Роман ВИКТЮК устроил сегодня в Лермонтовке закрытый кастинг для труппы. Это был тот еще мастер-класс!

"На пердячем пару далеко не уедешь", – пошутил как-то Рубен Суренович АНДРИАСЯН. Безусловно, режиссер имел в виду потребность театра в свежем дыхании. Он бы давно пригласил на постановку в Лермонтовку какую-нибудь столичную фифу вроде Чусовой, но где деньги, Кул-Мухамед? И до кризиса государство не шибко баловало академические театры, а тут и вовсе – финита ля комедия.

Но случаются порой явления сколь неожиданные, столь и необъяснимые. В Алматы прилетел Виктюк

Не знаю, как вы, а я никогда не хотел возвращаться в дом, в котором родился, вырос и прожил 26 лет, пока не переехал в район ВДНХ, где обретаюсь уже 11 лет. Для меня вновь увидеть 64-й дом в третьем микрорайоне, где в песочнице происходили жестокие побоища между мною и Аленкой РИВЛИНОЙ (пардон, ныне известной бизнесвумен, главой модельного агентства) приравнивалось к прогулке на кладбище: там же ничего не осталось МОЕГО! Нет больше того мальчика-очкарика, пиликавшего на скрипочке "Полет шмеля" под окном той же Аленки Ривлиной, остался в XX-ом веке. Иногда тот дом приходит ко мне в кошмарных снах вместе с сумасшедшей соседкой из 39 квартиры, воскрешая в памяти подзабытые детские страхи.

Сегодня Борису Борисовичу Гребенщикову 55. И слава Бобу!

27.11.2008

Плохих новостей сегодня, как и вчера (и завтра, я уверен, что-то стрясется) прорва. Мир съезжает с божественной колеи так дьявольски проворно, что не поспеваешь за мельтешением чертика.

Но есть одна хорошая новость. Да и не новость вовсе – весть, которая, если верить поэту, «любая… изначально благая». А если ему не верить, то кому? Тот же поэт однажды подметил «плохие новости скачут, как блохи, а хорошие и так видны». Так вот, если на минуточку перестать озабоченно скакать с сайта на сайт, с канала на канал в поисках пищи для засоренных мозгов, память услужливо подскажет: сегодня 27 ноября, день рождения БГ.

12 лет назад Рубен Андриасян вернулся с Земли Обетованной другим человеком. С физическим выздоровлением в его жизнь пришло умение ценить каждый прожитый день

Большая Газета, 29.10.08


Обидно за мэтра: что ни интервью – бла-бла-бла, одно да потому. «Чем порадуете в новом сезоне? Когда закончится ремонт? Что происходит с отечественной культурой?». Отчего бы не поинтересоваться, а что радует его самого? В кабинете главного Лермонтовки трень-брень: «Рубен Суреныч, вы сейчас по телевизору выступаете». – «Надеюсь, они ничего не сказали о моем 70-летии?» Андриасян отказал всем изданиям – говорит, что штампы надоели до чертиков. Я пообещал: ни одного вопроса впрямую о театре и, главное, о ремонте…

– Случались ли в вашей жизни, Рубен Суренович, обыкновенные чудеса? Или даже необыкновенные…

– Самое необыкновенное чудо, наверное, заключается в том, что мне посчастливилось заниматься любимым делом. Когда мне задают вопрос «ваше хобби?», я произношу то самое магическое слово, которое мы договорились в этой беседе не упоминать. За мое хобби мне платят огромные деньги, а я получаю колоссальное удовольствие. Мы не очень-то ценим такой расклад, хотя большинство людей ходит на работу, как на каторгу, – только бы заработать деньги, а не получить удовольствие от профессии. [

"Свобода Слова", 21.02.2008

Живет в нашей замечательной стране один очень известный человек. Академик, доктор, хирург. Кавалер самого почетного ордена – первый, кто удостоился этой чести от главы государства, если память мне не изменяет.

Так вот недавно этому известному академику исполнилось 75 лет. Все мы знаем, как в нашей зажигательной стране любят чествовать юбиляров, особенно знатных и уважаемых. Чисто по-казахски, от души ритуально – чапан в кустах, местные вариации на тему Шишкина «Рожь» и очень много слов, искренних и не вполне. От цветистых восхвалений обычно вянут уши, да и цветы в подарочных вазах тоже, но все же это традиции, которые принято чтить.

Однако произошли в семье известного академика крупные неприятности.

