Florisenta (Поэты_серебряного_века) все записи автора Михаил Светлов "Гренада"
Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях,
И 'Яблочко'-песню
Держали в зубах.
Ах, песенку эту
Доныне хранит
Трава молодая -
Степной малахит.

Но песню иную
О дальней земле
Возил мой приятель
С собою в седле.
Он пел, озирая
Родные края:
'Гренада, Гренада,
Гренада моя!'

Он песенку эту
Твердил наизусть...
Откуда у хлопца
Испанская грусть?
Ответь, Александровск,
И, Харьков, ответь:
Давно ль по-испански
Вы начали петь?

Скажи мне, Украйна,
Не в этой ли ржи
Тараса Шевченко
Папаха лежит?
Откуда ж, приятель,
Песня твоя:
'Гренада, Гренада,
Гренада моя'?

Он медлит с ответом,
Мечтатель-хохол:
- Братишка! Гренаду
Я в книге нашел.
Красивое имя,
Высокая честь -
Гренадская волость
В Испании есть!

Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
Прощайте, родные,
Прощайте, друзья -
'Гренада, Гренада,
Гренада моя!'

Мы мчались, мечтая
Постичь поскорей
Грамматику боя -
Язык батарей.
Восход подымался
И падал опять,
И лошадь устала
Степями скакать.

Но 'Яблочко'-песню
Играл эскадрон
Смычками страданий
На скрипках времен...
Где же, приятель,
Песня твоя:
'Гренада, Гренада,
Гренада моя'?

Пробитое тело
Наземь сползло,
Товарищ впервые
Оставил седло.
Я видел: над трупом
Склонилась луна,
И мертвые губы
Шепнули 'Грена...'

Да. В дальнюю область,
В заоблачный плес
Ушел мой приятель
И песню унес.
С тех пор не слыхали
Родные края:
'Гренада, Гренада,
Гренада моя!'

Отряд не заметил
Потери бойца,
И 'Яблочко'-песню
Допел до конца.
Лишь по небу тихо
Сползла погодя
На бархат заката
Слезинка дождя...

Новые песни
Придумала жизнь...
Не надо, ребята,
О песне тужить.
Не надо, не надо,
Не надо, друзья...
Гренада, Гренада,
Гренада моя!
1926


Константин Cимонов "Летаргия"
В детстве быль мне бабка рассказала
Об ожившей девушке в гробу,
Как она металась и рыдала,
Проклиная страшную судьбу,

Как, услышав неземные звуки,
Сняв с усопшей тяжкий гнет земли,
Выраженье небывалой муки
Люди на лице ее прочли.

И в жару, подняв глаза сухие,
Мать свою я трепетно просил,
Чтоб меня, спася от летаргии,
Двадцать дней никто не хоронил.
. . . . . . . . . . . . . . . .

Мы любовь свою сгубили сами,
При смерти она, из ночи в ночь
Просит пересохшими губами
Ей помочь. А чем нам ей помочь?

Завтра отлетит от губ дыханье,
А потом, осенним мокрым днем,
Горсть земли ей бросив на прощанье,
Крест на ней поставим и уйдем.

Ну, а вдруг она, не как другие,
Нас навеки бросить не смогла,
Вдруг ее не смерть, а летаргия
В мертвый мир обманом увела?

Мы уже готовим оправданья,
Суетные круглые слова,
А она еще в жару страданья
Что-то шепчет нам, полужива.

Слушай же ее, пока не поздно,
Слышишь ты, как хочет она жить,
Как нас молит - трепетно и грозно -
Двадцать дней ее не хоронить!

Lord_Nelson (Поэты_серебряного_века) все записи автора ПОЗДНО

Было поздно в наших думах.
Пела полночь с дальних башен.
Темный сон домов угрюмых
Был таинственен и страшен.

Было тягостно-обидно.
Даль небес была беззвездна.
Было слишком очевидно,
Что любить, любить нам - поздно.

Мы не поняли начала
Наших снов и песнопений.
И созвучье отзвучало
Без блаженных исступлений.

И на улицах угрюмых
Было скучно и морозно.
Било полночь в наших думах
Было поздно, поздно, поздно.

СМЕРТЬ, УБАЮКАЙ МЕНЯ

Жизнь утомила меня.
Смерть, наклонись надо мной!
В небе — предчувствие дня,
Сумрак бледнеет ночной...
Смерть, убаюкай меня

Ранней душистой весной,
В утренней девственной мгле,
Дуб залепечет с сосной.
Грустно поникнет к земле
Ласковый ландыш лесной.

Вестник бессмертного дня,
Где-то зашепчет родник,
Где-то проснется, звеня...
В этот таинственный миг,
Смерть, убаюкай меня!





Альбатрос

Над пустыней ночною морей альбатрос одинокий,
Разрезая ударами крыльев соленый туман,
Любовался, как царством своим, этой бездной
широкой,
И, едва колыхаясь, качался под ним Океан.
И порой омрачаясь, далеко, на небе холодном,
Одиноко плыла, одиноко горела Луна.
О, блаженство быть сильным и гордым и вечно
свободным!
Одиночество! Мир тебе! Море, покой, тишина!

Вечный-Апрель (Поэты_серебряного_века) все записи автора

Она пришла с мороза,
Раскрасневшаяся,
Наполнила комнату
Ароматом воздуха и духов,
Звонким голосом
И совсем неуважительной к занятиям
Болтовней.

Она немедленно уронила на пол
Толстый том художественного журнала,
И сейчас же стало казаться,
Что в моей большой комнате
Очень мало места.

Всё это было немножко досадно
И довольно нелепо.
Впрочем, она захотела,
Чтобы я читал ей вслух "Макбета".

Едва дойдя до пузырей земли,
О которых я не могу говорить без волнения,
Я заметил, что она тоже волнуется
И внимательно смотрит в окно.

Оказалось, что большой пестрый кот
С трудом лепится по краю крыши,
Подстерегая целующихся голубей.

Я рассердился больше всего на то,
Что целовались не мы, а голуби,
И что прошли времена Паоло и Франчески.

