Xek (
_Черный_ОбелисК_) все записи автора
Небольшое интервью Натальи Медведовской ,активной участницы рок-тусовки 80-х. Небольшое , а потому публикуем его полностью.
Н.М. Как я попала в металл-тусовку? Да по случайности! Хотя, говорят, случайностей не бывает. Кто-то там всем этим хозяйством располагает...
Все начало и добрую половину восьмидесятых я провела в мажорско-утюжном кругу, с весьма значительным числом иностранных друзей и знакомых. В те недобрые времена такое вполне можно было расценить как своеобразную форму протеста, наделенную определенным риском – ГБ и менты это дело очень не жаловали и пытались всячески усложнить нам жизнь. Хотя, конечно, в силу возраста и тогдашних жизненных обстоятельств, преследование и противостояние были на довольно наивном уровне. Это пока дело касалось «Лакосты», «Найков» (тогдашних непременных атрибутов уважающего себя тусовщика) да каких-нибудь попоек в «Космосе» или «Интуристе» со студентами из «Пушки» (института русского языка им. Пушкина, кузнице кадров невидимого фронта за «железным занавесом»). Мы этих приметно-незаметных людей в штатском легко дурили, успешно и не без удовольствия прикидывались иностранцами, что было не так уж трудно – контингент тогдашней «конторы» был весьма колхозным. Но когда дело доходило до валюты, тут вся лeгкость бытия заканчивалась; здесь было не до шуток, можно было запросто за двадцать долларов далеко и надолго уехать. Об этом времени можно много чего интересного вспомнить, скажу только, что в отличие от большинства тогдашних мажоро-утюгов, ориентировавшихся на american style, включая одежду и музыку, мои друзья были большими фанатами «бундеса», европейского стиля одежды, Новой Немецкой Волны и даже немецкого языка, тогда не очень популярного. Которым некоторые из знакомых владели просто отлично. Стопроцентно, что не без их влияния я оказалась в 88-м году в Берлине, где и проживаю с удовольствием до сих пор.
Тогда же, в восьмидесятых, я познакомилась с Эдом Ратниковым (тогда еще не металлистом, но уже мотоциклистом, на чешском мотоцикле «Ява»), и под его влиянием я чуть было не сдала на права по байк-вождению. Хотя, возможно, что мы уже раньше встречались, на футбольных фанатских тусовках – тогда людей фанатского толка было наперечет, все друг друга знали. Там же познакомилась с Борей Хайером, который только чем не спекулировал в те благодатные времена, например, билетами на концерт «Черного Обелиска» и «Тяжелого Дня» в клубе с позабытом мной названием на Варшавском шоссе.
Туда я, ничего особо не подозревая, и отправилась. Там уже присутствовал Эд. Он и поручил меня заботам развеселого, молодого, даже по моему тогдашнему впечатлению, блондина с волосами до плеч и в черной косухе. Я оделась по своим понятиям. Постаралась в черное, только понавешала на себя всяких золотых и серебряных бижутерных цепей. Мне казалось, что так погламурнее – типа, будет для рок-концерта. Блондин ухмыльнулся, посмотрел нагло, но с неким состраданием и сказал: «все хорошо, а вот это – сними, не надо». Так задал мне урок рокенрольного вкуса на всю жизнь мой с тех пор близкий соратник по тусне, ставший хорошим другом, Лёша Кот. Потом был «Черный Обелиск», Толик Крупнов с оборванной кандальной цепью на руке и бас-гитарой, голый до пояса и певший так, как я до тех пор и не подозревала, что так можно «у нас». Это сейчас – делай что хочешь, а тогда шел 87-й год... Bерхом официального тяжеляка были «Земляне». «Песняры» еще были далеко не на пенсии, и народ ломился на подпольные концерты «Машины времени». Короче, вот этот концерт перевернул всю мою жизнь.
Потом был день рождения Эда Ратникова, где я познакомилась с Русом, моим другом до сих пор, Толиком Крупновым, сыгравшим тоже не последнюю роль в моей судьбе и, конечно – куда без него – Хирургом, тогда славным парнем на «Яве», без особых амбиций и вполне вменяемым. Куда что делось? – хочется иной раз спросить...
М.Б. И как она, встреча с новым и ужасным, вставила?
