Цитата сообщения patriot_ussr Отец водородной бомбы - Олег Лаврентьев

Был Сталин, был Берия, и в СССР было, кому защитить молодых советских ломоносовых и кулибиных.




Глава 7. ТЕРМОЯДЕРНОЕ ОРУЖИЕ

НАУКА НЕ В КУРСЕ ДЕЛА

В апреле 1950 года секретариат ЦК ВКП(б) решил ознакомиться с состоянием дел по созданию термоядерного оружия, и Берия по просьбе ЦК созвал у себя в кабинете небольшое совещание, на котором Курчатов и Тамм начали знакомить с этим вопросом И.Д. Сербина, заведующего отделом ЦК, курировавшего оборонную промышленность.
Поскольку И.Е.Тамм был теоретиком в группе ученых, создающих в СССР термоядерное оружие, то вводить Сербина в курс дела начал он.
— Видите ли, товарищи, чтобы провести термоядерный синтез, то есть взрыв водородной или, точнее, термоядерной бомбы, нужна обычная атомная бомба, плутониевая или урановая, в качестве, так сказать, детонатора, и смесь изотопов водорода — дейтерия и трития. Тритий нестабилен, его период полураспада всего 8 лет, поэтому в природе, например, в воде, он существует в очень незначительных количествах.
Тритий можно производить в атомных реакторах, работающих на обогащенном уране, однако у нас в СССР таких реакторов еще нет, и только 28 января этого года Правительством поставлена задача по их сооружению. Само собой понятно, что за короткое время, скажем, за 2—3 года не удастся наработать сколько-нибудь значительное количество трития.
Мало этого, при нормальной температуре дейтерий и тритий — это газы. Их для термоядерной бомбы нужно сжижать, и они в самой бомбе требуют особого хранения при очень низкой температуре. Смесь дейтерия и трития нужно поместить в криостат, то есть в сосуд с двойными стенками, между которыми вакуум, этот сосуд погрузить в жидкий гелий, находящийся в таком же криостате, а тот, в свою очередь, погрузить в криостат с жидким азотом. Все эти газы будут испаряться, поэтому их надо улавливать и снова сжижать. Поэтому в устройстве водородной бомбы нужна и криогенная, то есть, холодильная техника, причем, непрерывно работающая. — Тамм пытался объяснить проблему, используя наиболее общедоступные понятия.
— И сколько же такая бомба должна весить? — спросил Сербин.
— Трудно сказать точно, но мы полагаем, что до ста тонн, может быть, если удастся облегчить криогенную технику, то тонн 80.
— Сейчас самые мощные стратегические бомбардировщики поднимают до 5 тонн, а если летят на небольшое расстояние — то до 10. Как вы собираетесь эту бомбу довезти до противника? — удивился Сербии.
— Наш молодой и талантливый сотрудник Сахаров предлагает погрузить ее на судно, это судно подвезти к берегам Америки и там взорвать. Но наши адмиралы не хотят рассматривать это единственно разумное предложение, мы полагаем, что ЦК должен был бы оказать на адмиралов влияние в этом вопросе, — решил воспользоваться случаем Тамм.
— Почему адмиралы против? — спросил Берия.
— Демагогия! — щегольнул модным тогда словом Тамм. — Контр-адмирал Фомин, с которым Сахаров по этому вопросу встречался, демагогически заявил: «Мы, моряки, не воюем с мирным населением».
— Да, — язвительно подтвердил Берия, — образ мыслей военных моряков сильно отличается от образа мыслей мирных ученых.
— Но другого выхода нет! — запротестовал Тамм, хотя и понял сарказм Берии. — Это прекрасная бомба, но ее эффективнее всего применять по скоплениям людей.
Тамм очень боялся, что из-за невозможности военного применения водородной бомбы по военным целям, ЦК прекратит эту работу и они с Сахаровым останутся без хорошо оплачиваемых должностей.
— Ну, неужели нет никаких путей сделать термоядерную бомбу пригодной для военных целей — для доставки ее авиацией? — не хотел поверить Сербин.
— Простите, товарищ Сербин, — позволил себе Тамм снисходительный тон, — но это физика, это теория, это азбука нашего дела. Дейтерий и тритий — это газы, и ничего тут не придумаешь. По нашему желанию эти газы при обычной температуре твердыми не станут. А значит, без криогенной, то есть, замораживающей техники не обойтись, а основной вес бомбы даст вес именно этой техники. У американцев, между прочим, термоядерная бомба проектируется размером с двухэтажный дом.
— Ну хорошо, спасибо, товарищи, за разъяснения, — поблагодарил Сербин.
Берия и Сербин попрощались с учеными, и Курчатов с Таммом ушли.
— Вот видите, Иван Дмитриевич, какое положение, — развел руками Берия. — Этот Тамм возглавляет группу по созданию водородной бомбы и считается чуть ли не гением в этом вопросе. Да и американцы действительно идут по этому пути — это подтвердила наша разведка. Поиска новых путей мы, конечно, прекращать не будем, но решения пока не видно.
Так, в общем, можете и проинформировать ЦК.
— Знаете, Лаврентий Павлович... — начал было Сербии, но тут же махнул рукой. — А, впрочем, это чепуха.
— О чем вы? — тем не менее поинтересовался Берия.