Lord_Nelson (Поэты_серебряного_века) все записи автора Константин Бальмонт (Судьбы поэтов серебряного века)
М.Стахова
Поэта Константина Дмитриевича Бальмонта традиционно относят к представителям старшего поколения русского символизма. Однако все его творчество нельзя признать чисто символистским. Для К. Бальмонта декадентство служило не только и не столько формой эстетического отношения к жизни, сколько удобной оболочкой для создания образа творца "нового искусства". Принятая поэтом личина "стихийного гения", эгоцентризм, доходящий до нарциссизма, с одной стороны, и вечное "солнцепоклонство", верность мечте, поиски прекрасного и совершенного - с другой, позволяют говорить о нем как о поэте неоромантического склада. При этом нельзя отрицать, что присущая К. Бальмонту "солнечность", стремление к постоянному обновлению ("Когда слушаешь Бальмонта - всегда слушаешь весну",- писал о нем А. Блок), способность "остановить мгновение", и при этом богатая палитра красок, свет и воздух, которые пронизывают его стихи, особенно ранние, придают его творчеству импрессионистический характер.
К. Бальмонт написал 35 книг стихов, 20 книг прозы, его переводы составляют более 10 000 печатных страниц (среди них - поэты разных стран: В. Блейк, Э. По, П. Б. Шелли, О. Уайльд, Ш. ван Лерберг, Гауптман, Бодлер, Задерман; испанские песни, словацкий, грузинский эпос, югославская, болгарская, литовская поэзия, а также стихотворения поэтов Мексики, Полинезии, Японии и Индии). Этот список бесконечен: Бальмонт и в переводческой деятельности, как и в поэзии, был ненасытен и всеохватен. Среди написанного им есть художественная и автобиографическая проза, мемуары, филологические трактаты, историко-литературные исследования и критические эссе, а также "записные книжки" и многочисленные письма. В 1910 г. поэт заявил, что через полвека будет издано собрание его сочинений в девяносто трех томах или выше. Это предсказание не сбылось, как не сбылись и многие другие пророчества, к которым экзальтированный автор был весьма склонен.
К. Бальмонт вообще любил мистификацию, необычные поступки, нарочито пренебрегал условностями, что провоцировало появление многочисленных сплетен, анекдотов, таинственных историй. Театральность, эпатаж часто служили ему дурную службу (достаточно вспомнить строки "Я ненавижу человечество..." или "Хочу я зноя атласной груди... хочу одежды с тебя сорвать"). Однако крупнейший исследователь творчества поэта Вл. Орлов считает, что все это было наносное: "При всей экзальтированности, сделанности, сверхчеловечности Бальмонт был неутомимым тружеником". Он очень много работал, писал каждый день и очень плодотворно, всю жизнь занимался самообразованием ("прочитывал целые библиотеки"), с легкостью изучал языки, интересовался не только литературой и искусством, но и естественными науками химией, ботаникой, геологией и др. При этом много путешествовал, объездил буквально весь свет, отдаваясь сладостному ощущению победы "над веками и пространствами", не только обогащаясь все новыми и новыми впечатлениями, но и погружаясь в историю, этнографию, фольклористику каждой новой страны.
И хотя 93 тома его сочинений не изданы и никогда не будут изданы, его "исступленная любовь к поэзии, тонкое чутье к красоте стиха", необыкновенная музыкальность и способность уловить и запечатлеть тончайшие нюансы любовного чувства и настроения природы позволяют говорить о нем как об одном из самых интересных поэтов серебряного века.
Константин Дмитриевич Бальмонт родился 3(15) июня 1867 г. в деревне Гумнищи Шуйского уезда Владимирской губернии в семье председателя земской управы. По семейным преданиям предками со стороны отца были шотландские или скандинавские моряки, переселившиеся в Россию. Мать, Вера Николаевна Лебедева, происходила из древнего татарского рода, шедшего от князя Белый Лебедь Золотой Орды (возможно, это еще один из семейных мифов, который, впрочем, подтверждает вторая жена поэта - Екатерина Алексеевна Бальмонт в своих воспоминаниях). Мать оказала огромное влияние на формирование личности будущего поэта, унаследовавшего от нее не только "необузданность и страстность", но и весь "душевный строй".
Учился К. Бальмонт в Шуйской гимназии, но в 1884 г. был исключен за принадлежность к революционному кружку, затем поступил во Владимирскую гимназию, которую окончил в 1886 г. "Гимназию проклинаю всеми силами. Она надолго изуродовала мою нервную систему",- писал впоследствии поэт в своей автобиографии. Подробно детские и юношеские годы, проведенные в родовой усадьбе, описаны в автобиографическом романе "Под новым серпом" (Берлин, 1923).
В 1886 г. Бальмонт поступил в Московский университет на юридический факультет, из которого в 1887 г. был отчислен как один из организаторов студенческих беспорядков. После непродолжительного обучения в Демидовском юридическом лицее г. Ярославля он вообще отказывается от мысли получить "казенное образование".
1885 г. был ознаменован двумя важными событиями в жизни Бальмонта - знакомством с В. Г. Короленко, которого он считал своим "крестным отцом", и первой публикацией в петербургском журнале "Живописное обозрение".
В 1890 г. на деньги автора издан в Ярославле первый "Сборник стихотворений" поэта, включавший переводы и оригинальные стихи. Книга успеха не имела и, по утверждению автора, весь ее тираж был им уничтожен.
В 1889 г. К. Бальмонт женился на Ларисе Михайловне Гарелиной, но брак был неудачным. Бытовые неурядицы, семейные проблемы, нервное расстройство толкнули Константина Дмитриевича на самоубийство (он, прочитав накануне ночью "Крейцерову сонату" Л. Толстого, выбросился из окна, но не разбился насмерть, а только изуродовал себя - хромота осталась на всю жизнь). Год лечения и лежания в постели способствовал "небывалому расцвету умственного возбуждения и жизнерадостности": "И когда наконец я встал, душа моя стала вольной, как ветер в поле, никто уже не был над ней властен, кроме творческой мечты, а творчество расцвело буйным светом" (Воздушный путь. Берлин, 1923).
"Начало литературной деятельности,- писал Бальмонт в автобиографии,- было сопряжено со множеством мучений и неудач". Поэт много работает: занимается переводами, пишет статьи и рецензии для журналов и газет. По свидетельству второй жены Бальмонта, большое участие в судьбе ее мужа в это время приняли писатель В. Г. Короленко, публицист и переводчик П. Ф. Николаев, Н. И. Стороженко - профессор кафедры всеобщей литературы Московского университета и князь А. И. Урусов - меценат, поклонник литературы и театра. О последнем Константин Дмитриевич писал: "Урусов помог моей душе освободиться, помог мне найти самого себя" (Горные вершины. М., 1904).
В 1894 г. вышел стихотворный сборник "Под северным небом" (который считается первой книгой поэта), содержавший характерные для поколения 90-х гг. жалобы на унылую, безрадостную жизнь, романтические переживания. Однако критики отметили одаренность поэта, музыкальность его произведений, изящество формы. К этому же году относится знакомство К. Д. Бальмонта с В. Я. Брюсовым (об истории их взаимоотношений можно прочитать в документальном повествовании А. А. Нинова "Так жили поэты..."), которое переросло впоследствии в дружбу.
Второй сборник "В безбрежности" (1895) и третий "Тишина" (1898) были поисками нового пространства, новой свободы, попытками утверждения индивидуальности. Идея мимолетности, стремление запечатлеть уходящие мгновения, изменчивость настроений, повышенное внимание к технике стиха (увлечение звукописью, музыкальность) - вот отличительные черты ранних книг К. Бальмонта. В записных книжках, имея в виду вышеназванные сборники, он писал: "...я показал, что может сделать с русским стихом поэт, любящий музыку. В них есть ритмы и перезвоны благозвучий, найденные впервые":
Вечер. Взморье. Вздохи ветра.
Величавый возглас волн.
Близко буря. В берег бьется
Чуждый чарам черный челн.

Чуждый чистым чарам счастья,
Челн томленья, челн тревог,
Бросил берег, бьется с бурей,
Ищет светлых снов чертог.

("Челн томленья")
В 1896 г. Бальмонт женился на Е. А. Андреевой, вместе с которой переводил Гауптмана, Нансена. Вскоре они уехали в Европу, побывав во Франции, Испании, Голландии, Англии, Италии. Впечатления от его путешествий 1886-1887 гг. отражены в книге "Тишина" ("Мертвые корабли", "Аккорды", "Пред картиной Эль Греко", "В Оксфорде", "В окрестностях Мадрида", "К Шелли" и др.).
Несмотря на богатство и остроту новых впечатлений, Бальмонт испытывал щемящую тоску по родине: "Боже, до чего я соскучился по России. Все-таки нет ничего лучше тех мест, где вырос, думал, страдал, жил. Весь этот год за границей я себя чувствую на подмостках, среди декораций. А там - вдали - моя родная печальная красота, за которую десяти Италии не возьму" (из письма к матери из Рима).
Следующие три книги "Горящие здания" (1900), "Будем как солнце" (1903), "Только любовь" (1905) возносят К. Бальмонта на вершину российского Парнаса, делают известным, модным поэтом. Задачи новой поэзии автор видел прежде всего в поисках "новых сочетаний мыслей, красок и звуков". Это то, что касается техники стиха. (Здесь поэт идет в направлении расширения музыкальных возможностей фразы, утверждения новых сочных и "разящих" образов, создания ярких и разнообразных декораций.) Что же касается "новых мыслей", то поэт захвачен идеей создания "лирики современной души", души, у которой есть "множество ликов". В предисловии к "Горящим зданиям" Бальмонт указал свой девиз: "Нужно быть беспощадным к себе. Только тогда можно достичь чего-нибудь". Стремление к внутреннему освобождению и познанию самого себя - центральный мотив книги, в которой следует смена не только масок, но и декораций: автор заставляет своего героя перемещаться во времени и в пространстве: здесь эпоха Ивана Грозного и Бориса Годунова, скифские набеги и Древняя Русь, Запад и Восток ("Скифы", "Опричники", "В глухие дни", "Смерть Димитрия Красного", "Как испанец", "Замок Джэн Вальмор", "Чары месяца", "Исландия", "Воспоминания", "Индийский мотив", "Индийский мудрец" и др.). Утверждая образ сильного героя, "стихийного гения", "сверхчеловека", Бальмонт восторженно восклицает:
О, блаженство быть сильным и гордым
и вечно свободным!

("Альбатрос")
Но любовь к сильному герою, "Избранному", "Посвященному", "Сыну Солнца" не свободна от противоречий, что отчетливо ощущается в стихотворении "Избранный":
Но, рынку дань отдав, его божбе и давкам,
Я снова чувствую всю близость к божеству.
Кого-то раздробив тяжелым томагавком,
Я мной убитого с отчаяньем зову.

