Фотографии Парижское_кафе : Живопись


Парижское_кафе

Vikont_de_Kit (Парижское_кафе) все записи автора

Горький полынный привкус на губах. Глаза режет сигаретный дым, приходится жмуриться. Прикосновение... привкус... Сладкая, но не моя. И сама не своя в этом угаре телодвижений отчего-то называющимся танцем. Развеется.
Так всегда. Моя абсентовая фея, лети,  я не стану догонять.

(с) VeKit

О напитке...

Mi_na_ko (Парижское_кафе) все записи автора

КАК ЧЕЛОВЕК И СОБАКА СТАЛИ ГОВОРИТЬ ПО-РАЗНОМУ


Когда Человек и Собака говорили одинаково, они жили вместе и всё делили поровну. У них был маленький домик, огород и поле.
Утром Собака вставала и шла пасти коров, а Человек пахал и сеял. Урожай собирали вместе, пищу ели одну. Как-то пошли на охоту. Долго гоняли зверя, и Человек сказал:
– Устал я бегать, за тобой не поспеваю. Ведь у тебя четыре ноги, а у меня всего две.
– Ладно, – говорит Собака, – отдохни. Я подгоню к тебе зверя, а ты лови.

Читать далее...

She_was_sleeping (Парижское_кафе) все записи автора По душе, как гигантскому Лувру,
Не ходи ты усталым туристом,
Не кори за ненадобность дуру,
Что полог понавесила мглистый,
Что расставила вровень таблицы
"Не топчи, не смотри, не убей"
Зная только, желанье искрится -
Поскорей бы, да лишь поскорей...
Но ругать нехозяку не нужно -
Каждый Лувр по-свойму живёт -
Кто спокойно обходится в стужу,
А кого-то страшит её гнёт.
Вот поэтому песней потерь
Эхо в зале руладою вальса -
"Не топчи, не смотри, не убей" -
Не броди, проходи, оставайся...

NunQuam (Парижское_кафе) все записи автора

Доктор отводит его в сторонку и шепчет, дыша в ухо теплым затхлым воздухом: «Вы понимаете… Как вас по имени-отчеству? Понимаете, Глеб Олегович, случай сложный… Животное ослаблено, оно не перенесет операцию, это я вам точно, точно говорю! А без операции никак, да…В общем, уверяю вас, гуманнее вашего Рекса усыпить. Думайте.» Ветеринар уходит, а он остается стоять посреди коридора.

Идут домой рука об руку с октябрем – Глеб и Рекс. Поводок в руке то натягивается, то мотается безвольно, словно бессилие собаки и ему передается.

«Так, наверное, будет лучше для всех, если усыпить. И ему лучше – не мучаться… Да, надо усыпить»,- решает он и садится на корточки, чтобы перевязать шнурки, а собака лижет ему лицо сухим горячим языком.

Читать далее...

NunQuam (Парижское_кафе) все записи автора

Солнечные лучи окрасили еще не вполне успокоившиеся после вчерашней бури волны, как будто кто-то окунул в воду кисть с желтой гуашью.
Один из трех мешков, сваленных в кучу на дне шлюпки, заворочался, и из груды цветастого тряпья высунулась растрепанная голова. Впрочем, растрепанной эту голову можно было назвать лишь с натяжкой, ибо большую часть черепа покрывала обширная плешь, и редкий пушок, робко пробивавшийся сквозь нее, напоминал кустики пропыленных пустынных растений.
- Доброе утро, Вацек! – проговорила голова, позевывая, и растянула губы в улыбке.
Человек, сидевший у борта на корточках, резко выпрямился, огляделся по сторонам и, успокоившись, снова присел и закрыл лицо руками.

Читать далее...