— Да смешной случай. На днях получил посланное в ЦК письмо одного солдатика, служащего на Сахалине, так вот этот солдатик утверждает, что знает, как сделать водородную бомбу. Не знаю, плакать или смеяться, — академики не знают, как ее сделать, а солдатик знает.
— Письмо сумасшедшего? — спросил Берия. Сербин, немного подумав, и как бы сам удивляясь, ответил.
— Я бы не сказал... Письмо короткое, но написано, безусловно, грамотным человеком. И разумно...
— А вы, Иван Дмитриевич, запросите Сахалинский обком — пусть этого солдатика деликатно проверят на вменяемость, и если он не откровенный сумасшедший, то пусть дадут ему написать то, что он хочет. И пусть то, что он сочинит, быстренько направят мне.
— Сделаю, Лаврентий Павлович! — пообещал Сербии, прощаясь.

САМОРОДОК С ОСТРОВА САХАЛИН

В отличие от Андрея Сахарова, который, окончив в 1942 году в Ашхабаде эвакуированный туда Московский университет, спрятался в тылу, работая сначала учетчиком в женской бригаде лесорубов, а потом на оборонном заводе в Коврове, Олег Лаврентьев в 18 лет ушел добровольцем на фронт и успел поучаствовать в боях за освобождение Прибалтики.
А с ядерной физикой Олег познакомился еще в 1941 году, когда учился в 7-м классе средней школы. Он прочитал тогда только что вышедшую книгу «Введение в ядерную физику» и открыл для себя новый мир. Из этой книги, автора которой по еще детской привычке он не стал запоминать, Олег впервые узнал про атомную проблему, и уже тогда возникла у него мечта, поставить атом на службу человеку. Олег понимал, что для осуществления своей мечты нужно учиться, но ведь была война!
Пришлось учебу оставить и поступить работать, а потом подоспели служба и фронт. После окончания войны Олег попал служить на Сахалин. Там ему повезло на командиров — замполита майора Щербакова и командира 221-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона подполков¬ника Плотникова. Во-первых, они помогли Олегу переквалифицироваться из разведчиков в радиотелеграфисты и занять сержантскую должность. Это было очень важно, так как Олег начал получать денежное довольствие, смог выписать из Москвы нужные книги и даже подписаться на журнал УФН. Кроме этого, в гарнизоне имелась библиотека с довольно большим выбором технической литературы и учебников.
И Олег поставил себе цель и начал подготовку к будущей научной работе. Его упорство поражало всех. Он самостоятельно и не имея официального среднего образования, освоил дифференциальное и интегральное исчисление в математике, по физике проработал общий курс университетской программы — механику, теплоту, молекулярную физику, электричество и магнетизм, атомную физику, а по химии — двухтомник Некрасова и учебник для университетов Глинки!
Особое место в его занятиях занимала, конечно, его мечта — ядерная физика. По ядерной физике Олег впитывал и усваивал все, что появлялось в газетах, журналах, передачах по радио. Его интересовали ускорители: от каскадного генератора напряжения Кокрофта и Уолтона до циклотрона и бетатрона; методы экспериментальной ядерной физики, ядерные реакции заряженных частиц, ядерные реакции на нейтронах, реакции удвоения нейтронов, цепные реакции, ядерные реакторы и ядерная энергетика, проблемы применения ядерной энергии в военных целях.
Идея использования термоядерного синтеза для создания «сухой», то есть, без жидких дейтерия и трития, водородной бомбы, впервые зародилась у Лаврентьева зимой 1948 года. Помог случай: командование части поручило ему подготовить лекцию для личного состава по атомной проблеме и дало ему несколько дней на подготовку. Вот тогда и произошел «переход количества в качество». Сосредотачиваясь на том, о чем ему надо было читать лекцию, Олег заново переосмыслил весь накопленный в голове материал и нашел решение вопросов, над которыми бился много лет подряд. Он нашел вещество — дейтерид лития-6, — способное сдетонировать под действием атомного взрыва, многократно его усилив за счет термоядерной реакции, — это первое. А во-вторых, он придумал схему для использования в промышленных целях термоядерных реакций.
К идее водородной бомбы рядовой Лаврентьев пришел, последовательно перебирая различные варианты новых цепных ядерных реакций, пока не нашел то, что искал.
Цепь с литием-6 и дейтерием замыкалась по нейтронам!!
Нейтрон, попадая в ядро лития-6, вызывает реакцию образования обычного гелия-4 и... трития! Того самого трития, без которого все ядерные физики мира не знали, как провести термоядерную реакцию. Эта реакция сопровождается выделением огромного количества тепла.
А тритий, взаимодействуя с ядром дейтерия по известной уже физикам схеме, образует все тот же гелий и... еще один нейтрон, который снова может ударить по ядру лития-6! Круг замкнулся — суммарной из этих двух реакций была цепная термоядерная реакция!
Дальнейшее уже было делом техники. В двухтомнике Некрасова Олег нашел описание гидридов — химических соединений с водородом (дейтерий — тяжелый водород). Оказалось, что можно химически связать дейтерий и литий-6 в твердое стабильное вещество с температурой плавления 700°.
Итак, суть изобретения Лаврентьева: термоядерный процесс инициируется мощным импульсным потоком нейтронов, который получается при взрыве атомной бомбы. Этот поток дает начало ядерной реакции взаимодействия нейтрона с литием-6, продуктом этой реакции является тритий, который реагирует с дейтерием, и в сумме обе эти реакции приводят к выделению огромной энергии.