("Избранный", 1899)
Посылая "Горящие здания" Л. Н. Толстому, Бальмонт писал: "Эта книга - сплошной крик души разорванной и, если хотите, убогой, уродливой. Но я не откажусь ни от одной ее страницы, и - пока - люблю уродство не меньше, чем гармонию".
Эстетизация уродства, стремление ко всему таинственному, инфернальному, столь декларативно заявленные в сонете "Уроды", найдет свое продолжение в книгах "Будем как солнце" и "Только любовь", в таких стихотворениях, как "Голос Дьявола", "Колдунья", "Белый Ангел", "Дьявол моря" и др.
В 1901 г. за публичное чтение стихотворения "Маленький султан", пронизанного антиправительственными настроениями, К. Бальмонт был выслан из Петербурга (с запрещением жить в Москве и других университетских городах). 1901-1902 гг. он провел в своей усадьбе Сабынино под Курском, где работал над книгой "Будем как солнце". В марте 1902 г. поэт уезжает за границу и живет в Париже, Оксфорде, Бельгии, Германии, в 1903 г. возвращается в Москву.
Книга "Будем как солнце" явилась попыткой создать космогоническую картину мира, в центре которого находится Солнце, вечный источник всего живого. Весь сборник проникнут пантеистическими мотивами поклонения стихийным силам - Луне, звездам, ветру, огню, воде ("Гимн огню", "Воззвание к океану", "Ветер", "Завет бытия" и др.). Наряду с космогоническими мотивами в сборнике нашла отражение столь излюбленная поэтом теория мига, волшебного мгновения:
У мысли нет орудья измерить глубину,
Нет сил, чтобы замедлить бегущую весну.
Лишь есть одна возможность сказать мгновенью: "Стой!"
Разбив оковы мысли, быть скованным - мечтой.

("Сказать мгновенью: "Стой!"", 1901)
Эти же темы являются центральными в сборнике "Только любовь". Поэт продолжает петь гимн солнцу, свету, "жизни подателю, светлому создателю", выводящему мир, томившийся во мраке, "к красивой цельности отдельной красоты". Пожар в крови, любовное горение, экстаз чувств воспеваются в стихотворениях "Гимн Солнцу", "Солнечный луч", "Линии света" и др. Вышеназванные книги - время творческого взлета К. Бальмонта. В период 1900-1903 гг. поэт создал свои лучшие стихотворения: "Безглагольность", "Веласкес", "Я - изысканность русской медлительной речи...", "Нежнее всего" и др.
В 1904-1905 гг. издательство "Скорпион" выпустило собрание стихотворений поэта в двух томах. Этот период завершается сборником "Литургия красоты. Стихийные гимны" (М., 1905), в котором поэт бросает упрек людям, "разлюбившим Солнце", разорвавшим привычные связи, видящим золотой блеск только в лучах "презренного металла" ("Люди Солнце разлюбили", "Проклятия человекам", "Человечки", "Бедлам наших дней" и др.):
Мы знаем золото лишь в деньгах, с остывшим бледным серебром,
Не понимаем мысли молний, не знаем, что поет нам гром.
Для нас блистательное солнце не бог, несущий жизнь и меч,
А просто желтый шар центральный, планет сферическая печь.

("Проклятия человекам")
В конце 1905 г. в издательстве "Гриф" вышла книга "Фейные сказки", посвященная Нинике - Нине Константиновне Бальмонт-Бруни, дочери Бальмонта и Е. А. Андреевой, и вызвавшая восторженный отзыв Брюсова.
В 1905 г. К. Бальмонт отправился в путешествие в США и Мексику. Результатом этой поездки явились не только путевые заметки и очерки, в которых он описал наиболее выдающиеся памятники древне-мексиканских культур, но и переводы мифов ацтеков и майя, составившие книгу "Змеиные цветы".
После возвращения из поездки Бальмонт оказался в самой гуще революционных событий 1905 г. В это время им созданы антимонархические произведения (сборники "Стихотворения" (1906), "Песни мстителя" (1907)). Он сотрудничает в большевистской газете "Новая жизнь" и издаваемом А. В. Амфитеатровым парижском журнале "Красное знамя". Однако его революционность не имела под собой ярко выраженной политической программы, это было скорее стихийное стремление к абсолютной свободе: "Социал-демократическая диктатура мне так же ненавистна, как и самодержавие, как и всякая власть",- пишет он в 1905 г. поэтессе Л. Вилькиной.
Опасаясь преследования (обе революционные книги К. Бальмонта были запрещены к распространению в России), 31 декабря 1905 г. поэт нелегально оставил Родину на 7 с лишним лет. Свое длительное пребывание за границей он считал политической эмиграцией (А. А. Нинов в своем документальном исследовании "Так жили поэты...", подробно исследуя материалы, касающиеся "революционной деятельности" К. Бальмонта, приходит к выводу, что охранка считала поэта опасным политическим лицом и негласный надзор за ним сохранялся даже за границей). Живя в Париже, он совершает длительные поездки по Европе и очень тоскует по России: "...временами мне кажется, что я уже не живу, что только струны мои еще звучат" (из письма к Ф. Д. Батюшкову). Ностальгия способствовала обращению поэта к национальной тематике, стимулировала увлечение русской и славянской стариной. К. Бальмонт погружается в стихию Древней Руси, перелагая былины и народные сказанья на "декадентский" лад. Фольклорные сюжеты, поэзия заговоров, заклинаний и религиозное сектантство нашли отражение в книгах "Злые чары" (1906), "Жар-птица. Свирель славянина" (1907) и "Зеленый ветроград. Слова поцелуйные" (1909). Эти сборники отчетливо свидетельствуют о явном спаде в творчестве Бальмонта. А. Блок уже в 1905 г. писал о "чрезмерной пряности" стихотворений поэта, "о переломе", наступившем в его творчестве. Действительно, недостатками вышеназванных сборников является не только рассудочность и утомительная стилизованность, но и недостаток вкуса и меры у автора, самоповторяемость, кружение вокруг одних и тех же тем и образов. Те стилистические находки, которые являлись украшением ранней поэзии Бальмонта, при многократном повторении, унылом варьировании вызывали раздражение у читателя. "Златоцветность", "вечная солнечность", "тайновидец, песнопевец", "воздушно-алый", "стозвонный" и другие "бальмонтизмы", которыми пестрели страницы вышеназванных книг, а также сборников "Птицы в воздухе" (1908) и "Хоровод времен" (1909), делали книги поэта вялыми, однообразными и натянутыми.
В это время К. Бальмонт продолжает жить в Париже и совершает поездки по разным странам. В 1912 г. он отправляется в кругосветное путешествие, длившееся почти год (Южная Африка, Австралия, Новая Зеландия, Полинезия, Цейлон, Индия). В 1913 г. после объявления политической амнистии поэт возвратился в Москву, где его ждала торжественная встреча и многолюдный банкет (в 1912 г. в Петербурге блестяще прошло заочное чествование К. Бальмонта, посвященное 25-летию его литературной деятельности, которое было организовано Неофилологическим обществом). После возвращения на родину К. Бальмонт много ездит по стране с лекциями, посещает Грузию, учит грузинский язык, активно занимается переводческой деятельностью ("Витязь в тигровой шкуре" Ш. Руставели, "Упанишады", драмы Калидасы и пр.).
В 1915 г. выходит книга К. Бальмонта "Поэзия как волшебство"- трактат о сущности и назначении лирической поэзии. Поэт приписывает слову "заклинательно-магическую силу" и даже "физическое могущество". (До этого он неоднократно обращался к проблемам языка, творчества. Его литературно-критические статьи, эссе ("Горные вершины" (1904), "Белые зарницы" (1908), "Морское свечение" (1910)) посвящены русским и западноевропейским поэтам.)
В 1915-1916 гг. К. Бальмонт предпринимает лекционные поездки по центральной и азиатской части России, в мае 1916 г. посещает Японию. Он не перестает писать, особенно часто обращается к жанру сонета. В эти годы поэтом создано 255 сонетов, которые составили сборник "Сонеты Солнца, Неба и Луны" (1917).
Свержение самодержавия К. Бальмонт встретил восторженно, к Октябрьской же революции у него было резко негативное отношение. Будучи поборником абсолютной свободы, он не мог принять диктатуры пролетариата, которую считал насилием, "уздой на свободном слове". Считая себя "истинным революционером", он в 1918 г. выпустил книгу "Революционер я или нет?" (в нее вошли и стихи, и проза), в которой пытался "опротестовать" Октябрь.
В 1917-1918 гг. К. Бальмонт по-прежнему много работал: писал стихи, переводил, изучал шведский язык, сотрудничал в советских журналах, выступал с публичными лекциями. Общественной деятельности он не вел и политикой не занимался. В 1918-1920 гг. жил в Москве или подмосковном поселке Новогиреево. По свидетельству Б. Зайцева (Волга. 1989. No. 2), в эти годы он "нищенствовал, голодал, на себе таскал дровишки из разобранного забора".
В марте 1920 г. был отмечен юбилей поэта - выход его первого ("ярославского") сборника стихов, а в июне вместе с женой (Е. К. Цветковской) и дочерью Миррой он навсегда покинул Россию (эту командировку устроил старинный друг Бальмонта Ю. Балтрушайтис).
В эмиграции он жил в Париже, либо в небольших городках на берегу Атлантического океана. Его литературная деятельность 20-х - середины 30-х гг. была очень интенсивной: сотрудничал в парижских газетах "Последние новости" и "Современные записки", в некоторых прибалтийских изданиях, издавал книги, читал лекции в Сорбонне, у него было несколько публикаций в американских и итальянских газетах. В конце 20-х гг. Бальмонт переводил славянских и литовских поэтов. Но, несмотря на такую напряженную работу, зарабатывал он мало и был вынужден подолгу жить в провинции. "Эмиграция прошла для него под знаком упадка,- отмечал Б. Зайцев.- Как поэт он вперед не шел, хотя писал очень много". За границей им были созданы сборники "Марево" (1922), "Мое - ей" (1924), "В раздвинутой дали" (1929), "Голубая подкова" (1935), "Светослужение" (1936-1937).
Поэт очень болезненно переживал разлуку с Родиной: "...нет дня, когда бы я не тосковал о России, нет часа, когда бы я не порывался вернуться". Тоска по родине, отрыв от родной почвы, утрата корней ("Мое сердце в России, а я здесь, у океана. Бытие неполное",- писал он одному из корреспондентов) - вот основные темы эмигрантского периода творчества, нашедшие отражение в стихотворениях "Прощание с древом", "Узник", "Просветы", "Сны", "Она", "Россия", "Мое - ей", "Я русский" и др.
В позднем творчестве поэта мало "бальмонтизмов", его стиль стал суше, краски - прозрачнее, а музыка стиха - грустнее и тише:
И птица-флейта мне напела в сердце ласку.
Я видел много стран. Я знаю много мест.
Но пусть пленителен богатый мир окрест.
Люблю я звездную России снежной сказку
И лес, где лик берез - венчальный лик невест.