Изгнанный из ТЮЗа мастер сцены пишет книгу об одиночестве режиссера. И видит во сне Алма-Ату

"Газета.kz" 24.07.07

Когда год назад к нам в редакцию позвонила собкор КТК в Петропавловске Галина Базаева и сообщила, что у Преображенского второй инфаркт, мое сердце насекунду остановилось. Прогноз врачей был неблагоприятным, а иначе и быть не могло – душа у этого страстного человека явно вул

канического происхождения, а в последние несколько лет по его жилам, измученным «эспералью», текла уже не кровь, а скорее магма. Неприятности сыпались на голову Бориса-царя, как сера, как расплата за грехи. Он не отрицал своей вины и честно признавал, что у слов «вина» и «вино» общий корень, но атака со стороны мелких чиновников была уж больно псовой, и добивали борзые щенки раненого зверя ох как больно…

В Крыму я, оправдывая монаршею сущность своего имени да отчества, предавался романтизму в палатах Ливадийского дворца Романовых, за что в итоге был нещадно покусан клопами

Поездка обещала быть нескучной, ибо впервые в жизни я опоздал на самолет. Вернее, забыл дома авиабилеты. А поскольку путешествие намечалось еще и свадебное, то влип я по полной программе. Во всяком случае, выразительный взгляд супруги лишний раз подтверждал давнюю догадку: вы, Алексей Михайлович, больны на всю голову (супруга, впрочем, последний тезис отрицает).

В этом как раз и кроется объяснение тому, почему медовый месяц мы с барышней решили провести не на какой-нибудь Майорке, а в одной из старейших здравниц Ливадии. Сайт санатория сулил стойкий, как южный загар, лечебный эффект, но особенно вдохновили меня многообещающие сеансы психотерапии.

В этот город хорошо приезжать, когда «набекрень голова, и ее не поправить». Там и только там происходит своеобразная дефрагментация мышления, упорядочение случайных, временных файлов. Туда всегда возвращаешься, как в детские воспоминания – где «все, как всегда, и все по местам».

Говорят, что Питер – умирающий город, только уход его столь же медленный и незаметный, как если бы мы с Земли наблюдали за естественным угасанием далекой галактики.

Петербург движется во времени и пространстве на мягких кошачьих лапах, да и сам он похож на крадущегося кота, никуда не спешащего, в меру голодного, жмурящегося на солнышке и поджимающего уши на холоде. Да, Петербург – это кот, гуляющий сам по себе и ощущающий свою абсолютную независимость даже в условиях коммунальной стесненности.

Кто-то в мечтах о встрече с инопланетными существами смотрит в небо. Я же еще мальчишкой уловил сигнал, и шел он из глубины морской. Я знал, что пришельцы – это дельфины, но встретиться с ними, а уж тем более пережить тактильный контакт не представлялось возможным: хотя мама пять лет подряд возила меня на Черное море, дельфинарии во времена моего детства если и были, то разве что в Артеке.

И вот теперь я знаю, что в свадебном путешествии исполняются даже самые несбыточные мечты. В городе-герое Севастополе меня ждали сразу два симпатичных дельфина!

Алла Пугачева могла покинуть сцену достойно, как великая актриса двадцатого столетия. А уйдет как главная «фанерщица» российской попсы

Силы небесные! Сделайте так, чтобы я больше никогда ее не видел! Пусть она живет хоть до ста лет, но где-нибудь на прекрасном тропическом острове, где нет ни телевидения, ни радио, ни продюсеров, благодаря которым она до сих пор изображает радость. А еще лучше отправьте ее на далекую звезду, пусть познает другую жизнь – без любви, цветов, аплодисментов…
И пусть это будет самым страшным наказанием за то, что она сотворила с собой и с теми, кто ее так любил и так ей верил…
(Молитва бывшего поклонника)

Я давно работаю врачом на общественных началах. Понятное дело, безвозмездно. Меня тошнит от вопросов дипломированных медиков: «А по какому праву ты сам себе (друзьям, родственникам, коллегам etc.) выставляешь диагнозы?» А по праву врожденного сопереживания – того, что за годы профессиональной деятельности у многих эскулапов атрофируется. Следовательно, от безысходности. Все мы практически ежедневно сталкиваемся с примерами, как из относительно здоровых физически людей медицина делает хроников и неврастеников. Как заметил однажды мой старший товарищ, бывший врач «скорой помощи», – если тебе и суждено умереть, то от ятрогении (болезни, вызванной контактами с докторами-айболитами).

17 лет назад моя мама проходила стажировку в Гумбольдтском университете. Берлин и сейчас-то производит впечатление советского города, а тогда и подавно. Мама рассказывала, как унизительно было чувствовать себя в европейской столице с тридцатью марками в кармане (валюта советским преподавателям не полагалась – сжалился ректор университета, оказал вспоможение) – приходилось жить впроголодь, чтобы купить единственному сыну кроссовки и джинсы «оттуда». Зато она с упоением вспоминает вылазки в западную часть города через прорубленное окно в стене – в то время, кажется, были всего две дырки в бетонном заборе.

Бонжур, мадам и месье! И гран пардон за это петит-пижонство: насвистывая Champs-Elysees, я попиваю восхитительной терпкости NYAK, приобретенный в галерее "Лафайет", и вдыхаю сладостные пары air de Paris. И только горький дым отечества вытесняет собой амбре сладкого дурмана – оревуар, бонвиван, финита!