В приведенном описании схема бомбы подобна той, над которой работали и американцы, и Тамм с Сахаровым, но только в ней жидкие дейтерий и тритий заменялись на твердый дейтерид лития. В такой конструкции уже не нужен тритий, и это уже не устройство, которое надо было бы подвозить на барже к вражескому берегу и подрывать, а настоящая бомба, при необходимости доставляемая баллистической ракетой.
[Справка: В современных термоядерных бомбах применяется только дейтерид лития-6.
Что было делать дальше рядовому Лаврентьеву?
Он-то, конечно, понимал всю важность сделанных открытий, понимал и необходимость донести их до специалистов, занимающихся атомными проблемами. Но в Академию наук он уже обращался: в 1946 году посылал туда предложение по ядерному реактору на быстрых нейтронах. Никакого ответа не получил. В Министерство вооруженных сил направил изобретение по управляемым зенитным ракетам. Ответ пришел только через восемь месяцев и содержал отписку в одну фразу, где даже название изобретения было искажено. Что поделаешь — в Москве люди заняты: театры, футбол, пиво... Кроме этого, в Москве все умные и точно знают, что все великие достижения придумывают только академики и только в Москве. На периферии умных нет, тем более рядовых Советской Армии.
Писать еще одно послание в «инстанции» было бессмысленно. К тому же Олег считал свои предложения преждевременными: ведь пока не решена главная задача — создание атомного оружия в нашей стране, — никто не будет заниматься термоядерным «журавлем в небе», который невозможен без атомной бомбы.

ЕГО ЗАМЕТИЛИ

И Олег наметил себе такой план: окончить среднюю школу, поступить в Московский государственный университет и уже там, смотря по обстоятельствам, довести свои идеи до специалистов.
В сентябре 1948 года в городе Первомайске, где дислоцировался 221-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион, открылась школа рабочей молодежи. Тогда существовал приказ, запрещающий военнослужащим посещать вечернюю школу. Но замполит Щербаков сумел убедить командира части, и троим военнослужащим, в первую очередь — рядовому Лаврентьеву, было разрешено учиться. В мае 1949 года, закончив три класса за год, Лаврентьев получает аттестат зрелости. В июле ожидалась демобилизация, Олег уже готовил документы в приемную комиссию МГУ, но страна испытывала страшную послевоенную нехватку мужчин для службы в армии, и, совершенно неожиданно для Лаврентьева, ему присвоили звание младшего сержанта и задержали на службе еще на один год.
В августе было сообщено об успешном испытании в СССР атомной бомбы, а младший сержант Лаврентьев знал, как сделать водородную бомбу! И он написал письмо Сталину. Это была коротенькая записка, буквально несколько фраз о том, что ему известен секрет водородной бомбы. Ответа на свое письмо не получил.
Прождав безрезультатно несколько месяцев, Олег написал письмо такого же содержания в ЦК ВКП(б).
Был конец мая, но было уже жарко. Подполковник инженерной службы Юрганов трясся по ухабам дороги на Первомайск в еще лендлизовском «виллисе», проклиная и своего начальника управления, пославшего подполковника для выполнения спецзадания в Сахалинский обком, и сам обком за это дурацкое задание, которое нужно было бы выполнять не ему, а какому-нибудь психиатру. В 221-м отдельном дивизионе он представился командиру дивизиона и, стараясь сказать как можно меньше, объяснил, зачем он приехал. Командир вызвал командира батареи, приказал комбату исполнять распоряжения подполковника, и тот сопроводил Курганова в свое подразделение.
В маленькой комнатке канцелярии батареи было три табуретки и два стола: за одним из столов сидел ефрейтор, второй был стол капитана. Вошедший капитан скомандовал «Смирно!» и пропустил первым подполковника.
— Сюда, товарищ подполковник, садитесь за мой стол, — старался быть спокойным капитан, совершенно не представляя, кто этот подполковник и что ему на батарее надо, но, заметив его взгляд, брошенный на ефрейтора, дал ефрейтору еще одну команду, — постойте в коридоре!
Подполковник сел, достал блокнот, изучающее взглянул на севшего перед ним на табурет капитана и спросил:
— Что вы можете сказать о младшем сержанте Лаврентьеве Олеге Александровиче?
— А что он натворил? — тут же встревожился капитан.
— Что он за солдат? Каких-то ненормальностей за ним не наблюдается? — уточнил вопрос подполковник.
— Вы имеете в виду, не контуженый ли он?
— Примерно это...
— Нет! — даже возмутился капитан. — Мы его еще в прошлом году должны были демобилизовать — участник войны и шестой год служит! Но задержали — специалистов нет. Радист прекрасный. Голова — во! В том году в вечерней школе сразу три класса за один год окончил, получил аттестат зрелости и послал документы в Московский университет — на физика хочет учиться. Всему гарнизону лекции про атомную бомбу читает — меня даже командир за него похвалил. Книг и журналов у него — чемодан, и такие книги, что сроду не прочитаешь...
В коридоре перед дверью ефрейтор направил ухо на филенку и пытался услышать, о чем начальство толкует, поэтому и не заметил подошедшего старшину. Впрочем, старшина не стал обращать внимание на эту мелочь, а сразу взял быка за рога.
— Васильев, что у него на погонах?
— Подполковник инженерной службы.
