ОДНАЖДЫ ЗИМОЙ БЕЛКА НАПИСАЛА ПИСЬМО МУРАВЬЮ:

     Дорогой муравей!
     Муравей муравей муравей муравей муравей
     муравей муравей муравей муравей
     дорогой муравей
     муравей муравей муравей муравей
     дорогой муравей
     дорогой муравей
     муравей.

     Белка.

     Письмо было странное, и белка сама не знала, зачем она его написала. Но она надела на письмо куртку и натянула на него шапку, потому что на улице было холодно. Потом она объяснила ему, куда идти, и открыла дверь.
     Письмо осторожно вышло на улицу, спустилось по буку вниз, пробралось через снег и постучало в окошко к муравью.
     — Кто там? — спросил муравей.
     — Письмо, — ответило письмо.
     — Письмо? — удивился муравей и открыл дверь.
     — Я для вас, — сказало письмо и слегка поклонилось, сняв шапку.
     Муравей рассмотрел его со всех сторон, а потом осторожно открыл конверт.
     — Я тебя прочту, — предупредил он.
     — Конечно, — сказало письмо.
     Прочитав его, муравей довольно потер руки и сказал:
     — Присаживайся, письмо, присаживайся. Чем тебя угостить?
     — Ну... — задумалось письмо. — Я даже не знаю.
     — Хочешь чего-нибудь сладкого? — спросил муравей.
     — Хочу! — сказало письмо и зашуршало от удовольствия.
     Муравей взял ручку и написал сверху на письме: «что-то сладкое». Потом подумал и приписал внизу: «что-то теплое». Себе же он достал горшочек меда.
     Письмо от удовольствия зашелестело, а уголки у него завернулись.
     Они долго просидели за столом, и муравей то и дело вставал, чтобы написать что-нибудь на краях письма.
     Когда стемнело, письмо попрощалось. На улице шел снег, и оно медленно брело через сугробы назад к буку, потом вскарабкалось наверх и просунулось под белкину дверь.
     — Так-так, — сказала белка. — Ты вернулось.
     — Да, — сказало письмо, и когда белка склонилась над ним, рассказало ей все, что с ним было. А потом даже сказало о том, что муравей о ней, белке, думает.
     — И что он обо мне думает? — спросила белка.
     — Прочитай, — сказало письмо.
     Белка прочитала, а потом спросила письмо, можно ли перед сном положить его под подушку.
     — Ладно, — согласилось письмо.
     На улице поднялась метель. Белкин домик трещал, а снежные хлопья становились все больше. Мир все белел и белел.
     Но белка и письмо ничего об этом не знали.
     Они спали, и снились им разные слова и сладкие чернила.

     Тоон Теллеген. «Письма только для своих»