1731
Антон фон Штерк (Anton Freiherr Stoerk)
австрийский врач, представитель старой венской школы, преемник ван Свитена на посту руководителя австрийского ведомства здравоохранения и декана медицинского факультета. Родился в Сюльгау, в Швабии (герцогство Вюртемберг). Ребенком он попал в Вену, где воспитывался в сиротском приюте для бедных. «Если не я сам себе, то кто мне поможет», — подумал Штерк и со всей страстью своей сиротской души взялся за самообразование. Степень доктора медицины Штерк получил в 1757 году в Вене под руководством ван Свитена. Репутации авторитетного врача он был обязан не своим научным трудам, а главным образом практической деятельности. В 1760 году он был назначен профессором Главной венской больницы и лейб-медиком императора. Кроме того, до самой смерти он являлся главой всего медицинского ведомства Австрии. За большие заслуги перед империей Мария-Терезия присвоила безродному доктору дворянский титул, и он получил возможность перед своей фамилией писать приставку фон. Не довольствуясь химическими препаратами, завещанными Парацельсом, он применял для лечения болезней, считавшихся неизлечимыми, некоторые мало изученные ядовитые растения. Необходимо сказать, что граница, разделяющая яды и лекарства, весьма условна. Настолько условна, что в Академии медицинских наук Российской Федерации издается общий журнал «Фармакология и токсикология», а учебники по фармакологии могут, как правило, использоваться для преподавания токсикологии. За многие века формулировка не изменилась: лекарство — снадобье, дарующее исцеление, яд — зелье, способное убивать. Принципиальной разницы между лекарством и ядом нет и не может быть. Всякое лекарство превращается в яд, если его концентрация в организме превышает определенный терапевтический уровень. И почти любой яд в малых концентрациях может найти применение в качестве лекарства. Профессор Штерк написал несколько работ об опытах с ядовитыми препаратами, которые поставил на себе. Эти работы были опубликованы в Вене на латинском языке и затем переведены на немецкий и английский языки. Антон фон Штерк искусно пользовался многообразными ядами. Среди них он отдавал предпочтение растению цикуте (яд, который принял Сократ, когда его осудили на смертную казнь «за развращение молодежи», альпийской траве аконит, в клубнях которой содержится сильный яд; осеннему безвременнику, цветущему поздним летом на лугах, яд которого в состоянии вызывать холерину и даже паралич дыхательных центров, его раньше превозносили как средство от подагры; ломоносу, охотно применяемому в декоративном садоводстве, несмотря на ядовитость; белене, которая содержит такой яд, что даже в малых дозах он одурманивает, и некоторым другим травам (conium maculatum, белладонна, datura stramonium, hyosciamus, colchicum). Фармакологи древности очень много занимались уже упоминавшейся цикутой, а когда, наконец, удалось добыть из нее кониин, интерес к цикуте повысился еще больше. Во многих экспериментах была испробована физиологическая действенность кониина, про который думали, что он мог бы иметь большое значение как лекарство. В результате опытов было установлено, что этот наркотик вызывает смерть животных от паралича дыхательных мышц, но влияние его на человека еще не было известно. Цикута назначалась для приема внутрь при опухолях грудной железы. Штерк сообщает, что «вылечил цикутой опухоль, величиной с кулак, разъедаемую злокачественной язвой». Из ядовитых трав Штерк делал настойки и пил, проверяя их действие на себе, причем он отдавал себе отчет, что имеет дело с ядовитыми и очень опасными растениями. Даже при душевных расстройствах своих пациентов он не отступал от своего принципа лечения. Примеру Штерка последовали другие врачи. Они стали производить на себе опыты с ядовитыми растениями, минеральными веществами, растворами и прочими всевозможными субстанциями. Поле для экспериментов было достаточно обширно, и предшественники современной химии старались производить на себе опыты с такими веществами, взятыми из мира растений и минералов, которые применялись в народной медицине и казались полезными также и ученым медикам. Среди этих медиков следует назвать, например, Ладзаро Спалланцани (1729–1799), одного из самых знаменитых и оригинальных естествоиспытателей XVIII века. Стоит заметить, что науке повезло, поскольку его отцу-юристу не удалось заинтересовать молодого Ладзаро красотами объемистого свода законов. Хотя среди его многочисленных и крупных работ опыты с лекарственными средствами на самом себе занимали незначительное место, он все же заслуживает того, чтобы быть здесь упомянутым. Примерно к тому же времени относятся опыты, проведенные на себе Джозефом Коллинзом, ставшим последователем Штерка и подобно ему испытывавшим на себе действие целого ряда ядовитых растений. Антон фон Штерк не был первым, кто применил яд к лечению болезней. Уже в 185 году древнегреческий врач Диоскорид, один из наиболее значительных ботаников и фармакологов древности, в сочинении «Алексифармака» привел подробное описание действия ядов. Диоскорид, Педаниус, из Аназарда (Киликия, Малая Азия) жил в царствование Нерона и Веспасиана, был современником Плиния Старшего. Относительно его жизни известно, что в качестве врача он сопровождал римские войска, посетил многие страны и лично изучал многие растения. Выдающееся значение имело написанное им в 70-х годах на греческом языке сочинение «О лекарственных средствах», в котором дано систематическое описание всех известных в то время медикаментов растительного, животного и минерального происхождения. Наибольшее внимание Диоскорид уделял врачебным средствам растительного происхождения; он описал около 600 растений и сгруппировал их по некоторым морфологическим признакам. Излагая способы добывания и приготовления лекарственных средств, он дал сведения о ряде химических манипуляций (возгонка, перегонка, кристаллизация). Им указаны способы получения ртути из киновари, а также медного купороса, свинцовых, медных и цинковых препаратов и мазей и т. п. Он описал масла и жиры, красители и яды органического происхождения. Сочинения Диоскорида, сопровождавшиеся комментариями виднейших ботаников XVI и XVII веков, сыграли значительную роль в разработке систематики растений. Если Диоскорид первым стал применять мышьяк как терапевтическое средство, то один из основоположников токсикологии Никанд Колофонский (202 г. до н. э.) в произведении «Об ядах и противоядиях» впервые в медицинской литературе упоминал о свинцовых параличах. Ученый-иезуит Атанасиус Кирхер (1602–1680) в 1678 году в своих таблицах о металлических ядах указал, что мышьяк вызывает паралитические спазмы. Позже яды стали называть именами мифологических персонажей. Так, согласно греческой мифологии, судьбой человека управляют три богини: Клофо, Атропа и Лахезис. В одной из скульптурных композиций все они имеют образы юных дев. Клофо, увенчанная плодами, держит веретено и нить человеческой жизни, которую