«Да будет известно здесь присутствующим, как всем вместе, так и каждому в отдельности, что некоторые из армянского народа, а именно преподобный Кшиштоф Kалуст, священник этого обряда, и достойный Мурат Якубович, пришли в мой город из турецкой земли, и сюда свою торговлю и ремесла вознамерились принести, и передо мной это вы– сказали [...] Чтобы город, мною основанный, начал скорее процветать, купечеством и торговлей богатея, я с удовольствием постановил, чтобы они сами и их потомки были удостоены всех прав и свобод, которые с согласия Королевского Величества и с моего согласия этому городу были предоставлены. [...] Когда же вышеупомянутые лица просили о свободе религии и проведении богослужений [...] тогда, как только они соберутся на месте, которое я назначу для их проживания, также церковь позволю возвести, где им позволено будет исповедовать свою религию [...]»

Привилей Яна Замойского, данный в Бэлзе 30 апреля 1585 года.

*

Воодушевленные теплым приемом и привилеями, многие армяне начали прибывать в созданный город, способствуя его расцвету, согласно желанию канцлера Яна Замойского. Расселялись они в северо-восточной стороне площади, воздвигая в первой половине семнадцатого века дома с аркадами вдоль улицы, следующей от ратуши на восток. Два века их присутствия в Замостье оставили неизгладимый след в культурной и интеллектуальной жизни города, где армяне составляли значительную часть населения. Даже в 1678 году, во время обеднения и медленной миграции, их насчитывалось около 15% жителей.
Развитие армянской общины обеспечивали упомянутые права и привилеи. Большое значение имел королевский привилей, который давал Мурату Якубовичу эксклюзивное право на производство и продажу сафьянов и «турецких» ковров в Польше в течение 20 лет.

Такая широкая монополия на производство и торговлю товарами, пользующимися спросом на рынке, показывает, что здесь планировалось создание первого в Короне (в Королевстве Польском. – Прим. ред.) производства массовой продукции, не только для местных нужд, но и с целью экcпорта. Однако предпринятая в Замостье попытка развития и централизации этого типа ремесла к тому времени была уже запоздалой. Ухудшение экономической ситуации и кризис, вызванный денежной девальвацией в 1591 году, а также чума, которая разразилась в Замостье в следующем году, стали причиной того, что ремесленники начали покидать город. Сыграло свою роль также изменение моды, в результате чего уменьшился спрос на сафьяновые изделия. О замойских сафьянах мы знаем только то, что они не уступали по качеству турецким (здесь и далее слово «турецкий» означает «произведенный в Османской империи». – Прим. ред.) и по сравнению с ними были определенно дешевле.
Еще одной областью художественного ремесленного производства, которым занимались армяне в Замостье, было ковроткачество. Согласно привилею короля Стефана Батория организатором такого производства в городе также был упомянутый Мурат Якубович.


Ковры, изготовленные из шерсти и украшенные по бордюру гербами польской знати, Тадеуш Маньковский связал с замойской продукцией преемников Мурата Якубовича. Этот тезис, однако, не находит подтверждения в источниках, хотя в его пользу говорит активное разведение овец на территории замойской ординации и других имений Яна Замойского, а также признанное за городом право иметь склад шерсти. Описи коллекций Музейной Галереи Ординации Замойской в Варшаве не дают ясного ответа на вопрос о сохранении экземпляров ковров Замостья в ординаторском дворце. Названные в кадастрах персидскими, турецкими и туркменскими ковры в значительном количестве были вновь собраны Станиславом Косткой Замойским, а также куплены Маурицием Замойским в 1906-1930 годах. В этих собраниях находились также шляхетские пояса восемнадцатого века, в т.ч. и произведенные на мануфактурах, созданных в 1788-1789 годах в Варшаве и Липкове армянином Пасхалисом Якубовичем. На выставке (имеется в виду выставка, приуроченная к международной научной конференции в апреле 2010 года. – Прим. ред.) представлены два пояса этой коллекции, находящиеся в настоящее время в фондах Замойского музея.
Разведение овец в промышленном масштабе позволяло получать не только шерсть, но и сырье для других тканей, которые должен был изготавливать Мурат Якубович. Нам неизвестно, каков был масштаб производства этих товаров в Замостье. Их производителей должно было быть немного. В семнадцатом веке они входили в состав гильдии сапожников, так и не создав сообщества, представляющего их собственные интересы.