Н.М. Мои приоритеты резко изменились, как и я сама. Через полгода я бы без косухи из дома не вышла. Меня накрыло этой новой темой с головой. Ездила «турменеджером» (а по-тогдашнему «администратором») с «Обелисками» с концертами по стране, работала в Рок-Лаборатории; знала и дружила с очень многоми интересными людьми того времени – и хочется верить, что хоть минимальная, но и частичка моих усилий и души есть в становлении московской тяжелой музыки. А Heavy Sound я слушаю до сих пор, и это единственная музыка, которая будет со мной всегда. Она будет помогать мне жить дальше и оставаться в глубине души «вечной девушкой 87-го года».
М.Б. Потом ты покинула СССР на кануне развала , и окунулась в еще более новую тему.
Н.М. Как я добилась такой привилегии в те не очень вегетарианские времена, рассказ отдельный, сейчас о Берлине.
...Погожим августовским днём в 1988 году мой самолёт гэдээровской авиакомпании «Интерфлюг» приземлился в аэропорту Шёнефельд в славном городе Берлине, в восточно-совковой его половине, что не туманило моего еле сдерживаемого счастья. Я знала: сейчас я спокойненько перейду в заветный сектор, где немногих счастливцев ждали автобусы для доставки оных в Западный Берлин, минуя Стену, погранцов с собаками и прочие препятствия. Я была молода, «чертовски мила», казалась сама себе тем еще тёртым калачом. Пара лет в утюгово-мажорской, а потом, поумнев, и в московской металлтусовке, казались мне тогда достаточным жизненным опытом. Я также имела в своем багаже хороший английский, семьсот бундесмарок и паспорт с частной турвизой для ФРГ на три месяца. Мир лежал передо мной на ладони, и я была готова его завоевывать.
Западный Берлин был тогда для нас, в Совке, каким-то мифическим городом. Информация, которая просачивалась к нам из-за железного занавеса была довольно скудной: Стена, маленький остров в красном море, по слухам - супер тусовка, не похоже ни на что, ни на Лондон, ни на Париж. Думалось – не станут же такие ребята, как Дэвид Боуи и Игги Поп, без нужды там жить и музыку пописывать, попивая пивко и заправляя нос... Скажу одно: мои догадки подтвердились на все сто и меня накрыло с головой.
Где я только не побывала в первый же вечер! Выйдя из метро (которое поразило меня своей «некрасивостью», да уж, не Москва!), я попала на центральный западно-берлинский бульвар Курфюрстендамм, усаженный платанами. Везде огни, реклама; народ непринужденно фланирует вдоль огромных витрин и (особенно необычно тогда для нас) все сидят на улице. Везде рестораны и кафе вынесены на тротуары, народ кушает и пьёт, много и вкусно, мне тоже хочется! Дальше – на Ноллендорфплатц, площадь, которая является как бы воротами в один из самых тусовочных районов Берлина – Шёнеберг, «Красивая гора». Там кафе «Свинг», мое первое «живое» настоящее немецкое пиво, нацеженное как положено, пол-литра за целых семь минут. Иначе это не пиво, как мне пояснили, а ослиная моча, как в Aмстердаме – такова была и есть давняя любовь и конкуренция двух похожих-непохожих метрополий. Типа, «кто круче». На этой же площади – концертный зал «Метрополь», берлинская «Горбушка». Каждый уважающий себя тусовщик, собираясь на концерт какого-нибудь Slayera или Faith No More непременно зайдёт перед этим в «Свинг» на пивко или чего покрепче. В самом «Свинге» три-четыре раза в неделю концерты, на маленькой сцене – самые разнообразные группы, от очень хороших до никаких. Все пытаются пробиться, завоевать Берлин, город, в котором, такое впечатление, все играют в каком-то бэнде, а если не играют – то слушают, ходят на концерты. Музыка – это берлинский воздух, публика здесь привередливая, разбирается в материи, поэтому если здесь кто-то чего-то добился, то он может рассчитывать на хороший шанс в музыкальном бизнесе. Так это было тогда, так это и по сей день.