мрачная и неумолимая Атропа, с ветками скорбного кипариса на голове, собирается перерезать, а Лахезис вынимает из урны шар, чтобы предначертать на нем судьбу человека. По имени злой Атропы назван один из сильнейших ядов — атропин, содержащийся в красавке и белене. История хранит немало тайн, связанных с использованием ядовитых свойств продуктов минерального, растительного и животного происхождения. Одну из первых попыток классифицировать яды сделал древнеримский врач Гален, а древнеримский историк Гай Светоний Транквилл описал технологию приготовления ядовитых снадобий и способов их применения. Он пишет, что самовлюбленный и развратный император Нерон, прославившийся своей жестокостью, начал серию злодейских убийств с отравления в 54 году н. э. императора Клавдия Светония. Хотя Нерон и не был непосредственным исполнителем этого убийства, но знал о нем и не пытался этого скрывать. Белые грибы он всегда называл с тех пор «пищей богов», потому что именно в них Клавдию подмешали отраву. Подобным же образом Нерон расправился с Британиком, которого он опасался как возможного претендента на престол. Получив яд от известной в Риме отравительницы, закончившей жизнь на плахе, Лукусты, владевшей секретом составления разнообразных зелий и поставлявшей их для царского двора, Нерон велел прислуге подмешать его в пищу соперника. Однако доза оказалась недостаточной, и Британик отделался расстройством желудка. Тогда жестокий правитель Рима велел Лукусте приготовить более сильную отраву. Заказ был исполнен в срок и в присутствии Нерона «улучшенное снадобье» испытали на козле, который околел, промучившись 5 часов. После повторного упаривания дьявольское зелье дали поросенку, и тот издох на месте. Лишь после этого Нерон приказал подать отраву к столу и поднести обедавшему с ним Британику. После первого же глотка тот упал замертво. За это «благое» дело император пожаловал Лукусте богатые поместья и разрешил иметь «учеников». Услугами Лукусты также пользовался развратный император Калигула, который побуждаемый ревностью, убил родную сестру, которая была от него беременна, и сам вскоре был убит преторианцами. Применения ядов в качестве орудия убийства приобрело особенно широкий размах в средние века, когда человечество сделало несложный, но страшный вывод: «Яд труднее распознать, чем врага». Папа Пий VI и его сын Цезарь Борджиа с помощью ядов избавились от многих политических противников, пополнив папскую казну их наследством. О многочисленных случаях использования ядов в преступных целях Тоффаной повествуется летопись XVIII века. Эта худенькая неаполитанка, по ее собственному признанию, отравила более 600 человек. Причем в список жертв были занесены даже римские папы. Излюбленный яд, «аква Тоффана», которым пользовалась отравительница, представлял собой водный раствор соединений мышьяка. Этим ядом был отравлен академик Кондорсе, английский поэт Честертон и др. Далеко из тумана веков вырисовывается силуэт доминиканца Альберта Великого (фон Больштедский) (1193–1280), снискавшего титул «всеобъемлющего доктора» (doctor universalis), «Великого в магии, еще более Великого в философии и величайшего в теологии» человека. Он не был королем или вельможей и титул Великий получил от современников и потомков за необыкновенную эрудицию и глубину научных познаний. Увы, за эти же качества он был обвинен в колдовстве. Однако Везалий, эрудиция которого никогда и никем не оспаривалась, называет его «великим лжеученым». Его труды были изданы в 1651 году в двадцати одном томе, и в них, на радость отравителям, он переоткрывает мышьяк, серовато-белые кристаллы которого унесут многие жизни. Алхимики Екатерины Медичи (Козимо и Лоренцо Руджери) соперничали между собой в изобретении изощренных отрав. Карлу IX подсунули пропитанную мышьяком книгу. Известны ухищрения и почище: надушенные перчатки; отравленная свеча; букет живых цветов, чей запах приносил мгновенную смерть; башмаки, надев которые упал бездыханным Хуан Австрийский. Верхом остроумия в те времена считался нож, лезвие которого с одной стороны было намазано отравой. Хорошенькая фрейлина предлагала сгоравшему от любви кавалеру разделить с ней персик и спокойно съедала свою половину, в то время как несчастный влюбленный, съев вторую, корчился в муках у ее ног. Или вспомним помаду, предназначавшуюся для госпожи де Сов, дабы она своим поцелуем отравила Генриха Наваррского. После этой подборки фактов ответ на вопрос, яд ли (или лекарство) мышьяк, кажется простым. А между тем, как и змеиный и пчелиный яды, мышьяк используется для лечения многих заболеваний. Применяется в медицине дурман и белена, орех святого Игнатия и стрельный яд кураре, красавка и наперстянка, спорынья и аконит. Профессор Штерк был одним из первых, кто ввел в клиническую медицину практическую фармакологию. Поразительно другое: он применял растительные вещества в таких дозах, что они только случайно не убивали больного. Во времена врачевания Штерка были и другие крайности — лечили металлами: сурьмой, ртутью, свинцом, золотом и т. п. Из других средств Штерк использовал обычные в то время процедуры: прием слабительных, кровопускание, ванны и душ из холодной воды и модное лечение электричеством. Умер в Вене 23 января 1803 года.


1779
Фридрих Карл фон Савиньи (немецкое имя - Friedrich Carl von Savigny)
немецкий правовед и историк, знаменитый юрист, основатель исторической школы права. Родился во Франкфурте-на-Майне, в семье, принадлежавшей к лотарингскому дворянскому роду, один из представителей которого в 1630 году, в период гонений на протестантов, переселился в Германию. Фамилия Савиньи происходит от названия замка, расположенного в Мозеле. В 1795 году Савиньи поступил в Марбургский университет. Большое влияние на него оказали Антон Бауэр, один из реформаторов уголовного права Германии, и Филипп Фридрих Вайс, специалист по средневековому праву. Затем Савиньи продолжил обучение ещё в нескольких университетах, включая Лейпцигский, Гёттингенский и Йенский университеты. В 1800 году он вернулся в Марбургский университет, где в должности приват-доцента читал лекции по уголовному и римскому праву. В 1803 году г. он выпустил в свет работу «Право владения» (нем. Das Recht des Besitzes, сразу принесшую ему известность и до сих пор сохраняющую своё значение. В следующем году Савиньи женился на Кунигунде Брентано, сестре писательницы Беттины фон Арним и поэта Клеменса Брентано. В 1810 году Савиньи занял кафедру римского права в только что основанном Берлинском университете. Вместе с Савиньи были приглашены другие знаменитые учёные того времени. Среди тех, кто стал бизкими друзьями Савиньи, были юрист Карл Фридрих Эйхгорн и историк Бартольд Георг Нибур. Одновременно Савиньи возглавлял специальный юридический орган, Spruch-Collegium, который должен был рассматривать дела, переданные ему судами. В 1812 году Савиньи стал ректором университета. В 1814 году Савиньи выпустил работу «О призвании нашей эпохи в законодательстве