— Так. Лопатки будет проверять, — немедленно оценил обстановку опытный старшина, — а у нас шесть штук не хватает. Так, Васильев, мчись в четвертую батарею к старшине...
Его прервала открывшаяся дверь, в которую выглянул капитан.
— Васильев, младшего сержанта Лаврентьева ко мне! Бегом! — дал он команду ефрейтору, опередив в этом старшину.
Несколько минут спустя в канцелярию батареи вошел и доложил о себе Лаврентьев.
— Младший сержант Лаврентьев по вашему приказанию прибыл!
— Садись, сынок, — показывая на табурет, пригласил подполковник, после чего кивнул капитану. — Нам с сержантом наедине поговорить надо...
Капитан вышел в коридор в коридор к обеспокоенному старшине.
— Проверять будет? — тревожился тот.
— Нет, тут что-то другое, — недоумевал капитан.
— А лопатки в четвертой батарее все же надо одолжить — береженого бог бережет! — к такому выводу пришел опытный служака.
Юрганов возвращался в кабинет командира 221-го дивизиона успокоенным — сержант был безусловно вменяем, и, безусловно, был очень неординарной личностью, со знаниями, удивившими и окончившего академию Юрганова. А то, что Лаврентьев не рассказал ему суть того, что он собирается сообщить в ЦК, даже понравилось подполковнику — парень не за славой стремился и, судя по всему, действительно что-то придумал.
На правах работника штаба округа он распорядился: — Задерживать его демобилизацию больше нельзя — если им Москва заинтересовалась, то у нас никаких оправданий не примут. И, главное: младшего сержанта Лаврентьева от несения службы с сегодняшнего дня освободить, предоставить ему в штабе отдельную комнату и писаря, допущенного для работы с секретной документацией, дать бумагу, чертежные принадлежности. Все, что напишет, — перепечатать в одном экземпляре и срочно выслать в сахалинский обком. Черновики сжечь, составить об этом акт.
Командир дивизиона подполковник Плотников был заинтригован, но понимал, что спрашивать о подробностях у Юрганова бесполезно.

ОТЕЦ ВОДОРОДНОЙ БОМБЫ

Лаврентьеву выделили в штабе дивизиона охраняемую комнату и предоставили возможность написать свою первую работу по термоядерному синтезу.
Работа состояла из двух частей. В первую часть вошло описание принципа действия водородной бомбы с дейтеридом лития-6 в качестве основного взрывчатого вещества и урановым детонатором. Она представляла собой ствольную конструкцию с двумя подкритическими полушариями из урана-235, которые выстреливались навстречу друг другу. Симметричным расположением зарядов Олег хотел увеличить скорость столкновения критической массы вдвое, чтобы избежать преждевременного разлета вещества до взрыва. Урановый детонатор окружался слоем дейтерида лития-6. Олег выполнил оценку мощности взрыва, предложил способ разделения изотопов лития и экспериментальную программу проекта.
Во второй части работы он предлагал устройство для использования энергии термоядерных реакций между легкими элементами в мирных целях — ту самую идею управляемого термоядерного синтеза, работы по которой ведутся уже более 50 лет во всем мире.
Лаврентьева, конечно, торопили, да и он сам спешил быстрее закончить работу, так как им уже были посланы документы в приемную комиссию МГУ, и пришло уведомление, что они приняты.
21 июля пришел приказ о его досрочной демобилизации, — солдат, который переписывается с ЦК, да еще и по секретной почте, — это большие хлопоты для любого начальства, от таких солдат очень полезно побыстрее избавиться. Олегу пришлось закругляться, хотя вторая часть его работы была еще не закончена. Работа была отпечатана в одном экземпляре и 22 июля 1950 года отослана секретной почтой в ЦК ВКП(б) на имя заведующего отделом тяжелого машиностроения И.Д. Сербина. Черновики были уничтожены, о чем составлен акт за подписью военного писаря секретного делопроизводства старшины Алексеева и самого автора. Грустно было смотреть Олегу, как сгорают в печке листки его первой выдающейся научной работы, в которые он вложил две недели напряженнейшего труда и несколько лет раздумий. Уже вечером с документами о демобилизации младший сержант выехал в Южно-Сахалинск, а там узнал неприятную новость. Оказывается, близ Владивосто¬ка дождями размыты железнодорожные пути, и на вокзале скопилось более 10 тысяч пассажиров. А до начала приемных экзаменов оставалась неделя!
Олег обратился в Сахалинский обком партии за помощью и секретари по науке и промышленности помогли ему купить билет на самолет до Хабаровска, чтобы перепрыгнуть пробку во Владивостоке, а пока он ожидал своего рейса, посоветовали прочитать отчет Г.Смита, который был у них в обкомовской библиотеке. Как досадовал Олег, что эта книга не попалась ему раньше. В ней он нашел подробное описание работ по американскому атомному проекту и ответы на многие вопросы, до которых ему приходилось додумываться самому.
В Москву Олег приехал 8 августа, приемные экзамены еще не закончились, и его включили в группу опоздавших.
