Завершая свою «модную» мини-серию хочу предоставить своим читателям этакий справочник по деталям одежды, с кратким описанием той или иной вещицы, и, конечно, иллюстрацией. 
Так сказать, обо всем понемногу. Итак…

 Привычка надевать на ночь ночную рубашку появляется у европейцев только в XVIII столетии. В первой половине XIX века журналы мод в качестве утреннего костюма дамы описывают легкую широкую кофточку без застежки - "матинэ". Она набрасывалась на ночное белье и должна была гармонировать с ним. Матинэ - единственная деталь дамского белья, которой позволялось быть цветной. До середины XIX века ночные рубашки были очень широкими, длиной до щиколотки, сильно присборенными по окату выреза или под кокеткой, с длинным рукавом, непременно белыми и не предназначенными для кокетства. 

На рубеже XIX - XX веков в сознании женщин забрезжило новое представление о ночной жизни. Аристократки заказывают белошвейкам ночные рубашки из тонкого батиста, маркизета, нарядно украшенные ручной вышивкой (чаще всего английской бельевой гладью), а также прошвами. Изящными деталями этих ночных рубашек были продернутые в "окошечки" на кокетке атласные ленточки и множество мелких перламутровых пуговок. 
В 1900-е годы впервые появились ночные рубашки без рукавов, на бретельках. А Первая мировая война, с ее дефицитом тканей, резко укоротила женский костюм, в том числе и ночной. В это же время монополия ночных рубашек была свергнута пижамой. В 1917 году модная пижама застегивается на петли из витых шнуров, а ее штаны стянуты у щиколоток резинкой, как шаровары. Апофеозом в судьбе пижамы стал ее прорыв в светские салоны Парижа, где она, сшитая из сверкающих тканей, заменила вечернее платье. 
В 1930-е годы ночное белье становится настолько роскошным, что муж, заглянув в шкаф супруги, легко мог спутать ночную рубашку с бальным платьем. Спустя двадцать лет, в 1950-е годы появляется первое нейлоновое ночное белье.
  

 И только Мэрилин Монро на вопрос журналиста, в чем она спит, дала самый изящный ответ: "В капельке "Шанели №5"…

 Принц Уэльский, как известно, не имя, а должность. В служебные обязанности которых входило хоть однажды, но стать законодателем моды. И они становились, хотя сие от принцев не особо-то и зависело. Стоило принцу Уэльскому (будущему королю Англии Эдуарду VII) в 1895 году во время дождя подвернуть свои брюки, чтобы не запачкать их грязью, как тут же об этом факте сообщила лондонская светская хроника, фотографы защелкали затворами, уличные мальчишки-продавцы газет во всех столицах Европы истошно завопили новость, а завсегдатаи светских салонов обменялись модной шуткой: "Когда в Лондоне идет дождь, в Париже подворачивают брюки". Но главное, при полном отсутствии дождя и луж, миллионы мужчин немедленно завели брюки с манжетами.
В 1910 году партия сшитых в Европе брюк, прибыла в Америку, но случайно не попала сразу в магазины, а залежалась на складе в тесных тюках, из-за чего на штанах образовалась складка. Американцы с присущим им простодушием, решили, что это новая европейская мода и очень притом эффектная. Тут же брючные складки принялись утюжить до остроты лезвия с помощью недавно изобретенного парового пресса. Европейские щеголи, приплывшие в Америку поразвлечься, первым делом спикировали американские брюки со "стрелками", которые тут же завоевали популярность.
 