и юриспруденции» (Vom Beruf unserer Zeit fьr Gesetzgebung und Rechtswissenschaft), в которой были изложены основные идеи идеи исторической школы права. Начиная с 1815 года Савиньи вместе с Эйхгорном издавал «Журнал исторической юриспруденции» (Zeitschrift fьr geschichtliche Rechtswissenschaft), «рупор» исторической школы, выходивший в свет до 1850 года. Тогда же вышел первый том фундаментального труда «История римского права в Средние века» (Geschichte des rцmischen Rechts im Mittelalter). Последующие тома выпускались до начала 1830-х. После тяжёлой болезни, перенесённого в 1822 году, Савиньи отправился в путешествие и надолго отошёл от работы. В 1840-х годах он выпустил ещё один фундаментальный труд, многотомную «Систему современного римского права» (System des heutigen rцmischen Rechts. В 1842 году Савиньи покинул профессорский пост и возглавил особый орган, выделенный из министерства юстиции для проведения реформы по пересмотру законодательста Пруссии при только что взошедшем на престол короле Фридрихе Вильгельме IV. В 1853 году Савиньи издал работу, посвящённую обязательственному праву. В дальнейшем он отошёл как от юридической, так и от государственной деятельности. Умер в Берлине 25 октября 1861 года. Сын Фридриха Карла фон Савиньи — прусский политический деятель Карл Фридрих Савиньи. Савиньи был одним из ярчайших представителей исторической школы права, основателем которой был его старший современник Густав Гуго (англ.). Он считал, что право каждого народа складывается постепенно из исторической судьбы этого народа, местных обычаев и традиций и т. д., объединяемых Савиньи под общим понятием «народного духа» (Volksgeist). Следовательно, законодательная деятельность не может вестись произвольно, невозможно за короткое время сломать создаваемую веками правовую систему и навязать народу чуждые ему законы. Реформы права должны проходить постепенно. По этой причине Савиньи возражал сторонникам теории естественного права и современным ему предложениям о кодификации германского права. Работа «О призвании нашей эпохи в законодательстве и юриспруденции» была ответом на публикации видного юриста Антона Тибо (англ.), писавшего о необходимости создания общегерманского кодекса. Другим важным направлением деятельности Савиньи было изучение римского права. Савиньи в своих работах продемонстрировал, что римское право не прекратило существование с падения Западной Римской империи, а продолжило существовать в законах, обычаях и работах юристов Средневековья, пока не было возрождено в работах глоссаторов. По мнению Савиньи, германское право восприняло многие институты римского права; рецепция римского права сыграла большую роль в развитии германского «народного духа». В зависимости от отношения к рецепции римского права в исторической школе сложились два течения: романисты, к которым принадлежал Савиньи, и германисты, которые отрицали влияние римского права. Библиография: «Savigny», биогр. Landsberg’a в «Allgemeine Deutsche Biographie» (XXX; там же перечень работ о Савиньи); Rudorf, в «Zeitschr. fьr Rechtsgesch.» (1863); Stinzing, в «Preuss. Jahrb.» (IX); Ihering, в «Gesammelte Aufsдtze» (I); Jacob Grimm, «Verm. Schriften»; Stц lzel, «Brandenburg-Preussens Rechtsverwaltung und Rechtsverfassung» (II; здесь подробный обзор министерской деятельности Савиньи); Новгородцев, П.И., «Историческая школа юристов» (Москва, 1896); Муромцев, С.А., «Образование права по учениям нем. юриспруденции» (Москва, 1886); русский перевод «Обязательственные права», Фукса и Мандро (Москва, 1876), где в предисловии подробная биография Савиньи.


1783
Федор Петрович Толстой
русский художник, мастер скульптуры, графики и живописи русского романтизма. Родился в Санкт-Петербурге в семье графа П.А.Толстого, крупного сановника, в те годы начальника Кригскомиссариата. С рождения был записан сержантом в Преображенский полк. Окончив Морской корпус со званием мичмана (1802), в том же году поступил в Академию художеств в качестве «вольноприходящего». В 1804 окончательно оставил военную карьеру, тем самым нарушив традицию и став (случай для той поры весьма редкий) аристократом-художником. Учился у скульптора И.П.Прокофьева, пользовался также советами О.А.Кипренского. Жил в Санкт-Петербурге. Входил (с 1815) в несколько масонских лож. Примыкал к движению декабристов, был членом Союза благоденствия и председателем его Коренного совета, однако отошел от движения до восстания (1824), поэтому следственное дело о нем было прекращено. В 1826 написал для Николая I трактаты О нравственном состоянии войск российских и О состоянии Российской империи в отношении внутреннего ее устройства, предложив в них целый ряд законодательных, социальных и налоговых реформ. Выдвинулся как мастер рельефов из воска, портретных или на темы античности (композиции по Одиссее Гомера, воск, 1810, Третьяковская галерея). В 1809–1828 работал в Монетном департаменте в качестве медальера. Прославился изящными медальонами в память Отечественной войны 1812 и заграничных походов 1813–1814 с различными их эпизодами в виде отдельных групп воинов в античных одеждах. На основе восковых моделей (всего – 21 штука; 1814–1836, Русский музей) и медных форм изготовлялись декоративные барельефы из гипса. Позднее создал аналогичного рода медальоны на темы русско-персидской (1826–1828) и русско-турецкой (1828–1829) войн. Успешно работал также в круглой (Морфей, терракота, 1822, Русский музей; мрамор, 1852, Третьяковская галерея) и монументальной скульптуре (рельефы дверей храма Христа Спасителя в Москве, 1846–1851; погибли при уничтожении храма в 1931, остались лишь подготовительные рисунки и несколько гальванопластических моделей; в воссозданном здании установлены вольные копии). Классицистические формы обычно принимали у Толстого вид романтической мечты: возвышенно-политической, философской либо лирически-интимной. Тонкий лиризм свойствен его «очерковым» (без теней и штриховки) перовым рисункам к поэме И.Ф.Богдановича Душенька (на тему мифа о Психее; 1820–1833; все 67 композиций были повторены им в резцовых гравюрах). Проникновенно-поэтичны автопортреты художника с семьей – горельефный (воск, 1812, Третьяковская галерея) и живописно-интерьерный (Семейный портрет, 1830, Русский музей). Написал целый ряд иллюзионистических натюрмортов (Букет цветов, бабочка и птичка, гуашь, 1820, Третьяковская галерея; и др.) и немало живых жанровых сценок (гуашь и акварель). Активно обращался к самым различным сферам творчества: вырезал силуэты, изобретал новые красочные и клеевые составы, сочинил балеты Эолова флейта (1838) и Эхо (1842), в рисунках наметив их сценографию, однако ни один из них так и не был поставлен. С 1825 преподавал в Академии художеств, был ее вице-президентом (1828–1859) и товарищем президента (1859–1868). В поздние годы потерял зрение. Умер в Санкт-Петербурге 25 апреля 1873 года. Оставил автобиографические Записки, частично опубликованные в «Русской старине» (том 7, 1873).