2 августа 1950 года Берия, сидя за столом в своем кабинете, снял с кипы принесенных ему секретарем бумаг документ в три десятка скрепленных страниц, начал их читать и вспомнил, улыбнувшись, что сам пару месяцев назад заказал Сербину получить эту работу с Сахалина. Он небрежно начал листать страницы, полагая, что пробежит эту работу «по диагонали» и отдаст кому-нибудь для ответа этому энтузиасту-солдатику, но получилось по-другому. Как только Берия понял, что именно предложил Лаврентьев, эта работа целиком захватила его, и Берия начал читать труд Олега с первой страницы и с карандашом в руке. Через полчаса он встал, подошел к книжным шкафам, быстро нашел и вынул «Курс общей химии» Б.В. Некрасова, раскрыл на оглавлении, просмотрел, машинально нашептывая: «Гидриды, гидриды», — раскрыл на нужной странице, прочел, удивленно покачав головой, после чего снял трубку.
— Соедините меня с Курчатовым.
Спустя полтора часа Берия задал Курчатову вопрос.
— А если мы в водородной бомбе вместо смеси жидких дейтерия и трития применим твердый дейтерид лития?
— Дейтерид лития? — удивился вопросу Курчатов. — А что это даст?
— Дейтерид лития — это не газ, это твердое вещество с температурой плавления в 700°. Я проверил по Некрасову. Значит, бомбе не нужны будут криостаты, значит, ее можно сделать легкой! Схема проста — атомная бомба, а вокруг нее слой дейтерида лития.
— Да, но литий будет задерживать нейтроны, — растерялся Курчатов от такой простоты решения вопроса.
— Наоборот! Нужен не просто литий, а литий-6! Вот в чем хитрость! Тогда при поглощении нейтрона он даст гелий и тритий! А тритий, соединяясь с дейтерием, даст гелий и нейтрон! Эта цепь реакций замыкается по нейтронам! — с этими словами Берия передал Курчатову предложение Лаврентьева. — Вот посмотрите, что пишет этот солдат, вернее, младший сержант.
Курчатов начал быстро просматривать документ.
— Черт возьми! А ведь это может быть решением вопроса... Но тут очень много написано, это надо обдумать.
— Дайте на заключение специалистам, и это заключение срочно пришлите мне! Эта слоеная водородная бомба что-то уж очень проста и поэтому очень убедительна! Да, еще: все это должно держаться в строжайшей тайне, — Берия слегка задумался. — Если это предложение пойдет, то даже этому солдату пока не сообщать, что его предложение принято. Он сейчас поступает в университет, дело молодое, может невзначай где-нибудь похвастаться. Ему надо сказать, что он большой молодец, но что мы создаем водородную бомбу другим способом. Пообещайте, что мы его привлечем к этой работе, когда он выучится, но что сейчас нужно держать язык за зубами. Отметить мы его и так отметим, а сейчас пусть пока побудет в неведении. Для пользы дела, — подытожил Берия.
19 августа 1950 года. Берия в своем кабинете прочел две страницы документа, после чего снял трубку и соединился с секретарем.
— Запиши: Лаврентьев O.A. Он должен был в этом году поступать в Московский университет. Выяснить в отделе кадров МГУ, поступил или нет. И соедини меня с Курчатовым.
Не прошло и пяти минут, как он уже говорил по телефону.
— Здравствуйте, Игорь Васильевич! Прочел заключение по известному вам вопросу некоего Сахарова... Заключение толковое и восторженное. Значит, у нас в этом вопросе прорыв? Значит, начинаем разрабатывать слойку Лаврентьева?..
Да, я тоже сплюну через плечо, чтобы не сглазить.
Еще минут через пять вошел секретарь.
— Лаврентьев Олег Александрович зачислен на физический факультет МГУ
— Если бы этот Ломоносов не поступил в МГУ, нужно было бы закрыть МГУ.
— Какой Ломоносов? — не понял секретарь.
— Это я так — не тебе.
В сентябре, когда Олег Лаврентьев уже был студентом, он встретился с Сербиным. Олег ожидал получить рецензию на свою работу, но встреча его огорчила. Правда, Сербин встретил очень радушно, попросил рассказать подробно, о всех предложениях Олега по водородной бомбе. Слушал внимательно, вопросов не задавал, а в конце беседы сказал, что известен другой способ создания водородной бомбы, над которым сегодня и работают наши ученые. Тем не менее он предложил Олегу поддерживать контакт и сообщать ему обо всех идеях, которые у Олега появятся.
Потом он усадил Лаврентьева в отдельной комнате и Олег примерно полчаса заполнял анкету и писал автобиографию, давал подписку о неразглашении тайны. Эту процедура Олегу впоследствии приходилось повторять неоднократно.
Через месяц Лаврентьев написал еще одну работу — по термоядерному синтезу — и через экспедицию ЦК направил ее Сербину. Но отзыва снова не получил, ни положительного, ни отрицательного.
Берия получил работу Лаврентьева по термоядерному управляемому синтезу 2 октября 1950 года, внимательно прочел с красным карандашом в руках, наложил резолюцию и снял телефонную трубку.
— Соедините меня с Махневым...
В.А. Махнев был министром атомной промышленности. Это министерство в то время имело кодовое название «Министерство измерительного приборостроения» и помеща-лось в Кремле рядом со зданием Совета Министров.
— Василий Алексеевич, — сказал Берия, соединившись с Махневым, — я получил от студента Лаврентьева новое и, похоже, тоже очень интересное предложение по магнитному термоядерному реактору, направлю это предложение Павлову и Александрову. Я хочу познакомиться с этим Лаврентьевым, кстати, и с этим молодым физиком Сахаровым... Нет, в ближайшее время я вряд ли смогу, но ты эту встречу держи под контролем — напоминай мне.