О малом масштабе местного производства в этой области свидетельствует документ Яна Замойского 1590 года, освобождающий от оплаты так называемого «sztychowego» (один из видов налога. – Прим. ред.) и обязательства показа в гильдии сапожников «изделий турецких и итальянских из сафьяна, меха, кордована». В конце семнадцатого века производством изделий из кожи занимался из армян только скорняк Аранд Аксентович. Однако нам неизвестно, какого рода продукцию он производил.
Кроме производства сафьяна, кордована и ковров, армяне занимались также вышивкой. У нас нет информации о существовании этого ремесла в Замостье. Ближайшими городами, где оно получило развитие, были Люблин и Львов. В то же время в Замостье сохранился образец продукции армянских мастерских. Это риза (фото стр. 23), согласно преданию принадлежавшая армянской церкви в Замостье, в настоящее время хранится в собрании городского Кафедрального музея. Она была сделана из турецкой ткани начала семнадцатого века. На ткани из шелкового бархата нашитаспереди и сзади полосами канва, вышитая повторяющимися мотивами розеток с плодами граната, заключенными в акантовый венок, и наложенных крестов, имеющих пальметтовые ответвления.

Существование в Замостье ювелирного ремесла подтверждают документальные источники. Уже в 1591 году среди владельцев земельной собственности указаны два армянских ювелира: Якуб и Станислав. Станислав Абрахамович был зятем архитектора Бернардо Морандо и выполнял работы для замойского двора. Если считать третьего из перечисленных ремесленников, по имени Кшиштоф, тем самым армянином Кшиштофом, который около 1603 года был владельцем дома в восточной части рыночной площади, можно предположить, что ювелирное мастерство в Замостье на рубеже шестнадцатого и семнадцатого веков было сосредоточено исключительно в руках армян. Возможно, с армянскими ювелирными мастерскими связан цилиндрический реликварий для каемки одежды Пресвятой Девы Марии из шлифованного горного хрусталя в золотой оправе. Согласно Ежи Ковальчику на это указывает мавританский орнамент на ножке, выполненный в технике ниелло (по-русски эта техника называется «чернь». – Прим. ред.), которой свободно владели армянские ювелиры. Во второй половине семнадцатого века встречаем записи об армянском ювелире по фамилии Ятулович, однако нам ничего неизвестно о его работах.
У нас нет подтверждения существования в Замостье конвисарских (конвисаром называли ремесленника, занимавшегося отливкой предметов из олова. – Прим. ред.) мастерских.

В организованном в 1590 году первом цехе (гильдии), объединяющем слесарей и родственные профессии, конвисары не были упомянуты. Привилей для этой профессии появился только в новом уставе, изданном для гильдии слесарей, после того как из нее в 1619 году были выделены кузнецы. Однако мы не знаем, насколько широко эта профессия была представлена в Замостье. Согласно обработанному Казимиром Ковальчиком перечню ремесел по работе с металлом в период 1591-1821 годов два конвисара упомянуты только в 1709-1715 годах.

Таким образом, находящийся в коллекции Замойского музея небольшой котел для приготовления пищи шестнадцатого века, украшенный у краев фризом из пальметтовых аркад с ярко выраженными армянскими чертами, необходимо рассматривать вслед за авторами краковского каталога как вещь, импортированную, возможно, из Львова.
Другой областью искусства, в которой великолепно проявили себя армянские художники, была миниатюра. Здесь наиболее полно, за исключением, возможно, ткачества ковров, нашли отражение восточные влияния. Иллюстрированные рукописи создавались также в замойских скрипториях.
Одним из писцов, работавших во Львове и Замостье, был Акоп из Tоката. Следы влияния армянских миниатюр мы находим в декоре замойской настенной живописи.

В одном из домов на северной стороне площади, построенном в 1632-1634 годах армянским купцом Габриэлем Бартошевичем, под полихромным фризом восемнадцатого века уцелели фрагменты старинных фресок, созданных под влиянием армянского декоративного искусства. В южной части комнаты второго этажа, во фризе над окнами, разделенными колонной, сохранился фрагмент фигуры Христа Пантократора. Она была написана по византийскому образцу и окружена тонкой, фрагментарно сохранившейся растительной ветвью. В правом углу окна над колонной среди элементов виноградной лозы художник изобразил птицу с длинным хвостом (фазана?), клюющую, вероятно, гроздь (стр. 24). Мотив виноградной лозы и грозди также повторяется во фризе на антаблементе (на западной стене сохранился единственный фрагмент, виднеющийся из-под реконструированной барочной росписи восемнадцатого века). Изысканный рисунок растительной ветви и другие мотивы отражают определенное влияние искусства армянской миниатюры и наверняка принадлежат кисти армянского художника.
У нас нет точной информации о деятельности в этот период в Замостье армянских художников. В середине семнадцатого века придворным художником Яна Замойского «Sobiepana» был Войцех Мантукович, чья фамилия может говорить об армянском происхождении. Нам неизвестно, однако, к какой области искусства относились выполненные им работы.