1794
Антонио Лопес де Санта-Ана (Antonio Lopez de Santa Ana)
мексиканский государственный и политический деятель, генерал, президент страны в 1833—1836, 1839, 1841—1844, 1846—1847, 1853—1855. Прежде чем стать президентом, он проявил себя в сражениях с испанцами, заслужил славу героя, но, став называть сам себя Спасителем Отечества, с той поры проявлял лишь самонадеянность, жестокость и глупость. Первые два года своего президентства он не особо вникал в дела, потом сместил либерального вице-президента, приостановил действие конституции, распустил выборные органы и под одобрение консерваторов стал править единолично. Как раз американские поселенцы подняли восстание за независимость Техасской республики (нынешний Техас входил тогда в состав мексиканского штата Техас-Коауила), и он с 4-тысячным отрядом решил проучить их. После расправы со 183 защитниками Аламо, никого из них не оставив в живых, генерал настолько уверовал в свою безнаказанность, что перестал брать противника в расчет. Полтора месяца спустя у Сан-Хасинто его армия, отдыхавшая после сиесты, был сметена в 18 минут. Санта-Ана только воскликнул: «Враг здесь!», вскочил на коня и ускакал. Техас был потерян, а мексиканцы заставили генерала убраться из страны и уехать в США. Когда в 1838 году на Мексику напала Франция, бравому вояке вновь доверили командование. В одном из боев ему ядром оторвало ногу, которую Санта-Ана приказал похоронить в отдельном склепе со всеми воинскими почестями. После этого он вновь провозгласил себя президентом, но в 1844 ему вновь пришлось покинуть родину и перебраться на Кубу. Два года спустя Санта-Ана вновь ведет вперед мексиканскую армию в войне против США. Президенту Гомесу он обещает отказаться от претензий на власть, американцам — отдать спорные территории (и те его пропускают), но обманывает обе стороны. Снова провозгласив себя президентом, он терпит полное фиаско как военачальник, проиграв все сражения Мексиканской войны. В одной из битв он переодевает свои войска во вражескую униформу, в результате чего наступает полный хаос и, как следствие, провал задуманной операции. В третий раз он бежит из страны — на этот раз в Венесуэлу. Проходит пять лет — и Мексикой правит прежний диктатор. В 1855 году его не только изгоняют, но и устраивают затем суд по обвинению в измене и конфискуют все его владения. Бывшему диктатору едва не везет, когда он первым завозит в США чикл — сок растения саподилла, но ошибочно пытается использовать его для производства резины, а надо было — для изготовления жевательной резинки. Он станет разводить бойцовых петухов, вернется на родину по амнистии и через два года умрет в Мехико 21 июня 1876 года в бедности и безвестности.


1795
Франсишку Мануэл да Силва (Francisco Manuel da Silva)
бразильский композитор и профессор музыки. Родился в Рио-де-Жанейро. Пользовался большим вниманием в музыкальной жизни Рио-де-Жанейро в период между смертью священника Жозе Маурисиу и Карлоса Гомеса. Он был певцом королевской капеллы с 1809, а затем и виолончелистом. Был одним из основателей Императорской Академии музыки и оперы (Imperial Academia de Mъsica e Уpera Nacional), Sociedade Beneficкncia Musical e Conservatуrio Imperial de Mъsica, которое стало Национальным институтом музыка (Instituto Nacional de Mъsica) и называется Escola de Mъsica da Universidade Federal do Rio de Janeiro (музыкальная школа федерального университета Рио-де-Жанейро). Он учился у священника Хосе Гарсиа Маурисиу Нуньеса и, вероятно, у Сигизмунда Ньюкомма. Он был непосредственно ответственный за восстановление Императорской Капеллы, позднее он снова обратился ней. Он оставил несколько работ, сохранившихся в архивах Рио-де-Жанейро, Минас-Жерайс и Сан-Паулу, содержащих Gospel Music, Modinhas и Lundus. Написал гимн Бразилии (Hino Nacional Brasileiro), сначала как патриотический марш, позднее был официально признан гимном Революции Бразильской Республики (1889). Он также написал одну оперу, O prestigio da lei. Умер в Рио-де-Жанейро 18 декабря 1865 года. Литература: Gerard Bйhague. "Francisco Manuel da Silva", Grove Music Online, ed. L.Macy (accessed September 6, 2006)

1799
Жорж Альфонс Жакоб (George Alphonse Jacob)
французский мастер художественной мебели. Создавал мебель красного дерева с наклеенными полосками латуни ("стиль жакоб" ХIХ в.). Родился в Париже. Сын Франсуа Оноре Жакоба. Продолжил дело отца и деда, в целом сохраняя верность стилистике ампира. Характерной деталью его изделий были декоративные латунные полоски на красном дереве. В сравнении с вещами отца, изделия сына и внука Жакобов становились все более демократичными, рассчитанными не только на элиту, но и на средний класс. В связи с этим (а также из-за обилия подражаний) к концу 19 в. слово «жакоб» стали употреблять расширительно, обозначая им всякую фасонную мебель из красного дерева с латунными накладками. Умер в Париже 7 июня 1870 года.


1801
Джон Генри Ньюмен (John Henry Newman)
английский кардинал, один из выдающихся религиозных мыслителей и литераторов 19 в. Родился в Лондоне, в семье банкира. Его мать, происходившая из гугенотской семьи, привила ему любовь к Библии. В 1808 его отправили в школу доктора Николаса в Илинге; в школе воспитывалось 250 мальчиков. Ньюмен блестяще учился и в 15 лет считался лучшим учеником школы. У него еще «не сформировались религиозные убеждения», его привлекали независимость и скептицизм. От этих умонастроений его излечил один из учителей, У. Майерс, снабжавший его евангелической литературой; благодаря этим книгам в конце 1816 он пережил, по его словам, «великую перемену в мыслях». От своих учителей Ньюмен унаследовал также некоторые элементы кальвинизма, уверовав, что сам он предопределен ко спасению, однако через несколько лет он расстался с этой мыслью. В 1817 Ньюмен поступил в Тринити-колледж Оксфордского университета, где удостоился стипендии. Хотя по окончании колледжа он получил степень бакалавра без отличия, ему представилась возможность отличиться, когда он выставил свою кандидатуру на место преподавателя Ориэл-колледжа и в апреле 1822 получил эту должность. Его евангелические взгляды претерпели изменение под влиянием коллег-преподавателей. Особую заботу о нем проявлял Р.Уэйтли, позднее ставший протестантским архиепископом Дублина. Взгляды Ньюмена изменились также и благодаря опыту пастырской работы викарием в Оксфорде, ведь в 1824 Ньюмен стал священником Англиканской церкви. Многое узнав в Ориэл-колледже от сторонников либерального направления в церкви, он ощущал все большую склонность к т.