Pozd11 (Парижское_кафе) все записи автора

Работы чешского фотографа Яна Саудека

 

 

Ещё

Nobody_Nemo (Парижское_кафе) все записи автора Весна - утро: Молодая женщина сидит на кипельно-белой больничной койке. На ее руках, замотанный в нелепую пеленку в синий горошек, спит малыш. У него малюсенькое лицо - нос кнопкой, рот с копеечку, да закрытые глазенки над которыми незримо присутствуют светлые брови. Женщина, еще почти девушка, но уже молодая мать, с безграничным обожанием и некоторой долей изумления вглядывается в черты сотворенного ее организмом чуда.

Лето - день: Малыш бежит через бетонно-серый пейзаж. Он бежит настолько быстро, насколько ему позволяют законы физики, забавно притопывая ножками в красных ботиночках. Тонкие жидкие пряди выбиваются из-под панамки надетой набекрень. Он бежит, а на пухлом личике сияет молочными зубами самая искренняя из всех возможных, детская, улыбка. Сильные руки подхватывают его, кружат так высоко, что от восторга кружится голова.

Осень-вечер: Высокий угловатый подросток расхлябанным шагом идет по улице, вытаптывая темный влажный асфальт модными кроссовками. Это та же улица. Он бежал по ней в объятия отца, когда был карапузом. Раннее детство вспоминается яркими кадрами, заполненными светом и острым ощущение жизни. Тоска, тоска в эту влажную серую осень пропитанную одиночеством наполняет собой бесконечно-бессонные ночи.

Зима-ночь: Полупьяный мужчина едет домой от очередного приятеля. Он еще не успел сменить шины старенького "Москвича" и потому машину заносит на скользких поворотах. Он сел за руль после нескольких стаканов дешевого портвейна служившего заглушкой для совести. На повороте в свой переулок, водитель не справляется с управлением. Фонарный столб, груда уже ненужного железа и биологическое тело испускающее дух.

NunQuam (Парижское_кафе) все записи автора Входи. Здесь еще пахнет гарью пожарища и, слегка, - кадильным дымком. Здесь еще смотрят с почерневших стен печальные лики, еще пробиваются лучи сквозь витражные стекла окон. На полу доски, угли, пепел, грязь, и над всем этим сверху печально наблюдает чуть подкопченный, но все еще по-церковному нарядный купол.

Входи. Здесь все равно никого нет – кто пойдет в полуразвалившуюся сгоревшую церквушку рано утром, когда от высыхающей росы над полем и речкой стоит легкий серебристый туман, словно прошитый тоненькими иголками солнца. Так тихо, что слышно, как мычит где-то вдалеке, за рощей, заспанная корова; не нарушай и ты тишины, подойди, встань тихонько в дверях, посмотри, как на черном из-за золы и углей полу играют цветные тени от закопченных витражей… Подойди к опрокинутому обгорелому алтарю, представь, как батюшка басит сквозь бороду «Отче наш», как крестится девушка в сером чистеньком платке, как она смущенно поправляет русую выбившуюся прядь; как семенит к иконе сухонькая старушка с вострыми глазенками; как девочка лет семи, держа за руку мать с усталым грустным лицом, смотрит внимательными глазами на отца Леонида; как кланяется в пояс мужчина с желтоватыми жидкими волосами…

Подойди. Ближе. Стой и смотри, просто стой и смотри – не говори ничего. Не нарушай чистой, прозрачной тишины, легко витающей в тяжелом запахе гари и воска. Давно ли ты был здесь? Десять ли лет прошло, больше ли? Смотри. Слушай тишину. Вдыхай запах. Растворяйся в нем, будто ты уже и не ты, будто ты смешался уже с этим воздухом, с этим запахом, с копотью на стенах… Кажется, что время замерло вместе с твоим дыханием, кажется, что если посмотреть ближе, то в бесформенном свечном воске увидишь застывшие секунды; что кроме церкви этой, кроме этого утреннего света сквозь окна, ничего и не бывает на свете.