 Именно после Французской революции мужские брюки обрели свой классический вид и крой. Их, в который уже раз, переименовали - стали называть "панталонами" по причине сходства с широкими белыми штанами персонажа итальянской народной комедии Панталоне. Сначала новый вид штанов опробовали на ничего не подозревающих детях, после чего панталоны надели их отцы. Мода эта стремительно распространилась в Европе, но в России вызвала замешательство светского общества, привыкшего видеть белые домотканые штаны на крепостных крестьянах. Может ли, в самом деле, дворянин надеть мужицкие портки? Сочли, что - да, может. Лучше стерпеть унижение, чем отстать от парижской моды.
А теперь вспомним, что сначала-то Францию покорили русские войска. Среди прочих, в Париж на церемонию заключения мира в 1814 году, прибыли широкие синие шаровары русских казаков. И вот пока русский царь ставил побежденных французов на место, последние были заняты более важным делом - рассматривали покрой костюмов живописной царской свиты. В результате, на парижских улицах появились экзотические панталоны под названием "казаки".
Поначалу мужские брюки застегивались, как женские - на откидывающийся клапан, и только в 1840-е годы на брюках появляется ширинка. С 1850 года в моду входят длинные панталоны со "стремешками" - тесемками, натягивающими брюки на штиблеты, (кстати, поэтому их, садясь, не подтягивали на коленях, этот жест мужчины освоили гораздо позже, когда появились брюки с заутюженными складками). В "стремешках" мужчины стали выглядеть стройнее. Этой же цели служила еще одна деталь брючной моды середины XIX века - цветные галуны по боковым швам. В 1860-е годы городские тротуары зарябили остромодными клетчатыми брюками. А в 1870-е в моду входят твидовые штаны. В это же время американский деловой мир стал отдавать предпочтение брюкам с ремнем, которые можно было носить без подтяжек. 
 

Через два десятилетия "американские брюки" становятся особенно популярны в Европе.

 Пиком средневековой шляпной моды стал остроконечный "эннен" - выдумка роскошного бургундского двора и хороводившей там Изабеллы Баварской, супруги Карла VI в сезон 1395 года. Чем знатнее была особа, тем выше был ее эннен, высота которого могла достигать метровой отметки. При этом, давно приевшееся покрывало новый шляпный колпак вознес на небывалую высоту, после чего такая мелочь, как лицо, безнадежно затерялось где-то у подножия шляпы-башни. Тогда, чтобы все же обратить на свою мордашку внимание, спереди из-под эннена стали выпускать полоску черной ткани или оборку, которая ниспадала нежными крыльями по бокам головы - (отчего и получила название "бабочка"), и которая подчеркивала лицо хозяйки. Вуаль стали кроить из тончайшего прозрачного льна, то обматывая ее наподобие тюрбана вокруг основания эннена, то поручая слугам нести ее, как настоящий шлейф, который оставлял после себя след - букет ароматов, так как вуаль эннена щедро душили благовониями.
Конструкция эннена представляла собой конус из картона или туго накрахмаленного полотна, покрытого сверху красивой дорогой тканью, так что тяжелым он не был, но чувства равновесия требовал идеального. Оттого-то средневековые красавицы и ходили неспешно, как бы с чувством огромного достоинства, откинув назад голову и выпятив живот. 
 

Плавное дамское шествие не должно было встречать унизительных препятствий - и высота дверных проемов в замках подскочила. Мужья, переделывали двери, чертыхаясь, но не спорили - что поделаешь, мода!

 Тюрбан, впервые появившийся в Месопотамии в 3 веке до н.э., заключал в себе обычно не менее 8 метров ткани, чтобы в случае внезапной смерти мусульманина в пути, послужить ему саваном. А вот большее количество ткани в тюрбане осуждалось, как пагубное тщеславие. 
Но то на Востоке... Для европейца же тщеславие было единственным доводом при выборе и жизненного пути, и головного убора, поэтому тюрбаны рыцарей выросли до комических размеров. Церковь решительно запротестовала против сарацинской моды, и это сделало ношение тюрбана еще более увлекательным занятием. 


В отличие от церкви дамы, слегка опешившие поначалу от такого беззастенчивого мужского карнавала, быстро собрались с мыслями и потянули одеяло моды на себя. Те же тюрбаны из пестрой или полосатой ткани они укладывали мелкими складочками или, наоборот, свивали, наматывая спиралью из широких или узких рулонов - часто нескольких цветов одновременно, при этом конец мог свисать чуть ли не до земли или обматываться как шарф вокруг шеи. Концы тюрбана роскошно отделывали золотом или украшали зубчатыми вырезами. 
Фантастический гибрид тюрбана - "бальцо" в виде жесткого гладкого шара закруглил дискуссию о первенстве женщин в моде. Кокетки рассуждали просто: раз их прическа по предписанию церкви должна быть упрятана под головной убор, значит, головной убор должен стать эффектней прически! И работа закипела, тем более что каждая, даже самая знатная, дама, в то время была обучена рукоделию. Конечно, самодеятельность плодила страшную безвкусицу и, как сейчас бы сказали, кич. Но с другой стороны, язык не поворачивается обвинить этих первых отчаянных модниц в глупости и легкомыслии. Ведь так мало времени отводила им судьба для радостей жизни и так близко к изголовью их постелей в холодных замках стояли старуха с косой (одни эпидемии чумы чего стоили) и церковь со своим неусыпным ханжеским оком, что простим этот недостаток нашим средневековым кокеткам. 

