Лидия Сергеевна Пушкарева родилась в рубашке. Её происхождение в Советском Союзе могло одарить внучку белогвардейца Пушкарева, приближенного Колчака, знатного, рослого офицера, судимостью, лагерями, туберкулезом и жалкой работой в лучшем случае уборщицы на железнодорожной станции, в худшем дворничихи на городских окраинах.
Но все сложилось не так, как могло бы, и за это Лидия Сергеевна благодарила Господа Бога. Когда в девятнадцатом году отца убили, ее мать, жена белогвардейца сменила фамилию и добровольно покинула ставший родным Омск. Образование Натальи Петровны вполне позволяло ей работать учителем, и, покинув давно обжитые русскими края, она, с ребенком на руках, оставив за спиной ставший в одночасье бесполезным ворох старых связей и былых «полезных» знакомств, уехала к черту на кулички, в Минусинский район самого просторного во всей огромной современной России Красноярского края.
Первые лет пять жили в доме Мартьянова в Минусинске, среди коллекций бежавшего из страны ученого. Школа находилась рядом с этим самым богатым зданием заштатного городка, ставшим впоследствии административным. Мать часто плакала, но судьба дочки не давала ей сдаться, ребенка надо было как-то «поднимать», дать дочке образование – вот её единственная цель в новой жизни. Остальное Наталью Петровну мало волновало.
Учиться Лида отправилась в Красноярск, где получила профессию стенографистки. Другого образования в Краевом центре не было, хоть и знала девушка Лида из Минусинска два языка – немецкий и французский, на котором изъяснялась, пожалуй, лучше многих красноярских ученых, отдавших все свои силы «великой победе».
В 1942 году Лида устроилась работать в одном из переехавших в столицу Края заводов, где для нужд фронта производились пулеметные ленты, снаряды. Так и сложилось, что всю свою жизнь она, читавшая без проблем французские вставки из «Войны и Мира» проработала на конвейере, её новым домом уже в Абакане – столице автономной области – стал молокозавод, где проявились качества ее прабабушки по материнской линии – широкая кость и крестьянская сила, которые были как раз к месту. Лида сильно перерабатывала, мыла танки, работала оператором и даже сантехником, была ударницей производства, за это получала хорошие деньги, а после знаменитого наводнения шестьдесят девятого года получила однокомнатную квартиру, в которой и поселилась вместе с матерью, жившей еще со стародавних времен в частном доме по Красноярской.
После смерти матери в восемьдесят третьем году Лидия решила, что жизнь ее удалась, хоть в ней не было ни достойного мужчины, ни детей. Жить стало прекрасно, и сильная женщина Лидия Петровна Иванова (в душе Пушкарева) дочка зверски убитого белой сволотой красного офицера (а на самом деле белогвардейца, сына самарского кулака Пушкарева, заживо сгнившего в тридцать седьмом году где-то в норильлаге) вышла на пенсию, приобрела новенький, но по-советски неуклюжий и громоздкий, телевизор «Рубин» и стала вести отстраненный от трудов старческий образ жизни, в котором особое место отдавалось иностранным книгам, программе «Время» и ежедневным заседаниям на лавочке возле дома.
Обесценивание денег, ваучерную систему и дефолт Лидия Сергеевна пережила без особенных проблем – ее трудовой пенсии, одарившей женщину грубыми морщинами, ломотой в суставах и варикозным расширением вен, хватило, чтобы выжить. Ельцинская эпоха, как в диафильме во время ускоренной перемотки, сменилась воцарением Путина, арестом Ходорковского и телевизионным застоем, впрочем, Лидия Сергеевна всему многообразию развлекательных телеканалов предпочитала «Культуру», где «Лебединое Озеро» сменялось стихами Осипа Мандельштама и Анны Ахматовой, сборник которых она еще будучи неопытным оператором носила в своей сумочки, как талисман или оберег.
