Mozart_2006 все записи автора Новое правительство декларирует борьбу с коррупцией, эта же тема будет важнейшей в предвыборный период. Главный борец с коррупцией — правоохранительная система сама находится в состоянии разложения. Люди из «органов» вытесняют криминал, занимая его место. Бандитские крыши начала 90−х сменились ментовскими, но эта победа только создала новые проблемы для развития экономики и сильно поубавила надежд на справедливость и правосудие в нашей стране

— Афанасьич, вот мы тут пытаемся понять, какая крыша хуже: бандитская или ментовская. Что думаешь? — мой собеседник, владелец одного из смоленских рынков Владимир Шаргаев, адресует вопрос вошедшему грузному немолодому мужчине.

— Конечно, ментовская, — ни на секунду не задумываясь, отвечает тот.

Знакомимся, и бывший прокурор Смоленской области Евгений Агарков объясняет:

— И те и другие беспредельщики, но беспредел в погонах более опасный. Хочешь пример? Пожалуйста. У нас есть небольшая дискотека в городе. Все знают, кто ее крышует. И вот недавно зашли туда два полупьяных омоновца. Один — капитан, другой — старший лейтенант. Им не понравилось, как на них кто-то посмотрел. Началась драка. Они вызывают подмогу — 50 сотрудников милиции. Те прибегают с палками, кладут всю дискотеку. Выбивают зубы, ломают челюсти. И что ты думаешь, дело возбуждено? Нет. Ходят люди, за свои деньги челюсти себе вправляют.

— А каких крыш сейчас больше: ментовских или бандитских?

— В Смоленске? Почти все под ментами. А бандиты… Они сейчас, конечно, тоже бегают, грабят кого-то. Но бандитизма в понимании 90−х годов нет.

— А у вашего рынка какая крыша? — спрашиваю я Шаргаева.

— А я сам себе крыша, — спокойно отвечает бывший офицер ФСБ.

У Шаргаева кроме рынка пять частных охранных предприятий. Пока это его спасает. Но и он признает: большая часть городского бизнеса находится под контролем представителей силовых структур. Смоленск в этом плане не исключение. Милиция уже давно отобрала у бандитов этот кусок бизнеса по всей стране.

Как это произошло

Понятие «крышевание» появилось еще в советские времена, когда в 70−е годы подпольные бизнесмены, они же «цеховики», находились под «защитой» «воров в законе», отдавая им десятую часть заработанного. В конце 80−х — начале 90−х бандитские группировки взяли под контроль практически весь зарождавшийся мелкий бизнес. Для тех, кто не хотел платить, были свои приемы вроде раскаленных утюгов. В тот период милиция была слишком слаба, чтобы вмешиваться в эти отношения.

Характерный случай вспоминают Николай и Надежда Колгановы. Они начали свой семейный бизнес в 1989 году. Создали небольшой швейный цех, потом наладили связи на Рязанском телевизионном заводе. Заработали на этом первые бешеные деньги и решили вложить их в розничную торговлю.

— Поменяли телевизоры на дерматин, дерматин — на обувь и заработали 2 млн рублей, по тем временам это была цена 500 автомобилей, — вспоминает Надежда.

Но если, меняя телевизоры на дерматин, можно было обойтись без крыши, то в розничной торговле они сразу столк­нулись с новой реальностью.

— Поставили первый павильон. Через несколько дней в него кто-то уже забрался — выбили стекла, унесли товар, — вспоминает Николай. — Мы, как люди нормальные, ну, может быть, наивные, принесли в милицию заявление. А они говорят: «Чего вы к нам пришли? У вас что, крыши нет, которой вы платите?»

— А у вас была крыша?

— Тогда нет.

— А потом?

— Мы старались лавировать, как только можно… — Николай старательно подбирает формулировки, но в итоге просит выключить диктофон.

Даже через столько лет о большинстве случаев они готовы разговаривать только не под запись. У них есть для этого основания. Нынешние конфликты вокруг бизнеса заставляют их быть осторожными — наша встреча состоялась почти в конспиративных условиях: никакого упоминания поселка, где они живут, никаких фотографий на фоне дома — чтобы нельзя было вычислить.

— У нас уже поджигали машину, нам пришлось продать квартиру в центре Москвы, чтобы расплатиться с долгами. Не хочется после интервью проснуться в горящем доме, — приводит Николай свои аргументы.

— В 91−м году происходит развал государственной системы, прежде всего правоохранительной, — объясняет слабость милиции начала 90−х бывший офицер ФСБ, а ныне руководитель Национального антикоррупционного комитета (НАК) Кирилл Кабанов. — В стране шел процесс приватизации, криминального формирования рынка. Это было сопряжено с коррупцией и преступлениями, а значит, сильная правоохранительная система не была нужна никому. И бOльшая часть сотрудников МВД, КГБ — самых эффективных — ушла кто в бизнес, кто в преступные сообщества. В итоге «органы» были сформированы из людей, которые шли на зарплату меньше 100 долларов.