 Если же говорить о шляпных тенденциях сезона "до нашей эры", то все они подчинялись одной персоне и одной цели - возвысить эту персону, причем в самом буквальном смысле слова. Лишние двадцать-тридцать сантиметров роста позволяли коронованной особе всегда чувствовать себя среди подданных на высоте положения. Драгоценный головной убор супруги фараона достигал, например, полуметра. С этой приличной высоты ситуацию контролировала змеиная голова ("уреус"). Золотая копия смертельно ядовитого гада извивалась на головном уборе и кроткой домохозяйки Нефертити, и отчаянной сердцеедки Клеопатры. При этом, голову Клеопатры в дни приема по личным вопросам увенчивали два золотых рога, между которыми сиял круглый диск луны - символ Вселенной, подвластной женским чарам. Об искусстве сексапильной царицы пикировать мужские сердца напоминала и ее любимая шляпка в виде чучела ястреба.
Женщины Древней Греции  чаще всего обходились шапкой собственных волос, от природы очень густых. Они наловчились как-то так увивать волосы лентами и шнурками, что у каждой получался импровизированный головной убор - легкая сетка дивных пропорций. На улице благопристойность требовала носить покрывало ("калиптру"). А в летний зной поверх покрывала пришивалась соломенная шляпка конической формы ("фолия"). Были еще две шляпы, одинаковые как для мужчин так и женщин Греции. Маленькие кожаные шапочки-чепцы без околыша, но с отворотом на шее ("пилос") защищали макушку и затылок от солнца, причем в женском варианте пилос постепенно удлинялся и обрел завязки.
В Древнем Риме, кроме цветных или златотканых лент, прически знатных матрон поддерживал обруч в форме полумесяца из тисненой позолоченной кожи или металла ("сфендона"). Привилегией замужней дамы было и прозрачное покрывало-вуаль, высоко закрепленное ювелирной заколкой.

 
И, конечно же, дамы не могли оставить без внимания эффектный красный фригийский колпак. Его еще называли "шапка свободы". Дело в том, что римским рабам ходить с покрытой головой не разрешалось, поэтому, отпущенные на волю, они первым делом немедленно водружали на головы маленькие колпаки фригийцев. Этот вроде бы простой головной убор имел залихватски загнутую наперед верхушку и три или четыре широкие лопасти, которые спускались на затылок и вдоль щек; под подбородком он завязывался или застегивался на тесемки. Чаще всего эти тесемки закреплялись на лбу. В размышлении что б такое еще сделать с фригийским колпаком, модницы настолько вытянули его затылочную часть, что она плавно переросла в накидку-пелерину. Это и есть "шапка свободы".

 Ну, здесь я немного повторюсь, ну ничего…
Трудно представить, что миллионы мужчин и женщин Европы начинали свой день с довольно дурацкого ритуала запудривания самим себе мозгов. Как относилось цивилизованное человечество к моде на пудренные прически? Спокойно, как к неизбежной дани приличиям. Пудренные волосы носили те, у кого имелся хотя бы один слуга, который и ведал запасами пудры. В обязанности слуги или парикмахера входила эксплуатация и содержание в порядке специального прибора для припудривания волос. Пудромет имел вид усеченного конуса из гофрированной кожи с деревянным дном, которое отвинчивалось для насыпания пудры. Отверстие вверху было обернуто марлей или газом - при распылении пудры они служили фильтром. Аппарат действовал по принципу клизмы, а именно: его сжимали, пудра выталкивалась облаком и накрывала парик. Чтобы не задохнуться и чтобы пудра не попала в глаза, дама держала перед лицом специальную картонную маску в виде рупора с отверстиями для воздуха, в крайнем случае, просто картонку. Другим вариантом защитного приспособления была длинная маска с зеркальцами из слюды напротив глаз. Впрочем, некоторые дамы предпочитали, чтобы парикмахер пудрил их более деликатно - маленьким кусочком меха или шелковой кистью.