("В звездной сказке")
В 1932 г. у Бальмонта появились первые признаки душевного заболевания. До 1936 г. он жил в убежище "Русский дом", устроенном для нуждающихся эмигрантов матерью Марией (Е. Ю. Кузьминой-Караваевой) в местечке Нуазиле-Гран. Болезнь быстро прогрессировала, поэт подолгу лечился в клинике, и в творческом отношении 1937-1942 гг. были практически бесплодными. В 1942 г. Константин Дмитриевич скончался. Перед смертью он исповедовался: "...Этот, казалось бы, язычески поклонявшийся жизни, успехам ее и блескам человек, исповедуясь перед кончиной, произвел на священника глубокое впечатление искренностью и силой покаяния - считал себя неисправимым грешником, которого нельзя простить" (Б. Зайцев).
Проводить поэта в последний путь пришли несколько человек, на памятнике его по-французски выбили слова: Константин Бальмонт - русский поэт.
Это исчерпывающая характеристика, ибо, как сказала о нем М. Цветаева: "На Бальмонте, в каждом его жесте, шаге, слове - клеймо - печать - звезда - поэта".

evelea (Поэты_серебряного_века) все записи автора I

Любит? не любит? Я руки ломаю
и пальцы разбрасываю разломавши
так рвут загадав и пускают по маю
венчики встречных ромашек
Пускай седины обнаруживает стиржка и бритье
Пусть серебро годов вызванивает уймою
надеюсь верую вовеки не придет
ко мне позорное благоразумие

II

Уже второй
должно быть ты легла
А может быть
и у тебя такое
Я не спешу
и молниями телеграмм
мне незачем
тебя
будить и беспокоить

III

море уходит вспять
море уходит спать
Как говорят инцидент исперчен
любовная лодка разбилась о быт
С тобой мы в расчете
И не к чему перечень
взаимных болей бед и обид.

IV

Уже второй должно быть ты легла
В ночи Млечпуть серебряной Окою
Я не спешу и молниями телеграмм
Мне незачем тебя будить и беспокоить
как говорят инцидент исперчен
любовная лодка разбилась о быт
С тобой мы в расчете и не к чему перечень
взаимных болей бед и обид
Ты посмотри какая в мире тишь
Ночь обложила небо звездной данью
в такие вот часы встаешь и говоришь
векам истории и мирозданью

печатается без знаков препинания,
как в записной книжке Маяковского
Мысль, вооруженная рифмами. изд.2е.
Поэтическая антология по истории русского стиха.
Составитель В.Е.Холшевников. Ленинград,
Изд-во Ленинградского университета, 1967.

MaGic_GirL_OF_LoVe (Поэты_серебряного_века) все записи автора Песня последней встречи


Так беспомощьно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.

Показалось, что много ступеней,
А я знала — их только три!
Между кленов шепот осенний
Попросил: "Со мною умри!

Я обманут моей унылой,
Переменчивой, злой судьбой".
Я ответила: "Милый, милый!
И я тоже. Умру с тобой..."

Это песня последней встречи.
Я взглянула на темный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-желтым огнем.

MaGic_GirL_OF_LoVe (Поэты_серебряного_века) все записи автора * * *
Приходи на меня посмотреть.
Приходи. Я живая. Мне больно.
Этих рук никому не согреть,
Эти губы сказали: "Довольно!"

Каждый вечер подносят к окну
Мое кресло. Я вижу дороги.
О, тебя ли, тебя ль упрекну
За последнюю горечь тревоги!

Не боюсь на земле ничего,
В задыханьях тяжелых бледнея.
Только ночи страшны оттого,
Что глаза твои вижу во сне я.
<1912>

MaGic_GirL_OF_LoVe (Поэты_серебряного_века) все записи автора * * *
А! Это снова ты. Не отроком влюбленным,
Но мужем дерзостным, суровым, непреклонным
Ты в этот дом вошел и на меня глядишь.
Страшна моей душе предгрозовая тишь.
Ты спрашиваешь, что я сделала с тобою,
Врученным мне навек любовью и судьбою.
Я предала тебя. И это повторять —
О, если бы ты мог когда-нибудь устать!
Так мертвый говорит, убийцы сон тревожа,
Так ангел смерти ждет у рокового ложа.
Прости меня теперь. Учил прощать Господь.
В недуге горестном моя томится плоть,
А вольный дух уже почиет безмятежно.
Я помню только сад, сквозной, осенний, нежный,
И крики журавлей, и черные поля...
О, как была с тобой мне сладостна земля !
1916

MaGic_GirL_OF_LoVe (Поэты_серебряного_века) все записи автора * * *
Сердце к сердцу не приковано,
Если хочешь - уходи.
Много счастья уготовано
Тем, кто волен на пути.

Я не плачу, я не жалуюсь,
Мне счастливой не бывать.
Не целуй меня, усталую,-
Смерть придется целовать.

Дни томлений острых прожиты
Вместе с белою зимой.
Отчего же, отчего же ты
Лучше, чем избранник мой?
1911

MaGic_GirL_OF_LoVe (Поэты_серебряного_века) все записи автора * * *
Сжала руки под тёмной вуалью...
"Отчего ты сегодня бледна?"
- Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру."
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру"
1911

MaGic_GirL_OF_LoVe (Поэты_серебряного_века) все записи автора
Анна Андреевна Ахматова родилась на юге России, в Одессе 11 июня 1889 года (старый стиль) в семье инженер-капитана 2-го ранга Андрея Антоновича Горенко и Инны Эразмовны (в девичестве Строговой). Спустя два года супруги Горенко переехали в Царское Село, где Аня училась в Мариинской гимназии. Она прекрасно владела французским, читала в подлиннике Данте. Из русских поэтов первыми открыты были ею Державин и Некрасов, затем открылся Пушкин, любовь к которому осталась на всю жизнь.

