Александр_Ш_Крылов все записи автора

– Вы знаете, что «Сентиментальный вальс» Чайковского, которым вы нас поразили и растрогали, у нас давно не играют, потому что полвека назад он был скомпрометирован в гениальной комедии «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен»? Там его очень смешно пиликают пионеры на скрипках.

– Да, один друг сказал мне об этом, но было уже поздно. К тому же я не слышу ничего, кроме музыки как таковой. В этой трогательной миниатюре много полутонов, фраз, которые должны звучать безукоризненно связно. Но это даже теоретически нелегко на фортепиано, не обладающем возможностями, скажем, виолончели.

А блефовать в таком сочинении нельзя. Вот я и стараюсь ухватить самую суть: застенчивую, завуалированную мольбу на фоне легкого вальса, которому не суждено развернуться в обычный общий танец. В этой пьесе, как всегда у Чайковского, ты в какой-то миг ощущаешь пронзительное одиночество.

– Как вы впервые услышали Метнера?

– Это был Первый концерт в исполнении Николая Демиденко. Однако еще до того я откопал Сонату Метнера в парижском нотном магазине и услышал ее внутренним слухом. Метнер – один из тех, кто меня сейчас больше всего волнует.

– А откуда в вашем репертуаре Рославец? Его в России знают еще меньше!

– Я открыл его для себя, изучая все сонаты для виолончели, прежде чем написать свою. По-моему, это гений. Например, у него есть потрясающее Второе трио: он начинает его с простой маленькой загадочной фразы, нагнетает невероятное напряжение и подводит к самому захватывающему из всех мне известных эмоциональных состояний.

– Вы только что играли на концерте Четвертую сонату Скрябина. В мире его музыка звучит до обидного мало. Что может быть близко в ней французу?

– Скрябин – творец, увлекающий тебя с головой. Это открытая книга. Для музыканта огромное счастье следить по его сочинениям, от первого до последнего, как одно за другим рождались открытия. Можно часами говорить о тайне его музыки. О том, сколько всего она побуждает извлечь из рояля, инструмента тяжелого и неблагодарного.

– Вы много учите по слуху. Как часто вам в жизни говорили «Так играть нельзя»?

– Очень часто! Но что значит – «говорили»? И кто говорил? Если это «не так», то как должно быть? Одна молодая пианистка-любительница сказала мне по поводу Сонатины Равеля: «Не знаю, как это должно быть, но в любом случае не так». Видите, у любителей тоже есть очень ценные мысли по поводу Равеля!

– А Рена Шерешевская вам так говорила?

– Да. Но что мне в ней нравится – после этого она сама предлагает что-нибудь конструктивное.

– Правда, что на конкурсе вам подарили два рояля?

– Да, но мне некуда их поставить, поэтому я отказался.

– Вам не кажется, что фортепианное искусство умирает? Хотя бы из-за громоздкости инструмента.

– Нет. Даже если останутся лишь колымаги и кастрюли, будут создавать музыку и на них. Некоторые лучшие записи начала ХХ века были сделаны технически чудовищно, но они продолжают трогать. Что в конце концов точно умрет – так это абсурдный культ эстетизма и технического блеска, особенно в записи, где звучание доходит до недостижимого в живом исполнении совершенства. И хорошо бы, чтоб это умерло, чтобы дать возможность родиться чему-нибудь более честному.

– Существуют ли еще для вашего поколения понятия «русская школа», «французская школа»? Или это уже смешно?

– Существует даже определенный антагонизм! Например, дебильное противопоставление «русских машин» и «французских деликатесов»… Обычно к нему прибегают люди в чем-то ущемленные. Я думаю, российскому профессионализму нет равных в мире. Здесь дети могут заниматься музыкой с самых ранних лет, и никто не считает их инопланетянами.

А во Франции структура обучения такова, что музыка до бакалавриата и начала учебы в вузе может быть лишь своего рода увлечением, настоящих доконсерваторских учебных заведений не существует. И даже когда ты уже поступил в консерваторию, человеку с высокими художественными притязаниями очень трудно жить одной музыкой.

– Какое сочинение должен послушать далекий от классической музыки человек, чтобы оно его поразило? К вашему мнению сейчас особенно прислушиваются.

– Клавирные концерты Баха, его сюиты и партиты для струнных соло и оркестровые. Оратории Генделя. 25-я и 40-я симфонии Моцарта, его Концерты для фортепиано, скрипки, кларнета. Симфонии Бетховена №№ 3, 5, 6, 7, 9. Вальсы, ноктюрны, баллады Шопена. «Мефисто-вальс» Листа…

Для юного возраста особенно хороши «Картинки с выставки» Мусоргского, его «Ночь на Лысой горе». «Ученик чародея» Поля Дюка. «Вальс», «Альборада дель грациозо» и «Болеро» Равеля. «Ромео и Джульетта» Прокофьева. Балеты Чайковского. «Поцелуй феи» и «Петрушка» Стравинского.

Lucas Debargue plays Erik Satie (1866-1925) - Gnossienne No.1





– Кроме России, вас куда-нибудь еще пригласили выступить?

– Конечно. У меня есть приглашения отовсюду: из США, Южной Америки, я уже играл в Италии, поеду в Германию, в Китай.

– Вы представляете, как трудна жизнь артиста? Переезды, перелеты. Не так, как во времена Моцарта и Листа, но все-таки. Вы к ней готовы?

– Я об этом не задумываюсь. Истинные путешествия претерпевает душа, а не тело. По крайней мере, я пока еще не умотался до такой степени, чтобы мое тело пожаловалось. Буду продолжать пока хватит сил… Да что там, мне это скорее нравится!

– Как приняли ваш успех на конкурсе Чайковского ваши родные?

– Были очень рады. Я еще не успел отпраздновать со всеми. И даже не уверен, что смогу. Мои родители заняты, кажется, одной работой…

– Зато о ваших дедушке и бабушке рассказывают чудеса. Они у вас и правда сказочные?

– Ну почему сказочные… Дедушка с бабушкой – это те люди, к которым я всегда с радостью приезжаю, мы рассказываем друг другу кучу всего интересного. Только живут они не в Париже, и нам непросто часто видеться.



Рена Шерешевская и Люка Дебарг в Доме-музее П. И. Чайковского в Клину

***
Источник: http://www.classicalmusicnews.ru/interview/lyuka-d...t-tyazhelyiy-i-neblagodarnyiy/

Николай Рославец - Соната №5 (1923)

Nikolai Roslavets (1881--1944), Piano Sonata no.5 (1923)

Исполняет Наталия Панкова