 
В богатых домах были особые комнаты - пудрельни, маленькие помещения, где мог поместиться только один человек. Он высовывал голову в специальное отверстие в двери и стоящий на расстоянии слуга пудрил ее. Некоторые модницы предпочитали залезать в приспособленный для этой цели шкаф. Перед припудриванием клиентке хорошо смазывали голову маслом, чтобы пудра ложилась равномерным слоем. Далее надевался пудремантель или пудермантель, он же пудрамант. Это была присобранная на ленту у шеи широкая сборчатая накидка, предохранявшая одежду от белой пыли, ведь пудрились в последнюю очередь, уже полностью завершив туалет. Сегодня нам продолжает служить дальний и очень бедный родственник пудремантеля - накидка в парикмахерской.
Когда процедура припудривания волос завершалась, пудромет чистился и складывался внутрь деревянной болванки в форме человеческой головы для хранения париков.

 Древнеримские дамы бальзаковского возраста смазывали лицо омолаживающим кремом из толченого копыта осла и боролись с морщинами, вооружившись смесью льняного масла с жиром бычьей ноги. При этом, косметикой могли пользоваться только знатные женщины. Куртизанки поэтому пестовали «интересную бледность», которой добивались масками из ячменного теста с яйцами. Древнеримские губные помады делались на основе оленьего или говяжьего сала, прокипяченного в красном вине.

 
По самым скромным подсчетам, римская империя тратила на косметику ежегодно 100 млн. сестерций. Римский сенат наложил было запрет на покупку экзотической продукции, но дома каждого сенатора ждала жена… Да и сами законодатели оказались не без греха – любили усилить порошком мела благородную бледность государственного лба, легким движение кисти вернуть щекам угасший на заседаниях румянец. Император Нерон, например, употреблял пудры и румян не меньше самой кокетливой женщины. 

 Грекам принадлежит само слово «косметика», что означает буквально «искусство наводить порядок, украшать». Рабы, владевшие этим искусством, назывались «косметы». В специальных помещениях косметы делали массаж, компрессы и маски для лица. Ежедневный туалет красавиц заключался в следующем: перед сном для разглаживания морщин на лицо накладывался мякиш свежеиспеченного хлеба или маска из жирных бобов с молоком. Утром служанка первым делом должна была отодрать от лица приставший хлеб и умыть госпожу молоком ослицы. Затем в руки, лицо и грудь втирался овечий жир, неприятный запах которого превращал процедуру в мучительную. Руки от жира отмывали мылом. После освежающих ополаскиваний водой лицо безжалостно покрывалось свинцовыми белилами и румянилось искусственной киноварью, которую сначала давали пожевать рабу, так как именно слюна считалась лучшим растворителем краски.

 
Для подводки век гречанки брали копоть особой эссенции, которую выпаривали в жаровне и потом соскабливали с ее стенок. Их пудра (diapasmata) изготовлялась из порошка пахучих цветов.

 В Древнем Египте в эпоху Птоломеев декоративной косметикой пользовались все – от царя до ребенка, разрисованы были статуи богов, а заодно священных быков и кошек. Рецепты косметических снадобий изыскивали и хранили в глубокой тайне жрецы. Они знали секрет светящихся красок из морских моллюсков и волшебных перламутровых пудр, маскировавших желтоватый, не очень приятный оттенок кожи египтян. А еще в Древнем Египте безмолвным указанием на сословное положение носителя служил маникюр - чем ярче краска, тем общественней статус. Рабам разрешалось красить ногти лишь в самые бледные тона. Мертвым во время бальзамирования покрывали ногти золотом. Молодые девушки знатных семейств добивались ярко-оранжевых ногтей водной вытяжкой из растения под названием алканна. Цвет получался настолько прочный, что сходил только по мере вырастания нового ногтя. Свое лицо древнеегипетские дамы доверяли домашним визажистам – специально обученным служанкам. Девушки умели виртуозно работать кисточкой или иглой из слоновой кости, которую обмакивали сначала в розовую воду, а затем в порошок черной сернистой сурьмы. 