В 1905 году Инна Эразмовна развелась с мужем и переехала с дочерью сначала в Евпаторию, а затем в Киев. Здесь Анна закончила Фундуклеевскую гимназию и поступила на юридический факультет Высших женских курсов, отдавая все же предпочтение истории и литературе.

Со своим будущим мужем поэтом Николаем Гумилевым Аня Горенко познакомилась еще четырнадцатилетней девочкой. Позже между ними возникла переписка, а в 1909 году Анна приняла официальное предложение Гумилева стать его женой. 25 апреля 1910 года они обвенчались в Николаевской церкви села Никольская слобода под Киевом. После венчания молодые отправились в свадебное путешествие, пробыв в Париже всю весну.

С 1910-х годов началась активная литературная деятельность Ахматовой. В это время начинающая поэтесса познакомилась с Блоком, Бальмонтом, Маяковским. Свое первое стихотворение под псевдонимом Анна Ахматова она опубликовала в двадцатилетнем возрасте, а в 1912 году вышел первый сборник стихов "Вечер". Своим именем Анна Андреевна всегда очень гордилась и даже выразила это чувство в стихотворных строчках: "В то время я гостила на земле. Мне дали имя при крещенье Анна, сладчайшее для губ людских и слуха" - так гордо и торжественно писала она о своей юности. Гораздо менее известно, что когда молодая поэтесса поняла свое предназначение, то не кто иной, как отец Андрей Антонович запретил ей подписывать свои стихотворения фамилией Горенко. Тогда Анна и взяла фамилию своей прабабушки - татарской княгини Ахматовой.

Сразу же после издания сборника "Вечер" Ахматова и Гумилев совершили новое путешествие, на сей раз по Италии, а осенью того же 1912 года у них родился сын, которому дали имя Лев. Писатель Корней Чуковский, познакомившийся с Ахматовой в это время, так описывал поэтессу: "Тоненькая, стройная, изящная, она ни на шаг не отходила от мужа, молодого поэта Н. С. Гумилева, который тогда же, при первом знакомстве, назвал ее своей ученицей. То было время ее первых стихов и необыкновенных, неожиданно шумных триумфов".

Анна Ахматова очень рано поняла, что писать надо только те стихи, которые "если не напишешь, то умрешь". Иначе, как она считала, нет, и не может быть поэзии. А еще, чтобы поэт мог сочувствовать людям, ему надо пройти через отчаяние, горе и научиться преодолевать их в одиночку.

В марте 1914 года вышла вторая книга стихов "Четки", которая принесла Ахматовой уже всероссийскую известность. Следующий сборник "Белая стая" увидел свет в сентябре 1917 года и был встречен довольно сдержанно. Война, голод и разруха отодвинули поэзию на второй план. Но те, кто знали Ахматову близко, хорошо понимали и значимость ее творчества.

В марте Анна Андреевна проводила Николая Гумилева за границу, где тот служил в Русском экспедиционном корпусе. А уже в следующем 1918 году, когда он вернулся из Лондона, между супругами произошел разрыв. Осенью того же года Ахматова вышла замуж за В. К. Шилейко, ученого-ассиролога и переводчика клинописных текстов.

Октябрьскую революцию поэтесса не приняла. Ибо, как она писала, "все расхищено, продано; все голодной тоскою изглодано". Но Россию не покинула, отвергнув "утешные" голоса, звавшие на чужбину, где оказались многие ее современники. Даже после того, как в 1921 году большевики расстреляли ее бывшего мужа Николая Гумилева.

Декабрь 1922 года ознаменовался новым поворотом в личной жизни Ахматовой. Она переехала к искусствоведу Николаю Пунину, позже ставшему ее третьим мужем.

Начало 1920-х годов отмечено новым поэтическим взлетом Ахматовой - выходом поэтических сборников "Anno Domini" и "Подорожник", закрепивших за ней славу выдающейся русской поэтессы. В эти же годы она серьезно занималась изучением жизни и творчества Пушкина. Результатом этих исследований работы: "О золотом петушке", "Каменный гость", "Александрина", "Пушкин и Невское взморье", "Пушкин в 1828 году".

Новые стихи Ахматовой с середины 1920-х годов печатать перестали. Ее поэтический голос умолк вплоть до 1940 года. Для Анны Андреевны наступили тяжелые времена. В начале 1930-х годов был репрессирован ее сын Лев Гумилев, переживший в период репрессий три ареста и проведший в лагерях 14 лет. Все эти годы Анна Андреевна терпеливо хлопотала об освобождении сына, как хлопотала она и за арестованного в то же время своего друга, поэта Осипа Мандельштама. Но если Лев Гумилев все же впоследствии был реабилитирован, то Мандельштам погиб в 1938 году в пересыльном лагере по дороге на Колыму. Позже судьбам тысяч и тысяч заключенных и их несчастным семьям Ахматова посвятила свою великую и горькую поэму "Реквием".

В год смерти Сталина, когда начал отступать ужас перед репрессиями, поэтесса произнесла пророческую фразу: "Теперь арестанты вернутся, и две России глянут друг другу в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили. Началась новая эпоха".

Отечественная война застала Анну Ахматову в Ленинграде. В конце сентября, уже во время блокады она вылетела сначала в Москву, а затем эвакуировалась в Ташкент, где жила до 1944 года. Здесь поэтесса чувствовала себя не так одиноко. В обществе близких и приятных ей людей - актрисы Фаины Раневской, Елены Сергеевны Булгаковой, вдовы писателя. Там же она узнала о переменах в судьбе своего сына. Лев Николаевич Гумилев просил отправить его на фронт, и просьбу его удовлетворили.

Летом 1944 года Ахматова вернулась в Ленинград. Она выезжала на Ленинградский фронт с чтением стихов, с успехом прошел ее творческий вечер в Ленинградском доме писателей. Весной 1945 года, сразу после победы, ленинградские поэты, в их числе и Ахматова, с триумфом выступали в Москве. И вдруг все оборвалось. 14 августа 1946 года было опубликовано печально-знаменитое постановление ЦК КПСС "О журналах "Звезда" и "Ленинград", в котором творчество А. Ахматовой и Зощенко определялось как "чуждое идеологически". Общее собрание ленинградской творческой интеллигенции дружно одобрило линию ЦК по отношению к ним. А через две недели Президиум правления Союза писателей СССР постановил "исключить Анну Ахматову и Михаила Зощенко из Союза советских писателей", тем самым оба литератора практически лишались средств к существованию. Ахматова вынуждена была зарабатывать на жизнь переводами, хотя всегда считала, что переводить чужие и писать собственные стихи немыслимо. Она выполнила несколько серьезных в художественном отношении работ, среди которых переводы Гюго "Марион Делорм", корейской и китайской поэзии, лирики древнего Египта.

Опала была снята с Ахматовой лишь в 1962 году, когда из печати вышла ее "Поэма без героя", которая писалась 22 года, а в 1964 году увидел свет поэтический сборник "Бег времени". Любители поэзии приняли эти книги с восторгом, впрочем, они Ахматову никогда и не забывали. Несмотря на долгие годы молчания, ее имя, произносимое с неизменным глубоким почтением, всегда стояло в первом ряду русских поэтов XX века.

В 1960-е годы к Ахматовой наконец пришло мировое признание. Ее стихи появились в переводах на итальянском, английском и французском языках, за границей стали выходить ее поэтические сборники. В 1962 году Ахматовой была присуждена Международная поэтическая премия "Этна-Таормина" - в связи с 50-летием поэтической деятельности и выходом в Италии сборника избранных произведений Ахматовой. Процедура вручения премии проходила в старинном сицилийском городе Таормина, а в Риме в советском посольстве был дан прием в ее честь.

В том же году Оксфордский университет принял решение присвоить Анне Андреевне Ахматовой степень почетного доктора литературы. В 1964 году Ахматова побывала в Лондоне, где состоялась торжественная церемония ее облачения в докторскую мантию. Церемония прошла особенно торжественно. Впервые в истории Оксфордского университета англичане нарушили традицию: не Анна Ахматова всходила по мраморной лестнице, а ректор спускался к ней.

Последнее публичное выступление Анны Андреевны состоялось в Большом театре на торжественном вечере, посвященном Данте.