Потом на моём маршруте был «К.О.Б.», панковское заведение. Панк в те времена был ещё очень жив, хотя переживал уже не золотые его времена, начала-середины восьмидесятых, но всё же и не закатные. Там со сцены в почти полной темноте и тесноте вопило и грохотало что-то ирокезно-докмартиновское. Кто-то лысый, в видавшей виды джинсовой безрукавке с нашивками и булавками и с кольцом в носу собирал в шапку кому чего не жалко в поддержание музыкантов, чтоб было потом на что выпить и покурить. Я, конечно, пожертвовала от «наших-вашим», что было ужасно клёво: вот я, настоящая совчина, даю пять марок на поддержание панковской тусни, супер!
«КОБа» и «Cвинга» давно уже нет, и мало кто помнит об их существовании, но я очень рада, что была там в этот памятный день. Там же, в шаговой доступности, был знаменитый, не побоюсь сказать, на всю Европу «Екс-н-Поп», прославившейся его знаменитыми завсегдатаями и почти свободным консумом лёгких наркотиков. Как раз там тусовались Игги Поп и Дэвид Боуи, снимавшие неподалеку квартиру, а в мои времена там вполне можно было оказаться на соседнем барном стуле с Ником Кэйвом. А на рассвете, в клубе «Сокс» в Кройцберге, была встреча с типом в ти-шоте с гордой надписью «I love CCCP». Он был бритишом, живущим в Берлине, и просто не мог поверить, что я еще пару часов назад была в этой чудной стране и вот стою здесь, как ни в чём ни бывало. Эта невероятная новость мгновенно облетела весь бар, и народ потянулся ко мне с выпивкой, каждый хотел со мной побрататься и поздравить со счастливым прибытием в город-герой Западный Берлин. Тогда моё появление было настоящей маленькой сенсацией, чего нельзя больше ожидать от современного Берлина с его русским населением по официальным подсчётам где-то в тридцать тысяч человек... Однако жизнь моя и моих друзей совершенно не пересекается с названными тысячами, так как контингент этот состоит в основном из местечковых бабок, приехавших за материальной компенсацией, или казахстанских этнических немцев, крестьян, в поиске исторической родины – ни с теми, ни с другими как-то не находится общих тем...
Но – назад, в 88-й год. Город тогда, по статистике, был самым молодым в Западной Европе. Больше половины его обитателей были моложе двадцати пяти лет, и это просто бросалось в глаза, какое-то молодёжное Эльдорадо! Это объяснялось тем, что неформалы, музыканты, художники и просто тусовщики всех цветов и мастей со всей Европы стекались сюда в поисках удачи, привлечённые репутацией города. Там была неповторимая атмосфера свободы с одной стороны и уютность его обозримых границ с другой. Была какая-то надёжность нахождения за Стеной – во всяком случае, по моему восприятию. Не забыть добавить сюда всех молодых немцев от восемнадцати до двадцати пяти лет из Федеральной Республики, косящих, так сказать, от армейской службы, которая тогда ещё была обязательной. Западный Берлин и его обитатели, в силу своего статуса, был от этой воинской повинности освобождены. Нарисовывался такой интересный социологический коллаж, так оно и было.
В один прекрасный, но ничем особенно не примечательный вечер, брела я без особой цели по Винтерфельдплатцу в том же Шёнеберге, и аккурат возле общественного туалета с дурной репутацией, местом встречи местных наркоманов. Что интересно, сейчас в том же самом месте и постройке процветает кафе, особенно летом пользующееся большой популярностью. Проходя мимо, я всегда думаю с усмешкой: «Люди, берлинцы и гости столицы, знаете ли вы, где сидите-то? В сортире, мягко говоря! » Так вот, иду я, размышляю, что бы вечером предпринять, – а тут, откуда ни возьмись, Хирург, собственной персоной, нарисовался! Что, говорит, Натаха, делаешь, в гордом одиночестве? Тут, типа, одно классное место есть, бар такой небольшой, но жутко тусовочный, музыку правильную играют и хозяин - такой парень, свой в доску, нас, русаков, любит. Мы с ним уже забратались до гробовой доски, и теперь братья по крови. Зовут его Саша, и мы отныне зовёмся Саша Вест и Саша Ост, пойдём, познакомлю...
Так в мою жизнь вошёл бар «Секстон» и его незабываемый владелец Саша Дисселькамп. О «Секстоне» нужно писать отдельную главу, такое это было легендарное место. Для многих, в том числе и для меня, оно сыграло просто судьбоносную роль. Я, к примеру, благодаря «Секстону» живу с тех пор в Берлине. Моя свадьба, под раскаты Билли Айдоловской «WhiteWedding» была отгуляна именно здесь – как и роковая встреча с моим будущим мужем, да и не только с ним. Для Хирурга это место всегда имело особый статус. Не случайно он и в Москве постарался воздвигнуть в его честь памятник нерукотворный в образе московского «Секстона»... Что из этого вышло, другой разговор.