 
Этим порошком (kohol) удлиняли линию глаз, чернили веки, рисовали толстые длинные брови, синей краской выводили жилки на коже, подчеркивающие ее нежность. Губная помада, изготовленная из красной охры и натуральных оксидов железа, была ярких тонов, выигрышных на смуглом лице.

 С тех пор, как Левенгук в XVII веке, исследовав с помощью изобретенного им микроскопа собственный зубной налет, ужаснулся количеству микробов, приютившихся во рту, а после протирки зубов солью увидел гораздо более утешительную картину и рекомендовал соотечественникам чистить зубы солью, прошло 200 лет, а заменитель соли все еще не могли найти. Наконец стали чистить зубы мелом, но он часто становился причиной стоматита, тем более что зубных щеток не было и все чистили зубы тряпочкой или пальцем.
Так человечество промаялось до начала XIX века, когда в Великобритании почти одновременно были изобретены и зубная щетка, и зубная паста. Первые зубные щетки имели щетину с двух концов и держали их поэтому посредине ручки. Затем производители стали биться над более приятным вкусом паст, добавляя в них то экстракт земляники, то мяту.

 
Первой предложила покупателям ароматизированную зубную пасту американская компания Колгейт в 1873 году. Зубной порошок и паста продавались в керамических баночках, в привычные нам тюбики их стали расфасовывать в конце XIX века. Стоили средства зубной гигиены недешево, поэтому ими пользовались лишь привилегированные слои общества. Бедняки, если вообще чистили зубы, делали это с помощью древесного угля. 
Форма зубных щеток изменялась многократно. В 1929 году американец Ф. Шихт изобрел электрическую виброщетку. Сегодня просто диву даешься, сколько инженерной смекалки вкладывали в этот простенький предмет первейшей необходимости.
 

 Настоящие белокурые волосы стоили очень дорого, и парикмахеры ухитрялись с помощью белой пудры выбеливать темные. Нашелся и другой выход - парики стали делать из белых шелковых нитей, с вплетенными в них белыми кружевами. Из-за дороговизны белокурых париков их включали в завещание, осужденные на казнь преступники-блондины, просили передать свои отросшие в тюрьме гривы жене, а королевская полиция нравов поставляла придворным парикмахерам волосы для париков, срезая их с провинившихся в виде штрафа.

 
А вот светлый цвет волос - "коса пшеничная" - славянским женщинам доставался от природы. Россия ничего не знала об ухищрениях заморских блондинок, да и вообще была далека от парикмахерских затей, которыми тешилась цивилизованная Европа, пока не вмешался Петр I. Как бы ни оценивали историки радикальные методы русского царя, а надо признать, что окно в Европу Петр прорубил вовремя. Во Франции как раз входили в моду парики, так что импортные прически заявились в Россию не в качестве эфемерной идеи, а в готовом непреложно-убедительном товарном виде, да еще в сопровождении "парук-макара " (так с непривычки обозвали во дворце Екатерины I приезжего парикмахера, который за 20 золотых рублей продал "ея величеству государыне императрице локоны и прочие волосовые уборы"). Оставалось лишь водрузить на голову "сие искусное волосяное предприятие" и посыпать пудрой. Пудры, конечно, привозной на всю честную Русь не напасешься, и по указу Петра одной из первых мануфактур России стала фабрика по производству пудры для волос.

 "Фонтанж" представляла целое сооружение (из проволок, лент, буклей и всевозможных наколок) в 2 фута высоты, благодаря чему лицо дамы казалось помещенным среди всей фигуры. Стоило шевельнуться, как постройка начинала колебаться и угрожать падением. Английский проповедник Джон Эдвардс проклял "фонтанж" с кафедры, указав на их сходство с вавилонской башней и заклеймив "нечестивую высоту причесок, попирающих небеса".
Естественно, из одних только волос, даже чужих, соорудить такое было невероятно, поэтому "фонтанж" мастерили из куска накрахмаленного полотна, который закручивали наподобие трубок органа и украшали по желанию бантами из лент, перьями и камнями. Но под градом насмешек и проклятий "фонтанж" стал хиреть, скукоживаться, опадать и, наконец, закрепившись на какое-то время в более устойчивой форме, получившей название "удобная" (commode), сошел с пьедестала в 1712 году.

