Hooker (Экскрименты_Разума) все записи автора "До смерти два шага и тридцать километров, загадочно вдали мерцают фонари, в ушах звенит от яростного непоседы-ветра, до смерти - два шага, три года - до зари..."
- Блядь.
Он скомкал листок и выкинул в окно.
- Блядь, что за говно-то!
Следом за листком полетел левый ботинок.
- Какая-то хуйня в голову лезет, ничего приличного, блядь... От недоёба, наверное, вдохновения нет. Сука, что ж за жизнь-то такая: сунул в человека хуй - и вот тебе душевная гармония вместе с покоем и вдохновением. А не сунул - и вот тебе страдания вместе с новоприобретёнными экзистенциальными парадоксами и комплексами. Любовь - вот как они говорят. Да какая, блядь, нахуй, любовь?!
И правый ботинок прорезал лакированным носом вздувшиеся обои.
- Любовь, блядь. Поёбка - вот как это называется. И выходит дело, что всё их сраное творчество - это сперма души. Или, скорее, разума: у души поллюций не бывает. Да и похую, если бы хоть так. Смегма какая-то засохшая вокруг. И вся бумага в доме, блядь, перемазана этим подзалупным творожком сознания. Ну что за хуйня-то, в самом деле...
Он рухнул на шаткий диван, закурил и уставился в потолок.
- Вот, например, пауки. Они же охуительные создания. Всю жизнь плетут эту ебучую липкую гадость - и ведь не просто так плетут, а чтобы питаться. А питаются они, чтобы жить. И всё понятно. И ничего придумывать не надо. А что самое главное - у них у всех эта липкая хуйня абсолютно одинаковая. Никто не плетёт паутину из говна или, там, к примеру, из иридия - нихуя! Все её плетут из одной и той же неведомой поебни, блядь! И никакого тщеславия и погони за статусом. Просто, блядь: сплёл - сожрал. Всё! Нихуя больше не надо! И это заебись, когда так происходит. Только не заебись, что они по потолку у меня бегают, вот это совсем не заебись.
После десяти секунд тщательной артиллерийской наводки окурок вернулся обратно, заставив поэта забавно махать руками и грязно материться.
- И снова хуйня. Нет в жизни счастья, блядь.
В дверь постучали.
- Идите на хуй, - злобно прошептал поэт.
В дверь настойчиво постучали.
- На хуй, я настаиваю, - поэт выглядел раздражённым, но шептал всё так же тихо.
- В дверь постучали ногой.
- Ёб твою мать! - раздалось из-за ДСПшной развалины, что коротала свой век без глазка, но с замком.
- Ты кто такой? - поэт немного подумал и добавил: - Чего тебе надо? - затем ещё чуть-чуть поразмышлял и подытожил: - На хуй иди.
- Участковый я. Пиздить тебя буду сейчас. А не откроешь - вынесу на хуй твою разъёбу деревянную!
- Это не дерево, это ДСП. Мудак ты, а не участковый, если дерево от стружки отличить не можешь.
- Да мне решительно до пизды, из чего эта залупятина состругана. Открывай давай, если порчи имущества не хочешь.
- Хуй тебе.
- Открывай, говорят тебе, а то хуже будет!
- Это отчего же мне хуже-то должно быть? Вы мне угрожаете, так, что ли, получается?
- И вовсе я не угрожаю, помилуйте! Просто предупреждаю, а то у меня нервная система расшатана, я ж не по злому умыслу, а по случайности могу такое учудить - конфуз случится, и Вам, и мне - неприятность.
- Это Вы верно. Это Вы правильно всё. Ну заходите.
- Так я бы зашёл. Вы бы открыли.
- Я бы открыл, коли бы уже открыто не было. На себя дёргайте.
- О, и вправду! - дверь податливо распахнулась, обнажив верхнюю петлю.
- Ну здравствуйте. С чем пожаловали.
- Говорю же, участковый я. Пиздить буду.
- И за что, позвольте полюбопытствовать?
- За оскорбление. При исполнении.
- А изначально Вы зачем пришли?
- Пиздить.
- За что?
- За оскорбление. Должностного лица. В погонах, - и участковый указал на погоны обеими руками.
- Ага. А если бы я Вас не оскорбил?
- Ушёл бы. Подобру-поздорову. Но ты же оскорбил.
- Да. Это маху я дал.
- Махуя, махуя. На, - ударом мастера поэт был повержен навзничь, - а ты чем занимаешься-то по жизни?
Читать далее

Hooker (Экскрименты_Разума) все записи автора - На следующей остановке будут бобры?
Водитель еле слышно покачал головой в такт шебуршанию мотора. Я задумался. И мне стало жутко тревожно, жутко и тревожно: а вдруг он обманул меня? А вдруг бобров там не будет? До следующей остановки оставалось около трёхсот метров. И мне стало страшно. Мне стало по-настоящему страшно, так страшно мне было только пятнадцать лет назад, когда моей любимой игрушке разорвали резиновый рот и вставили туда непотушенную "Приму". С тех пор я зарёкся курить, возненавидел это.
И вот теперь мне было так же страшно. Я обхватил колени руками и закрыл глаза "...улечу на этом кресле прямо в новости..." Проклятый shuffle.
Я сидел молча и представлял их, чуть мохнатых, зубастых и серьёзных, я представлял каждого из них, я представлял их изумрудно-чистые глаза - всё за долю секунды.
Читать далее