Особое внимание следует уделить лепнине, которая украшает интерьеры и фасады армянских домов. Богатство растительных, животных и геометрических форм указывает на различные источники вдохновения. Умело вплетенные в композиции мотивы из репертуара форм итальянского ренессанса, нидерландского маньеризма и барокко, соединенные с орнаментом в восточной традиции, создавали особый стиль украшения фасада. Архитектуре замойских зданий исследователи посвятили много внимания. Акцентируя его прежде всего на истории отдельных этапов строительства и пространственном решении, они уделяли гораздо меньше места анализу декора. Поэтому стоит присмотреться к формам орнамента, украшающего армянские дома, с точки зрения их происхождения.
Самый обширный и ранний из сохранившихся вариантов декора принадлежит уже упомянутому дому армянского купца Габриэля Бартошевича. В настоящее время дом венчает аттик чисто ренессансной формы, который немного контрастирует с характером декора фасада, сохранившего оригинальные детали. Вертикальный ритм здания определяют оконные проемы. Каменные обрамления окон второго этажа, украшенные по краям классическим мотивом ионического киматия (киматий – декорировка изогнутой поверхности карниза стилизованными элементами, образующими непрерывный орнаментальный ряд. – Прим.ред.), оформлены пилястрами, фуст которых слегка заужен книзу и украшен по всей поверхности характерным для позднего Ренессанса орнаментом в виде ряда плоских кружков, выступающих один из-под другого. Эти стилизованные пилястры появляются на подоконном фризе второго этажа и повторяются также в цоколе аттика, в котором в восемнадцатом веке после надстройки очередного этажа были пробиты оконные проемы. Поля между пилястрами имеют декоративные мотивы различного происхождения. Пространства под окнами украшают крылатые головы ангелов с подвешенными на концах крыльев свободно спадающими платками. Головы ангелов с подвешенными на концах крыльев ламбрекенами (декоративная драпировка верхней части проема в виде короткой горизонтальной занавески, может иметь дополнительные декоративные элементы в виде кистей, воланов, ритмически расположенных вырезов, например, зубцов. – Прим. ред.) заполняют центральную часть надоконного фриза. Другая плакетка с крылатой ангельской головой украшает боковые поверхности оконного проема (плакетки – небольшие пластинки с рельефными изображениями, выполненными из различного материала. – Прим. ред.). Плакетки этого типа, отлитые в деревянных формах, являются одним из наиболее характерных примеров декоративных форм так называемого Люблинского Ренессанса, представленных, в частности, в работах замойского каменщика Яна Вольфа. Крылатые головы ангелов не чужды и армянскому искусству. Мы встречаем их, например, в украшении портала старейшей армянской святыни, фундамент которой относят к началу четвертого века, в то время как само строение было возведено в период с четвертого по седьмой век. Это Кафедральный собор в Эчмиадзине, резиденция армянского патриарха (в действительности ангелы на колокольне Эчмиадзина относятся к XVII веку. – Прим. ред.). Удивительно близки к орнаменталистике Замостья и другие декоративные мотивы собора, особенно симметричный изысканный мотив розеток и растительной ветви с цветами, похожими на колокольчики. Подобный же орнамент, дополненный мотивом виноградной кисти, заполняет панели подоконного фриза дома в Замостье и стволы внутренних межоконных колонн. Эти античного вида украшения сочетаются в других декоративных частях фасада с фантастическими мотивами. Среди стилизованных элементов растительности, заполняющей поля древней стены аттика и переходящей на концах в фигуры горгульи, затаился ползущий дракон. Углы стен украшают два льва, стоящих на задних лапах. Античные и фантастические темы не соединены друг с другом, но выступают отдельно, подобно тому как это выполнено в архитектурном декоре армянских храмов. Влияние армянского орнамента Эчмиадзина на архитектурное украшение Замостья не случайно. Имеются подтверждения контактов с этим культурным и религиозным центром Армении. В 1625 году, во время церемонии закладки первого камня под строительство церкви, в Замостье приезжал представитель армянского патриарха из Эчмиадзина, католикос Мелхиседек (он был соправителем католикоса и к этому времени уже не имел в Эчмиадзине реальной власти. – Прим. ред.) в сопровождении епископов Мартина и Элиаша. Частыми были также поездки в Эчмиадзин армян Львова и Замостья. Эти контакты свидетельствуют о знании форм армянской архитектуры и ее деталей, о возможности проникновения их в местную архитектуру.
Характер богатого украшенного фасада дома Бартошевича и других зданий, принадлежавших армянам, повлиял на украшение фасадов польских домов. Прекрасным примером таких взаимосвязей является угловой дом северной стороны (Рыночной площади. – Прим. ред.), перестроенный замойским советником Яном Вильчеком в 70-х годах семнадцатого века. Наряду с декоративными формами в сти– листике маньеризма и барокко он использовал и некоторые декоративные элементы, присутствующие в армянских домах.