н. Высокой церкви (High Church), сблизившись с ее представителями – Джоном Кеблом и Ричардом Фрудом. В 1828 Ньюмен был назначен викарием университетской церкви святой Девы Марии в Оксфорде и начал систематически изучать труды ранних отцов церкви, что завершилось в его работе Арианство четвертого века (The Arians of the Fourth Century, 1833). Вскоре его влияние распространилось за пределы Оксфорда, когда были опубликованы восемь томов Приходских и простых проповедей (Parochial and Plain Sermons, 1834–1843). Зимой 1832–1833 Ньюмен вместе с Р.Фрудом и его отцом отправился в путешествие по странам Средиземноморья. На Сицилии, куда он отправился один, он серьезно заболел и почувствовал, что ему «предстоит исполнить некий труд», а на пути домой сочинил гимн Веди, благостный свет (Lead, Kindly Light). Прибыв в Англию, он успел услышать проповедь Кебла о «национальном отступничестве», которая обозначила начало оксфордского движения, протеста против стремления государства реформировать Англиканскую церковь и контролировать ее деятельность. В сентябре 1833 Ньюмен приступил к изданию Трактатов для нашего времени, 24 из которых он написал сам; эти трактаты дали оксфордскому движению второе название – трактарианское движение. В течение последующих семи лет он был духовным лидером исключительно успешной кампании: организовывал встречи, писал, беседовал с людьми. К нему присоединились Э.Пьюзи и многие другие деятели, объединенные стремлением «католицизировать» Церковь Англии, что вскоре породило оппозиционное движение со стороны протестантов, утверждавших, что трактарианство ведет прямиком в Римени Ньюмен счел эти обвинения абсурдными и в Лекциях о пророческом служении (Lectures on the Prophetical Office, 1837) развил теорию via media («промежуточного пути»), согласно которой Англиканская церковь занимает промежуточное положение между порочными крайностями протестантизма и католицизма. Его Лекции об оправдании (Lectures on Justification, 1838) – образец классического трактата о благодати. Смерть Фруда (1836) была тяжелым ударом для Ньюмена. В Остатках (Remains) Фруда, опубликованных Ньюменом и Кеблом в 1838, он продемонстрировал свое стремление к католическому идеалу святости. В последующие годы Ньюмен обнаружил, что многих из его молодых последователей логика их верований увлекает в направлении Рима. Тогда в 1841 он написал Трактат 90, доказывавший, что 39 статей англиканского вероисповедания не противоречат практически католическому учению. В 1842 он удалился в Литлмор (близ Оксфорда), где 25 сентября 1843 произнес свою последнюю проповедь как англиканин, названную Прощание с друзьями (The Parting of Friends), а через неделю ушел в отставку. В Литлморе он жил как мирянин и вел полумонашескую жизнь в узком кругу друзей. В работе Развитие христианского учение (The Development of Christian Church) он утверждал, что Католическая церковь росла подобно живому организму, в соответствии с определенным планом. 9 октября 1845 Ньюмен стал членом того, что он называл «единой церковью Искупителя». Через несколько месяцев Ньюмен покинул Литлмор, осенью 1846 прибыл в Рим, где поступил студентом в Коллегию ватиканской Конгрегации пропаганды веры. Он уже давно восхищался святой Филиппо Нери (1515–1595), основателем Конгрегации оратории, исполненным радости, ощущавшим нужды времени, не терпевшим фальши, и теперь решил организовать Конгрегацию оратории в Англии. В Оратории, члены которой не приносили монашеских обетов, он мог окружить себя друзьями и открыто высказывать свои мысли. 30 мая 1847 Ньюмен стал католическим священником, и после периода послушания в Риме основал 1 февраля 1848 английскую Ораторию в Меривейле (близ Бирмингема), куда переехал на следующий год. Несколько месяцев спустя он основал ораторианскую общину в Лондоне, однако из Бирмингема не уехал. В Лекциях о трудностях англиканства (Lectures on Anglican Difficulties, I, 1850) он призвал тех, кто еще сохранял верность трактарианскому движению последовать за ним в Рим, т.е. принять католичество. Его блестящие, полные юмора Лекции о современной позиции католиков (Lectures on the Present Position of Catholics, 1851) были ответом на враждебную протестантскую пропаганду, развернувшуюся после восстановления католической иерархии в Англии. Обвинения, брошенные им в Лекциях доктору Акилли, итальянскому монаху, ставшему протестантом и выступившему с лживыми наветами на католиков, привели к иску о клевете. И хотя Ньюмен был приговорен к штрафу, он одержал моральную победу и получил международную поддержку со стороны католиков. Тем временем Ньюмен принял предложение занять пост ректора университета для англоязычных католиков (Католический университет Ирландии), основанного ирландскими епископами в Дублине. В 1852 он прочитал там лекцию об университетском образовании (Идея университета, The Idea of a University), в которой на основе своего опыта пребывания в Оксфордском университете описал либеральное светское образование и его отношение к христианскому идеалу. Несмотря на недостаток студентов и трудности, которые создавал Каллен, архиепископ Дублинский, Ньюмену удалось собрать коллектив преподавателей и 300 студентов, построить университетскую церковь, основать медицинское училище. Однако в 1858 он был вынужден отказаться от своих замыслов, во-первых, из-за нежелания Каллена сотрудничать, а во-вторых, из-за того, что университет постепенно превращался в чисто ирландское учебное заведение. Наконец, в нем нуждалась его ораторианская община в Бирмингеме, а заботу о ней он считал своим главным долгом. Его ожидали дальнейшие разочарования. Кардинал Уайзман обратился к нему с просьбой перевести Библию, но уже после того, как Ньюмен собрал группу помощников, план был неожиданно отменен. Далее, по просьбе епископов он взял на себя руководство авторитетным католическим журналом «Странник» («The Rambler») либерального направления, чтобы вывести его из бедственного положения. И тут же на него поступил донос в Ватикан за о статью О консультировании верующего по вопросам вероучения (On consulting the faithful in matters of doctrine), в которой подчеркивалась важная роль мирян, которые всегда были в центре его внимания. Ради мирян он основал ораторианскую школу, и этот проект оказался весьма удачным. Ньюмен внезапно снова оказался весьма влиятельной фигурой, когда в 1864 подвергся нападкам со стороны Ч.