Перекрестишься тихонько. Выйдешь. Ни души вокруг; с трудом даже верится, что сюда когда-то приходили люди, что нищие стояли на паперти, что в Спас и на Успение отец Леонид в расшитой старой ризе шел впереди крестного хода; что ты шел за ним, сжимая в ладошках тонкую свечку. Церковь стоит на холме, а с холма видно соседнюю деревню на том берегу реки. Ранний пароходик сонно проплывет вниз по течению и скроется за излучиной; отлогий каменистый пляж пустынен, лишь одинокая лодчонка лежит перевернутая у кромки воды. Ветерок чуть шевелит листья деревьев, и ты стоишь, стоишь, не в силах отвести взгляд и от реки, и от деревни на том берегу, и от перевернутой лодчонки.

Потом словно очнешься, тряхнешь головой, спустишься с холма по крутой тропинке к пляжу, войдешь в холодную речную воду по колено, посмотришь вдаль, за излучину, туда, куда уплыл утренний пароходик; и снова задумаешься о чем-то, чего и сам выразить не сможешь. И снова тебе, завороженному, покажется, словно тебя, тебя-то и нет вовсе, но ты и есть вода, крупная галька пляжа, солнечный блик на мелкой ряди волн, листок, подрагивающий на ветру.

Что же ты стоишь? Входи.

insp_abberline (Парижское_кафе) все записи автора

Шагаю дальше. Прохожие улыбаются, дети радуются, что вдруг, в разгар, можно сказать, зимы на несколько часов нагрянула весна, плавно движется поток машин и все вроде бы в порядке, если не считать одного обстоятельства — никто в этом городе не знает, или делает вид, что не знает, или это просто никому не интересно, что я только что потерял жену. Что же они, в самом деле не понимают, как мне тяжко?! Все должны испытывать печаль и сострадание к человеку, чья душа кровоточит от любви, а они продолжают смеяться, они по-прежнему барахтаются в своих мелких и никчемных жизнях, ликуя оттого, что настал уик-энд.

Забавная мысль: у многих из тех, кто идет мне навстречу, тоже душа в клочьях, а я не знаю, почему или как они страдают.

She_was_sleeping (Парижское_кафе) все записи автора Мама, бедная моя мамочка...Ты смотришь в мои глаза, и не замечаешь в них застывшие слёзы - тебе кажется, будто я пришла за какой-то своей надобностью. Да, хотя ты права. Я пришла, потому что мне надо...Мне надо просто посидеть возле тебя. Нет, я конечно не скажу, ничего тебе не скажу, пускай и хочется..Пускай и шла к тебе, что бы сказать. Но увидев тебя, твоё непонимание, пыль старости на твоих плечах, я поняла, что лучше ничего и не говорить. Я просто мирно сижу возле тебя, просто смотрю, изредко грустно улыбаюсь и встречаю твои удивлённые взгляды..Ты смотришь свой Дом-2 по старенькому телевизору, в маленькой, тёмной комнатке-своей комнатке....Вот уже на протяжении всего реалити-шоу ты от силу пропустила лишь несколько серий. День ото дня, каждым вечером, не считая повторы...Ты смотришь Дом-2. Я к тебе уже редко подхожу...Потому что знаю, что если я начну говорить, ты ничего не услышишь, ибо по телевизору Дом-2...Он стал неотъемлемой частью твоего существования.
А я выросла. Да, мам, не удивляйся..Я выросла, у меня появилась своя личная жизнь, свои привычки, свои вещи, своя территория...Но для тебя я по-прежнему осталась маленькой малышкой, которую ты качала на руках, кормя грудью. Ты обнимаешь меня, как и подобает, чмокаешь с любовью в щёку. Я опускаю глаза, мне больно видеть...Я не хочу, но я всё ещё подле тебя. Ты спрашиваешь, тебе кажется, что мне от тебя что-то надо...Но нет, я просто сижу и смотрю на тебя, на твои мягкие черты лица, вдыхаю твой запах. Мама...Если я покажу тебе-ты не оценишь, ты не поймёшь. Ты привыкла к своей выдуманной реальности. Жизнь для тебя-это вечные дела по дому и, единственная отрада - Дом-2, а я, я лишь тот узенький канал, через который ты изредка можешь вдыхать кислород. Тебе полюбилось "жить" через меня. А мне бы так хотелось показать тебе другую жизнь, пусть нелучшую, но в которой есть просветы, укрытия от этой однообразности. Сейчас для меня ты превратилось в маленькое жалкое животное, которое живёт лишь своими потребностями...Я жалею тебя, я люблю, но для тебя я всё тот же ребёнок, хотя переросла тебя уже на целый век...Мне хочется плакать, но я закусываю губу-этого делать нельзя, ты расстроишься,но всё равно ничего не поймёшь. На одной чаше весов кучка презрения, а на другой безграничное сочувствие...Ибо жалеть-не только удел слабых...А завтра я вытяну тебя на улицу, надо чаще тебя выгуливать - решила, что тебе надо больше гулять, не считая тех каждодневных походов в магазин - и, кто знает, может быть тогда, под хлопьями снега, кружащимися над головами, состоится наш первый и последний разговор...