В доме Бартошевича мы находим богатый набор армянских мотивов. В соседнем здании, построенном между 1632 и 1657 годами, набор декоративных форм скромнее. В украшении его фасада отказались от вертикальных членений, введя два непрерывных декоративных фриза. Подоконный фриз состоит из мотивов геометрического плетения, в то время как фриз, состоящий из различных последовательностей симметрично составленных растительных форм, иногда в сочетании с геометрическими элементами и розетками в виде звезд, украшает основание старинной стены аттика. Привлекает внимание расположенная в его центре стилизованная супружеская пара. Размещенные на пьедесталах фигуры мужчины и женщины с волютами ионических колонн на головах подпирают венчающий карниз. Поле между этими опорами заполнено растительным орнаментом, подобным орнаменту в нижней части фасада.
Дом Солтана Сахвеловича, построенный между 1642-1657 годами, украшен орнаментом в стиле раннего барокко. Форма декора становится более выпуклой. Элементы акантовой растительной ветви, свисающие из расположенного в центре вазона, наводят на мысль об украшениях декоративного фриза коллегиаты Замостья. Окончания листьев украшают шишки, напоминающие голландские раковины. Этот фриз нельзя сравнивать с армянскимрастительным плетением, как подсказывает Мирослава Закревска-Дубасова, потому что он целиком относится к репертуару новых декоративных форм искусства того времени. То же самое касается и раковин над окнами, а также покрытых листьями связок фруктов на маньеристическом картуше.
Пространство картуша украшают также мотивы армянского происхождения. Это введенные в центр композиции армянские буквы в форме связанной монограммы, которая сопровождается латинскими инициалами имени и фамилии владельца (S S). Однако армянские мотивы присутствуют здесь реже. Только непосредственно лежащая на надоконном карнизе растительная ветвь, которая вырастает из фантастических, обращенных друг к другу, головок птиц или драконов, и «вихревые» розетки, обрамляющие фриз под карнизом, указывают на влияние армянского орнамента. Геометрические розетки относятся к постоянному репертуару форм, украшающих потолочные балки армянских домов. Наиболее декорированные и разнообразные сохранились в интерьере дома Бартошевича. Альков второго этажа украшает оригинальный антаблемент со следами полихромии. Все балки имеют профилированные края, а центральная балка оформлена тремя вырезанными розетками (стр. 30 верхнее фото). Средняя из них имеет сетку геометрических мотивов, а боковые – радиально расположенные серповидные элементы, создающие впечатление вращения. Пространства на стенах между балками заполняют панели, украшенные мотивами луков в виде «ослиного хребта». Балки первого и второго этажей задних комнат этого дома украшены розетками в виде регулярного шестилистного цветочного мотива, в котором пространство между лепестками заполняют треугольники. Эти розетки вырезаны чаще всего вогнутыми (дом Бартошевича), а в домах более позднего периода – выпуклыми, где деревянные детали относятся к 1672-1673 гг.. Часто встречается также мотив розетки, заполненной радиально расположенными серповидными элементами, которые в одном случае вырезаны углубленно (балки в доме Бартошевича), в другом – выпукло, напоминая технику чеканки (детали дома № 30). Иногда появляются также украшения в виде простой радиальной розетки и розетки, заполненной повторяющимися ромбоидальными мотивами (балки из коллекции Замойского музея). Похожая балка есть в коллекции Исторического музея во Львове.