Кингсли как человек, который не верит в «истину ради нее самой». У Ньюмена возник повод для написания «истории его религиозных мнений», Апологии своей жизни (Apologia pro Vita Sua), которая публиковалась раз в две недели летом 1864. Ньюмен снова мог надеяться, что приобрел влияние, и когда его епископ (Аллоторн) пригласил его возглавить католический приход в Оксфорде, он предложил основать там ораторианскую общину. Несмотря на поддержку Аллоторна, все планы Ньюмена, связанные с возвращением в Оксфорд, потерпели неудачу из-за противодействия ультрамонтанских противников «смешанного образования», во главе которых стоял будущий кардинал Маннинг, которого явно не устраивала перспектива присутствия Ньюмена в Оксфорде. Только после смерти Маннинга английские католики смогли получать настоящее высшее образование и беспрепятственно поступать в университеты Оксфорда и Кембриджа. В 1865 Ньюмен написал драматическую поэму Сон Геронтия (The Dream of Gerontius), а в следующем году – Послание к Пьюзи (Letter to Pusey, Difficulties of Anglicans, II). Пьюзи, в своем Ирениконе о единстве церквей, полагал, что крайние взгляды ультрамонтанов – отца Фабера, У.Уорда, Маннинга и других – отражают католическое учение о непогрешимости папы и почитании Пресвятой Девы. В своем Послании Ньюмен останавливается только на второй теме, причем в стиле, который привел в восторг его английских собратьев по католической вере. В 1875 он опубликовал Послание герцогу Норфолкскому (Letter to the Duke of Norfolk, Difficulties of Anglicans, II), в ответ на обвинение Гладстона, будто догмат о папской непогрешимости, провозглашенный на Ватиканском соборе (1870) подрывает лояльность католиков к государству. Послание герцогу Норфолкскому , которое Ньюмен сочинил в 74-летнем возрасте, отличается силой и прекрасным литературным стилем, присущим всем его работам. В Эссе в помощь грамматике согласия (An Essay in Aid of a Grammar of Assent, 1870) он определенно высказался по поводу основания веры и права рядового человека быть уверенным в истинах, в которых он не в состоянии окончательно удостовериться. В этом эссе он поднимает темы, которые уже разбирались в Оксфордских университетских проповедях (Oxford University Sermons, 1843) и касались того, насколько важно прислушиваться к совести для постижения истины. В 1878 оксфордский Тринити-колледж, в котором некогда преподавал Ньюмен, присвоил ему степень почетного преподавателя, а в 1879, по ходатайству английских католиков-мирян, папа Лев XIII сделал его кардиналом. Согласно особой привилегии, ему было позволено остаться в его Оратории в Бирмингеме, для руководства растущей общиной. Английские католики, за немногим исключением, уже давно видели в нем своего лидера, а некатоликам он импонировал своей умеренностью и бесстрашной честностью. Когда он умер (это случилось в Эджбастоне, близ Бирмингема 11 августа 1890 года), в газетах всех направлений его стали прославлять как святого. «Лондон Таймс» писала: «Канонизирует ли его Рим или нет, он будет причислен к лику святых в сознании тысяч верующих людей, к какому бы вероисповеданию они ни относились». Нельзя не упомянуть труды Ньюмена по истории и литературные произведения: Исторические наброски (Historical Sketches, собраны в 1872), Потеря и находка (Loss and Gain, 1848) и Каллиста (Callista, 1855). В 1891 Анна Мозли издала Переписку Дж.Г. Ньюмена (Letters and Correspondence of J.H. Newman), в 1917 бирмингемская Оратория опубликовала Переписку Джона Генри Ньюмена с Джоном Кеблом и другими за 1839–1845 (Correspondence of John Henry Newman with John Keble and Others, 1839–1845). Посмертно изданные работы включают Размышления и молитвы (Meditations and Devotions, 1893) и Автобиографические сочинения (Autobiographical Writings, 1956).
Сочинения: Works, v. 1—37, L., 1868—1881; Essays and sketches, v. 1—3, N. Y., 1948; The letters and diaries, v. 1-18, L.- N. Y., 1961-68; The philosophical notebook of J. -. Newman (in 2 vol.), v. I, N. Y., 1969. Литература: Ward W., The life of Cardinal Newman, v. 1-2, L., 1912; Bouyer L., Newman. Sa vie, sa spiritualitй, P., 1952; Hollis - h., Newman and the modern world. N. Y., 1968.


1801
Ян Вацлав Калливода (чешское имя - Jan Vбclav Kalivoda; немецкое имя - Иоганн Венцель Калливода, Johann Wenzel Kalliwoda)
чешский композитор и скрипач. Родился в Праге. Отец Вильгельма Калливоды. В 1815 г. был среди первых выпускников Пражской консерватории, ученик Фридриха Вильгельма Пиксиса. В 1816—1821 годах играл в оркестре пражского театра. С 1822 года был придворным композитором князей Фюрстенберг и жил преимущественно в их резиденции Донауэшингене (до революции 1848 года). Каливоде принадлежит около 450 сочинений, в том числе шесть симфоний, семь концертов для скрипки с оркестром, три струнных квартета, другие скрипичные и фортепианные пьесы, а также опера «Blanda» (1847). По мнению американского музыковеда Дэвида Гурвица, музыка Каливоды — «своего рода недостающее звено между симфонизмом Бетховена и Шумана». Каливода пользовался значительным авторитетом у современников: молодой Роберт Шуман посвятил ему свои Шесть интермеццо для фортепиано (1832), а Юрайя Корелли Хилл включил Новую увертюру Каливоды, наряду с произведениями Моцарта, Бетховена, Вебера и Гуммеля, в программу самого первого концерта Нью-Йоркского филармонического оркестра 7 декабря 1842 года. Умер в Карлсруэ 3 декабря 1866 года.

1810
Ованнес Мюгентесян
крупнейший армянский издатель и типограф. Родился в Константинополе. В 1839 году он основал в Константинополе армянскую типографию, разработал новые армянские и турецкие шрифты, печатал турецкие денежные знаки. Умер в Константинополе 17 декабря 1891 года.


1815
Жан-Луи-Эрнест Месонье (французское имя - Jean-Louis-Ernest Meissonier)
французский живописец. Родился в Лионе, в бедном семействе в 1815 г. Очень рано выказал любовь и редкую способность к искусству. Явившись 19 лет от роду в Париж, развивал свой талант копированием картин старинных живописцев в Луврской галерее, преимущественно голландских мастеров, и короткое время учился у Л.Конье, но вообще образовался сам, не подвергшись влиянию ни одного из корифеев тогдашней французской живописи. Похоронен в Пуасси (департамент Ивелин), где был мэром с 1846 года. Вначале, чтобы добывать себе средства к жизни, Месонье занимался рисованием иллюстраций к разным книгам, например к Библии, «Всеобщей истории» Боссюэ, «Неистовому Роланду» Ариосто, романам Бернардена де Сен-Пьера, и уже в этих работах выказал легкость, с какой давалась ему композиция, основательное знакомство с натурой и изящную законченность исполнения. Принявшись потом за кисти и краски, стал писать картины в духе старинных голландцев, по большей части незначительного размера, изображающие домашние сцены, преимущественно с фигурами в костюмах прошедшего столетия, и отличающиеся превосходной характеристикой, мастерским рисунком, удивительной тонкостью и, вместе с тем, сочностью кисти, но в которых стремление художника блистать совершенством техники преобладает над идеей и серьезностью содержания.