SilverOfTears (Парижское_кафе) все записи автора Слабые глаза мальчика с явным удовольствием вглядываются в смутное, желто-розовое небо. По его тонким, бледным губам рапслывается довольная, но совсем не детская улыбка. Трудно поверить, что человеку с такой улыбкой может быть всего семь лет. Но это так... Этому мальчику всего семь лет.
Треснутые, много раз склееные очки, потертый свитер и старые джинсы... Как не опишешь точно солнце, так и не опишешь этого мальчика. То ли зеленые, то ли карие-ржавого цвета глаза имею самое что ни на есть спокойное выражение. На бледной, почти белой коже отражается желто-розовый свет, делая ее почти человеческого цвета. Только губы выдают в мальчике создание, которое редко видит солнце. Бледные. всегда поджатые, редко улыбчивы. Но, похоже, в этот закат он улыбнулся.
Розовые, даже пурпурные, облака, так хорошо отражающие настроение смышленого ребенка не плывут. Они прямо на месте перетекают в разные формы, не забывая окрашивать теплыми красками еще голые деревья, голую землю...
Где-то что-то заблестело, и мальчик остановил взгляд на том блеске.
Но взгляд скользит дальше, по освещенным деревьям, по малиновой земле...
Умереть? Наверное, он даже не испугался бы. Такой закат был тем - что он мечта увидеть всю свою жизнь.
И все же... Все же он хотел продлить эти минуты.
Вдруг сильно забилось сердце... Больно в груди... Но он все равно лежит на холме и смотрит в небо. Сирота...
Ему захотелось вдруг сказать "Не волнуйтесь! Все будет хорошо!" всему -всему миру.
Тишина... Только тишина и закат купались в остекленевших, счастливых глазах мальчика. Только уходящему солнцу принадлежала мертвая немая улыбка бледных губ.

Wesaus (Парижское_кафе) все записи автора

Чужой балкон. Пятый этаж. Балкон застеклён, и я осторожно отодвигаю секцию.

Ветер, холодный весенний ветер толкает меня в грудь, трогает за плечи - знакомится. Я улыбаюсь. Поёживаюсь. Перестаю мять в руках сигарету и привычно хватаю её губами. Даю нетерпеливой зажигалке вонзить в кончик её плоти свой нервный огонёк. Ф-ф-ф...

Дым, как озорной мальчишка в красном комбинезончике (когда одна лямка давно волочится за маленьким хозяином по земле), тут же убегает в узкий проём между стёклами. Ф-ф-ф...

Капля. Другая. Сигарета дёргается от этих двух попаданий как раненый фашист в кино - словно на бегу налетел на две тугие капли свинца. Быстро втягиваю руку с сигаретой к себе. Поближе. А то эти снайперы...