В 2006 году у Лидии Сергеевны случилась беда. Происшествие, для дочери белогвардейца, часами эстетствующей и любившей красоту старинных вещей, невероятное, и совершенно обыденное для техника молокозавода – такое странное сочетание ютилось в сложном её характере, но при этом нисколько не мешало жить, напротив – позволяло рассматривать вещи под разными углами, нестандартно мыслить и добиваться своего, наперекор всем мыслимым и немыслимым преградам. Унитаз, прибор гигиены, потек, и как ни старалась старушка заложить течь тряпьем и газетами – жить с пробитым клозетом было ой как неудобно – запах, постоянная уборка угнетали душу ударницы соц.труда и не давали докончить первый том «Тихого Дона». Без колебаний, на третий день туалетной эпопеи, Лидия Сергеевна смирилась с необходимостью вызова пьяного в дупель сантехника, набрала номер четвертого ЖЭКа и стала ожидать прихода спасителя.
Пятый день ожидания был озарен радостью прихода чуть помятого, но при костюмчике, Михаила Тугодумова. От Михаила слегка попахивало тройным одеколоном и водкой, волосы его были слегка взъерошены, складки лица выказывали отравление и нежелание продуктивно трудиться на благо сортира многоуважаемой Лидии Сергеевны Ивановой.
- Здравствуйте, - начала разговор с поддатым служителем колена и смесителя хозяйка, - проходите.
Михаил, слегка пошатываясь, скинул со своих ног кроссовки «Адидас», обнажив самую соль нелегкого сантехнического труда, очевидно, не позволявшего носить всегда свежие носки или элементарно заправлять в обувь пластинку для поглощения неприятных запахов. Оторопевшая было от неожиданной вони старушка, не растерялась и предложила Тугодумову одеть тапки. Михаил послушно накинул хлипкие стоптанные бесформенные сланцы, прорванные и расцарапанные котом Мурзиком, обитавшим тут с десятой годовщины смерти Натальи Петровны. Знаком Лидия Сергеевна указала на дверь, за которой находилась святая святых каждой благоустроенной квартиры – «сортир», «толчок», «туалет»… Тугодумов молча включил свет, зашел в малую комнату, закрыв за собой дверь и принялся обильно блевать.
Лидия Сергеевна явно не ожидала такого поворота событий, мало того, что пришел после пьянки, «бухой», так еще в её, советской труженицы с богатым прошлым, сортире заблюет все и вся. Звонок начальнику участка четвертого ЖЭКа был сделан без промедления, хриплым голосом начальник рассказал что-то невнятное о свадьбе своего ключевого сотрудника, который хоть и молод, но имеет, несмотря на юные годы, массу достоинств, скрытых под серой оболочкой неприглядной внешности. Поняв, что дело – труба начальник согласился с доводами недовольной клиентки и пообещал приехать и разобраться в течение часа.
Через два часа дверь в туалет выломали. Тугодумова, со словами «извините, у парня свадьба вчера была, а у вас тут дужка течет, просто дужка, купите ее на рынке, Михаил придет и все починит», начальник участка и еще один сантехник вытащили из сломанного унитаза и вдвоем вынесли из квартиры остолбеневшей от полученного морального шока старушки.
С этого дня жизнь Лидии Сергеевны изменилась коренным образом. Она стала регулярно выписывать городскую газету и писать туда письма с жалобами на плохое обслуживание коммунальных организаций, хреновые дороги, неудачно теплую аномальную погоду и даже замененная дужка унитаза, которую Лидия купила в одном из местных магазинов, и Михаил, через четыре дня после печального инцидента, установил, не смогла повлиять на перемену, случившуюся с советской труженицей с мутным происхождением и ненастоящей фамилией. Острый приступ либерастии замутил сознание одинокой старушки, нашедшей неожиданно для себя отдушину в охаивании всего на свете, новый Иерусалим, свет в конце тоннеля, святой Грааль и кубок огня – все в одном. Либерастия, ненавистная Тугодумову, ходила за ним по пятам, а он пьяный, лежа на диване дома у своей жены Веты, даже не подозревал, что сам является источником той заразы, с которой вот уже пять лет борется в перерывах между работой и пьянкой посредством загаживания сетевых форумов.
Вложение: 3557903_11111.wav