Одна из первых картин Месонье (писанных чаще всего на дереве) «Игра в шахматы» (1841) сразу выдвинула его из ряда французских живописцев. Продолжая, в последующих картинах брать сюжеты из интимного быта старых времен Франции, довольствуясь попрежнему композициями из одной или из немногих фигур и не пускаясь ни в передачу сильных душевных движений, ни в комизм, он все выше и выше развивал свою технику и благодаря ей приобретал все большую и большую славу. Из его произведений разве только два действительно драматичны: «Брави» (1852), «Поединок» («La Rixe», 1855 в котором, к тому же, фигуры крупнее обыкновенного). Среди прочих, более спокойных бытовых картин Месонье, наиболее замечательны: «Живописец в своей мастерской» (1843); «Игра в пикет»; «Три друга»; «Игра в кегли» (1843, повторение 1865); «Курильщик» (находится в Санкт-Петербурге, в Кушелевской галерее академических художеств); «Воскресный день» (1850); «Лютнист» (1851); «Ожидание»; «Любитель картин»; «Бретер» (1857; в Кушелевской галерее); «Кузнец» (1861); «Всадник перед шинком» (1862) и некоторые др. В 1860-х гг. художник расширил круг своих задач изображением единичных фигур и сцен времён революции, а также баталическими сюжетами, но остался в них при своих прежних качествах и недостатках, как то доказывают, например: «Сцена на баррикадах»; «Большая кавалерийская атака»; «Наполеон III при Сольферино» (1863; в Люксембургской галерее Парижа); очень выразительный «Наполеон в походе 1814 г.»; «Генерад Десе в рейнской армии»; «Моро и начальник его штаба при Гогенлиндене». Иллюстрировал Человеческую комедию Бальзака. Кроме картин Месонье неоднократно выставлял в парижских салонах портреты, в которых однако его талант отражается не особенно ярко. Занимаясь также гравированием, он создал несколько офортов собственной композиции, замечательных по мастерству рисунка и деликатности исполнения. Офорты с его картин известны также в исполнении гравёра Жюля Жакмара. В 1890 предпринял обновление Национального общества изящных искусств, стал его президентом. Умер в Париже 21 февраля 1891 года. После его смерти на этот пост был избран Пюви де Шаванн, вице-президентом — Роден. Пользовался всеобщим почетом, был осыпан всякими отличиями и состоял с 1861 г. членом Французского института. Никогда произведения художников не достигали при их жизни таких громадных цен, за какие продавались картины Месонье, получившего, напр., за «Кавалерийскую атаку» и за «Наполеона I в 1814 г.» по 300 000 франков, а за «Наполеона III при Сольферино» 200 000 франков (впоследствии эта картина была перепродана её первым владельцем за 850 000 франков. Одним из его учеников был Франсуа-Луи Франсэ. Библиография: ЭСБЕ. Статья «Мейссонье Жан-Луи-Эрнест»; J.W. Mollett, «J.-L.-E. Meissoniered bis works» (Лондон, 1881). E.Barroumйt, «Meissonier» (1893); Булгаков Ф., Мейсонье и его произведения, Санкт-Петербург. 1907 (1908 на обложке); Benedite L., Meissonier, P., [1911].


1817
Хосе Соррилья-и-Мораль (Jose Zorrilla y Moral)
испанский поэт. Родился в Вальядолиде. Среднее образование получил в Мадриде, недолго изучал право в университетах Толедо и Вальядолида, затем посвятил себя литературному творчеству. Прочитанная на похоронах М.Х.де Ларры (1809–1837) элегия прославила его. В 1850 уехал во Францию, пятью годами позже – в Мексику, где ему покровительствовал император Максимилиан. Вернувшись в Испанию (1866), бедствовал, в 1883 кортесы назначили ему пенсию. В 1889 стал поэтом-лауреатом Испании. Скончался в Мадриде 23 января 1893 года. Среди его религиозно-назидательных "Легенд" (Leyendas) большим драматизмом отличаются "Доброму судье – наилучший свидетель" (A buen juez mejor testigo, 1838) и "Капитан Монтойя" (El Capitan Montoya, 1839). Историко-легендарным национальным сюжетам посвящены его пьесы "Дон Хуан Тенорио" (Don Juan Tenorio, 1844, на марке изображена сцена из этой пьесы) и формально более совершенная "Предатель, нераскаявшийся грешник и мученик" (Traidor, inconfeso y martir, 1849). Во многих городах Испании и Латинской Америки Дон Хуана представляют каждый год в день Всех Святых.


1820
Рейнхарт Дози (Рейнгарт Дози, нидерландское имя - Reinhart Pieter Anne Dozy)
известный голландский ориенталист и исламовед. Родился в Лейдене. Из семьи французского происхождения, в XVII веке переселившейся в Голландию. Был хранителем собрания восточных рукописей в Лейдене и профессором истории в Лейденском университете (с 1850). Член-корреспондент Санкт-Петербургской Академии наук (1878). Славу знатока арабской истории доставила Дози обширная работа «Dictionnaire dйtaillй des noms des vкtements chez les arabes» (Амстердам, 1845). За этим трудом последовал целый ряд работ, проливающих свет на историю арабов в СЗ Африке и Испании в Средние века: «Scriptorum Arabum loci de Abbacidis» (Лейден, 1813—1863); «History of the Almohades» (Лейден, 1847, 2 издание, 1881); «Geschichte Afrikas und Spaniens» (Лейден, 1848—1852); «Recherches sur l’histoire et la littйrature des Arabes d’Espagne pendant le m. вge» (Лейден, 1849); «Histoire des Musulmans d’Espagne jusqu'а la conquкte de l’Andalousie par les Almoravides» (Лейден, 1861 и 1881); «Het Islamisme» (Гарлем, 1863; франц. перевод Chauvin, Лейден, 1879); «Die Israeliten zu Mekka» (Лейпциг, 1864) и др. Составил вместе с: Гцйе Д. «Edrisi, description de l’Afrique et de l’Espagne, texte arabe, traduction, notes et glossaire» (Лейден, 1866); Энгельманом: «Glossaire des mots espagnoles et portugais, dйrivйs de l’arabe» (Лейден, 1869). Ему же принадлежит «Supplйment aux dictionnaires arabes» (Лейден, 1877—1881). Умер в Лейдене 29 апреля 1883 года. Сочинения: Histoire des musulmans d"Espagne..., t. 1-4, Leyde, 1861, nouv. йd., t. 1-3, Leyde, 1932; Recherches sur l"histoire et la littйrature de l"Espagne pendant le moyen вge, 3 йd., t. 1-2, .-Leyde, 1965; Essai sur l"histoire de l"islamisme, Leyde-., 1879; в русском переводе - Очерк истории ислама, Санкт-Петербург, 1904. Литература: Бартольд В.В., Памяти Р.Дози. 1820-1920, "Известия Российской АН", 1921, серия 6, том 15, страницы 229-244.