Ф-ф-ф... Ты знаешь, этот пепел такой смешной! Никак не хочет стряхиваться вниз. Нет, я понимаю, конвекционные потоки и всё такое. Но мне же надо стряхнуть его вниз. Зачем? Так принято.

Она умирает. Она почти умерла. Вот уже предсмертный тихий хруст корёжит остатки её тела. Какая короткая жизнь у сигарет. Ф-ф-ф...

Горячо. Глотка просит меня выкинуть её, а душа просит ещё одну - последнюю - затяжку. Ф-ф-ф... Щелчок. Короткий полёт камикадзе, которого никто не спрашивал, хочет ли он, собственно...

Вдыхаю полной грудью окончательно обнаглевший от близкого знакомства холодный ветер. Что-то ещё... Что-то самое важное я не сделал. Поднимаю глаза.

Мягкое. Доверчивое. Чуть влажное. Удивительно близкое. Небо. Я поднимаю руку и осторожно (чтобы не напугать его)... Одним пальцем... Его подушечкой... Трогаю небо.

Оно почувствовало. Отозвалось. Как-то незримо, но я знаю, что оно отозвалось. Чуть шевельнулось, что ли. Втягиваю руку обратно в проём между стёклами. На пальце, на его подушечке - капля.

Мы же с тобой знаем, что небо - одно. Едино. Я тронул его здесь, а там, у тебя, оно вдруг чуть шевельнулось (ты заметил?) и уронило одну, всего лишь одну каплю. Тебе на лицо.

Она скользнула по минутной стрелке. Сорвалась и упала на цифру "пять". Ты же знаешь, какие они смешные! Когда ты покажешь своей часовой стрелкой на эту каплю, они все внизу побегут пить чай. Зашумят чайники, зазвенят ложечки... По всей стране!..

Я скучаю по тебе.

(c) Wesaus

Аноним (Парижское_кафе) все записи автора Солнце неспеша закатывалось за горизонт, освещая золотыми лучами пустынную долину.
На крутом откосе сидели старик с мальчиком. Старик смотрел вдаль и медленно
рассказывал. Теплый ветер дул в лицо, его жидкие седые волосы развевались и лезли
из-под потертой дырявой коричневой шляпы в глаза. Глаза его утратили свой прежний
блеск и цвет. Но взгляд был точно такой же, как и двацать, тридцать и сорок лет назад,
такой же мечтательный, но без былого огонька. Лицо его было изъедено морщинами,
кое где виднелись шрамы. Его обветревшиеся губы медленно шевелились и прозносили слово
за словом. Мальчишка, озороной и веселый, слушал его внимательно.

- Посмотри, - говорил старик мальчику - это пустынная долина горячего песка,
когда-то здесь было море. За много-много километров отсюда на Юг был мой дом.
Я очень давно не был дома.

- Это правда - все, что ты рассказывал про свой дом? Правда, что там нет войны,
которая выжгла здесь все? И мы увидем цветы, деревья, о которых ты вечерами
мне читал из своего дневника?

- Да... Прошло много лет. У нас заканчивается вода в фляжке..

- Вставай же, вставай. Сколько нам еще идти? Как думаешь, завтра мы уже будем там?
Ночью не так жарко и нам не нужна будет вода. Мы успеем, а там ее будет много-много!

Мальчишка тянул старика за руку.

- Пойдем, ну что же ты, пойдем!

- Пойдем. Ночью будет удобнее, звезды покажут нам путь.

Старик взял его за руку и они стали спускаться вниз. Солнце садилось все ниже и ниже.
Теперь они уже шли по долине. Все дальше и дальше. На юг.