Анализируя армянское искусство в Замостье, отдельное внимание следует уделить церкви, которая, согласно приведенной цитате из привилея канцлера, была построена в 1625-1644 годах. Это строение было предметом внимательного исследования Ежи Ковальчика, Мацея Павлицкого, Даниэля Прухняка. Последний из них доказал постепенный от-ход от элементов, характерных для армянской архитектуры, в пользу местных традиций. К типичным элементам этой архитектуры Прухняк относит крыши, покрывающие купола и башню замойской церкви, а также украшения фасада между пилястрами, «где использованы узкие, тонкие панели, закрепленные маленькими колоннами и архивольтом» (архивольт – декоративное обрамление арочного проема. – Прим. ред.). Другие элементы здания автор цитаты определяет как специфические черты армянской архитектуры Речи Посполитой. Сохранившиеся документальные источники не позволяют нам определить характер архитектурных деталей внутри и снаружи постройки. На их существование четко указывают схематически отмеченные капители узких междуоконных пилястр и пресвитерия, обрамления входного портала и другие детали фасада. У нас также нет информации об элементах внутренней отделки, которую украшали иконы, расположенные в резных алтарях. Некоторые сведения о внутреннем убранстве храма содержит инвентарь 1749 года, подготовленный по случаю посещения станиславовского официала (официал – уполномоченный представитель епископа в судебных делах. – Прим. перев.) ксендза Якуба Мангусевича. В этом инвентаре имелись упоминания об алтарях и иконах. В главном алтаре находился образ Богоматери Благодатной «в бархатном платье и с золочеными коронами». В боковых алтарях были изображения Христа Распятого, Преображения Господня, Св. Григория Просветителя, Св. Андрея, Св. Анны, Св. Онуфрия и Св. Каетана (стр. 33). Все церковные украшения были проданы на аукционе в 1795 году.
Два боковых алтаря и чудотворную икону святого Каетана купил викарий коллегиального костела (так называется костел, не являющийся кафедральным, при котором находится собрание каноников, т.е. коллегиальный капитул, предназначенный также для молитвы коллегиума священников. Духовенство коллегиального костела, в отличие от других священников данного города, отличается наличием почетных привилегий. – Прим. ред.) ксендз Каетан Дербедрошевич для убранства строящейся церкви Св. Екатерины в люблинском предместье.

Образ Св. Каетана был увеличен в нижней части, чтобы вписать его в новый алтарь. После того как церковь Св. Екатерины была разобрана в 1810 году, судьба иконы остается неизвестной. Сохранилось только иконографическая копия в виде гравюры Яна Масиевского второй половины восемнадцатого века. Что случилось с остальными иконами? Икона Богоматери Благодатной, предположительно располагавшаяся в главном алтаре, была перенесена в Щебжешин.
Армянское происхождение приписывается и образу Мадонны с Младенцем, который находится в боковом алтаре бывшего францисканского костела в Щебжешине. Анализируя эту работу, Петр Красны предположил ее львовское происхождение, о чем свидетельствует применение техники светотени. Картина выдержана в теплых коричневых тонах.
Предметы внутреннего убранства армянской церкви, которая была, как отмечал Мечислав Потоцкий, «одной из самых богатых, не только своим убранством, но также утварью и дорогостоящими церковными сосудами, среди которых, как утверждается, сохранялись некоторые привезенные из Армении», были полностью рассеяны. Вполне вероятно, что часть предметов перешла к католическим костелам, как это было в случае с упомянутыми иконами, алтарями или богато украшенной ризой, сохраненной в коллегиальном костеле. Это случилось при содействии духовных лиц армянского происхождения, которые полонизовались, получив самые высокие звания в Римско-католической Церкви. Среди них был Якуб Аракелович, сын Захарии Аракеловича из Язловца, который женился в Замостье на дочери ювелира Анне Ятулович. Принадлежа к армянской знати, Захарий неоднократно исполнял обязанности войта и присяжного заседателя армянской общины. Якуб Аракелович (умер в 1739 г.) был профессором Замойской Академии и католическим священником. Он занимал должность каноника в Пшемысле и в конце своей жизни был удостоен высокой чести быть инфулатом (так называют римско-католического священника, получившего в качестве награды за ревностную службу право носить во время богослужения инфулу-митру. – Прим. ред.) замойским. Его собранию принадлежат два серебряных реликвария, хранящиеся в кафедральном соборе Замостья: один предназначен для частицы Древа Святого Креста, другой – для шипа из венца Христова.
Уже упоминавшийся ксендз Каетан Дербедрошевич (умер в 1828 г.), вероятно, потомок знатного армянина Габриэля Дербедрошевича, был коллегиальным викарием, обслуживавшим филиальный костел (костел, входящий в состав данного прихода, но не являющийся его главным, т.е. приходским костелом. – Прим. ред.) Святой Екатерины. Это он начал в 1772 году ремонт ветшающего деревянного костела, а затем внес значительный вклад в строительство в 1793-1795 годах каменного костела, который частично был украшен предметами из армянской церкви...

*
перевод с польского Юлии Галиновской.