Она не сетовала на возраст, и старость приняла как должное. Осенью 1965 года Анна Андреевна перенесла четвертый инфаркт, а 5 марта 1966 года она скончалась в подмосковном кардиологическом санатории. Похоронили Ахматову на Комаровском кладбище под Ленинградом.

До конца жизни Анна Андреевна Ахматова оставалась Поэтом. В своей короткой автобиографии, составленной в 1965 году, перед самой смертью, она писала: "Я не переставала писать стихи. Для меня в них - связь моя со временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных".

Литература.
Елена Васильева, Юрий Пернатьев. "100 знаменитых писателей", "Фолио" (Харьков), 2001.

MaGic_GirL_OF_LoVe (Поэты_серебряного_века) все записи автора

MaGic_GirL_OF_LoVe (Поэты_серебряного_века) все записи автора В ресторане

Никогда не забуду (он был, или не был,
Этот вечер): пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на желтой заре - фонари.

Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого, как небо, аи.

Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзко
Взор надменный и отдал поклон.
Обратясь к кавалеру, намеренно резко
Ты сказала: "И этот влюблен".

И сейчас же в ответ что-то грянули струны,
Исступленно запели смычки...
Но была ты со мной всем презрением юным,
Чуть заметным дрожаньем руки...

Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
Ты прошла, словно сон мой, легка...
И вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка.

Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала
И, бросая, кричала: "Лови!.."
А монисто бренчало, цыганка плясала
И визжала заре о любви.

1910

MaGic_GirL_OF_LoVe (Поэты_серебряного_века) все записи автора На железной дороге

Марии Павловне Ивановой

Под насыпью, во рву некошенном,
Лежит и смотрит, как живая,
В цветном платке, на косы брошенном,
Красивая и молодая.

Бывало, шла походкой чинною
На шум и свист за ближним лесом.
Всю обойдя платформу длинную,
Ждала, волнуясь, под навесом.

Три ярких глаза набегающих -
Нежней румянец, круче локон:
Быть может, кто из проезжающих
Посмотрит пристальней из окон...

Вагоны шли привычной линией,
Подрагивали и скрипели;
Молчали желтые и синие;
В зеленых плакали и пели.

Вставали сонные за стеклами
И обводили ровным взглядом
Платформу, сад с кустами блёклыми,
Ее, жандарма с нею рядом...

Лишь раз гусар, рукой небрежною
Облокотясь на бархат алый,
Скользнул по ней улыбкой нежною...
Скользнул - и поезд в даль умчало.

Так мчалась юность бесполезная,
В пустых мечтах изнемогая...
Тоска дорожная, железная
Свистела, сердце разрывая...

Да что - давно уж сердце вынуто!
Так много отдано поклонов,
Так много жадных взоров кинуто
В пустынные глаза вагонов...

Не подходите к ней с вопросами,
Вам всё равно, а ей - довольно:
Любовью, грязью иль колесами
Она раздавлена - всё больно.

1910

MaGic_GirL_OF_LoVe (Поэты_серебряного_века) все записи автора Незнакомка

По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.

Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.

И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.

Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.

И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирён и оглушен.

А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
"In vino veritas!"* кричат.

И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.

И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.

Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.

И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.

В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.

1906

"In vino veritas!" - "Истина в вине!" (лат.)

MaGic_GirL_OF_LoVe (Поэты_серебряного_века) все записи автора
Александр Александрович Блок [16 (28) ноября 1880, Санкт-Петербург - 7 августа 1921, Петроград], русский поэт.

Семья. Детство и образование.

Отец, Александр Львович Блок, - юрист, профессор права Варшавского университета, мать, Александра Андреевна, урожденная Бекетова (во втором браке Кублицкая-Пиоттух) - переводчица, дочь ректора петербургского университета А. Н. Бекетова и переводчицы Е. Н. Бекетовой. Ранние годы Блока прошли в доме деда. Среди самых ярких детских и отроческих впечатлений - ежегодные летние месяцы в подмосковном имении Бекетовых Шахматово. В 1897 во время поездки на курорт Бад-Наугейм (Германия) пережил первое юношеское увлечение К. М. Садовской, которой посвятил ряд стихотворений, вошедших затем в цикл "Ante Lucem" (1898-1900) и в сборник "За гранью прошлых дней" (1920), а также цикл "Через двенадцать лет" (1909-1914). После окончания Введенской гимназии в Петербурге поступил в 1898 на юридический факультет петербургского университета, однако в 1901 перешел на историко-филологический факультет (окончил в 1906 по славяно-русскому отделению). Среди профессоров, у которых учился Блок, - Ф. Ф. Зелинский, А. И. Соболевский, И. А. Шляпкин, С. Ф. Платонов, А. И. Введенский, В. К. Ернштедт, Б. В. Варнеке. В 1903 женился на дочери Д. И. Менделеева Любови Дмитриевне.

Творческий дебют.

Писать стихи начал с 5-ти лет, однако осознанное следование призванию начинается с 1900-1901. Наиболее важные литературно-философские традиции, повлиявшие на становление творческой индивидуальности - учение Платона, лирика и философия В. С. Соловьева, поэзия А. А. Фета. В марте 1902 произошло знакомство с З. Н. Гиппиус и Д. С. Мережковским, оказавшими на него огромное влияние; в их журнале "Новый путь" (1903, № 3) состоялся творческий дебют Блока - поэта и критика. В январе 1903 вступает в переписку, в 1904 лично знакомится с А. Белым, ставшим наиболее близким ему поэтом из младших символистов. В 1903 вышел "Литературно-художественный сборник: Стихотворения студентов Императорского Санкт-Петербургского университета", в котором были опубликованы три стихотворения Блока; в том же году напечатан блоковский цикл "Стихи о Прекрасной Даме" (название предложено В. Я. Брюсовым) в 3-й книге альманаха "Северные цветы". В марте 1904 начинает работу над книгой "Стихи о Прекрасной Даме" (1904, на титульном листе - 1905). Традиционная романтическая тема любви-служения получила в "Стихах о Прекрасной Даме" то новое содержательное наполнение, которое было привнесено в нее идеями Вл. Соловьева о слиянии с Вечно-Женственным в Божественном Всеединстве, о преодолении отчуждения личности от мирового целого через любовное чувство. Миф о Софии, становясь темой лирических стихов, до неузнаваемости трансформирует во внутреннем мире цикла традиционную природную, и в частности, "лунную" символику и атрибутику (героиня появляется в вышине, на вечернем небосклоне, она белая, источник света, рассыпает жемчуга, всплывает, исчезает после восхода солнца и т. д.).

Участие в литературном процессе 1905-1909.

"Стихи о Прекрасной Даме" выявили трагическую неосуществимость "соловьевской" жизненной гармонии (мотивы "кощунственных" сомнений в собственной "призванности" и в самой возлюбленной, способной "изменить облик"), поставив поэта перед необходимостью поиска иных, более непосредственных взаимоотношений с миром. Особую роль для формирования мировоззрения Блока сыграли события революции 1905-1907, обнажившие стихийную, катастрофическую природу бытия. В лирику этого времени проникает и становится ведущей тема "стихии" (образы метели, вьюги, мотивы народной вольницы, бродяжничества). Резко меняется образ центральной героини: Прекрасную Даму сменяют демонические Незнакомка, Снежная Маска, цыганка-раскольница Фаина. Блок активно включается в литературную повседневность, публикуется во всех символистских журналах ("Вопросы жизни", "Весы", "Перевал", "Золотое Руно"), альманахах, газетах ("Слово", "Речь", "Час" и др.), выступает не только как поэт, но и как драматург и литературный критик (с 1907 ведет критический отдел в "Золотом Руне"), неожиданно для собратьев по символизму обнаруживая интерес и близость к традициям демократической литературы. Все более многообразными становятся контакты в литературно-театральной среде: Блок посещает "Кружок молодых", объединявший литераторов, близких к "новому искусству" (В. В. Гиппиус, С. М. Городецкий, Е. П. Иванов, Л. Д. Семенов, А. А. Кондратьев и др.). С 1905 посещает "среды" на "башне" Вяч. И. Иванова, с 1906 - "субботы" в театре В. Ф. Комиссаржевской, где В. Э. Мейерхольд поставил его первую пьесу "Балаганчик" (1906). Актриса этого театра Н. Н. Волохова становится предметом его бурного увлечения, ей посвящены книга стихов "Снежная Маска" (1907), цикл "Фаина" (1906-1908); ее черты - "высокая красавица" в "упругих черных шелках" с "сияющими глазами" - определяют облик "стихийных" героинь в лирике этого периода, в "Сказке о той, которая не поймет ее" (1907), в пьесах "Незнакомка", "Король на площади" (обе 1906), "Песня Судьбы" (1908). Выходят сборники стихов ("Нечаянная радость", 1907; "Земля в снегу", 1908), пьес ("Лирические драмы", 1908). Блок публикует критические статьи, выступает с докладами в Санкт-Петербургском религиозно-философском обществе ("Россия и интеллигенция", 1908, "Стихия и культура",1909). Проблема "народа и интеллигенции", ключевая для творчества этого периода, определяет звучание всех тем, развиваемых в его статьях и стихах: кризис индивидуализма, место художника в современном мире и др. Его стихи о России, в частности цикл "На поле Куликовом" (1908), соединяют образы родины и любимой (Жены, Невесты), сообщая патриотическим мотивам особую интимную интонацию. Полемика вокруг статей о России и интеллигенции, в целом отрицательная их оценка в критике и публицистике, все большее осознание самим Блоком, что прямое обращение к широкой демократической аудитории не состоялось, приводит его в 1909 к постепенному разочарованию в результатах публицистической деятельности.