She_was_sleeping (Парижское_кафе) все записи автора Скрипка смеха в избитой качели,
Как струна отголоском убитым.
Ветерком раскачается еле -
Покалеченный жизненный ритм.
А когда-то и были высоты -
Возносила она до небес.
Всё играло в железке по нотам,
Но тот мир уж давно, как исчез.
Позабыли помостки вязь кружев
Из раскрашенных радостью лент,
И холодные мутные лужи
Лишь остались от выпитых лет.
Ты конечно и вспомнишь альбомом
Детских фото померкших страниц -
Не удержит безумного стона,
Вспоминая отличие лиц.
Как и будет стенать та качель,
Что игрушкой когда-то была,
Так и ты остаёшься ничей,
Без свободы, мечты и крыла...

Anastasia_F (Парижское_кафе) все записи автора Первый поцелуй…

Навсегда я запомню тот первый
Поцелуй твоих нежных губ…
В этот день даже, кажется, время
Замедлило темп, а сердце участило свой стук…

Пели птицы вдали на деревьях…
Дождик капал совсем чуть-чуть…
В этот день долгое время терпенья
Превратилось в наш сдвоенный путь…

Этот путь был уж очень не долог,
Как хотелось бы мне… а тебе?
А тебе он не был ни дорог,
И не нужен был также как мне…

Никогда не забуду наш первый
Поцелуй, что храниться теперь
Под замком, в моем раненом сердце…
За решеткой, в дрожащей душе…

She_was_sleeping (Парижское_кафе) все записи автора Девочка с дрожащими руками, теребящая тонкими пальцами клочок бумаги, на котором вязь непонятных строк. Кружевная юбочка, блузочка с жабо, тонюсенький каблучок наподобие шпильки. Разлохмаченная, с оттенком безалаберности к себе, грива длинных волос, не пойми, толи рыжих, толи ещё каких. Трепещущий голосок на высокой ноте - таким, говорили, не запоёшь. Колкие высказывания, такие взрослые, но пронизанные максимализмом. Молчание, отчуждённость, минуты полной прострации. И клочок бумаги, запоминающейся своей белизной и небрежной измятостью на сплошь чёрном фоне одежды. Девочка?...
Нет, девушка...Высокая, статная, всегда с гордо-поднятой головой. Кажется, насквозь пропитана чувством своего достоинства. Взгляд светло-карих глаз, на самом деле зелёных, с вечно сужеными зрачками, цепкими. Наблюдатель. Губы, улыбающиеся не всегда, да и то лишь уголками. Но улыбка оправдывает себя. Такие тоже, как ни странно, врезаются в сознание едкими осколочками, которые при малейшем затрагивании вспыхивают взрывами воспоминаний. Эмоции, чувства - пусть не вспомнят имя, вспомнят улыбку. Сквозящее хладнокровие во всём виде: " я не ваша.." Молчаливость знаменует наблюдение. Редкие слова, тонкие фразы. И лишь клочок бумаги, теребимый изящными пальцами с такой детской наивностью неуверенного в себе существа...
Иногда одна хорошо подобранная деталь способна скрыть многое от всего мира.

Ju_Step (Парижское_кафе) все записи автора

Читать "Манекены"

