_Kindly_ все записи автора Сплошная философия. На всю главу - одна реплика.) Желаю не уснуть при прочтении.)

ГЛАВА 27

- Как ты мог, Том?! Как ты мог?! - его глаза сверкали злостью, ненавистью и отвращением ко мне. Как будто горели огнем. Пожалуй, я навсегда запомню этот взгляд, ведь раньше я никогда не видел брата таким. Хотя, эта его злость, срывающийся на крик голос были лучше, чем то молчание, которое он хранил весь вечер после конференции, и только сейчас, когда мы переступили порог квартиры, он наконец взорвался, не в силах больше сдерживать себя. Но я понимал его... Не осуждал, не обижался, не пытался оправдаться, сказать надоевшее обоим нам до боли "прости". Сейчас ведь все равно все мои слова превратились бы в прах, в пепел, в дым, поэтому я лишь смотрел на него, зная, что взглядом можно сказать гораздо больше чем словами. Взглядом и... действиями. Я резко схватил его за плечи и притянул к себе, прижимая груди. А он как будто таял в моих руках. Я осыпал его лицо поцелуями, касался его дрожащих губ, с которых срывались сдавленные всхлипы от неудержимых рыданий. Мне хотелось проглотить его слезы, впитать его боль или хотя бы почувствовать хоть долю того, что чувствовал он в эту минуту. Но я ничего не ощущал... Совсем ничего, кроме сосущей пустоты внутри, которая как будто все больше затягивала меня в пучину равнодушия ко всему миру, к себе и даже к нему, к Биллу, в котором я всегда раньше находил утешение и ради которого часто переступал через себя, через принципы и через людей.
Брат неуверенно отвечал на мои поцелуя, пытаясь сдержать себя от порывов, но ему было слишком сложно, даже невозможно, подавить это влечение, притягивающее словно магнитом. Он ненавидел меня, но все равно тянулся к моим губам, а я ненавидел его за то, что он не отталкивает меня даже сейчас. Не отвергает, хотя должен, просто обязан это делать, ведь я несколько часов назад окончательно разрушил его мечту, которая и так была шаткой, висела на волоске. И ведь только я, один лишь я виноват во всем. Я не заслужил даже этого поцелуя, которым он впивается мне в губы, не заслужил этих прикосновений его рук, которые скользят по моим щекам. Не заслужил....
Я резко отстраняюсь и толкаю Билла в сторону, отчего брат, не удержавшись на ногах, падает на диван, а его испуганный взгляд пронизывает меня насквозь, словно тысячами иголок. Больно...
Глаза жжет от подступивших слез, отчего невольно жмурюсь и закрываю лицо ладонями. Теперь вдруг на смену равнодушие приходит ненависть. Страшная, всепоглощающая, с которой у меня уже не осталось сил бороться. Хочется убежать, исчезнуть, спрятаться от мира, от себя, вырваться из этих стен, которые давят со всех сторон, но только сейчас я вдруг осознаю, насколько я бессилен против всего этого... Настолько, что бороться нет смысла, ведь я уже заранее знаю, что никогда не выйду победителем из этой схватки с самой судьбой. Она на пару с любовью сыграли с нами злую шутку, как будто указав нам на то, что наши чувства и слава несовместимы и заставив нас жалеть и с тоской вспоминать о тех временах, когда нас практически никто не знал, а те, кому мы были известны, жестоко издевались над нами, отчего нам приходилось еще крепче держаться друг за друга.
Сейчас все по-другому. Мы далеки и одновременно близки друг другу, но все равно этого недостаточно, чтобы вновь взяться за руки и помочь друг другу, как раньше. Мы выросли... Мы повзрослели... Мы изменились... Мы больше не те, что были, а то стремление к свободе, звездам и выживанию в жестоком мире, которое сопутствовало нам раньше, отныне сменилось стремлением с самоуничтожению. И это так больно осознавать, но еще больнее понимание, что вряд ли мы сможем изменить уже все то, что оставили за плечами, все то, что разрушили и растоптали...
Кажется, что даже воздух в комнате проникся атмосферой безысходности - той самой, которая убивает последнюю надежду. Даже если брат простит меня, мы уже никогда не сможем быть в этом мире такими, как и все остальные. Мы уже никогда не сможем вновь подняться к звездам или смешать с серой массой людей, затеряться в толпе. Мы слишком известны... Только с этой минуты нас уже преследует грязная, порочащая известность, превратившая нас в грязь под ногами общества, а не та, которая сотворила из нас кумиров миллионов. И если бы я знал, как бороться с этим, как бороться с самим с собой, то я спас бы нас... Непременно. Но сейчас я слаб и уязвим, как никогда, а брат, его испуг и отсутствие надежды в янтарной бездне глаз делает меня уязвимым еще больше.
И впервые я прячусь, закрываясь в своей комнате и ища помощи в одиночестве. Впервые я вдруг отчетливо осознаю и признаю свою слабость, чувствуя как она горячим соленым потоком рвется из глаз. Я плачу впервые... Наверное, я сломался, даже несмотря на то, что казалось бы сделал то, что должен. Сделал, но только теперь осознал, что оставил за плечами лишь руины и ни грама надежды на то, что все когда-нибудь будет так, как мы хотели...