Кризис символизма и творчество 1910-1917.

Периодом "переоценки ценностей" становится для Блока путешествие в Италию весной и летом 1909. На фоне политической реакции в России и атмосферы самодовольного европейского мещанства единственной спасительной ценностью становится высокое классическое искусство, которое, как он вспоминал впоследствии, "обожгло" его в итальянской поездке. Этот комплекс настроений находит свое отражение не только в цикле "Итальянские стихи" (1909) и неоконченной книге прозаических очерков "Молнии искусства" (1909-1920), но и в докладе "О современном состоянии русского символизма" (апрель 1910). Подводя черту под историей развития символизма как строго очерченной школы, Блок констатировал окончание и исчерпанность огромного этапа собственного творческого и жизненного пути и необходимость "духовной диеты", "мужественного ученичества" и "самоуглубления". Получение наследства после смерти отца в конце 1909 надолго освободило Блока от забот о литературном заработке и сделало возможным сосредоточение на немногих крупных художественных замыслах. Отстранившись от активной публицистической деятельности и от участия в жизни литературно-театральной богемы, он с 1910 начинает работать над большой эпической поэмой "Возмездие" (не была завершена). В 1912-1913 пишет пьесу "Роза и Крест". После выхода в 1911 сборника "Ночные часы" Блок переработал свои пять поэтических книг в трехтомное собрание стихотворений (т. 1-3, 1911-1912). С этого времени поэзия Блока существует в сознании читателя как единая "лирическая трилогия", уникальный "роман в стихах", создающий "миф о пути". При жизни поэта трехтомник был переиздан в 1916 и в 1918-1921. В 1921 Блок начал подготовку новой редакции, однако успел закончить только 1-й том. Каждое последующее издание включает в себя все значительное, что создавалось между редакциями: цикл "Кармен" (1914), посвященный певице Л. А. Андреевой-Дельмас, поэму "Соловьиный сад" (1915), стихи из сборников "Ямбы" (1919), "Седое утро" (1920). С осени 1914 Блок работает над изданием "Стихотворения Аполлона Григорьева" (1916) в качестве составителя, автора вступительной статьи и комментатора. 7 июля 1916 был призван в армию, служил табельщиком 13-й инженерно-строительной дружины Земского и Городского союзов под Пинском. После Февральской революции 1917 Блок возвращается в Петроград и входит в состав Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию преступлений царского правительства в качестве редактора стенографических отчетов. Материалы следствия были им обобщены в книге "Последние дни императорской власти" (1921, вышла посмертно).

Философия культуры и поэтическое творчество в 1917-1921

После Октябрьской революции Блок недвусмысленно заявляет о своей позиции, ответив на анкету "Может ли интеллигенция работать с большевиками" - "Может и обязана", напечатав в январе 1918 в левоэсеровской газете "Знамя труда" цикл статей "Россия и интеллигенция", открывавшийся статьей "Интеллигенция и революция", а через месяц - поэму "Двенадцать" и стихотворение "Скифы". Позиция Блока вызвала резкую отповедь со стороны З. Н. Гиппиус, Д. С. Мережковского, Ф. Сологуба, Вяч. Иванова, Г. И. Чулкова, В. Пяста, А. А. Ахматовой, М. М. Пришвина, Ю. И. Айхенвальда, И. Г. Эренбурга и др. Большевистская критика, сочувственно отзываясь о его "слиянии с народом", с заметной настороженностью говорила о чуждости поэмы большевистским представлениям о революции (Л. Д. Троцкий, А. В. Луначарский, В. М. Фриче). Наибольшие недоумения вызвала фигура Христа в финале поэмы "Двенадцать". Однако современная Блоку критика не заметила ритмического параллелизма и переклички мотивов с пушкинскими "Бесами" и не оценила роли национального мифа о бесовстве для понимания смысла поэмы. После "Двенадцати" и "Скифов" Блок пишет шуточные стихи "на случай", готовит последнюю редакцию "лирической трилогии", однако новых оригинальных стихов не создает вплоть до 1921. В то же время с 1918 наступает новый подъем в прозаическом творчестве. Поэт делает культурфилософские доклады на заседаниях Вольфилы - Вольной философской ассоциации ("Крушение гуманизма" - 1919, "Владимир Соловьев и наши дни" - 1920), в Школе журнализма ("Катилина" - 1918), пишет лирические фрагменты ("Ни сны, ни явь", "Исповедь язычника"), фельетоны ("Русские денди", "Сограждане", "Ответ на вопрос о красной печати"). Огромное число написанного связано со служебной деятельностью Блока: после революции он впервые в жизни был вынужден искать не только литературный заработок, но и государственную службу. В сентябре 1917 становится членом Театрально-литературной комиссии, с начала 1918 сотрудничает с Театральным отделом Наркомпроса, в апреле 1919 переходит в Большой Драматический театр. Одновременно становится членом редколлегии издательства "Всемирная литература" под руководством М. Горького, с 1920 - председателем Петроградского отделения Союза поэтов. Первоначально участие Блока в культурно-просветительских учреждениях мотивировалось убеждениями о долге интеллигенции перед народом. Однако острое несоответствие между представлениями поэта об "очищающей революционной стихии" и кровавой повседневностью наступающего тоталитарного бюрократического режима приводило к все большему разочарованию в происходящем и заставляло поэта вновь искать духовную опору. В его статьях и дневниковых записях появляется мотив катакомбного существования культуры. Мысли Блока о неуничтожимости истинной культуры и о "тайной свободе" художника, противостоящей попыткам "новой черни" на нее посягнуть, были высказаны в речи "О назначении поэта" на вечере памяти А. С. Пушкина и в стихотворении "Пушкинскому Дому" (февраль 1921), ставших его художественным и человеческим завещанием. В апреле 1921 нарастающая депрессия переходит в психическое расстройство, сопровождающееся болезнью сердца. 7 августа Блок скончался. В некрологах и посмертных воспоминаниях постоянно повторялись его слова из посвященной Пушкину речи об "отсутствии воздуха", убивающем поэтов.

MaGic_GirL_OF_LoVe (Поэты_серебряного_века) все записи автора * * *

Мне нравится, что Вы больны не мной,

Мне нравится, что я больна не Вами,

Что никогда тяжелый шар земной

Не уплывет под нашими ногами.

Мне нравится, что можно быть смешной

Распущенной-и не играть словами,

И не краснеть удушливой волной,

Слегка соприкоснувшись рукавами.



Мне нравится еще, что Вы при мне

Спокойно обнимаете другую,

Не прочите мне в адовом огне

Гореть за то, что я не Вас целую.

Что имя нежное мое, мой нежный, не

Упоминаете ни днем ни ночью — всуе...

Что никогда в церковной тишине

Не пропоют над нами: аллилуйя!



Спасибо Вам и сердцем и рукой

За то, что Вы меня — не зная сами! —

Так любите: за мой ночной покой,

За редкость встреч закатными часами,

За наши не-гулянья под луной,

За солнце не у нас на головами,

За то, что Вы больны — увы! — не мной,

За то, что я больна — увы! — не Вами.



3 мая 1915

* * *
Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе
Насторожусь - прельщусь - смущусь - рванусь.
О милая! - Ни в гробовом сугробе,
Ни в облачном с тобою не прощусь.