Одна из самых запомнившихся тусовок того времени был, несомненно, визит Жана Сагадеева со товарищи. «Э.С.Т.» дал несколько концертов по малым клубам, которые стали феноменальным успехом, что не удивительно в те-то времена! Народ думал, что восточнее польской границы все в валенках ходят, пляшут в присядку и поют гимн Советского Союза. А тут такое, что-то дикое и непонятное, но такое рокенролльное; никто поверить не мог, что группа из Москвы. Публика стояла на голове от восторга, девушки лежали штабелями, а уж когда Жан доставал бутылку водки и пил из горла, хрипя что-то про Катюшу, экстаз был полный – вот он, неизвестный и загадочный Совок! Как-то днём, после бурной концертной ночи и с похмельной головой, мы все вместе оказались на Чек Пойнт «Чарли», тогда ещё действующем контрольным пункте на границе Западного и Восточного Берлина. Там стояли такие высокие деревянные помосты с лестницей, с которых любопытствующим туристам и всем желающим можно было заглянуть «на ту сторону» – за Берлинскую Стену (она была двойная, для верности) с разделительной полосой посредине, где прогуливались гэдээровские погранцы с овчарками и «Калашниковыми» на плече. Картина, надо сказать, впечатляющая. По-моему, сама Стена уже пала к тому времени, но это было какое-то политическое межвременье, обе страны ещё существовали и граница была настоящей, без дураков. Тут Жан, посмотрев на всю эту красоту, набрал из носа всё, что там было и в лёгкие воздуха побольше, вдруг как плюнет – если не сказать, харкнет – за Стену, на ту, «железно-занaвесную», восточную сторону! Я просто обомлела. И не только я, у всех окружающих зевак в зобу дыханье спёрло (кроме, конечно, ЭСТов, они аж присели от смеха!) В нашу сторону поспешил огромного роста чёрный US-десантник, с угрожающей гримасой, крича «Fuck, you stupidone, don’t provocatet heassholes!!!! » Если свободно перевести, что-то вроде «Ты, что, охренел, врага провоцировать!!! ». Сагадеев спокойно так вытер рот и невозмутимо вытащил из штанин свой советский, красный, серпасто-молоткастый паспорт – и американцу в лицо, на-ко, вот тебе! Тот впал сначала в ступор, настолько это было неожиданно: молодой парень, стильно одетый во всё чёрное, с волосами до пояса, и русский? Здесь, наверное, таких ещё не видели... Десантник почесал мощный загривок и разрешил: «Russian?! Fuckit! OK, you may! » Махнул рукой и пошёл восвояси. Каковы времена, таковы и нравы.
М.Б. А Петра Галл, она же появилась в рокерской тусовке накануне твоего отъезда?
Н.М. Впервые я увидела Петру Галл на свадьбе Хирурга в конце восьмидесятых; она приехала с Мартиной, счастливой невестой, в качестве придворного фотографа. Она сразу бросалась в глаза, хотя это не так просто при росте метр шестьдесят с кепкой! Маленькая, быстрая в движениях, она сновала среди гостей, фотографируя одуревших молодожёнов и не забывая о тусне. Запомнились её короткая, а-ля Билли Айдол, стрижка и абсолютно обезаруживающая, незабываемая белозубая улыбка во всё лицо. Она не стеснялась и не боялась – а там было кого, металл-свадьба, разбавленная лужниковскими бравыми парнями, байкерами разлива 87-го года, пьянка и разгул, рок-н-ролл, одним словом. Ей очень всё нравилось, были явны параллели с тогдашними западно-берлинскими «плясками на вулкане» под тогда казавшейся нерушимой Стеной. С тех пор Петра стала бывать в Москве постоянно, скоро могла сносно объясняться по-русски, обзавелась кучей друзей, настоящих и мнимых, как это обычно у нас бывает. Потом села впервые на байк, и это при её-то росте, великое мое уважение, я так и не рискнула!..
https://vk.com/club87260359
взято тут
Xek (
_Черный_ОбелисК_) все записи автора