В это время финансовое положение Олега Лаврентьева стремительно ухудшалось и неотвратимо приближалось к краху. В первом семестре он стипендию не получал, а его скудные военные сбережения закончились, мать же, работавшая медсестрой во Владимире, помочь ему практически не могла. А в то время за обучение в университете нужно было платить, и хотя плата была не велика — 400 рублей в год — месячная зарплата уборщицы, тем не менее и этих денег Олег не мог собрать. И декан физического факультета Соколов решил отчислить неплательщика из университета, подав в отдел кадров соответствующие документы.

ПОД ЗАЩИТОЙ БЕРИИ

А 29 декабря 1950 года в кабинет Берии зашел секретарь, забрать подписанные бумаги, и задержался, ожидая, когда Берия закончит писать резолюцию на очередном документе.
— Кстати, товарищ Берия. Из отдела кадров МГУ позвонили по поводу Лаврентьева — они запомнили, что мы им интересовались.
Берия поднял голову и с интересом посмотрел на секретаря.
— У него отца нет, а мать — медсестра. Короче, у него нет денег, чтобы оплатить учебу в университете. Его выгоняют. Он раньше подрабатывал и оплачивал учебу сам, а сейчас, видимо, не получается.
— Та-ак! — Берия стукнул кулаком по столу. — Я чувствовал, что университету имени Ломоносова Ломоносовы не нужны, — и снял телефонную трубку. — Соедините с Махневым, — распорядился он и через полминуты жестко напомнил Махневу. — Я просил познакомить меня с Лаврентьевым и Сахаровым... Я просил напоминать... — Берия посмотрел свое расписание в календаре и согласовал дату, — 6—7 января, часиков на 9—10 вечера.
Затем, обращаясь к секретарю, дал задание.
— Позвоните в отдел кадров МГУ, пусть не спешат с отчислением, мы этот вопрос решим.
А у Олега началась зимняя сессия. После первого экзамена по математике он вернулся в общежитие поздно вечером и неожиданно узнал от соседей по комнате, что его разыскивали и оставили номер телефона, по которому Олег должен позвонить, как только придет. Человек на другом конце провода представился: «Министр измерительного приборостроения Махнев», — и предложил приехать к нему прямо сейчас, хотя время было позднее. Сказал: «Подъезжайте к Спасским воротам». Пораженный Олег не сразу поверил, что его приглашают в Кремль, который в то время был закрыт для доступа посетителей, и переспросил адрес, а министр терпеливо стал объяснять, куда надо ехать.
В бюро пропусков, кроме Олега, был еще один молодой мужчина, который внимательно на него посмотрел, когда Олег, получая пропуск, назвал свою фамилию. Оказалось, что им нужно идти по одному адресу, и когда они пришли в приемную, Махнев вышел из кабинета и познакомил их. Так Андрей Дмитриевич Сахаров впервые увидел человека, изобретение которого самого Сахарова прославит.
На столе у министра Лаврентьев увидел свою вторую, аккуратно отпечатанную работу, а рисунок к ней уже был выполнен тушью. Кто-то прошелся по тексту красным карандашом, подчеркнув отдельные слова и сделав пометки на полях. Махнев спросил, читал ли Сахаров эту работу Лаврентьева. Оказалось, что он читал и предыдущую, и эти работы произвели на него сильное впечатление. Особенно важным он считал выбор Олегом умеренной плотности плазмы.
Несколько дней спустя, Олег и Андрей снова встретились в приемной Махнева, и опять поздно вечером. Махнев объявил, что их примет председатель Специального комитета, но придется подождать, так как у него совещание. Ждать пришлось довольно долго, а потом все пошли в здание Совета Министров СССР. Прошли три поста: в вестибюле здания, при выходе из лифта и в середине довольно длинного коридора, — и, наконец, попали в большую сильно накуренную комнату с длинным столом посередине. Форточки были открыты, но помещение еще не проветрилось.
Махнев сразу ушел на доклад, а Лаврентьев с Сахаровым остались на попечении молоденьких капитанов с голубыми погонами, которые начали угощать их лимонадом, но Олег с Андреем стеснялись, и Олег долго потом жалел, что не попробовал, какой лимонад пьют министры.
Минут через тридцать в кабинет был вызван Сахаров, а еще через десять — Лаврентьев. Он открыл дверь и попал в слабо освещенную и пустую комнату. За следующей дверью находился внушительных размеров кабинет с большим письменным столом и приставленным к нему буквой Т столом для совещаний, из-за которого поднялся грузный мужчина в пенсне. Он подошел, подал руку, предложил садиться и первым же вопросом огорошил.
— У вас что, зубы болят? — спросил он и, начав выслушивать, почему у Олега пухлые щеки, махнул Сахарову рукой, — можете идти.
В приемной Сахаров с устремленным вдаль взглядом и счастливым лицом сразу же подошел к столику с лимонадом.
— Нельзя ли стакан лимонада? — сипящим от пересохшего горла голосом, попросил он.
Капитан открыл бутылку и налил полный стакан, Сахаров с тем же взглядом машинально залпом опрокинул его в рот и снова подставил стакан капитану, тот налил, и Сахаров выпил второй стакан несколько медленнее, но снова подставил его капитану.
Капитан, улыбаясь, начал открывать вторую бутылку.