В то время милиция, по свидетельству Надежды Колгановой, перебивалась мелочью: арестовывали продавцов торговых павильонов, писали протоколы о несуществующих нарушениях, а потом за взятку их уничтожали. Но скоро появились и первые бандиты, подконтрольные милиции.

— Были бандиты, которые находились на крючке у милиции, — рассказывает Надежда. — У нас одно время начали грабить ларьки, и я полтора месяца в них просидела, чтобы разобраться, что происходит. Оказалось, грабят всегда под прикрытием милиции. Простая схема: стоят две палатки, из одной продавца отвлекают во вторую и первую грабят. А на противоположной стороне невдалеке милицейская машина стоит, которая их крышует. Я бегу к этой милицейской машине, кричу, а она разворачивается и уезжает. Но это, конечно, дела давно минувших дней. Сейчас они такой мелочью почти не занимаются.

Действительно, надо признать, что милиция быстро стала теснить криминальные бригады, занимавшиеся крышеванием. Одним из ключевых моментов, по мнению Кирилла Кабанова, стало создание в 1992 году Управления по борьбе с организованной преступностью: «Формирование УБОПа было интересной попыткой борьбы с оргпреступностью, и поначалу весьма эффективной. Но государство на эту эффективность не отреагировало, и региональные УБОПы очень быстро потонули в коррупционной схеме, сами стали одними из главных крышевальщиков. В большинстве случаев были договоренности с криминалом — те наезжали на предпринимателей, а рубоповская крыша наезд отбивала».

Владимир Шаргаев вспоминает первый подобный наезд на его рынок:

— Как только открыли рынок — наезд. Пришла какая-то шпана, пальцы врастопырку: надо, мол, поговорить, стрелку забить. Я говорю: «Стоп, мальчики, завтра в 12 у меня в кабинете, только не вы, а ваш старший». Приходит Володя Чернояров, глава группировки, беспредельщик полный. Ну, порешали мы вопросы, а под конец он говорит: «Вы серьезный человек, приятно с вами разговаривать, если будут проблемы, обращайтесь. Мы с вашими работаем, все в порядке» (под «нашими» он бывших сотрудников «органов» имел в виду). А я ему: «Если ты с ними работаешь, значит, они уже не наши».

Черноярова в начале этого года убили — расстреляли на трассе неподалеку от Смоленска. Незадолго до этого убили еще одного человека, которого многие считали авторитетным в криминальном мире, — Алексея Конорева, владельца нескольких охранных предприятий. Правда, хоронили его с воинскими почестями: по словам Шаргаева, тот оказался действующим майором ГРУ.

В приемной у Шаргаева постоянно находятся несколько человек охраны. Видимо, ему есть чего бояться: недавно на пороге собственной квартиры из автоматов расстреляли его сына, против него самого пытались возбудить несколько уголовных дел — рынок в центре города тяжело удерживать даже бывшему офицеру ФСБ. Да и пример рядом: в нескольких десятках метров, прямо под окнами Шаргаева, — другой рынок, Заднепровский, который в свое время криминальные группировки (не без помощи местного управления ФСБ) очень быстро взяли под свой контроль.

До определенного времени сохранять свои позиции бандитам позволяли противоречия внутри силовых органов.

— Возможно, вы помните известный расстрел в столице, на Профсоюзной улице, в 96−м году, — напоминает Кирилл Кабанов. — Московское управление ФСБ задерживало торговцев радиоактивными металлами, которые крышевались отделением милиции. В перестрелке были ранены сотрудники ФСБ, убили одного милиционера. Но в какой-то момент отношения наверху стали выстраиваться. Зачем воевать, если рынок можно поделить?
Рейдерство

Еще одной сферой деятельности милиции стало участие в отборе собственности, а иногда и его инициирование — так называемое рейдерство. Это уже другой уровень, когда получение части прибыли не удовлетворяет аппетиты и хочется получить все.

Именно попытки лишить их бизнеса заставили Надежду и Николая Колгановых переехать из Москвы за город и не распространяться, куда именно. Надежда включает свой ноутбук и показывает мне кадры видеосъемки. Ночь. Шесть или семь крепких мужиков громят торговый павильон. Основательно, никуда не торопясь. Разбивают окна, ломают и выносят торговое оборудование. В десятке метров стоит милицейская машина с нарядом милиции. Наблюдают за действиями погромщиков безучастно, ничего не предпринимают. Все происходит в центре Москвы, на улице 1905 года.