Pozd11 (Парижское_кафе) все записи автора

     Был поздний час, и никого не осталось в кафе, кроме одного старика - он
сидел в  тени дерева,  которую отбрасывала листва,  освещенная электрическим
светом. В дневное время на улице было пыльно, но к ночи роса прибивала пыль,
и старику нравилось сидеть допоздна, потому что он был глух, а по ночам было
тихо,  и он  это ясно  чувствовал.  Оба  официанта в кафе знали, что  старик
подвыпил,  и хоть он и хороший гость, но  если  он слишком много выпьет,  то
уйдет, не заплатив; потому они и следили за ним.
     - На прошлой недели он пытался покончить с собой, - сказал один.
     - Почему?
     - Впал в отчаяние.
     - От чего?
     - Ни от чего.
     - А откуда ты знаешь, что ни от чего?
     - У него же уйма денег.
     Оба официанта сидели за столиком  у стены возле самой двери и  смотрели
на  террасу,  где все  столики были  пусты, кроме одного,  за которым  сидел
старик в тени дерева, листья которого слегка покачивались на ветру. Солдат и
девушка прошли  по  улице. Свет уличного фонаря  блеснул на медных цифрах  у
него  на воротнике. Девушка  шла с  непокрытой  головой и спешила, чтобы  не
отстать.
     - Патруль заберет его, - сказал официант.
     - Какая ему разница, он своего добился.
     - Ему  бы сейчас лучше с этой  улицы уйти. Прямо на патруль наскочит. И
пяти минут нет, как прошли.
     Старик, что сидел в тени, постучал  рюмкой  о блюдце. Официант помоложе
вышел к нему.
     - Вам чего?
     Старик посмотрел на него.
     - Еще бренди, - сказал он.
     - Вы  будете пьяны, - сказал официант. Старик смотрел на него. Официант
ушел.
     -  Всю ночь просидит, -  сказал он другому. -  Я совсем не сплю. Раньше
трех никогда не ляжешь. Лучше бы помер на прошлой неделе.
     Официант взял со  стойки бутылку  бренди и чистый стакан и направился к
столику, где сидел старик. Н поставил стакан и налил его до краев.
     - Ну,  что  бы  вам помереть на  прошлой неделе, -  сказал он  глухому.
Старик пошевелил пальцем.
     - Добавьте еще, - сказал он.
     Официант долил в рюмку  еще столько, что  бренди  потек  через край, по
стакану, прямо в самый верхний из тех, что скопились перед стариком.
     - Благодарю, - сказал старик.
     Официант унес бутылку обратно в кафе и снова сел за столик у двери.
     - Он уже пьян, - сказал он.
     - Он каждую ночь пьян.
     - Зачем ему было на себя руки накладывать?
     - Откуда я знаю.
     - А как он это сделал?
     - Повесился на веревке.
     - Кто ж его из петли вынул?
     - Племянница.
     - И зачем же это она?
     - За его душу испугалась.
     - А сколько у него денег?
     - Уйма.
     - Ему, должно быть, лет восемьдесят.
     - Я бы меньше не дал.
     - Шел бы он домой. Раньше трех никогда не ляжешь. Разве это дело?
     - Нравится ему, вот и сидит.
     - Скучно ему одному. А я не один - меня жена в постели ждет.
     - И у него когда-то жена была.
     - Теперь ему жена и к чему.
     - Ну, не скажи. С женой ему, может быть, лучше было бы.
     - За ним племянница ходит.
     - Знаю. Ты ведь сказал - это она его из петли.
     - Не хотел бы я дожить до его лет. Противные эти старики.
     - Не  всегда. Он  старик аккуратный. Пьет,  ни капли  не  прольет. Даже
сейчас, когда пьяный. Посмотри.
     - Не хочу  и смотреть на него. Скорей  бы домой шел.  Никакого ему дела
нет до тех, кому работать приходится.
     Старик  перевел взгляд  с рюмки на другую сторону площадки,  потом - на
официантов.
     - Еще бренди, - сказал  он, показывая на  рюмку. Тот  официант, который
спешил домой, вышел к нему.
     -  Конец,  -  сказал  он так, как  говорят люди неумные  с  пьяными или
иностранцами. - На сегодня ни одной больше. Закрываемся.
     - Еще одну, - сказал старик.
