову. Первое время они жили у друзей в Нью-Йорке. Набоков сотрудничал в эмигрантских периодических изданиях, подыскивал работу преподавателя в колледже и обзаводился новыми знакомыми.
Преподавательская деятельность Набокова растянулась на восемнадцать лет. До сентября 1948 года он преподавал в Уэлсли, но, поскольку так и не смог получить там постоянное место (каждый раз с ним заключали годовой контракт), он вместе с семьей переехал из Кембриджа (Массачусетс) в Итаку (штат Нью-Йорк) и стал преподавателем Корнельского университета. Уже после смерти Набокова были опубликованы его лекции, составившие три тома: "Лекции по русской литературе", "Лекции по зарубежной литературе", "Лекции о "Дон-Кихоте". Это, возможно, одна из самых интересных частей набоковского наследия, потому что взгляды на литературу, излагаемые в этих лекциях, весьма оригинальны и далеки от традиционных. Ему удавалось заразить студентов своей страстной любовью к литературе. Он имел склонность к внешним эффектам; один из его бывших студентов вспоминал: "…Внезапно Набоков прервал лекцию, прошел, не говоря ни слова, по эстраде и выключил три лампы под потолком. Затем он спустился по ступенькам – их было пять или шесть – в зал, тяжело прошествовал по всему проходу между рядами, провожаемый изумленным поворотом двух сотен голов, и молча опустил шторы на трех или четырех больших окнах… Зал погрузился во тьму… Набоков возвратился к эстраде, поднялся по ступенькам и подошел к выключателям. "На небосводе русской литературы, – объявил он, – это Пушкин" Вспыхнула лампа в дальнем левом углу нашего планетария. "Это Гоголь!" Вспыхнула лампа посередине зала. "Это Чехов!" Вспыхнула лампа справа. Тогда Набоков снова спустился с эстрады, направился к центральному окну и отцепил штору, которая с громким стуком взлетела вверх: "Бам!" Как по волшебству в аудиторию ворвался широкий плотный луч солнечного света. "А это Толстой!", – прогремел Набоков".

Студенты любили "мистера Набокова", с увлечением слушали его лекции, конечно, далеко не все понимая. Он, по воспоминаниям одной его студентки, "производил впечатление спокойного уверенного в себе, мужественного человека. От него приятно пахло табаком, в нем ощущалась врожденная деликатность и естественное аристократическое достоинство: и, как я понимаю, он был первым в моей жизни преподавателем, который чувствовал себя в литературе как дома, потому что сам был ее частицей". Сам же Набоков относился с иронией к своим ученикам и так вспоминал сцену обычного экзамена в одном из интервью: "Большой амфитеатр в "Голдвин Смит". Экзамен с 8 до 10.30 утра. Сотни полторы студентов – немытых, небритых молодых людей мужского пола и сносно ухоженных – женского. Общее ощущение несчастья и скуки. Половина девятого. Слитные звуки нервного покашливания, шуршанье страниц. Кое-кто из мучеников впал в задумчивость, сцепив на затылке руки. Я встречаюсь с чьим-то мутным взглядом, с надеждой и ненавистью выискивающим во мне источник запретного знания. Девушка в очках подходит к моему столу с вопросом: "Профессор Кафка, вы хотите, чтобы мы сказали что…? Или нам нужно ответить только на первую половину вопроса?" Великое братство троечников, становой столб нации, старательно марает бумагу. Мгновенный всплеск шелеста, большинство студентов переворачивает страницы тетрадей – пример хорошей артельной работы. Потрясанье затекшим запястьем, чернила на исходе, дезодорант выдохся. Стоит мне поймать чей-то взгляд, как он в благочестивом размышлении возводится к потолку. Оконные стекла запотевают. Юноши стягивают свитера. Девушки в быстрой каденции жуют резинку. Десять минут, пять, три, время вышло". В результате подобного действа, утверждал Набоков, "в лучшем случае они отрыгивали на экзамене кусочки моего мозга".






Опыт и впечатления, накопленные за годы работы в Уэлсли и Корнелле, были художественно осмыслены Набоковым в романах "Пнин" и "Бледное пламя".
Кроме преподавания литературы, он продолжал изучать бабочек, сотрудничал в энтомологическом отделе Нью-йоркского Музея естественной истории, затем "в лабораторном раю Гарвардского музея сравнительной зоологии" и испортил себе зрение работой с микроскопом. Но этот труд приносил Набокову огромное удовольствие. Во время отпусков он вместе с семьей оправлялся в путешествие по Америке на охоту за бабочками.