Я открываю глаза и чувствую себя парвеню, этаким протрезвевшим Хлестаковым. Как будто и не было никакого супа, что "на пароходике прямо из Парижа приехал". И вроде не втягивал во чрево я неосязаемую устрицу, провожая ее в последний путь бокалом шабли. О, дух Парижа – ты летуч, как мимолетное виденье...

Не так давно ко мне из областного центра приезжал племянник. Погостить, покататься на только что купленной машине по городу, в котором ни разу не был. А заодно провести разведку – можно ли здесь осесть, найти работу, снять квартиру и т.п. В тот же день из Женькиного автомобиля буквально на наших глазах сперли магнитофон. Дело было средь бела дня, на оживленном перекрестке: мы зашли на минутку в храм божий, а по возвращении застали в машине мордоворота, который спокойно, со словами «братан, у тебя вскрыли тачку», вышел из салона и был таков. От такой наглости мы, три взрослых мужика, просто оцепенели…

Вчера я позвонил своей давней подруге в Хайфу и не узнал ее голос. Всегда заводила и душа компании, хохотушка и неиспавимая оптимистка, она с трудом связывала слова в предложения: "Последние дни я глотаю таблетку за таблеткой... только и думаю, как бы дожить до своего дня рождения..."

Оля Лившиц уехала в Израиль больше десяти лет назад. Как-то я навещал ее в Цфате, где она раньше жила с двумя детьми и мамой. Там пахло вечной весной и медом, мы гуляли по парку, и наш покой тревожили разве что страусы, нахально просовывающие клювы в окна автомобиля. Я не знаю, чем теперь пахнет в Цфате, но Оля говорит, что город пострадал еще больше, чем Хайфа, где она теперь обитает.

Есть у меня в Москве заповедный уголок. Да и каждому казахстанцу, наверное, приятно пройтись вдоль Чистых прудов. Заглянуть в родное посольство – богатое, окрашенное в цвет нашего флага здание. А теперь и покурить на скамеечке, по соседству с Абаем. Удивительно красивое место: тут тебе и «Современник», и старина – трамвай «Аннушка» почти бесшумно скользит по рельсам, и кажется, что никакой кирпич тебе на голову не свалится, и никто не отрежет голову, как тому несчастному Берлиозу…

Так казалось и думалось еще вчера. Недавно я вновь оказался там «в один из дней небывало жаркого заката» и каким-то шестым чувством уловил, как что-то необратимо изменилось, сгустилось в предвечернем воздухе под липами.

У трагедии в украинском небе и судебного процесса в Талдыкоргане по делу о тройном убийстве есть только одна связь. Она в строках А.С. Пушкина «Нет правды на земле, но правды нет и выше...». Или нам просто удобнее жить, не замечая этой правды...

Многие журналисты, признавая себя циниками, зачастую делают это нарочито кокетливо – дескать, по натуре я белый и пушистый, но сама природа древнейшего ремесла не исключает, а даже предполагает развитие такого профзаболевания.

И все же я думаю иначе.

Здесь бы следовало поставить жирную точку, поскольку каждый, кто имел подобный опыт, меня поймет без лишних слов. В этом коротком сообщении умещается весь смысл анекдота. Ибо есть только миг между прошлым и будущим, и в этот миг тебя посещает лишь одна мысль: почему ты не родился Сергеем Довлатовым!

Можно, конечно, весь спектр чувств, охватывающих путешественника при пересечении казахстанско-киргизской границы, выразить в коротком, емком, но непечатном слове. Но коль уж я представляю респектабельное издание, я напишу колоночку – такую же маленькую, как сама страна, с некоторых пор представляющая собой одно большое недоразумение.

Мы с Романом ЛОПАТЕНКО отдыхали в Турции порознь, а написали о своих впечатлениях вместе

Неформальные заметки о Питере («Сон в белую ночь», «Газета.kz» за 27.06.06) вызвали сумятицу в умах одних наших читателей и горячее одобрение в сердцах других. Будучи поклонниками новых форм не только в театре, но и в искусстве путевых заметок, авторы решили продолжить добрую традицию коротких, но выразительных диалогов в популярной компьютерной программе ICQ

А.: Мехраба! Мейраба? Или как там…

Р.: Мярхаба! Наш гид научил нас запоминать приветствие на турецком языке так: «Мэр Хабаровска – Мяр Хаба».

А.: Там много диалектов на самом деле.

Р.: Но схожесть с казахским языком очевидна, я очень быстро освоил бытовые слова и выражения. Турецкий язык, кстати, своеобразен, достаточно привести такой пример из грамматики: есть два прошедших времени. Одно ты употребляешь, когда сам был свидетелем события, о котором говоришь, а второй вариант – когда не видел лично, своими глазами, а услышал от кого-либо.

А.: Прикольно. Так с чего начнем?