Почему погромщики не скрывали своих лиц от камеры, скоро стало ясно: это оказались не бандиты, а сотрудники ГУП ДЭЗ Пресненского района столицы. И действовали они по распоряжению префекта Центрального административного округа о сносе якобы незаконной постройки.

— Действия были полностью незаконными, — уверяет Надежда Колганова. — Любую постройку, даже ту, которую поставили самовольно, можно сносить только по решению суда. Но никакого суда не было. Иначе бы мы доказали, что у нас все законно: есть договор с местной управой, по которому павильон стоит на этом месте. Об этом я сразу сказала милиции, которая там была, — никакой реакции. Когда я пыталась помешать грабежу, меня избили — тоже ноль внимания. Оборудование погрузили в машину, куда-то увезли и до сих пор не вернули, по сути похитили — дело до сих пор не возбуждено. То есть милиция и прокуратура открыто покрывают любые незаконные действия в интересах конкретных чиновников или бизнесменов.

Павильон Надежда отстояла, но пока идут судебные разбирательства, ее бизнес практически парализован.

Когда речь идет о захватах предприятий более серьезного уровня, участие правоохранительных органов заключается уже не только в том, чтобы спокойно наблюдать за их разграблением.



— Начинается все со сбора закрытой информации на потенциальную жертву рейдера. У правоохранительных органов для этого много возможностей в рамках оперативно-разыскной деятельности, — поясняет генеральный директор группы компаний «Фоэникс» Светлана Васина. Она как раз специализируется на юридической защите от рейдеров. Именно в такие фирмы, а не в милицию чаще всего обращаются те, на чье имущество кто-то положил глаз.

Возможности давления на собственника предприятия у милиции огромны — возбуждение уголовных дел, проверки, посильная помощь в силовом захвате.

— Единственный легальный способ, когда органы могут участвовать в силовом захвате предприятия, — это обыск. Но именно в этот момент следователи заводят в кабинет директора новых претендентов на собственность, и после обыска они оттуда уже не уходят, — поясняет механизм Светлана Васина. — Еще проще нанять гастарбайтеров с Ярославки и захватить предприятие. Если собственник в этот момент вызывает милицию, это может сработать против него же.

— Почему?

— Потому что практически всегда милиция «подготовлена» рейдерами. Это значит, есть договоренность с местным ОВД, с участковым, чтобы они правильно реагировали на ситуацию: приехали, посмотрели и уехали… Распространенная форма «помощи» рейдерам со стороны милиции — когда в ходе следствия из дела исчезают важные документы, например договор купли-продажи акций. И все, собственнику уже очень сложно будет доказать свою правоту. А следователя в худшем случае пожурят.

Примеров настолько много, что жертвы рейдерства даже стали составлять черные списки милиционеров. На сайте антикоррупционного движения «Народный контроль» недавно появился один из них: 164 фамилии, и возле каждой — должность, эпизод «обвинения», описание коррупционного действия. Очевидно, что список будет только пополняться…
Пока что безнадежную борьбу с милицейским рэкетом ведут только отчаявшиеся одиночки — либо с обостренным чувством справедливости, либо доведенные до отчаяния, либо сильно мотивированные чувствами мести и возмездия. Остальные жертвы произвола людей в погонах, испытывая непрерывные унижения, парализованы страхом и безысходностью. Им некуда идти за правдой, они нигде не чувствуют себя в безопасности и не знают, в какой момент последует новый удар.

Полицейский рэкет существует во всех странах. Мы знаем о грандиозных размерах коррупции в США и Италии. Но у нас ситуация страшнее. В Штатах коррупция и крышевание локализованы — проституция, наркотики, неблагополучные районы. Законопослушный гражданин, легальный предприниматель огражден от низов «стеной безопасности», ему есть куда обратиться за защитой. У нас в стране невиновных нет, любой предприниматель, социально и экономически активный гражданин может попасть в тюрьму с благословения государства в согласии с законом и обычной милицейской практикой. А вот посадить рэкетира в погонах сложно: его защищают и закон, и круговая порука.

Важно стремиться не к тому, чтобы в тюрьму село как можно больше нечестных милиционеров. Если поставить задачу так, то сажать будут без разбора, и только «козлов отпущения». Важно добиться, чтобы нормальный предприниматель, равно как и каждый честный гражданин, был защищен, чтобы никакие погоны не давали возможности по собственному произволу посадить любого, разрушить нормальный, некриминальный бизнес. Только в этом случае «борьба с коррупцией» будет иметь смысл и сможет найти союзников в обществе. Только когда нападение на свободу и собственность гражданина станет по-настоящему опасным для самих рэкетиров в погонах, в нашей стране появится шанс на правосудие.

Виктор Дятликович
источник www.advisers.ru