— Понравился лимонад?
— Что? — Андрей непонимающе посмотрел на стакан в своей руке — Да, да, очень понравился. Спасибо! — поставил стакан на столик и, потирая подбородок, отошел к столу заседаний и опустился на стул.
А в это время в своем кабинете Берия, в присутствии Махнева, ставил Лаврентьеву задачу.
— Это не мне, это СССР необходимо, чтобы ты как можно быстрее включился в работу по термоядерным проблемам. Поэтому я и прошу тебя сделать все, чтобы закончить МГУ не за пять, а за четыре года. И, конечно, тебе надо уже сейчас втягиваться в эту работу.
— Я понял, товарищ Берия, я приложу все силы.
— Молодец. Я на это надеюсь. А теперь скажи, Олег, чем я могу тебе помочь?
— Мне ничего не надо... — смутился Лаврентьев.
— Олег! — укоризненно протянул Берия. — Я заместитель главы Советского государства. Я многое могу. Чем тебе помочь?
— Нет, — еще больше смущаясь, ответил Олег. — Я сам. Мне точно ничего не надо.
Берия изучающе посмотрел на Лаврентьева и удивленно покачал головой.
— Хорошо. Тогда до свидания, — попрощался он с Лаврентьевым за руку. — Товарищ Махнев сейчас выйдет и проводит тебя.
После того как дверь за Лаврентьевым закрылась, Берия, глядя в сторону, спросил официальным, бесцветным голосом, не предвещающим ничего хорошего.
— Товарищ Махнев, вы знаете, что по идеям студента Лаврентьева мы разрабатываем водородную бомбу-слойку и, скорее всего, будем строить термоядерный реактор?
— Да, конечно! — с готовностью ответил тот.
— А вы знаете, что студента Лаврентьева исключают из МГУ за неуплату денег за обучение?
— Как?!
— И я хочу знать — как?! — зло прореагировал на этот вопрос Берия. — Если его исключат, то для России это будет позор хуже... хуже... хуже, чем позор Японской войны! Понимаете, Махнев, если Лаврентьев, в отличие от Сахарова, ничего не просит, то это еще не значит, что ему действительно ничего не надо! Идите!!
По коридору Совмина, Махнев, Сахаров и Лаврентьев почти бежали — молодые люди отказались от предложенной машины и спешили, чтобы не опоздать на метро. Вдруг Махнев, вышедший от Берии веселым, но и каким-то озабоченным, остановился, вынул из галифе бумажник и начал отсчитывать купюры, но потом вынул из него все деньги и сунул их в руку Лаврентьеву.
— Вот, возьми!
— Как?! Зачем?! — поразился Олег, машинально взяв купюры.
— Ну, в долг, — не сумел придумать ничего лучшего Махнев.
— Я не смогу отдать столько! — Олег попытался вернуть деньги Махневу.
— Отдашь, не волнуйся, скоро все отдашь, — Махнев засунул руку Лаврентьева с деньгами ему в карман, не обращая внимания на смущение Олега. — Теперь у тебя все будет хорошо, — весело сказал он и похлопал Олега по плечу.
Лаврентьев и Сахаров вышли из Кремля в первом часу ночи и от Спасских ворот пошли пешком в направлении Охотного ряда. Лаврентьев услышал от Сахарова много теплых слов о себе и о своей работе, Сахаров тоже заверил Олега, что все будет хорошо, и предложил работать вместе, на что простодушный Олег, конечно, согласился. Сахаров ему очень понравился, и, как Лаврентьев полагал, и он произвел тогда на Сахарова благоприятное впечатление. Они расстались у входа в метро, возможно, проговорили бы и дольше, но уходил последний поезд.
14 января 1951 года Берия за своим рабочим столом диктовал секретарю ответы на входящее письма. Он взял очередное письмо.
— Откажите в просьбе — пусть укладываются в плановые нормы, и добавьте, чтобы срочно прислали отчет о причине аварии на нефтеперерабатывающем в Уфе.
Передал письмо секретарю, взял следующее и начал диктовать адресатов.
— Ванникову, Курчатову, Завенягину... — затем надиктовал текст, закончившийся словами: «Учитывая особую секретность разработки нового типа реактора, надо обеспечить тщательный подбор людей и меры надлежащей секретности работ. Кстати сказать, мы не должны забыть студента МГУ Лаврентьева, записки и предложения которого по заявлению т.Сахарова явились толчком для разработки магнитного реактора (записки эти были в Главке у т.т. Павлова и Александрова).
Я принимал т. Лаврентьева. Судя по всему, он человек весьма способный. Вызовите т. Лаврентьева, выслушайте его и сделайте совместно с т. Кафтановым С.В. все, чтобы помочь т. Лаврентьеву в учебе и, по возможности, участвовать в работе. Срок 5 дней».
Спустя пять дней, 19 января 1951 года Махнев докладывал Берии об исполнении поручения.