     - Нет, кончено.
     Официант вытер край столика полотенцем и покачал головой.
     Старик  встал,  не спеша  сосчитал стаканы.  Вынул из  кармана  кожаный
кошелек и заплатил за коньяк, оставив полпесеты на чай.
     Официант смотрел ему вслед. Старик был очень  сгорблен, шел неуверенно.
Но с достоинством.
     -  Почему  ты не  дал ему еще посидеть или выпить? -  спросил официант,
тот, что не спешил домой. Они стали закрывать ставни.  - Ведь еще и половины
третьего нет.
     - Я хочу домой, спать.
     - Ну, что значит один час.
     - Для меня - больше, чем для него.
     - Час для всех - час.
     -  Ты и  сам, как старик, рассуждаешь.  Может,  купишь  себе бутылку  и
выпьешь дома.
     - Это совсем другое дела.
     - Да, это верно, - согласился женатый. Он не хотел быть несправедливый.
Просто он очень спешил.
     - А ты? Не боишься прийти домой раньше обычного?
     - Ты что, оскорбить меня хочешь?
     - Нет, друг, просто шучу.
     -  Нет,  -  сказал  тот,  который  спешил.  Он  запер  внизу  ставню  и
выпрямился. - Доверие. Полное доверие.
     - У  тебя  и  молодость,  и доверие, и работа есть,  -  сказал официант
постарше. - Что еще человеку надо.
     - А тебе чего не хватает?
     - А у меня всего только работа.
     - У тебя все то же, что и у меня.
     - Нет. Доверия у меня никогда не было, а молодость прошла.
     - Ну, чего стоишь? Перестань говорить глупости, давай запирать.
     - А я вот люблю засиживаться в кафе, - сказал официант постарше. - Я из
тех, кто не спешит в постель. Из тех, кому ночью нужен свет.
     - Я хочу домой, спать.
     -  Разные мы люди, -  сказал официант  постарше. Он уже  оделся,  чтобы
уходить. - дело вовсе не  в молодости и доверии, хоть и то и другое чудесно.
Каждую ночь мне не хочется закрывать кафе потому, что  кому-нибудь оно очень
нужно.
     - Ну что ты, ведь кабаки всю ночь открыты.
     - Не понимаешь  ты ничего. Здесь, в кафе.  Чисто и опрятно. Свет яркий.
Свет - это большое дело, а тут вот еще и тень от дерева.
     - Спокойной ночи, - сказал официант помоложе.
     - Спокойной ночи, сказал другой.
     Выключая  электрический свет, он  продолжал  разговор  с  самим  собой.
Главное, конечно, свет, но нужно, чтобы и чисто было и  опрятно. Музыка ни к
чему. Конечно, музыка ни к чему. У стойки бара с достоинством не постоишь, а
в такое время больше пойти некуда. А чего ему  бояться? Да не в страхе дело,
не в  боязни! Ничто - и оно ему так  знакомо. Все  - ничто, да и сам человек
ничто.  Вот в чем дело,  и  ничего,  кроме света  не надо, да еще чистоты  и
порядка. Некоторые живут  и никогда этого не чувствуют,  а он-то знает,  что
все это ничто и снова  ничто, ничто и  снова ничто. Отче  ничто, да святится
ничто твое, да  приидет  ничто твое, да  будет ничто твое,  яко в  ничто и в
ничто. Ничто и снова ничто.
     Он усмехнулся и остановился возле бара с блестящим титаном для кофе.
     - Что вам? - спросил бармен.
     - Ничто.
     - Еще один ненормальный, - сказал бармен и отвернулся.
     - Маленькую чашечку, - сказал официант. Бармен налил ему кофе.
     - Свет яркий, приятный, а вот стойка не начищена, - сказал официант.
     - Бармен  посмотрел на него, но ничего не  ответил. Был слишком поздний
час для разговоров.
     - Еще одну? - спросил он.
     - Нет, благодарю вас, - сказал официант и вышел.
     Он не любил баров  и  погребков. Чистое,  ярко освященное кафе - совсем
другое дело. Теперь, ни  о чем  больше не  думая,  он пойдет домой,  в  свою
комнату. Ляжет в постель и на рассвете наконец уснет. В конце концов, сказал
он сам себе, может быть, это просто бессонница. Со многими бывает.

 

Эрнест Хемингуэй. 1933г.

Это место, куда приходят расслабиться, пообщаться и помечтать.