И не на то мне пара крыл прекрасных
Дана, чтоб на сердце держать пуды.
Спеленутых, безглазых и безгласных
Я не умножу жалкой слободы.

Нет, выпростаю руки! - Стан упругий
Единым взмахом из твоих пелен
- Смерть - выбью! Верст на тысячу в округе
Растоплены снега и лес спален.

И если всё ж - плеча, крыла, колена
Сжав - на погост дала себя увесть, -
То лишь затем, чтобы смеясь над тленом,
Стихом восстать - иль розаном расцвесть!

Около 28 ноября 1920

Вчера еще в глаза глядел,
А нынче — всё косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел, —
Всё жаворонки нынче — вороны!

Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О, вопль женщин всех времен:
«Мой милый, что тебе я сделала?!»

И слезы ей — вода, и кровь —
Вода, — в крови, в слезах умылася!
Не мать, а мачеха — Любовь:
Не ждите ни суда, ни милости.

Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая…
И стон стоит вдоль всей земли:
«Мой милый, что тебе я сделала?»

Вчера еще — в ногах лежал!
Равнял с Китайскою державою!
Враз обе рученьки разжал, —
Жизнь выпала — копейкой ржавою!

Детоубийцей на суду
Стою — немилая, несмелая.
Я и в аду тебе скажу:
«Мой милый, что тебе я сделала?»

Спрошу я стул, спрошу кровать:
«За что, за что терплю и бедствую?»
«Отцеловал — колесовать:
Другую целовать», — ответствуют.

Жить приучил в самом огне,
Сам бросил — в степь заледенелую!
Вот что ты, милый, сделал мне!
Мой милый, что тебе — я сделала?

Всё ведаю — не прекословь!
Вновь зрячая — уж не любовница!
Где отступается Любовь,
Там подступает Смерть-садовница.

Самo — что дерево трясти! —
В срок яблоко спадает спелое…
— За всё, за всё меня прости,
Мой милый, — что тебе я сделала!

Марина Цветаева,
14 июня 1920

ЦВЕТАЕВА Марина Ивановна
(1892 - 1941)

Русская поэтесса.

Родилась 26 сентября (8 октября) 1892, в московской семье. Отец - И. В. Цветаев - профессор-искусствовед, основатель Московского музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, мать - М. А. Мейн (умерла в 1906), пианистка, ученица А. Г. Рубинштейна, дед сводных сестры и брата - историк Д. И. Иловайский.
В детстве из-за болезни матери (чахотка) Цветаева подолгу жила в Италии, Швейцарии, Германии; перерывы в гимназическом образовании восполнялись учебой в пансионах в Лозанне и Фрейбурге. Свободно владела французским и немецким языками.
В 1909 слушала курс французской литературы в Сорбонне.
Начало литературной деятельности Цветаевой связано с кругом московских символистов; она знакомится с В. Я. Брюсовым, оказавшим значительное влияние на её раннюю поэзию, с поэтом Эллисом (Л. Л. Кобылинским), участвует в деятельности кружков и студий при издательстве "Мусагет". Не менее существенное воздействие оказали поэтический и художественный мир дома М. А. Волошина в Крыму (Цветаева гостила в Коктебеле в 1911, 1913, 1915, 1917).
В двух первых книгах стихов "Вечерний альбом" (1910), "Волшебный фонарь" (1912) и поэме "Чародей" (1914) тщательным описанием домашнего быта (детской, "залы", зеркал и портретов), прогулок на бульваре, чтения, занятий музыкой, отношений с матерью и сестрой имитируется дневник гимназистки (исповедальность, дневниковая направленность акцентируется посвящением "Вечернего альбома" памяти Марии Башкирцевой), которая в этой атмосфере "детской" сентиментальной сказки взрослеет и приобщается к поэтическому. В поэме "На красном коне" (1921) история становления поэта обретает формы романтической сказочной баллады.
В следующих книгах "Версты" (1921-22) и "Ремесло" (1923), обнаруживающих творческую зрелость Цветаевой, сохраняется ориентация на дневник и сказку, но уже преображающуюся в часть индивидуального поэтического мифа. В центре циклов стихов, обращенных к поэтам-современникам А. А. Блоку, С. Парнок, А. А. Ахматовой, посвященных историческим лицам или литературным героям - Марине Мнишек, Дон Жуану и др., - романтическая личность, которая не может быть понята современниками и потомками, но и не ищет примитивного понимания, обывательского сочувствия. Цветаева, до определенной степени идентифицируя себя со своими героями, наделяет их возможностью жизни за пределами реальных пространств и времен, трагизм их земного существования компенсируется принадлежностью к высшему миру души, любви, поэзии.
Характерные для лирики Цветаевой романтические мотивы отверженности, бездомности, сочувствия гонимым подкрепляются реальными обстоятельствами жизни поэтессы. В 1918-22 вместе с малолетними детьми она находится в революционной Москве, в то время как ее муж С. Я. Эфрон сражается в белой армии (стихи 1917-21, полные сочувствия белому движению, составили цикл "Лебединый стан"). С 1922 начинается эмигрантское существование Цветаевой (кратковременное пребывание в Берлине, три года в Праге, с 1925 - Париж), отмеченное постоянной нехваткой денег, бытовой неустроенностью, непростыми отношениями с русской эмиграцией, возрастающей враждебностью критики. Лучшим поэтическим произведениям эмигрантского периода (последний прижизненный сборник стихов "После России" 1922-1925, 1928; "Поэма горы", "Поэма конца", обе 1926; лирическая сатира "Крысолов", 1925-26; трагедии на античные сюжеты "Ариадна", 1927, опубликована под названием "Тезей", и "Федра", 1928; последний поэтический цикл "Стихи к Чехии", 1938-39, при жизни не публиковался и др.) присущи философская глубина, психологическая точность, экспрессивность стиля.
Свойственные поэзии Цветаевой исповедальность, эмоциональная напряженность, энергия чувства определили специфику языка, отмеченного сжатостью мысли, стремительностью развертывания лирического действия. Наиболее яркими чертами самобытной поэтики Цветаевой явились интонационное и ритмическое разнообразие (в т. ч. использование раешного стиха, ритмического рисунка частушки; фольклорные истоки наиболее ощутимы в поэмах-сказках "Царь-девица", 1922, "Молодец", 1924), стилистические и лексические контрасты (от просторечия и заземленных бытовых реалий до приподнятости высокого стиля и библейской образности), необычный синтаксис (уплотненная ткань стиха изобилует знаком "тире", часто заменяющим опускаемые слова), ломка традиционной метрики (смешение классических стоп внутри одной строки), эксперименты над звуком (в т. ч. постоянное обыгрывание паронимических созвучий, превращающее морфологический уровень языка в поэтически значимый) и др.
В отличие от стихов, не получивших в эмигрантской среде признания (в новаторской поэтической технике Цветаевой усматривали самоцель), успехом пользовалась ее проза, охотно принимавшаяся издателями и занявшая основное место в ее творчестве 1930-х гг. ("Эмиграция делает меня прозаиком..."). "Мой Пушкин" (1937), "Мать и музыка" (1935), "Дом у Старого Пимена" (1934), "Повесть о Сонечке" (1938), воспоминания о М. А. Волошине ("Живое о живом", 1933), М. А. Кузмине ("Нездешний ветер", 1936), А. Белом ("Пленный дух", 1934) и др., соединяя черты художественной мемуаристики, лирической прозы и философской эссеистики, воссоздают духовную биографию Цветаевой. К прозе примыкают письма поэтессы к Б. Л. Пастернаку (1922-36) и Р. М. Рильке (1926) - своего рода эпистолярный роман.
В 1937 Сергей Эфрон, ради возвращения в СССР ставший агентом НКВД за границей, оказавшись замешанным в заказном политическом убийстве, бежит из Франции в Москву. Летом 1939 вслед за мужем и дочерью Ариадной (Алей) возвращается на родину и Цветаева с сыном Георгием (Муром). В том же году и дочь и муж были арестованы (С. Эфрон расстрелян в 1941, Ариадна после пятнадцати лет репрессий была в 1955 реабилитирована). Сама Цветаева не могла найти ни жилья ни работы; ее стихи не печатались. Оказавшись в начале войны в эвакуации в г. Елабуга, ныне Татарстан, безуспешно пыталась получить поддержку со стороны писателей.
31 августа 1941 покончила жизнь самоубийством.

"Наследие Марины Цветаевой"