******

Больно... Больно, как никогда от понимания того, что теряешь что-то важное в жизни как раз тогда, когда начинаешь это ценить. Нет, не славу, не деньги, не миллионы поклонников. Теряешь что-то большее, чем это придуманное, фальшивое счастье, которым и счастьем теперь язык назвать не поворачивался. Все те люди, которые нам улыбались раньше, говорили о нашем несомненном таланте, буквально час назад показали свои истинные лица, сняв с себя лживые маски. Признания брата рассеяли всю фальшь вокруг, которая раньше туманом застилала нам глаза. Но хотел ли я этого? Желал ли правды жизни? Мне нравилось жить в иллюзии, принимать совершенно неискренние улыбки от других, даря в ответ точно такие же. Мне нравилось жить в сказке, ведь пускай я и вырос, но остался ребенком, который все видит в розовом цвете. А он разрушил нашу сказку, разрушил нас самих, в один миг растоптав все то, что строилось и возводилось годами. Простить его? Оправдать? Плюнуть на все и сказать, что безумно люблю? Для меня так сложно теперь принять очевидное, даже если я знаю, что все что он сделал - нам на благо, надеясь на справедливость и на то, что этот мир не настолько жесток, чтобы уничтожить он. Наверное, он ошибался... Или ошибаюсь я. Но теперь это все так никчемно и неважно, когда вдруг понимаешь, что стоишь на краю пропасти, боясь сделать неосторожный шаг и упасть в черную бездну, которая дырой зияет перед тобой.
Мир оборвался, затерявшись в своих красках, в той пестроте, которая яркими бликами рассыпана вокруг, а мы уже никогда не сможем стать ее частью, никогда не будем отблесками - незаметными, невидимыми. Этого уже никогда не будет, но я уже не боюсь этого слова "никогда". Оно не такое страшное, каким казалось раньше... Во мне теперь поселился страх потери, хотя я еще не уверен - потерял ли что-либо...
Невыносимый жар волной накрывает меня, захлестывает, словно огнем, который скользит по рукам, по лицу, по телу... Он жжет, принося странную, неведомую раньше боль, перемешанную со вкусом горечи во рту собственных слез.
Капля пота скользит по щеке, пробегая вниз по бархатной коже и касается шеи, устремляясь все дальше - к ключице. Я стягиваю ненавистную футболку, замирая и теребя в руках влажную ткань, разглядывая рисунок на ней. Сколько воспоминаний в этом куске хлопка? Сколько боли, сколько запахов, которые так хочется сохранить, но это невозможно... Точно так же, как нельзя сохранить какую-либо минуту, остановить ее в пространстве, почувствовать ее, впитать те эмоции и атмосферу, которой она пропитана. Невозможно...
Я с отчаянием и злостью отбрасываю ее в сторону, устремляя уставший и совершенно потерянный взгляд на дверь. За нею целый мир - его мир. А здесь мир мой. Мы как будто разделились, словно потерялись. Чья же здесь вина? Славы? Денег? Популярности? Они ограничили нас во всем, а ведь если бы все было по-другому, то и мы были другими. Я был бы иным. Я бы не менялся, никогда бы не стал куклой с фарфоровым лицом и игривой улыбкой, не стал предавать себя той роскоши и шику, избежал многого. Ради чего все это было? Ради чего я продавался, дарил себя, растрачивал энергию, делясь ею с миллионами сердец, которые падали к моим ногам... Неужели мне это действительно было нужно? Я променял себя, нас на любовь, которая нам никогда не была на самом деле нужна. А ведь я мог получить взамен его любовь - бесценную, искреннюю и взаимную, уверенный в том, что он любит меня настоящего, а не куклу с обложки, в коконе которой я провел все эти годы. Я бы сохранил многое из того, что уже потеряно навсегда. А он? Он хотел вернуть нас к жизни, показать, что мы на что-то еще имеем право, ведь мы не обязаны подчиняться каким-то правилам и думать о запретах, если любим и хотим дышать, чувствуя вкус свободы. Том боролся за нас, но мне еще пока так сложно принять это намерение... Сложно до тех пор, пока во мне продолжают сражаются два человека и два чувства - ненависть и любовь.
Я касаюсь влажной спиной холодной, шершавой двери, оседая на мягкий ковер, и я уверен, что он тоже сидит, прижавшись к двери и пытается уловить в тишине мое сбивчивое дыхание... И даже сейчас, сквозь эту стену между нами, я чувствую его и знаю, что он плачет... Плачет от страха и безысходности... Плачет впервые... А это верный знак того, что завтра наша жизнь изменится окончательно, ведь все это время она просто приближалась к этому переломному моменту, который изменит мир вокруг навсегда, а, может, даже сотрет его, оставив вокруг пустоту, зато радует другое: мы больше не изменимся, ведь нас, таких как прежде, больше нет...
Губы горят, наливаясь кипучей кровью от того огня, который до сих пор бушует во мне. Я касаюсь ими двери и замираю, кладя ладонь на пол и скользя ею под дверью, где пробивается из комнаты свет тонкой полоской. Я закрываю глаза и вздрагиваю: его тонкие пальцы касаются моей кожи. Дрожащая, неуверенная, но искренне счастливая улыбка мерцающей тенью пробегают по моему лицу - он только что подарил мне надежду, а значит, мы еще живы.