 
Напомним, что жизнь прическе "фонтанж" дала одна из фавориток Людовика XIV  - Анжелика де Фонтанж.

 Американцы первыми предложили демократическое средство борьбы с потением. В 1888 году в Америке был изобретен дезодорант, который не просто отшибал запах пота, но и губил порождающих его бактерий. В продажу волшебный крем, а это был именно крем, поступил под сентиментальным девизом "mum" (мамочка) и действительно вызывал у потребителя нежную привязанность. Ведь даже самых жизнерадостных членов общества удручал тяжелый дух в местах массового скопления публики. Леди и джентельмены второй половины XIX столетия натирались подмышками настойкой амиака, что было и неприятно, и небезопасно - амиак обжигал. В начале XX века свежесть дамского облика, кроме идеалистического воспитания, поддерживалась дезодорантом второго поколения под не менее фамильярным, чем "мамочка", девизом - "всегда сухо". Этот уже не только боролся с запахом пота, но и сам благоухал не хуже одеколона. Правда, он портил одежду и тогда на помощь поспешил английский "патентованный охранитель платьев Кенфильда - непромокаемый, крепкий, но мягкий как лайка". Каучуковые прокладки Кенфильда подшивались к платьям и костюмам.

 
В середине 1910-х годов широко рекламировались дезодоранты "Пудра Бонифара" и "Бразильская ингантина против пота", после чего в течение трех десятилетий ничего принципиально нового на рынке дезодорантов не появилось. Только после Второй мировой войны американцы снова вырвались вперед, предложив первый шариковый дезодорант, устроенный по принципу уже популярной шариковой ручки. Казалось, лучше и быть не может, но, когда в 1959 году те же американцы выпустили первые дезодоранты в аэрозольной упаковке, 80 человек из 100 начали покупать именно их.

 Первое мыло в России изготовили в XV веке. Правда, оно долго оставалось предметом роскоши - кусочек мыла мог быть ценным свадебным подарком. Русский крестьянин исхитрялся мыться и стирать полусырым картофелем, глиной, древесной золой, которую заливали кипятком и распаривали в печке. До середины XIX века мылом пользовалась только верхушка русского общества. При этом, патриотов не возмущало, что дешевые сорта мыла имели всегда русские названия, а дорогие - английские и французские.
Мыловаренное производство было выгодным, поэтому монополию на него в России захватили иностранцы. Хотя Генрих Брокар, решивший проблему общедоступного мыла, был французом, его заслуги перед немытой Россией велики. Впервые в русской истории потребителями мыла под названием "Народное" стали крестьяне, потому что оно продавалось всего по копейке за брусок. Спрос взметнулся тысячекратно, так что оптовикам приходилось подолгу ждать заказанных товаров.

 
Дорогие сорта мыла Брокара отличались необыкновенной выдумкой. Он первым стал выпускать специальное мыло для детей с вытесненными на нем буквами русского алфавита. Мыло для взрослых под названием "Шаром" имело форму шара, мыло в виде огурца было так реалистически исполнено, что его покупали из одного только любопытства. В Европе также существовала сословная иерархия мыла. Английским рабочим, например, предназначалось "Ливерпульское мыло для бедных", для среднего лондонского класса выпускалось "Виндзорское", английская королева Виктория умывалась розмариновым, лавандовым и фиалковым мылом французского производства.

 Супруге Генриха IV Марии Медичи принадлежит авторское право на прическу в виде пышного полушария без пробора с короткой челкой на лбу из маленьких локончиков, вполне оправдывающих свое название "гарсетт" (девчонка). Эта инфантильная челочка знакома нам по женским портретам Рубенса и Ван Дейка, потому что в 1620-е годы была модной во всей Европе.
Знаменитая маркиза де-Севинье оказалась автором очень модной в середине XVII века прически из длинных локонов, связанных пучком над ушами, так и называвшейся - "а ля Севинье". Госпожа де-Севинье была тогда хорошенькой блондинкой, но слишком ироничной для того, чтобы вызвать у Людовика XIV что-нибудь, кроме уважения.
Интересную биографию имела еще одна придворная дама, Мария Манчини, которая укладывала взбитые мелкие завитки пышными полушариями на уши. Прическа получила название "а ля Манчини".