6 декабря 1953 года была закончена вещь, замысел которой возник у Набокова еще в Европе. Работа шла неровно и мучительно, а однажды писатель чуть не сжег, подобно Гоголю, неоконченную рукопись. Это был самый "главный" в его жизни роман – "Лолита".В Америке роман печатать отказались. "Лолита" была впервые опубликована в парижском издательстве с сомнительной репутацией "Олимпия Пресс". Среди литературных критиков вспыхнул серьезнейший спор о том, что такое "Лолита" – произведение искусства или порнография? Тираж на некоторое время был арестован. "Лолита" стала объектом судебного разбирательства, разделив судьбу таких шедевров, как "Мадам Бовари" и "Улисс". В обществе разгорелась дискуссия о критериях искусства, о границах свободы слова. В итоге арест был снят, и роман был издан в США в 1958. Скандал принес Набокову известность и невиданный коммерческий успех: по раскупаемости "Лолита" побила рекорд "Унесенных ветром". Только права на экранизацию были оценены в 150 000 долларов (кинопремьера "Лолиты" состоялась в1962 году, режиссером был Стэнли Кубрик, а сценаристом сам автор романа). Все материальные проблемы Набокова были решены, и он отказался от интересной, но физически утомительной преподавательской работы: 19 января 1959 года он прочитал свою последнюю лекцию в Корнеле, после окончания которой его обступила толпа студенток с книжками "Лолиты", жаждущих автографа.
В 1957, в самый разгар шумихи, поднявшейся вокруг "Лолиты", был опубликован новый набоковский роман "Пнин".Этот роман – очень живой и теплый, полный мягкого юмора и иронии.
В сентябре 1959 года Набоковы отправились в Европу. Они посетили Париж, Лондон (Набоков прочел лекцию в Кембридже), Женеву, Милан (там обучался оперному пению сын писателя), Рим, Сицилию.






Некоторое время они прожили в Ментоне, затем вернулись в Америку (для работы над сценарием "Лолиты", от которого Кубрик в итоге мало что оставил). В 1962 Набоковы вновь отплыли из Соединенных Штатов и 15 сентября поселились в швейцарском городке Монтре на берегу Женевского озера в старомодном отеле "Палас". Номер "64" (число клеток на шахматной доске) стал домом Набоков на последние пятнадцать лет жизни.
в 1964 году вышел в свет перевод на английский язык "Евгения Онегина" – результат многолетней, кропотливой работы.. Из четырех томов издания сам перевод составил только первый том, а остальные три содержали построчный комментарий пушкинского романа. Набоков выполнил перевод в своей обычной манере, то есть так, как еще никто никогда не делал. Он провозгласил концепцию буквалистского перевода: "Буквальный перевод: передача точного контекстуального значения оригинала, столь близко, сколь это позволяют сделать ассоциативные и синтаксические возможности другого языка. Только такой перевод можно считать истинным". Поэтому роман в стихах был переведен прозой, ради сохранения смысловой точности пришлось пожертвовать строфой, рифмой и отчасти ритмом. Подобное понимание переводческих задач и такой метод (а также очень резкие и отнюдь не хвалебные отзывы Набокова о своих предшественниках) вызвали целую бурю в литературно-критических кругах.
Единственным зеркальным примером стал перевод "Лолиты" на русский язык ее автором. "Вопрос – для кого, собственно, "Лолита" переводится, – писал Набоков, – относится к области метафизики и юмора. Мне трудно представить себе режим, либеральный или тоталитарный, в чопорной моей отчизне, при котором цензура пропустила бы "Лолиту"… Издавая "Лолиту" по-русски, я преследовал очень простую цель: хочу, чтобы моя лучшая английская книга – или, скажем скромнее, одна из лучших моих английских книг – была правильно переведена на мой родной язык". Русская версия романа о "бедной американской девочке" увидела свет в 1967 году.
В июле 1975 года Набоков охотился на бабочек в горах около Давоса, поскользнулся на крутом склоне и неудачно упал. Пролежав некоторое время в больнице, он вроде бы поправился, но через некоторое время вновь был госпитализирован. Набокову была сделана операция, которая вызвала осложнение, здоровье его стало ухудшаться, и 2 июля 1977 года он скончался в госпитале Лозанны.
Похоронен Набоков в Кларане близ Монтре. На скромной плите написано: "Vladimir Nabokov. Ecrivian. 1899 – 1977". Для надгробной надписи избран французский язык, может быть, для того, чтобы не отдать предпочтение ни одному из двух великих языков, на которых писал свои удивительные книги этот человек.