resilli все записи автора

Дарина Пустовая: МНЕ СЕГОДНЯ ПРИСНИЛАСЬ ЖИВАЯ ПРИПЯТЬ 02.10 2006 
 

Я не исключение. Меня эта поездка, так же как и большинство других «туристов», заставила задуматься. Хотя, даже не столько задуматься, сколько вызвала желание пересмотреть уже сложившиеся в мои 24 жизненные принципы и морально-этические ценности. Я не стремилась в Припять. Даже отрицала посещение Города когда бы то ни было в моей жизни. Не люблю кладбища. Но поехала. Это произошло спонтанно. По настоянию младшей сестры, просмотревшей все возможные «чернобыльские» передачи, посвященные двадцатой годовщине аварии. Ей нравится «кладбищенская» тишина. И я поехала. Не знаю, чего я ждала от «экскурсии», на что рассчитывала. Точно не приятного времяпрепровождения и не удачно проведенной субботы. Возможно, действительно просто хотела сделать приятное одолжение сестре.

     Город не поразил меня тишиной и смертью. Город не был похож на кладбище. Хотя, по всем ощущениям должен был. Тишина была, но ее не было слышно. Даже когда наш «гид» просил остановиться и прислушаться, мы послушно останавливались, замолкали и слушали тишину, которой не было! Не было не потому, что шумели деревья, ездили машины и ходили по улицам люди. Звуки действительно полностью отсутствовали. Но тишины не было. Город жил и дышал. Дышал громко. Город в лесу. Я никогда не видела Припять при жизни. Только в кинохронике. Но почему-то не проходило ощущение, что не лес наступает на Город. Что так и должно быть. Почему-то не могла разделить удивление и ужас других членов нашей группы, увидевших между деревьев уличный фонарь или в непроходимых чащах гриб детской песочницы. Может быть потому, что не ощущала, не смотря на разбитые окна, заросли, узкие асфальтированные тропинки, бывшие когда-то широкими проспектами, не смотря на ту же тишину, не ощущала отсутствие людей. Не могу толком объяснить, почему не было чувства смерти и одиночества. Точно знаю – не потому, что нас было много, и что мы не разговаривали в полголоса, как это принято на кладбищах; не потому, что мне виделись в окнах какие-то силуэты, слышались шорохи и скрипы, и чувствовался сверлящий взгляд в спину (нас предупредили, что мы все это можем увидеть и почувствовать в определенных, «страшных», местах Города). Этого ничего я не увидела и не почувствовала, хотя, если честно признаться, хотелось, очень хотелось. Думаю, причина была в том, что не проходило ощущение бурлящей жизни. А отсутствие людей на улицах легко объяснялось осенней непогодой. И была еще злость. Злость на себя, и страшная обида – как это я, такая эмоциональная и впечатлительная, ничего не могу почувствовать. И не просто не могу, а даже не в силах себя заставить. Ощущения пришли позже. Первый звоночек – один из дорожных знаков с надписью «осторожно! дикие животные». Как!? Не знак пешеходного перехода, не предупреждающий водителя о беспечных детях перед школой, не знак ограничения скорости! И мозг сразу выдает навязчивое «там на неведомых дорожках следы невиданных зверей, избушка там… стоит без окон, без дверей». И вот появляются ощущения. Ощущения безысходности. Ощущения того, что ты спишь, или попал в какую-то волшебную сказку, но не со счастливым концом, не в ту сказку, где добро всегда побеждает зло, а в ужасную страшилку, например, Стивена Кинга, когда с первых страниц приходит осознание того, что все герои обречены. Один из «туристов» тут же говорит, что здесь неплохо бы снимать фильмы ужасов. Какие? «Ловец снов» (склад памяти) или «Кладбище домашних животных» (припятчанам запретили брать с собой своих четвероногих любимцев)? Все смеются. Я смотрю на веселые лица моих спутников и понимаю, что смеются искренне, смеются над смертью. И это не какая-то глупая бравада, смех придающий храбрость, победа над безысходностью. Нет, это осмеяние горя, горя тысяч людей. Ловлю себя на том, что преувеличиваю, что этого не может быть. Но постоянные сальные шуточки во время экскурсии, счастливые лица, веселая ирония, убивающий своей жесткостью сарказм говорит мне о том, что я не ошиблась. Людям весело. И тут приходит новое ощущение. Ощущения присутствия в чеховской палате № 6 (даже скорее в башлачевской – она безысходнее). Гид говорит нам о том, что волки, лисы и т.д. действительно здесь не редкость, а рытвины и ямы  - свидетельства жизнедеятельности диких кабанчиков. И я тут же вспоминаю один из голливудских фантастических блокбастеров, где описана жизнь планеты после ядерной катастрофы – хозяева Земли -  животные - беспечно гуляющие по городским улицам медведи и рыси на балконах высоток. И тут же понимаю, что здесь это возможно. В этом городе возможно все. Этот сказочный лес может принести много сюрпризов. Один из них – отсутствие запахов на улице. Сначала списываю это на замучивший насморк. Но тут же ловлю себя на том, что ощущаю запах своей туалетной воды, запах сигаретного дыма, запах чердачной затхлости помещений. Я все это чувствую, почему же нет запаха листьев, древесной коры, хвои?! Так много всего живого вокруг, не пахнущего живым! Может, это мозг решал сыграть со мной злую шутку?! Но когда заканчивается осенний ливень, я начинаю ощущать до боли знакомый запах из моего детства – непередаваемый запах дождя. И понимаю, что последний раз так чувствовала дождь будучи маленькой девочкой. Обращаюсь с вопросом к сестре. Она отвечает, что запах как запах, ничего особенного. Может я просто «накручиваю» себя?