— По Лаврентьеву. Ванников, Курчатов, Завенягин и Павлов предлагают следующее, — Махнев начал читать: «По Вашему поручению сегодня нами был вызван в ПГУ студент 1-го курса Физфака МГУ Лаврентьев О.А. Он рассказал о своих предложениях и своих пожеланиях. Считаем целесообразным: 1. Установить персональную стипендию — 600 руб. 2. Освободить от платы за обучение в МГУ. 3. Прикрепить для индивидуальных занятий квалифицированных преподавателей МГУ: по физике Телесина Р.В., по математике — Самарского А.А. (оплату производить за счет Главка). 4. Предоставить О.А.Л. для жилья одну комнату площадью 14 кв. м в доме ПГУ по Горьковской набережной 32/34, оборудовать ее мебелью и необходимой научно-технической библиотекой. 5. Выдать О.А.Л. единовременное пособие 3000 руб. за счет ПГУ».
— У него одинокая мать, — задумчиво сказал Берия. — Медсестра. Напишите: предоставить трехкомнатную квартиру, — и пояснил Махневу. — Чтобы он мог вызвать мать.
— Но товарищ Берия! Сейчас же так тяжело с жильем! — запротестовал Махнев.
— Знаете, товарищ Махнев, сейчас, когда с атомным проектом многое стало ясно, в этот проект полезла толпа научной серости, которую раньше в этот проект и на аркане нельзя было затащить. И вот этому научному...быдлу мы не квартиры даем — мы им строим особняки и дачи за государственный счет, хотя это быдло не внесло в атомный проект — да и не внесет! — и сотой доли того, что уже дал Лаврентьев. — Берия помолчал, а потом с некоторой тяжестью в голосе резюмировал. — Товарищ Махнев. У нас сейчас в атомном проекте быстро вьет себе гнездо клан научной серости, а Лаврентьев хотя и выдающийся талант, но он простой русский парень — он безответный. И если мы его не защитим, то эта научная серость, которая из четырех действий в арифметике помнит только, как отнимать и делить, это быдло его обворует, а самого его «сожрет».
Для того чтобы закончить университет за четыре года, Олег должен был «перескочить» с первого курса на третий, для чего у министра высшего образования было получено разрешение на свободное расписание и посещение занятий первого и второго курса одновременно. Кроме того, Лаврентьеву была предоставлена возможность заниматься дополнительно с преподавателями физики, математики и английского языка. От физика ему пришлось вскоре отказаться — физик был слаб, а с математиком, Александром Андреевичем Самарским, у Олега сложились очень хорошие отношения. Ему он считал себя обязанным не только конкретными знаниями в области математической физики, но и умением четко поставить задачу, от чего в значительной степени зависело ее успешное и правильное решение.
С Самарским Олег провел расчеты магнитных сеток термоядерного реактора, были составлены и решены дифференциальные уравнения, позволившие определить величину тока, проходящего через витки сетки, при котором сетка защищалась магнитным полем этого тока от бомбардировки высокоэнергетичными частицами плазмы. Эта работа, законченная в марте 1951 года, дала начало идее электромагнитных ловушек.
Приятной неожиданностью для Лаврентьева был переезд из общежития на Горьковскую набережную, в трехкомнатную квартиру на седьмом этаже нового большого дома. Махнев предложил перевезти в Москву мать, но она отказалась, и вскоре Олег предложил заселить одну из комнат своей квартиры — жилья в то время сильно не хватало.
Вначале мая 1951 г. был наконец решен вопрос о допуске Лаврентьева к работам, проводившимся в Институте атомной энергии группой И.Н. Головина. Его экспериментальная программа выглядела довольно скромной, поскольку Олег хотел начать с малого — с сооружения небольшой установки, но рассчитывал в случае быстрого успеха на дальнейшее развитие исследований на более серьезном уровне. Руководство отнеслось к его программе одобрительно, поскольку не требовались значительные средства для ее начала, а Махнев даже называл эту программу «грошовой».
Был Сталин, был Берия, и в СССР было, кому защитить молодых советских Ломоносовых и кулибиных.

Справка: 5 марта 1953 года был отравлен И.В. Сталин, а 26 июня 1953 года был убит Л.П. Берия.
Через полтора месяца после убийства Берии, 12 августа 1953 года по идеям Лаврентьева в СССР испытан первый в мире термоядерный заряд (реальная «сухая» водородная бомба), в котором использован дейтерид лития-6. Среди тех, кто был награжден за создание этой бомбы, ее автора, О.А. Лаврентьева уже не было. Авторство бомбы скромно взял на себя А.Д. Сахаров. Строго говоря, какое-то право на это он имел, поскольку поверх слоя дейтерида лития предложил и слой необогащенного урана. По идее Сахарова, это должно было усилить мощность взрыва. Мощность не усилилась, но от взрыва этой бомбы им. Сахарова территория СССР была загрязнена радиоактивными элементами больше, чем загрязнили ее все предшествовавшие и последующие взрывы вместе взятые.
А авторство идеи использовать дейтерид лития скромно взял на себя В.Л. Гинзбург.
Затем студента Лаврентьева постепенно отстранили от работ в области атомной физики, а после окончания МГУ выселили из Москвы и, по указанию академика Л.А. Арцимовича, направили на работу в Харьков, а академик Арцимович безуспешно пытался реализовать вторую идею Лаврентьева — идею управляемого термоядерного синтеза.
А Лаврентьев всю жизнь проработал в Харькове над своей теорией магнитных ловушек, для проверки которой нужны были деньги, но денег ему не давали — они были нужны Арцимовичам.
И только Будкер Герш Ицкович, физик, академик АН СССР, увидев Лаврентьева как-то на конференции, засовестился и сказал: «Угробили хорошего парня!»

Ю.И.Мухин - "СССР имени Берия"