1820
Даулеткерей Шигаев (Dauletkerey Shigaev)
Известный казахский народный композитор XIX века, кюйши, акын. Даулеткерей родился на прибрежье Каспия. Отец его султан Шигай Нуралиев умер, когда Даулеткерею исполнилось пять лет, и дальнейшие заботы о его воспитании взял на себя двоюродный брат, султан Мендигирей Букейханов, самый богатый и влиятельный человек в Букеевской орде после хана Джангира. Большое влияние на него оказал кюйши Мусрали - великолепный мастер, научивший Даулеткерея техническим приемам игры на домбре, познакомивший его с богатым народным инструментальным творчеством и подтолкнувший юношу к самостоятельному музицированию. Немаловажное значение в формировании музыканта Даулеткерея сыграло знакомство его с европейской музыкой. В силу принадлежности к султанской среде и родственных отношений с ханом Джангиром Даулеткерею часто приходилось бывать в резиденции хана. При ханском дворе причудливо переплетались восточные нравы и обычаи с нормами этикета европейской знати. Там можно было услышать как пение и игру казахского народного музыканта, так и утонченную французскую речь, перемежаемую с русской, под звуки невиданного европейского инструмента - фортепиано. Даулеткерей знал и русскую народную музыку, русские народные инструменты. Современники утверждают, что к двадцати годам Даулеткерей был отличным домбристом, популярным во всей Букеевской орде, кроме того, он хорошо играл на русской балалайке и имел у себя целую их коллекцию. В начале 1840-х годов были созданы первые кюи Даулеткерея "Кыз Акжелен" и "Кос-алка". Толчком к сочинению этих пьес послужили жизненные впечатления. В одном случае - встреча с искусной домбристкой и очень красивой девушкой по имени Акбала-кыз. Ей и посвящен кюи "Кыз-Акжелен". Это первая попытка Даулеткерея создать в музыке портретную зарисовку. А.В.Затаевич, записавший этот кюй, отметил: "Очень красива и свежа его средняя часть, где на высоком регистре домбры звучит красивая мелодия, как бы интонируемая девичьими голосами". Кюй "Кос-алка" ("Пара серег") представляет собой жанровую картинку, рисующую поэтический образ девушки, в ушах которой серьги нежно позванивают во время ходьбы. Оба кюя представляют собой лирические пьесы, проникнутые светлым, радостным настроением. Но уже в эти годы композитор все больше задумывается над смыслом происходящих событий, и в его творчество вторгаются социальные мотивы. Так появляется кюи "Кара-кожа", в котором Даулеткерей подвергает гневному осуждению одного из правителей орды Караул-ходжу, пользующегося в народе недоброй славой за свою жестокость и корыстолюбие. В сочиненных после "Кос-алка", "Кыз-Акжелен" и "Кара-кожа" кюях он не удовлетворяется изобразительными моментами, а старается глубже передать мир мыслей, настроений, переживаний человека. Даулеткерей много работает, чтобы расширить и обогатить выразительные приемы игры на домбре: смело использует жанры и особенности вокальной музыки, мастерски применяет игру на обеих струнах, добиваясь тембрового разнообразия. Следующие два произведения "Коныр-кюй" и "Кос шек", созданные в период поисков новых средств выразительности, являются новаторскими. Затаевич назвал "Коныр-кюй" элегией и дал следующую характеристику этим двум кюям: "Две пьесы, в содержании своем обобщенные мятущимся и патетическим началом несколько подчеркнутой выразительности, и по характеру своих выспренных мелодических формул как бы переливающиеся за пределы типично казахской инструментальной мелодии и приёмов ее развития. Не объясняется ли это до некоторой степени тем, что автор данных кюев, султан Дав-лет-гирей, по своему положению и образованию мог иметь и, наверное, имел известное представление о музыке, сложившейся в других условиях и другого народа?" Даулеткерей много работал над расширением художественных возможностей домбры. Интересной попыткой по-новому осмыслить традиционные формы домбровой музыки был кюи "Желдерме". По характеру это лирическая пьеса. Песенные интонации, обогатившие содержание домбровой музыки, и гибкие ритмы позволили композитору глужбе раскрыть богатый и изменчивый мир настроений человека, показать красоту и поэтичность. В 1851 году Даулеткерей Шигаев становится правителем рода Серкеш. В 50-е годы он сближается с представителями русской администрации. Особенно дружескими и тесными были его отношения с председателем Временного совета Г.В.Ващенко, который помог Даулеткерею лучше узнать русскую культуру, язык и ввел его в круг русской интеллигенции. Важным событием в его жизни была поездка в Санкт-Петербург осенью 1859 г. Казахская депутация отправилась в столицу России "для ознакомления с могуществом и блеском империи". По дороге в Санкт-Петербург они остановились в Нижнем Новгороде и Москве. Депутация знакомилась с наиболее интересными памятными местами, бывала в музеях, повидала воочию знаменитую Нижегородскую ярмарку, присутствовала на придворных торжествах в Зимнем дворце. И самое главное - гости посещали театральные представления. Особенно интересным в этом отношении было пребывание в Москве, где Даулеткерей познакомился с оперой и смотрел балет в Большом театре. Во время поездки по Центральной России он много раз слышал русские песни, интонации которых ясно ощутимы в целом ряде его произведений. Путешествие в Санкт-Петербург сыграло решающее значение в формировании мировоззрения композитора. Возвратившись домой, Даулеткерей становится горячим сторонником сближения Казахстана с Россией, с ее культурой. В последние три десятилетия жизни замечательного кюйши наступает подлинный расцвет творчества. Это годы зрелости мысли и чувства, когда один за другим появляются кюи, совершенные по мастерству и глубине содержания. Музыкальные впечатления от поездки в Санкт-Петербург нашли творческое претворение в ряде кюев, в которых можно легко проследить отголоски русской бытовой музыки - народной песни, танца и марша. Таковы кюи "Ващенко", посвященный другу, а также "Шолтак" и "Косагалы". Лирическими раздумьями о смысле жизни, о ее быстротечности можно назвать кюи "Топан", "Тундырма", "Байжума". В конце шестидесятых годов произошла встреча Даулеткерея с Курмангазы. Эту встречу двух крупнейших народных музыкальных талантов А.К.Жубанов образно назвал "ярмаркой кюев". Даулеткерей во время встречи играл свой кюй "Булбул" ("Соловей"). Пьеса очень понравилась Курмангазы, он включил ее в свой репертуар и даже сочинил своеобразный парафраз на эту тему. Было бы не совсем точным утверждать, что кюй "Булбул" рисует только образ соловья, беззаботного соловьиного пения. Затаевич отмечал, что главное в этом произведении - изображение красоты южной ночи, образов южной природы. "Пьеса необычайной поэзии и картинности... Какие вспышки темперамента! И какое упоение красотами южной ночи - "соловьиной", без пустого и внешнего звукоподражания! Вещь, насыщенная волнующим содержанием, точно сказка Шехерезады, ожидающая своего Римского-Корсакова... она отражает душевные переживания затерянного в необъятной степи народного творца-музыканта!". Играя друг другу, Курмангазы и Даулеткерей много позаимствовали друг от друга. Затаевич писал: "Думаю, что всякий музыкант, ознакомившись с этой удивительной пьесой, должен будет признать, что в настоящем случае скромной домбре поручена и в ее ограниченные средства уложена музыка совершенно исключительной глубины, пафоса и значительности..." Кюй "Жигер" создан в годы тяжелого душевного кризиса. Смерть близкого друга и родственника Мухамеда Салиха Бабаджанова, окончательный разрыв со своим классом, бедность, в которую Даулеткерей впал в последние годы жизни, тяжелое положение народа, которому композитор стремился помочь своим гуманным правлением, и в то же время, отчужденность простого народа, видевшего в Даулеткерее представителя правящей верхушки - все это вызывало у композитора чувство горечи и трагического разлада с действительностью. В результате всех этих сложных переживаний, чувствований и раздумий рождалось трагическое мироощущение, вылившееся в художественно-образную форму кюя "Жигер" - произведения громадной трагедийной силы и взволнованности, передавшего передавшего тревожный дух своего времени. Даулеткерей умер между 21 апреля и 4 мая 1887 года. Он оставил значительное музыкальное наследие, повлиявшее на дальнейшее развитие народной инструментальной музыки в Казахстане.