     Следующий звоночек – Первая школа. Стандартная советская школа № 1 города Припяти. Я тоже училась в Первой школе своего родного города. Поднимаюсь по ступенькам на крыльцо, захожу в здание школы и тут же понимаю, что единственное отличие той, в которой училась я, от этой – разное количество ступенек к крыльцу (в моей их было больше). Я все знаю здесь – входные двери (в моей школе точно такие же), коридоры, классы, спортзал, раздевалки, столовая. Все знакомо до боли, до дрожи в коленках. На секунду приходит понимание, что это не Припять, что это моя школа, моего родного города. Тут же гоню от себя эту мысль. Но этой секунды становится так много, она такая длинная, такая страшная, что хочется не просто плакать и кричать, а завыть от боли и безысходности. Вижу орфографический словарь (нам на уроках русского языка выдавали точно такие же), вырванный из школьного журнала лист, открытую тетрадь с исписанными старательными крупными детскими буковками листами. Понимаю, что задыхаюсь. Выхожу на улицу. Жду группу. Фото на фоне школы?! Нет – увольте.

     Смерть я тоже почувствовала. Она была повсюду, но почему-то полное осознание ее пришло тогда, когда я смотрела на памятник ликвидаторам, расположенный возле пожарной части Чернобыля. Созданный руками самих пожарных, он сам почему-то поражал больше, чем комментарии к нему экскурсовода. Наверное потому, что пафосное «они сражались за Родину» - вызывало много вопросов. Действительно ли за Родину, а не просто выполнение своих обязанностей? Действительно ли представляли, какой ценой? Действительно ли знали, что идут на смерть? А так хочется верить, что именно за Родину, на смерть и осознанно! В любом случае их подвиг нельзя преуменьшить. Молодцы – смогли опровергнуть лермонтовское «вот были люди в наше время… Богатыри не вы!» Но зачем предавать им черты былинных персонажей?! Ведь так хочется верить, что это такие же простые люди, как и мы, что они тоже пили водку и ходили по бабам. Хочется верить, что мы, такие же как они, если нужно, тоже пойдем на смерть и осознанно.

     Мне сегодня приснилась живая Припять. Припять до аварии. Залитые солнечным светом аккуратные улицы, полные городских звуков; по-праздничному нарядные дети в парке, тянущие за руку родителей к киоскам со сладкой ватой и мороженым; женщина на балконе своего дома, вытряхивающая половичок. Это все, конечно, можно объяснить проекцией мозга полученных эмоций. Скорее всего так и есть. Но я увидела живую Припять, пусть во сне, и мне стало легче. Может быть мне никогда не удастся  осуществить желание о переоценке своих жизненных приоритетов. Но то, что это желание появилось свидетельствует о возможности переосмысления нашим обществом своего бытия (я все-таки верю, что Город не оставил равнодушными даже моих шумных спутников). Переосмысление жизни после поездки в Город смерти. Наш мир скорее всего так и останется палатой № 6. Но только чеховской – в ней есть надежда…