 
Самую, пожалуй, удачную ловушку для мужского сердца изготовила уже вышеупомянутая Анжелика де Фонтанж (та самая неукротимая Анжелика, которую через три столетия так аппетитно сыграла Мишель Мерсье). Дело было именно на охоте. Король ловил оленей, а Анжелика - короля. Растрепавшиеся во время скачки среди лесных ветвей волосы 18-летняя прелестница связала, за неимением другого подручного средства, своей чулочной подвязкой. Король посчитал эту шалость настолько очаровательной, что раструбил о находчивости своей фаворитки всему двору. Прическе, получившей название "фонтанж", дамы всего мира хранили верность целых три десятилетия, куда дольше, чем король Анжелике.

 Почему-то ни поэтов, ни королей совершенно не интересовал тот факт, что вдохновившие их локоны получались весьма прозаически - с помощью неприглядных папильоток, которые тогда еще не изготавливали промышленным способом. Каждая дама перед сном самостоятельно обворачивала тесемку бумажным рулончиком - вот тебе и папильотка. Покупали и папильоточные щипцы, которые имели на конце углубления в виде половинок ореха. С их помощью прогревали закрученные в папильотки пряди. 

 
В будущем папильоткам предстоит, поменяв название на "бигуди", стать символом скуки и рутины супружеской жизни. Но и в прошлом папильоток есть мрачные и детективные страницы. Супруге композитора Иосифа Гайдна история не может простить, что она самым легкомысленным образом пускала нотные рукописи своего гениального мужа на папильотки. А с другой стороны, что ей было делать? Женские прически XVIII века требовали еще и не таких жертв.

 Медицина долго внушала обывателю, что теплая ванна приводит к нервным расстройствам и вялости, что мыло раздражает кожу, что мытье волос - причина головной и зубной боли. В итоге, даже такая, казалось бы, насущная процедура, как мытье ног, и та предпринималась в приличных буржуазных семьях далеко не регулярно. Эпидемия новой "галантной французской болезни" страшной, несмотря на имя богини любви Венеры, заставила всех в панике бежать из общественных саун и бассейнов. Ситуация усугублялась трагическим заблуждением врачей. Во время эпидемий чумы они не рекомендовали мыть руки, а тем более всё тело водой, особенно горячей, считая, что мытье ослабляет организм, открывая поры воздействию зараженного воздуха. Спутником средневекового города кроме эпидемий, как известно, было чудовищное зловоние. Но проходили столетия, а проблема не решалась. Еще в середине XVIII века лишенный канализации и водопровода Версаль поражал букетом дурных запахов. Помывочное дело пришло в полный упадок. Следуя запрету придворного врача погружать тело во "вредную воду", Людовик XIV лишь окунал по утрам кончики пальцев в золоченый тазик с водой, затем символически притрагивался руками к лицу. Единственной гигиенической процедурой монарха было протирание лица и рук салфетками, смоченными винным спиртом.

 
Великий полководец Наполеон вместо купаний обливался по утрам одеколоном. На картине Гро адьютант Наполеона стоит рядом с ним, зажав нос платком, и его можно понять. Неприхотливость императора, специальным указом потребовавшего от своих подданных мужского пола "пахнуть только простым мылом", была единственным образчиком гигиенического аскетизма в Париже, где процветала патрицианская изнеженность. А вот его супруга - Императрица Жозефина - умывалась молоком, предварительно вылив его в кипящем виде на фиалки.


 

 ОКОНЧАНИЕ ТУТ 

Серия сообщений "мода, косметика, парфюм":
Часть 1 - Коко Шанель
Часть 2 - Coco Chanel
...
Часть 33 - Чарльз Фредерик Ворт - родоначальник высокой моды - ч.1
Часть 34 - Чарльз Фредерик Ворт - родоначальник высокой моды - ч.2
Часть 35 - Краткая энциклопедия моды.
Часть 36 - Краткая энциклопедия моды. Окончание.